Текст книги "Я - Божество (СИ)"

Автор книги: Алексей Майоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

В поисках Александры

Хватит слов.

Их было так много уже сказано, а сколько ещё будет, не счесть. Я устал… Побыть бы в тишине, наедине с окружающим, без суеты и мельтешения, без сотрясения воздуха звуками, без скачущих мыслей, в недвижности и покое, в абсолютном нуле мышления и мраке сознания.

Перерыв.

Таймаут.

Передышка.

События приняли, было, молниеносный поворот, вселенная взяла нас на мушку, её палец лёг на спусковой крючок, смертоносный заряд затаился в стволе, и некто задержал дыхание перед выстрелом.

Всё повисло и… замерло на месяц.

Олег сходит с ума, разгадывая ребусы Виктора.

Маша прячется, выстраивая собственные планы.

Александра растворилась среди Московских сект.

Один я слоняюсь по городу, ведомый то логикой, то интуицией, то чутьём, предвосхищая след… след следа, теряя приобретенное на мгновения предощущение.

Отец Максим больше помог понять Александру, нежели разыскать. Напомню, что мы все очень умны и находчивы. Приятно было бы надеяться на свойственную Александре бесшабашность, но если судить здраво, то о каком легкомыслии может идти речь, когда на кону жизнь?

Вдруг Александры след простыл не только для меня, но и для нашего могущественного врага? Можно ли то же самое сказать и о Маше? Нельзя сбрасывать со счетов и Виктора, мир праху его, но прошлое умственное могущество нашего монстра логического мышления настолько неоспоримо, что следствия его планов могут оказывать грандиозное влияние на сегодняшнее бытие. Если он боялся моего желания уничтожить Машу, то мой страх перед этим вдесятеро сильней только оттого, что этого боялся Виктор. Если он выстроил хитроумную сеть, то дичь, которая должна быть поймана, окажется пойманной, а будет ли Виктор жив к тому моменту или нет, значения не имеет.

Оставалась одна радость, если он знал нашего врага, то тому стоило не меньше моего опасаться Виктора.

Не является ли затишье результатом действия, произведённого посмертными признаниями Виктора, которые стали известны тому, кто пытается уничтожить нас?

На днях я вспомнил о произведении братьев Стругацких "За миллиард лет до конца света", чья сюжетная линия общей картиной чем-то напомнила нашу ситуацию. В романе были и отличия, но это частности. Несмотря на кажущуюся непохожесть сюжетов наши книжные коллеги по беде были поставлены авторами в сходную ситуацию, когда неведомое всемогущественное естество стремится их уничтожить.

Мотив-то не нов: если вдуматься, то каждый человек с детства имеет дело с подобной силой, называемой реальностью. Каждый на протяжении собственного существования ведёт битву не на жизнь, а на смерть.

Враг человека неизменно побеждает – приходит старость и смерть.

Поражение приходит само собой, приносимое ветрами времени.

Этот враг невидим, неслышим, непознаваем, неподвластен разуму.

Этот враг – его величество, обычный ход вещей.

Религии, сказки, былины облекали таинственного врага маской божества, дьявола, иных магических существ. Наука, теории, гипотезы называют это энтропией, законами природы.

Но тщетно, непознаваемое таковым и оставалось.

Сегодня, здесь, сейчас есть я, который в случае победы даст ответ на поставленные вопросы и воздаст каждому по делам его.

Наш враг – это воплощение неустроенности мироздания.

Как порой невыносимо быть одному!..

…А если я захочу пойти на сделку?

Неужели невозможен компромисс?

Я готов выслушать условия!

Если есть предложение, должен быть и спрос.

– Эй, ты слышишь меня? – выкрикнул я отчаянно.

Прохожие странно оглядываются.

– Неужели ты ничего не хочешь?

Голуби равнодушно курлычат, путаясь под самыми ногами.

– Разве мне нечего тебе дать?

Блики солнца отталкиваются от стёкол окон и бросаются на меня со всех сторон.

Ничего не изменилось.

Никто не появился.

А может я не готов к сделке?

Означает ли это, что наш злой гений меня боится?

Или, напротив, он… она… оно меня любит?

Почему я до сих пор существую?

Меня так просто убить!

Для этого не надо устраивать камнепадов, автокатастроф, вулканов, вселенских потопов – вот он я: моё сердце может споткнуться каждое мгновение, сосуд в мозгу – порваться, дыхательный центр – отказать, нейроны могут потерять проводимость, случайная мутация внутри слабого тела из плоти и крови убьёт его в любой момент, и тогда меня нет!

Силёнок не хватает?

Я тоже устал.

– Прекратим противостояние? Обговорим условия пакта о ненападении? – уже теряя надежду, предложил я.

Казалось, моих попыток и не было вовсе.

А в голове оформилась страшная и странная мысль: а вдруг то, что есть вокруг, и является тем самым компромиссом, которого я жажду?

Постоянное противостояние и есть компромисс и антитеза уничтожению одного из нас: его и меня?

Это невыносимо!

Было ли произошедшее в следующую секунду результатом моих поисков контакта с нашим недругом, или, напротив, мои мысли были результатом грядущего события, сказать не берусь.

Старый Арбат: брусчатка под ногами, вольные художники, музыканты всяческих возможностей с распахнутыми для подаяний чехлами от инструментов, торговцы безделушками, странные группы молодёжи, стаями снующие среди всего описанного. Обычный Старый Арбат.

Пока эта улица будет существовать, вряд ли её лицо изменится: иначе, куда податься людям, находящимся на полустанке духовного развития или в стадии поиска себя? Куда идти туристам, как не в самое стандартное для любой нации место?

В каждом городе каждой страны существует похожее место, ибо его наличие суть следствие естества человеческой души и тела.

Не даром я стал частым гостем этих стен, этих фасадов, этой толпы, этих лоточников.

Здесь самая мутная "вода".

Здесь никого не удивит ни вчерашний министр в одежде бомжа, ни лица с телевизора, избавленные прозой существования от грима и лоска, ни прежде враждовавшие группировки, ни тем более интеллигентная, начитанная, религиозная девушка в простом чёрном одеянии панков, с неловким с непривычки грубым матом на губах и немыслимой неделей раньше бутылкой пива, зажатой в одной ладони, и дешёвой папиросой в другой.

Именно такой сквозь толпу торговцев и покупателей я увидел Александру или как две капли похожую на неё девушку.

Я на собственном опыте знаю, что среди множества миллионов людей только в Москве есть масса двойников.

Самого меня трижды называли другими именами и даже не начинали сомневаться, когда я пытался отнекиваться, а наоборот, заговорчески подмигивали и давали понять, что принимают мою "игру".

Однако мало ли как у кого работает память и варит котелок, это могли быть больные люди, но мне свойственна фотографическая память на лица, и целых два раза в жизни я встречал попарно совпадающих людей, и никакие попытки свести концы с концами, найти общих родственников между ними не привели к успеху.

Если бы это не была Александра, то я бы скорее поверил, что это очередное редкое совпадение.

Как она преобразилась! Как она смогла так преобразиться?

Таких перемен я не мог представить.

Поистине неведомы пределы наших возможностей.

Александра мастерски демонстрировала непринужденность и расслабленность, необычную для себя развязность и доступность. Невольно вспомнилась Маша… как она тонко меня соблазнила. Готов биться об заклад, что, если бы не Машино желание объясниться, я бы никогда не догадался о том, что был обманут, и винил бы в разрыве несущественную и несуществующую мелочь. А Виктор? Сколько раз мы говорили друг с другом – и я даже не заподозрил чего бы то ни было. А ведь их с Машей тандем набирал обороты, и Виктор уже мог в душе ревновать меня за грядущую связь с Машей и ненавидеть за будущие попытки уничтожить её.

Может ли встреча с Сашей быть фата-морганой?

Или эта девушка – сашин двойник? Нет, Александра мне знакома с детства: не только голос, лицо и фигура, но характер и скорость речи, частота и выраженность жестикуляции, постановка осанки, характерные позы в разные минуты жизни, не обусловленные генотипом. Например, манера заводить левую руку за спину – манера, которую я наблюдаю сейчас – последствие травмы позвоночника в одном из несчастных случаев.

И когда Саша разглядывает собеседника, то прищуривает левый глаз, в слабой степени страдающий дальнозоркостью, а, глядя вдаль, она, наоборот, щурит правый по причине его близорукости.

Я вовсе не пытаюсь преувеличить все её недостатки: они несущественны и незаметны, о них догадываешься, только имея годы общения за спиной.

Удача на моей стороне – Александра стоит вполоборота правой стороной лица, следовательно, риск быть замеченным минимален.

Она оживлённо болтала с молодым человеком развязного и расхлестанного вида, резво покуривала и периодически запрокидывала голову, приставляя горлышко пивной бутыли к губам.

Я изучил место, которое заполняла толпа, родственная одеждой и манерой поведения Александре. По стенам красовались рисунки лиц, похожих на Виктора Цоя, а так же цитаты из его песен.

Собеседник без малейшего стеснения приобнял Сашу за бёдра и притянул к себе, намереваясь прервать болтовню поцелуем. Вопреки моему импульсивному ожиданию, Саша без заминки – вся – подалась ему навстречу, прижимаясь всем телом, и они замерли, слегка склонив и задрав головы в этюде того, что месяцем раньше Саша назвала бы брезгливо гадостью.

Откуда не возьмись, проснулась ревность, потом обида, а после зависть. Неужели она обрела счастье? Каким образом? Продала ли она меня нашему врагу? Какой монетой ей заплатили? Неужели нельзя было раньше так влюбиться в меня?

Почему, о небеса, когда я изнываю от страха, ужаса, раздвоенности, ответственности за нашу победу, пока я держу все наши судьбы на своих плечах, как Атланты держат небо, почему ей дано блаженство?

Чем я не заслужил подобного?

Разве необходимо для обретения душевного покоя представить меня маньяком-убийцей?

Хотелось верить, что я – зритель спектакля, свидетель розыгрыша, жертва затянувшейся шутки, невольный наблюдатель сцены идеальной мимикрии нашей мастерицы маскировки Александры.

Но она выглядела такой счастливой!

Я проследил за Сашей и её возлюбленным до самой их квартиры на окраине Москвы, в захолустье, до их хрущёвской пятиэтажки.

Они не торопились.

Они были счастливы.

Они были слепы и беспечны, как и все влюблённые.

Они смаковали каждое прикосновение друг друга.

Их радовало вечернее солнце, общая сигарета, переходящая из губ в губы, очередная бутылка пива, дарящая опьянение.

Они шагали нарочито медленно.

Мне хотелось надеяться, что парень попрощается с ней у подъезда или позже у дверей квартиры.

Куда там!

Ни намёка.

Будь я обычным парнем, застигшим даму своего сердца в объятьях другого, я бросил бы слежку. Будь я другом Александры, я немедленно представился бы и оставил бы их в покое, вне зависимости от собственных эмоций – это её жизнь и не мне судить её. Будь я влюблён в неё без памяти, я бы подкараулил этого молодца одного и случилось бы то, что суждено.

Но я был тем, кто в ответе за наше существование.

Я должен знать правду, какой бы мучительной она ни была.

Я прокрался за ними в подъезд, запомнил квартиру, сопоставил её с окнами дома, затаился на лестничной клетке того же этажа противоположного подъезда и по возможности изучил саму квартиру и происходящее в ней.

Денег им явно не хватало – однокомнатная квартира, обставленная минимумом мебели, голые стены, давно нестираные занавески и тому подобное.

Чем они там занялись, я смотреть не стал, как только сомнений не осталось, что они занялись именно этим.

Я полном миноре направился навестить Олега, колдовавшего в жуткой комнате над шифрами Виктора.

Интуиция нашёптывала, что невольная передышка закончилась.

Предстояла рутинная работа.

Кто сашин любовник?

Не он ли наш замаскированный враг?

Не находится ли рядом Маша?

Как поступить дальше?

Основная опасность заключалась в том, что если Александра уверена, что я маньяк-убийца, то она не видит никакой мистики в происходящем, а одну лишь мою недобрую волю. Если, не дай бог, её видение мира таково, то, решив, что я потерял её след, Саша сделает попытку покинуть Москву.

Последнее станет её гибелью.

В этом отношении Маша рискует гораздо меньше, так как, уверенная в моём благотворном влиянии, она вряд ли осмелится бежать.

Настал момент делать ход.

Каким он будет?

Можно выслать парламентёра и вынудить Александру как минимум дать "подписку о невыезде из города". Я представил себе Олега в его нынешнем состоянии в роли переговорщика и отбросил эту идею. Кстати, и Олег висел на мне, его состояние не могло не беспокоить: не подставляю ли я его под удар, заставляя заниматься расшифровкой, которая может оказаться интеллектуальной ловушкой Виктора, имеющей целью свести с ума любого, вникшего в её смысл достаточно глубоко?

Действовать придётся самому.

Я дождусь, когда Сашин парень окажется в одиночестве, захвачу его в заложники и выдам его Александре в обмен на гарантии её нахождения в Москве.

Это шантаж.

Это конец их счастья и безмятежности.

Это жестоко.

Но если я вмешаюсь со своими жёсткими, но отнюдь не фатальными действиями, то есть надежда на хэппи энд, а если вмешается наш враг, то от возлюбленных останется мокрое место.

А сделать вид, что ничего не произошло? Нельзя. Сила, у которой я под колпаком, через меня уже обнаружила Александру и планирует роковую расправу.

Я понимал всё, что сегодня видел, кроме одного.

Я не понимал беспечности и радости Александры, которые невозможны без внутреннего покоя, а этот покой явственно ощущался. А то, что я порой умею читать эмоции каждого из нас, сомнению не подлежит. Откуда этот покой? Какими бы ни были её надежды и чувства, связанные с настоящим, она вряд ли сумела бы избавится от нависающей угрозы, мнимым источником которой я являюсь.

Это с необходимостью омрачало бы её существование.

Но вид самой Александры убеждает в обратном.

Я не мог представить гарантий и доказательств, которые бы мне потребовались бы, чтобы ощущать себя подобным образом.

Кто, кроме нашего врага, мог дать ей их?

Даже если она меня предала, то страх не исчез бы.

"Доносчику – первый кнут", – гласит древнерусская мудрость.

Могла ли Александра потерять голову от любви?

Или это она – корень всех наших проблем: она есть хитроумное могущество, уничтожающее нас одного за другим?

Она и есть наш палач.

Наш судья.

Наше уничтожение?

Александра атакует

Вся ночь была потрачена на подготовку похищения.

Приходилось всё делать самому.

Олег находился в фазе сна. Чтобы минимизировать вред, наносимый перенапряжением нервной системы, я раз в несколько дней устраивал Олегу суточный сон. Можно было бы пустить ситуацию на самотёк – он уже не малый ребёнок – но я опасался отпускать его далеко от себя, а транквилизаторы с неизбежностью увели бы Олега на сторону к общению, к громким вечеринкам, к веселью, к женщинам, ко всему, чего он лишён с тех пор, как связался со мной.

Имелось ещё одно необоснованное подозрение, ничем не подкреплённое, но я не хотел допускать Олега к транквилизаторам, заменяя их обычным снотворным.

Поэтому раз в три-четыре дня я вкалывал ему высокую дозу барбитуратов, витаминов и питательных веществ. Накануне того, как обнаружилась Александра, я, как раз вкатил ему очередной "коктейль".

Олегу оставалось быть в беспамятстве до вечера следующего дня, а к тому моменту все планы должны были быть выполнены, и мы, счастливые и объединённые вместе с Александрой, уже должны будем дружно противостоять злу.

То есть мне хотелось, чтобы так было.

А иначе даже и не хочу представлять.

Когда небо зарумянилось восходом, я уже тихонько подкатил к подъезду логова Александры, где намеревался, затаившись, выследить мгновение, когда либо Саша, либо её возлюбленный выберутся наружу, а затем либо, если первым появится парень, похитить его на пути из дома, либо, если выползет Александра, проникнуть в квартиру и расправиться с парнем на месте. Второе было предпочтительней, так как не требовало никаких лишних передвижений: Александра сама вернётся, и мы совместно разрешим наши проблемы. Первый вариант требовал транспортировки выведенного из строя человека, поиска временной базы для надёжного содержания военнопленного, одновременно с этим надлежало установить связь с Александрой, заманить её на переговоры и склонить к капитуляции. Параллельно этому нельзя забывать, что Александра может предпринять попытку отбить возлюбленного, мобилизовав банду панков.

Уф!

И всё это совершить должен я один.

Вдобавок к описанным мыслям приходилось гнать прочь страшную и подлую мыслишку: не может ли происходящее быть плодом параноидального бреда? Что если не существует никакого ополчившегося против нас зла, а есть цепочка трагичных совпадений, в центре которых, как в водовороте, как в паутине, как в эпицентре тайфуна, барахтаюсь я, мнящий себя ответственным и противостоящим источнику несчастий, которого даже и нет? Как далеко может завести эта версия событий? Есть ли гарантии, что это не так?

В психиатрии есть даже такой термин: "Комплекс Христа". Одно из нервных расстройств: как следует из названия, больной воображает себя богом, сошедшим на землю и призванным спасти Царство Земное.

Успокаивает то, что я уверен, что нахожусь в здравом уме и тем не менее сомневаюсь. Если я допускаю собственную ненормальность, то я нормален, а если бы я был маньяком, то не имел бы никаких сомнений в собственных действиях и твёрдо верил бы в свою правоту.

Но это парадокс: я должен сомневаться в том, во что верю, чтобы эта вера не могла быть поставлена под сомнение.

Я должен не верить, чтобы верить!

И больше никаких доказательств или опровержений.

Злодеем может быть любой: и покойный Виктор, и беременная Маша, и влюблённая Александра, и обдолбанный Олег и сомневающийся я, и, наконец, некто иной!

Так я и сидел, готовый к действию, в пятом часу утра, обдумывая диспозицию похищения.

В некоторый момент приступ ясновидения обрушился на меня шквальным огнём. Я был так ошеломлён, что даже не успел ничего толком разузнать об окружающей реальности. Сумрак утра – вспышка и, когда я очнулся, то две эмоции переполняли душу: страх и смех.

Причины страха таковы.

Я понял, почему захочу уничтожить Машу. Снова вспомнилось "За миллиард лет до конца света": весь смак замысла не в том, что там мироздание, сопротивляясь познанию самого себя, запугивает и уничтожает талантливых учёных, перешедших черту допустимого познания, а в том, что тот единственный из них, якобы осмелившийся бросить вызов законам природы, может оказаться изворотливым махинатором. Он "спасает" атакуемых, забирая их передовые работы по биологии, математике, физике, астрономии себе, подвергаясь всё более и более опасным нападением вселенной. В финале он собирается бежать прочь в отдалённую горную местность с накопленными трудами, чтобы там изучать их.

На этом произведение заканчивается. Однако напрашивается продолжение в духе времени: года через два в США появляется изумительно преуспевающий во всех областях науки гений – наш герой-альтруист. И его жертвы, которых он "спас", осознают, что их, изъясняясь обычным языком, кинули. Любой прочитавший "За миллиард лет до конца света" поймёт, насколько несложно подстроить все "загадочные" кульбиты вселенной по отношению к несчастным.

То есть наш заклятый враг использует для личной выгоды и победы моё стремление к защите каждого из нас и к последующей победе. И чем активнее я защищаю нас, тем предсказуемей мои действия и тем вероятней наш проигрыш. По извращённой логике событий следует не пытаться защитить каждого из нас, а наоборот, наперекор негодяю стремиться уничтожить всех нас, тогда это перемножится с вражеской стратегией и даст положительный результат, то есть приведёт к победе!

Минус умножить на минус, будет плюс.

А если зло предполагало мою догадливость и пыталось учесть последний фактор, тогда мне надо обороняться, потому что все действия противника будут построены на том, что я догадаюсь о махинациях и попытаюсь уничтожить сам всех нас. Но вдруг враг допустил промах и недооценил мою прозорливость, а я, переоценив его поступки, поступлю как будто бы не настолько умён?

Господи!

Голова идёт кругом.

Убивать или защищать?

А смешно мне стало по другому поводу.

Мои действия и метания как на ладони у всякого, ведущего наблюдения со стороны, включая и пытающегося уничтожить всех нас. Я загоняю себя в патовую ситуацию ничем иным кроме как жадностью: у меня уже есть в активе Олег! А я, слепо повинуясь привязанности к Александре и к Маше, трачу силы и упускаю из виду главный козырь: Олега, не только заключившего со мной договор, но и занимающегося расшифровкой записей Виктора, сулящих стать дверью на пути к победе.

Следует вернуться к нему.

Однако не хило я обозвал жадностью желание спасти не только одного Олега, но и остальных.

Да, но почему Виктор всегда так двойственно реагировал на нашу с Олегом дружбу?

Мог ли Виктор заложить в свои шифры фактор смерти?

Тот, кто расшифрует их, должен будет умереть.

Таким образом, если секретная информация попадёт к нашему врагу, и он разгадает её, то благополучно скончается, а если записи раскодирует один из нас, он тоже погибнет, чем подтвердит правильность расшифроки, и у остальных на вооружении появится средство к победе!

Гениально.

Мы в плюсе при любом раскладе.

Не считая, конечно, цены, которую придётся заплатить.

Почему Виктор ушёл так рано?

Почему он не посоветовался со мной?

Или окружающее нас зло настолько могущественно, что мы можем победить только случайно? То есть наша победа не может быть результатом какого бы то ни было вразумительного планирования?

Неужели наша стратегия победы требует отсутствия тактики как таковой?

Эврика!

План победы заключается в отсутствии пунктов оного.

Это великое открытие человечества в теории ведения боевых действий.

Вот что вызвало мой смех.

Парадокс на парадоксе.

И я в центре.

Одно радует: у нашего предполагаемого врага у самого трещит в голове. Это и есть моё единственное оружие возмездия.

Стук прервал мои мучения.

Реальность выкидывала очередные коленца: жертва планируемого похищения не только покинула логово, но и сама стучала в окно. В смысле, конечно, стучала в машину.

Я распахнул дверь навстречу ухажёру Александры.

– Вы работаете? – спросил он.

– Это девочки работают, – огрызнулся я, – а я подвожу.

Он и бровью не повёл, но предложил:

– За сотню, срочно, я покажу куда.

– Далеко? – ошалело поинтересовался я, изнывая от двойственности: следовало бы послать его и отправиться к Олегу, с другой стороны я был готов расцеловать действительность за такой ход вещей.

– Покажи деньги, – потребовал я, раздумывая.

Он расправил пальцами сотенную купюру.

"Ловля на живца," – предостерегающе мелькнуло в одном углу сознания.

"Попутный ветер, наконец-то!" – радостно отдалось в другом.

Я же лихорадочно соображал, как отличить одно от другого, а пока тянул время:

– Укажи на карте, – я впустил его на переднее сиденье и вручил карту города.

Он подозрительно глянул на меня и принялся копаться в карте.

Надо решаться. Дальнейшее промедление насторожит его пуще прежнего.

Я ухватил левой рукой шприц, заполненный транквилизатором, который усыплял даже перевозбуждённого стимуляторами Олега, изготовился вонзить его в бедро жертвы, но передумал.

Что мне мешает его подвезти? Пусть я – обычный парень, подрабатывающий извозом – ведь вырубить его никогда не поздно, а так, глядишь, перепадёт информация, которой так недостаёт. Не повредит узнать, куда он направляется.

Я, дивясь неразборчивости Александры в вопросах интеллектуального уровня сексуального партнёра, прервал жалкие копания пассажира в карте, с которой тот был в явных неладах:

– Показать сможете?

– Да, – с облегчением ответил он. – Прямо, потом направо.

Я завёл двигатель и неторопливо покатил, следуя инструкциям.

Путь был невразумительным и запутанным, как и зачаточное мышление попутчика. Он тараторил всю дорогу, впрочем, не говоря ничего толкового, постоянно забывал вовремя указать поворот: приходилось нарушать правила, перестраиваясь не там, где положено, и поворачивая в последний момент. К счастью, края были знакомые, и я не терял ориентации в мешанине поворотов, перекрёстков и проспектов.

Чаша моего терпения уже переполнялась, когда мы свернули во двор, а оттуда двумя арками попали в другой, обогнули гаражи, оказались в третьем.

За очередным поворотом показалась стена.

Тупик.

– Тебе сюда что ли? – беспечно спросил я, внутренне готовясь дать отпор, если он попытается напасть.

– Спасибо, – выпалил тот, протягивая руку с деньгами и необычно перехватывая её другой в районе манжеты рубашки.

Тотчас же в лицо ударила едкая струя: вероятно, парень прятал в рукаве газовый баллончик и только что выпустил его содержимое мне в лицо. Я успел отвернуться, задержав дыхание, зажмурив глаза, и вслепую нанести удар локтём по подбородку. Если бы я продолжил борьбу, то исход мог быть бы любым, но самым неразумным было бы оставаться в кабине автомобиля, откуда я выкатился на асфальт.

Нападавший сделал то же самое с другой стороны машины, но вместо попыток продолжить атаки бросился наутёк, так что пятки засверкали.

Преследовать его было неразумно ни на машине, ни, тем более, пешком: он заведомо лучше знал каждый местный закуток, поэтому я, отдышавшись, распахнул все двери, ждал, пока выветрится газ, а потом медленно и долго пятился задним ходом, так как теснота окружения не оставляла шанса на разворот.

А парень не промах.

Как бы я ни поступил – проиграл бы.

Бросаться в погоню было неразумно.

Когда я выбрался из потенциально опасного места, молодца и след простыл.

Кинул меня хахаль Александры.

Интересно, он всегда обходится с таксистами таким образом, демонстрируя неразменную сотню, а потом брызгая в морду перечным газом из баллончика?

Дурак.

Что мне мешает вернуться и отомстить? Я же видел, из какого подъезда он вышел.

Оставался гадкий осадок нелепости и невразумительности. Как я ни старался, но не мог постичь суть события, то есть при первом рассмотрении я стал жертвой мошенника, но чем больше я думал, тем всё более шаткой казалась эта версия.

Такие подозрения однозначно указывали на подспудное присутствие воли нашего врага, а, следовательно, я только что проиграл что-то, сам не знаю что.

Каждый миг я ожидал нападения или несчастья.

Но они медлили врываться в моё настоящее.

После неудачной охоты на Александру я поехал обратно к Олегу. На углу возле его дома голосовала девушка во всём чёрном. Я с дикой радостью узнал её – Александра! Она одумалась или решилась на компромисс без принуждения.

Я затормозил рядом и распахнул дверцу навстречу такой нежданной и желанной гостье.

– Здравствуй, дорогая, – вне себя от счастья приветствовал её я, готовый расцеловать и сжать в объятиях.

– Не называй меня "дорогой"! – возмутилась она, как обычно, отклоняя мои свидетельства дружбы и признательности, а, возможно, и любви.

– Как ты можешь теперь так вести себя? – обиделся я.

– Что значит теперь? – взвилась она.

– Ну, после того, что у тебя было с тем панком, – пояснил я.

– Ты, естественно, в курсе! – возмутилась она.

– Что ты здесь делаешь? – я постепенно обретал разум, вытесненный счастьем встречи. – Тебе опасно одной ходить по дорогам!

– Знаю, знаю: злобная воля нашего врага в любой миг может меня уничтожить, – сощуривши синие глаза, с коварной хитрецой ответила Александра.

– Видишь, ты сама всё знаешь, – проигнорировал я провокацию.

– Пошли, – посерьёзнела она.

– Куда?

– К вам с Олегом, надо обсудить нашу ситуацию.

Нет! Я не могу налюбоваться. Она гениальна.

Мы объехали вокруг дома Олега в поисках парковки, припарковались, вышли из машины и зашагали ко входу. Сумрачный подъезд окутал нас мраморной прохладой.

– Что это? – спросила Александра, косясь на шприц с иглой, который я прихватил с собой.

– Транквилизатор, – пояснил я.

– У меня есть это, – она извлекла из сумочки электрошокер.

– Убери его: против нашего врага, обладающего таинственными способностями, он вряд ли поможет, – фыркнул я.

У входа в квартиру я отстранил Сашу в сторону.

– Что такое? – отозвалась она обеспокоено из-за моей спины.

– Я войду первым, – шёпотом предостерёг я, извлекая шприц со снотворным и изготовив его для удара. – Там может быть засада.

Оставалось повернуть ключ и шагнуть в квартиру.

Однако я медлил, обернулся к Александре и ободряюще улыбнулся:

– Нам так не хватало тебя.

Она опустила глаза.

А я отпер замок и толкнул дверь.

Та, не спеша, распахнулась, полумрак коридора не выглядел угрожающим.

– Олег? – позвал я внутрь квартиры, облегчённо вздохнул, обернулся к Саше. – Он ещё спит, прости, я измотался за последние дни, всюду чудятся заговоры. Сам Олег последнее время не в себе. Иногда я боюсь, что наш враг завладеет сознанием Олега, и тот поведёт себя неадекватно.

Она нейтрально кивнула.

Я шагнул внутрь квартиры и вдруг сообразил, она сказала: "к вам с Олегом". Откуда она знает, что я живу у него?

Мир померк.