Текст книги "Бедный Енох"

Автор книги: Алексей Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА I.XVII

Я закупился антибиотиками и примерно недели две пил в усиленном режиме!

Время от времени мы созванивались с Фетисовым, а маму своими почти непрекращающимися звонками я достал так, что, когда мы разговаривали, явно было слышно, даже через телефон, что она от этого устала. Но да что поделать? Безопасность – прежде всего!

Недели через две после начала усиленного приема антибиотиков я записался на прием к КГБ-шному врачу, в поликлинике, в которой лечилось все «среднее звено» КГБ, насчет проверки всего организма.

Обследование проходло достаточно долго и нудно – мне где-то еще недели две приходится ходить по врачам туда-сюда, но в конце концов это стоит того – результаты не могут не радовать.

Врач, в целом занимавшийся мной, сообщил мне что я здоров как бык не смотря на то, что курю. Еще он долго выпытывал причину моего обращения: «Может, у вас боли какие? Что-то тревожит?» – но после моих многократных уклончивых ответов отстал.

«Ну, хоть с этим меня пронесло» – подумал тогда я – «хоть где-то – хорошие новости!».

* * *

Итак, какое-то время я сижу в своем архиве, заканчивая давным-давно начатые дела по Залу N 13, время от времени встречаясь с Сартаковым и его Приятелем.

После всей этой истории с деньгами агента Мафусаила мне как-то не очень хочется общаться с Приятелем, но, тем не менее – приходится. Он время от времени зовет меня сходить в какой-нибудь клуб пообедать, а поводов для отказа у меня мало. Как-то пару раз я пытаюсь подбить на это дело Енохова, чтобы в его присутствии мне бы было поспокойней с Приятелем, но Енохов, увы, предпочитает обедать либо лапшой быстрого приготовления, либо бутербродами, как он говорит, что почти всю зарплату складывает, а зачем – не говорит.

Тем не менее, суета после нашего «выступления» в Маленькой Республике постепенно сходит на нет.

Как-то раз мне звонит Сартаков и просит зайти. Он собрал вместе всю «нашу группу» (это он так сказал) – это я, Приятель и Павлов и «обозначил позиции» после событий МОГКР-е:

– Сумрачный доложил Президенту о наших делах, рассказывал, как ситуацию Президенту докладывал Премьер, после чего дал нам указание пока сидеть тихо, и, типа того, заняться напрямую Пашкевичем.

Сартаков на время замолкает, сделав многозначительный вид и нахмурившись:

– Нам следует определить, прежде всего, что про нас мог знать Пашкевич и откуда у него эта информация.

За сим все расходятся с заданием наиболее подробного описания его взаимодействия с Пашкевичем. Сартаков нас в принципе не торопит, но, сами понимаете, мое общение с Пашкевичем было самым коротким по сравнению со всеми остальными, так что свой доклад я, естественно, составил быстрее всех, и, после этого, предварительно позвонив, с распечаткой пошел к Сартакову.

* * *

Мой доклад при мне Сартаков читать не стал, положив файл с бумагами в стол, но повел со мной разговор по поводу наших дальнейших дел, прежде всего упирая на то, что сейчас «нам всем» самое время не мелькать, а затихнуть, сидя подальше от начальства:

– Пока же мы будем разбираться с Димочкой Пашкевичем, ты просто продолжай работать в архиве, как работал, и, когда ты понадобишься, я тебя вызову.

– Хорошо – ответил я, почувствовав, честно скажу, серьезное облегчение. В принципе ни работа с агентами, ни тем более хождение под вражескими пулями, пусть и редкое-редкое меня не прельщали ничуть, так что можно было бы сказать что я, понюхав пороху, больше обонять это амбре ну никак не стремился.

* * *

После этого наступили, как я их назвал потом, «тихие времена», которые, впрочем, иногда внезапно прерывались. Вплоть до католического рождества я просто ходил на работу, с утра пораньше, чтобы после, вечером, ровно в шесть сваливать домой – и ни о чем не думать. Время от времени, но все реже и реже, я созванивался с Фетисовым, и был даже момент, когда его слова о том, что-де кто-то там «занялся мною всерьез», какие-то там «духовные сущности», стали для меня терять прежнюю пугающую силу. В конце концов я перестал звонить Фетисову, так что он, подождав немного, недели две, названивать мне сам, показывая свое беспокойство.

Это почти полугодовое мое благодушие было прервано только один раз, когда мне как-то, когда я двигался в толпе людей по Маросейке, показалось, будто я вновь видел Сестру. Тут я, конечно, моментально, будто проснувшись от страха позвонил Фетисову, а он, вместо того, чтобы направить меня на ее поиски и преследование, очень четко и грубо, буквально приказал стоять на месте и никуда не двигаться.

По причине пробок Фетисов приехал ко мне на метро и мы еще какое-то время перезванивались с ним, пока он, поблуждав все-таки вышел на меня.

Фетисов выглядел весьма взволнованным, тогда как я быстро успокоился и пришел в себя. Он ходил небольшими кругами вокруг меня, разглядывая окрестные дома, вдыхая звучно в себя воздух, будто пес, разнюхивая, после чего возвращался ко мне с снова уходил, чтобы вновь совершив небольшой круг вернуться.

Потом Фетисов взял меня под руку и переулками повел к Чистым Прудам:

– Пока ты со мной – сказал он мне на ухо заговорщеским тоном – тебе ничто не угрожает. В толпе Сестра вряд ли сможет тебе навредить, а вот в безлюдных переулках – как раз может попробовать приблизиться и я тогда с ней разберусь.

Тем не менее, ничего такого не происходит, и мы спокойно доходим до Чистых Прудов – к метро.

– Может, мне просто показалось? – спросил я извиняющимся тоном Фетисова, на что он отвечал, что я все сделал правильно:

– Лучше перебдеть, сам понимаешь.

После, когда мы какое-то время постояли вместе и поговорили о наших делах, все о том же, о чем говорили раньше, Фетисов сказал, что я должен позвонить маме – узнать как у нее дела. Так как мама долго не отвечала по телефону, а я перезванивал ей многократно, Фетисов предложил мне все это делать дальше в ближайшем ресторанчике, но в тот момент, когда Фетисов уже совсем занервничал и стал говорить, что нам надо срочно ехать к моей маме, она наконец взяла трубку. Перекинувшись с ней парой слов (а мама ехала в метро и ее слышно было плохо) мы рассоединились.

– Что? – беспокойно глядя мне в глаза спросил Фетисов – разговор прервался?

– Ну… мама же в метро едет, в туннеле…

– Да? Какая ветка?

– Серая…

– Верх или низ?

– Самый-самый верх!

– Да там связь даже в тоннелях отличная!

Фетисов как будто специально, нагнетает нервическое состояние, пока я снова не перезваниваю маме, но на сей раз она уже шла от метро домой.

– Ну что? – Фетисов сверлит меня взглядом, так что иногда кажется, будто убить хочет – как мама?

– Все в порядке… вроде…

– Вроде?

– Нет! Все в порядке!

– Голос ее тебе не показался каким-то другим? Не таким, как обычно?

Тут, сами понимаете, ситуация, если начнешь думать и сомневаться – покажется все что угодно.

Я ковыряюсь в зубах зубочисткой, хотя в этом и нет необходимости:

– Трудно сказать, ох, откуда же я знаю?

Фетисов вскакивает, и, бросив на стол деньги начинает быстро одеваться, на ходу бросив в меня мое пальто:

– Надо проверить, Андрюша, что там за дела…

– А что может случиться?

– Ну, как я тебе уже говорил, если духи кого-то хотят наказать – то начинают с домашних животных этого кого-то, а потом принимаются за родственников. Лишь измотав человека болью и скорбью по погибшим и безвременно умершим близким – они принимаются за него самого.

Тут меня как будто током ударило, и, взмокнув вмиг от страха, быстро накинув на себя пальто я потрусил за стремительно направляющемуся к метро Фетисовым.

* * *

Но дома все оказывается не так страшно. Представив маме Фетисова как большого друга, я представляю ей ситуацию так, будто забыл кое-что у нее в предыдущий раз, когда был в гостях.

Чтобы не обращать внимание мамы на это «кое что» (а что оно именно такое я выдумать, признаюсь, не успел) я отвлекаю ее разговором, и, пока Фетисов оглядывается туда-сюда, по временам, как мне показалось, вновь вынюхиваая воздух, сообщаю маме, вроде как тайно, чуть ли не шепотом, что Фетисов-де – мой запасной аэродром на случай если в КГБ не заладится, и мне вновь понадобиться работа:

– На самом деле у меня все нормально, но на всякий случай нужно иметь в виду и это? Правильно, мам? – спрашиваю я маму.

– Гляди сам! – отвечает мама, после чего идет за тапочками для Фетисова и потом предлагает ему поесть борща.

Фетисов, как ни странно (а мне почему-то это представилось странным, чтобы такой презентабельный джентльмен, как он ел борщ!) с большой искренней радостью согласился.

Несколько льстиво, немного переигрывая, Фетисов нахваливает мамин борщ, как я понял, используя трапезу для того, чтобы маме внушить необходимость заботы о безопасности. Он начинает пугать маму разными грабителями, как уличными, так и квартирными, поучая ее, чтобы не общалась там с разными темными личностями:

– И двери им ни в коем случае не открывайте, понятно?

Мама кивает головой, насколько я ее знаю, немного подыгрывая Фетисову, изображая, будто об этих элементарных способах себя обезопасить она ранее ничего не слышала.

– Если же вас спросят – говорит Фетисов, жуя хлеб – можно ли войти, однозначно говорите – нет!

Мама кивает.

Пару раз Фетисов оговаривается, и вместо «грабитель» говорит «вампир», но потом, опять натужно, смеется, ссылаясь на свою работу:

– У меня издательство по этому профилю, знаете ли – мама, как кажется все более заинтересовывается – там всяких оборотней, упырей и прочей фигни – пруд пруди. Иногда так оно застрянет в голове, что с трудом потом выбросишь!

Когда же Фетисов собирается уходить – и я вместе с ним, уже на лестничной клетке я прижимаю его к стене, схвативши за грудки:

– Что там за вампиры, ети твою мать? А? А ну говори!

– Андрюш, – Фетисов немного брезгливо, пальчиками отстраняет мои руки от своей груди – а что ты хотел? Помнишь, как сам мне рассказывал про свою Сестру? Ну, что кол на нее точил… ты даже не разбираясь в ситуации чутьем понял, что делать надо.

– Так что же? Сестричка – вампир теперь?

– Уверен что да. Посасывает, сучка, а тебе Андрей, я бы от чистого сердца порекомендовал бы сейчас как можно меньше общаться с мамой.

– Да?? – я удивлен. – Что-то я вас, Петр, не пойму – то вы меня пугаете и мы вместе едем к ней, то наоборот – не приближайся.

– А это ж я вам разъясню! – Фетисов уперевшись мне в грудь ладонями мягко отводит меня в сторону, чтобы я не мешал подойти ему к лифту – дело в том, что, на мой взгляд, если уж Сестра не приближается к вашей маме – так это и хорошо. И теперь, стало быть, если она увидит вас вместе – это сможет ее побудить воздействовать на вас через вашу маму. А тут дело такое, как в киднеппинге – похищенного не возвращают, даже получив выкуп, от него избавляются.

Выйдя из маминого дома мы вместе идем до метро:

– Ну вот, – говорю я Фетисову – теперь вы знаете, где живет моя мама!

– Это будет очень полезно – отвечает Фетисов поглаживая рукой рот – случись что – я буду знать, куда бежать.

– И все-таки, – вновь начинаю говорить я после небольшого молчаливого перерыва, пока мы по плохо очищенной дороге буквально пробираемся к станции метро – что этим персонажам от меня нужно, и почему все их действия имеют такой, скажем, временной разброс? Я, честно скажу, думал, что все будет происходить быстрее – сразу после того, как вы мне сказали, что они мной займутся. И именно от того, что я ожидал от них каких-то действий, а это все не случалось, я иногда даже начинаю думать, что, может быть, все, проехали, больше ничего и не случиться?

– Нет – отвечает Фетисов, а мы уже стояли у входа в метрополитен – я думаю сейчас, просто предполагаю, что все действия против вас тех, о ком мы уже много раз говорили, имеют некую связь с вами. Иными словами говоря, вы понемногу что-то вспоминаете, и они вслед за вами начинают, как кажется, ощущать некоторый сумбур, копошение мыслей, эмоций и воспоминаний, происходящих в вашем разуме и душе, что в свою очередь и заставляет их действовать. Сначала – просто с вами поговорить, потом – воздействовать на вас, сначала – мягко, потом, думаю, будет жестко. И вот ожидание этих жестких действий и заставляет напрягаться. Вполне возможно, что они используют так же тактику «беспокоящего огня» – воздействуют на нервы, не идя на серьезный «прорыв», и ждут, когда же бдительность притупится, чтобы после неожиданно атаковать.

Я только тяжело вздыхаю.

* * *

Пока мы вместе с Фетисовым едем в метро до центра вместе, он говорит мне о необходимости быть бдительным и обязательного моего регулярного общения с ним:

– Вот вы – кричит он мне в ухо потому как поезд едет шумно – в последнее время стали звонить редко, так не нужно, не нужно этого! Звоните чаще! Я вас напрягаю своим общением?

– Нет. Уже нет. И давно.

– Ну, тогда что? От вас ведь только и требуется, что сообщить, что у вас все в порядке. Не более того.

– Я думал, что буду вам мешать.

– Не надо скромничать и стесняться, тем более в ситуации, когда вам грозит серьезная опасность!

Ну, что я могу сделать? Только пообещать Фетисову, что буду звонить, не реже чем раз в два-три дня.

* * *

Совсем же перед новым годом, где-то тридцатого или двадцать девятого декабря меня вызвал к себе Сартаков по поводу Пашкевича, с поручением разыскать его, потому как, вроде бы, предпринятые меры не возымели результата:

– Конечно, у нашей большой комитетовской машины есть огромные возможности, прежде всего основанные на гигантских базах данных по огромному количеству людей, тех самых, которые могут хоть на что-то влиять в политике, экономике, и так далее – сказал Александр Сергеевич, странным образом, как я у него еще не видел, сильно подняв одну бровь, и резко опустив вниз другую, от чего лоб его исказился буквой «Z» – но, увы, как это было всегда, государственная машина чрезвычайно неповоротлива, так что в конце концов в соревновании на скорость с одним человеком, который, по нашим сведениям еще и при деньгах, то есть при больших возможностях, государственная машина проигрывает. От того-то зачастую так эффективны и неуловимы, например, небольшие террористические группы.

Суть, оказывается, вот в чем: почти полгода (сразу после моего возвращения из МОГКР) Комитет под руководством «нашей» группы состоящей из Сартакова, его Приятеля и Павлова занимался розыском Пашкевича, но розыск, кроме получения каких-то отрывочных сведений о месте пребывания, других результатов не дал:

– Он просто неуловим, как тень! – Сартаков хмурится, встает со своего рабочего места и ходит по кабинету туда-сюда, после чего останавливается у окна и после долго смотрит в него – и если мы с ним не разберемся, нам больше никогда не доверят нормального дела, которое нам нужно, чтобы реабилитироваться за полупровал в Маленькой Республике!

То есть что? Нам необходим Пашкевич не просто для того, чтобы узнать, как он смог «накрыть» нашу сеть в МОГКР, но прежде всего для того, чтобы хотя бы отчасти вернуть себе доверие руководства.

– Поэтому – Сартаков, а раньше я не видел, чтобы он курил, закуривает, потом начинает кашлять и тут же тушит окурок в большой цветной стеклянной пепельнице – мы решили изменить тактику.

* * *

– Вполне возможно, что у Пашкевича, как это и было раньше, остались какие-то связи в МВД и Комитете, которые, сам понимаешь, были бы деньги вполне можно реанимировать. Исходя из этого мы предполагаем, что он все эти полгода мог иметь данные по слежке за ним и всегда вовремя уходить, когда его уже было накрывали.

Я немного в недоумении, поэтому задаю, наверное, нелепый вопрос, который, впрочем, для меня кажется важным:

– Так что же? Пашкевич, как вы думаете – сейчас в России?

– По нашим данным – да – буква «Z» на лбу у Сартакова распрямляется.

– Странное дело – он что же? Не боится Комитета?

– Сказать тебе честно? Мне кажется, он такой отморозок, что уже совершенно ничего не боится!

Итак, в связи с тем, что «поднимание на уши» всей полиции и КГБ не дало результатов, и, предполагается, что какие-то люди из Комитета и полиции могли помочь Дмитрию Пашкевичу уйти от преследования, Сартаков с Приятелем решили в корне изменить тактику:

– Теперь мы будем действовать по-другому! – голос Сартакова приобрел некоторые нотки торжественности. – Сделаем вид, будто потеряли к нему интерес и пустим по его следу, Андрей, тебя. Ты готов к выполнению этой важной миссии?

Всегда готов. То есть – а куда мне деться?

Я утвердительно качаю головой.

«В конце концов» – думаю я на ходу – «преследуя Пашкевича я смогу долго находиться в отрыве от начальства, в свободном поиске», что, сами понимаете, представляет для индивидуалистических личностей элемент большого жизненного комфорта.

– Тогда поступим так – Сартаков достает из стола какие-то бумаги, пересматривает их, после чего опять убирает в стол – где-нибудь числа третьего, Андрюш, вылетай в Екатеринбург, туда, где Пашкевича последний раз видели перед тем как он исчез надолго, после чего вновь стал мелькать по стране, и уже оттуда, с самого начала начинай постепенно разматывать этот клубок. Встреться с людьми, которые его некогда искали, посмотри материалы и опроси свидетелей. Обо всем докладывай, но не чаще чем раз в двое суток, за исключением, если будет что-то ну очень уж важное!

* * *

Под это дело мне даже выдают «Стечкина» и две обоймы к нему, под расписку, ведут в подвальный тир – для прохождения краткого «курса бойца» по обращению с оружием:

– Применяй только в крайнем случае – говорит мне Сартаков в промежутках между отстрелами обойм по мишеням – помни, этот перец нужен нам живым, если его ранишь – тут же ставь на уши всех местных, прежде всего КГБ, чтобы его залечили, не дай бог эта сука окочурится!

* * *

Отметив с мамой новый год и вдоволь выспавшись в гостях у нее дома, я, вместе с оружием (в том числе и своим «Глоком», некогда изъятым у агента Мафусаила в Маленькой Республике), вместе с блокнотами с адресами и телефонами, паролями и кодами, с утра 3-его января улетаю в Екатеринбург на поиски этого «неуловимого Джо» – Димы Пашкевича.

* * *

В Екатеринбурге сходу приходится связаться с людьми из местного Комитета, у которых, оказывается, был запрос от Сартакова, и уже были подготовлены материалы по мою душу:

– Вот тут в папке – сказал мне дежурный комитетчик, вид которого вызывал приступ сочувствия (видимо парень очень хорошо отметил новый год и все не мог придти в себя) – все сведения о том, как четыре года назад мы с людьми из Москвы разыскивали этого вашего…

– Пашкевича!

– Да.

– Вы принимали участие в этом?

– Я? Нет! Я работаю в Комитете относительно недавно.

– Ясно.

– Но меня проинструктировали, что вам говорить – мы присаживаемся за большой стол, дежурный выкладывает передо мной бумаги и фотографии – нам, конечно, не сообщали, зачем разыскивается Пашкевич, что он натворил, но это ведь и не важно, правильно?

– Правильно. Чем больше людей знает об этом, знаете ли…

– Ну вот! – Дежурный выкладывает на стол фотографии Пашкевича, потом – его мамы – вот, это его мама Евгения Петровна.

– Ага… а они чем-то похожи!

– Вам тоже так показалось? Вылитое лицо Пашкевича! А вот это… это его дача, на которой его видели в последний раз.

Дежурный показывает мне фотографию обычноформатного такого нашего домика, обшитого вагонкой. Ничего особенного, но чистенько, аккуратненько, так что приятно смотреть.

– И что же? – спрашиваю я – вот, мне сказали, что он в этот дом зашел – и больше уже из него не выходил?

– Да, так оно и было. Там были ваши люди из Москвы, вы, наверное, знаете. И небольшая группа захвата.

– Ну, ладно! – я встаю. – Тогда, значит, я тут начну потихоньку входить в курс дела.

– Да – отвечает мне дежурный, протягивая еще один листик – тут, смотрите – контакты по этому делу, телефоны свидетелей и так далее. Дело давнее, так что если какие-то из телефонов устарели – позвоните по этому номеру – мне показывают номер внизу – там дежурный, и, назвав кодовое слово, сделаете запрос, там все зафиксируют и вам дадут информацию.

– Спасибо! – мы с дежурным пожимаем друг другу руки и я ухожу.

* * *

Едва же выйдя из здания Комитета на проспекте Ленина, я перезваниваю Сартакову – доложиться:

– Я думаю, что вы, Александр Сергеевич, были абсолютно правы – говорю я – начинать нужно с того места, где Пашкевича видели последний раз!

– Ну так! О чем же я тебе говорил? Там есть только одна загвоздка. Так вот, вполне возможно у тебя получится за что-то зацепиться, если ты свяжешься с полицией на месте.

– На месте – это там где его дачка?

– Да, именно там! Там какое-то у них странное место, так что полиция, не зная, что за Пашкевичем КГБ охотится, занималась его поисками на месте, по заявлению его матери.

– Понятно.

– Туда тоже сходи, к этим полицейским. Понятное дело, что через четыре года там уже никто ничего не помнит, но материалы-то у них какие-нибудь по этому делу да остались!

– Да-да, я понял, хорошо!

* * *

Из бумаг, в которых были обозначены контакты Пашкевича я извлек сотовый телефон его мамы и позвонил, не мало удивившись, что она мне ответила:

– Да, я вас слушаю – спросил меня довольно бодрый женский голос на «другом конце провода».

– Добрый день! Это Евгения Петровна Пашкевич?

– Да-да, она самая!

– Еще раз здравствуйте. Меня зовут Андрей Земсков, я прибыл буквально несколько часов назад из Москвы по поводу вашего сына, Дмитрия.

– Понятно, вы, я так понимаю, из КГБ?

– Да, точно. Так оно и есть.

– Хорошо… дальше, по идее, вы должные сказать что это не телефонный разговор?

– Ну, примерно так! Евгения Петровна! Если бы вы согласились переговорить со мной с глазу на глаз я бы был вам только благодарен!

– Ну, хорошо. В конце концов – вы разыскиваете Диму! Если хотите – можете приехать ко мне на работу на улицу Восьмого Марта.

Мы договариваемся о встрече.

* * *

«Уф! Какой этот Екатеринбург неожиданно здоровенный оказался!» – думаю я, едва доковыляв до указанного мамой Пашкевича дома, неожиданно для себя потратив на это значительно больше времени, нежели ожидал, глядя в купленную в одном киоске карту-схему города.

Тем не менее, мы встречаемся. Евгения Петровна находится на работе (она дежурит в праздники) как у них было оговорено – каждый работник из ее конторы придет на один день подежурить, потому что клиенты, особенно важные, зачастую имеют привычку звонить с заказами именно в такие дни, пренебрегая традициями напрочь.

– Вот тут я и работаю – Евгения Петровна равнодушно поводит рукой туда-сюда, после чего садится за стол, видимо, ее рабочий, достает, после чего опять убирает какой-то женский журнал:

– Скажите! – вдруг после паузы спрашивает меня она – а я ведь имею право не давать показания против родственника? Я ведь так понимаю – Дмитрий что-то натворил, и его теперь ищут?

– Да, Евгения Петровна – отвечаю я – вы правильно все понимаете.

– Ну, хорошо, если бы его еще полиция искала! Там другое дело, а ГБ!! В КГБ такие дела творятся, как я понимаю, что могут и убить. Вы-то понимаете, что я боюсь за Диму?

– Да, понимаю. С другой стороны Дмитрий уже четыре года, на сколько я знаю, о себе ничего вам не сообщает?

– Я вам не вру – уже четыре года ни слуху, ни духу.

– Вот видите, как получается! – я старюсь натужно улыбнуться – четыре года вам не ясно, жив он или мертв – и тут появляюсь я, и сообщаю вам, что он жив. И еще как! Вы же наверняка рады узнать о своем сыне, что он по крайней мере жив, и, уверяю вас, здоров?

Тут в кабинет входит относительно молодой человек, очень худой, и после нагибается, подозрительно поглядывая на меня, к Евгении Петровне, после чего, выслушав что она ему сказала (а она ему говорила шепотом в ухо), криво улыбнулся, взглянул на меня уже более приветливым взором, и кивнул мне головой – типа он меня приветствует. Чтобы не быть невежливым, я протягиваю ему руку и слегка привстаю со стула, немного наклонившись вперед. Мы пожимаем друг другу руки, после чего молодой человек уходит:

– Начальство наше – говорит Евгения Петровна посмотрев во след ушедшему молодому человеку – зашел сюда на несколько минут, сказал, что на фуршете тридцатого забыл мобильный. И сидит уже час!

– Угу, понятно. Так… что насчет Димы?

– Как я уже говорила – с тех пор как он пропал, он со мной не связывался. Никак. И о себе знать не давал.

– Хорошо. По-вашему он был на даче – а потом просто взял и исчез?

– Да. Но я не верю, что он исчез просто сидя на даче.

– Конечно, такого быть просто не могло.

– Там просто у нас место такое… как бы это вам сказать? Аномальное – Евгения Петровна типа тихо смеется – люди часто теряются, блуждают, иногда по несколько дней, потом их находят. А иногда, правда, очень-очень редко – нет. Пропадают с концами!

– Аномальная зона какая-то? – я искренне, правда, тихо, смеюсь.

– Ну да. Наши дачи – за ними болотце, неглубокое и без трясины – а потом, знаете ли, вымирающая деревня. Там старички со старушками живут, вернее, доживают свой век, и вот от них в одну сторону – по дороге усадьба, давно пустая, в другую – кладбище, но там не хоронят екатеринбуржцев, только стариков из местных окрестных деревень. В деревню в общем-то можно по тропинкам разным добраться, ноги не замочив. И вот там, вокруг деревни, в деревне, а она огромная, хоть и пустая, вокруг усадьбы этой – постоянно, постоянно люди блуждают. Понимаете? По несколько дней, бывает, после выходят к людям и ничего не помнят – какой день сегодня, потом рассказывают, что были как в тумане.

– Хорошо – отвечаю я, начиная понимать, что опять влипаю в «сюр» – Евгения Петровна! А вот, например, я бы не мог посетить вашу дачку? Прямо, скажем, сегодня? Или вы будете требовать официального оформления, разрешение на осмотр, разрешение на обыск?

Евгения Петровна явно мнется, не зная что сказать:

– Ну… сейчас же все снегом замело… вы туда не подъедите…

– Придется! Придется, Евгения Петровна, работа у меня такая.

Тогда Евгения Петровна объясняет мне как проехать на ее дачу.

– Лучше всего в ту самую деревню, где как вы сказали «аномальная зона» находится приехать. Вам там по идее с вашими документами помочь должны – там отдел полиции есть. Человека два постоянно дежурят.

– Да? – переспрашиваю я – Вот это да! Жирно как для умирающей-то деревни!

– Ну… не знаю почему, но они там точно есть. А так… по-другому добраться вам не получится. Ключи вам нужны?

Я перезваниваю Дежурному и спрашиваю, есть ли у них ключи от дачи Пашкевичей.

– Нет. – Дежурный, суда по голосу, рад бы помочь, но…

– Хорошо – говорю я тогда Евгении Петровне – если вам будет не трудно – дайте, пожалуйста, ключи, обещаю вам – что постараюсь быть аккуратным. Я даже ботинки на входе сниму.

– А там тапочки есть! – как-то обрадовано сказала Евгения Петровна – сразу на входе слева в большом старом шкафу. А одежду – лучше не снимать, там точно все вымерзло за это время.

– Вы там давно были? У себя на даче?

– Больше полутора лет не была. Точно. Там для Димы был весь второй этаж, с тех пор как он пропал я туда даже не поднималась ни разу. Там все осталось так, как было с того самого дня. Ну, разве что ваши товарищи что-то меняли и двигали.

– Ясно, Евгения Петровна, очень я вам благодарен за то, что идете на встречу. И вот последний вопрос – насчет ключей.

Евгения Петровна только печально согласно покачивает головой, и, спустя несколько минут, как она оделась, мы идем к ее молодому начальнику – говорить о том, что вынуждены отлучиться.