Текст книги "Безжалостный (СИ)"

Автор книги: Алексей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 35

Перед рассветом Ирграм очнулся. И лежал минуту, хватая ртом воздух, который вдруг сделался тяжелым. Этот воздух не желал проникать в легкие, но Ирграм умудрился сделать вдох.

Всего один.

Но сразу стало легче.

Он сел. Огляделся. Выдохнул.

Конечно. Это не его покои. Просто клетушка при храме. Соломенный матрас, столь тонкий, что сквозь него чувствовалась каждая выбоина на каменном ложе. Тончайшее одеяло.

Холод.

Пол тоже холодный. И как никогда сильно ощущение, что он, Ирграм, находится глубоко под землей. Он сглотнул слюну, которой стало вдруг как-то слишком много. И рот вновь наполнился ею. Слюна выбралась, потекла по губам, подбородку, и маг раздраженно вытер её мятым рукавом.

Пощупал шею, убеждаясь, что петли нет.

Привиделось.

Он выдохнул и прислонился к камню тяжелой головой. В животе вдруг появился ледяной ком. Ужас сковал тело. Что он натворил? И простится ли это, невольное предательство?

И хватит ли у него сил просить прощения?

Поздно уже.

Ирграм вернулся на ложе. Лег. Вытянулся. Закрыл глаза. Или стоит взглянуть на все иначе? Он ведь маг. И сила осталась при нем. А еще шанс, о котором он, прежний, не смел и мечтать. Свобода? Никто не свободен.

– Вы не спите, – раздался тихий голос и следом окружавшую Ирграма тьму разогнал огонек свечи. – Простите, если вы хотите спать, я уйду.

– Нет, – Ирграм с облегчением отодвинул все мысли прочь. – Я не хочу спать.

– Мне тоже показалось, что сон ваш будет недолгим.

Уже знакомый жрец сидел на полу. На голом каменном полу. И облачен он был лишь в узкую набедренную повязку. Свет свечи отражался от темной коже, словно та была гладкой, что зеркало. Левое предплечье и часть груди украшали шрамы. Мелкие, аккуратные, они были созданы кем-то, кто знал свое дело. Шрамы складывались в узор, но смысл его ускользал от Ирграма.

– Пора идти? – уточнил он, садясь.

Подумалось, что говорить так, возвышаясь над собеседником, не слишком удобно. Но и садиться на холодный пол желания не было.

– Нет. Караван будет готов на рассвете. Для всех вы отправитесь встречать вашу госпожу.

Логично.

Только от самой мысли об этой встрече становилось дурно.

– С вами отправятся два десятка воинов. Охрана, – жрец смотрел прямо, и глаза его были черны, что бездна. – Мы не можем допустить, чтобы с нашими дорогими гостями что-то случилось.

Конечно. Его не оставят без присмотра.

– Мешеки, – он снова сглотнул слюну, которая все текла изо рта. – Будут привлекать ненужное внимание.

– Из мешеков с вами отправлюсь я, – жрец поставил свечу на пол, и теперь Ирграм видел лишь его гладкие жилистые ноги, тоже покрытые узорами шрамов. – Прочие воины будут иметь вид привычный глазу тех людей, что живут вовне.

– А вы воин?

Не тот вопрос.

Неправильный. Но жрец склоняет голову. Ирграм скорее ощущает это движение, чем видит его.

– В том числе. Боги были ко мне благосклонны, – он коснулся раскрытой ладонью груди.

– Это хорошо.

Наверное. Если не люди, то боги. Местные боги, взгляд которых освободил Ирграма. Правда, лишь затем, чтобы один поводок другим сменился.

Но тут уже не боги виноваты.

– Мы пройдем путем каравана, – продолжил жрец.

– Кого из людей могу взять я?

– Кого захотите. Кроме целителя. Император не отпустит его.

Ни сейчас, ни после.

– И куда мы направимся?

Об этом Ирграму так и не сказали. Не верили, несмотря на клятву? Правильно. Он бы тоже не верил. Верить вообще сложно.

– Тот, кто видит, указал путь, – и на полу рядом со свечей появилась карта. Она была копией той, что Ирграм видел на стене, и копией весьма удивительного качества, правда, уместилась на ней лишь малая часть той, исходной, карты. – Здесь.

Палец жреца ткнулся в извилистую речушку.

– Здесь она покинула земли Цапли.

– Можно взглянуть? – ему все-таки пришлось опуститься на пол.

Жрец молча протянул кусок карты, и Ирграм нахмурился, пытаясь понять, что же видит. Это вот болота. определенно. Река. Дорога Древних. Она отмечена особым знаком, который Ирграму не понятен. Но дорога явно ведет в город. Так, следовательно, нужно в обратную сторону.

Кто граничит с городом?

И дорога.

И река.

Болота.

– Де Варрены, – он произнес это с немалым облегчением. – Госпожа как раз собиралась задержаться у них ненадолго.

Он разглядывал замок, который на карте казался совсем уж крошечным.

Говорить?

– Госпожа давно интересовалась вашим народом. И если девочка попадется ей на глаза, госпожа её заметит.

– Это хорошо или плохо? – уточнил жрец.

– До города она тогда точно не доберется. Но и сама госпожа – человек сложный. И… многим интересуется.

Ирграм вытер слюну рукавом. Оставалось надеяться, что рано или поздно, но эти потоки иссякнут. А то неудобно как-то.

– С ней выйдет договориться?

– Думаю, что да. Она очень разумна. И поймет свою выгоду. Я так думаю. Но надо поспешить.

Жрец молча поднялся.

И карту забрал.

И свечу.

– Отдыхайте, – велел он, положив ладонь на лоб, и прохладная сила наполнила Ирграма. – Завтра пойдем быстро.

Болота.

Болота тоскливы. Идешь, идешь, а вокруг все те же мхи. Зеленые. И белые. Красные, словно кровь пролили. Жара. Сверху припекает, и над болотами поднимается влажное марево. А вот ноги опаляет холод. Даже Михе тяжко. Кожа обгорела. Облазит. И у барончика тоже. Тот не жалуется.

Топает.

Уже почти и останавливаться не нужно. Рана надежно затянулась, шрам и тот побелел, но нога еще плохо слушается, хотя мальчишка и пыжится изо всех сил. Он недоволен.

И болотами. И жарой. И молчанием Михи. Тот не нарочно, просто о чем им разговаривать? Такхвар тоже молчалив. Сосредоточен. Он устал. Старается не подавать виду, но возраст берет свое. И отдых ему едва ли не нужнее, чем Джеру.

Снова островок. На сей раз дошли быстро, солнце едва-едва перевалило через полдень и до заката прилично. Что делать? Дальше идти? Чем ближе к земле, чем чаще будут попадаться такие вот островки. Этот и немаленький, принял с дюжину сосен, под которыми густо разрослись кустарники. Мхи да осока здесь сменились травой, которая хранила следы крупных копыт.

– Скоро уже, – выдохнул старик и, не скрывая слабости, опустился на четвереньки. А там и вовсе лег. Он дышал тяжко, хрипло. – Дойдем.

Джер сел рядом.

Почесался.

Комарья на болотах хватало, как и крупных лосиных мух, что забивались в волосы, вгрызаясь под ними в кожу. От мух оставались крупные язвы, на которые, впрочем, уже никто не обращал внимания. Вот и сейчас Джер чесался скорее по привычке, чем из надобности.

– Дойдешь ли? – с сомнением произнес он. – Ты совсем какой-то…

Он махнул рукой и буркнул.

– Извини.

– Ничего, – старик перевернулся на спину, закрыл глаза. – Выходит, недолго уже нам.

– Вам?

– Я не ранен. Я не так и стар. Стало быть, беда с моим братом. Мы уйдем в один день. Такова цена, – и глаза закрыл.

– Отец? Что с ним? – Джер склонился над стариком и требовательно дернул за руку.

– Не знаю.

– Что знаешь?

– Ему не стоило связываться с магами, – старик закашлялся и сел, сгорбившись. Его сотрясала мелкая дрожь. – Не стоило. Я говорил.

Взгляд его, затуманившись, скользнул по острову.

– Маги жадные. Маги… потребовали все, что мы добыли. Слезы Неба. Мы тогда были молоды. Не знали истинной их цены. А они воспользовались. Воспользовался. Запомни. Роль Ульграх. И остальные не лучше.

Знакомое имя заставило Миху насторожиться.

– Никогда нельзя верить магам.

– Он бредит, да? – Джер посмотрел на Миху с надеждой.

– Я думал, успею… маги… только маги… снова маги, – старик попытался подняться, но ноги его не держали. Проклятье. Еще один немощный на Михину голову. Так он с этих болот точно не выберется. А мальчишка и вовсе глядел с ужасом. Старика же скрутила судорога. Его вырвало темными комками, похожими на спутанные волосы.

Это чего такого он сожрал?

– Надо его оттащить, – решил Миха и, подхватив под мышки, поволок от берега. А то мало ли, вдруг да решит сбежать? Мальчишка пополз следом на четвереньках.

Ица привычно держался в отдалении.

Островок имел возвышение, за которым обнаружилась впадина с мелким ключом, что пробивался из-под корней дерева. Вода была ледяною, но вкус имела до того сладкий, что Миха с наслаждением пил, пока понял, что еще немного и лопнет.

Джер тоже не отказался.

Ица же подошел к роднику последним, и пил осторожно, не спуская взгляда с хозяина. Попытались напоить и старика. Тот лежал, бледный, осунувшийся. Но дышать дышал. Да и сердце билось.

– Не уходи, – попросил Джер. – П-пожалуйста.

Эта просьба далась ему нелегко.

– Еда нужна.

Гадюки-то на болотах водились в немалом количестве, да и жаб хватало, беда лишь в том, что и те, и другие размерами не отличались. А есть хотели все.

– Потерплю, – Джер шмыгнул носом. – А то вдруг он умрет?

– Думаешь, если останусь, спасу?

Миха поглядел на старика с сомнением. А Джер покачал головой.

– А если не до конца? Или восстанет?

– Из мертвых? – уточнил Миха.

Джер же кивнул.

– А так тоже можно?

– Случается. Порой. Когда умирают от проклятья. Ну, сперва помирают, а потом… правда, маг наш говорил, что это не совсем восставшие. Что вроде как проклятье мозг съедает, и потому человек помирает. А съедает не до конца и… что-то там еще. Я не помню! – он выкрикнул это и заткнулся, сел, обняв себя. – Я… я и вправду не хотел… учиться не хотел. Это ж тоска смертная.

Он попытался стереть грязь со щеки, но лишь размазал.

– Маг говорил, что стану бароном.

– Он ведь пришел не от твоего отца? – Миха поглядел на старика, который не спешил ни помирать окончательно, ни восставать. – На тот остров. Что он принес разбойникам?

– Не знаю. Думаю, что деньги. Испугался, наверное. Если бы я погиб, отец не простил бы.

– Как он вас нашел?

Джер пожал плечами. Тоже не знает.

– Может, к нему кого отправили?

С требованием выкупа? Выглядело логично. Но почему маг не сообщил барону? Не вызвал там местную полицию или что здесь есть? Хотя… не уберечь наследника – за такое по голове не погладят. Маг был уверен, что имеет дело с обычными разбойниками.

И рассчитывал на свои силы.

Недорассчитал.

– Что со мной будет? – в полупрозрачных глазах виделся страх. – Если отец умрет, она… она меня ненавидит!

– Кто?

– Эльса. Это она придумала. Мой брат, он не очень умный. Он учится, но не умный. Он делает, что она ему говорит. Это вторая жена моего отца. Он её взял уже потом, когда я родился. А брата моего в род принял, хотя тот был ублюдком. Но раз отец принял, значит, уже не ублюдок.

Сложно тут у них, однако.

– По договору фьеф должен быть моим. Но она не допустит! Это она их наняла!

– Как?

Миха не слишком хорошо представлял себе местные реалии, может, конечно, тут в любой таверне ошивается пара-тройка профессионалов, жаждущих свернуть кому-нибудь голову, но что-то подсказывало, что все отнюдь не так просто.

Ица подобрался ближе.

Его ноздри подрагивали, а взгляд был прикован к старику, который лежал тихо-тихо и вовсе казался мертвым.

– Я не знаю! Я… мама говорила, что ей нельзя верить. А отец верил. И мама… и что теперь будет?

– Понятия не имею, – Миха поскреб щеку. – Доберемся до места и решим.

Еще бы понять, как именно туда добраться.

Да и мальчишку жаль.

Глупо, конечно, но все одно жаль. Если все так, как он говорит, то дома его просто-напросто пришибут. И за меньшее убивали, а тут целый фьеф.

– Сокровище, – старик раскрыл глаза и задышал вдруг глубоко и ровно. – Им нужно сокровище.

Там еще и сокровище?

Очень интересно.

Глава 36

Император восседал на троне. Рядом, на низеньком стульчике, застланном медвежьей шкурой, устроилась девочка. У ног её вытянулся леопард.

Зверь дремал.

Девочка играла с собственными пальчиками. Её, казалось, нисколько не заботило происходившее вокруг.

Верховному принесли низенькую скамеечку, поставив по правую сторону от трона. Великая честь. И смуглые рабы помогли устроиться. Набросили на колени меховое одеяло, а на плечи – плащ, подбитый драгоценным мехом северной лисы. Верховный поплотнее запахнул его, отчаянно желая оказаться где-нибудь в другом месте. Не отпускало чувство, что вот-вот случится нечто такое, что изменит мир.

Рядом устроился Старший советник.

И дальше – Владыка Копий.

Снова советник.

Они по одному ступали на красную дорожку, подходили к трону, растягивались перед ним и, повинуясь едва заметному знаку, поднимались, чтобы занять свое место.

Высокий суд.

На памяти Верховного он собирался лишь однажды.

Последним на скамеечку присел Хранитель Казны. И плащ лег на широкие плечи его. Воцарилась тишина. Напряженная. Нервная. Все приглашенные на суд молчали, страшась глядеть друг на друга, явно поняв, что предстоит, но не ведая о причинах происходящего.

Император же поднялся.

– Сегодня день печали, – произнес он тихо.

Но не осталось того, кто не услышал бы.

Склонились головы. И запах страха стал тяжелым, густым. Этот запах разбудил и зверя, который приподнялся, но лишь затем, чтобы ткнуться головой в колени ребенка.

– Сегодня всем нам предстоит сделать выбор. И выбор сей будет тяжел. Введите.

В том свитке, который Верховный передал Императору, было двадцать имен.

Не так и много, если подумать.

Первым на алую дорожку ступил Ицтли. И шея Хранителя Казны дернулась. Старший сын. Любимый сын. Наследник. Сильный и гордый. Умелый воин, уже снискавший себе славу. Он шел с гордо поднятой головой, будто и не были руки его стянуты веревками, будто не висел на шее черный камень, готовый в любое мгновенье раскалиться. Будто медную кожу его не покрывали потеки крови. Глаза его сияли, и Верховный не смог выдержать этого взгляда.

Не он один.

Нуатль.

И Коатл, и вправду гибкий, словно змея. Его имя и защита, выбитые на груди, были почти не видны под пленкой засохшей крови. А вот и премудрый Тлалок. Он стар, но не настолько, чтобы годы согнули гордую спину. И пусть седина обжилась в волосах его, однако тело еще сохранило былую крепость. И шел он сам.

Верховный закрыл глаза, не желая смотреть.

Правильно.

Все правильно. Посягнувшие на благословенную кровь должны понести наказание. И в воле Императора было просто подарить им смерть. А он устроил суд. Зачем? И отчего не допустил мага к допросу? Тот уже показал свою пользу. И эти вот, гордые, несломленные, явно полагающие себя правыми, они знают куда больше несчастного, который и на жертву ныне не годился. Его ввели последним. Он шел, спотыкаясь, падая, не способный управиться с собственным телом. Он крутил головой, а из раскрытого рта лилась слюна. Взгляд его был пуст. А вид вызывал омерзение.

Для него смерть будет благом.

Верховный понял, что дрожит и вовсе не от холода – подаренный плащ грел отменно. И не он один. Подняв голову, он обвел взглядом тех, кому выпало судить.

Холодные лица.

Непроницаемые.

Судьи тоже надели маски, пусть не из золота, а из собственной плоти, однако и эти были хороши.

– Знаешь ли ты, Ицтли, сын Чакахуа из рода Белой цапли, зачем я призвал тебя? – Император стоял. Леопард лежал. Разве что дитя утомилось играть пальцами и теперь перебирало ту сотню тонких косичек, которые ей заплели. Каждая косичка заканчивалась золотой бусиной, и девочка с удовольствием их ощупывала.

– Да, – Ицтли расправил плечи и голос его звучал громко. – И готов ответить!

Император чуть склонил голову.

– Я не виновен! И никто из нас не виновен! – Ицтли хотел было вскинуть руку, но веревки не позволили. – Ибо, если я не прав, пусть падет на мой род гнев богов!

– Щенок! – не выдержал Чакахуа. – Да как ты смеешь…

– Смею! – Ицтли тряхнул головой и оскалился, сделавшись похожим на бешеного волка. – Ибо в том, что мы сделали, не было дурного! Мы лишь желали сохранить путь наших предков.

– И для того убили дитя? – поинтересовался Император.

– Она жива.

– Чудом.

– Проклятой силой, – возразил мальчишка, кажется, окончательно уверившись, что ничего-то не будет. Ничего страшного. И вправду, разве могут наказать их, радевших о будущем империи? Служивших верно ей и богам?

– Стало быть, ты не отрицаешь, что состоял в обществе, именующем себя поборниками Чистой крови? – Золотая маска на лице Императора застыла, притворяясь обыкновенной.

– Нет. То есть, да, не отрицаю. И состоял.

– И как возникло оно?

– Мы… – Ицтли впервые смешался, оглянулся.

– Позволь мне, – тихо произнес Тлалок, выступив вперед. Он сделал всего-то шаг, после чего согнул колено, но сделал это без малейшего подобострастия. – Ты знаешь, что род наш всегда служил императорскому дому верой и правдой.

– И оттого мне было больно увидеть твое имя средь прочих.

– Мой отец, примут боги его душу, однажды принес книгу. Очень древнюю книгу, но писанную языком мешеков. Он укрыл её в семейной сокровищнице, запретив касаться её.

Он выдохнул и закрыл глаза.

– В этой книге говорилось о становлении Империи. О величии её. О временах, когда земли эти легли под руку мешеков, когда многие народы им покорились и признали силу.

– И ты захотел вернуть те времена?

– Нет! Дело в другом. Благословенная кровь, – он дернулся было и застыл, опасаясь, верно, что движение это может быть неверно истолковано. – Там говорилось, что земля, приняв на себя гнев небес, стала мертвой. Что пепел поднялся, застив солнце. Что наступили долгие дни холода и голода. Вода сделалась горькой, и рыба, какая была, умерла. Что поднялись из чрева земного многие болезни.

Император слушал.

Верховный тоже. И не он один. В зале было столь тихо, что слышно стало воркование девочки, которая устроилась меж лап леопарда.

– И тогда тот, кто встал у истоков державы, вынул из груди своей сердце. новым солнцем взошло оно на небеса. Он призвал ветра, и те разогнали тучи из пепла. Кровью своей и детей своих он напоил земли. И отдал их людям.

– Я тоже читал эту книгу, – произнес Император тихо. – В ней не говорилось о том, что нужно убивать детей.

– Прости, – но в глазах Тлалока не было и тени раскаяния. – В ней говорилось, как тяжко пришлось народам. Как отвоевывали они землю, изгоняя чудовищ, рожденных ночью. И как ширили мир свой. А еще говорилось, что мир этот стоит, пока сохраняется благословенная кровь. Что лишь она есть залог.

– И вы решили, что кровь моей дочери недостаточно благословенна?

– Сын Великого взял в жены свою сестру, и породила она детей крепких. Их кровь сияла золотом. И капли её хватало, дабы очистить от скверны реку или озеро. Пошли эти дети в мир, и еще больше земель приняли под руку свою. А люди, услышав об этом чуде, сами преклонили колени. Их же дети вновь брали в жены своих сестер.

Тлалок выдохнул.

– Они все сотворили мир нынешний. И кровь их стала залогом нашего бытия. Однако в дни благоденствия многое изменилось.

– Мы перестали жениться на сестрах? – уточнил Император, сжимая руку в кулак.

– В жены стали брать тех, в ком есть кровь мешеков, чистая кровь, но не несущая благословения. И золото в вашей крови оскудело. Его становилось меньше и меньше, однако никто не думал о том, ибо земля, однажды напитавшись живым золотом, продолжала родить. Солнце всходило и садилось, продолжая дни и годы. Империя стояла, не замечая того, что слабеет.

– Полагаешь меня слабым?

– Нет. Еще нет, – покачал головой Тлалок и осмелился взглянуть в лицо Императору. Из глаз его потекли слезы, смешанные с кровью, а лицо исказилось. – Я сделал то, что сделал, и нет мне прощения, и не будет его, ибо я нарушил законы человеческие. Однако сотворил я это едино желая удержать мир на краю гибели.

Ицтли произнес что-то в сторону, вряд ли хвалебное. Гордости в нем было всегда больше, чем разума.

– Вы последний из рода. У вас нет сестры, соединившись с которой вы могли бы укрепить кровь.

– Ты отравил мою жену?

– Нет, – Тлалок покачал головой. – Клянусь своей силой, своим родом, своими детьми, что никогда не желал зла ей. Хотя и думал, что не годится она вам в жены. Кровь почти иссякла. И единственным шансом возродить её – соединиться с правильной женщиной.

– Для того вы и создали это общество?

– В книге записаны имена всех детей Великого. Их детей. И детей их детей. И даже тех, кто был рожден от детей цапли и ягуара. Многие годы я искал их, уцелевших. И обнаружил, что остались немногие. Что почти все ушли, в войне ли, в болезни, в случаях, коии именуются несчастными, однако не уверен я, что за сими несчастиями не стояло злого умысла.

– Общество.

– Моя вина, – Тлалок склонился ниже. – Я отыскал этих юношей. Я раскрыл им знание. Я задурманил им головы, обещая возродить былую силу и былую славу. Мы сами не видим, сколь ослабли. Скоро уже иссякнет сосуд благословенной крови. И тогда остановится сердце мира. Солнце покинет небосвод. Ветра утратят крылья, и пепел вновь покроет землю. Наступят времена великой скорби.

– Моя дочь.

– Мы желали этой смерти с тем, дабы разбудить в тебе желание родить новых детей. Мы сумели бы привести нужных женщин. И сделать так, дабы чрева их сотворили жизнь.

– Дальше, – приказ звучит резко, ударом хлыста.

– Вновь дети Великого сочетались бы меж собой, возвращая утраченное. Это… единственный шанс, – Тлалок осмелился поднять глаза. – Единственный! Для всего мира!

Тишина.

Молчит Император.

И застыла золотая маска. Молчит Совет. Молчат те, чья жизнь уже закончена, пусть и не знают они о том. И лишь смех ребенка разбивает эту тишину. Кажется, Верховный вздрогнул.

И смахнул испарину со лба.

– Это все? – поинтересовался Император.

– Нет, – Тлалок склонил голову ниже. – Если бы я знал… Великий вернулся! Восславим его.

Он вдруг вскинулся, вперившись взглядом в золотое лицо. Губы Тлалока растянулись в улыбке, а из носа хлынула кровь. Яркая, она потекла по лицу, по груди, мешаясь со старой, упала на плиты.

– Волей своей, словом своим, – он заговорил на старом языке, и каждое слово падало в тишину, что камень. – Вверяю я жизнь свою и сердце в твои руки. Да будет твой гнев подобен солнечному свету…

– Поломанные копья лежат на дорогах, – заговорил вполголоса Ицтли.

И слова его подхватили.

– Мы вырвали наши волосы в печали, – голоса слились воедино, возрождая к жизни древний гимн. И кровь в жилах отзывалось на него. – Дома стоят без крыш нынче, а их стены красны от крови[1].

Император слушал.

И Совет.

И никто, кажется, не смел дышать, как не смел прервать эти забытые ныне слова. И лишь когда последнее из них упало, то ли проклятьем, то ли предупреждением, так же молча распались веревки, спутывавшие руки Тлалока.

Его тело выгнулось, исторгнув хриплый стон. Занесенная рука пробила грудь, выдирая сердце. И показалось, что он вот сейчас поднимется, вместе с сердцем. Но Тлалок покачнулся и рухнул. А под ним медленно начала расплываться лужа крови.

Вот ведь.

Верховный привстал.

– Что это? – шепотом поинтересовался Хранитель копий, тоже приподнимаясь.

– Жертва. Добровольная, – Верховному вдруг стало невыносимо жарко. – Он отдал свое сердце в руки солнца. И попросил его суда.

– А…

– Я слышал, что в старом мире так порой поступали, но… там. Не здесь.

Крови становилось больше. И выглядела она яркой, нарядной.

– Он умер? – раздался детский голосок. – Совсем?

И девочка поднялась с кресла. Она спускалась по ступеням осторожно, обеими руками вцепившись в шкуру леопарда. А спустившись, остановилась над телом.

– Он был плохим? – спросила она, глядя на Императора. И золотая маска задумчиво ответила:

– Не знаю.

– Он был нужен? – девочка наклонилась и коснулась грязного плеча.

– Пожалуй. Он ответил еще не на все вопросы.

– Тогда пусть живет дальше, – тонкий палец скользнул, выводя на коже символ, которого она, это дитя, не могла знать. Её глаза были прикрыты, на губах застыла улыбка, мечтательная и даже слегка задумчивая. Но вот тело дрогнуло.

А кровь побежала.

Обратно.

Верховный подумал, что, верно, все-таки сошел с ума, только непонятно, когда именно. Или же зелья магов на него так влияют. Кровь, получившая свободу, не может вернуться в жилы. А она вернулась. Вся, до капли. И Тлалок перевернулся. В груди его зияла рана. И девочка, наклонившись, вытащила сердце из руки и запихнула в дыру.

– Он больше не будет, – сказала она, вытирая руки о шерсть леопарда, который теперь сидел тихо. – И они тоже. Оставь их живыми.

– Они собирались убить тебя, – Император осторожно коснулся волос.

А Ицтли, горделивый Ицтли, который Императору кланялся нехотя, упал на колени, чтобы растянуться на полу.

– Подательница жизни… – шепот его подхватили, понесли.

– Они просто были глупыми, – девочка взяла Императора за руку и с трудом подавила зевок. – Они больше не станут.

– Что ж, тогда оставь их себе.

– Хорошо, – она потерла глаза. – Я устала. Я так устала… у нее вышло бы легче.

Последние слова она произнесла очень тихо, но и они не остались неуслышанными.

[1] Поэзия науа.