Текст книги "Россия - Швеция. История военных конфликтов. 1142-1809 годы"

Автор книги: Алексей Шкваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

III–IV. ЛЕДОВЫЙ ПОХОД. ПОСЛЕДНЯ ВОЙНА

Глава 1. ДО И ПОСЛЕ ТИЛЬЗИТСКОГО МИРА

И так, как мы помним, предыдущая, «театральная» война завершилась тем, что Густав III ничего из территорий не потерял, зато добился от Екатерины определенных денежных субсидий, и решил возглавить, вот неугомонный, крестовый поход против республиканской Франции для реставрации королевской власти Бурбонов. В альянсе должны были соединиться силы Австрии, Пруссии, Англии, России и Швеции. А возглавлять всю кампанию должен был он – Густав. Но получилось так, что Швеция могла в этом рассчитывать только на Россию. Он просил у Екатерины войск, флот и, конечно, денег в огромном количестве. Императрица отвечала, что в принципе она не возражает выделить 10 000 человек, и этого будет вполне достаточно. О флоте и о дополнительных финансовых вложениях в подобную операцию Екатерина ничего не сказала. Ее устраивал такой расклад – посылка в далекую Францию экспедиционного корпуса во главе с Густавом, чтобы держать непредсказуемого шведского короля подальше. Безусловно, Екатерина терпеть не могла любые революционные движения, но реальной угрозы для себя от Франции она ощущать не могла. С другой стороны ее настораживали порой дерзкие высказывания Густава о роли Швеции в мировой политике. Подозрения вспыхивали в Петербурге каждый раз, когда король пытался завладеть вниманием Императрицы каким-нибудь новым прожектом, предложением союза с каким-либо государством против другого.

Его посланник в России, граф Стединк, знакомый по прошлой войне, как мог сдерживал короля, а иногда и вообще умалчивал о его отдельных распоряжениях сообщить то или иное Екатерине – он просто не передавал их Императрице. Одновременно, Стединк пытался сблизиться с самым влиятельным человеком в России – Потемкиным. Это у него получилось, но разговорить князя на тему Швеции и ее отношений с Россией, не удавалось. Лишь однажды, Потемкин обронил фразу[684]684
  К.Х. фон Платен. Стединк. 1999. С. 195.


[Закрыть], что было бы неплохо опустошить Финляндию, вывезти все ее население куда-нибудь подальше в малонаселенные районы России, создав некую мертвую буферную зону, отделяющую одну страну от другой. Это Потемкин считал наилучшим планом обороны против Швеции. Подобное высказывание «светлейшего» не предполагало улучшений отношений между двумя странами, и Стединк понял, что в данном случае ему рассчитывать на некую поддержку Потемкина не приходилось.

5-го октября 1791 года князя Таврического не стало. Его кончиной открывалась череда смертей, внесших определенные изменения в политическую жизнь Европы, да можно сказать и всего мира. В феврале 1792 года скончался австрийский Император Леопольд II, за ним была очередь и Густава III.

Склонный к театральности и суеверный относительно своей судьбы, король Швеции очень боялся 15-го марта (Мартовские иды), день убийства Юлия Цезаря, на которого король всю жизнь старался походить и ему соответствовать – и словами, и делами и "судьбоносными" решениями. Но роковой день миновал, и 16-го марта король отправился в оперу, где был окружен заговорщиками и получил выстрел из пистолета, ранивший его в спину. (Интересно, успел он сказать: "И ты Брут!?". Было бы прямо по Шекспиру!). 29-го марта Густав III скончался от полученного ранения. Пистолет был заряжен дробью и гвоздиками – скорее всего, произошло заражение крови. Швецией стал править регент Карл Зюдерманландский, до достижения юным наследником трона Густавом IV Адольфом совершеннолетия.

Последовал резкий поворот во внешней политике Швеции. Карл начал сближение с революционной Францией, только что в январе 1793 года обезглавившей своего монарха Людовика XVI, а затем и королеву Марию-Антуанетту. Уже и речи не могло идти о крестовом походе. Мало того, Швеция заключает договор с Конвентом о взаимопомощи и субсидиях. Это вызывает резкую реакцию Петербурга и прекращение каких-либо субсидий, обещанных Густаву III Екатериной. Гонения на приверженцев короля – густавианцев, вместо наказания заговорщиков (казнен был лишь непосредственный исполнитель – Анкарстрем), привели к тому, что многие из них бежали, а некоторые, как любимец покойного короля Густав Мориц Армфельд, бежали в Россию. Когда отношения России и Швеции обострились опять до предела, то шведы решили разыграть козырную карту – помолвить своего будущего короля с русской принцессой Александрой Павловной, внучкой Императрицы. Но и тут они выдвинули два требования – переход невесты в лютеранство и выдачу Армфельда. Естественно, что Екатерина отказала. Тогда юному королю была сосватана подходящая принцесса лютеранской веры. Русским все это могло показаться дерзостью.

В принципе, Швецию спасало то, что Россия находилась постоянно в состоянии войны, сначала с Турцией, а потом и с Польшей. Но была и еще одна настораживающая деталь – новый любовник Екатерины Платон Зубов уже получил от стареющей Императрицы, кажется все, кроме военной славы. А это было немаловажно для фаворита. Ведь Зубов всегда ненавидел Потемкина, а перещеголять его не мог лишь в этом. Но отправляться на юг и участвовать в изнурительных и опасных войнах Зубов не хотел. Гораздо проще было провести "легкую и быструю" наступательную кампанию против Швеции в Финляндии, при этом, возможно, даже не покидая Петербурга, но считаясь главнокомандующим русскими войсками, а значит, и получая все лавры победителя. В победе над шведами сомнений не было. Нужно только было взять самые испытанные и закаленные в боях с турками полки, привлечь, допустим, Суворова, и противник был бы обречен. Поэтому, на самом деле, угроза начала войны была вполне реальна. Таковы были нравы, и стареющая Императрица могла пойти на поводу у своего молодого фаворита. Тем более, что все крепости в русской Финляндии были укреплены, войска находились постоянно на военном положении, и как писал Стединк в Стокгольм "русские стали внимательно наблюдать за тем злом, которое мы способны им причинить".

Наконец, там осознали, и согласились принять приглашение Екатерины посетить Петербург в августе 1796 года. Здесь снова возник спор по поводу перехода принцессы Александры в лютеранскую веру. Дело в том, что по законам Швеции, король, женившись на принцессе другой веры, утрачивает права на престол. Юный Густав Адольф пообещал Екатерине, что для принцессы будет сделана маленькая православная часовня во дворце, но на всех публичных мероприятиях она будет присутствовать, в том числе и при проведении лютеранских богослужений. Став королевой, она сама, добровольно может сделать выбор, но до тех пор, она обязательно будет выполнять волю Екатерины.

Обещаний будущего короля для Екатерины было недостаточно, и она приказала подготовить письменный документ, но Густав Адольф в припадке бешенства разорвал его. Шведы просто растерялись, и его окружению стоило огромного труда заставить престолонаследника взять себя в руки. Дело происходило в Петербурге, и неизвестно как могла отреагировать на это, фактически прямое оскорбление Екатерина. Вся шведская делегация могла отправиться в Петропавловскую крепость, а то и еще, куда подальше. Императрица славилась крутым нравом, и вокруг лежала "варварская" страна, где могут сначала на кол посадить, а затем только подумать, что делать дальше.

Наконец, Густава-Адольфа уговорили, и он сам написал некую расписку, где обещал "не отлучать великую княжну… от отправления ее веры при условии соблюдения шведских законов". Между тем пока Густав Адольф бушевал в припадке ярости, гости были уже давно собраны на помолвку в Таврическом дворце и томились в ожидании. Вместе с ними пребывала и Императрица. Когда, наконец, шведы прибыли и вручили ей письменные обещания, она все поняла, подобная формулировка ее не устраивала, и реакция Екатерины была однозначна – помолвка отменена.

Лишь через несколько лет шведы обручили Густава Адольфа с Баденской принцессой Фредерикой Вильгельминой Доротеей. Она была младшей сестрой жены будущего Императора Александра I. Но этот союз был намного слабее, как связующее звено Швеции и России, нежели тот, что можно было ожидать от женитьбы короля на внучке Екатерины Великой.

Царствование Павла I отмечается улучшением отношений со Швецией, причем привязанность монархов друг к другу исходила из довольно странного интереса и одного и другого к Ордену иоаннитов – Мальтийских рыцарей. Какой, казалось, интерес мог вызвать католический рыцарско-монашеский орден у православного и лютеранского монархов? Тем не менее, один из них – Павел, назначил себя главой Ордена, и считал, что мальтийские рыцари станут орудием в крестовом походе и разгроме Франции, в союзе с Англией, затем Турции. Сначала, мы воевали с Наполеоном, из-за того, что он захватил Мальту, (и это был пик военной славы Суворова – его знаменитые Итальянский и Швейцарский походы, увенчавшие великого полководца званием генералиссимуса). Затем Мальту захватила Англия, и гнев Русского Императора обратился на нее. Целью крестового похода становилась Индия – важнейшая из британских колоний.

Павел обсуждал с Наполеоном планы борьбы с Англией, и прежде всего завоевания Индии, ибо было абсолютно верным высказывание, что все пути в Лондон ведут через Индию. Лишившись своей главной колонии, откуда черпались все богатства Альбиона, Англия была бы обречена.

Поход обсуждался абсолютно серьезно, определялись силы, необходимые для экспедиции, возглавить ее должен был лучший из маршалов Наполеона – Массена. Началось даже движение войск – был выпущен из Петропавловской крепости атаман Платов, угодивший туда по велению Павла. Платов должен был поднять все Войско Донское и двинуться с ним через Афганистан на Пенджаб и Дели. Предполагалось, что в Индии союзников – французов и русских будут ждать воинственные сипаи, составлявшие значительную часть английских колониальных войск, и готовые в любой момент восстать против английского владычества. Казаки действительно выступили в поход, но смерть Павла их остановила и вернула в родные станицы.

Когда говорят о прямом участии Великобритании в заговоре и убийстве Императора Павла, то в этих утверждениях немало правды. Значит, угроза Англии была настолько велика и реальна, что туманный Альбион видел единственный выход из сложившейся ситуации лишь в физическом устранении Российского Монарха, тем более, что те меры, которыми пользовался Павел, наводя порядок и дисциплину в армии, не пользовались популярностью. Пик вольностей дворянских выпал на время Екатерины, когда младенцами дворян записывали в полки, и к 12–14 годам, а то и раньше, они уже выходили в полковники. Служба, даже после достижения совершеннолетия, абсолютно не тяготила их, и фактически в полки отправлялись лишь желающие, остальные могли, отдавая свое жалование командирам, преспокойно существовать у себя в имениях. При Павле все изменилось. Самым первым делом он приказал явиться в трехдневный срок в полки всем отсутствующим. Вся страна пришла в движение. Отовсюду скакали офицеры, стремясь успеть к месту службы. Тем не менее, огромное количество генералов и офицеров было уволено. Все младенцы и дети были вычеркнуты из списков полков. Не все меры Павла были действительно хороши. Введение прусской палочной дисциплины, муштра, шагистика, парики и пудры были явным перегибом по отношению к армии, сплоченной боевым братством, родившимся в непрерывных войнах. Да, армия отвыкла от парадов, но она умела воевать, да еще как! Ее мундиры были потрепаны, но чисты и удобны для носки, солдаты выстрижены и помыты. Что Потемкин, что Суворов, они заботились о боеспособности и здоровье солдата, отметая в сторону все то, что могло навредить – парики, посыпанные мукой вместо пудры, были, по их мнению, рассадником вшей, которые вели к заразным болезням, стянутая и по фигуре подогнанная форма стесняла движения солдата и мешала ему в бою. Занятия шагистикой лишь изматывали солдата, не принося никакой реальной пользы. Все учения должны были сводиться к овладению воинским искусством боевого построения, маневра, атаки в сомкнутом или рассыпном строю, а не подниманием пыли на строевых плацах.

Естественно, все нововведения Павла, и разумные – в отношении дисциплины, и неразумные, были приняты в штыки. Те, кто жил припеваючи, числясь в полках, но, не находясь в них, ворчали о потере вольностей дворянских, истинные же воины, открыто выступали против, за что их отстраняли и даже ссылали. Эта участь постигла, кстати, и самого Суворова, правда, Павел, как быстро принимал решение об отстранении, так же быстро и возвращал в строй, легко признавая свои ошибки.

Исходя из этого, составить заговор против Императора, было не сложно. Англичанам оставалось только подтолкнуть, профинансировать, а дальше русские сами все сделали своими руками.

Густав Адольф был настолько восхищен идеями Павла Петровича, что жаждал продолжения борьбы и после смерти Императора. В планах шведского короля была передача Мальтийскому Ордену остова Готланд и организация там некоего бастиона против и Англии и революционных движений в Европе.

Но настроения Густава Адольфа были переменчивы и непредсказуемы. Начало XIX века ознаменовалось созданием коалиции против Наполеона. Густав Адольф также пошел на союз с Англией, и поссорился с Наполеоном. Однако его желание присоединить Норвегию, вызывало определенные опасения, что в случае конфликта с Данией, можно будет ожидать реакции России, как и в предыдущие войны. Находясь в ссоре с Наполеоном, наверно нужно было сохранять хорошие отношения с теми, кто также противостоял ему. В первую очередь с Россией. Но король умудрился разозлить Императора Алексаендра I совершенно идиотской выходкой, которая в шведских источниках получила название "война кистей".

Проезжая вдоль русско-шведской границы в 1802 году, (там как раз в это время встречались родные сестры – королева Швеции и Императрица России), проходившей по реке Кюмень (Кюммейоки), король обратил внимание на то, что пограничный мост в районе Лилла (Малого) Аборфорса, переброшенный через реку, в том числе, и через один из маленьких островов (Герман-саари) течения реки, выкрашен наполовину в шведские цвета – желтый и синий, а наполовину в русские – белый и черный, с красными узкими полосками[685]685
  Сейчас, в современной Финляндии, в качестве напоминания об этом на «русском» берегу стоят две караульные будки, выкрашенные в соответствующие цвета.


[Закрыть]. Островок посередине реки считался поделенным между Россией и Швецией, потому половина моста была шведской, а половина русской. Густав IV Адольф приказал весь мост выкрасить в цвета Швеции, на следующий день русские ответили тем же, перекрасив весь мост в свои цвета. Шведы вновь перекрасили, и началась чехарда.

Русский посланник в Стокгольме, барон Алопеус, подал шведскому правительству ноту, требуя прекратить провокации на границе. На это шведы не только не ответили удовлетворительно, но даже дали понять, что и за существующей границей их права еще не потеряны. В итоге, русские войска были приведены в боевую готовность и придвинуты к границе. Это образумило шведского короля, и мост снова раскрасили в официальные цвета двух государств. Но впечатление на Императора Александра эта выходка произвела неприятное.

Дальше – больше. Александр I был даже не приглашен на крестины родившегося у Густава Адольфа сына Карла Густава, хотя он приходился родным племянником жене русского Императора. В пику русским, король присвоил новорожденному титул Великого Князя Финляндского, которого не бывало со времен Петра Великого. В ответ, Александр повелел Выборгскую губернию именовать Финляндской. Отсюда получил позднее свое наименование один из лучших пехотных полков русской армии – Лейб-Гвардии Финляндский, образованный из батальона Императорской милиции (1806 г.), набранного из рекрутов как раз деревень Выборгской (Финляндской) губернии, принадлежавших Императорской Фамилии.

После заключения Тильзитского мира, Александр I принял от Наполеона орден Почетного легиона. Это настолько возмутило шведского короля, что он тут же возвратил в Петербург знаки ордена Андрея Первозванного, которым император его до этого наградил. Теперь Александру было нанесено оскорбление в тот момент, когда фактически решалась судьба Швеции, и отношение русского монарха к ней имело решающее значение. В ответ он отправил в Стокгольм орден Серафимов.

Булгарин вспоминает в своих мемуарах, как на одном из совещаний у императора, Александр рассматривая карту Европы, обратился к генералу Петру Корнилиевичу Сухтелену с вопросом, где было бы выгоднее для обоих государств, чтобы проходила государственная граница. Сухтелен, не раздумывая, указал на реку Торнео. "Это уже слишком много!" – сказал Государь, улыбаясь. "Ваше Величество требовали выгодной границы для обоих государств – и другой выгодной и безопасной черты нет и – быть не может!" – возразил граф Сухтелен. "Но ведь мой свояк, шведский король, рассердиться" – сказал Государь, шутя. "Посердится и забудет" – резюмировал Сухтелен.

Этот короткий и, казалось, шутливый разговор, состоявшийся еще задолго до Тильзитского мира, только подтверждает то, что мысли о присоединении Финляндии уже витали в Петербурге. Мир с Наполеоном, заключенный в Тильзите, предоставил России случай завершить все то, что начал Петр Великий. Все войны XVIII проходили, а точнее, завершались под пристальным вниманием Европы. Но сейчас, все замерли пораженные военным гением Наполеона и его удачливостью, что позволили ему диктовать свою волю всем. Лишь с Россией считался Наполеон, и победы Суворова над его прославленными маршалами внушали опасения. Потому и было предложено Александру I, на той памятной встрече, на плоту посреди реки, разделить сферы влияния в Европе и Азии. Вообще, у Александра I был шанс сразу решить две главные, жизненно важные проблемы России – Балтийский и Восточный вопросы. Наполеон предлагал установить родственные связи с Русской Императорской фамилией, выдав замуж за него одну из сестер Александра. Но породниться с корсиканцем Романовы не желали. Чаще всего в политике выгода стоит выше правил, которыми люди руководствуются в частных отношениях. Но здесь Александр I смог понять это лишь в отношении Финляндии, но как только речь зашла о его сестре, он стал непреклонен. А шанс, действительно, был. Франция получала бы Египет и Сирию, и закрывала бы глаза на то, как Россия расправилась с Турцией. И великий "греческий проект" Екатерины восстановления Византии, ее столицы Константинополя, где и должен был воцариться ее второй внук Константин, стал бы реальностью, освободив от османского ига и вековых мучений всех южных славян и греков.

Густав Адольф был упрям в своей ненависти к Наполеону и продолжал во всем поддерживать Англию, даже после того, как британский флот напал на столицу Дании – Копенгаген, обстрелял его и высадил английских солдат. Половина города сгорела, погибло свыше двух тысяч мирных жителей. Англичане сожгли верфи, морской арсенал и увели с собой весь датский флот.

Дания уже сто с лишним лет была союзницей России, поэтому в октябре 1807 года Россия предъявила Англии ультиматум о разрыве дипломатических отношений до тех пор, пока не будет возвращен датский флот. Началась вялотекущая англо-русская война. В соответствии с последним трактатом 1800 года о взаимопомощи, Император Александр I обратился к шведскому королю прекратить всякие отношения с Англией, и закрыть шведские порты для британских кораблей. Однако, Густав Адольф ответил, что в борьбе с Наполеоном все средства хороши, а сам тем временем срочно совещался с Лондоном, и в результате, в январе 1808 года был заключен тайный союз, по которому Англия обязалась выплачивать ежемесячно 1 миллион фунтов стерлингов в случае войны с Россией, а также предоставить 14 000 английских солдат для охраны западных рубежей Швеции, в то время как ее солдаты отправятся на восток, в Финляндию, воевать с русскими.

Со своей стороны Наполеон, взбешенный атакой англичан на Копенгаген, открыто призывал русского императора к войне против Швеции, отказавшейся принять участие в континентальной блокаде Британии: "Вам нужно удалить шведов от своей столицы, Вы должны с этой стороны распространить свои границы, как можно дальше. Я готов помочь вам в этом всеми моими средствами" – писал Наполеон 21 января (2 февраля) 1808 года. А в беседе с русским послом в Париже графом Толстым, Наполеон пошутил, что прекрасные петербургские дамы не должны больше слышать шведских пушек, намекая на морское сражение прошлой войны, разыгравшееся неподалеку от Петербурга в 1790 году.

Никаких надежд на решение проблем мирным путем не оставалось. Густав Адольф только подлил масла в огонь, заявив 1 (13) февраля русскому посланнику в Стокгольме, что примирение невозможно до тех пор, пока русские удерживают за собой восточную Финляндию. При таких обстоятельствах Александр I счел нужным двинуть войска в Финляндию. Начиналась новая война.

При получении известия о переходе русскими войсками границы, шведский король прислал русскому посланнику Алопеусу ноту о прекращении сношений и приказал арестовать его вместе со всеми работниками посольства. Курьер из Петербурга был перехвачен, его почта вскрыта, и письма Императора к посланнику опубликованы. Подобное отношение к дипломатам еще раз подтверждало абсолютную неуравновешенность короля, и необдуманность его поступков.

Так начиналась последняя война между Россией и Швецией, завершившаяся окончательным покорением всей Финляндии и переходом ее в русское подданство.

Глава 2. КАМПАНИЯ 1808 ГОДА

По чарке, да на конь, без холи и затеев:

Чем ближе, тем видней, тем легче бить злодеев!

Все в миг воспрянуло, все двинулось вперед…

О муза, расскажи торжественный поход.

Д. Давыдов

В начале 1808 года на границах Финляндии сосредотачиваются три русские дивизии под общим командованием графа Буксгевдена: в районе Фридрихсгама (совр. Хамина) – 17-я графа Каменского (в его отсутствие командует князь Горчаков), в районе Вильманстранда – 21-я князя Багратиона, и далее между Вильманстрандом (совр. – Лапперанта) и Нейшлотом (совр. – Савонлинна) располагается 5-я дивизия Тучкова. Войска подошли со своих постоянных квартир из Витебской и Эстляндской губерний. Дивизионная кавалерия осталась в местах стоянок, а вместо нее в состав Финляндской армии вошли Гродненский гусарский полк, Лейб-Гвардии Казачий полк, Финляндский драгунский полк и два армейских донских полка Кисилева и Лощинина. Таким образом, планировалось нанесение трех ударов по шведам с целью охвата возможно больших территорий и рассеивания разбросанных сил противника. В тоже время основным направлением считался Гельсингфорс с его крепостью Свеаборг, затем Або и далее до Улеоборга и реки Торнео. Поэтому на первом этапе основная нагрузка ложилась на дивизии Каменского и Багратиона, которым предписывалось, действуя поначалу раздельно, выйти к Борго, соединиться, и затем совместно взять Гельсингфорс, и продолжать кампанию в зависимости от сложившейся обстановки.

Кавалерия, представленная обозначенными полками, состояла всего из 11 эскадронов и 8 сотен казаков. Столь слабый состав конных полков объясняется некомплектностью, связанной или с тем, что полки вернулись с войны (Гродненские гусары), или с началом их формирования (Финляндский драгунский полк создан в 1806 году из одного эскадрона Лейб-кирасирского полка). Из трех эскадронов Лейб-казаков в поход ушло два, третий остался в Петербурге.

Можно здесь отметить, к примеру, в каком плохом состоянии находился Гродненский полк. Прохождение через столицу он осуществлял ночью, дабы обыватели не видели в каких лохмотьях ехали гусары, не успевшие привести себя в порядок после войны с Наполеоном. А из 10 его эскадронов в Финляндию выступило только семь (600 человек), да и то не в полном составе.

Столь малочисленная кавалерия была распределена поэскадронно между тремя пехотными дивизиями. Большая часть ее вошла в состав основной колонны русских войск, направлявшихся вдоль берега к Гельсинфорсу.

К 1-му февраля все войска вышли на исходные рубежи и 8-го начали движение вглубь Финляндии.

Колонна князя Горчакова, заменявшего временно графа Каменского, перешла пограничную Кюмень у Аборфорса и двинулась к Ловизе. В авангарде двигались 3 эскадрона Финляндских драгун и 3 эскадрона Гродненских гусар – Кульнева, Шефский Шепелева (под командованием полковника Горголли) и Командирский Бибикова (под командованием ротмистра Ридигера)[686]686
  До 1831 года эскадроны назывались не по номерам, а по именам командиров, при этом, 1-й эскадрон 1-го батальона был Шефским, 1-й эскадрон 2-го батальона был Командирским, остальные назывались именами командиров эскадронов, а в случае если последний не был утвержден в должности, то име– новались «вакантными».


[Закрыть].

Эскадрон Финляндского драгунского полка первым вступил на тот злополучный, много раз перекрашиваемый, мост через Кюмень, и в этой войне пролилась первая кровь. Погиб командир эскадрона капитан Родзянко и несколько его драгун.

Продвижение войск было очень тяжелым. Стояла суровая снежная зима. Пехота передвигалась на лыжах, а артиллерию везли на санях. В который раз русские войска вступали на узкие извилистые дороги Финляндии, которые тянулись через горы, ущелья, непроходимые леса, вдобавок покрытые глубокими снегами. Если представить себе, что за каждым деревом мог притаиться враг, что за каждым валуном засада, что узкая горловина ущелья занятая даже небольшим отрядом способна задержать целую армию, то можно понять, что испытывала русская армия, двигаясь по Финляндии, среди снегов и метелей, при морозах, доходивших до 30 градусов ниже нуля (25 по Реомюру).

В первые же дни, практически без боя, были заняты Аборфорс и Ловиса. Шведы, возглавляемые полковником Гриппенбергом, отступали, собирая свои разрозненные части, и старались подобрать удобную для обороны позицию. Такое место было ими определено у деревни Форсби, где дорога проходила через узкое ущелье. Здесь шведы установили артиллерию и по скалам рассредоточили стрелков. Тыл позиции прикрывали драгуны Ньюландского полка.

Русские вышли сюда к 12-му февраля. Фронтальная атака несла бы за собой большие потери, поэтому командующий армией генерал Буксгевден принял решение обойти шведскую позицию кавалерией с левого фланга по льду глубоко врезавшегося в берег залива Перно. Исполнение плана было возложено на генерал-майора Орлова-Денисова, командира Лейб-Гвардии Казачьего полка. Вместе с двумя своими эскадронами, а также эскадроном Гродненских гусар ротмистра Ридигера, Орлов-Денисов начал свой маневр. Ночной рейд лейб-казаков и гусар был почти сорван начавшейся снежной бурей, буквально заметавшей и слепившей людей и коней. Отряду пришлось остановиться и укрыться в прибрежных скалах до утра. Лишь около 8 часов они смогли вновь тронуться в пусть. Измученные кони шли очень медленно, с трудом вытаскивая ноги из глубокого снега. Обход шведских позиций не остался не замеченным противником, и эскадрон их драгун атаковал русских. Вперед пошли Гродненские гусары ротмистра Ридигера, опрокинули Ньюландских драгун и устремились за ними вдогонку. В бою погибли 1 унтер-офицер и 3 гусара. Это были следующие русские потери в новой войне. В пылу преследования отступавших шведов, чуть было не попал в плен корнет Смоленский, получивший удар саблей по голове. Его лошадь занесла офицера прямо к шведам. Но его спас рядовой гусар Дворников, налетевший на конвоиров и отбивший своего командира, а затем передавший его в руки санитаров.

Между тем, казаки ворвались в само ущелье и добивали разбегавшихся шведов. Было взято много пленных, в том числе полковник Стиернваль. Внезапно сами казаки оказались в сложном положении – им пришлось уже самим отбиваться с двух сторон. С фронта им угрожали не сложившие оружие шведы в самом ущелье, а с тыла подошел еще эскадрон драгун. Орлов-Денисов быстро делит казаков на два отряда и стремительно атакует противника. Не ожидавшие столь стремительного отпора шведы отступили. В бою у казаков был ранен лишь один поручик Жмурин, под которым убило лошадь, и падая вместе с ней, он настолько повредил руку, что больше уже не смог принимать участие в кампании.

Отряд Орлова-Денисова, усиленный эскадроном Финляндских драгун и батальоном егерей, продолжил преследование противника, не давая закрепиться ни на одной позиции. У деревни Ильби шведы попытались установить батарею и остановить русских артиллерийским огнем. Не имея возможности развернуться на узкой дороге, казаки спешились и с пиками бросились на батарею. Шведы не выдержали и отступили дальше, даже не сумев организовать оборону города Борго, куда вслед за ними ворвались и казаки.

Параллельно с колонной Горчакова двигалась от Вильманстранда дивизия Багратиона, тесня отступавших к Тавастгусту шведов. В авангарде Багратиона шли два эскадрона гусар, сбивая шведские заслоны. 15–16 февраля Багратион имел серьезное дело с бригадой генерала Адлеркрейца, но вынудил шведов вновь отступить. В результате обе русские дивизии почти одновременно вышли к Борго и соединились.

Здесь Буксгевден принимает решение одним броском кавалерии отрезать Свеаборг от Гельсинфорса и захватить сам город. Под общим командованием Орлова-Денисова 17-го февраля уходят Лейб-казаки, два эскадрона гусар, один эскадрон драгун и батальон егерей. Разделившись на два отряда, кавалерия быстрым маршем охватывает Гельсингфорс, следуя, где по берегу, где по льду залива, отрезает крепость Свеаборг – "Северный Гибралтар", как его называли шведы, и врывается в город. Отряд шведов пытался противостоять гусарским эскадронам, но в короткой схватке, заметив обходящих его с флангов казаков, ретировался, оставив 6 орудий и 183 человека пленными. Атака была настолько стремительной, что шведы успели сделать лишь один выстрел, и орудия достались заряженными. Подошедший батальон егерей окончательно закрепил успех.

18 февраля в Гельсингфорс уже вступала вся русская армия. Дивизия Багратиона двумя днями раньше, усиленная практически всей кавалерией, устремилась к Тавастгусту. Осаждать Свеаборг осталась дивизия Каменского с эскадроном Гродненских гусар и тремя эскадронами драгун. Однако, лейб-казаки были возвращены прямо с похода назад и приняли самое деятельное участие в осаде крепости.

Между тем, Багратион подошел к Тавастгусту. 24-го февраля шведы могли наблюдать, как русская кавалерия, концентрически собираясь вокруг города, готовилась к нападению. Через некоторое время показались и густые пехотные колонны. Принявший к этому времени общее командование над всеми войсками шведов генерал граф Клингспор решил оставить Тавастгус и отошел к Тамерфорсу и Бьернеборгу.

Багратион разделил дивизию по двум направлениям: сам отправился за Клингспором, а другая часть под командой генерал-майора Шепелева (шефа Гродненского гусарского полка) пошла к Або.

Отряд Шепелева продвигался к Або, не имея представления с какими силами противника, ему придется столкнуться. Каково же было удивление русских, когда подойдя к Або они обнаружили, что их встречает делегация горожан во главе с поручиком Гродненского гусарского полка Масковским. Этот курьез военного времени отражен в дневниках знаменитого гусара и поэта Дениса Давыдова, служившего при штабе русской армии. Поручик Масковский, будучи полковым квартирмейстером, возвращался из Петербурга в полк и прибыв в Гельсинфорс начал расспрашивать Давыдова не знает ли он, где 21-я дивизия Багратиона, при которой должен был находиться его штаб. Давыдов развернул карту, прикинул суточные переходы дивизии, и объявил Масковскому, что, судя по всему, штаб находиться в Або. При этом, как вспоминал сам Давыдов, он совершенно не учел, то, что все дороги занесены снегом и превратились в узкие тропинки, где конница могла двигаться лишь колонной по одному, и вместо 25–30 верст в день, продвигалась от силы на 10. Масковский поблагодарил Давыдова и поскакал на почтовой тройке в Або. Так он и въехал на всем ходу в центр города, но русских войск там не обнаружил. Тогда Масковский все понял и немедленно направился к губернатору, где и был принят в качестве почетного пленника.