Текст книги "Бедный Енох"

Автор книги: Алексей Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА I.VIIII

Итак, я засветился в телевизоре, к своему удовольствию отметив (посмотрев репортаж о Льняном на Рын-ТВ) на их сайте в разделе «архив», что еще вполне себе ничего выгляжу. Во всяком случае – в «ящике».

После этого случая я где-то неделю вожусь, разгребая тонны мусора в архивном зале N 13, после чего, наконец, из Африки, из гуманитарной миссии возвращаются Приятель Сартакова и сам Сартаков, хотя, какое-то время им не до меня, так что я спокойно и ритмично продолжаю делать то, что должен.

Пока же Сартаков с Приятелем подолгу просиживают в своих кабинетах проводя время в каких-то обсуждениях друг с другом, Комитет начинает полнится слухами об их поездке в Африку, которые вскоре доходят и до нашего архива.

* * *

Ну так вот. Наши друзья, оказывается, в Африке влипли в историю.

По слухам дело было так – Сартаков с Приятелем оказались на складе гуманитарной помощи одни (ну, там еще африканцы были, конечно, но именно из России наши герои там были одни), без охраны, а склад гуманитарной помощи оказался военным складом, который в тот момент как раз захватили представители «Фронта Национального Спасения имени 14 марта 1980-ого года» – это как раз те ребята, у которых на вооружении состояли в основном ППШ.

Мужественные бойцы фронта за демократию «Бурунду-хурумунду» деловито озираясь растворились вдали в саванне, оставив Сартакова с Приятелем без охраны.

Понимая, что перед ними белые люди, и, не приведи Папа Суббота – американцы, бойцы фронта начали Сартакова и Приятеля бить, но только слегка (от чего из Африки Сартаков вернулся с синяком под глазом), но потом появился какой-то офицер «Фронта 14 марта», и, узнав в Приятеле Сартакова поставщика автоматов для своих бойцов – освободил обоих из уз.

Тут Сартакова и Приятеля бойцы принялись угощать, даже человечину предлагали, но потом другой офицер узнал в Саратакове поставщика оружия для «Бурунду-хурумунду» – и тогда обоих наших героев стали опять бить, пуще прежнего, потому как сплавлять стволы сразу двум враждующим группировкам даже по африканским меркам нехорошо.

Узнавший Сартакова офицер, кстати, сам был перебежчиком от «Бурунду-хурумунду», но его такая работа на оба лагеря видимо не коробила.

В конце концов Сартакова и Приятеля решили ритуальлным образом шлепнуть и съесть, но Саратков на время отвлекши внимание своих мучителей схватил валявшийся неподалеку АК-47 (которых на складе гуманитарной помощи валялось много) – и начал палить по бойцам фронта. Вскоре его поддержал Приятель – из пулемета, и так они какое-то время держали оборону, пока на звуки перестрелки не подошли французы из Иностранного Легиона и не разогнали африканцев.

Увидев, что помогли белым людям спастись, французы было обрадовались, стали угощать наших товарищей вином, но потом чего-то засмущались и решили Сартаквоа и Приятеля арестовать.

Тогда наши друзья дали деру на легионерском джипе, и уже в расположении другой нашей гуманитарной миссии стали неподсудны и недосягаемы.

Вот так! И теперь, по тем же самым слухам, за проявленную выдержку и героизм (один Сартаков вроде как положил не менее сорока африканцев) им должны вручить госнаграды, и это не считая того, что из Африки Сартаов привез почти новенький джип.

* * *

Через какое-то время меня все-таки вызывает Приятель Сартакова, притом срочно. Я быстро явился на вызов начальства, на месте обнаружив так же и Сартакова, с заживающим, но все еще хорошо различимом синяком под глазом.

Настроение, как мне показалось, у них обоих было хорошее.

– Андрюха! – начал Приятель – а ты ж молодец!

– Что такое?

– Так выручил Льнявого!

Тут вступил Сартаков:

– Ты сам догадался прикрыть Льнявого от камеры, или тебя этому кто-то учил?

– Честно говоря – отвечаю я – все получилось нечаянно. Я вообще не рассчитывал ничего такого делать.

– Ну, это ты мне рассказывай! – Приятель улыбается, как чеширский кот на старых гравюрных иллюстрациях к «Алисе». – Ты что? Не видел этого репортажа? Все, кто его смотрел, потом отметились – обвиняют РынТВ в подтасовке, в снятом на заказ репортаже и вообще – в инсценировке.

– Да???

– Ага! Да что там! Сам Льнявый на них собирается в суд подать на клевету!

– Мы сегодня говорили с Сумрачным по этому поводу – продолжил Сартаков – у нас будет возможность цивилизованно, так сказать, задолбать РынТВ судебными исками. Но на сей раз они сами подставились, абсолютно без нашей помощи!

– Короче – снова заговорил Приятель Сартакова – все удивлены, но, получается, ты хорошо себя проявил. Безусловно, в этом деле больше постарались мы, но расклад получился следующий: репортаж смотрел сам Сумрачный, обмолвился, сказал, что нам бы таких людей, как в репортаже и побольше – а тут мы и подсуетились. Сумрачный думал – что ты просто приятель Льнявого, и, представь себе, как он удивился, когда мы сказали, что в репортаже прикрыл Льнявого наш человек, то есть ты.

– Мдя?

– Ага, и вот теперь он попросил нас в твоем лице – Приятель засмеялся – оказать гуманитарную помощь нашему посольству в Маленькой, Но Очень Гордой Кавказской Республике.

– То есть меня посылают в командировку?

– Что-то типа того. Главное – что никто не знает на какой срок. Да вообще! Может, сможешь вернуться через месяц! А может – и на несколько лет застрянешь. Но для тебя это совсем не плохой вариант! У тебя есть возможность проявить себя, стать заметным, или – незаменимым, либо вообще – тебя кто-то заметит, и захочет иметь такого работника у себя на службе…

Итак, меня собираются направить в посольство в Маленькую, но Очень Гордую Кавказскую Республику – в составе молодежной группы партии «Великая Россия» – для оказания поддержки нашей недавно восстановленной дипломатической миссии. Поддержки, кстати, так называемого креативного характера.

– Будешь там заниматься встречами с прессой. Может, даже придется иногда выступать. – говорит Сартаков, начиная нагонять на себя нарочито серьезный вид – главное, постарайся писать речи и выступать так же вдохновенно, как вдохновенно ты недавно прикрывал пьяного Льнявого. Скорее всего – тебе просто надо будет на какое-то время заменить заместителя пресс-секретаря посольства, недавно выдворенного за шпионаж, поднять, как сказать службу – и тогда тебя вернут в Москву. На все про все уйдет от трех месяцев до года, как мне кажется, но не больше.

– В конце концов – не напрягайся! Как бы ты не синтерпретировал, например, высказывания нашего правительства, там правила простые.

– Да – поддерживает за Сартакова его Приятель – что там наше правительство говорит – хрен его знает, пусть говорит, что хочет, главное тебе всегда повторять что…

– Что мы очень-очень-очень…

– Очень-очень любим Маленькую, но Очень Гордую Республику – понимаешь?

В принципе тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем идет речь:

– Угу – отвечаю я, в очередной раз наблюдая, как Приятель Сартакова метко запуливает канцелярской резиночкой в портрет Президента.

* * *

Пока же группа «молодежи от «Великой России» собирается, подбирается и формируется, идет время, которое я провожу в архивном зале N 13.

Как-то раз по поводу ремонта некоторых стеллажей мне опять доводится зайти к Сергею Енохову.

– Да что ты! – отвечает он мне, выслушав мои жалобы на развалившиеся стеллажи – я пришлю своих работяг, они и раньше этим занимались – все равно им в основном у нас делать нечего, сидят, штаны протирают… – после этого мы с Еноховым вновь отправляемся подземными путями к Памятнику – покурить на свежем воздухе на зеленом пятачке в центре Лубянской площади.

Там на месте, уже без соседей, как в прошлый раз, глядя в сторону Музея Маяковского Сергей мне сказал:

– Слышал, что ты идешь на повышение, уезжаешь в далекие края?

– Да, наверное, придется ехать, только если все не сорвется в последний момент.

На нас медленно падает тихий снег. Тот самый, который, выпав, уже не будет таять и останется с нами до самой весны:

– Тогда можно будет дать тебе один совет? – обычно слегка насмешливое лицо Сергея вдруг становится серьезным:

– Да.

– Думай только о себе, чувак, – ладно?

– В каком смысле?

– Ну, в том смысле, что мы привыкли думать, будто за нами страна, она думает о нас, она, если что, нас спасет…

– Да? Ну, это же, наверное, патриотично?

– Да забудь ты, нафиг, свой патриотизм! Если только ты, и они. И они – это не Комитет, Администрация, и их делишки. Нет. А люди…

– Так люди несовершенны?

– Если бы! Они сознательно, целенаправленно несовершенны – ты понимаешь, о чем я?

– Догадываюсь, смутно.

– А вот лучше бы было, если бы представил все четко, как оно и есть на самом деле – думай только о себе, береги себя, свое здоровьичко, и, если сможешь – встань хоть на ступень, но выше.

– Можно подумать, будто мы все и не живем так, как ты говоришь…

– Ты? Ты – нет, не живешь. Ты, как мне кажется, законченный идеалист!

Я смеюсь:

– С определенного момента думал, что я реалист и очень практичный человек.

– Это только кажется – на самом деле ты просто пытаешься подавить в себе идеалиста, и, может быть, еще хуже – романтика.

– Ну так и что ты предлагаешь?

– Убей его…

– Кого???

– Убей в себе романтика. Освободись от него, или он тебя подведет под топор.

Я выбрасываю окурок в снег, и он, упав, в снегу становится дымящимся табаком вверх, как труба:

– Ах! – всполошился я – извини! Я намусорил…

Когда же я уже нагибаюсь за окурком, чтобы его взять, Сергей меня останавливает:

– Да перестань ты! Тут убирают два раза каждый день – в десять утра и в шесть вечера.

* * *

За всей этой суетой, пока у меня еще есть время до отправки в МОГКР (в Маленькую, но очень Гордую Кавказскую Республику) я не забываю иногда, по вечерам после работы заезжать к маме в гости.

Как-то раз одним таким вечером я рассказываю маме о том, что мне предстоит поездка в дальние края, немало удивляясь тому, что ее, кажется, это не удивляет:

– Мам, – говорю я – тут где-то через месяц, наверное, мне придется уехать в ближний, так сказать, зарубеж.

– Да? – отвечает мама глядя в телевизор и жуя финик – даже на новый год дома не будешь?

– Не знаю… скорее всего буду, конечно, но случится может все что угодно и до того.

– Ну так это ж хорошо! – мама наконец-то посмотрела на меня, как мне показалось, насмешливо. – Значит, ты так вот растешь, типа того, задания новые получаешь.

Даже не знаю, что и ответить. Если бы не мама, я бы мог уехать куда-нибудь даже на несколько лет, забыв Москву. Не смотря на всю близость этого нашего «зарубежа», куда мне предстоит двигать, я мог бы сидеть там, пока не вызовут обратно, даже если нужно, годами, уйдя в дела с головой, забыв все, что было здесь.

А так… придется иногда наезжать домой. И, главное, не реже, чем раз в месяц!

* * *

Приятель Сартакова наконец-то начал меня приглашать в обед во всякие ближайшие клубы на бизнес-ланчи:

– Не сегодня-завтра тебе выдадут корочки – позови, когда тебя вызовут. – говорит он мне как-то во время одного такого обеда. – Пойдем вместе. Еще ключи должны дать тебе, эти… электрические…

– Электронные…

– Элекромагнитные, хунвыябинутые – какая разница? Прикольно получается – да?

– Что?

– Ну… что только ты получаешь корочки – так тебе их тут же и сдавать нужно. На хранение перед поездкой!

– А их – что? У меня заберут?

– Ну да. За рубежом – вдруг ты их потеряешь или врагу продашь? – Приятель заулыбался. – А дадут взамен – ууууу… Дипломатический паспорт! С ним ты сможешь ездить везде без виз. Даже по своим делам, например, если захочешь на выходные съездить в Париж! Так вот, мало того, что это, так еще и вип-обслуживание, вип-залы, отсутствие таможенного досмотра.

– Не знаю даже что сказать… – я чуть было не поперхнулся, узнав о таком вдруг свалившемся на меня счастьи. – Я, если честно, не большой любитель разъезжать…

– А придется! – Приятель Сартакова смотрит на меня некоторое время насмешливо, после чего переводит взгляд на проходящую мимо официантку. – Сратаков, например, тебя по делу ушлет – ты же не откажешься?

– Нет, конечно. Нет! – Я так же смотрю вслед уходящей официантке, не понимая, за что та была удостоена такого пристального разглядывания Приятелем.

– Ну вот!

В принципе разницы мне с этого, конечно, никакой.

Если меня не будут подвергать досмотру – то чего волноваться? Можно провозить через границу все, что угодно, с другой стороны, ничего такого мне через границу, даже с таким паспортом провозить и не хотелось бы:

– Когда группа, та, что с тобой, отправится в МОГКР – ты будешь сопровождать кое-какой груз. – Приятель Сартакова запивает поглощенный обед киселем «Домашний» – в миссии наблюдается кое-какая недостача в расходных материалах, вот ты эту недостачу-то и восполнишь. На месте – распишешься о прибытии груза, ну, сам понимаешь – по форме сдал-приял.

– Хорошо. – я отхлебываю напиток и тут же ставлю стакан на стол, потому как мне кажется что это дело пить невозможно в принципе от приторности.

– Пока это самое ответственное, что тебе могут поручить.

Тут меня начинает раздувать от ощущения собственной важности!

«Едрен батон!» – мысленно ерничаю я – «да я ж становлюсь птицей высокого полета!».

– Посол… этот наш там главный миссионер, скорее всего с тобой встретится отдельно, как по грузу, так и по твоим обязанностям на месте. – Продолжает Приятель.

Я киваю головой.

– Главное же помни – есть установка говорить им, этим могкр-овцам, как сильно мы их любим. В этом – большая мудрость и закавыка есть! – лицо Приятеля Сартакова становится чрезмерно, по моим меркам, серьезным. – Повторяя это им, как мантры – «мы вас любим» – «мы вас любим» – «мы вас любим» – никогда не ошибешься! Новейшая наша гб-шная разработка! Так на самые замысловатые вопросы можно ответить!

Я опять киваю головой, пытаясь достать из компота разваливающийся под вилкой абрикосик.

Пока же я занимаюсь этим со всех сторон многотрудным делом – мне звонят на мобильный телефон и приглашают забрать «корочки» и электронный ключ.

– Вы не могли бы придти побыстрее? – спрашивает меня мягкий женский голос на «той стороне провода».

Я отвечаю, что смогу придти быстро – мне нужно примерно полчаса времени на это:

– Как же так? – возмущенным тоном отвечает мне женский голос – где вы?

– На обеде…

– Но обед давно закончился!

– Я обедаю с товарищем Приятелем Сартакова.

Этот «аргумент», видимо, действует.

Вместе с Приятелем Сартакова мы возвращаемся.

* * *

Едва же я получаю свои корочки и возвращаюсь в архив – ко мне, во главе с замом Виктора Петровича (а Виктор Петрович вновь болен) пристают старички, намекая, что, дескать, такое дело не плохо было бы отметить.

Тогда мне приходится идти сами знаете за чем, и пока я неспеша собираюсь один из старичков вызывается мне помочь – чтобы я не перерасходовался и покупал бы только то, что нужно, «без безрадостных излишеств».

Скромное угощение вычищает мой карман почти в ноль, зато старички «хорошо сидят». Пару раз упомянув мои корочки они произносят чисто формальные тосты за меня, после чего обо мне успешно забывают, разговаривая о чем-то своем.

Какое-то время я слушаю этих старикашек, но по мере употребления алкоголя (а они ничего легче сорока градусов не приемлют) постепенно погружаюсь в состояние полной растворенности в атмосфере, так что, когда уже идет второй час «празднования» и про меня вновь вспоминает заместитель Виктора Петровича, я не сразу понимаю, что тот обращается ко мне:

– Андрюха! Андрюха! – чуть ли не кричит мне в ухо зам. Виктора Петровича – Андрюха! Ну как тебе у нас?

Догадавшись все-таки о том, что ко мне обращаются, я выпаливаю заранее на всякий случай припасенные слова о том, что очень важно, что бы коллектив был хороший, и, дескать, как редко бывает в жизни, мне повезло попасть именно в такой коллектив, и еще что-то о том, что архивная работа дает возможность погрузиться в атмосферу героических КГБ-шных лет, когда в Комитете бурлила жизнь, и по всей земле КГБ проводил множество разного рода операций. Вот, дескать, жизнь когда-то была интересной!

В ответ старики на некоторое время замолкают, одобрительно кивая головами, после чего, вновь обо мне забыв (к моему несказанному облегчению, кстати) стали вспоминать былое.

– Эх, Андрюха! – похлопывая меня по плечу сказал, пока я еще не оказался уже совсем-совсем в тумане один из них – что же будет дальше?

Что же будет дальше??

* * *

Через какое-то время я все же выбираюсь из архива, правда, в весьма «текучем» состоянии, чтобы уже идти домой, на ходу решив двигаться к метро не на Трубную площадь, а на Чистые пруды, так что тем самым сокращаю, наверное раза в два, протяженность пешего пёха, плюс, если честно, не смотря на всю близость Чистых к Лубянке – давненько там не бывал.

* * *

В общем, я топаю по Мясницкой, где-то до середины, после чего сворачиваю на Кривоколенный, потому что душа вдруг «запросила» вновь немного поесть и выпить, а там расположен как раз симпатичный такой клубчик.

Покопавшись в карманах и поняв, что на среднего уровня обедик денег мне наверняка хватит – я уверенным (на сколько это только возможно) шагом заруливаю в клуб «Бибика».

«Бибика» – к слову сказать, одно из очень одиозных и центровых мест контркультурной жизни столицы. Тут постоянно происходят какие-нибудь мероприятия, выставки-выступления да концерты, как, впрочем, и всевозможные несуразицы – типа пьяных дебошей писателей, драк поэтов друг с другом, ну, там еще и пожары всякие.

Тем не менее сейчас там все просто великолепно – хорошо отреставрированный после большого пожара клуб, облаченный в новую дизайнерскую концепцию прогрессивную и уютно-домашнюю одновременно, представляется (во всяком случае таким посетителям как я) местом весьма притягательным.

* * *

Итак, я занимаю один из маленьких столиков у стены, а свободных мест уже почти и нет, после чего, полчаса прождав официантку, заказываю себе еду и пиво – чтоб уже совсем расслабиться.

Первым делом, конечно, мне принесли пиво, затем я закурил, и, пока несут еду, немного поразмыслил о том – о сем.

Когда же мне наконец приносли весьма вкусный ужин (который потребляя я уже от удовольствия совсем было впал в нирвану) вдруг весь мой кайф и обломился! – в зале, где я сижу, в зале, где почти никогда не каких мероприятий не проводят, официанты вдруг начинают приносить столы и стулья, и еще какие-то юркие молодые ребята ставят и налаживают аппаратуру, после чего – вот тебе на! – вдруг оказывается, что сейчас тут будет проходить презентация аж сразу двух каких-то новых издательств!

– Ну что за черт? – спрашиваю я сам себя – в меру тихий вечерок пропадает, причем ни за что!

– Дорогие друзья! – вдруг появился один человек – представитель клуба с микрофоном, – позвольте мне с большой радостью – (радости при этом у него на лице, конечно, не было никакой) – сегодня представить вам наших друзей, которые представят вам свои, как мне кажется, интереснейшие недавно открывшиеся издательства. Во-первых это – издательство «Аноним», примечательное тем, что печатает авторов желающих для читателей остаться неизвестными, а так же издательство «Ксенокс», специализирующееся на литературе оккультного толка для широкой публики.

Оба представителя издательств, уже подошедши, утвердительно покачивают головами, когда упоминают их издательства, после чего – как это обычно бывает, заводят заунывную интеллигентскую хрень, которую, конечно же, никто из присутствующих в залене слушает.

Тем не менее, раздражая всех, по залу туда-сюда носится фотограф, выискивая, как мне показалось, места, чтобы снять мероприятие так, будто на него пришла публика в большом количестве. Очки фотографа поблескивают в свете ламп, переливаясь фиолетовыми и голубыми бликами, а пластмассовый лейбл «Enox» на душке поигрывает ядрено-желтым отблеском.

Я же на столько удивлен происходящим, что это вес мне на голову свалилось, что некоторое время даже пиво не пью, на ходу трезвея, и лишь пережевываю жареную картошку.

Когда же мой пьяный туман слегка растаял, я заметил что один из презентуемых издателей – тот самый типчик, буквально затерроризировавший меня как-то раз в ЦДХ, и (что было особенно неприятно) этот типчик заметил меня, и активно показывал мне жестами – пока его товарищ лепетал какую-то лабуду, чтобы я, дескать, подождал его, если буду уходить.

Но уж нет уж! Чуть ли не залпом опустошив второй бокал пива, не доев котлету, я резко встаю – и направляюсь к вешалке на выходе – за своей одеждой.

* * *

Едва же я оделся – этот супчик был уже тут как тут.

– Куда это вы так спешите? – спросил он меня раздраженно-настойчиво сквозь зубы.

– Я? – переспросил я, поймав себя на мысли, что уже готов был ответить, будто был обязан это сделать по первому требованию – да вам какая разница?

– Хотите сказать, что и сегодня наша с вами встреча произошла случайно?

– Ээээ… я ничего говорить не буду – до свидания!

Но дальше происходит все так же, как и в ЦДХ и даже хуже того! Супчик-художник (а вот теперь еще оказывается и издатель!) преследует меня до выхода, а уже на ступеньках я поскальзываюсь и качусь вниз (а на входе в клуб лестница просто огромная) и, смею заметить, если бы не господин мой преследователь навязчивый (туда его в качель) – совсем бы, наверное, разбился.

Но этот перец меня спасает, перехватив меня, едва я пролетел один пролет из семи ступенек:

– О, пресветлый Бельзевул! – возгласил он – вам, наверное, больно!

– Наверное! – отвечаю я, пытаясь встать, но встать как раз не удается – на скользких ступенях ноги разъезжаются.

Короче, Супчик куда-то исчезает, прислонив меня перед этим к перилам и попросив не шевелится, а уже через минуты три появляется вновь – одетый и начинает стаскивать меня по лестнице вниз.

* * *

Скоро только сказка сказывается.

Иными словами, долго ли, коротко ли, но мы оказались на твердой земной поверхности, чем я был несказанно обрадован. Сильно болел ушибленный бок и правая нога.

– Как вы себя чувствуете? – спросил меня Супчик, изображая участие.

– Мне надо домой – пробурчал я в ответ, и уж было направился к переулку, ведущему к Мясницкой улице, как мой «друг» предложил мне добраться домой на его машине:

– Я вас подвезу – сказал он, показывая рукой в сторону стоящих на тротуаре на небольшом удалении от клуба машин – вон – видите? Моя – такая большая и черная…

– Ага, – отвечаю я – и блестящая.

– Точно. Ну так как?

Представ себе долгую дорогу в метро, да еще наверняка и стоять придется, и это не считая того, что до метро дойти еще нужно, я неохотно, но согласился.

Больше же всего остального меня очень в тот момент прельщали мысли об автомобильной печке и, если есть (а скорее всего это дело в такой машине имеется) – о подогреве кресла.

* * *

«Усаживайтесь поудобней» – сказал Супчик, помогая мне влезть на место рядом с водительским.

Когда же он сам сел за руль и завел машину, меня очень обрадовало что следующее, что Супчик сделал – так это включил обогрев салона, а я, в свою очередь, довольно быстро отыскав кнопку включения подогрева кресла включил и его.

Итак, мы едва двинулись, а я уже чувствовал себя весьма комфортно.

– Я прошу извинения у вас – где-то в районе Садового кольца после долгой паузы заговорил вдруг Супчик – наверное, в ЦДХ, да и сейчас, я был с вами чрезмерно груб.

– Ничего – бурчу я – я уже привык. К вашей манере.

– Я тут подумал о вас, а я уверяю, что думаю о вас достаточно часто… – ну, думаю – захотелось ему так. Либо и вправду не помнит ничего – чего я цепляюсь?

– Так вы от меня, как я понял, отставать, значит, не собираетесь?

– А зачем? То, что нас объединяет, знаете ли вы это или нет, важно для нас обоих!

– Ну так вот – Супчик закуривает сигариллу – я решил, что надо мягко. Может, если вдруг будет необходимость – оказать вам помощь.

Я все еще в недоумении, но ощущаю его слабо – больно мне хорошо сейчас в тепле.

– Как вас, кстати, зовут, молодой человек?

– Меня? Ну, Алексей – вру я, не желая выдавать своего настоящего имени.

– Ах, вот оно как! Ну, значит, Алексей, я решил, что грубостью добиться мне будет от вас чего-либо сложно…

– Постойте – меня вдруг осенила мысль, так что я даже очнулся от своего кайфового полудремотного состояния – а вы случаем не гомосек?

– Я? Нееееет! Что вы! Хотя и не осуждаю…

– Хорошо, продолжайте.

– Ну так вот. На чем я закончил?

– На том, что надо помягше.

– Ах, ну да. Так вот – я думаю, что вполне возможно вы и не помните, кто вы, тем не менее, как я вам уже говорил, и это, увы, реальность такая, а не выдумки мои по прихоти какой – когда вы связались как-то раз со мной, а это было, не отрицайте, и, думаю, вы помните тот случай, вам помощь еще тогда была нужна… Ну так вот – вы тогда засветились – понимаете?

– Как это – засветился?

– Кое-кто, раз уж вы открылись мне…

– Я вам открывался?

– Да! Да! Не выдумывайте, что этого не было – не отвертитесь! Так вот! Кое-кто вас тоже разглядел.

– И кто же этот «кто»?

– Ребята, которых вы некогда сильно кинули, тем самым очень разозлив против себя.

– Дааа? И много их таких – разозленных?

– Целых двести! Увы, вам предостаточно, если одному против них всех быть!

– Хм. Помню, что обижал когда-то некоторых, знаете ли, но такого количества, за всю мою жизнь, даже если по мелочи собрать всех – наверное не наберется.

– А вот ведь – набралось!

Мы стоим у светофора на Таганке.

– И, как я вам уже сообщал – продолжает Супчик – они очень расстроены. Правда, я все еще не понимаю, чего они медлят и не займутся вами всерьез. Давно бы уже могли!

– И чего же вы хотите от меня?

– Помочь вам… – «товарищ» помедлил – и себе… И сделать так, чтобы все оставалось как есть и дальше.

– Ага! Так вот оно что! – я заерничал – ну тогда все понятно!

– Да-да-да.

* * *

Когда же мы уже подъехали к моему дому, я выпросил координаты Супчика – так, на всякий случай, вдруг чего? Человек он вроде как творческий, может, его контакты когда-нибудь и будут полезны.

– Тогда ладно – приоткрыв дверь сказал я, когда машина уже остановилась – дайте мне ваши координаты, плиз, я вам дам свои, и если чего – я с вами свяжусь. Как вас, кстати, зовут-то?

– Ну… если вы – Алексей, тогда я для вас, надеюсь лишь только пока, буду Петром Фетисовым. Просто и ясно. Литератор, художник, галерист, и, признаюсь, поэт! – Сдавили стены – тихо плачу/ Сам для себя нуля не значу/ Любой, кто хочет мне помочь/ Да будет проклят! Сгинет в ночь! – знаете ли!

Я смеюсь:

– Давно в Москве? – это я спрашиваю Фетисова уже напоследок, наполовину выгрузившись из машины.

– А важно ли это? Главное, как думаю, что надолго.