Текст книги "Тринадцатый (СИ)"
Автор книги: Алексей Поворов
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
Глава V
СОН
Все версии Зверева были ошибочны: и версия о несчастном случае, и версия об убийстве. Все это было ничтожно по сравнению с тем, что случилось на самом деле. То, что произошло в Стрельцах, было гораздо серьезней, но об этом Алексей пока даже не догадывался. Его целиком поглотила черная бездна сна, чертовски реалистичного.
Он шел по коридору средневекового замка. Повсюду свисала паутина, стены от влажности покрылись плесенью и мхом. Его не покидало чувство, что он находится в естественном туннеле, созданном самой матушкой-природой. Коридор уходил в бесконечность, а из дверей, расположенных по его сторонам, доносились вопли и мольбы о пощаде. Алексей продвигался вперед, всматриваясь в темноту, которую изредка разгоняли факелы. Под ногами время от времени пробегали крысы, с потолка сочилась вода. Звук капель, разбивающихся об пол, эхом проносился по туннелю, смешиваясь с истошными криками умирающих. Впереди показалась приоткрытая дверь. Алексей вошел в комнату, и его взору предстал измученный человек, прикованный к деревянной площадке. К рукам страдальца были привязаны тонкие веревки, издалека похожие на гитарные струны, которые с хрустом растягивали его конечности в разные стороны. Зверев попытался открыть глаза и покинуть страшный кошмар, но что-то мешало ему проснуться. Словно это был не сон, а чудовищная пьеса, в которой он по роковой случайности играл главную роль.
Внезапно раздался голос.
– Если можешь, беги. Только знай, что ты обречен. Стоит солнцу зайти, и вот он я. И день станет ночью. Я всегда буду рядом, до последнего твоего вздоха. А когда он настанет, я приду за тобой. Мною созданное мне должно и достаться.
Алексей закрыл уши руками и голос пропал. Слева от двери стоял человек в коричневой мантии, который приводил в действие адскую машину из шестерней и веревок, медленно крутя рукоятку и наслаждаясь происходящим. Он натягивал бечеву с упорством настраивающего гитару дилетанта, который поворачивает колки до тех пор, пока струны не лопнут. С каждым движением палача слышался хруст костей и треск до предела натянутой кожи. Алексею захотелось помочь несчастному, который, казалось, вот-вот потеряет сознание от невыносимой боли. Он попробовал развязать веревки, но руки к его удивлению прошли сквозь бечеву, не встретив никакого сопротивления. В ужасе Алексей отступил назад, глядя на свои ладони и не понимая, что происходит. Яростно сжав кулаки, он бросился к палачу и со всего размаха нанес по нему удар, но все снова повторилось, точь в точь как с веревками. Казалось, что он призрак в собственном удивительно реальном сне. Все, что бы он ни делал, было впустую: его никто не замечал. Алексею оставалось лишь наблюдать за происходящим. В правом углу комнаты капитан разглядел человека в черном облачении, лицо которого было спрятано под капюшоном. Ему сначала даже показалось, что это статуя, но когда он почувствовал взгляд того, кто скрывался в темноте, его спина покрылась холодным потом. Статуя зашевелилась и двинулась на него.
– Я вижу тебя. Я чувствую тебя. Я создал тебя. Тебе от меня не спрятаться. Вспомни, когда ты стоял на вершине мира. Еще бы чуть-чуть, и империя была бы твоей.
Не дожидаясь сближения, Зверев выскочил из комнаты в коридор. Он на мгновение остановился, чтобы закрыть за собой дверь, но не успел. Плоть лопнула и дикий крик заполнил помещение. Брызги крови попали Звереву на лицо. Несчастный корчился, истекая кровью, а его собственные руки болтались над ним, словно куски туши на скотобойне.
Алексей бежал, пытаясь не слушать стоны и вопли, которыми дышало и жило все вокруг, и остановился лишь тогда, когда ужасные звуки перестали доноситься до него. Он даже сначала подумал, что оглох, настолько спокойно и тихо стало. Все смолкло, как по команде, словно кто-то управлял происходящим. Алексей повернулся назад, вглядываясь в сумрак и пытаясь рассмотреть погоню, но ничего, кроме факелов, висящих в шахматном порядке на стенах туннеля, видно не было. Вытирая со лба пот, смешанный с кровью, Зверев еще раз прислушался. За сумасшедшим биением собственного сердца он различил отголоски разговора. Как загипнотизированный, он стал продвигаться по туннелю, пока его не осветил яркий свет, исходящий из еще одной открытой двери. Представшая его взгляду комната круглой формы обильно освещалась лампадами, свечами и факелами. За массивным дубовым столом сидел человек в длинном монашеском балахоне. Его голову покрывал капюшон. Свет неестественно преломлялся, освещая только одну сторону монаха. Он бормотал что-то себе под нос на странном языке, но Звереву этот язык показался знакомым, и с каждой последующей фразой он понимал его все лучше и лучше. Перед монахом стояли весы. Он доставал из воздуха песчинки и клал их поочередно то на одну, то на другую половину весов.
– Слишком долго в этом мире удерживается равновесие. Люди так никуда и не сдвинулись, не пошли дальше, – он снова положил песчинку на весы. – Я изменил правила, но все осталось непоколебимо. Жизнь застаивается, словно вода, и начинает протухать. Нет прогресса. Мне приходится ускорять эволюцию, создавая новые условия и каждый раз усложняя этот процесс. Когда я ввел в игру тебя, я думал, все закончится. Но ты так и не смог сделать выбор. Что ж, они разыграли тебя по-своему. Если ты не можешь решить сам, тогда решают за тебя, и ты получаешь то, что имеешь. Я до сих пор не пойму, что с вами делать и как поступить. Пускай за вас решают они, – монах вытянул ладонь, и в его руке появилась маленькая фигурка человека. Он поместил ее посередине весов. – Ты, тринадцатый, зачем обрек на мучение мир свой? – монах встал и направился к Звереву, с каждым шагом множась в геометрической прогрессии. – Теперь решать будет тот, кто сделает выбор, а вы пожнете плоды свои.
Следователь попятился назад, но, упершись в стену, был вынужден остановиться. Бесчисленные проекции монаха окружили его и начали тянуть в разные стороны.
– Тринадцатый, освободи нас от него! Он то, что есть мы!
Они все прибывали и прибывали. Одежда Алексея с треском поползла по швам, а за ней стала лопаться кожа. Люди раздирали его на куски. От боли и ужаса Зверев закричал и, открыв глаза, проснулся. Холодный пот тек ручьями по его спине и лбу.
– Фу-ты, черт! Приснится же такое! – вытирая пот с лица, проговорил Алексей и закурил. Сделав несколько затяжек и немного придя в себя, он взглянул на часы. – Еще спать и спать. Надо же, просто жуть! – зевнув, он облокотился на рабочий стол и снова задремал.
Глава VI
УТРО
Было около десяти утра, погода не улучшалась. Городская жизнь впала в анабиоз. Тамбов был похож на огромного медведя, который решил переждать зиму в берлоге. Население попряталось по квартирам типовых многоэтажек. Кое-где были слышны двигатели снегоуборочных грузовиков, которые делали попытки расчистить дороги. Изредка в пурге мелькали силуэты людей, спешивших по неотложным делам.
Алексей крепко спал, положив голову на стол. В кабинете было тепло, и от этого сон следователя был еще слаще. Вдруг дверь с шумом распахнулась и внутрь влетел Попов. Зверев тут же открыл глаза и поднял голову.
– Б-р-р-р. Вот это погодка! Вот это холод! А метель-то, метель! Еле до работы добрался, две остановки пешком шел. Автобус застрял, представляешь? Такая пробка образовалась. Когда это в нашем «мегаполисе» пробки были? – тараторил Попов, одновременно раздеваясь и сметая с себя снежные хлопья.
Алексей молча потянулся и включил старенький электрочайник.
– Ты что такой угрюмый, а, Лех? Не выспался, что ли? Или кошмары всю ночь мучали? – вытряхивая из ботинок уже начавший таять снег, поинтересовался Михаил.
– Чай будешь?
– Давай. А покрепче у тебя ничего не найдется? – подмигнув, весело спросил Попов. Алексей взглянул на него исподлобья. – Ладно, ладно. Что уж, и пошутить нельзя? Ты что такой серьезный? Или закодировался?
– Да нормально все. То дело, которое ты вчера мне передал…
– У-у-у, браток. Я тебе ничего не навязывал, ты у меня его сам выпросил – не забывай про это.
– Так-то оно так, только…
– Если назад спихнуть его хочешь, так ты про это забудь, оно мне ни в какие дырки не уперлось. Сам взял, сам дерьмо и хлебай. Уговор есть уговор.
– Да я не собираюсь тебе ничего отдавать. Просто узнать твое мнение хочу.
– А, ну раз мнение, так это давай. Это мы всегда пожалуйста. Мнением я богат. Валяй.
– Тебе вообще это дело странным не кажется?
– Нет. А что тут странного? Грохнул его этот кент, и все тут. Тушите свет, сушите весла.
– Все слишком просто у тебя получается.
– Ага. Зато у тебя слишком сложно. Что ты выдумываешь? Тут все ясно, как белый день. В Пуаро поиграть захотел? По работе соскучился или заняться нечем? Так ты в стол загляни и посмотри, сколько там всякого говна скопилось. Если б я так с каждым делом сиськи мял, ни одно из них так до суда и не дошло бы. Да что я тебе рассказываю? Сам знаешь, не первый раз замужем. Они всегда невиновные, только вот хорошие ребята к нам не попадают.
– Да это-то понятно. Только вот зачем ему убивать было? Может, это и впрямь несчастный случай? – гнул свою линию Зверев. – Тем более он говорит, что подвозили они кого-то.
– Ну ты, Лех, даешь! Ты поверил, что они в такую пургу могли подобрать кого-то на трассе? Ты сам бы подобрал? Задай своим мозгам такой вопрос и сразу получишь правильный ответ. Времена светлого будущего прошли, и коммунизм мы не построили. Сейчас человек человеку далеко не брат. Так что вряд ли кто-то на трассе в пургу и ночью кого-то станет подвозить.
– Думаешь, брешет?
– Ну, а я тебе что говорю? Конечно, брешет. Кстати, а где этот чудик? Он, наверное, в обезьяннике еще чего-нибудь придумал за ночь. Давай его сюда, я тебе сейчас покажу, как таких раскалывать нужно. Заодно поржем! – радостно воскликнул Попов.
– Я его домой отпустил, под подписку, – тихо ответил Алексей.
– Чего?! Как домой? Шутишь, да?! – Зверев отрицательно покачал головой. – Ой, дурак! Ой, придурок! Я не перестаю удивляться. Тебе и впрямь там, наверное, мозги отстрелили. Ну да ладно, дело твое. По башке тебе получать, а не мне! А пока давай наливай чай, а то остынет, придется опять кипятить.
Алексей достал из стола две кружки, вытащил пачку чая и насыпал в каждую кружку по пригоршне, в результате чего напиток стал походить на тюремный чифирь. Собеседники закурили.
«Все равно это странно, – думал Зверев. – Не мог он этого сделать, не мог. Да и если это был несчастный случай, то зачем приплетать третьего? Зачем все так усложнять?». Но погрузиться в размышления ему не удалось, потому что в кабинет ввалилась женщина 45-50 лет. Одета она была в темную кожаную куртку непонятного цвета и длинную черную юбку, на ногах – коричневые ботинки, голову покрывал серый пуховый платок.
– Кто тут Зверев?! – заорала она, не успев перешагнуть через порог. – У меня муж пропал, а вы тут сидите! Вы обязаны его найти!
От удивления Алексей поперхнулся и, закрыв рукой рот, пару раз кашлянул.
– Вы что, надо мной еще смеяться будете?! Вам работать надоело?! Я на вас быстро управу найду, сейчас жалобу начальству в раз накатаю! – подходя к Звереву, продолжала орать женщина.
Алексей быстро потушил сигарету и отставил чашку с чаем. Попов изумленно смотрел на незваную гостью, которая больше походила на гарпию, нежели на существо женского рода.
– Я что, с вами в молчанку буду играть?! Или вы меня за идиотку держите?! – буйствовала гражданка.
– Да, Лех, почему ты сидишь и ничего не делаешь? Давай звони Санычу, пускай ОМОН снаряжает. Муж как-никак пропал, – не отрывая взгляда от внезапно появившейся особы, съязвил Михаил.
– Может, вы все-таки успокоитесь и присядете? – указал капитан на стул.
– Да-да, садитесь. Желательно лет на десть! Ну, Лех, удачи! – Михаил поднял вверх правую руку, одновременно топнул ногой и вышел, закрыв за собой дверь.
– Это он сейчас что имел в виду?! – нервно воскликнула женщина, поворачиваясь в сторону ушедшего Попова.
– Не обращайте внимания, это он не вам, – с улыбкой успокоил ее Алексей. – Простите, а с кем я имею честь общаться?
– Пантелеймонова Вероника Афанасьевна я. Жена убиенного супруга, – зарыдала женщина. – Горе мне, горе! Пропала моя кровиночка-а-а! Муженек мой пропа-а-а-ал! Убили его! Что ж это такое на белом свете делается-то-о-о?!
– Постойте, постойте. Как убили? Вы только что сказали, что он пропал.
– Да какая разница? Пропал – значит, убили. А раз убили, значит, домой он не придет. Вот его и не-е-е-е-т! – снова завыла Вероника Афанасьевна.
– Железная логика. Тут не поспоришь. А когда он пропал-то?
– Вчера-а-а-ась, – прорыдала потенциальная вдова.
– А вы знаете, что по закону я могу объявить его в розыск только по прошествии трех суток?
– Я тебе объявлю после трех суток! Ты у меня быстро с работы вылетишь! У этого гада пенсия завтра! Пропьет, скотина эдакая! Найти его срочно надо! – внезапно перестала рыдать и снова перешла на крик женщина.
– Он что, с работы не вернулся?
– Да какая к чертям работа?! Эта сволочь ее отродясь не знала! Хоть бы день где-нибудь поработал!
– Ясно. Такое раньше бывало, чтобы он домой не приходил, или это в первый раз?
– В первый! Это все Васька паразит! Он виноват! Будь он проклят, алкаш чертов! Вечно его спаивает!
– Стоп! Какой еще Васька? Давайте по порядку, – Алексей обхватил голову руками. – Вспомните точно, когда вы видели его в последний раз?
– Кого? Ваську-то?
– Хренаську! – не выдержал Зверев и нервно заходил по кабинету. – Причем тут Васька?! Мужа, мужа своего когда вы в последней раз видели? Не говорил ли он вам, куда пойдет или куда хотел бы сходить? Может, он у друзей заночевал?
– Да на какой-то калым они собирались. А у меня ведь дома две кошки остались и собачка, как же они теперь без кормильца-то будут? – завыла посетительница, достала из кармана куртки грязный лоскут, быстро высморкалась и, вытерев им слезы, спрятала обратно в карман.
– А на какой калым они собирались? Вы, случайно, не в курсе?
– Так Васька-то железом промышляет, – бойко ответила женщина.
– Это каким еще железом?
– Ясно каким – всяким!
– Понятно. А всяким, это каким именно?
– Ну, каким-каким? Всяким. Железным таким, – отведя взгляд в сторону, проговорила Вероника Афанасьевна.
– Я вас, гражданка, спрашиваю, что именно он делал? Понимаете? Цветмет сдавал или гвоздями ржавыми на рынке торговал? Конкретней, женщина, объясняйте. Конкретней!
– Ой, да вы тоже скажете, на рынке торговал. Кто ж эту образину туда пустит? Алкаш он. По помойкам лазит да всякую дрянь собирает, потом на своем Москвичонке это добро барыгам отвозит, – с пренебрежением ответила посетительница.
– Понятно все с вами, – облегченно выдохнул капитан. – А как он выглядел, когда вы видели его в последней раз? Ну, перед тем, как он пропал?
– Ну, как-как? Ржавый такой Москвич. Да на эту рухлядь без слез не взглянешь: на нем день ездишь, два чинишь. Он у него и не разваливался только из-за того, что… – начала свой рассказ Пантелеймонова, но ее тут же перебил следователь.
– Какой, к дьяволу, Москвич?! Я вас про мужа спрашиваю! Вы надо мной издеваетесь что ли?! – Алексей еле сдерживал себя.
– А-а-а, муж. Вы бы так и сказали. Сейчас расскажу, – без эмоций ответила женщина.
– Не надо! Не надо рассказывать! – следователь достал из ящика бумагу и ручку. – Вот, пишите! С кем, когда и при каких обстоятельствах вы видели своего мужа в последний раз! Повторяю: не собачку, не кошечку, не ржавый Москвич, а своего мужа! И не забудьте написать, во что он был одет и как его зовут! Полные имя, фамилию, отчество! Поняли?!
– Поняла. Что тут непонятного? И не надо меня за дуру держать, а то я ведь и пожаловаться могу, куда следует, – пригрозила Вероника Афанасьевна.
– Тьфу ты, черт! Пишите уже! – крикнул следователь и вышел из кабинета.
За дверью стоял Попов и еле сдерживал смех.
– Хренаську. Понял? Жена пенсию профукала, а муж по бабам погнал! – закатился хохотом Михаил.
– Что ржешь?
– «Маски-шоу» отдыхают, – вытирая слезы, выдавил из себя Михаил.
– Ха-ха! – передразнил его Зверев. – Хватит, а то описаешься. Дай-ка лучше закурить, а то я свои в кабинете забыл, а возвращаться не хочется: там у меня атмосфера неблагоприятная.
– Ну и что у нее за проблемы? – с ухмылкой спросил Михаил, протягивая Алексею сигареты.
– Да муж у нее пропал вроде как. Чтоб его черти взяли. И ее вместе с ним.
– Я бы от такой тоже сбежал. Слушай, а она случайно не с бодунища? Взгляд у нее какой-то нездоровый.
– Да Бог ее знает! Пусть пишет, бумага все стерпит. И, вообще, хорош издеваться, а то сейчас к тебе эту бешеную отправлю, будешь сам с ней мыкаться. Как раз и узнаешь, с бодуна она или нет. А если повезет, то, глядишь, и свиданье себе устроишь. Она теперь женщина одинокая, мужа нет.
– Спасибо, конечно, но мне этот мутант-одиночка не нужен! К тебе она пришла, сам с ней и возись! Этот квазимодо не в моем вкусе! – ответил Попов.
– На тебя где сядешь, там и слезешь. Извини, супермоделей как-то не предвидится.
– А как ты хотел в нашей-то жизни? Оно, как говорится, не делай добра, не получишь зла.
– Следователь Зверев! Следователь Зверев! – раздался голос из-за двери.
Алексей аж вздрогнул.
– Да мать ее! Покурить спокойно не даст! И откуда ее нелегкая принесла?
Зверев тяжело вздохнул и, покачав головой, вошел в кабинет с цифрой шесть на дверной табличке.
– Товарищ следователь, я уже все написала, как вы и просили, – проговорила Вероника Афанасьевна.
Капитан молча прошел по кабинету и сел за стол.
– Давайте посмотрим, – Зверев взял у нее заявление.
– Я там все написала! Как он был одет и с кем был в последний раз. Кстати, я там и Васькин Москвич описала, и номер его, так что теперь ищите, – не выдержав тишины, заговорила гражданка Пантелеймонова.
Алексей внимательно прочитал заявление, после чего положил его перед собой на стол и посмотрел на потерпевшую так, будто она была виновата в смерти президента Кеннеди, нашествии татар на Русь, всех революциях сразу и заодно во всех смертных грехах. Минутная тишина повисла в кабинете.
– А что это вы на меня так смотрите?! – вспылила внезапно Пантелеймонова.
– Да так, ничего особенного. Только у меня к вам один вопрос. Маленький такой, пустяковый.
– И какой же? – с гонором спросила женщина.
– За каким, простите меня, фигом, вы написали здесь, что ваша соседка Любовь Николаевна Квашнина занимается самогоноварением с целью спекуляции?! И какого хрена вы внизу заявления написали «Аноним» и вместо подписи поставили крестик?! – краснея от злости, на повышенных тонах вопрошал следователь.
– А пускай она самогонку не варит, сволочь! Всех моих клиентов к себе переманила, ведьма! – рвала глотку Пантелеймонова. – А подписалась я так, чтобы она не догадалась, кто на нее навел! Пущай думает, что на нее случайно вышли!
Алексей молча смотрел на нее и с удовольствием представлял, с какой бы радостью он придушил эту горластую стерву. На лице у него появилась блаженная улыбка.
– Короче так! Пишите! – скомандовал капитан.
– Что писать-то?! Я уже и так все написала, – возмутилась заявительница.
– Во-первых, свой домашний адрес. Во-вторых, телефон, если он есть. В-третьих, от кого заявление и по какому поводу. В-четвертых, свою подпись поставьте и на хрен вычеркните все про соседку. А в конце, я вас очень прошу, дату подачи заявления не забудьте указать.
– Хамье! – крикнула Вероника Афанасьевна, но, схватив бумагу и ручку, все же исправила все, как ей было сказано, после чего швырнула заявление на стол и, рявкнув: «Я так этого не оставлю!», энергично покинула кабинет, с силой хлопнув дверью.
– И я очень рад был с вами пообщаться! – крикнул ей вслед капитан.
Оставшись один, он взял заявление со стола, улыбаясь, прочитал его, затем выписал на отдельный листок приметы пропавшего человека и его автомобиля, в общем, все то, что могло понадобиться патрулям для ориентировки, встал и вышел. Пройдя по темному коридору, в конце которого надоедливо мигала лампа дневного света, следователь оказался рядом с дежурным.
– Послушай, парнишка. Вот тебе ориентир на человека и машину. – Зверев протянул парню листок с записями. – Сбрось его патрулям. Пускай поспрашивают, посмотрят, но особо не напрягаются. Будет что, маякнешь.
– Хорошо, – ответил дежурный, забирая данные от капитана.
Зверев, не спеша, вернулся на свое рабочее место.
Глава VII
БЕЗУМИЕ
Не быть подчиненным никакому закону –
значит быть лишенным самой спасительной защиты,
ибо законы должны нас защищать
не только от других, но и от самих себя.
Генрих Гейне
Стрелки на часах замерли на двенадцати. Городские службы с трудом пытались бороться со стихией. На центральной улице движение, хоть и не было таким интенсивным, как в обычные дни, но все же не прекращалось. Впрочем, машины не ехали, а ползли по занесенному снегом асфальту. Время шло монотонно, а люди, словно запрограммированные куклы, ходили взад и вперед, глядя под ноги и не замечая вокруг себя никого и ничего. Озабоченные своими проблемами, они, толкаясь, пытались залезть в и без того переполненные автобусы. Злость и ненависть друг к другу, к погоде, к плохо ходящему транспорту пропитали всех и вся.
Всю эту нерадостную картину оживлял непонятный человек, который бегал у остановки и предлагал прохожим зачем-то купить у него старые валенки. Один из них был с калошей, а другой сверкал порванной пяткой. Продавец выглядел более чем странно: маленького роста, с горбом на спине, одна рука короче другой, правый глаз кроваво-красный, а левый угольно-черный, и оба без зрачков. Одет он был в рваную фуфайку на голое тело, на ногах красовались ярко-желтые резиновые сапоги и заправленные в них трико темного цвета с отвисшими коленками. Самое удивительное, что ни один прохожий не выказывал удивления или отвращения при виде этого странного существа, будто это был галантный продавец дорогого бутика в шикарной одежде и итальянской кожаной обуви.
– Девушка! Леди! Купите своему бойфренду! Может, он вам изменять перестанет! – прокричал коробейник проходящей мимо него молодой прелестнице.
– Мамаша! Мамаша! – тут же подскочил он к даме в летах и, дергая ее за рукав, почти пропел: – Купите! Ручная работа! Практически бесценны! В них еще мой дед против Наполеона воевал. Вы же патриоты! Ну купите! Семейная реликвия, можно сказать. А мне что? Мне многого не надо – дешево отдам. Они еще лет сто прослужат, это я вам точно говорю. Богом клянусь!
– Небось, дорого? – покрутив валенки в руках, застенчиво спросила женщина.
– Ну что вы! С вас я даже денег не возьму, давай бартером! – тут же заорал продавец.
К нему стали подтягиваться прохожие, образуя небольшую толпу.
– Люди, здесь меняются валенки ручной работы на полбанки спирта и закусь! Под словом «закусь» моя контора имеет в виду соленый огурец! – Бартер! Кому тут бартер?! – горланил карлик, подняв валенки над головой. – Не дайте умереть от обезвоживания и голода, пожалейте калеку! Ну, что вы как не родные?! Смелее, смелее! Продаю валенки, так как нужна операция моей дочери, у которой при рождении не оказалось мозга! Врачи пообещали пересадить мозг шимпанзе, но для этого нужны деньги! На Бога не уповаю, а верю в вас, добрые люди!
– Пощупать-то дай! – раздался грубый мужской голос из толпы, которая уже насчитывала около двух десятков человек.
– Конечно! Конечно, милейший! Берите, трогайте! Мерьте! – карлик швырнул валенки мужику. – Дамы и господа, леди и джентльмены! Уникальная возможность обменять удивительные, практически бесценные валенки времен моего дедушки на полбанки чистейшего ректификата и закуску в виде вкусного соленого огурца! Я вам не банк, под проценты не даю. Я не спекулянт, дорого не возьму! Каждый рубль, что получу, перешлю детям сиротам в Красносвободный интернат! Ах, какие там дети! Неужто вам детей не жаль?! Купите!
Мужчина, поймавший валенки, покачал головой, одобряя обувку. В толпе началась суета. Люди стали выхватывать рванье друг у друга и разъяренно отпихивать конкурентов, чтобы подержать валенки в руках. А в середине толпы молча стоял странный продавец и наблюдал за вакханалией с идиотской улыбкой на лице.
– Люди, но если уж вы такие жадные и бартером не хотите, и детьми вас не рассердоболил, так забирайте даром! Халява, дамы и господа! Халява, граждане и гражданки! Вы же любите это слово?! Халява!
– Я их первый взял! – прокричал мужчина, резко выхватил валенки у очередного претендента и, отпихнув его, попытался вырваться из толпы.
Но не тут-то было. Стоящий рядом с продавцом молодой человек немедленно оглушил его ударом в затылок, и мужчина рухнул без чувств на землю. Толпа загудела, словно это были не люди, а пчелиный рой или стая волков, которая сбежалась к добыче. Лежащий на земле крепко прижимал к груди товар, хоть и был без сознания. Однако уже через мгновение толпа снова остервенело вырывала валенки друг у друга из рук. Задние теснили передних, чтобы пробраться к потрепанной обуви, будто это была хрустальная туфелька Золушки. Одна из женщин с визгом вцепилась в шапку другой, обильно при этом матерясь. Мужчина, поднявший заветную пару с земли, тут же был нокаутирован ударом в челюсть человеком крепкого телосложения. На него в свою очередь накинулись женщины. Остановка превратилась в побоище. Люди топтали, били, обзывали друг друга, лишь бы заполучить бесплатную, до этого никому не нужную обувь. Машины останавливались, водители и пассажиры с удивлением смотрели на безумных, которые, не щадя себя, бились за рванье, ставшее им вдруг дороже всего на свете.
Неподалеку от беснующейся толпы молча стояли три человека. Они не вмешивались в происходящее и равнодушно наблюдали за людьми, словно оценивая, кто из них на что способен. Первым был продавец, который еще пять минут назад сам затеял это сумасшествие. Второй – огромного роста мужчина – был одет в кожаные штаны, армейские сапоги и расстегнутую кожаную куртку, из-под которой сверкал легионерский меч. Посередине стоял Анатас, опираясь правой рукой на трость. Неожиданно к ним присоединился четвертый, который словно материализовался из воздуха. Он был в одежде еще более странной, чем у продавца и гиганта. Его тело было закутано в белую тогу, а ноги босы. Длинные волосы лежали на плечах, а короткая, но густая борода украшала приятное лицо. Он молча встал рядом с троицей и присоединился к наблюдению за полем боя. Мрачная компания даже не посмотрела в его сторону. Перебирая в руках четки, бородач то смотрел на людей, которые были больше похожи на животных, то, опуская взгляд вниз, что-то бормотал себе под нос.
– Homo homini lupus est[7]7
Человек человеку волк
[Закрыть], – сухо произнес Анатас.
– Homo sum, humani nihil a me alienum puto[8]8
Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо
[Закрыть], – повернувшись к нему, ответил незнакомец в белой тоге. – Прекрати это.
– Как я могу прекратить то, чего не начинал? Да и зачем лезть к разъяренным псам, ведь они могут не признать хозяина и покусать в ярости. Помню, не так давно они и вовсе распяли своего спасителя.
– Ты их спровоцировал тогда. И продолжаешь это делать сейчас.
– Разве можно спровоцировать тех, кто уже давно спровоцирован? Мир достаточно велик, чтобы удовлетворить нужды любого человека, но слишком мал, чтобы удовлетворить людскую жадность. Не в их ли великих писаниях сказано: «О, ты, живущий при водах великих, изобилующий сокровищами! Пришел конец твой, мера жадности твоей»[9]9
Книга Пророка Иеремии, 51:13
[Закрыть]. Посмотри на них – это же скот. Ни один из них – ни один! – не стоит его внимания. И ты мне хочешь сказать, Михаил, что спровоцировал их я? Жадность, гордыня, зависть – вот их провокаторы. Нормальный человек должен определить место для каждого из своих желаний, взвесив все «за» и «против», а затем осуществить их по порядку. Их алчность и бескультурье постоянно нарушают этот порядок, и им приходится преследовать такое множество целей, что в погоне за пустяками они упускают самое существенное – то, что им действительно нужно. Посмотри на них, посмотри внимательней. Они настолько мелочны и жадны, что в молодости начинают копить на старость, а когда состарятся, откладывают на похороны. Валенки, всего лишь рваные валенки, и они уже готовы убить друг друга из-за них. А представь себе, если б это был кусок золота или чемодан бесценной бумаги, которую они называют деньгами. За них они бы продали и мать родную.
– Ты не прав. Ты видишь только одну сторону медали.
– Ты видишь другую, но ничего от этого не меняется, Михаил. И твой хозяин знает это. Скоро, очень скоро я расставлю все по своим местам. Не стоило вообще уделять им столько внимания. Знаешь, я давно понял, почему иногда животные пожирают свое потомство. Если бы и он это понял, все бы могло закончиться куда более благоразумно.
Вся троица развернулась и отправилась прочь. Их собеседник постоял еще немного, глядя им вслед, и растворился в падающем снеге.
К остановке подъехали две милицейские машины. Выскочившие из них стражи порядка подбежали к буйствующей толпе. Сражавшиеся за валенки при виде милиции кинулись врассыпную. Милиционеры хватали, кого ни попадя, и запихивали в машины, задерживая не только нарушителей, но и зевак, которые радостно наблюдали за происходящим. Когда три загадочных персонажа отошли метров на сто, продавец валенок внезапно развернулся и побежал обратно. Подскочив к остановке, он вытащил из-за пазухи открытку, на которой было поздравление с Днем милиции, и стал размахивать ею.
– ФСБ, мать вашу! ФСБ!
Подбежав к валенкам, которые валялись на земле, продавец тут же ударил по руке сержанта, который было потянулся за ними и, тыча ему в лицо открыткой, заорал: – Куда ручками сучим?! Совсем очумел?! Работы лишиться хочешь?! Я тебе это вмиг устрою! Не видишь что ли, что это вещдок?! У-у-у, морда! – и, отвесив сержанту подзатыльник, да так, что с того слетел головной убор, вместе с валенками скрылся в ближайшей подворотне.
Анатас и Маркус – именно так звали гиганта – дождались, когда загорится зеленый сигнал светофора, и ступили на проезжую часть. Послышался скрежет шипов, и пронзительный гудок разнесся по ближайшей округе. Черная Audi с трудом затормозила на скользкой, заметенной снегом дороге в пяти сантиметрах от Анатаса. Маркус перешел дорогу и растворился в маленьких улочках города. Анатас остался стоять на месте.
Тонированное стекло опустилось, и из машины высунулась лысая голова парня крепкого телосложения.
– Эй, урод! Ты че творишь?! Ты куда, в натуре, прешь? Не видишь, что тут люди ездят?! Я о тебя, сволочь, чуть свою машину не помял! – заорал водитель.
Анатас не пошевельнулся. Водитель иномарки снова нажал на клаксон и подержал его несколько секунд. Вой сигнала и сирен милицейских машин слились в единое целое, образуя звук авианалета вражеских бомбардировщиков. Бугай снова высунул голову в окно.
