Текст книги "Споры об Апостольском символе"
Автор книги: Алексей Лебедев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Заканчивает историю христологических споров Гарнак, как мы показали в своем месте, в высшей степени неожиданным заявлением, что в этих спорах вышел победителем не кто другой, а… Аполлинарий. Не станем разбирать этого заявления, потому что никак не можем принять его всерьез. В самом деле, по взгляду Г арнака, в спорах монофизитских и монофелитских папы и Запад сумели доставить торжество на Востоке своим западным доктринам. Если так, то причем же тут Аполлинарий, грек родом и убеждениями?!
Мы довели до конца разбор Гарнаковых рассуждений относительно истории христологических споров Ѵ–ѴІІ вв.,[18]18
Кроме основных воззрений Гарнака на историю христологических споров, заслуживали бы замечаний с нашей стороны и многие детали, внесенные им в рассмотрение этой истории; и мы первоначально имели намерение обсудить и эти детали. Но из опасения утомить читателя – и без того статья вышла немалая – мы заблагорассудили отказаться от этой работы.
[Закрыть] а с тем вместе закончили разбор и всего сочинения Гарнака, взятого нами для критики. Немецкий автор в обозренных нами его книгах, очевидно, пытается дать, что называется, философию древней церковной истории, но, как мы показали, у него вышел вместо этого лишь «новый образчик превратного понимания этой истории в немецкой богословской науке».
В издаваемом Гарнаком журнале «Theologische Literaturzeitung» (1888, № 14) этот ученый оповещает своих читателей о выходе в свет второго издания первого тома его труда, нами разобранного, Причем он говорит: «За сочувственный (freundliche) прием книги сотоварищами по науке (Fachgenossen) я приношу мою глубочайшую (besten) благодарность». Книга, значит, полюбилась немецким церковным историкам и изучающим церковную историю. Очень вероятно, что и они со своей стороны преисполняются благодарностью по адресу Гарнака. Но читатели книги Гарнака, не принадлежащие к протестантским сферам, едва ли почувствуют благодарность в отношении к автору.
Впрочем, несправедливо было бы думать, что этим последним лицам сочинение Гарнака не может доставить никакого услаждения. Нет, напротив… Один знаменитый иностранный ученый говорит: «Ошибочные воззрения, поддерживаемые известным числом фактических данных, приносят мало вреда, потому что каждый находит полезное удовольствие доказывать их ложность, а когда последнее сделано, одна из дорог к заблуждению бывает закрыта». С этой точки зрения сочинение Гарнака может доставлять неистощимое удовольствие многим и очень многим ученым.
«Сущность христианства», по изображению церковного историка Адольфа Гарнака
(Из университетских лекций по истории Церкви) [19]19
Впервые опубликовано в журнале «Богословский Вестник» за 1901 г. Т. 3. Сентябрь–декабрь. С. 305–330, 429–445, 650–671.
[Закрыть]
На первых порах мне хотелось бы фактически ознакомить вас, Мм. Гг., с тем, на какой ступени развития стоит современная церковно–историческая наука, какими стремлениями живет она и куда направляется.
С этой целью я решился познакомить вас с одним сочинением, появившимся в прошедшем, 1900 г., и принадлежащим перу знаменитого берлинского профессора А. Гарнака. Быть может, имя это вам и неизвестно, но несомненно, что Гарнак – корифей в немецкой церковной историографии, а сочинения его составляют предмет ревностного изучения для всех, кто интересуется этой наукой, к какой бы нации они не принадлежали. Сочинение, о котором я говорю, носит заглавие «Das Wesen des Christenthums» – «Сущность христианства». Но это заглавие несколько неточно; книга не заключает в себе раскрытия христианства как религиозной доктрины. Нет, это краткая идейная история христианства от эпохи Основателя его до нашего времени. То, что составило содержание этого сочинения, вначале изложено было Гарнаком в форме лекций в Берлинском университете зимой 1900 г. Успех лекций был поразителен: на них собирались студенты с разных факультетов в громадном количестве, по словам предисловия к книге, оно достигало цифры 600. Шестьсот слушателей на богословских лекциях (а этих лекций было 16), в закрытом для публики учебном заведении – что–нибудь да значит?! Во всяком случае, это не значит того, что слушатели заинтересовались и увлечены были либерализмом профессора (а лекции его, несомненно, либеральны), потому что либерализм в области протестантского богословия ни для кого не представляет новости в Германии.
Но что же придавало такой интерес лекциям берлинского профессора? А вот посмотрим. Посмотрим, впрочем, не затем, чтобы приходить в восторг от глубины его идей, и не затем, чтобы сожалеть, что мы не имеем столь же смелых и решительных учителей.
Свою книгу Гарнак начинает такими словами: «Великий философ позитивизма Дж. Стюарт Милль однажды сказал: человечество не очень–то часто вспоминает о том, что некогда был человек по имени Сократ. И это правда. Но еще важнее, чтобы человечество всегда снова и снова приводило себе на память, что в среде его в отдаленные времена находился человек по имени Иисус Христос».
Уже эти первые слова книги, и в особенности название Христа «человеком» без всяких других эпитетов и предикатов, показывают, на какой исторической точке зрения стоит немецкий церковный историк. Дальше еще яснее обозначится эта точка зрения.
Немецкий ученый начинает изложение истории с описания личности Иисуса (Которого он везде далее, когда он говорит от себя, величает просто Иисусом) и Его дела и, конечно, не мог обойти вопроса об источниках наших сведений об Основателе христианства. Он говорит: источниками для ознакомления с Иисусом, если исключить немногие известия у апостола Павла, служат три первых Евангелия. Все же остальное, что мы знаем относительно истории и проповеди Иисуса, независимо от этих Евангелий, удобно можно написать на одной страничке, – так мал объем его содержания. А в особенности четвертое Евангелие, которое не произошло и не могло произойти от апостола Иоанна, не может быть употребляемо вдело в качестве исторического источника в точном (?) смысле этого слова. Автор этого Евангелия распоряжался с неограниченной свободой, перекраивал события и освещал их чуждым для них светом, сам по своему вкусу компоновал речи Иисуса (и других лиц), а возвышенные идеи иллюстрировал выдуманными ситуациями. Поэтому четвертое Евангелие, хотя в основу его и положено действительное предание, но предание с трудом уясняемое, не может быть источником для истории Иисуса; только разве немногое, и то с большой осторожностью, можно взять отсюда для указанной цели.
Впрочем, оказывается, что и первыми тремя Евангелиями Гарнак не совсем доволен, а потому с чувством неудовольствия пишет: если применим к ним масштаб гармонии, вдохновения и полноты (т. е. если посмотрим на них с общепринятой церковной точки зрения), то найдем, что по отношению к этим сочинениям остается очень многого желать, а если же приложим к ним обычный человеческий масштаб, то, обсудив их, откроем, что эти произведения страдают немалыми несовершенствами. Правда, в них мы не найдем грубых прибавок из более позднего времени, но, однако же, там или здесь в них отпечатлеваются и отражаются отношения христианской общины (Церкви) позднейшего времени, а также сведения, которыми она обогатилась из того же времени. Далее, уверенность, что в жизни Иисуса осуществились ветхозаветные предсказания, затемнила в них первоначальное предание об Иисусе. Наконец, чудесный элемент в некоторых рассказах явно преувеличен. И тем не менее никак нельзя утверждать, что в Евангелиях очень много мифического. Этого рода элемент можно отыскивать только разве в истории детства Иисуса, да и то его надлежит указывать не щедрой рукой.
«Но как смотреть на чудесное в Евангелиях, на эти рассказы в них о чудесах?!» – восклицает Гарнак. Штраусс (известный немецкий богослов–скептик и знаменитый критик евангельских сказаний), а также многие другие настолько пугались самого факта евангельских чудес, что из–за них прямехонько отвергали достоверность Евангелий. Но Гарнак находит, что так поступать не следует, и, чтобы ориентироваться в вопросе, считает нужным сделать следующие замечания. Прежде всего, говорит он, мы должны знать, что евангельские книги произошли в такое время, в котором чудеса, можно сказать, были чемто почти обыденным. Все чувствовали и видели себя тогда буквально окруженными чудесами, – и это отнюдь не только в сфере религии. В настоящее время мы привыкли вопрос о чуде поставлять в связь с вопросом о религии. Не так было в то время. Источники, откуда проистекало чудесное, были тогда многочисленны. Далее. Точного понятия, какое мы теперь соединяем со словом «чудо», тогда еще не знали. В то время не было установлено верного взгляда на то, что возможно и невозможно, что было правилом или составляло исключение. Где даже вообще и не поставлялось такого вопроса, там не было никаких чудес в строгом смысле слова. Нарушение законов природы не могло существовать для тех, кто не знал, что такое естественный природный процесс. Таким образом, чудеса для того времени не имели того значения, какое они имели бы для нас, если бы они встречались (?). Для людей того времени чудесами были всякие необычайные явления. Наконец, конечно, законы природы неизменяемы, но всех сил природы и их взаимоотношения даже и мы еще далеко не знаем. Силы материальные мы знаем далеко не вполне; еще менее мы изучили психические свойства. Мы наблюдаем, что твердая воля и крепкая уверенность оказывают влияние на живой организм и вызывают явления, которые и кажутся нам чудесами. Но кто даже и теперь точно разграничил области возможного и невозможного? Никто. С полной уверенностью можно сказать только, что чудес не существует, но, однако же, довольно еще остается чудесного и необъяснимого. Поэтому мы должны с осторожностью и сдержанно относиться к рассказам о чудесах в древнее время. Что земной шар остановился в своем движении, что ослица заговорила человеческим голосом, что словом остановлена была буря на море (на озере) – всему этому, рассуждает немецкий теолог, мы не верим и никогда не поверим; но что хромые начинали ходить, слепые видеть, а глухие слышать, мы не будем без колебаний отвергать и считать за иллюзию.
Отсюда видно, что Гарнак признает действительными только такие евангельские чудеса, какие могут быть совершены и в наше время, при помощи внушения или гипноза. Вообще он находит, что рассказы о чудесах не составляют существенного элемента в Евангелиях. Достойно замечания, говорит он, что и Сам Иисус не придавал своим чудесам такого решительного значения, какое стал придавать им евангелист Марк, а за ним и все остальные. Иисус голосом сожаления восклицал: «Если бы вы не видели знамений и чудес, то не поверили бы Мне».[20]20
Нужно знать, что в данной книге Гарнака не находится точных цитат и вообще нет никаких принятых в научных сочинениях ссылок на источники.
[Закрыть]
Затем Гарнак обращается к описанию личности Господа Иисуса Христа и Его дела. Наши Евангелия, говорит он, как известно, не рассказывают нам истории развития Иисуса; они повествуют лишь о Его открытой деятельности. Правда, в двух Евангелиях сообщаются сведения о рождении Его, но мы оставим их в стороне. Для нашей цели они остаются без значения. Сами евангелисты в своих рассказах не возвращаются к этим сведениям и не указывают, чтобы Иисус так или иначе упоминал о событиях, относящихся к Его рождению. Напротив, те же евангелисты сообщают, что мать и братья Его совершенно изумлены были Его выступлением на общественную деятельность и не могли понять этого. Также ап. Павел молчит о рассматриваемых нами событиях, так что можно считать за верное, что древнейшее предание не знало истории рождества Иисуса. – Нужно ли нам разъяснять, что все это говорится Гарнаком, чтобы дать знать своим слушателям и читателям, что рассказ евангелистов о рождестве Иисуса Христа лишен вероятия? – Мы вообще ничего не знаем, продолжает немецкий ученый, из тридцатилетнего периода жизни Иисуса до вступления Его на общественное служение. Мы лишены возможности составить то, что называется биографией. Мы имеем сведения, относящиеся к одному или двум годам Его жизни и деятельности.
Тем не менее мы можем составить себе понятие о том, чего хотел достичь Иисус, как Он действовал и какое значение имеет Он для нас.
Мы не знаем ничего о первых тридцати годах жизни Иисуса, а сам Он, как видно из Евангелий, не почитал нужным сообщить чтолибо об этом Своим ученикам. Однако мы не лишены некоторой возможности сообщить нечто об этой поре Его жизни, хотя бы в смысле отрицательном. Во–первых, очень невероятно, чтобы Он прошел через школу раввинов; ни при одном случае Он не выражается так, как стал бы выражаться тот, кто получил технико–теологическое образование и воспринял искусство ученого экзегезиса. Как ясно это, например, заметно в посланиях ап. Павла, слушавшего уроки иудейских теологических учителей! Ничего такого не находим у Иисуса. Он жил Священным Писанием, оно было Его движителем, но Он не был профессиональным раввином.
Есть мнение, что Иисус принадлежал к одной иудейской секте – ессеев, и от них заимствовал Свое учение. Но Гарнак отвергает эту гипотезу. Ессеи были большие формалисты, законную чистоту простирали до последней степени, притом они были приверженцами аскетических воззрений; но ни того, ни другого мы не найдем ни в жизни, ни в учении Иисуса. Ессеи вообще отличались узким кругозором.
Еще. В образе жизни и в речах Иисуса нельзя отыскать никакого отношения к эллинизму. Почти удивляться нужно этому, замечает Гарнак. Ибо Галилея, место жизни и деятельности Иисуса, была наводнена греками, здесь говорили тогда по–гречески во многих городах, как теперь по–шведски в Финляндии. Здесь находились в то время греческие учителя и философы, и едва ли можно допускать, что Иисус оставался незнаком с их языком. И тем не менее о каком–либо влиянии на Него идей Платона и стоицизма, хотя бы в какой–либо популярной переработке, и речи быть не может.
Обращаясь к изложению проповеди или учения Иисуса Христа, Гарнак заявляет, что напрасно мы стали бы искать что–либо очень новое в этом отношении. Он соглашается с теми исследователями (например, Велльгаузеном), которые говорят: «Что благовествовал Иисус, что возвещал Иоанн раньше Его в своей проповеди покаяния – все это находим у ветхозаветных пророков, это даже можно открыть в иудейском предании времен Иисуса. Сами фарисеи учили, собственно, тому же, но, к сожалению, рядом с этим они имели много такого, что затемняло это, извращало и лишало его силы. Фарисеи требовали еще тысячи вещей, которые они считали за религию и которые им казались столь же важными, как милосердие и справедливость. Все стояло у них, фарисеев, на одной линии, доброе и святое составляло лишь узор на широкой чувственной ткани, все переплелось между собой». Но спрашивается: что же было нового в проповеди Иисуса? В монотеистической религии, отвечает Гарнак, нет места для такого вопроса. Иисус, с точки зрения этого ученого, не проповедовал ничего особенно нового. Но зато Он возвещал учение с силой, не как книжники и фарисеи, – таково было впечатление, какое получали от Его личности и проповеди Его ученики. Его слова были для них «словами жизни», семенами, которые взошли и принесли плод – вот что было нового, утверждает Гарнак. Этот ученый старается показать, в каких отношениях учительство Иисуса отличалось от учительства профессиональных учителей иудейских того времени, книжников и фарисеев, а потому говорит: они представляли себе Бога каким–то деспотом, наблюдавшим за церемониалом служения Ему, а Иисус, так сказать, дышал в присутствии Божества. Они созерцали Его только в Его законе, который ими превращен был в лабиринт запутанных дорог и тайных выходов, а Иисус видел и чувствовал Бога повсюду. Они владели тысячью заповедей от имени Бога и были уверены потому, что будто знают Его, а Иисус имел только одну заповедь от Бога (замечу от себя, для меня не ясно, о какой такой заповеди говорит здесь Гарнак), и, однако же, Иисус знал Его, т. е. Бога. Они сделали из религии дело земное (нет ничего более ужасного, добавляет Гарнак), а Он возвещал живого Бога и достоинство нашей души. Величие и сила проповеди Иисуса заключались в том, что она была так проста и в то же время так богата; она была так проста, что исчерпывалась каждой главной мыслью, какую Он выражал, но она, проповедь, была и так богата, что каждая из этих мыслей является неисчерпаемой – и мы не в состоянии когда бы то ни было усвоить содержание Его изречений и Его притч.
Вот в каком виде Гарнак изображает нам Спасителя (Которого он, впрочем, никогда не называет этим именем), Спасителя, в отличие от других иудейских учителей Его времени. Старания его в этом случае очень энергичны. Но, к сожалению, мы напрасно стали бы уверять себя, что мы теперь понимаем, в чем заключается идеальная высота личности Основателя христианства. Громкие фразы не в состоянии уяснить нам значение Того, Кто открывал Собой новую эпоху в истории человечества.
Еще менее определенности найдем, когда ознакомимся с характеристикой учения Иисуса Христа, какую находим у Гарнака. В чем же оно заключалось? Оно, по уверению этого исследователя, не ново; и действительно, оно выходит у Г арнака настолько не новым, что можно только удивляться, каким образом такое учение победило мир. Учение Иисуса Христа он сводит к трем основным пунктам: 1) Царство Божие и его пришествие, 2) Бог есть Отец, а человеческая душа имеет бесконечную ценность, 3) высшая (лучшая) справедливость и заповедь – о любви.
Вот разъяснения, какие дает Гарнак относительно этих пунктов. Разъяснения эти не представляют ничего оригинального для личности Основателя христианства, а иногда даже прямо оскорбительны для Него.
Проповедь Иисуса о Царстве Божием, говорит Гарнак, заключает в себе предсказания ветхозаветных пророков о будущем видимом Божием владычестве на земле, с одной стороны, и представления о внутреннем пришествии Царства Божия, открывающегося со времени посланничества Иисуса.
Эта проповедь охватывала оба эти полюса, между которыми находится много ступеней и нюансов (т. е. противоречий, хочет сказать немецкий ученый). На одном полюсе Царство Божие является как чисто будущее, и самое Царство это представляется как внешнее владычество Божие, а на другом полюсе оно является как нечто внутреннее, и оно уже наступило, уже открылось в настоящее время.
Гарнак чувствует, что такое разъяснение не удовлетворяет читателя, что его смущает противоречивость и неустойчивость воззрений Иисуса Христа на Царство Божие. А потому он считает нужным сделать такого рода успокоительное замечание: «Я думаю, по прошествии нескольких столетий будет найдено много противоречивого в тех идеях, которыми мы живем, и станут удивляться тому, что такое положение вещей нас не обеспокоивало». При этом случае Гарнак выражает сентиментальную мысль, что наши будущие судьи будут к нам снисходительны. Какое отношение имеет это к занимающему нас вопросу – судите сами.
Говоря о том, в чем состояло учение Христа о Царстве Божием, Гарнак между прочим замечает: «Не может быть никакого сомнения в том, что представление о двух царствах, царствах Бога и дьявола, о их взаимной борьбе и о будущей последней борьбе, в которой дьявол будет поражен и на земле, как ранее он был низвержен с неба, это представление Иисус просто разделял вместе со Своими современниками». Другими словами: Иисус Христос в указанном отношении так же заблуждался, как и Его современники. Очевидно, биограф Основателя христианства не считает нужным много церемониться с изображаемым им лицом.
Что касается другого пункта учения Христова, а именно провозглашения им высшей (bessere) справедливости, то сущность разъяснения Гарнаком этого пункта сводится у него к тому, что Иисус, по выражению этого ученого, «сильным ударом порвал связь этики (т. е. нравственного учения) с внешним культом и технико–религиозными обрядами». Но ведь это же, заметим, раньше делали все пророки, и в особенности Исаия.
В таких–то чертах Гарнак излагает учение Христа. Ясно, он отвергает мысль, что Христос возвещал новые религиозные истины; по мнению немецкого ученого, в учении Христа не находилось ничего догматического. При другом случае это мнение Гарнак выражает прямо и решительно. Он говорит: «Евангелие не есть какое–либо теоретическое учение. Иисус имел Своим назначением возвестить волю Божию о том, что Бог есть наш Отец и раздаятель милости (Vergelter)». И никакому другому «исповеданию» Иисус не учил, заявляет Гарнак. Если же Иисус говорил: «Кто Меня исповедует перед людьми, того Я буду исповедовать перед небесным Моим Отцом», то здесь речь идет о последовании, о том исповедании, которое выражается в расположении и деятельности. «Кто же представляет себе дело так, – утверждает Гарнак, – что будто Евангелие требует какого–то единственно правильного исповедания Христа, тот допускает извращение истины. О Христе мы только тогда мыслим и учим «правильно», когда начинаем жить сообразно с Евангелием. И как в Евангелии нет никакого сложного религиозного учения, так еще менее в нем же можно находить указание, что первее всего нужно принимать и исповедовать какое–то готовое учение. Вера и исповедание христианское появляются в нас с того момента, когда мы отвращаемся от мира и обращаемся к Богу, а самое исповедание есть не что иное, как деятельное обнаружение веры».
Итак, с точки зрения Гарнака, Христос не оставил нам никакой догматики.
Говоря о личности Иисуса Христа, Г арнак никак не мог избежать не совсем приятного для него вопроса: кто же такой был Иисус Христос, за кого Он Сам себя считал и выдавал?
Встретившись с этим вопросом, немецкий ученый прежде всего предается ламентациям, по правде сказать, совершенно неуместным, по тому поводу, что христологический вопрос был источником многих бедствий в истории, что из–за него люди подвергались осуждению, заключались в оковы и даже умерщвлялись. Да и теперь еще, по нему, не совсем исчез фанатизм, возбуждаемый этим вопросом. Можно подумать, что данный вопрос очень труден для решения, говорит Г арнак, но на самом деле при беспристрастном взгляде на Евангелие он не представляет ничего трудного. И мы сейчас увидим, что немецкий ученый делает это очень легко.
Итак: за кого Христос считал Себя? Мы говорим не о том, предупреждает Г арнак, за кого Его почитали Его ученики, как они веровали в Него и как судили о Нем, но о том, как Он Сам свидетельствовал о Себе.
«Прежде чем подвергнуть исследованию самосвидетельство Иисуса, мы, – говорит Гарнак, – должны обратить внимание на следующее: во–первых, Он не требовал никакой другой веры в Себя и никакой другой привязанности к Его личности, кроме той веры и привязанности, которые обнаруживались в соблюдении Его заповедей. Даже в четвертом Евангелии, в котором заключается так много чуждого Первоевангелию, эта мысль выражается еще сильнее в словах: «Если любите Меня, то заповеди Мои соблюдете». Во время Своей деятельности Он уже замечал таких, которые чтили Его и выражали Ему преданность, но которые не заботились следовать Его проповеди. К ним Он обращался с суровыми словами: «Не всякий, говорящий Мне: Господи, Господи, войдет в Царство Небесное, а только тот, кто исполняет волю Отца Моего». Следовательно, – замечает Гарнак, – Иисус не имел в намерении дать учение относительно Своего лица и Своего достоинства, ограничиваясь прямым делом – возвещения Евангелия. Во–вторых, Владыку неба и земли Он называл Своим Богом и Отцом, признавал Его большим Себя и единственно Благим».
К какой цели направляются приведенные разъяснения Гарнака, едва ли нужно раскрывать. Ими он дает понять, чтобы воздерживались от иллюзий при суждении о личности Иисуса Христа.
Положительного эти разъяснения, замечает Гарнак, еще ничего не дают. Поэтому мы, продолжает он, ближе рассмотрим два наименования, какие прилагает к Себе Иисус, а именно: Сын Божий и Мессия. Что значит выражение: Сын Божий? В одной из Своих речей Иисус в особенности ясно показывает, почему и в каком смысле Он именует Себя «Сыном Божиим». В Евангелии от Матфея находим такие Его слова: «Никто не знает Сына, кроме Отца, и никто не знает Отца, кроме Сына и того, кому Сын восхощет открыть Его». Отсюда видно, что богопознание и есть Богосыновство. Через это богопознание Иисус научился понимать святое Существо, царствующее на небе и на земле, как Отца, как Своего Отца. Сознание Иисуса, что Он Сын Божий, поэтому есть не что иное, как практическое следствие познания Бога как Отца и Отца Своего. Правильно понятое выражение «богопознание» обнимает все содержание Богосыновства. Но к этому нужно прибавить еще следующее: Иисус был уверен, что Он знает Бога так, как никто до Него, и что Он призван сообщить это познание Бога всем другим посредством слова и посредством дела. Во имя этой обязанности Он считал Себя призванным и от Бога положенным Сыном, а потому Он мог говорить: «Мой Бог и Мой Отец». Но каким образом Иисус пришел к этого рода самосознанию – это остается тайной, и никакая психология не может разъяснить ее. При этом Гарнак пользуется случаем заявить: во–первых, то, что будто в Иисусе совсем не было той уверенности, с какой евангелист Иоанн заставляет Его сказать Отцу небесному: «Ты возлюбил Меня прежде сложения (или сотворения) мира». Т. е., хочет сказать Гарнак, эти евангельские слова – просто ложь. Во–вторых, этот же ученый обращает внимание на то, что в Евангелии нигде Иисус не говорит о Себе: «Я – Сын Божий», и потому всякий, кто это изречение ставит наравне с другими евангельскими изречениями – позволяет себе дополнять Евангелие.
Затем Гарнак обращается к рассмотрению другого наименования, которое Иисус Христос позволял прилагать к Себе, это – Мессия. Этот ученый спрашивает себя: считал ли Себя Иисус Мессией? И отвечает, что хотя некоторые знаменитые ученые и сомневаются в этом, но что сам он остается в уверенности, что Иисус считал и объявлял себя Мессией. В доказательство он указывает на историю крещения Христа, на посольство от Иоанна Крестителя с вопросом: «Он ли Тот, Которому надлежало прийти», на беседы Христа с учениками и окружающими по вопросу о Мессии, на торжественный вход Его в Иерусалим. На последний факт Гарнак смотрит как на самое очевидное мессианское действие Иисуса. Но «это действие Иисуса было и последним, – прибавляет он. – Терновый венец и крест последовали за тем».
В существе дела Гарнак этим и ограничивает свои объяснения относительно мессианского достоинства Иисуса Христа. Но они совершенно недостаточны. Нам вовсе не интересно знать: выдавал ли Себя Иисус Христос за Мессию? Ни один Он так делал; у иудеев появлялось немало самозванных мессий. Нам нужно знать: должен ли был Иисус Христос принять на Себя звание Мессии, т. е. имел ли Он на это право? Был ли Он действительно Мессией? Да и вообще, должен ли был явиться Мессия или же самое представление о Мессии было лишь болезненной мечтой разочарованного и многострадального народа иудейского? Гарнак не дает ответа на подобные вопросы, а с этим вместе не устраняет подозрения, что Иисус был лишь наиболее счастливый в ряду других иудейских лжемессий.
О смерти и воскресении Иисуса Христа Гарнак ничего не говорит. Вероятно, потому, что то и другое не укладывается в рамки его теорий. Разумеется, он не сомневается в событии смерти Христа, но обстоятельства, при каких она, по описанию Евангелия, произошла, как можно думать, остаются непонятными, а потому излишними с точки зрения немецкого исследователя.
Нельзя не обратить внимания на то, что, ведя рассуждения о лице Господа Иисуса, он сам нигде не называет его ни Сыном Божиим, ни Богочеловеком, ни Господом, ни Спасителем, ни Искупителем. Почему?..
Книга Гарнака носит громкое заглавие «Сущность христианства», но ознакомившись с содержанием книги, мы остаемся в полном недоумении: в чем полагает названный церковный историк сущность этого величайшего всемирно–исторического факта?
Какие изменения получило христианство в апостольские времена и какой вид оно имело тогда – вот вопросы, к которым затем обращается Гарнак в своей книге.
Из тесного кружка учеников, из тех двенадцати, которых собрал Иисус вокруг Себя, говорит он, образовалась Церковь (Gemeinde).
Сам Он не учреждал Церкви в смысле организованного богослужебного союза. Он был только Учителем, а апостолы были Его учениками. Но тем не менее тот факт, что кружок Его учеников так скоро превратился в Церковь, имел большие последствия в истории. В чем состоит характеристика этого нового союза? В нее входят три элемента: 1) признание, или учение, что Иисус есть живой Господь (т. е., хочет сказать Гарнак этими словами, что Он умер за нас и воскрес, но почему он выражается так туманно, это уяснится сейчас), 2) уверенность, что каждый член новой общины, не исключая рабов и служанок, действительно живет религией и что он поставлен в живой союз с Богом, 3) святая жизнь в чистоте и в братстве.
Затем Гарнак обращается к разъяснению каждого из этих, как он их называет, элементов.
Иисус Христос – Господь. Что это значит? В этом исповедании ближайшим образом выражается мысль, что Он есть Учитель законоположник, что Его слово должно оставаться нормой жизни для Его учеников, что они должны соблюдать все, что «Он повелел им». Но этим еще понятие «Господь» не исчерпывается, его главный характер еще недостаточно определяется. Первенствующая Церковь называла Иисуса своим Господом, потому что Он принес Себя в жертву за нее и потому что она была убеждена в том, что Он воскрес и сидит одесную Бога. Не ап. Павел впервые выдвинул на первый план учение о значении смерти Иисуса и Его воскресении, нет, он нашел это уже существующим в первенствующей Церкви, когда он говорит в Послании к Коринфянам: «Я вам передал, что я принял (через Предание), что Христос умер за наши грехи и что Он в третий день воскрес». Нужно, впрочем, сказать, замечает Гарнак, что у ап. Павла смерть и воскресение Христа стали предметом его особенного созерцания (спекуляции), и все Евангелие у него, так сказать, разрешилось в это учение, но нет сомнения, что и ранее его для первохристианской общины эти предметы представлялись основоположительными в христианстве. Можно даже утверждать, что установившееся затем почитание Иисуса Христа здесь, в этом учении, приобрело для себя опору. На основании этих двух положений создалась вся последующая христология (т. е. догматическое учение о Христе). Но уже и в течение первых двух поколений христианской истории относительно Иисуса Христа было высказано все, что вообще можно сказать возвышенного о человеке (заметьте: о человеке. – A. Л.). Уже и тогда считали Его за ожившего, прославляли Его как восседшего одесную Бога, как победителя смерти, как владыку жизни, как силу, дающую новое бытие, как Истину и Жизнь. Мессианские представления позволяли помещать Его на престоле Самого Бога, не оскорбляя монотеизма. Где вы найдете в истории человечества что–либо подобное, справедливо восклицает немецкий ученый, а именно, чтобы те, кто ели и пили со своим Учителем, и видели Его на всех путях человеческой Его жизни, чтобы эти самые люди не только объявили Его великим пророком и носителем божественного Откровения, но и божественным вождем истории, принципом или началом нового творения и новой жизни?! Это поистине изумительно, прибавляет Гаранак, что несмотря на то, что Иисус понес страдания и смерть, на Него стали взирать как на обещанного Мессию, в своих чувствах к Нему относились к Нему как к Господу и Спасителю.
