Текст книги "Я - Божество (СИ)"

Автор книги: Алексей Майоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Договор

Постепенно мир обрёл резкость и краски, моё дыхание восстановилось. Я лежал на полу в позе эмбриона и злился. Божественный фактор нашего врага всё ещё был выше моего. Как я мог так сглупить!

– Поднимись, – приказала Таня.

Я, кряхтя, встал, придерживаясь за куртки, висящие на вешалке в коридоре.

Девушка отступила вглубь комнаты:

– Заходи – и на диван.

Я подчинился.

– Я слушаю, – потребовала она.

– Чего? – прохрипел я.

– Говори, зачем пришёл?

– О чём?

– Ты ворвался ко мне в квартиру, попытался задушить: просто так подобное не случается, я жду объяснений, – недоумевала Таня.

– Почему бы тебе не убить меня? – моему изумлению не было меры.

– Ты меня спас однажды, а теперь пытаешься уничтожить: надо быть дурой, чтобы назвать это простым совпадением. Больше похоже на махинацию: ты либо очень хитёр, либо тебя обхитрили. На изощрённого хитреца ты не похож, слишком сложно было бы подстроить одно за другим: спасение, письмо, попытку уничтожить меня.

– Какое письмо?

– Некий Виктор предупреждает меня, что явится человек, который может попытаться напасть на меня, но на самом деле ему потребуется помощь.

– Чепуха какая. Виктор писал – тебе?

– Я тоже так думала – но ты же напал на меня. Где твой Виктор?

– Виктор умер, – прибавил я.

– Сожалею, – ответила девушка так, словно у Виктора украли бумажник.

– Откуда такие крепкие нервы? – изумился я и передразнил, – Сожалею!

– Со мной вечно случаются несчастья.

– Не понимаю, – я потряс головой. – Разве не ты уничтожала нас?

– Кого вас?

– Так ты и признаешься, – задумчиво согласился я. – Какую интригу ты задумала, ума не приложу: что ещё тебе может быть нужно от меня, кроме моей смерти?

– Молодой человек, – возмутилась Таня, – не ищите сложного в простом, и расскажите, что с вами происходит.

– Плохо – и хуже уже быть не может. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, но почему ты меня не прогонишь?

– В моей жизни есть странности, не имеющие рационального объяснения. Вдруг, повезло: и ты есть ключ к разгадке? Давай, рассказывай.

Я закрыл глаза и, сосредотачиваясь, вкратце пересказал девушке предысторию моей попытки убить её.

Когда я закончил, Таня исподлобья глядела на меня, подперев подбородок обеими ладонями.

– Это всё, – я развёл руками.

– Ты ждёшь, что я поверю тебе? – Таня усталым движением рук ото лба к затылку собрала чёрные волосы, уложила сзади, закрепила резинкой.

– Не жду, – согласился я. – Если потребуешь чуда в качестве доказательств, то чуда не будет.

– А веришь ли ты, что я не твой враг? – Таня задала второй по важности вопрос.

Я пожал плечами:

– Доказательств нет, хотя есть тетрадка Виктора.

– В твоей истории это главная беда, – фыркнула Таня.

– Какая?

– Никто никому не верит. Даже ты подозреваешь каждого в тайных мотивах.

– Подозреваю и не верю.

– Я предлагаю компромисс, – Таня протянула мне навстречу руку. – Ты веришь мне, а я верю тебе.

– Но…

– Не перебивай, при любом ином раскладе ты в жопе, а если мы заключим пакт о взаимной вере, то сможем объединиться и победить.

Я думал.

– По рукам? – Таня всё ждала, протягивая ладонь.

– Пусть будет так, – кивнул я и ухватился за её руку, та уместилась в моей, и я ощутил, насколько хрупкой и компактной она кажется. Таня усмехнулась, и мы сжали ладони: рукопожатие было крепким и жёстким. Её тренированная кисть была сильнее моей.

– Договор заключён, – сказала Таня. – Пошли на кухню. Кофе будешь?

Кофе она варила божественно. Я прихлёбывал пряный напиток, глоток за глотком, смакуя, ощущая как дряблые в этот поздний ночной час мозги обретают ясность.

– Я сейчас принесу свой дневник, – Таня вышла в комнату и вернулась с узким блокнотом и настольной лампой, которую расположила рядом со мной.

– Только не говори, что ты вела учёт всех происходящих с тобой бед.

– Именно так.

– Что я должен делать?

– Ты должен вычислить мой фактор божественности, – велела она.

– Зачем?

– Если мы хотим победить, то должны знать всё, – объяснила девушка. – Нам нужен не только мой фактор, но и ошибка, которую допустил Виктор, её причина, её следствие. И почему этот твой… второй…

– …Олег – не обнаружил ошибки? – подсказал я, а сам вспомнил вдруг, как меня изумило то, что он решил умереть в Ленинграде. Тогда я это принял как данность.

– Хотя, нет, я ошибаюсь, – озарило меня, – он обнаружил, но не сообщил об этом прямо. Он просто своей смертью заманил меня сюда, надеясь, что моё ясновидение приведёт меня к тебе… И оказался прав.

Таня бросила на стол линейку, свёрток миллиметровки, остро заточенный карандаш, достала из ящика стола калькулятор, уселась за соседнюю грань стола и предложила:

– Я помогу тебе, – и начала перечислять свои несчастья.

Я слушал её, записывал и синхронно листал её записи, изумляясь:

– Чего только с тобой не происходило!

– Да, – вздохнула она.

– Нападения, обрушение зданий, пожары, аварии, болезни, отравления, наводнения: тебе бы подать заявку в книгу рекордов Гиннеса! Неужели это правда? – я не мог поверить, что человек может пережить всё это.

Тяня, молча встала, расстегнула рубашку, сняла, повернулась спиной, разомкнула застёжку бюстгальтера:

– Посвети, – приказала она.

Я взял лампу и направил на Танину спину, прогоняя полумрак кухни прочь, и увидел множественные шрамы, следы ожогов, некоторые свежие, недавно зарубцевавшиеся, другие, многолетней давности, после травм, полученных в детстве.

– Хочешь продолжить осмотр? – глухо поинтересовалась она.

– Так по всему телу? – упавшим голосом вздохнул я.

– Да, – покорно ответила она, – могу рассказать про каждый.

– Одевайся, – я вернул лампу на место.

– Однажды я поняла – это судьба, и от несчастий не уйти – оставалось быть всегда готовой к ним, пустить, так сказать, беды по предсказуемому руслу, – охотно говорила Таня, видимо, до меня ей не удавалось ни с кем поговорить об этом.

– Поэтому ты занялась альпинизмом? – догадался я.

– И не только альпинизмом – парашютным спортом, подводным плаванием.

– Поэтому спокойно открыла дверь, имея предупреждение, что появится человек, пытающийся убить тебя?

– Конечно: проще лицом к лицу убить неосторожного врага, который ждёт легкой добычи, чем бегать от него и добегаться до того, что в момент болезни или слабости преследователь тебя настигнет.

– Ты умеешь драться? – я был приятно удивлен.

– Чёрный пояс по карате, русскому стилю и айкидо, – сдержанно перечислила Таня.

– Пока ты не сойдешь с ума и не попытаешься убить меня, из тебя будет хороший телохранитель, – немного нервозно пошутил я, и мы взялись за составление таниного графика. К утру у нас была заветная линия.

– Как ты сопоставишь это с графиками Виктора? – недоумевала она.

– Когда я оба раза приезжал сюда, вероятность твоих несчастий должна была падать, суммируясь с моим божественным фактором: смотри, эти две ступеньки, обе длиной в несколько дней, выбиваются из общей картины. Даты этих мест на графике совпадают с моими появлениями, а вот похожие провалы на графиках остальных, когда я их покидал.

– Через это ты хочешь связать ваши линии с моей, – быстро сообразила она.

К полудню работа была завершена.

Я достал потрёпанный черновик Виктора, сомнений быть не могло, та картинка, которую мы все принимали за уточнение одного из графиков, повторяла Танин.

– Виктор не ошибся, – сделал вывод я. – Напротив, он скрыл твоё существование, только мимоходом намекнув на него, чтобы наш недруг не добрался до тебя раньше и не уничтожил окончательно.

Когда я получил заветное число, то подивился иронии этой реальности:

– Ты знаешь, почему Олег не заметил тебя? Почему даже Виктор начал догадываться о твоём существовании только незадолго до смерти?

– Объясни! – нетерпеливо воскликнула девушка.

– Твой фактор божественности 0.01! – я не мог сдержать изумления.

– Одна сотая? – возмутилась Таня.

– Да, это в пределах погрешности вычислений! Это гениально: тот, кто это придумал, был хитёр!

– А кто из вас оказался слабее, чем предполагали Виктор и Олег?

– С миру по нитке, повторяю, ты есть погрешность фактора божественности!

– Я – погрешность? – Таня была в нерешительности: то ли радоваться, то злиться.

– Да, ты – ошибка вычислений! Отсюда твои множественные несчастные случаи, поэтому ты до сих пор жива: твой запах божественности так мал, что ни я, ни наш всемогущий недруг не могли запеленговать тебя. Зло использовало тебя в качестве лакмусовой бумажки, но не придавало значения и не ставило под сомнение твою гибель, полагая её как само собой разумеющееся событие.

– Кто это придумал? Кто меня так мучил всю жизнь? – разозлилась Таня.

– Тот, кто это придумал, спас тебе жизнь: все эти годы ты жила свободной. Да, ты страдала, но ты была самостоятельной и делала, что хотела. Думаю, каждый из нас тебе бы позавидовал. А придумал это либо я, либо Виктор, либо мы все вместе. Но в любом случае в этом есть часть моей вины, так что прости.

Мы помолчали немного, я прислушался, как за окном стучат трамваи.

– Что ты собираешься теперь делать?

– Мы объединимся, дождёмся обоюдного божественного созревания и одержим победу! – без особого энтузиазма предсказал я.

– Ты оптимист, – осторожно буркнула Таня. – Когда я… умру?

– Ну… – я оценил точку достижения ею красной линии, – примерно через четыре месяца.

– А день?

– График неточен, – пожаловался я, и поспешил добавить, – вовсе необязательно, что твоя гибель наступит в момент созревания фактора божественности, напротив, это может стать мигом нашей победы!

– А ты когда?

– Тоже примерно через четыре месяца, чуть позже тебя, – мне было неловко.

– Я все-таки погибну, – прошептала она, на секунду опустив голову, потом встряхнула волосами и посмотрела прямо на меня, её глаза чуть увлажнились и блестели. – Тогда… будем ждать? У тебя есть план?

– Чтобы отвлечь внимание нашего недруга, мы разыщем Машу и расправимся с ней…. Прикончим её… Ты прикончишь её: ты владеешь карате, – смущенный воображаемой картиной грядущего предложил я.

– Иван, мы знакомы меньше суток. Ты считаешь, что этого достаточно, чтобы я согласилась убить твою бывшую беременную подружку, мать твоего будущего ребёнка? – возмутилась Таня и бросила на меня взгляд медсестры из психоневрологического отделения.

– Но мы же заключили пакт о взаимной вере! – опешил я. – Этим убийством мы спасём её от плена нашего врага!

– Но не о взаимном помешательстве и обоюдной паранойе. Машу не мешало бы спросить, хочет ли она, чтобы её спасали таким странным образом.

– Как же я устал! Почему никто в этой вшивой вселенной не выполняет мои приказы?! – мои нервы были уже ни к чёрту. – Ну, прости, я не знаю, что делать, но это – единственное, что мы можем предпринять. Без тебя я бы даже об этом мечтать не мог бы, но с тобой, с твоими талантами, с твоими крепкими нервами, ты сможешь!

– Машу убивать не будем, – с упором возразила Таня. – Ты спятил, не требуй от меня того же. Я поверила не только в тебя, но и во всю остальную галиматью. Согласно предначертаниям Виктора, Маша проживёт многие годы. Пытаться убить её – это прямой путь к гибели!

– Я надеялся, что ты откажешься, – с облегчением отозвался я, – но то, что я предложил, только это может спасти твою и мою жизни. Есть другие варианты?

– Ждать, – был её ответ, – ждать божественного созревания.

– Я устал ждать! Прости, я только и делаю, что жду, а потом хороню друзей или убиваю!

– Найди себе дело: нам надо вести себя тише воды, ниже травы, почитай книжки, здесь полные полки, – развела руками девушка.

– А что если нам пожениться? – предложил я. – Ради твоей безопасности. Мы будем изображать влюблённых: что может быть лучшей маскировкой? Если надо для нашей победы, то я готов.

– Если я тебе верю, то это… это сатанинский онанизм, бог совокупляющийся сам с собой! – её передёрнуло от излишних эмоций. – Пока, братец, озабоченный божок.

Покидая кухню, она обернулась и добавила:

– Ваня, то, что я поверила тебе, больше тебя обязывает, чем меня. Не обманывай моих надежд. Не льсти себе: я не собираюсь подчинять свою жизнь твоей. Если бы я боялась происходящего, то не была бы собой. Надо двигаться опасности навстречу и предполагать её, чтобы достойно встретить и пережить, а бежать бессмысленно!

– Дура! Тебе в самых диких кошмарах не снилась та опасность, которая угрожает нам обоим после объединения! Всё переменилось. Раньше в тебя попадали случайно, поэтому ты выживала. Сейчас в тебя начнут бить прицельно. Враг обнаружил тебя. Враг знает, что ты и есть неизвестная ему часть божества. За остальными он давно наблюдал, давно их искушал и давно подготовился. Тебя же он видит впервые. Что если ты согласишься со мной объединиться и убить его? Это может произойти в любую минуту. Как только я созрею полностью, враг ударит по нам изо всех сил. Если между нами будет даже расстояние один метр. В тебя может ударить метеорит или земля разверзнется между нами. Тебя не убьёт только если это будет означать убить меня. Поэтому мы должны быть прикованы друг к другу, чтобы любое покушение на твою жизнь было и покушением и на мою. Тогда вероятности будут охранять нас обоих.

– И поэтому мы должны не вылезать из постели? Выкуси! – она показала неприличный жест.

– Да, это же простая логика! – девушка начала меня бесить.

– Всё, спать. Ты у меня дома: изволь делать что я считаю нужным. Пока ты всегда проигрывал даже со своим фактором божественности! Я разрешаю тебе, так и быть, спать рядом со мной на одном диване, но не больше. Я жду принца на белом коне, конфет, коньяка и красочной свадьбы в белом платье. Попробуй только притронься!

Я отчаянно сжал голову руками.

– Учти, вечером ты пойдёшь со мной работать, – донеслось из комнаты.

– Куда, – опешил я и отправился за ней вслед. – Как работать?

– Мы будем вешать рекламный щит на стену дома.

– Но я не альпинист! – ужаснулся я

– Научишься.

– Это рискованно! Я боюсь высоты.

– Тебе поможет твой божественный фактор.

– Это невозможно.

– Возможно. Ты хотел быть со мной, чтобы охранять? Вот и будь. Не нравится – скатертью дорожка!

– А наша победа?

– Твоя победа, – уточнила Таня. – Если она тебе так важна, оставайся моим напарником. Иначе, я проживу без тебя.

– Я не могу уйти!

– Да, догадалась, ты либо останешься со мной, либо должен будешь убить меня.

– Ты так просто об этом говоришь? – изумился я.

– На меня столько раз нападали, что, разом больше или разом меньше, значения не имеет.

– Но мой божественный фактор выше твоего!

– А если твой противник попытается защитить меня, как Машу?

Ответить было нечего.

Теперь я был заложником собственной борьбы.

– Спокойной ночи, – пожелала она, закутываясь в простыню, сладко и соблазнительно вытягиваясь у стенки и закрывая глаза, – относись ко мне как к сестре.

Я сел на диван, понимая: вот ещё одна из нас, такая же упрямая и невозможная. Я вспомнил нежелание Александры подчиниться мне ради нашей победы, такой же финт ушами выкинула Маша. Даже Виктор умер из упрямства и нежелания подчиниться. Олег сел в машину и был таков. Почему они все действуют сами по себе, как им заблагорассудится!

Я вздохнул, не раздеваясь, улёгся рядом с Таней, попытался уснуть, но куда там: присутствие натренированного, крепкого, спортивного женского тела рядом превращало существование в сплошной соблазн.

Тогда я постелил себе на ковре.

Интересно, сколько это может продолжаться?

Кончится ли это добром?

Однако она мне поверила.

Катастрофа

Была ли она права?

Те месяцы, что мы прожили вместе, навечно останутся со мной, вне зависимости от того, буду ли я уничтожен или одержу победу в финале нашего бытия. Понимаю, она не хотела связывать себя и меня чувствами, которым суждено кануть в Небытие.

Танина твёрдость и бесчувственность при близком знакомстве оказывались показными. Пожалуй, она была самой боевой из всех нас. Я часто думал, что всё бы повернулось иначе, если бы она была с нами с самого начала. С другой стороны её напор нельзя бы было замаскировать, и нас вычислили бы раньше.

Сослагательное наклонение мимолётно и несбыточно.

За четыре месяца я очень многому научился от неё.

Я научился ждать, когда ждать невозможно.

Я научился любить, даже если эта любовь заранее обречена на неудачу.

Я понял, что есть вещи, которыми нельзя жертвовать даже ради победы.

Таня была светлым человеком, почти такой же умной, как Виктор. Иногда у меня складывается впечатление, что есть обратная зависимость между развитием фактора божественности и качествами ума и души. Для меня самого это звучит слишком самокритично, но не удивительно: они же должны выживать, не обладая врождённой духовностью и реинкарнационным опытом.

Я могу ошибаться, переоценивая качества моих соратников, ушедших в Небытие.

И всё-таки она ошибалась, не давая волю нашим чувствам: мы могли быть счастливы хотя бы эти четыре месяца. Тане не хватало страстности Олега, материнской любви ко всему сущему, которая была дана Маше, безрассудной страсти, которая завладела Александрой.

Я не хочу пересказывать нашу четырёхмесячную жизнь. Она моя и только моя. Эта история в летописи борьбы за грядущее мироздание слишком чиста и непорочна, чтобы упоминаться рядом со всей этой бешеной дракой, длящейся тысячелетиями, борьбой, где добро и зло неотвратимо переплелись в удушающих объятиях.

Атаки, контратаки, контрконтратаки…

Таня ни на йоту не изменила своей жизни, как не меняла её до моего появления из-за разных неудач и несчастий.

Проживи мы вместе большее время, наши отношения вышли бы на новый уровень. Тане в жизни не хватало напарника: кто настолько безумен, что согласится оставаться рядом с девушкой, которая является эпицентром разнообразных катастроф?

Я был для неё долгожданным счастьем.

Они избегала сближения, боясь потерять меня.

Это её выбор: я могу быть не согласен с ним, но осуждать права не имею.

Я счастлив хотя бы потому, что подарил ей то, о чём она мечтала. Таня так часто попадала в сложные переплёты, что первое, на что она напарывалась в отношениях с людьми, было сочувствие и жалость, а потом настороженность и страх. Какая при этом может быть любовь или дружба? Люди ее сторонились и считали чуть ли не ведьмой. Друзья и возлюбленные оказывались в больнице с травмами после аварий, пожаров или нападений.

А со мной иначе: я не жалел её, напротив, она, наконец, могла беспокоиться о ком-либо, кроме себя.

Никто, кроме меня, в этом жестоком мире не имел способностей оценить главный дар этой женщины.

Умение поверить.

Дар доверять.

Она единственная верила в меня, не ища доказательств, не теряя веру при любом сомнении.

Как бы то ни было, но мы оказались на той злосчастной крыше, где верёвка напоролась на скол карниза, перетёрлась, что привело девушку к гибели.

Какой смысл заключался в прожитых рядом четырёх месяцах?

Многие ходы стратегии нашей победы и поражения я уже понял.

Но это?

Неужели это ошибка?

Странная, чудесная, неповторимая?

Таня – эта фигурка головоломки мироздания – никак не найдёт своё замысловатое место в моей голове. Есть ли место для неё в пазле Бытия и Небытия?

Не знаю.

Но она и только она научила меня произносить это «не знаю» с гордостью.

Она показала, как можно жить, когда жить нельзя.

В случае моей победы я твёрдо знаю, какое место в новорождённом мире ей предложить.

Пока это даже не награда.

Мой новый мир призрачен, эфемерен, несбыточен.

Воспоминания пробуждают излишнюю сентиментальность.

Хочется перекинуться парой слов с тем, кто поймёт меня, пусть даже это будет ЭЛЬ.

Я скучаю по ней, как бы дико это ни звучало.

Она всегда угадывала мои малейшие желания: в минувшей схватке это вредило делу, а в общении помогало.

ЭЛЬ не обманывает ожиданий и на этот раз:

– Привет, – она выходит из мешанины деревьев, неслышно и грациозно.

Я молчу.

– Прости, я разозлилась тогда.

– Я тоже, – соглашаюсь.

– ИЛЬ, что ты хочешь? Я дам тебе всё, что угодно. Ты хочешь обрести дар художника? Нет, не стать великим и известным, а именно обрести дар? Или музыканта? Или поэта? Ты познаешь экстаз творчества!

Я молчу.

ЭЛЬ обнимает дерево, прижимается веском к шершавому стволу, мечтательно прищуривается в небо и вдохновенно усмехается мне:

– Может, тебе нужна любовь самой очаровательной женщины Земли?

– Самая красивая – это ты, – отвечаю я.

– Не обязательно, – невозмутимо возражает ЭЛЬ, – ты можешь захотеть беспредельной любви юного не только телом, но и душой существа. Господи, ты – воин, сколько раз ты терпел поражение? Всегда, на протяжении всей истории человечества! Только подумай, какую мудрость успела скопить я за тысячи и тысячи лет? У тебя же не оставалось времени ни на что, кроме борьбы. Ни на любовь, ни на отдых.

– Предлагаешь перемирие? – уточняю я.

– Ну да! Я так устала. Держать на плечах всё человечество столько веков, – Она смотрит на свои изящные тонкие плечи. – Становись моим полководцем? Хочешь процветания всему человечеству? Хочешь избавить от болезней, от войн, хочешь подарить миру золотой век? Тогда давай сделаем это вдвоём. У меня же заметная часть времени уходит на наше противоборство.

– Ты хочешь сказать, что и я виноват в сегодняшних бедах.

– А ты считаешь, что нет?

– Согласен, виноват.

– Тогда по рукам? – её лицо расцветает от радости.

– Знаешь, я думаю, от нашей беседы зависит судьба вселенной, от нашего сиюминутного решения зависит, кто победит.

– Никто не победит, – просто отвечает она, – из-за твоего упрямства.

– Ошибаешься! – возражаю горячо. – Ты же до сих пор боишься, признайся.

– Я ничего не боюсь, – железные нотки ощутимо проскальзывают в её голосе.

– Как бы не так.

– Чего же я боюсь?

– Того, что наступит, когда я одержу верх! Мир изменится, само пространство и время переплетутся и переродятся!

Она фыркнула:

– Дурак! Это уже наскучило! Старая песня. Всё останется, как прежде, только ты будешь сидеть на моём месте и скрежетать зубами от бессилия и однообразия, а я буду пытаться победить.

– Не будешь. Вот, чего ты боишься.

– Я подозревала…

– Нет, ты знала: не только вселенная вывернется наизнанку, но и наши части божества сольются воедино. Ты боишься потерять себя!

– А ты нет?

– Нет, я ради этого голову готов сложить!

– Фанатик, – объявляет ЭЛЬ свой приговор, – ты будешь вечно метаться в неведеньи от рождения до смерти и от смерти до рождения! Ну, давай, убегай, умирай – я всё равно снова найду тебя и твоих горе-помощников и снова уничтожу всех до одного, а допусти ты хоть одну ошибку, я захвачу новых пленных: в конце концов ты останешься один! Канай отсюда.

– А кто сказал, что я собираюсь снова умирать?

В тот же миг она читает мои мысли, и место, где мы говорили, заполняет лава разверзнувшегося вулкана… город, в котором мы есть, пылает огнём… сотни метеоритов дырявят его землю… тысячи торнадо мечутся там, где раньше была эта несчастная страна, столицей которого был этот город, а весь материк, когда-то названный Евразией, раскалывается на куски и погружается в пучины вскипевшего океана – но я уже далеко и всем своим божеством запоминаю каждую человеческую единицу, погибающую ежесекундно, каждое живое нечто исчезающее навеки, каждый камешек, каждую молекулу – отныне все они в моей памяти: придёт час, и я воссоздам их, дабы вернуть к жизни и свету. Они ждут и дождутся своего звёздного часа, как уже ждёт несметное количество их предков, умерших, истлевших, но потенциально живых в моей памяти бога.

Придёт час…