Текст книги "Простое море"

Автор книги: Алексей Кирносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Сергей прошел в первый отсек и осмотрел помещения. Форпик полон воды. Водой залиты мастерские и кладовые. Вода перекатывается, бьет в переборки. Каждый раз, когда волна накрывает землесос, из разбитого капа внутрь льются новые потоки. Переборка, отделяющая первый отсек от машинного отделения, заметно прогнулась. Если лопнет переборка – тогда конец.

Сергей собрал подушки, спасательные жилеты, каютные коврики, вылез с этой кучей наверх. Тряпьем он заткнул разбитые иллюминаторы носового капа. Потом Сергей принес на камбуз два пожарных ведра, налил пресную воду, поставил ведра на плиту. От качки ведра съезжали, вода выплескивалась. Сергей закрепил ведра штертом, привязал к ним крышки кастрюль. Ему вдруг стало холодно.

На камбуз зашел электромеханик. Он сел на край плиты.

– Греется? – спросил он, обнимая ведро.

– Плохо. У механика все готово?

– В норме. Сейчас воду отнесу – и запустим.

– Добро. Питание на радиостанцию дал?

– Пока не надо ничего включать, – сказал электромеханик. – Я боюсь за аккумуляторы. Одна плита сколько жрет... Дам на радиостанцию от генератора, когда запустим двигатель. Тебе ведь не к спеху.

– Надо связаться с «Сахалином»... Я думаю, как заделывать кап.

– Положить цементный ящик.

– Цемент залило водой. Он схватился. Я пока заткнул дырки подушками, но это на пять минут. Ладно, придумаем. Главное – скорее начать откачку воды. Помпа у нас мощная. За борт пойдет больше, чем поступает внутрь.

Электромеханик забрал ведра с горячей водой и пошел в машину. Сергей вышел на палубу. Корма вздыбилась, и казалось, что в следующее мгновение землесос уйдет под воду. Но мгновения проходили, а судно продолжало оставаться в этом нелепом положении. Волны выбили тряпки из двух иллюминаторов. Сергей снова заделал их. «Сахалин» уже стравил буксир метров до ста. Сергей посмотрел на его корму и увидел там три неподвижные фигуры. Он узнал Игоря. Капитана. Третий, кажется, Иван Карпов. Сергей помахал рукой, увернулся от перекатывающейся через палубу волны и пошел наверх, в радиорубку.

Вскоре раздались первые удары поршней двигателя. Сергей сразу забыл про мокрую одежду, собачий холод и ноющую боль в колене. Он напряженно вслушивался в ритм ударов. Сначала они следовали друг за другом медленно и четко. Потом темп их стал убыстряться, начал подрагигаать корпус. Вдруг раздалась характерная, долгожданная мелодия нормально работающей машины. На щите радиостанции зажглась зеленая лампочка. Сергей подождал, пока согреется станция, и стал настраиваться на волну «Сахалина». В наушниках был слышен треск, обрывки музыки, позывные радиомаяка. Haкoнeц сквозь хаос эфира прорвалось:

– ДЭ-97, ДЭ-97, я «Сахалин», я – «Сахалин», как слышите меня? Прием, прием...

– Слышу вас отлично! – закричал Сергей в микрофон. – Запустил двигатель! Приступаю к откачке воды! Сообщите ваши действия.

– Сергей Трофимович, я полагаю сейчас идти под остров Вилькицкого. До него нам два с половиной часа ходу. Там подтяну вас под корму, если хорошенько укроемся от зыби. Какая нужна помощь с нашей стороны?

– Цемент и человек пять народу! – закричал Сергей. – Мой цемент погиб!

– Добро приготовлю, – сказал Лавр Семенович. – Только не кричите так в микрофон. Мембрана лопается.

– Не буду, – весело сказал Сергей. – За это время я откачаю воду. У меня помпа мощная.

– А вы молодец, – сказал Лавр Семенович. – Ленские речники должны вам медаль дать. А я, старый дурак, чуть не помешал вам... Выходите на связь через полчаса.

Сергей выключил станцию. В рубке появился механик.

– Дело пошло. Качаем, – сказал Прохор Иванович. – Дай-ка папироску, командир.

Сергей откинулся на спинку стула, до хруста в ребрах выгнул грудь. Все-таки жизнь хороша, черт побери! Он беспричинно засмеялся и полез в карман за портсигаром. Из портсигара капала вода. Сергей развел руками.

– Вот и у меня такая же история, – грустно сказал механик. – Пойду посмотрю в каюте. Может, где окурок неубранный остался...

13

«Сахалин» пришел в Диксон на девятые сутки. Суда каравана экспедиции стояли на рейде на якорях. «Сахалин» тоже стал на якорь. Землесос подтянули под самую корму. Команда землесоса сразу перешла на свое судно. Вскоре к борту «Сахалина» подошел катер флагманского теплохода. По трапу с трудом поднялся начальник экспедиции Гаянов.

– Слыхал, слыхал про твои мучения, Лавр Семенович, – сказал он, здороваясь с капитаном и похлопывая его по спине. – Молодец, что довел. Теперь опыт есть в этом деле. А где сам герой?

– Какой герой? – недоуменно поднял брови Лавр Семенович.

– Да этот... Странная такая фамилия... Огурцов, да?

– У себя, – сказал Лавр Семенович. – Как пришли, они сразу отправились на землесос. Имущество спасают. У них все подмокло в первом отсеке.

– Ну, пойдем в каюту, – Гаянов взял капитана под руку. – Расскажешь, как было дело...

– Это кто же? Самый главный? – спросил у Игоря Иван Карпов, когда капитан и Гаянов ушли с палубы.

– Наиглавнейший, – объяснил Игорь. – Ему в Москве сидеть полагается и по телефону руководить. А он – видишь – с нами ходит. Разделяет, так сказать, тяготы и лишения.

– Значит, хороший человек, – сказал Иван, – и ты зря иронизируешь.

– А я и не иронизирую, – сказал Игорь. – Просто у меня такая манера речи. Постели матик перед трапом и повесь на леер спасательный круг с линем. Когда ты наконец привыкнешь к морскому порядку?

Отругав Ивана, Игорь пошел к себе в каюту. Надо было спешно закончить начисление получки команде. Он сидел, погрузившись в волны табачного дыма и в многозначные цифры рублей и копеек, когда в каюту без стука зашел Иван.

– Считаешь? – спросил он.

– Считаю.

Иван помолчал, потом снова спросил:

– А сколько мне?

Игорь поворошил ведомости, сложил несколько цифр.

– Полагается тебе за твою малоквалифицированную деятельность семьсот тридцать два рубля и двадцать шесть копеек. Доволен?

– Вполне, – сказал Иван. – Что-то мне надо было тебе передать... – Иван наморщил лоб. – Ведь я сюда по делу зашел...

– Что ж ты такой забывчивый... – произнес Игорь, взял карандаш и принялся снова складывать цифры.

– Важное дело-то? – спросил он через некоторое время.

– Нет, не особенно, – сказал Иван, потирая лоб. Через минуту он вспомнил: – Капитан тебя вызывает к себе. Просил передать.

– Не просил, а приказал, чудо ты асфальтированное! – сказал Игорь и надел фуражку.

…Капитан пригласил его сесть, помолчал, оглядывая второго помощника с головы до ног. Гаянов тоже смотрел на Игоря и поигрывал карандашиком. Игорь почувствовал себя неловко.

– Так... – сказал Лавр Семенович. – Григория Ильича мы списываем. Сделайте ему полный расчет по сегодняшнее число.

– А вы где до меня работали? – спросил Гаянов.

– На спасательном судне, – ответил Игорь. – Третьим помощником капитана.

Гаянов удовлетворенно кивнул и спросил:

– А если вас старшим поставить, справитесь?

Игорь покраснел, опустил глаза. На губы набежала непрошеная улыбка.

– Не знаю, – сказал он. – Не пробовал.

– Должен справиться, – сказал Лавр Семенович, тоже улыбнувшись. – Он последнее время за него половину работы делал. Штурман он хороший, начальник требовательный. Команда его, по-моему, уважает... Уважает вас народ? – спросил Лавр Семенович.

—Это вы у народа спрашивайте, – сказал Игорь смущенно.

– Ну, проводи его приказом по судну, Лавр Семенович, – сказал Гаянов. – А этого... как его... списать немедленно. По самой худой статье КЗОТА.

– А кого вы мне вторым дадите? – спросил капитан у Гаянова. Гаянов вздохнул, подумал.

– Тяжело у меня с народом. Надо посмотреть...

– А если Огурцова взять? – вдруг предложил Игорь. – Что ему на землесосе сейчас делать? Землесос в ремонт ставят...

– А он пойдет, Огурцов-то? – усомнился Гаянов. – Здесь ему оклад на четыреста рублей меньше будет.

– Зато дело живое, интересное! – воскликнул Игорь.

Капитан и Гаянов улыбнулись.

– Эх, молодежь... – произнес Гаянов. – Великие люди! Им четыреста рублей – раз плюнуть. Лишь бы дело было живое...

– Огурцова я возьму, – сказал Лавр Семенович. – Он мне понравился.

– Ну добро, старпом, – весело сказал Гаянов. – Поговори с ним.

Игорь еще раз покраснел и с трудом сдержал неуместную улыбку. Первый раз в жизни его назвали «старпом».

… Он перебрался на землесос, заглянул в раскрытый носовой люк:

– Сережа!

Внизу появился Сергей, задрал голову.

– Чего тебе?

– Поднимись наверх. Поговорить надо.

– Очень срочно? А то я занят.

– Экстра-срочно.

– Ладно. Пойди ко мне в каюту. Я сейчас буду.

Игорь прошел в холодную, с законвертованными окнами каюту командира, включил свет, сел на диван. Интересно: пожалеет Сережка четыреста рублей или нет? Землесос будет в ремонте и переконвертовке еще недели две. И вообще неизвестно, поведут ли его дальше. В Арктике главное – момент. Разошелся лед – иди не мешкая. Сомкнулся – жди у моря погоды.

Зашел Сергей, скинул грязный, сырой ватник, надел висевшую у двери теплую куртку.

– Хочешь настоящего дела? – спросил Игорь.

– А я что, в кубики играюсь? – удивился Сергей.

– Тебе Гаянов предлагает идти вторым на «Сахалин», – объяснил Игорь.

– А ты куда денешься? – спросил Сергей.

– Григория Ильича списывают. Я старпомом вместо него.

Огурцов сел, задумался.

– Землесос твой, слышно, пару недель здесь простоит, – сказал Игорь. – Мы его дальше не поведем. Его после ремонта какой-нибудь морской буксир возьмет.

– Вторым, говоришь? – произнес Сергей. – К тебе в подчинение?

– Ну, какое там подчинение... – Игорь пожал плечами. – Мы – люди свои, обойдемся как-нибудь и без подчинения.

– Командовать ты любишь. Не в этом дело. Я к землесосу привык уже. Хочется довести до конца...

– Но ты ведь понимаешь, что на твое место можно боцмана поставить и он даже лучше тебя с землесосом справится. Штурмана здесь не надо.

– Это верно, – сказал Сергей.

– А родине сейчас требуется штурман в твоем лице. – Игорь улыбнулся и пригладил Сергею волосы. Сергей отвел его руку.

– А что, нет свободных штурманов на караване?

– Выходит, нет. Их в форпике про запас не возят... Кстати, ты у нас рублей на триста с чем-то меньше получать будешь. Я сказал Гаянову, что это тебя не остановит. У тебя ведь семьи нет?

Сергей опустил глаза.

– Семьи нет. Мать только.

– Вот и чудненько. Завтра поставим твой землесос к мехмастерским, и переходи сразу. Каютку я тебе велю подготовить.

Сергей молчал.

– Ну, решили? – Игорь взял его за руку.

– Решили, – сказал Сергей. – Я пойду, пожалуй. Там еще дел невпроворот. Не знаю, как буду подмокшее барахло сдавать...

—Составь акт. Гаянов подпишет.

– Придется, – сказал Сергей и снова надел ватник.

Игорь вернулся на «Сахалин», доложил, что Огурцов согласен, и стал рассчитывать старпома. Приняв у Григория Ильича имущество, выдав деньги и усадив его с вещичками в шлюпку, Игорь пошел перебираться в новую каюту. В каюте старпома царил беспорядок, редко встречающийся на морских судах.

– Не каюта, а последний день Помпеи, – сказал он подошедшей с ведром и новым просяным веником Маше.

– Как так? – не поняла Маша.

– Все в пепле, – объяснил Игорь. – Прибери здесь, пожалуйста, почище. И подержи окно открытым часа два. Я тебе за эту работу лишний отгульный день запишу.

– Все-таки жалко, – сказала Маша. – Куда он теперь денется? У него дети...

14

Через два дня подул юго-восточный ветер. Он принес дымчатые, низкие тучи и тепловатый, мелкий и липкий дождик. Удушливая сырость угнетала. Все бродили по палубе как сонные, вахтенные укрывались от дождя под козырьком мостика, норовили потоптаться в рубке. Один только Лавр Семенович pacпрямился, забыл про свои радикулиты, нюхал сырой, без всякого запаха моря воздух и довольно щурился.

– Это ненадолго, старпом, – говорил он Игорю, привыкшему к новому титулованию. – Вот посмотрите – по чистой воде пойдем!

Ночью метеорологи, летавшие на ледовую разведку, доложили, что стал открываться пролив Вилькицкого. Гаянов передал по радио приказ по каравану: выходить в море в пять часов утра в порядке ордера номер один. Ровно в пять караван потянулся в море через Северный пролив. Один за другим выходили из пролива пассажирские и грузовые теплоходы, буксиры – новый, недавно сошедший со стапелей флот, который так ждали на великой сибирской реке Лене...

Потянулись однообразные дни спокойного караванного плавания. Как и предсказывал Лавр Семенович, суда шли по чистой воде. Изредка попадались разреженные ледяные поля. Туман доставлял больше неприятностей, чем лед. Но на западе, в нескольких милях от каравана, лед стоял сплошной полосой. На краю этой полосы дымил казавшийся издали игрушечным двухтрубный ледокол. Он появился там через сутки после того, как караван вышел из Диксона, и не оставлял его до самого пролива.

– Зря дымишь, совсем зря, – сказал однажды Лавр Семенович, посмотрев на него в бинокль.

– Почему? – не понял Игорь.

– Он пытается нам проводку навязать, – объяснил Лавр Семенович. – Ему неинтересно просто так в море присутствовать. А за проводку деньги платят... Гаянов – экономный товарищ. Это правильно. Зачем кому-то платить, когда и сами прекрасно доберемся.

– Всюду деньги, – скорбно произнес Игорь. – Когда их наконец отменят...

– В исторически кратчайшие сроки... Молодцы синоптики. Прекрасную погоду нам выбрали.

На судне вновь устоялся обычный порядок. Исчезло ощущение нервозности и вечной тревоги, которое царило в рубке, когда за кормой колыхалась прямоугольная коробка землесоса. Капитан выходил на свою вахту с восьми до двенадцати и с двадцати до двадцати четырех. С двенадцати до шестнадцати и с ноля до четырех стоял Сергей Огурцов. На вахте Сергея капитан появлялся в рубке довольно часто. Если он и отдыхал в это время, то не раздеваясь. С четырех до восьми и с шестнадцати до двадцати стоял Игорь. В это время капитан заходил в рубку крайне редко – только по неотложному делу или под каким-нибудь деликатным предлогом.

Игорь составил расписание вахт для матросов так, чтобы вахты у него и у Ивана Карпова совпадали. Он стал учить Ивана стоять на руле. Когда Иван натренировался сносно держать судно на курсе, Игорь преподал ему устройство навигационных приборов и основы навигации. Иван схватывал быстро и все больше увлекался морскими науками. Особенное удовольствие ему доставлял процесс определения места судна. Научившись брать пеленги и наносить их на карту, Иван занимался этим делом при каждом удобном случае. Он наносил на карту точку, снимал расстояние между нею и предыдущим определением, рассчитывал по времени и скорости, какое расстояние должно было пройти судно. Он и удивлялся и радовался, что человек умеет точно определять свое место на поверхности планеты.

А дни, наполненные постоянной ритмичной работой, четко разделенные на четырехчасовые отрезки времени, шли и растворялись где-то позади, в тумане. Казалось, «Сахалин» идет им навстречу, каждое утро встречаясь с новым днем и проходя сквозь него.

Пролив Вилькицкого был чист ото льда .Лед стоял на севере, под островом Большевик, ожидая перемены ветра, чтобы ринуться в пролив и закупорить его. Но ветер седьмые сутки дул все в том же направлении – с юго-востока на северо-запад. Лед стоял смирно, плотно прижатый ветром к берегам Северней Земли. Низко висело над водой серое, клочковатое небо.

Миновав пролив, караван вошел в море Лаптевых и стал спускаться к юго-востоку, вдоль побережья Таймыра. Льда не было. Ветер задувал сильнее, но не менял направления. Ветер нес с собой густую пелену дождя и гнал крутые, почему-то коричневого цвета волны. Кончились спокойные деньки капитана Лагунова. Все чаще можно было увидеть его в рубке сидящим на просторном диване или стоящим у правого окна, заливаемого косыми струями дождя. С большим трудом можно было различить корму впереди идущего судна...

Игорь и Сергей, не сговариваясь, стали приходить в рубку на капитанскую вахту. Два часа с капитаном стоял Игорь, два часа Сергей. Первое время капитан гонял помощников вниз:

– Идите отдыхайте. Я за это деньги получаю.

Но помощники не уходили. Они еще не умели мерить труд денежной мерой. Они знали одно – если человеку трудно, ему надо помочь. Капитан понял это и смирился.

У островов Петра на караван обрушился девятибалльный ветер. Гаянов передал по радио приказ уходить в пролив Мод. С трудом миновали суда узкий и мелководный пролив и стали на якоря под островом Восьмого марта. В четыре часа утра Игорь принял у Сергея вахту. Он обошел судно, на всякий случай потравил по полсмычки якорных цепей, замерил скорость ветра и засел в рубке. Вахтенный матрос Иван Карпов, померзнув для приличия полчаса на палубе, тоже пришел в рубку.

– Гаянов получил радиограмму из Тикси, – сказал Игорь.

– И что в ней? – обернулся Иван.

– В Тикси выехала из Якутска приемная комиссия.

– Нас принимать?

– Нас... Сам Иванов прибудет.

– Скорей бы дойти, – вздохнул Иван.

– Быстро тебе плавание надоело, – усмехнулся Игорь. – В Ленинграде ты бодрее держался.

– Тебе хорошо говорить, – отозвался Иван. – Ты в этом котле с четырнадцати лет варишься. Привык... Мне не надоело. Я просто устал.

Иван переменил позу, прислонился к переборке.

– И стихи у меня здесь не пишутся, – сказал он. – Наверное, слишком много впечатлений. Не уложилось еще... Вчера мне матрос говорит в каюте: «Что ты все думаешь, думаешь, а потом запишешь? Что это может быть за предложение такое, которое можно записать?» Я даже не нашел, что ответить...

Игорь засмеялся.

– Матрос сказал мудро... В самом деле, а что мы с тобой можем записать? То, что мы еще ни черта не понимаем? Это не так уж интересует человечество, как нам кажется.

– Почему? – возразил Иван. – Я многое понял за последнее время. Понял, что настоящее дело делается здесь. А в Ленинграде только отражают, осмысляют, истолковывают.

– Тоже не новая мысль, – сказал Игорь. – Одно хорошо: что ты пришел к ней на личном опыте. Для поэта очень полезно.

– Поэт... А что это, простите, за профессия? – спросил Иван. – Я, может, хочу штурманом стать. Смешно?

– Неожиданно.

– Понимаешь, Игорь, – торопливо заговорил Иван, – мне надоело болтаться где-то сбоку. Будь я гениален – другое дело. Можно было бы только смотреть, думать да писать. А я кто? Я – Карпов. Иван Карпов. Гениальных поэтов с такой фамилией не бывает. Я хочу заниматься делом – как ты, как Сергей Огурцов... Я понял, как это унизительно: шататься по редакциям и предлагать свои услуги.

– Поздно ты созрел, Ванюша, – сказал Игорь. – Трудно тебе теперь будет жить.

– Почему? – Иван насторожился.

– Боюсь, что ты себя не переделаешь. Есть, понимаешь, люди, которые боятся усталости. Чуть только почувствуют ее – сразу косят глазом: где бы прилечь?

– Почему ты думаешь, что я такой?

– Это трудно объяснить... приятелю. Ты почти не выходишь на палубу, когда не твоя вахта. Ничего не делаешь по собственной инициативе. Работаешь матросом три месяца, а это дело тебе опостылело – я же вижу. Вот хочешь штурманом стать. А с какого фонаря ты это взял? С таким же основанием ты мог бы сказать Лагунову: «Ну-ка, Лавр Семенович, дайте я за вас недельку покапитаню».

– Это твои домыслы, – перебил Иван.

– Ты совсем перестал вспоминать об аргонавтах, – сказал Игорь. – А помнишь, как красиво ты говорил о них в Ленинграде? Поэму написал... Как ты рвался в море! А теперь тебе хочется домой, да?

Тогда Иван часто заходил к Игорю, расспрашивал о море, читал свои стихи – эмоционально, нараспев, очерчивая голосом каждое слово так, что его было видно глазами. Но стихи были мелковаты и бессильны.

 
Тихо, темно.
Один, ночью,
вдруг постиг:
душу не разорвешь в клочья,
как неудавшийся стих...
 

– Не надо рвать душу, – говорил ему Игорь. – Работать надо. Когда человек работает, у него не бывает ипохондрии.

– Как работать? – допытывался Иван.

– Руками, спиной, головой. Всяко работать.

– Сам ты ничего не знаешь, – вздыхал Иван. – А еще про аргонавтов рассказываешь. Ты мне душу растормошил. Я ночами не сплю – Аполлония читаю... А скучно он про них написал. Я, пожалуй, переделаю... Возьми меня матросом на свой пароход, – просил Иван в конце каждого разговора.

– У меня парохода-то нет.

– Когда будет.

– Попробую...

Иван уходил. После разговоров с ним у Игоря возникало желание немедленно собрать чемодан и уехать. Где-то люди плавают, трудятся, дышат штормовой пылью, утверждают смысл своего бытия на этой земле. А он?..

Однажды, придя домой, Игорь нашел на столе непочатую четвертинку самого дешевого коньяку, под которой лежала записка, написанная прыгающим почерком Ивана: «Куда ты с утра завеялся? Зайду через час. Я написал поэму об аргонавтах. Жажду отправиться в путь. На месте сидеть невмоготу – брюхо выросло...»

Игорь убрал бутылку, расстелил на столе одеяло и стал гладить брюки. Пришел Иван. Он снял пальто, повесил его на гвоздь у печки, поинтересовался:

– Коньяк выдул?

– На диване лежит, – показал Игорь.

– Я ночь не спал, – зевнул Иван. – Вдохновение меня, видишь ли, посетило. Не могло найти другого времени.

– Читать будешь? – спросил Игорь.

– Сначала дай выпить, – попросил Иван. – А то я на ходу засыпаю. И пожевать чего-нибудь дай.

Иван выпил коньяку, сморщился, торопливо стал есть хлеб с сыром. Игорь повесил выглаженные брюки на спинку стула.

– Теперь спать не хочется, – сказал Иван. – Читать тебе стихи?

Иван сел на диван, положил затылок на спинку, прикрыл глаза.

– Читай, – сказал Игорь и тоже сел на диван. – Я люблю миф об аргонавтах, и горе тебе, если ты его испортил.

– Не знаю... Ты так и не видел с тех пор Ирину Сергеевну? – вдруг спросил Иван.

– Нет.

Иван сказал задумчиво:

– Знаешь, штурман, у меня тоже будет когда-нибудь своя Ирина... Хочешь, признаюсь?

– Валяй.

– Мне двадцать пять лет, а я еще девственник.

– Так не бывает, – сказал Игорь.

– Не веришь?

– Хорошо бы так... Меня обольстила судовая буфетчица. В пятнадцать лет. Я любил ее. После этого.

– Это гадко.

– Может быть. В войну она партизанила в Белоруссии. У нее орден Красной Звезды и серебряная партизанская медаль...

– Всякие бывают судьбы, – сказал Иван и вдруг, без паузы стал читать свои стихи. Игорь с удивлением и радостью услышал, что в стихах Ивана уже нет той философической расслабленности, которая губила их последнее время. Ушли из стихов выверты. Строчки дышали романтикой подвига и любви. Велик был подвиг Ясона, велико было его счастье, пока он искал и добивался. Столь же великие беды постигли героя, когда он успокоился в благополучии царствования. С искалеченной жизнью, с опустошенной душой Ясон снова отправляется в путь. Иван ничего не сказал о гибели Ясона. Поэма оборвалась, когда герой увидел на берегу моря свой старый корабль. Что с ним будет дальше?

Игорь сказал:

– Странные вы, поэты, ребята. Пишете красиво, но непонятно.

– Ты хорошо умеешь гладить, – сказал Иван, посмотрев на его брюки с четкой, острой складкой. – А меня разморило. Я посплю, можно?

– Спи. Я сейчас уйду. Вернусь поздно. Попробую сегодня начать устраиваться на работу. Нельзя больше сидеть на месте.

– Верно, – сказал Иван и зевнул. – Ну, иди скорее...

15

На следующий день Игорь получил открытку от Куприяна Купавина. В ней, между прочим, было написано: «Фельетон я дотянул. Работаю с режиссером. Если хочешь посмотреть репетицию – позвони мне как-нибудь с утра или после полуночи... Чем ты обидел Ирину? Она на тебя злится, хоть и отзывается о тебе очень тепло. Ну, звони».

Игорь несколько раз перечитай последние строчки. Конечно, он ведет себя глупо. Если уходить – так уходить совсем, чтобы и памяти не оставалось. Не приходить в редакцию – это не выход...

Вскоре Игорь решился позвонить Купавину. Куприян сказал, что репетиции закончены и в ближайший четверг состоится просмотр. Просмотр был в зале одного из Домов культуры. Игорь пришел чуть позже начала.

– Сейчас будет показываться балалаечник, а потом Куприян...

Игорь обернулся на голос. Сзади сидели Ирина и жена Купавина. Они смотрели на него и улыбались. Игорь протянул Ирине сразу обе руки. Она легонько тряхнула их.

– Здравствуй, пропащая душа...

Балалаечник брал первые аккорды обязательной для балалаечников «Венгерской рапсодии».

– Я каждый день снимал трубку, чтобы позвонить вам, – сказал Игорь. – Но так и не решился.

– Как у тебя дела? – спросила Ирина.

– Прекрасно, – сказал он. – Ушел из пароходства. Собираюсь двинуться на Север.

– Чем тебе плохо было в пароходстве? – удивилась Ирина.

– Не знаю. Вероятно, просто надоело сидеть на месте. А на Севере я еще не был. Пойду взгляну на Арктику...

– Бродяга ты...

– Бродяга.

– Это нехорошо.

– Прекращайте любезничать или немедленно убирайтесь отсюда, – зловеще прошептала Татьяна, когда Куприян вышел на сцену и произнес первые фразы фельетона.

– Уберемся? – спросил Игорь.

– Я хочу послушать.

– Послушаете на концерте.

– Тебя не переспоришь. Ну, пойдем. Только тихо.

Они вышли на улицу и остановились, взявшись за руки, переглядываясь и улыбаясь. Ирина, закрыла глаза и подняла лицо.

– Как оно уже сильно греет, – сказала она. – Я очень люблю солнце!

– А там в зале темно и Куприян несет околесицу, – засмеялся Игорь. – Пошли, пока нас не догнали. Вам не надо на работу?

– Нет, я предупредила. А куда мы пойдем? – спросила Ирина.

– Куда хотите. В ресторан, в кино, в цирк, в Африку...

– Хочу в Африку, – засмеялась она.

– Пошли. Африка на той стороне, – показал Игорь и взял Ирину под руку.

– А мы успеем до восьми туда и обратно?

– Вас ждут?

– Именно сегодня, – сказала Ирина. – Муж уезжает в командировку в одиннадцать пятьдесят пять. Надо собрать кое-что...

Игорь сказал тихо:

– В таком случае с Африкой дело не выгорит. Пойдем в ресторан и покоримся. А потом пойдем в кино. В восемь вы будете дома.

– Не хочу в ресторан. И в кино не хочу, – сказала Ирина.

– А куда вы хотите, Ирина Сергеевна?

Ирина улыбнулась, прижала к себе его руку.

– Ты всех своих приятелей называешь по имени и отчеству?

– Чего вы хотите, Ирина?

Она подумала и сказала:

– Хочу солнца. Много-много солнца. Я так соскучилась по нему за эту зиму.

… В половине десятого утра Игорь появлялся у ворот ее дома. Она выходила улыбающаяся, свежая, как утро, и каждый раз удивлялась:

– Игорь, у тебя дежурство здесь?

– Охота пуще неволи, – смущался он. – Опять же солнце с утра. Вдвоем оно веселее...

Они шли пешком до редакции, и там, у окованной бронзой двери, Игорь прощался – всегда одинаково:

– Зайти за вами к шести?

Чаще всего Ирина говорила:

– Приходи.

Иногда, ссылаясь на занятость, предлагала:

– Лучше завтра...

В таких случаях Игорь покорно соглашался и ехал грустить за город или возвращался домой. Как-то в воскресенье они вместе приехали в Солнечное.

– Тебе хочется в море? – спросила Ирина, глядя, с каким грустным лицом Игорь смотрит на голубой, наполовину очистившийся ото льда залив.

– Еще как, – грустно улыбнулся Игорь. – По ночам снится, что я на мостике... Ваньку Карпова заразил этим делом. Подгоняет меня: скорее нанимайся на работу, хочу, мол, с тобой матросом плавать...

– Чего ж ты медлишь?

Игорь посмотрел на Ирину, хотел сказать правду, но передумал.

– Зима была... Куда зимой наймешься? Вот в понедельник пойду наконец устраиваться. Здесь есть экспедиция по проводке морем речных судов. Как раз занятие на лето и осень. Им сейчас нужны штурмана – я узнавал...

– Далеко это надо плавать? – спросила Ирина.

– Не очень. Через Арктику на Лену.

– На речных судах через Арктику? – удивилась она.

– Казаки через Арктику на кочах ходили, 3наете, такая деревянная посудина длиной восемнадцать метров, две тысячи пудов водоизмещения... Так, под одним парусом и отправлялись в море, где «кручины великие» и «ветры страшные раздирные»...

– Красиво, – сказала Ирина и улыбнулась.

Кругом расстилалась кочковатая равнина с островками нестаявшего снега. Равнину наискось пересекала линия высоковольтной передачи. Левая половина вагона была залита лучами солнца. Они вышли в тамбур. Игорь закурил, открыл дверь. Ветер врывался в вагон, трепал и рвал в клочья голубой табачный дым.

– Вы хотели бы так ехать далеко-далеко и больше не вернуться? – спросил Игорь.

– Никогда?

– Никогда.

– Хотела бы. Только это невозможно, – покачала головой Ирина.

– А если я вас увезу? – спросил Игорь.

– Ты не решишься, – тихо и серьезно сказала Ирина. – Для такого надо много силы... Так что давай об этом больше не говорить.

Поезд затормозил, и они вышли на перрон. Снова тронулся поезд, пошел выбивать дробь на стыках рельс. Потом дробь слилась в один дребезжащий, замирающий звук. Игорь тихо взял Ирину под руку.

– Пойдем?

– Постой. Дай привыкнуть...

Ирина подставила лицо солнцу, зажмурилась. Игорь осторожно, чтобы она не почувствовала, прикоснулся губами к ее волосам.

… В понедельник он пошел оформляться на работу. Сначала ему дали направление в поликлинику. Целый день он протомился у дверей врачебных кабинетов. Только в середине второго дня он получил справку о том, что «годен для плавания в Арктике и в тропиках в должности помощника капитана». Потом пришлось писать анкеты, заполнять личное дело и несколько учетных карточек. После этого ему поставили штамп в паспорт и вручили копию приказа о том, что он зачислен в резерв на должность второго помощника капитана.

– Когда на работу? – спросил Игорь у седого, астматического инспектора по кадрам.

– Погуляй пока, – сказал инспектор и закашлялся. – В начале мая мы тебя отправим в Беломорск или Двинск. Там видно будет.

Игорь спросил, требуются ли экспедиции матросы. Инспектор сказал, что матросы нужны и, если у него есть знакомые, пусть приходят. Два дня Игорь помогал Ивану устраиваться в экспедицию. Астматический инспектор по кадрам долго кряхтел, кашлял и говорил, что нельзя брать матросом человека, который, судя по записям в тощей трудовой книжке, ни разу не нюхал моря. Игорь упрашивал, клялся, что Иван трудолюбив и понятлив, как индийский слон.

– Ну, отвяжись, – сдался наконец инспектор по кадрам. – Возьму твоего Карпова. Заберешь его на свое судно и сам будешь с ним возиться...

Игорю только этого и надо было.

Оформившись на работу и ухитрившись получить аванс, Иван прибежал к Игорю с бутылкой шампанского и полез целоваться.

– Теперь руно наше! – кричал Иван, разливая вино по столу, мимо стаканов.

– После каждого руна надо искать следующее руно, – сказал Игорь. – Иначе околеешь со скуки. Так я понял твою поэму?

Он стер со стола пролитое вино старыми носками.

– Приблизительно так, – сказал Иван и подал ему стакан. – Выпьем за наше плавание. Да пошлет нам Зевс Громовержец много подвигов и опасных приключений на нашем благородном пути!

Игорь кивнул и выпил вино. Глядя на ликующего Ивана, он загрустил. Стало жалко его.

– Ваня, – сказал Игорь. – Сколько ты будешь получать денег?