Текст книги "Россия - Швеция. История военных конфликтов. 1142-1809 годы"

Автор книги: Алексей Шкваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

Русские, заметив это, остановились и выслали парламентеров для принятия капитуляции. И здесь произошло непредвиденное и ужасное. Комендант крепости или не успел или забыл в замешательстве предупредить всех солдат о прекращении огня. При появлении русских парламентеров, сначала был застрелен барабанщик, и затем погибли, пытавшиеся на шведском языке остановить стрелявших, объясняя о капитуляции, командовавший второй линией русских войск генерал-майор барон фон Икскуль и сопровождавший его полковник Леман, командир Апшеронского пехотного полка.

Русские стремительно преодолели ров и валы, ворвались в крепость и город, горя жаждой мщения за убитых на их глазах парламентеров. Началась резня. К семи часам вечера все было кончено. Драгуны еще до темноты преследовали убегавших из города шведов, и лишь убедившись в невозможности поиска, повернули коней обратно.

В плен был взят сам барон Врангель, 5 штаб-офицеров, большое количество обер-офицеров и нижних чинов. На следующий день город был сожжен. А Ласси принял решение отступать к Выборгу.

Определить с точностью потери обоих сторон не представляется возможным. Чуть дальше мы разберем донесения и русского и шведского военачальников об исходе сражения, и попытаемся проанализировать их. А также свидетельства очевидцев, как со шведской, так и с русской стороны, чтобы определить хотя бы приближенно реальные цифры потерь. Полностью все реляции будут приведены в приложениях.

Уже 25-го августа Ласси принимает решение отступить назад за русскую границу, где и встает лагерем, вновь расположив войска между Кананоей и Выборгом. Столь поспешный отход объяснялся вероятнее всего значительно большими потерями войск, нежели Ласси укажет в донесении. По этой ли причине, или в ожидании назревавшего в Петербурге дворцового переворота, Ласси в этом году больше не будет предпринимать попыток переходить границу и продолжать боевые действия всей армией.

Будденброк, к вечеру 23 августа подошел к деревне Курвила (Kurvila), где и получил известие о разгроме Врангеля, при этом ему оставалось минимум 40 верст до места сражения. После этого Будденброк развернулся и ушел назад в Кварнбю. Однако, при этом, (по мемуарам Манштейна) случился курьез. Остатки шведской кавалерии, уцелевшей под Вильманстрандом, – карельские драгуны в тот же день примчались к Будденброку в лагерь при Курвиле, а поскольку дело происходило уже ночью, взбудоражили весь шведский отряд. Солдаты в панике начали разбегаться приняв их появление за атаку русской кавалерии. С большим трудом Будденброку и офицерам удалось навести порядок, и утром, от греха подальше, он ушел в основной лагерь.

Обратимся теперь к донесениям. Исходя из русских источников силы шведов в районе Вильманстранда состояли из 11 000 человек, 3 000 ожидавшихся на подходе, гарнизона самой крепости и 6-ти драгунских рот Карельского полка[622]622
  Очевидно, Ласси имел в виду общую численность шведских войск в Финляндии, то есть Будденброка и Врангеля вместе. При этом батальон именовался полком и т. д. – прим. автора.


[Закрыть]. Из захваченных в сражении списков корпуса Врангеля (по мемуарам Манштейна) в корпусе должно было числиться 5256 человек, в соответствии со списком поданным Врангелю в день сражения и попавшему к русским… отдельные (в основном шведские) историки полагают, что эта цифра включала в себя и войска, еще не подошедшие из Швеции. Но Манштейн, обращает внимание, что список был подан Врангелю именно в тот день, когда состоялось сражение. Подобный порядок ежедневного доклада о наличии личного состава заведен в любой армии и поныне, и отражает реальное состояние и численность войск. В своей реляции Ласси указывает цифру в 4000 погибших и 2000 пленных, затем, уменьшая последнюю до 1250, при этом еще 200 умерли почти сразу от ран. То есть общие потери шведов составили 5450 человек, что, конечно, было преувеличено.

Аналогично поступали и шведы. Оценивая в своих донесениях силы русского корпуса Ласси в 16000–18000 человек, они указывали потери русских до 8000 солдат и офицеров. При собственных силах в 4000 (мнение шведов), картина получалась не такая уж удручающая. Сражаясь с четырехкратно превосходящим противником, храбрый отряд генерала Врангеля уничтожил в два раза больше самих себя врагов.

Поэтому, вернее всего будет считать, что потери шведов составляют все-таки около 2800 человек погибшими и около 1200 пленными, исходя из количества захваченных в плен офицеров – 37 и 62 – унтер-офицера, список их приведен Ласси поименно. То есть, из 5256 оборонявшихся, 1200 удалось уйти – мы помним, как прорвался Вестерботнийский батальон, а также легко умчались и оторвались от преследования карельские драгуны, несмотря на то, что их командир Бранденбург попал в плен. Остальные, кому повезло, разбежались по лесам.

А вот потери русских составляют не 530 человек убитыми и 1832 ранеными, как указывает русская сторона, а намного больше. Судя по скорости отступления Ласси от Вильманстранда и отсутствия желания повторного похода в этом году, цифра потерь составляет не менее 4–4,5 тысяч погибших и раненных. Обычные потери прямого наступательного боя с обороняющейся стороной, имеющей крепкую позицию. А шведская артиллерийская батарея действительно нанесла значительный урон, да и вообще начало сражения не складывалось удачно для русских. История Апшеронского полка так описывает начало сражения: "Центральная шведская батарея наносила русским чрезвычайный урон… Местность перед батареей не вполне благоприятствовала атакующим. Им приходилось, выйдя из леса, устраивать линию в две роты, затем спускаться в крутой овраг, разделявший обе позиции, и взбираться в гору под убийственным огнем неприятеля. Произведя несколько безуспешных атак, потеряв много убитыми и раненными и лишившись половины офицеров, гренадеры начали отступать". Всего в той памятной атаке участвовало шесть батальонов. Таким образом, можно говорить, что убитыми и умершими от ран русские потеряли около 2500–2700 человек и 1832 раненными, что и составит примерно 4500 человек. Тем более, что отход Ласси был настолько стремителен, что более походил на бегство. Множество тяжелораненых осталось на поле битвы, и умерло без помощи, лежа вперемешку со шведами. Вся местность вокруг была разорена настолько, что прошло лишь несколько дней, как собравшиеся местные жители начали осуществлять захоронение. Кавалерия прикрывала отступление, она же гнала пленных к границам, (а это более тысячи человек! – прим. автора), пехота отступала медленнее, унося своих раненых. Это похоже на истину.

В той же Истории Апшеронского полка, который стоял во второй линии боевого порядка, (а значит, потери его меньше полков первой линии), принял удар шведов после прорыва первой линии русских войск, а затем участвовал уже в окончательной атаке, закончившейся бегством шведов, сказано следующее о потерях: “Потеря полка в сражении 23-го августа и болезни уменьшили состав его почти на половину”. По цифрам получается следующая картина – по штату он состоять должен был из 37 офицеров и 1380 нижних чинов, при 149 нестроевых и денщиках, а к февралю налицо было – офицеров – 23, солдат – 907, нестроевых – 107. То есть из 1566 человек, осталось 1037, убыль 529[623]623
  Богуславский Л. История Апшеронского пехотного полка. СПб. 1902.


[Закрыть]. Приняв половину последней цифры за боевые потери и умножив на число участвовавших полков, мы выйдем приблизительно на те цифры, что просчитывались ранее.

Но, Петербург праздновал победу… Победные реляции публиковались в "Санкт-Петербургских ведомостях" и сам даже Ломоносов на-писал восторженную оду.

Глава 3. ЧТО ДАЛЬШЕ?

3 сентября в основной шведский лагерь прибывает, наконец, Левенгаупт и соответственно принимает командование на себя.

Его прибытие особых изменений в действиях шведских войск не принесло. Между тем, практически ежедневно прибывало пополнение из Швеции. Общая численность армии Левенгаупта достигла уже 15–17 тысяч человек, и продолжала расти, достигнув 24000. Тем не менее, шведы бездействовали. В основном, это объяснялось выжидательной позицией самого командующего армией. Успокоенный заверениями из Стокгольма, а также посла в Петербурге Нолькена о скором перевороте в российской столице и воцарении дочери Петра Великого – Елизаветы, и грядущими в связи с этим резкими изменениями внешнеполитической линии русского кабинета, Левенгаупт не собирался продолжать военные действия, а лишь ограничиться распространением на русской территории двух воззваний к населению. Суть их сводилась к призывам не сопротивляться доблестным шведским войскам, а переходить под защиту и покровительство их августейшего монарха. Далее мы подробно остановимся на этих воззваниях.

Между тем, русские продолжали стоять в лагере, и Ласси принял решение ограничиться "малой" войной. В дело пошла иррегулярная кавалерия – донские казаки и калмыки, к сентябрю прибывшие на театр военных действий под командованием бригадира Краснощекова, полковников Ефремова и Себрякова. Дополнительно подошел гусарский Сербский полк. В то время гусары относились к иррегулярной коннице, и в русской армии их насчитывалось к 1741 году 5 полков – Сербский, Венгерский, Молдавский, Валахский и Грузинский. Начались опустошительные рейды по близлежащим финским землям.

В сентябре, Левенгаупт направляет к русской границе рекогносцировочную партию из 270 человек во главе с капитаном Брантом. В ее составе было 7 офицеров, драгуны лейбрегимента (королевский гвардейский полк) и пехота (и тех и других поровну). Шведский отряд расположился в районе Вилайоки, разобрал мост через реку и стал наблюдать за действиями русских.

Из донесения генерала Кейта в Петербург явствует, что данные о приближении шведской партии получены от дезертира. 20 сентября на уничтожение шведов выступают два русских отряда.

Первый, под командованием подполковника Костюрина Ингерманландского драгунского полка, состоял из 100 его гренадер, 150 гусар-сербов и 150 донских казаков[624]624
  Команда Ингерманландского драгунского полка в 400 человек прибыла на театр военных действий к декабрю. Костюрин, получив звание полковника, с декабря возглавил весь полк. Здесь имеется в виду гренадерская рота, участвовавшая в кампании с самого ее начала. Весь полк подошел к лету 1742 года. – прим. автора.


[Закрыть].

Второй, возглавляемый подполковником Божичем Сербского гусарского полка, включал в себя 50 гусар и 200 конных гренадер.

Костюрин должен был переправиться через реку Вилайоки в пяти-шести верстах выше по течению, с выходом в тыл шведскому отряду. В то время как Божич с гусарами появился на виду у неприятеля и открыл огонь, отвлекая внимание шведов.

Однако, последние боя не приняли, а начали отступление по дороге к Фридрихсгаму. Божич стремительно переправился через реку и атаковал шведов, которые начали разбегаться и стараться укрыться в лесу. Но пути к отступлению им уже перекрывал отряд подполковника Костюрина. Всего уничтожено было до 120 солдат и одного офицера, в плен были взяты 39 человек, в том числе два поручика, три унтер-офицера и один капрал.

Казаки отправились в дальнейший поиск и привели с собой еще 4-х пленных, при этом несколько шведов было убито. Остатки шведского отряда растворились в лесах.

С русской стороны потери составили 3 человека – один казак убит, и два раненных – один казак и один гусар.

В дальнейшем активных действий со стороны шведов в ближайшие два месяца не отмечалось. Русские же продолжали вести "малую" войну с противником.

3-го октября направлен в шведские пределы полковник Каркетель с драгунами (по 150 человек от каждого полка), казаками и гусарами, для заготовки (захвата) фуража и провианта. Через два дня Каркетель вернулся с большой добычей. В своем донесении он докладывал, что посылаемые им партии казаков и гусар разорили 50 деревень. Неприятель обнаружен не был.

В тот же день Казанский драгунский полк за ненадобностью был отпущен в Петербург на зимние квартиры.

8-го октября в повторной фуражировке участвовало до 300 человек конницы, в основном гусары и казаки. В поддержку им было выделено 600 человек пехоты с одной пушкой.

Полное бездействие противника, а также информированность русского командования о положении дел в шведском лагере, позволило отпустить часть войск на зимние квартиры.

3 октября ушли в Петербург два пехотных полка – Тверской и Архангелогородский. После удачной рекогносцировки полковника Каркетеля, за пехотой потянулась и регулярная кавалерия – ушел, как уже упоминалось, сначала 5 октября на зимние квартиры Казанский драгунский полк, а 9-го, за ним последовал Ингерманландский. Уход войск был связан, мне кажется, и с готовящимися переменами в самом Петербурге. Желание кабинета Анны Леопольновны – правительницы России, приблизить к себе верные, как им казалось войска, только что одержавшие победу и обласканные, взамен этого удалить ненадежную гвардию, готовую в любой момент совершить дворцовый переворот в пользу Елизаветы Петровны.

Из регулярной кавалерии в распоряжении генерала Кейта остался лишь Киевский и Ямбургский драгунские полки, часть последнего была направлена к Кегсгольму помогать донцам да калмыкам совершать набеги на территорию противника. Уже в донесении из Кексгольма от 5-го октября донские казаки полковника Себрякова совместно с ямбургскими драгунами отличились и "великий вред причинили… От деревни Исми начали и до самого Кибургского погоста великое множество деревень вовсе разорили".

13 ноября Санкт-Петербургские Ведомости (№ 91 за 1741 год) сообщали об очередном рейде донского полковника Себрякова. В поход ушло 250 казаков с калмыками и 50 драгун. Возвратились "с немалою добычей". Опустошили все, "от деревни Коргалы до Руголакс-кирки, и даже до реки Вуоксы с 60 верст, и в правую сторону к Нейшлоцкому уезду". Триста деревень (цифра, конечно, вызывает сомнение) подверглось разорению, весь найденный хлеб и сено, что не смогли вывезти – сожгли. Обнаруженный шведский караул в районе Руголакс-кирки уничтожен, в плен взято 20 человек.

15-го ноября, из Выборга вышел походный атаман Ефремов с 400 казаками и калмыками[625]625
  Санкт-Петербургские ведомости № 91 от 17 ноября 1741 года.


[Закрыть]. Его отряд совершил нападения на Пелгиерский и Катольский погост, и все деревни в радиусе 40 верст. Весь хлеб и сено сожгли, уничтожили до 60 крестьян, оказавших вооруженное сопротивление, еще большее число взяли в плен. С собой отряд атамана Ефремова привел большое количество захваченных лошадей, рогатого скота и овец.

И так до бесконечности. Разоренные деревни, сожженные хлеба и сено, что не смогли вывезти, угоняемый скот, а сколько убитых, сколько взятых в плен. За все отвечала Финляндия. Она же еще и непрерывно посылала в шведский лагерь подкрепления из вооруженных, чем попало крестьян, которые таяли, как снег. Кроме того, весь тягловый скот также забирался или русскими или шведами, но и его не хватало, и тогда ярмо одевали на себя финны, перетаскивая шведам вместо скотины разные тяжести – пушки, повозки и т. д.

А что происходило в самом шведском лагере вообще с трудом поддается описанию. Развилась такая смертность от болезней, что армия просто умирала на глазах. К моменту появления Левенгаупта во главе армии у Фридрихсгама, ее численность составляла около 24000 человек. Однако все прибывшие из Швеции полки умудрились разместить в палатках вдоль низменного берега моря со стороны Вильманстранда. Рядом давно стоял без действия галерный флот, где также смертность была ужасная, а умерших моряков хоронили тут же на берегу. Зловоние от наскоро закопанных трупов достигало расположенного неподалеку армейского лагеря. С наступлением дождливой и холодной осени солдаты были вынуждены рыть землянки и перебираться туда. По свидетельству очевидцев, сырость была такая, что плесень заводилась прямо на одежде. В довершение всего отвратительное было и снабжение войска. Рацион солдат состоял только из сухарей, гороха и протухшей салаки. Болезни просто косили солдат. Не хватало ни врачей. Ни лекарств. Даже с водкой и то были проблемы. Со временем землянки становились братскими могилами. Наполнив трупами одну землянку, обрушивали ее крышу, чуть присыпали землей и сразу брались за другую. Трупы сначала сносили и складывали нагими в дровяные сараи, куда стягивались бродячие собаки и по ночам их обгладывали. Всеми овладело какое-то полное, тупое равнодушие. Дошло до того, что хоронили уже и без воинских почестей, и без отпевания. В начале следующего, 1742 года, шведская армия, не воюя, уменьшилась более чем на две трети.

Простояв два месяца в бездействии, в ноябрьскую распутицу, Левенгаупт вдруг неожиданно выступил с отрядом в 6450 человек и вторгся в русские пределы. Этот поход, окончившийся ничем, был вызван двумя причинами: полное отсутствие фуража в шведской армии и необходимость захватить его у русских, а второй причиной была необходимость распространить на русских территориях воззвания к народу.

В первом воззвании говорилось следующее: "Я, Карл Эмиль Левенгаупт, генерал-аншеф армии Его Королевского Величества Короля шведского,… объявляю сим всем сословиям достохвальной русской нации, что шведская королевская армия пришла в пределы России не с какой иной целью, как чтобы, с помощью Всевышнего Бога, доставить шведской короне удовлетворение за все многочисленные обиды и несправедливости, нанесенные ей министрами-иностранцами, которые в эти последние годы управляли Россией, и вместе с тем оградить на будущее время безопасность Швеции." То есть, действия шведских войск, как бы отвечали чаяниям русского народа, также недовольного засильем иностранцев в последнее десятилетие.

Второе воззвание призывало жителей России не сопротивляться шведам, а относиться к ним дружелюбно и миролюбиво. В этом случае, Левенгаупт гарантировал от имени короля их неприкосновенность и обеспечение защиты от каких-либо притеснений, как в отношении населения, так и их имущества, со стороны шведской армии под страхом смертной казни виновных и уличенных в этом.

Поход Левенгаупта был обречен изначально. Стоял, как мы помним, ноябрь, дороги превратились в сплошную грязь, войска еле пере– двигались, а непрерывные дожди и холод вызвали массовые болезни. В результате отряд вернулся назад в лагерь, имея больше половины людей больными. Казачки исподволь наблюдали за странными манипуляциями шведских войск, даже особо не тревожа их.

Воззвания к русскому народу также не имели никакого результата. Между тем, в Петербурге произошел дворцовый переворот.

Чувствуя предрасположенность гвардейских частей к Елизавете, правительство Анны Леопольдовны, используя войну со Швецией, как предлог для удаления гвардии из Петербурга, отдало таки 24 ноября приказ об отправке полков в Финляндию. Формальным поводом для такого приказа послужило донесение из Выборга о том самом ноябрьском злосчастном, предпринятом от отчаяния походе Левенгаупта с 6,5 тысячами изможденных солдат. Это и вызвало непосредственно толчок ко всем последующим событиям.

Сам переворот описывается различными историками по-разному. То ли сами преображенцы пришли ночью с 25 на 26 ноября к Елизавете просить взойти ее на престол, то ли она, поддавшись уговорам своего ближайшего окружения – Разумовского, Воронцова, Шувалова и Лестока, приехала в казармы гвардейцев и призвала их выступить за нее, уже не имеет принципиальной разницы. Наверно, последнее звучало в описании историков и романистов более напыщеннее и торжественнее, как подобает государственному перевороту. Суть в том, что утром 26 ноября был оглашен краткий манифест о восшествии на престол дочери Петра Великого – Елизаветы. В течение предшествующей ночи были произведены аресты и Правительницы России Анны Леопольдовны, вместе с мужем и малолетним Императором Иваном VI Антоновичем, и всего ее окружения – Остермана, Левенвольда, Михаила Головкина, Менгдена и других. Даже отстраненный Анной Леопольдовной опальный фельдмаршал Миних отправлялся вместе со всеми в Сибирь.

Переворот в России соответствовал планам шведского правительства, которое еще в приложении к королевскому манифесту об объявлении войны, где объяснялись ее причины, в качестве одной из них, провозглашало незаконное на их взгляд отстранение дочери Петра Великого от престола. В Стокгольме окончательно уверовали в то, что вся интрига, задуманная и исполненная с помощью Франции, удалась, и теперь стоит ожидать от России предложений – вернуть завоеванные Петром Великим территории.

27 ноября Левенгаупт получил известие о происшедшем в Петербурге, а затем и предложение заключить перемирие до марта будущего года. Начинались мирные переговоры.

Итоги кампании 1741 года

Сама подготовка к войне отличалась легкомыслием и пренебрежением к противнику. Поскольку правящая шведская партия называлась "шляпами", соответственно исходя из русской поговорки, они и собирались забросать противника шляпами, потому что речи не шло о какой-либо серьезной подготовке и разработке планов военных действий. Опытный генерал Кронштет, первоначально отправленный в Финляндию, сразу же доносил в Стокгольм о невозможности каких-либо наступательных действий и предлагал создать сильную оборонительную позицию, даже отдав неприятелю часть Финляндии, вместе с крепостями Фридрихсгам и Вильманстранд, тем самым предлагая ему начинать первым, а затем, нанеся русским значительные потери при обороне, перейти в наступление. Как мы помним, план был принят к "рассмотрению", генерал Кронштет отозван в Стокгольм, армию принял Будденброк, а затем уже и Левенгаупт.

Первое же поражение шведских войск под Вильманстрандом, не такое уж и серьезное, исходя из количества потерь, тем не менее, вселило некоторую растерянность в ряды армии. Поражение остается все равно поражением, вдобавок шведы лишились крепости, служившей одновременно прикрытием этого края королевских владений, и одновременно форпостом для организации набегов в русскую Карелию. Тем более что расстояние от Вильманстранда до Выборга было в два с лишним раза короче, нежели от второй крепости Фридрихсгама.

Пока шведы приходили в себя от морального потрясения, связанного с потерей Вильманстранда и разгромом отряда Врангеля, время было упущено. Началась затяжная дождливая и холодная осень, принесшая множество болезней, число жертв от которых намного перекрыло все боевые потери армии. Попытки провести рекогносцировки против русских оканчивались неудачами и разгромом посылаемых партий. Неуловимая русская кавалерия была постоянно начеку, окружала и уничтожала вторгшихся непрошенных гостей. Бесследно исчезали караулы, вырезавшиеся или забираемые в плен казаками и гусарами. Распространяемые слухи, что русская армия также повально страдает от болезней, утешения не приносили. Где были русские, и что с ними происходило, шведским и финским солдатам было на самом деле неведомо. Зато они ясно видели, как землянки превращаются в могилы, и как туда ссыпаются трупы их товарищей. И число этих захоронений росло, как грибы после теплого дождя.

Предпринятый Левенгауптом поход 6,5 тысячного отряда в русские пределы, окончился также неудачей. Противника не встретили, зато измучились все, преодолевая непогоду и грязь распутицы. Количество больных только увеличилось.

Бездействие командующего, ежедневная смерть товарищей от болезней, а также то, что происходило с Финляндией из-за непрекращающихся набегов русской кавалерии, выражавшихся в сотнях разоренных, сожженных и опустошенных деревень, вызвало брожение недовольства среди солдат, особенно финских полков. Стоя на месте, они ничем не могли помочь или защитить свой край. Им оставалось только молча умирать.

Была проиграна и политическая игра. Воцарение Елизаветы, как оказалось, не принесло никаких изменений. Непонятные надежды на то, что осуществятся бредовые мечты шведских политиков-"шляп" по вопросу мгновенных территориальных уступок со стороны России и возврат земель, захваченных в Северную войну Петром Великим, рухнули практически в одночасье. Россия и не собиралась даже это обсуждать. Тем не менее наступило перемирие.

Глава 4. ВТОРОЙ ГОД ВОЙНЫ

Опять политика…

С воцарением Елизаветы Петровны, казалось, наступили благоприятные времена и для Швеции и для Франции, наивно полагавших, что это повлечет за собой резкое изменение курса русской внешней политики и соответственно завершение войны в Финляндии, с приобретением последней потерянных территорий.

Но Елизавета оттягивала принятие окончательного решения, которого ждали от нее и Франция и Швеция, ссылаясь на необходимость формирования нового кабинета министров. Вместе с тем шведская сторона была извещена о перемирии до марта 1742 года.

Предчувствуя, что бездействие и отговорки русского двора ничего хорошего не сулят, обе стороны попытались активизировать свои попытки повлиять на Императрицу.

Французы действовали и через посланника в Стамбуле, в надежде подтолкнуть Турцию к новой войне с Россией, и через посланника в России – Шетарди, обращаясь непосредственно к Елизавете Петровне, предлагая свое посредничество в заключение мира со Швецией, но на шведских условиях.

Шведская сторона действовала более прямолинейно и уже в декабре 1741 года требовала от Левенгаупта продолжения похода на Петербург, совершенно не учитывая ни то состояние, в котором находились его войска, и ни принимая никаких мер к его усилению. Пока что за все отвечала Финляндия. Все что можно было взять для ратных нужд, бралось за счет финнов. Не хватало рабочего скота – впрягали финских крестьян. Таявшие от голода и болезней ряды полков, также пополнялись за счет финских ополченцев. Разорение страны не поддавалось описанию. На десятки миль, от русской границы, все было опустошено, или сожжено и разграблено, как по приказу шведского военного командования – чтобы пополнить свою армию и не дать захватить противнику, так и непрерывными набегами русской иррегулярной кавалерии – казаками, гусарами, калмыками.

Несмотря на поступавшие приказы из Стокгольма Левенгаупт нечего предпринять не мог, да и не очень-то к этому стремился. Объективно, армия потеряла около половины своего состава, не принимая участия ни в каких серьезных столкновениях с противником. Усилилось роптание среди финских полков, наблюдавших все, что происходило с их Родиной. Возрастало недоверие к шведским офицерам, и в первую очередь к Будденброку, который, по их мнению, якобы позволил русским разгромить Врангеля под Вильманстрандом, специально задержавшись в деревне Курвила, имея какие-то договоренности с противником. За что даже был прозван "курвильским бароном" (Kurvilan Herra). Да и сами шведские офицеры уже открыто выражали недовольство и Левенгауптом и самим королем, и даже дерзко поднимали тосты за Карла XII, так они называли Принца Голштейнского Карла Петра Ульриха – приходившегося внуком и Петру Великому и Карлу XII, а правящей русской Императрице Елизавете родным племянником.

С другой стороны Левенгаупта успокаивали послания из Петербурга от французского посланника Шетарди, внушавшего ему, что мирные переговоры с Россией близки к завершению.

Потому, непонятно на что надеющийся Левенгаупт посылал донесения в Стокгольм о том, что армия находиться в хорошем состоянии, а весной, с прибытием флота и подкреплений из Швеции, он предполагает успешно продолжить войну.

Кстати, Шетарди получил таки выговор от своего правительства за проявленную самодеятельность. Министр иностранных дел Франции Ж. Амелот писал Шетарди, что он "очень изумлен тем, … что Вы решились писать гр. Левенгаупту о прекращении военных действий, … что Вы хотели взять на свою ответственность все последствия этого".

Франция еще раз подтверждала шведскому королю свою союзническую позицию, а Шетарди было приказано объявить русской Императрице требования французской стороны по вопросу территориальных уступок Швеции.

В начале января 1742 года Шетарди действительно представил Императрице Елизавете условия Франции, которые были вежливо, но твердо отклонены, как "противные ее славе и чести". Елизавета ответствовала: "Пусть сам король (имеется в виду Франции) будет судьей: что скажет народ, увидев, что иностранная принцесса (Анна Леопольдовна), мало заботившаяся о пользе России и ставшая случайно правительницей, предпочла, однако, войну постыдным уступкам хоть чего-нибудь. Тем более дочь Петра не может для прекращения той же самой войны согласиться на условия, противоречащие благу России, славе ее отца и всему, что было куплено ценой крови его и ее подданных".

Попытки Франции втянуть в военный конфликт Оттоманскую Порту, также не удались. Турции было сейчас не до России – на ее границах стояла армия персидского шаха Надира.

Когда французы попытались помочь Швеции собственными силами, предполагая еще прошлой осенью отправить эскадру в Балтийское море, то вмешалась Великобритания и продемонстрировала тут же готовность отправить в воды Балтики свою собственную эскадру для нейтрализации французов.

В итоге, все попытки урегулировать военный конфликт путем давления на Россию со стороны не увенчались успехом.

Вместе с тем, русская армия готовилась к продолжению кампании. Фельдмаршал Ласси, учитывая сильные морозы, сковавшие воды Финского залива, предполагал нанести два удара по шведской армии у Фридрихсгама одновременно. Первый, прямо по льду залива от Нарвы, второй от Выборга. С этой целью одни полки стягивались к Пскову, другие начинали возвращение из Петербурга в Выборг с зимних квартир. Однако движение в сторону противника никто пока не начинал.

В шведском лагере

25-го февраля Левенгаупт получает известие о прекращении перемирия с 28-го, и тут же разноситься слух о том, что русские уже на подходе. Непрерывные и жестокие рейды русской конницы сделали свое дело – посеяли непреодолимый страх. В шведском лагере началась паника. Всем войскам было приказано собираться к крепости, а гражданскому населению ее немедленно покинуть.

Стоит несколько слов сказать о самой крепости Фридрихсгам. Как и Вильманстранд, о котором речь шла в предыдущих главах, эта крепость также могла именоваться скорее опорным пунктом, форпостом для продвижения вперед, но не оборонительным сооружением.

В подтверждение этого обратимся к шведским источникам: "Крепость эта, в которой гарнизон состоял из полков Бускета и Вильдебрандского, … было самое негодное укрепление, когда-либо существовавшее, несмотря на то, что она по милости директора инженерного ведомства, государственного советника Левена, стоила Швеции 23 бочонка золота (383333 рейхсталера 16 шиллингов). Сама крепость была построена в низком месте и окружена со всех сторон горами, так что все улицы легко могли быть с них простреливаемы, и к ней, кроме того. Можно было подойти на 200 шагом, не быть замеченным… внешних укреплений… вовсе не было. Вход в саму крепость был тоже открыт, так как в нее вели не подъемные, а обыкновенные мосты, и ворота в ней были просто деревянные (bradportal), перед которыми не было даже равелина. Валы были из дерна, и так дурно сложены, что в непродолжительный дождь обваливались на несколько сажень. Во рвах, глубиной около 5 футов, не было ни воды, ни рогаток, или еще чего-нибудь, что могло остановить штурмующих. Крепость была построена в таких больших размерах, что для ее защиты ей необходимо было, по крайней мере, 10000 человек… пороховые погреба были размещены в разных пунктах вдоль вала, но находились, как и все прочее, в самом ненадежном состоянии. В хорошей воде был недостаток, ибо вся вода всех окружавших Фридрихсгам колодцев содержала в себе серные или известковые части". Это мнение Тибурциуса, служившего пастором в королевском гвардейском полку, и бывшего очевидцем всех описываемых событий, записки которого были опубликованы в Стокгольме в 1817 году.