Текст книги "Я - Божество (СИ)"

Автор книги: Алексей Майоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Я так ослабел, что даже мыслей, чтобы встать не возникало. Эйфория полной расслабленности пастью снежной пены бурлила внутри, омывая камень всепоглощающей воли ватными вихрями холода и покоя.

Мысли сами собой возникали и пропадали.

Телефон продолжал звонить.

Или звонил снова?

Я с ясностью осознал, что не добился бы от Маши того, чего хотел. Можно было её заставить сделать что угодно, но только не поверить. Вера – стремление, неподвластное убеждению, а, напротив, сугубо добровольное. Но можно было бы вынудить Машу раскрыть карты и предотвратить те глупости, которые она собиралась совершить.

Я проиграл, но и продвинулся на шаг вперёд.

Телефон продолжал звонить.

Я осторожно поднялся, сел на диван, дотянулся до трубки:

– Кто?

– Наконец-то, это я Олег, беда!

– Какая беда? – я затряс головой.

– Виктор исчез! – кричал Олег в трубку.

– Как исчез? Где исчез?

– Его нигде нет!

Я напряг память:

– Который час?

– Восемь без десяти.

– Восемь чего? – уточнил я, а за окном свирепствовал ливень в сумерках не то утра, не то вечера.

– Ты что! – кричал Олег в трубку, – нажрался, что ли? Вечера!

– Олег, приезжай немедленно, я… мы с Машей поссорились, она меня накаутировала и сбежала. Сам я вряд ли смогу по дождю, приезжай на машине, вместе подумаем, как поступить.

– Буду через час, жди, – он замолк, и я положил трубку.

На диване лежать было удобно, и я полностью расслабился, предвидя будущие напряжения и духа, и тела.

Меня ждал мой час.

Час отдыха.

Час слабости.

Час дождя.

Час беды.

Час победы.

Час ненависти.

Час любви.

Час сна.

Ощущение конца борьбы несло облегчение. Пусть даже мы снова проиграли, но усталость так сильна, что любое окончание воспринимается как передышка. В настоящем после того, как я остался один, не было никаких красок, одни голые ветви осенних деревьев, талый снег и парк. Остаётся только искать утешения в прошлом. Те две недели были оазисом в океане песков пустыни неотвратимости и безысходности. Пусть Маша притворялась, но как это было естественно, умело! Показное счастье было единственным моим счастьем в бутафорской реальности. Остаётся поблагодарить главного режиссёра хотя бы за это. Я вспоминал, как Маша ласково удивлялась:

– Ты в своей борьбе совершенно не заботишься о себе.

– Я моюсь, стригусь, занимаюсь спортом, – не понимал я.

– Глупенький, я о твоей душе.

– Я читаю, медитирую, духовно расту, я готов к бою и душой, и телом.

– И не об этом.

– Тогда о чём?

– О любви! Где это начало в тебе? Где ты его потерял? Забудь о безопасности, о смерти, о жизни, получи радость и счастье!

– Это напоминает слова Олега, – предостерегал я.

– Пусть! Когда пробьёт твой час, ты должен знать, что самое главное ты испытал, самое вечное изведал! – странно было слышать подобное от Маши.

– Почему ты думаешь, что я не изведал?

– Как мужчина – нет.

– Разве я могу ставить под угрозу нас, даже ради любви?

– Неужели ты не влюблялся? Неужели безрассудство не захватывало тебя ни разу? – дивилась она в ответ.

– А тебя? – настораживался я.

– Ах, вечно, ты настороже! Всегда трезв и натянут, как тетива. Ты струной поёшь и вибрируешь в урагане угрозы и уничтожения, будучи преградой этому ветру, этому потоку, разрезая его самим своим существом! Но ты ни разу не порхал в нём мотыльком и пёрышком, лёгким и поэтому неподвластным силе тяжести, податливым и поэтому неподвластным ветру, потому что летишь вместе с ним, и даже поэтому не чувствуя его! Чтобы победить, надо отказаться от борьбы! Надо не верить. Не ве-рить, – последнее слово она повторила по слогам, – а ты…

У неё не хватило слов.

– Скольких ты любил до меня? Двух? Трёх? Ради чего? Нет, не ради любви или новой жизни, а ради информации, и подкованности. Ты должен был знать, что такое любовь, для того, чтобы в решающий момент, никакая неожиданность не внесла возмущений в твой всемогущий дух и не поставила под угрозу победу.

– Что ты несёшь? Ты что, споришь?

– А что, нельзя? – я сидел в кресле, а она у меня в ногах на ковре, но как она умудрялась смотреть на меня свысока снизу-вверх… как ей это удавалось?

Я тогда пропускал мимо ушей её слова, не расслышав мотива радости, молодости и всеобщей беспредметной любви всего ко всему. Даром ли её окрестили Марией, как Богородицу? Может быть, это знак? Нынче я предчувствую её собственный путь, по которому она пошла. А если не она должна была поверить в меня, а я в неё? Я столько раз пытался! Столько тысячелетий! Что уже и не могу вспомнить, что было, что будет, а чего ещё не было? Не пробовал ли я этот путь?

Я и то, что сегодня одержало победу – мы – шахматы на доске, мы – сама доска, мы – сами игроки, мы – само время, мы – сама игра, мы – сами воплощение правил, белых и чёрных квадратов.

Но помнят ли фигуры прежние игры?

На этот раз во мне не доставало любви?

Вдруг Маша оказалась права?

Я вспоминаю Библию, Новый Завет, и озарение взрывает мои старые, забытые и снова обретённые ощущения и способности, всемогущество с непривычки правит мною, а не я им.

Летописи нашего мира напомнили.

Последнее явление бога человечеству – это был я.

Я пытаюсь унять сердцебиение, порой успевая подивиться, насколько тягостны реакции, навязанные телом даже такому богу, как я. Существование здесь накладывает ограничение даже на меня. Поэтому после смерти и до рождения я гораздо сильнее, чем в этот краткий миг. Поэтому всё выдуманное мною, тщательно рассчитанное, подготовленное среди напевов времени, омываемое потоками вечности, здесь чахнет, задыхается, умирает, приходит в негодность, нуждается в обновлении.

Мой соперник здесь настолько же силён, насколько я там. А вдруг он тоже нуждается в обновлении?

Решение находится рядом: я чувствую это, но не могу дотянуться.

Не зря же я организовал Новый Завет, наверняка, чтобы подсказать сегодня то, что придумал вчера, ради того, что создам завтра.

Умереть две тысячи лет назад, чтобы подсказать этим себе сегодня… возможно, чтобы сегодня дать себе подсказку на грядущее. А Маша, тогда Мария, просто дала мне жизнь. Неплохая была комбинация. Самая лучшая, самая заметная и самая запечатлённая историей. Олег родился моим вернейшим Иудой. Виктор – Понтием Пилатом. Александра – Марией из города Мигдал-Эль. Я усмехаюсь: похожие мотивы, тогда нам тоже приходилось держаться вместе, и это удавалось. А что тогда нужно было для победы? Припоминаю – Вера. Тогда её тоже не хватило. Отрекались все и каждый. А когда все разбежались, каждый был уничтожен.

Это нелогично!

Чепуха, я сам – воплощение любой логики.

Я сам – логика!

Голова идёт кругом.

И снова помогает гнев: он протрезвляет, гнев из-за того, что я – высшее начало всего – вынужден, как школьник, как желторотый птенец метаться в неведении и нерешительности!

Прийти в себя!

Стать тем, что ты есть!

Продолжение следует…

Парк, деревья, аллея, походка, воздух, вороны кричат среди скрюченных когтей ветвей тополей, дубов, вязов, запах жаренных шашлыков, свет синих небес и белых туч, предощущение беды или победы.

Таланты Олега

– Проснись!

Я раскрыл глаза: Олег тряс меня за плечо.

– Что случилось? Ах, да… – я пришёл в себя, за окном темно.

– Что здесь произошло? – волосы Олега растрепались, с них по капельке скатывалась вода, бежала по лицу и впитывалась в воротник темно-синей рубашки, казавшийся ещё более тёмным от воды.

– Ты был прав, но что она задумала, бог знает.

Я сел, и тупая боль забилась ниже грудины.

– Что с тобой? – нахмурился Олег.

Я задрал рубашку с футболкой и обнаружил большой синяк от Машиного удара:

– Ого! – присвистнул он.

– Да… Женщина, а такая тяжёлая рука, – вздохнул я, затем сообразил, что Олег должен был как-то попасть в квартиру. – Кто тебе открыл? Откуда у тебя ключ?

– Не было никакого ключа, – отмахнулся Олег.

– Не ври мне! Все врут! Словно не я пытаюсь всех спасти! – застонал я.

– Успокойся, я не враг тебе.

– Прости, – я сделал усилие над собой. – Вероятно, ещё не пришёл до конца в себя.

– Не мудрено, – согласился Олег, поглядывая на синяк.

– Но, либо я чего-то не знаю, либо ты меня обманул.

– Да брось ты! Не сходи с ума, не время. Я просто открыл замок.

– Как «просто открыл»?

– А как Маша смогла так тебя долбануть, а до этого одураманить на две недели любовными чарами?

Всё-таки Олег – умница. Я добавил способности Маши и Олега в нашу коллекцию: обольщение, боевые искусства, вскрывание замков, фокусы с пистолетом, свой приступ «просветления» в беседе с Машей.

– Вы тоже набираете силу, – догадался я.

– Расскажи, что между вами произошло, – потребовал Олег.

– Почему ты не рассказал о своих возможностях? – заупрямился я.

– Этого так не расскажешь, даже тебе, – вспылил Олег. – Во-первых, это проявляется в критических ситуациях, во-вторых, когда ты рядом. И это означало бы признать опасность, грозящую всем нам, согласиться, что ты прав, а это не всякому под силу.

– Да, прости, – отозвался я, кивая в знак понимания, и в двух словах поведал о нашем с Машей разрыве.

Когда я закончил, Олег задал закономерный вопрос:

– Ты думаешь, исчезновение Виктора связано с машиным поступком? А если она и есть наш враг? Тот, кто нас уничтожает?

– Зачем тогда эта игра? Нет, если бы она была врагом, она бы уже убила меня, пока мы жили вместе. Легко. Это другое. Она с кем-то в сговоре и ей что-то от меня было нужно. Что же ей было нужно?

– Твоё благословение, – ляпнул Олег и виновато замахал руками, – шутка! Её поступки больше похожи на истеричные метания, чем на холодный расчёт, – предположил Олег, – хотела быть с тобой, чтобы ты её защищал…

– Или подстроено так, чтобы казалось истерикой, – возразил я, потирая живот, – слушай, а если я был ей нужен, чтобы получить силу? Ты, вот, рядом со мной вскрываешь двери, Виктор тащится от пистолетных осечек, а она обретала своё могущество, научилась драться, обольщать?

– Мы так сойдём с ума, – пожаловался Олег.

Я думал. Олег заперся в ванной и вскоре вышел сухой, причесанный, надушенный, освеженный и нетерпеливо спросил:

– И как?

– Никак, – подвёл я итоги пустоте мыслей, – ждем событий, как бы это ни было тягостно.

– Тогда я поеду? – быстро спросил Олег.

– Нет, пришло время собирать камни, наш вынужденный таймаут будет потрачен на приобретение нового опыта, – я начал одеваться, пробуя, оправился ли я после перенесённых нагрузок и вреда, нанесённого Машей. – После того, как Маша меня оставила, ты всё время будешь со мной.

– Всё время? – разочаровано протянул Олег.

– Да, но это не значит, что мы должны сидеть друг напротив друга. Соседняя комната в твоём распоряжении, – успокоил я Олега. – Сегодня ты покажешь свою московскую жизнь.

Олег обрадовался:

– У меня всё готово!

– Уже! – удивился я, – Ты успел за полдня?

Он довольно усмехнулся:

– Это будет экспресс-ликбез по человеческим порокам.

– Экспресс… ликбез, – кисло передразнил я. – Поэт!

Мы вышли из подъезда и сели в автомобиль Олега. У меня противно подгибались ноги и дрожали руки.

– Пристегнись, не хочу, чтобы ты получил пару синяков, – предупредил Олег, когда мы сели в автомобиль, и погнал через темноту в небеса, и только звёздам было ведомо, куда заведут нас эти гонки. Ощущение падения преследовало меня всю дорогу.

Олег заметил это и успокаивающе подбодрил:

– Не бойся! – он нёсся к перекрёстку на полной скорости, а красный огонь светофора упорно пялился на нас.

– Тормози! – предостерёг я.

Олег засмеялся и сильнее нажал на газ.

– Ты что? – забеспокоился я, вспоминая Машины слова, что Олег всё чаще и безрассуднее рискует жизнью, просто из осознания моего присутствия.

Мы вихрем пронеслись сквозь площадь, автомобильные фары буквально в нескольких метрах чиркнули по боковому зрению, позади раздавались возмущённые всхлипы чужих клаксонов.

– У каждого из нас появляются новые способности, ты же сам просил ничего не скрывать от тебя, – сквозь зубы цедил Олег, слегка отчуждённо, так как был полностью увлечён дорогой.

– Ты хочешь сказать, что знал, как будет на перекрёстке?

– Тебе спасибо: когда ты рядом, мои возможности возрастают, – пояснил Олег. – И потом, что может произойти? Ты же Бог!

– Я?

– А кто же? Ты не думал, что, взваливая на нас бремя подверженности опасностям, ты, как несущий избавление, берёшь на себя роль если не бога, то мощного мистического существа?

Я злобно вздохнул в сердцах ответил:

– Тогда почему вы все ведёте себя, как детсадовцы?!

– Никому не хочется терять свободы воли, – подсказал Олег.

– С чего начнём? – я перевёл разговор в деловое русло.

– Маша была права, – упомянул Олег враждебно.

– В чём же?

– Ты даже со мной связался не ради меня самого, а ради нашей победы, неизвестно кого, неизвестно над кем. Это всё эксперименты, а не дружба в том смысле, в котором его понимают люди, – злился Олег.

– Брось, мы же друзья! – возразил я.

– А то! Кто из нас кого предаёт? Не ты ли нас? Ты превращаешь каждого в шахматные фигуры, хочешь двигать ими, куда заблагорассудится, – Олег в сердцах рвал рычаг переключения передач и двигатель отзывался недовольным рёвом, а машина вздрагивала и прыгала вперёд.

– Наша победа… – попытался я перебить его, но не смог. Олег продолжал собственный монолог:

– Заткнись! Что такое – эта твоя победа? Всё дело в том, что я здесь с тобой потому, что я твой друг! А ты здесь со мной потому, что так надо для твоих целей! Этим всё сказано! Пойми, поэтому Маша ушла от тебя, поэтому никто не согласился с тобой напрямую. Ты, ты первый, своей истиной, своим «предназначением» превратил нас всех из "друзей" в "соратников", а это – разные вещи.

– Прости, – вздохнул я, – спасибо, я постараюсь учесть. Что же касается Маши, и она много в чём была не права, и как бы это не стоило ей жизни.

– Взгляни иначе, – возразил Олег, – если её поступки ставят в тупик тебя, значит, они ставят в тупик ту силу, которая уничтожает нас. Это называется: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.

– А если этот заяц она, тот заяц, за которым погонится враг? – злился я.

– Она будет этим зайцем, – сухо отрезал Олег.

У меня похолодело внутри.

– Потому что она осталась одна, а мы вместе, – завершил Олег.

Он со скрипом тормозов лихо завернул в показавшуюся мне слишком узкой арку, чудом не задел камня стен, а, оказавшись в своём дворе, затормозил, посмотрел на часы и самодовольно процокал языком:

– Рекорд! Это благодаря тебе.

Лифт не работал, и мы мучительно долго поднимались на девятый этаж его однокомнатной квартиры. Внутри Олег зажёг свет в зашторенной комнате, и я присвистнул – на столе были разложены пакетики с разноцветными пилюлями разной формы и размеров, пузырьки с жидкостями, баночки с сушёными грибами и корешками и листиками растений. Так же на столе стоял заварочный чайник, несколько чашек, электрический чайник и пара пятилитровых пластиковых канистр с питьевой водой.

– С чего начнём? – спросил Олег, – Удовольствия? Приключения? Ужасы? Грёзы? Покой? Забытьё?

– Я хочу поверить в нашу победу, – попросил я.

– Помечтать, поверить в победу, почить на лаврах – это тебе поможет.

Олег бросил мне баночку с корешками, приговаривая:

– Всё самое натуральное, растительное, никакой химии! Открой баночку и возьми десяток корешков, пережуй тщательное. Терпи, они горькие.

Горечь была жуткая, у меня из глаз слёзы потекли.

– Запей, – Олег налил мне полную чашку воду, – и садись в кресло.

Я запил и сел в кресло.

Олег потушил свет, включил тусклый ночник и продолжал говорить:

– Как я завидую тебе! Есть в этом мире мало удовольствий: первые сто сигарет, первая возлюбленная, первый стакан. Потом всё превращается в привычку и чудеса кончаются. Пусть твой новый мир, ради которого мы тут все стоим на ушах, будет другим, там ничего не будет приедаться!..

Я откинулся в кресле, запрокинул голову и уставился в потолок. На белом потолке у Олега были приклеены фосфорицирующие зелёным звёзды. Сперва пришла лёгкая тревожность, подумалось: "Я помру от этого!". Потом всё это улетучилось. Казалось, я погружаюсь в яркий и жаркий огонь: такого тепла и свободы от страха, от беспокойства, доныне не удавалось ощутить ни разу, но голова оставалась абсолютно ясной и наполненной обоснованным и стойким оптимизмом. Покой… Я закрыл глаза.

– Как тебе Маша? – спросил Олег дежурным голосом.

– Ничего, я рад, что мы были вместе, – сипло отозвался я.

– Как тебе моя машина? – снова спросил Олег.

– Машина, как машина, – лениво откликнулся я.

Олег всё задавал и задавал вопросы, как это делает зубной врач после укола, наконец я не выдержал:

– Ты мешаешь мне мечтать, – еле выговаривая слова, пробормотал я.

Без Олеговых вопросов меня уносило, покачивая, в мутную бордовую тень.

– Я проверяю, что ты не заснул. Спать не надо, – пояснил Олег и мечтательно заговорил:

– Помнишь, в Саянских горах Виктор предлагал нам игру в Бога? Надо было представить себя Богом и рассказать, что бы ты сделал, если бы стал Богом? Забавная была игра. Я пожелал неограниченной силы… Маша пожелала семью, детей, и чтобы жить, не умирать и воспитывать всех своих потомков и любоваться ими… Александра пожелала сделать всех счастливыми, а ты…. Ты помнишь, что ты пожелал?

Я оживился:

– Припоминаю, я сказал, что желания каждого несбыточны в этом мире, потому что мир глупый и несовершенный.

Олег с удовольствием вспоминал:

– Ты тогда всем насолил. Ты сказал, что мои желания противоречат желаниям Александры, потому что все, кто окажется слабее меня, будут несчастными. Про желания Маши ты сказал, что они будут большим горем для её потомков, потому что уже со внуками будут трудности. А если Маша не согласна, то пусть мысленно пообщается со своей много раз прабабкой из Испании пятнадцатого века, которая предложит сжечь всех машиных подруг, потому что они ведьмы. С Александрой поцапался, потому что объяснил ей, что стоит её абсолютно счастливым людям что-то не поделить, и один из них станет абсолютно несчастным. В итоге ты пожелал разрушить наш мир, который по твоим словам ущербный, и построить новый мир, где все наши желания исполнятся. Помнишь?

– А что пожелал Виктор? – попытался вспомнить я.

– Скукотищу пожелал твой Виктор, – нахмурился Олег. – Мы-то все играли, особенно ты, а Виктор сказал, что он пожелал бы знать, как построить твой мир и как отсюда из нашего мира учесть все последствия твоего мира. Выйдем на свежий воздух?

Я поднялся, меня слегка пошатывало, комната не крутилась…нет, она чуть искажалась в пропорциях.

Мы вышли на балкон, и я стал глядеть на город, на темнеющее небо, на закат на горизонте, на машины под нами, на башни домов вокруг, на сотни окон, где томились люди, запертые в повседневности, люди, которых нам предстояло освободить. Будут ли они рады новому миру? Мир теперешний по сути так прост: родился, живи, люби, жри, бухай, расти детей, старей, умирай, и так по кругу, и так до бесконечности. Все эти люди в моём мире будут жить так же. Смогут иначе, но они выстроят вокруг себя такой же мирок, где будут так же крутиться. Да, они будут рады, что не надо болеть и стареть, они будут рады, что можно делать то, что здесь делать было сложно. Можно будет пить и пьянеть до бесконечности, можно будет жрать, не обжираясь, можно будет любить, не пресыщаясь. Не будет ноши смерти впереди, не будет борьбы за кусок хлеба, за квадратный метр, за лишний час жизни, за внимание любимого человека. Однако, что они будут делать там, эти все люди?

– Ты спрашиваешь? – ответил Олег.

Оказалось, я говорил всё это вслух, а Олег слушал.

– Да, – немного в нос с хрипотцой ответил я.

Темнело, и люди зажигали все больше света в окнах.

– Они все будут несчастны там, – сказал Олег. – Есть один процент людей, которым будет хорошо в твоём мире, и ты забыл их упомянуть, среди всего что ты перечислил не было творчества. Поэты, художники, музыканты, учёные, творческие люди – те, кто уже здесь умеют бочком выбраться за пределы трех измерений и огрызка времени, выбраться, одним глазком глянуть и вернуться. Вот кто развернётся в твоём новом мире. А большинству твой новый мир не нужен: всё что им нужно – это появиться в этом мире самими собой. Без твоего нового мира наша цивилизация разовьётся, медицина даст людям здоровье и бессмертие, наука – свободу передвижения, религия вместе с наукой обоснует реинкарнацию, и человечество продолжит идти по тому же пути: торчки будут мутить галактический кайф в своих автономных космических челноках с пространственно-временными двигателями, люди будут искать кайф во всем, что убивает недостаточно быстро, другие люди будут толкать прогресс вперед, и когда-нибудь всем это надоест, и человечество обратится в космических мальков, бездумных и счастливых. Мальки будут летать от звезды к звезде и греться в их лучах.

– Это ясли, Олег, они все в яслях, они этого не понимают, а в яслях навечно остаются только идиоты. Сейчас они ограничены снаружи, в моём мире внешних рамок не будет, каждый будет развиваться в меру своей фантазии!

– Они тебе спасибо скажут, – проворчал Олег с иронией. – Даже твой процент творческих людей: что с ними станет, когда они поймут, что граница не снаружи их, а внутри? Как они все завоют! Они и здесь уже воют, бросаются с крыш, стоит им ощутить границу! Твой новый мир – это палочка о двух концах. Он и нужен-то только тебе.

– А ты со мной? Тебе он нужен?

– Да, я с тобой, и мне нужен твой новый мир, – грустно ответил Олег. – Не знаю зачем: я-то в отличие от всех знаю, что здесь можно жить много раз, и жить, как хочется, появляясь снова и снова с чистого листа. Но я хочу в твой новый мир.

– Почему?

– Я не хочу закончить стаей космических мальков, которые упростили себя до крайности, чтобы летать от звезды к звезде в поисках тепла.

– Я понял, – пробормотал я.

– Да?

– Мы победим, – радостно заключил я.

– Всегда бы так! – похвалил Олег и зябко поёжился. – Идём обратно, ты у нас такой умный, а я, вот, тупой. Мне, чтобы смотреть твоими глазами, нужны другие средства. У меня тут такое! Через минуту потенциал моего мозга взлетит до небес.

Мы снова сели за стол, покой всё ещё пьянил меня. Я следил за действиями Олега: он извлёк из коробочки на столе пузырёк, раскупорил его, протянул понюхать:

– Чем пахнет?

Я потянул носом – антоновка… белый налив…

– Чуешь, цветущие яблони? – Олег уронил несколько капель в стакан, добавил туда воды и выпил залпам, потом бросился в кресло, зажмурил глаза и замер. Возможно, стоило поинтересоваться его состоянием, но я не чувствовал беспокойства, поэтому снова вышел на балкон.

Ночь преобразила дома и улицы.

Редкий район города, не тронутый освещением.

Одинокие окна перемигивались со звездами, фиолетовое зарево еле бледнело на горизонте. Северней, в Ленинграде, уже начинаются белые ночи. Я почувствовал весь город: каждую спящую душу, каждый разум, каждое существо перед лицом ночи. Воздух был прохладен и мягок, было настолько хорошо, что можно сказать до боли. Боль радости, боль счастья, боль нирваны. Не знаю, сколько я так стоял, но выяснилось, что произошедшее на сегодняшний день воспринималось раньше не полноценно, заглушенное чувствами и сомнениями. Некоторые неожиданные догадки посетили меня. Ждите, люди!

За спиной раздались шаги, пахнуло табаком, приблизился Олег:

– Иван, у тебя есть нерешённые задачи?

– Что? – изумился я.

– Ну, загадки: сейчас мой мозг мощнее, чем, когда бы то ни было. Пока ты расслабляешься, я бы поломал голову над головоломками мироздания. Кстати, закури, станет ещё лучше. А потом выпей крепкого чаю.

– Постой, – я отправился в коридор за сумкой, – тетрадь Виктора, помнишь, я рассказывал, он забыл её, здесь графики, шифры, подумай, что бы это могло быть.

– Есть, господин, Бог! – Олег отдал честь.

– Ты думаешь, я действительно Бог? – я закурил сигарету. По миру побежали круги, как по воде.

– Мне приятно так думать, но если честно, то вряд ли. Боюсь, мы облучились в одной из наших летних поездок или отравились высокотоксичными отходами, а теперь сходим с ума. Только это объясняет наш групповой психоз.

– Тоже вариант. Иди, думай, – я курил… ещё никогда сигарета не была такой вкусной.

Олег сосредоточенно удалился в комнату и принялся шелестеть страницами и скрести шариковой ручкой по бумаге.

Я же заварил чаю и сел в кресло. Олег был прав: меня начало отпускать, но сигарета и чай вернули покой обратно, было так хорошо, что даже слегка мутило. Я погасил свет, сел в кресло, смежил веки и, любуясь возникающими цветными призрачными блеклыми картинками, принялся щупать окружающую реальность в поисках Виктора и Маши. Перед внутренним взором появлялись портреты, пейзажи, потом их как туман над водой сдувало ветром и другие картины появлялись снова.

Так я и сидел.