Текст книги "Споры об Апостольском символе"

Автор книги: Алексей Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

В приведенных рассуждениях Гарнака, кажется, нельзя найти ничего другого, кроме новых красноречивых вариаций старых, давно прискучивших мыслей.

В заключение своей речи о Греко–Кафолической церкви историк старается указать: чт<5 сколько–нибудь отрадного можно открывать в положении этой Церкви. Наилучшим, наиболее надежным элементом данной Церкви он готов считать монашество, по крайней мере, монашество прежних времен. Монашество, по воззрению Гарнака, могло бы оказать сопротивление и задержать развитие традиционализма, интеллектуализма и ритуализма (все это, как известно, очень страшные вещи!). Почему? Потому что монах, по суждению историка, осуществлял, как думали христиане этой Церкви, идеал совершенного христианина; совершенным же христианином монах представлялся приверженцам Православия потому (слушайте!), что он «не считал необходимым для себя делом принадлежать к Церкви и принимать участие в освящении, которое сообщалось от нее» (!), Откровенно сознаемся, скажем мы, для нас совершенно непонятно, о каком таком монашестве говорит здесь Гарнак. Вероятнее всего, он говорит об аскетизме внецерковном, еретическом. А если так, то не удивительно, если Гарнак восхваляет этот род аскетов, и притом за то, за что мог их восхвалять лишь Гарнак и его последователи.

Продолжая описывать своих высокопробных монахов, этот историк не без восторга говорит: «Здесь были возможны свобода, самостоятельность и живой опыт; здесь удерживало свои права представление, что в религии имеет ценность только (!) испытанное на опыте, пережитое (!) и внутреннее (!)». Очевидно, Гарнак говорит о каких–то неверующих монахах. Но существовало ли такое монашество? Дело, впрочем, не в этом, а в том, что к глубокому прискорбию берлинского профессора, это «идеальное» монашество не оправдало тех надежд, которые можно было бы возлагать на них, конечно, с точки зрения немецкого истолкователя «сущности христианства». В позднейшие времена Греко–Восточной церкви монашество, по суждению автора, изменило своему прежнему характеру. «Драгоценное (?) разъединение между Церковью, объятой духом мира сего, и монашеством исчезло (исчезло истинное бедствие, заметим мы. – А. Л.), и от того счастья (der Segen), которого можно было ожидать, остался едва заметный след. Мирская Церковь не только подчинила себе монашество и наложила на него свое ярмо, но и в значительной степени привнесла в монастыри свое омирщение». (Суждения, очень напоминающие сетования наших раскольников.) Греческие и вообще восточные монахи, скорбит историк, в настоящее время сделались органами самых низших и самых худших церковных функций, органами по части иконопочитания и поклонения мощам, вообще страшнейших суеверий и тупоумнейшего колдовства (Zauberei).

Далее Гарнак обращается к изложению главных своих похвал в честь Греко–Восточной церкви. Но наперед еще раз подвергает поруганию нашу Церковь. Он предлагает себе вопрос: «Насколько модифицировалось Евангелие в этой Церкви, и что еще сохранилось в ней в этом отношении?» и дает такой ответ: «Я не ожидаю себе ни малейшего противоречия (от кого? от немецких студентов? – А. Л.), если отвечу на вопрос так: это официальное церковничество с его культом, с его священниками, со всеми (?) сосудами, ризами, св. угодниками, образами и амулетами, с его постной дисциплиной и его праздниками – совершенно не имеет ничего (gar nichts) общего с религией Христа. Все это не более как античная религия, сдобренная немногими евангельскими понятиями; или лучше сказать: это античная религия, всосавшая в себя Евангелие» (!). Но вслед за тем Гарнак, подчиняясь неизвестно какой логике, заявляет следующее: «Благодарение Богу! В запустелом здании этой церковности еще сохранилась возможность нового появления самостоятельной (?), внутренней жизни; здесь также раздаются еще Христовы изречения, достигая слуха посетителей храма. В этой Церкви, несмотря на вышеуказанные недостатки, хотя и в умеренной степени, но сохраняется познание Евангелия. Слово Божие, хотя его только бормочут священники, поставляется в этой Церкви на самом высоком месте, и тихое влияние, какое оно производит, не подорвано. Между христианами, будь ли то священники или миряне, встречаются такие, которые исповедуют Бога отцом милосердия и признают Его руководителем в их жизни, а Иисуса Христа любят, не потому что Он исполненное таинственности Лицо, но потому что сияние Его сущности от Евангелия проникает в их сердце, и это сияние сообщает свет и теплоту собственной их жизни. Я опять пользуюсь случаем сослаться на прежде упомянутые нами «деревенские рассказы» Толстого, эти безыскусственные произведения; я могу также указать на свои собственные наблюдения и опыт[21]21
  Известно, что Гарнак получил образование в русском Юрьевском университете и свободно читает по–русски; возможно, что он и родился в нашем отечестве.


[Закрыть] в доказательство того, что у русских крестьян и низшего духовенства, невзирая на иконопочитание и поклонение мощам, замечается, однако же, сила искренней преданности Богу, тонкость нравственного чувства и деятельная братская любовь, происхождение каковых следует относить к Евангелию».

А говоря о всех приверженцах Греко–Восточной церкви (без различения национальностей), Гарнак немолчно возвещает: «Конечно, это не простая случайность, что как скоро вообще члены этой Церкви обнаруживают самостоятельную (?) религиозную жизнь, вместе с этим у них получают видное место преданность воле Божией, смирение, самоотречение и милосердие, а ко Христу начинают относиться с благоговением. Вот черты, – так заключает свою характеристику Гарнак, – показывающие, что у них Евангелие еще не заглохло и что оно питает вышеупомянутые добродетели…»

Откровенно сознаемся, что эти последние мысли нас нисколько не подкупают в пользу берлинского знаменитого ученого. Эти мысли выражены довольно–таки туманно. С ними можно соединять почти какой угодно смысл. Например, истолковывать их в смысле апологии толстовщины, штундизма, какого–нибудь богомильства и т. д. А главное, нам совершенно неизвестно, чтобы Гарнак научно занимался историей Греческой церкви новейшего времени; равно покрыто мраком неизвестности, насколько он начитан в этой области знаний. Возможно, что он профан в рассматриваемом отношении. Во всяком случае, принимая во внимание то, что написано им в изучаемой его книге по части истории вышеназванной Церкви, кажется, непогрешительно можно сказать следующее: по Гарнаку нельзя составлять себе никакого представления о новейшем и современном состоянии Греческой церкви, подобно тому, как было бы нецелесообразно судить о состоянии Русской Православной церкви по каким бы то ни было «деревенским рассказам» Толстого, которые так нравятся Гарнаку, в смысле документов непререкаемой важности для изучения нашей отечественной Церкви.

Теперь нам следовало бы изложить мнения Гарнака относительно римского католицизма и протестантства, но так как наша речь слишком затянулась, то мы ограничимся немногими замечаниями по этому поводу.

Вот общая характеристика католицизма, какую у него находим. Римская церковь есть весьма обширное и очень могущественное, очень сложное, но при всем том в большинстве случаев объединенное создание, какое только когда–либо появлялось в истории. Все силы человеческого духа и души (!) и все элементарные силы, какие находились во власти человека, участвовали в построении этого здания. Римский католицизм по своей многосторонности и централизации далеко превосходит Греческую церковь.

Как ни отзываются панегириком эти слова, но они справедливы и делают честь протестантскому автору, заметим мы.

После общего определения Католической церкви Гарнак говорит о ее недостатках и достоинствах – и последних он указывает очень много. По части недостатков он говорит о ней: традиционализм, ортодоксия и ритуализм играют здесь такую же (т. е. нехорошую) роль, как и в Греческой церкви. Далее, сделавшись земным царством, Церковь эта последовательно дошла до провозглашения абсолютного монархизма папы и его непогрешимости; ибо непогрешимость в сфере земной теократии означает то же самое, что и совершенную властную неограниченность в мирском царстве. И если Церковь не воздержалась от такого крайнего вывода, то в этом лежит доказательство, в какой мере святое омирщилось в ней. Римский католицизм, по мнению Гарнака, утратил какую бы то ни было связь с Евангелием. Дело идет не о какихнибудь отступлениях, но о всецелом извращении Евангелия. Религия здесь заблудилась на чуждых ей путях. Римская церковь сделалась лишь отделом истории римского «мирского» царства. Положение мирян здесь автору представляется неприглядным: «Если прежде римские христиане проливали свою кровь, – замечает историк, – потому что они отказывались воздавать религиозное почитание цезарю и презирали государственную религию, то теперь они хотя и не молятся земному владыке, но зато они подчинили свои души могуществу папы–короля».

Тяжкие вины возводит Гарнак на Римскую церковь, но и на похвалы ей он тоже не скупится. Она воспитала, заявляет он, романо–германские народы, и притом в другом (конечно, лучшем) роде, чем это сделала Восточная церковь по отношению к грекам, славянам и народам Востока. В XV в. совершилась Реформация, но Римская церковь не хотела и не могла пойти по этой дороге. Однако же эта последняя не осталась и позади, как случилось с Греческой церковью. Она принимала участие в политических движениях новейшего времени и не отставала от духовного движения, проявляя значительный интерес к нему.

Конечно, она перестала быть руководительницей западных народов, напротив того, даже поставляла препятствия для их развития, но и тут нужно сказать, что ее противодействие заблуждениям и революционным проявлениям не оставалось без полезных последствий. Гарнак далее утверждает, что христианские мотивы движут всем развитием, совершающимся под ее влиянием, что нельзя отрицать в ней как желания поставить христианскую религию в тесную связь с жизнью и придать религиозный характер всем отношениям, так и заботливости ее о спасении (das НеіІ) и отдельных лиц, и целых народов. Римскокатолическая церковь обладает такой организацией, которая делает ее способной приспособляться к историческому ходу вещей: она всегда остается древней, или же умеет казаться таковой, и в то же время является всегда новой, замечает протестантский историк. Вообще, по пышному выражению этого историка, это явление столь же величественно, как всемирное царство, так как Римская церковь, при ее политическом значении, служит продолжением Римской империи.

Не будем рассматривать вопроса, насколько Гарнак преувеличивает недостатки Римской церкви и верно ли он оценивает ее достоинства. Это дело. западных церковных историков, многочисленных и глубоко образованных. Со своей стороны лишь заметим: очень р^зко бросается в глаза желание Гарнака отмечать преимущества Латинской церкви перед Греческой в разных отношениях. Но вот вопрос: так ли хорошо он знает историю Греческой церкви, как он знает историю Римской? Сомневаемся, и даже очень сомневаемся. Ведь прочитать толстовские «деревенские рассказы» еще не значит изучить характер и свойства Греко–Восточной церкви.

Не обращаемся к рассуждениям Гарнака по поводу протестантства как религиозного общества. Наша речь в этом случае будет очень коротка. К достоинствам протестантства он относит то, что оно является в истории, по выражению его, как возврат к первоначальному христианству, причем он не умалчивает и о том, что Реформация произвела некоторую чистку и по отношению этого наследия. Гарнак прямо говорит, что «Реформация модифицировала и устранила даже формы, существовавшие в апостольское время; так, по части дисциплины она уничтожила посты, церковное устройство она лишила епископата и диаконата» и пр. Немецкий историк такие поступки относит к достоинствам Реформации; но не вернее ли видеть здесь прямые недостатки, видеть посягательство на священную первоапостольскую древность?

Принимая на себя личину беспристрастия, протестантский историк старается отмечать и недостатки, открываемые им в родной ему религиозной среде. Перечислять эти недостатки, впрочем, было бы очень скучно. То, что Гарнак признает недостатками в положении протестантства, на наш взгляд, представляется не более как заявлением странных и непонятных претензий со стороны историка. Приведем наглядный пример. Гарнак пишет: «Не в теории только, но и на практике, в среде протестантов, по примеру католичества, стали различать двоякое христианство, что не исчезло и в настоящее время: теолог и пастор должны принимать (протестантское) учение во всей целости, должны быть православными (конечно, в протестантском смысле); тогда как от мирян требуется, чтобы они лишь твердо держались главных религиозных истин и воздерживались от нападок на (протестантскую) ортодоксию. Еще недавно мне рассказывали следующее (teneatis risum amici (умеряйте смех друга (лат.). – Ред.), невольно приходит это присловие на ум при чтении дальнейшего повествования Гарнака. – А. Л.): одно высокопоставленное лицо позволило себе так выразиться о некоем неудобном теологе (не авторе ли книги?), что он желает, чтобы теолог этот перешел на философский (историко–филологический) факультет (очевидно, речь идет о профессоре теологии), «потому что в таком случае, – заявляло высокопоставленное лицо, – вместо неверующего теолога мы имели бы верующего философа»». Гарнак затем прибавляет: «Подобная точка зрения показывает, что учение (веры) так же и в евангелических Церквах признается за нечто обязательное, и при этом, несмотря на его обязательность, за нечто столь тяжелое, что оно не требуется от мирян. Но удерживаясь на этом пути, протестантство, в особенности если к вышеуказанному присоединятся и еще какие–либо нелепости, может сделаться жалким дублетом католицизма», – замечает Гарнак.

Какой ужас! Требовать от профессора богословия и от пастора, чтобы они придерживались протестантской ортодоксии! Гарнак настаивает, чтобы такой беспорядок прекратился в «евангелических Церквах». И он, конечно, прекратится, если «Сущность христианства», начертанная Гарнаком, будет изучаться протестантской молодежью, приготовляющейся к акту конфирмации. Но что же выйдет из этого? Прекрасный ответ на этот вопрос находим в словах одного критика Гарнаковой «Сущности», которые мы и приведем несколько ниже.

Книга Гарнака, как ни странно это кажется, возбудила восторг в большей части протестантской Германии и вызвала интерес к ней даже среди римских католиков. Известный профессор протестантской теологии Шульц пишет: «Мы удивляемся мастерству, с которым Гарнак в 16 небольших лекциях в существе дела исчерпал неизмеримый (исторический) материал и обработал его привлекательно, талантливо, ясно и красноречиво. Особенно удались ему описание личности самого Иисуса (!) и оценка двух Церквей – Кафолической и Римско–Католической. Тем более можно пожелать, чтобы иномыслящие теологи извлекли из этих лекций впечатление, удостоверяющее: насколько живо и благочестиво (religios) действительное (!) библейское христианство, при полном признании им законов современной исторической науки и естествоведения. Мы уверены, с другой стороны, что многие образованные люди из протестантского мира, прочтя эту книгу и поставив ее на полку, восчувствуют в их сердцах приумножение любви к Евангелию (sic!) и приобретут более твердую (?) надежду на дальнейшее преспеяние реформационной Церкви».[22]22
  Theol. Literaturzeitung. 1900, № 21.


[Закрыть] Другой профессор, Дельбрюк, в одном журнале (в «Preuss. Jahrb.») говорит: «С сердечностью и силой проповедника Гарнак (в его книге) развивает ту истину, что христианство не есть только просто религия, но что это религия абсолютная (?), и он доказывает таковую истину как научное положение; и кто постигнет ее, тот скажет самому себе, что он нашел ключ ко всемирной истории и к истории наук XIX столетия; что касается выгод от этой истины для индивидуальной жизни каждого, об этом нет надобности и говорить» (!). В одной критической статье о книге, нашедшей место в «Schwabisch. Merkur», между прочим прописано следующее: «Чтения Гарнака, в которых точность (!) и фактичность историка соединяются с теплотой и искренностью религиозного убеждения, составляют самое замечательное из числа того, что написано пером Гарнака». В другом немецком периодическом издании – в «Tagl Rundschau» – некий супер–интендант, следовательно, важное духовное лицо в протестантстве, по фамилии Брааш, изволил так выразиться о книге: «С давних пор я не читал ни одного богословского сочинения с таким же великим удовольствием. Это прекрасная (!), замечательная книга». В газете «Protestant» находим, наконец, такой отзыв об этой же книге: «По изяществу языка и ясности изображения сочинение имеет немного равных ему, а теплота чувства и религиозный пафос делают чтение книги истинным назиданием» (!).[23]23
  Последние четыре отзыва заимствованы из одной рекламы лейпцигского издателя Гарнаковой «Сущности христианства».


[Закрыть] Профессор Рейнгольд в предисловии к одной своей брошюре (о ней речь ниже) свидетельствует, что в библиотеке Венского (следовательно, католического) университета книга Г арнака читалась нарасхват и стоило больших трудов получить ее в свои руки.

Но само собой понятно, что не вся же немецкая литература оказалась загипнотизированной гарнаковским произведением. Нашлись лица, которые сочли своим долгом выступить с печатным словом против рассматриваемой книги. Нам известны два немецких отзыва в подобном роде. Один принадлежит немецкому католику, другой – немецкому же протестанту.

Первый, венский профессор Рейнгольд, пишет: «Ни один римский католик, дорожащий своим религиозным убеждением, не может спокойно относиться к нападкам Гарнака на католицизм, не навлекая на себя подозрения в духовном идиотизме» (Vorwort). Вследствие этого Рейнгольц берет на себя задачу подвергнуть критике книгу берлинского ученого и приходит к таким выводам: «Общий результат, к которому склоняется Гарнак при своем изображении христианства, озадачивает читателя. Это христианство, по суждению критика, есть мозаика, произошедшая от слияния натурализма, гуманизма и пиетизма, которые только потому в его изложении приобретают христианскую окраску, что он уснастил свою книгу произвольно избранными евангельскими текстами. Гарнак проводит в своей книге следующие мысли: в христианстве нет ничего сверхъестественного; Иисус был человек, как и все прочие: ни в Его рождении, ни в Его жизни, ни в Его смерти нет ничего чудесного в собственном смысле слова; Он умер, как умирают все люди, и, подобно им, не воскресал из мертвых. Его гроб найден был пустым, но куда исчез покойник, где он истлел – об этом Гарнак ничего не говорит. Ему (Иисусу), благодетелю человечества, который принес Себя в жертву за него, не оказано было и того внимания, какое оказывается даже менее значительным личностям: останки даже подобных личностей заботливо охраняются и над останками их воздвигаются в знак уважения надгробные памятники, а останки Иисуса бесследно потерялись. Он проповедовал благородное нравственное учение, основанное на заповеди о всеобщей любви. Бога Он признавал своим Отцом и хотел, чтобы и все люди поступали так же и чтобы они выражали по отношению к Богу полную преданность и любовь. Совершенно непостижимая ограниченность Его современников приписывала Ему чудеса, которых Он никогда не совершал; создала веру в Его воскресение, которого никогда не было, и признала Его Божественным существом, чтобы поклоняться Ему. Конечно, Он Сам дал необходимую опору для Своего оббжения, потому что Он постепенно пришел к мысли, что Он есть Сын Божий в совершенно исключительном смысле, и начал выдавать Себя за такового перед современниками; причем остается необъяснимым с психологической стороны, как происходило в Нем развитие этого убеждения. – «Сущность христианства», раскрытая Гарнаком, есть, конечно, нечто очень простое, она не обременена догматами и имеет лишь один догмат, что существует Бог, благой Отец, и она не требует никаких теоретических познаний подобно исламу с его учением: «Один Аллах и Магомет, пророк его» или же подобно религии краснокожих, верующих лишь в «великого духа». Это христианство чуждо каких бы то ни было строгих предписаний по отношению к практической жизни. Оно не требует никаких подвигов покаяния и ни грозит вечным мучением. Можно сколько угодно омрачать свою душу грехами и не терять уверенности, что Бог милосерден. Поистине прекрасная, привлекательная и – удобная религия! Она имеет только один недостаток: она украшает себя ложным именем. Гарнаково христианство не есть христианство Евангелий. Из целого чудного здания истинно евангельского христианства выбиты некоторые камни и употреблены на построение уродливой карикатуры. Этот идол облечен христианской одеждой, но лишен христианского духа и жизни. Если Христос не был истинным Богом, то провозглашенная Им религия в основе своей имеет сумасбродство, ограниченность и обман…»

В приведенных словах Рейнгольда, в которых выставлены напоказ все главные абсурды Гарнаковой «Сущности христианства», заключается, по нашему суждению, краткая, но беспощадная критика разбираемого произведения.

В заключении вышеприведенной реплики, находимой у Рейнгольда, читаем следующие глубоко справедливые слова: «Божество Христа, столь выразительно засвидетельствованное в Евангелиях и без которого все содержание их превращается в непонятную, бессмысленную болтовню, знаменитыми профессорами протестантского мира отрицается во имя этих самых Евангелий; и это отрицание, каковое в первые века христианства именовалось отступничеством и считалось тягчайшим религиозным преступлением, у тех же новейших «евангелических» христиан признается важнейшим условием правильного понимания – чего же? Сущности христианства».[24]24
  Reinhold. Eine Eingegnung auf Harnack’s das Wesen des Christenthums. Wien, 1901. S. 92–93. 96.


[Закрыть]

Приведем другой отзыв о книге Гарнака, принадлежащий немецкому протестантскому писателю, Герману Шику. Нужно сказать, что брошюра, откуда мы заимствуем этот отзыв, написана в форме открытого письма по адресу автора «Сущности христианства». Вот этот отзыв: «Определенного результата научного содержания в вашей книге мы не нашли. В ваших «чтениях» встречаются только отрицательные и деструктивные взгляды; они носят очень ясную печать, но она не имеет ничего общего с сущностью христианства. Это – книга, обнаруживающая характеристические симптомы все более и более распространяющейся болезни времени, – говорим о неверии. В вашей книге, в которой вы касаетесь всего круга догматики, вы не оставляете места ни для одного специфически христианского догмата; несомненнейшие факты вы вычеркиваете самым ошеломляющим образом, как будто бы их совсем не существует. Кроме Бога Отца и проповеди о Нем Христа, вы отказываетесь от всего, что именуется Откровением. Уж не хотите ли вы совершенно истребить христианское сознание? Вы прямо отказались от всякой христианской религии с ее существенными признаками, с ее важнейшими основными чертами; ибо вы порвали связь со всей совокупностью учения, принадлежащего христианской Церкви, с первоначальным Преданием от начала до днесь, с Апостольским символом, как и с другими христианскими исповеданиями, с учением о лице Искупителя, с которым все христианство стоит или падает, и т. д. Если согласиться с вами, то нужно будет предать огню все катехизисы, все молитвенники, книги песнопений и сборники проповедей, все христианские догматики, упразднить всякое обучение христианской религии, закрыть должность проповедника, устранить таинства, все церкви и капеллы, посвященные триединому Богу, превратить в прах, все христианские обычаи отменить и т. п. Уж не должны ли мы приказать нашему духовенству, чтобы оно в течение первого года проповедовало о Царстве Божием без всякого положительного содержания, в течение второго – о Боге Отце и достоинстве души, а на третьем – о человеческой справедливости? Прежде чем принять такое ваше христианство, я охотнее сделался бы магометанином, потому что в последнем случае я знал бы, чем я делаюсь… Ваша теология собственные ваши мысли признает масштабом, определяющим, что считать за Слово Божие, вы относитесь как учитель к христианству времен апостольских, и от всего Христа вы оставляете столько, сколько требует мерило вашей веры. Credo ut intelligam (Верую, чтобы понимать (Ансельм) (лат.). – Ред.) — вот ваш девиз».[25]25
  Schick Н. 1st das Wesen des Christenthums von A. Harnack wirklich das Wesen des Christenthums? Regensb., 1901. S. 45–48, 50.


[Закрыть]

В последних строках своего «письма» к Гарнаку автор рассматриваемой брошюры обращается к берлинской знаменитости с дружеским советом покинуть кафедру теологии (точнее: церковной истории) на богословском факультете. Автор пишет: «Будучи профессором теологии и узнав, что мое учение диаметрально противоположно учению и исповеданию Церкви, я как мужчина и христианин ради чувства чести и совестливости, а также из страха перед Богом и людьми (?), ни минуты не остался бы на своей должности, но поспешил бы выйти из этого резкого противоречия и сделаться приватным ученым, дабы я мог делать, что хочу, принимая ответственность лишь за себя самого». Само собой понятно, что Гарнак не обратит ни малейшего внимания на эти строки «открытого письма» к нему. Берлинский церковный историк, подобно нашему Толстому, считает себя, конечно, «новым апостолом», а свое учение «новым Евангелием». А апостолы с Евангелием в руках в отставку, как известно, не выходят.

Возможно, что кто–либо, обсуждая сказанное нами выше по поводу книги Гарнака, упрекнет нас за то, что мы избегали детального разбора мнений берлинского профессора. Действительно, мы не рассматривали детально ни одного из мнений этого ученого; но для этого у нас имелись достаточные основания. Если бы мы приняли на себя подобное дело, то, пожалуй, никогда бы его не кончили. Ведь нам в таком случае пришлось бы излагать самые элементарные сведения почти изо всех богословских наук, как–то: исагогики и экзегетики Св. Писания, догматики, нравственного богословия, патристики, библейской, древней и новейшей церковных историй, литургики, каноники. Но для кого это было бы нужно? Кто не знает этих наук, тому нужно самому приобрести все необходимые сведения по части названных предметов; а кто изучал их, в том элементарные сведения возбудят лишь скуку.[26]26
  Как элементарно, а следовательно, и непроизводительно ведется полемика против рассматриваемой книги и на Западе, когда она, не ограничиваясь указанием неправильности в общей точке зрения этого ученого, хочет войти в детали по части критики «Сущности христианства», достаточно открывается из тех двух критических брошюр, с которыми несколько мы ознакомились уже выше. Положим, Гарнак утверждает, что Иисус Христос не учил о Себе, что Он одного и того же существа с Богом Отцом. Оба критика, конечно, не соглашаются с ним. Причем один из них для доказательства правильности своего воззрения мог сделать одно: пересмотреть всем известные места из тех Евангелий, которые сам Гарнак не отвергает, наприм.; Мф. 11,27; 12,41 исл.; 16, 21; 26, 64; 28, 10 Лк. 10, 23 ипр. (Schick. S. 36). А другой для той же цели раскрывает, что Иисус Христос прямо именовал Себя Сыном Божиим, и потому находит нужным входить в рассмотрение тех же мест из Евангелия от Матфея, которые привлекал уже и первый (т. е. Мф. Гл. 16 и 26) (Reinhold. S. 12). Далее. Если Гарнак утверждает, что будто Господь Иисус в Своей проповеди учил лишь о Боге Отце, Себя же Самого не считал объектом Своей проповеди и не заботился укоренить в последователях определенного и возвышенного учения о собственном Лице, то один из указанных нами критиков для опровержения этого мнения Гарнака приводит ряд мест из синоптических Евангелий, наприм.: Мф. Гл. 9–13, 24, 28, и заканчивает свою речь словами: «Кто станет рассуждать так, как Гарнак в данном случае, тот должен взяться за голову и спросить себя – бодрствую я или брежу во сне?» (Reinhold. S. 9–11). Далее. Гарнак с дерзостью, чтобы не сказать более, позволяет себе говорить, что будто Христос не имел в намерении распространение Его религии между язычниками, усвояя себе «иудейскую условность». Критикам, конечно, ничего не стоило доказать полную несправедливость Гарнака и в этом случае. Так, один из них говорит: подлинно Христос сказал хананеянке: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева»; но прочтите весь рассказ до конца и особенно Мф. 15, 28 – и всякий увидит, что хананеянка, веру которой Ему угодно было подвергнуть испытанию, за ее великую веру удостоилась того, что просьба ее была исполнена (Reinhold. S. 33). В иных случаях критики вынуждены бывают указывать, что Гарнак в интересах своих воззрений доходит до того, что утверждает прямо обратное написанному в Евангелиях, извращая их буквальный текст. Приведем один пример, но поразительный. Гарнак утверждает, что Фома до времени явления Ему Господа хотя имел веру в воскресение Христа, но благовестия об этом факте не слышал. Критикам ничего не оставалось делать, как в удостоверение извращения Гарнаком текста Евангелия привести самый этот текст. Так, один из наших критиков пишет: «У Иоанна, гл. 24, 21, читаем: «Фома, один из двенадцати, не был тут с ними, когда приходил Иисус. (Тогда) другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей… не поверю». Без сомнения, – рассуждает критик, – Фома верил словам другим учеников и, значит, слышал благовестие о воскресении. Между тем, по новейшему эгзегезису слов «мы видели Господа», нужно, – замечает иронически критик, – понимать это место так: «Хотя мы и не видели Господа, подобно как и ты, но мы верим воскресению»» и пр. (Reinhold. S. 28). К таким–то чисто школьническим упражнениям приходится обращаться критикам Гарнака при детальном разборе «Сущности христианства». Или еще. Как мы видели в свое время, Гарнак так превозносил заслуги апостола Павла для христианской Церкви, что в сравнении с этой деятельностью отходит на второй план деятельность самого Господа. Ввиду этого задача критики состоит в разъяснении, что «Новый Завет дела, приписываемые Гарнаком Павлу, относит к самому Иисусу Христу». А для наглядности подобного разъяснения критикам опять и опять приходится выписывать тексты из Евангелий от Луки и Матфея (Reinhold. S. 32–33). В иных случаях, как видим, даже с Катехизисом в руках нетрудно полемизировать с Гарнаком в деталях. – При разборе Гарнаковых суждений о «кафолической» Церкви и ее свойствах, о «Греческой» церкви и ее мнимом преклонении перед эллинизмом, критикам приходится выставлять на вид самые элементарные факты и свидетельства из Иустина, Иринея, Тертуллиана, Евсесия и пр. (Schick. S. 63–64 и т. д.). Говорим все это не в осуждение критиков, а для того чтобы разъяснить, почему мы сами не хотели идти тем же путем.


[Закрыть]

Итак, мы окончили характеристику нового Гарнакова труда и наметили точки зрения для необходимой его оценки. В результате получается следующее: Гарнак есть то, что он есть – крайний представитель отрицательного и деструктивного изучения христианства. Печальная истина! Но как же это так? Неужели «благочестивая» Германия, как она любит называть себя, зачитываясь новым произведением Гарнака, обнаруживает признаки отступничества от христианства? Неужели 600 студентов, которые слушали серию лекций Гарнака, составивших содержание рассматриваемой книги, все его соумышленники? Неужели и немецкая пресса, лестно отозвавшаяся о новой книге берлинского профессора, признавая ее прекрасной, замечательной, такой, какой давно не встречалось, обрадовалась возможности послужить падению христианства? Мы никак не допускаем чего–либо подобного. Гарнак – имя слишком громкое, а труды его составляют эпоху в истории науки. Вот простейшее объяснение, почему книга Гарнака или, если угодно, его лекции приняты с таким чрезвычайным вниманием в единоверной ему Германии. Часть публики, конечно, увлечена самыми идеями Гарнака, а часть читает книгу и интересуется ею из любознательности и даже простого любопытства, и эта часть, полагаю, самая многочисленная. Да и у нас разве читающие богословские сочинения Толстого – непременно его приверженцы? Один из тех критиков сочинения «Сущность христианства», о которых упоминалось раньше, называет Гарнака теологическим «Вашим Величеством» (Schick. S. 60). Конечно, он приписывает такое наименование берлинскому профессору в ироническом смысле. Но несомненно, что в этой иронии заключается и большая доля правды. Гарнак – великий ученый, знаменитейший профессор. Он на целую голову выше всех ученых германских теологов нашего времени. Гарнак уже тридцать лет служит теологической науке или, точнее, церковно–исторической науке; он сам о себе свидетельствует, что он не новичок уже в науке, когда пишет на последней странице рассматриваемой книги: «Ich spreche, als einer, der sich dreissig Jahre um diese Dinge ernsthaft bemiiht hat (Я говорю как тот, кто занимался этими вещами тридцать лет (нем.). – Ред.)». В течение многих лет научной деятельности он написал такую массу превосходных сочинений, какой не создадут в такой же срок и десятеро талантливых ученых. Он обладает редким талантом глубокого исследователя: он оживляет пожелтевший пергамент и заставляет говорить старые буквы манускрипта. Он составляет, повторяю, эпоху в истории богословской науки XIX в. и, без сомнения, останется корифеем ее и в текущем столетии, пока он будет жив. И нельзя вообразить себе, насколько обогатит и модифицирует науку Гарнак, если ему посчастливится достигнуть 80–летнего возраста Вирхова! Нужно ли упоминать, что он принадлежит к числу самых популярных профессоров пользующегося заслуженной славой Берлинского университета? Гарнак чуть ли не первый из немецких теологов занял место в ряду «бессмертных» Берлинской академии наук. А заняв кресло члена этой Академии, он произвел своего рода переворот в самом ее положении: в ее стенах (чего раньше не было) стали читаться рефераты по богословию, а ее ученые издания раскрыли свои страницы для печатания на них богословских творений нашего времени. Гарнак, нужно заметить, имеет много врагов: памфлеты, ябеды, доносы, открытая и глухая вражда высших правительственных духовных органов перекрещивают пути его научной деятельности. Но все это лишь увеличивает его популярность. Иезуитская печать даже прямо обвиняла его в анархических стремлениях. Но гигант не будет смотреть на те камни и колючки, какие попадаются ему под ноги. А всем бесчисленным критикам своим он отвечает лишь молчанием. Сколько знаем, только раз он изменил своему олимпийскому спокойствию. Какой–то писатель с именем вздумал уличать его в… плагиате. Уж это, конечно, слишком!.. А в какой мере даже в просвещенной Германии критика бывает иногда суетлива и мелочна – это можно видеть из того, что один критик уличал корифея богословской науки в неумении толково читать по–латыни и по–гречески. Но, как известно, и злонамеренная критика часто достигает совсем других целей, чем за какими она гоняется. Всякие порицания по адресу Гарнака лишь умножают его популярность.

Но, быть может, еще большее значение имеет то, что Гарнак не замыкается в узкой университетской аудитории и не живет лишь кабинетной жизнью ученого. По временам он, так сказать, отдает результаты, добытые им в области своей науки, в некотором роде на суд большой публики. Но это происходит не из желания суетной славы: слава ни на минуту и так не покидает его. Он хорошо понимает, что наука существует для блага общества и что та наука, которая служит самой себе или нескольким специалистам, есть наука эгоистическая, средневековая. Научное достояние, по его суждению, должно принадлежать всем или, по крайней мере, многим. Из таких побуждений явилось на свет и его сочинение «Сущность христианства». «Вот что я думаю или вот до чего я додумался, а там как хотите, так судите обо мне», – как бы с такими словами обращается Гарнак к публике, издавая свою книгу с указанным заглавием. Публика, нужно отдать ей справедливость, чутко относится к обнаружению деятельности своих любимцев. Отсюда – успех их предначинаний, а в настоящем случае успех книги не есть «успех скандала», а почетная награда своему фавориту.