Текст книги "Простое море"

Автор книги: Алексей Кирносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– До льда еще далеко. Раньше, чем за Югорским Шаром, мы его не встретим. В этом году, говорят, на редкость хорошая ледовая обстановка.

– Жаль. Балла четыре льда не мешало бы нам...

– Не волнуйтесь. Ветер стихает, горло Белого моря мы прошли. Так что идите отдыхать. Я, пожалуй, тоже примну диванчик часика на два. – Капитан зевнул и пошел в рубку.

В скором времени ветер и в самом деле стих. Капитан спал на диване в рубке, прикрыв лицо фуражкой. Старпом, заложив руки за спину, шагал по мостику, медленно переставляя грузные ноги.

– Пойду-ка я отдохну малость, – сказал Сергей. – А то вся фигура одеревенела от этого стояния.

– А чего вы вообще здесь стояли? – спросил Григорий Ильич. – Может, вы надеялись его за трос наверх вытянуть, если бы он оверкиль сыграл?.. Лежал бы я на вашем месте в каюте и читал бы книжку про графа Монте-Кристо.

– Не могу, – признался Сергей, виновато улыбаясь. – Душа болит.

– Ерунда, – сказал Григорий Ильич. – Про боль души – это все начальство выдумало. Начальству выгодно, когда у подчиненных душа болит. Они тогда дело лучше делают и дисциплину соблюдают.

– Все-таки свое судно... Жалко, – сказал Сергей.

– Ерунда. Сегодня оно ваше, а завтра вы его сдали в Якутии какому-нибудь дикарю, у которого три класса образования на двоих с братом. Он его за месяц в такое превратит, что и вблизи не узнаете...

– Там уже много культурного народу, – возразил Сергей. – Я в прошлом году был на Лене...

– Конечно, принимать будет культурный человек, – сказал Григорий Ильич. – А работать? Работать на нем дикарь будет. Буфетчица убирает вам каюту? – вдруг спросил старпом.

– Да, очень хорошо убирает, – сказал Сергей. – Спасибо.

– Это она на первых порах так, – предупредил его старпом. – Потом раз в неделю тряпкой махнет, вот и вся уборка. Я ее уже изучил. Этакая неприятная девка. Откуда ее только выкопали?

– По-моему, хорошая девушка. – Сергей пожал плечами. – Я ничего неприятного в ней не заметил. И даже миловидная очень...

Григорий Ильич исподлобья, подозрительно взглянул на Сергея.

– Вот-вот... – процедил он сквозь зубы. – Миловидные – они самые стервы бывают. Вы с ней в разговоры-то особенно не вступайте. И не дай вам бог к ней рукой прикоснуться – всем расскажет, что вы ее изнасиловать хотели. У нас уже такое было...

– Не знал, – удивился Сергей. – Значит, правда, что внешность обманчива.

– Еще как обманчива, – подтвердил старпом. – В общем, я вас предупредил.

– Спасибо. Учту... Если ветер станет крепчать, вы меня позовите, пожалуйста, на мостик. И второму попрошу передать то же самое, когда он вас сменит.

– Хорошо, – кивнул Григорий Ильич и спросил: – А что, второй помощник ваш приятель?

– Вместе мореходку кончали.

– Вы ему тоже особенно не доверяйте, – сказал старпом. – Этот парень – себе на уме. Видите, как бегает, старается. На мостике по десять часов торчит, не сходит... Это все не просто так.

Сергей поморщился и пошел вниз. Говорить об Игоре со старпомом ему не хотелось.

8

По длинному и извилистому проливу Югорский Шар «Сахалин» вывел землесос в первое арктическое море – Карское.

– Вот здесь я уже встречал лед в такое время года, – сказал Лавр Семенович, когда Игорь спустился в рубку.

– Лучше лед, чем зыбь.

С северо-востока катились крутые серые волны.

– Да... – протянул Лавр Семенович. – Опять ваш приятель ночь спать не будет. Беспокойный он товарищ.

– Беспокойными мир движется.

– Это верно... А я вот устаю, – капитан присел на диван. – Раньше двое, трое суток на мостике для меня раз плюнуть было. Теперь не то... Годы, молодой человек, годы... – Лавр Семенович вздохнул, снял фуражку, погладил редкие рыжеватые волосы. – Пойду посижу в каюте полчасика. Если что – вы мне свистните в трубу.

– Идите, – кивнул Игорь. – Обстановка пока спокойная. Я вас позову, если что надо будет.

Капитан постоял немного в рубке, вышел на мостик, посмотрел в сторону землесоса и спустился вниз.

Вокруг катились все те же аккуратные серые волны. «Сахалин» легко взбирался на них и так же легко и плавно съезжал в ложбины, едва заметно покачиваясь с носу на корму. У входа в моторное отделение старший механик с мотористом, расстелив на палубе большой кусок ветоши, разбирали на части какой-то замысловатый механизм. Неподалеку от них повариха складывала в алюминиевый бак соленую треску. Боцман и вахтенный Иван Карпов заделывали огон на стальном швартовом тросе. Иван неумело пихал свайку между прядей проволоки, а боцман что-то строго говорил ему и тыкал в трос пальцем.

Игорь вспомнил, с какой радостью Иван тогда в Ленинграде узнал о том, что его приняли на работу в экспедицию. Он не предполагал, что ему придется делать огона на стальных тросах и мелкие, злые проволочки будут прокалывать кожу на руках и потом придется высасывать кровь из ноющих ранок... Игорь увидел, что Иван сунул в рот палец. Он усмехнулся,

В четырнадцатилетнем возрасте впервые ободрал он руку о стальной трос. Пожалуй, на этом судне только капитан да он умеют сделать японский сплесень, завязать американскую удавку, знают, как называется правый якорь, шестой парус на гроте или рог с салом, в который втыкались парусные иглы... Потом мысли по старому, привычному руслу перенеслись в Ленинград, к Ирине. Он тогда дал Куприяну по физиономии. Куприян спросил:

– Ирина будет печатать твой очерк?

Игорь не знал, будет ли она печатать очерк. Он не ходил в редакцию. Женщина на его глазах уехала с кем-то в машине – черт знает что.

– Нет, – ответил Игорь Куприяну. – Не понравился. И вообще я не хочу иметь дела с газетой.

Куприян, делая вид, что ему многое известно, спросил:

– С газетой или с Ириной?

– Это для меня сейчас одно и то же, – сказал Игорь. Хотелось как можно скорее кончить этот разговор, но Куприян был настойчив.

– По-моему, ты смотришь на нее довольно нежно. Не совсем как на редактора. Она, кстати, замужем, так что пофлиртовать с ней очень даже удобно. Не теряй случая.

– Я знаю, что она замужем, – сказал Игорь. – И прекрати, пожалуйста, этот разговор.

Куприян засмеялся, сказал:

– У нее удобный муж. Научный сотрудник, лауреат Сталинской премии и с машиной. Весь в своей науке.

– Прекрати... – Игорь сказал это тихо, упавшим голосом. Куприян ничего не понял. Он продолжал говорить:

– Ну, не лезь в бутылку. – Он похлопал Игоря по плечу. Игорь отстранился. – Я не знаю, какие у вас отношения...

Игорь ударил его по лицу, прилагая усилия к тому, чтобы ударить не сильно. Куприян стукнулся затылком о стенку, – это спасло его от падения. Очки упали, но не разбились. Куприян поднял очки, надел их, сказал:

– Я старше тебя на восемь лет и вижу кое-что из того, что ты не видишь. Скорее кончай фельетон. Я сказал в управлении, чтобы мне его включали в программу. Боюсь, у меня распухнет губа. Ну, будь здоров.

По дороге домой Игорь купил четвертинку водки. Дома его ждало письмо в конверте со штампом газеты. Он рванулся прочесть его сразу, потом передумал. Сначала он выпил водку, заел ее копченой салакой и вымыл руки. Потом он некоторое время думал о том, что Ирина замужем. Он стал ненавидеть Ирину. Он понял, что тогда муж увез ее на машине. Он стал ненавидеть мужа. Когда в голове зашумело, а горе стало не давить, а гладить сердце, он вскрыл письмо.

«Милый мальчик, – писала Ирина. – Почему ты не приходишь? Я что-то почувствовала, но надеюсь, что это неправда. Твой очерк пойдет завтра. Пришлось сократить его на полторы странички – не влезал в полосу. Извини, но мы – газета. Если ты свободен сегодня – зайди прочесть корректуру. Я дежурю, можешь приходить в любое время. Очерк всем очень понравился. Не написал ли ты еще чего-нибудь? Редактор сказал, что такого сотрудника нельзя терять из виду – что я и делаю... »

Игорь запомнил письмо наизусть. Он говорил себе:

– Редактор приказал ей не терять из виду сотрудника... А если бы редактор велел гнать сотрудника в три шеи?..

Он решил, что ни в коем случае не пойдет в редакцию, оделся и вышел на улицу. У двери редакции он резко повернулся и пошел обратно. Дома он взял деньги и поехал в аэропорт. Хотелось снова побывать в Таллине, но таллинский самолет уже ушел. Пришлось взять билет на Ригу. Он пробыл в Риге два дня и вернулся в Ленинград, так и не успокоив душу. Из аэропорта позвонил Ирине. Секретарша объяснила Игорю, долго не понимавшему, в чем дело, что Лескова уехала на завод по заданию редакции. Она спросила у Игоря фамилию и сказала, что его хвалили на редсовете.

«Хватит ли у меня духу позвонить еще раз?» – подумал Игорь.

Он взял такси и поехал в порт – объяснять начальнику резерва, почему он вчера не явился на вахту. Конечно, это было проще пареной репы. Сказать, что был болен, сделать скучную физиономию – и все. За один прогул не повесят и не выгонят.

– По какой причине вы вчера сорвали вахту? – спросил начальник резерва, глядя на Игоря не слишком строго.

Игорь раскрыл было рот, чтобы объяснить про болезнь, но вдруг сказал другое:

– По неуважительной.

Начальник резерва посмотрел на него удивленно, спросил:

– Вы знаете, что мы в любую минуту можем взять человека на ваше место? Сейчас достаточно штурманов. Игорь сказал резко:

– Ну и берите. Я десять лет плавал и кончил Мореходное училище не для того, чтобы сторожить мертвые пароходы. Лучше поеду в Мурманск и буду треску ловить...

– Это вы всерьез? – спросил начальник резерва.

– Вполне.

– Очень самостоятельный молодой человек, – сказал начальник резерва. – Подумайте все же. Я не собираюсь увольнять вас за этот прогул.

От этой начальственной снисходительности Игорь разозлился еще больше.

– Хватит, – сказал он. – За сутки вашей вахты так надумаешься, что остальные два дня голова трещит. Мне надоело.

Через два часа, выполнив все формальности и получив в кассе тысячу двести тридцать рублей денег, Игорь вышел на улицу вольным человеком.

«А что делать с этой волей? – подумал он. – Может, и в самом деле поехать в Мурманск и наняться на траулер? Или махнуть на Камчатку крабов ловить? Вкусная штука – крабы... »

Он нашел конверт из редакции. В нем был номер газеты с его очерком. Очерк занимал весь подвал на второй полосе. В конце стояла подпись: «Штурман И. Соколов». Игорь прочитал очерк, не сняв шинели, стоя. Он так и не заметил, что же Ирина вычеркнула. Очерк стал крепче, весомее, и тот героизм людей, который Игорь старательно затушевывал и пытался представить как явление будничное, вдруг выступил из-под наплыва деталей.

Игорь вышел на улицу и позвонил Ирине.

– Мне бы Ирину Сергеевну, – сказал он, когда ему ответили.

– Это и есть Ирина Сергеевна, – сказала Ирина. – С каких пор ты перестал меня узнавать?

– Здравствуйте. Я боялся ошибиться. Мне сказали, что вы на каком-то заводе.

– Я только что вернулась, – сказала Ирина. – Человек прислал письмо, что его зажимают и обсчитывают, но, кажется, он просто склочник... Ты не хочешь заняться этим делом? Зайди-ка в редакцию, скажем, завтра с утра.

– Я не буду больше заходить в редакцию, – сказал Игорь.

Ирина долго молчала. Потом она спросила:

– Почему так?

– Потому что я люблю вас, – сказал Игорь и повесил трубку. Он снова снял трубку. В ней щелкнуло, раздался густой гудок. Игорь повесил трубку, вышел на улицу и пошел к Невскому. Он задевал встречных, натыкался на них, они огрызались.

«Надо бы позвонить Куприяну, – думал Игорь. – А что я ему скажу? Что не напишу фельетон? Какие уж теперь фельетоны...»

Он наткнулся на кого-то.

– Вы пьяны? – спросили его.

Игорь поднял глаза и увидел Раздрогина.

– Нет, не пьян, Николай Эдуардович, – сказал Игорь. – Знаете, я сделал полку.

– И поэтому у вас такое лицо, будто вы возвращаетесь с похорон любимой тети? – спросил Раздрогин.

– Не поэтому, – сказал Игорь. – Хотите выпить со мной? У меня сегодня много денег.

Игорь вынул из кармана пачку сотенных.

– Спрячьте, – попросил Раздрогин. – Здесь рядом скупочный магазин. Подумают, что мы торгуем.

– Пусть думают, – сказал Игорь и спрятал деньги. – Мы же знаем, что мы не торгуем. Как же насчет выпить?

– Что с вами произошло? – Раздрогин взял Игоря за плечи.

– Не скажу, – покачал головой Игорь.

– Ладно, – улыбнулся Раздрогин.

– Между прочим, я ушел с работы, – сказал Игорь.

– Это плохо. Что будете делать дальше?

– Уеду. Куда-нибудь на Север, на Дальний Восток... Россия велика.

– Хотите отправиться за золотым руном? – усмехнулся Раздрогин. – Хорошее дело. Валяйте...

– Далось вам это руно... Никакого руна не было. Это я точно знаю. Его Аполлоний Родосский выдумал.

– Было руно, – вздохнул Раздрогин. – Все было. Было счастье поиска, было разочарование от удач... И зубы дракона тоже были. Вы это поймете через несколько лет.

– Ничего я не хочу понимать, – сказал Игорь. – Через несколько лет я куплю себе избушку у озера. Куплю лошадь. Буду возить на базар рыбу и картошку со своего огорода. И женюсь на вологодской, чтобы смешнее было жить...

– Избушки у озера не будет, – сказал Раздрогин. – Это не для вас. Вы будете сомневаться, находить и терять до самого склероза...

– Давайте выпьем, – повторил Игорь. – Когда я выпью, у меня не так давит в груди.

– Да... Вам, конечно, надо уехать, – задумчиво сказал Раздрогин. – Без работы вы сейчас жить не сможете...

9

Все же Игорь еще долго жил без работы. К нему явился Куприян и насильно усадил за фельетон.

– Не делай из меня посмешище! – закричал он на Игоря. – Я всем раззвонил, что имею принципиально свежий фельетон. А ты манкируешь. Разве для этого я выволакивал тебя на свет?

– Заткнись, – сказал Игорь. – Через три дня фельетон у тебя будет. Не мешай и убирайся к черту. Я не могу творить при посторонних.

– Дожил Куприян Купавин, – проворчал Куприян. – Он уже посторонний... Ладно, я уберусь. Лескова звонила.

Игорь заерзал на стуле.

– Просила напомнить тебе, чтобы ты двадцатого зашел за гонораром.

– Зайду, – сказал Игорь.

– Не сомневаюсь. Ну, я покидаю тебя на три дня. И будь любезен...

Проводив Купавина, Игорь лег на диван и закурил. Голова медленно окутывалась облаком дурманящих мыслей. Игорь закрывал глаза – Ирина говорила, улыбалась, клала на ладонь круглый, чуть припухлый внизу подбородок... Иногда Ирина оказывалась у себя дома, – тогда приходилось вставать с дивана и ходить, ходить по комнате, пока не потускнеет созданная болезненным воображением картина... Так прошел день, и ночь, и еще день. Наконец Игорь сбросил с себя оцепенение, съел сразу две пачки пельменей, выпил чайник чаю и стал писать фельетон. Он просидел ночь, написал семь страниц стихов, сделал приписку на последней странице: «Сделал, что мог. Пускай, кто может, сделает больше».

Он вышел на улицу, отправил фельетон Куприяну по почте и, чувствуя, что с плеч свалилась тяжкая обуза, отправился на Витебский вокзал и уехал в Пушкин.

Екатерининский парк был пуст. Безукоризненно прямым проспектом тянулся к озеру замерзший канал. За павильоном, у спуска к воде, стояла группа людей. Игорь подошел ближе и увидел прорубь, в которой плескался голый человек. Рядом на льду суетился фотограф и щелкал аппаратом. Человек в проруби брал воду горстями и лил себе на голову. Среди зрителей раздавались возгласы восхищения.

– А вы так могли бы?

Это спросил невысокий тоненький юноша, одетый в серое осеннее пальто. Воротник пальто был поднят, кепка надвинута на уши. У него были мохнатые соломенные брови и пухлые губы.

– При необходимости мог бы, – сказал Игорь. – А для спорта нет.

– Мне от одного вида зябко становится. – Он поежился. – А тут еще этот фотограф... Пошли отсюда.

Игорь удивился, но не подал виду. Они прошли к Камероновой галерее, потом свернули налево к Розовому полю.

– Может, вы в одиночестве хотели гулять? – спросил человек в кепке. – Это бывает временами...

– Мне все равно, – сказал Игорь. – Одиночества я не люблю.

– Вы чем занимаетесь в жизни?

– Плаваю. Я штурман.

– А я вот... – сказал человек в кепке, вынул из кармана маленькую книжку в мягком переплете и подал ее Игорю. На обложке было написано: «Иван Карпов. В дороге. Стихотворения».

– Тоже неплохая профессия, – вежливо сказал Игорь, возвращая книжку. – Меня зовут Игорь Соколов, раз уж вы представились.

– Некий Соколов недавно выдал в одной газете интересный рассказ про моряков, – сказал Иван Карпов.

– Это тоже я. Только не рассказ. Очерк.

– Хороший очерк кажется рассказом, – сказал Иван. – А я вот не понимаю, как можно писать прозу. Пробовал – не выходит. А ведь иные пишут повести, романы... Представляю – написать пятьсот страниц! Это надо иметь зад, как у павиана. С мозолью... Плавать, наверное, интересно?

– Очень, – кивнул Игорь.

– Вы сколько лет уже на море?

– Девять лет.

– И все штурманом?

– Нет, – улыбнулся Игорь. – По Кодексу Торгового мореплавания штурманом можно быть только с девятнадцати лет.. Я первый год работаю штурманом. Много времени дурака провалял, не учился. Матросом плавал, боцманом...

– Я думал, боцманами только старики бывают, с серьгой в ухе.

– Я тоже не мальчик... Знаете что, Иван...

Игорь замолчал, подбирая слова. Иван смотрел выжидательно.

– Я не понимаю такой шутки, – сказал Игорь. – Как можно показывать свои стихи где-нибудь в редакциях, чужим людям... Ведь стихи – это для себя. Твои стихи может понять только человек с одинаковым настроем души.

Карпов помолчал, поднял с тропинки раздавленный чьим-то каблуком желудь, докрошил его в пальцах.

– Если вы пишете стихи только для себя, – сказал он медленно, – тогда не стоит, конечно, показывать их чужим людям. Не поймут, посмеются... Игорь, – спросил он вдруг, – а очень сложно работать матросом?

– В каком смысле?

– Много надо знать для этого?

– Много, конечно... Но практически никто из матросов не знает и половины того, что ему положено знать. Сейчас очень трудно с матросами...

– Вы как сейчас плаваете?

– Никак. Мой пароход в ремонте. Торчать так без дела мне обрыдло. Я уволился.

– А теперь куда? – спросил Иван.

– Не знаю. Вероятно, на Север. Там интересно – ловят рыбу, устраивают разные экспедиции, зверобои промышляют. Всем нужны штурмана. Есть куда деться. Каждый человек обязан искать в жизни свое золотое руно, – сказал Игорь, вспомнив Раздрогина. – А оно ведь где-то далеко, на краю света...

– Это, кажется, из греческого мифа?

– Это надо знать.

– Расскажите...

– Слушайте.

Они медленно шли вокруг озера, курили. Двое мальчишек на коньках гонялись друг за другом около Чесменской колонны. Молодая женщина везла на санках закутанного младенца. Игорь рассказывал Ивану миф об аргонавтах...

10

Лавр Семенович сел в мягкое кожаное кресло, тщательно сработанное комфортолюбивыми немцами, вытянул ноги, закрыл глаза. За сорок пять лет, проведенных на море, он привык не хотеть спать, когда спать нельзя. Он привык не уставать. А сейчас – то ли уже годы сказывались, то ли измучил проклятый землесос, от которого нет покоя ни днем ни ночью... Как было бы хорошо и спокойно, если бы он не висел на хвосте! Спал бы сейчас капитан в своей широкой капитанской постели, раздевшись, в пижаме... Обедал бы в салоне, а не на мостике, как собака... Написал бы письмо жене в Ленинград... Беспокойными движется мир. Умно сказал второй помощник. Случайно, однако умно. А когда на беспокойство уже не хватает сил, тогда что делать? Ехать у мира на хребте?

– Видимо, так, – тихо сказал Лавр Семенович. Ему не хотелось оправдываться и вспоминать о том, что он еще капитан, что он один из самых уважаемых капитанов в экспедиции и вообще на флоте. Он-то знал, что он уже не тот капитан, каким был хотя бы в сороковом году... Он вспомнил годы, когда он капитанил на Дальнем Востоке, когда хватало сил на все...

Раздался робкий стук в дверь. Лавр Семенович поморщился, сказал:

– Входите!

В каюту вошла буфетчица. Она дышала глубоко и часто, глаза были красные, заплаканные. Капитан почувствовал недоброе.

– Что с вами, Маша? – спросил он.

– Хотела к вам обратиться, – сказала Маша и опустила ресницы.

– Сначала сядьте, – капитан показал рукой на диван, – потом будете обращаться... Ну что? – спросил он, когда Маша села.

– Мне от него житья не стало, – всхлипнула Маша и уткнулась лицом в передник. – Хоть вы мне помогите, Лавр Семенович...

– Что такое? Ничего не понимаю...

При виде женских слез Лагунов всегда терялся и не знал, как себя вести.

– От кого тебе житья не стало? – спросил он.

Лавр Семенович поднялся с кресла, подошел к Маше и стал осторожно гладить ее по согнутой спине.

– Ну, успокойся, расскажи толком...

Маша подняла голову, вытерла глаза передником, достала из карманчика платья платок. Стараясь, чтобы было негромко, высморкалась.

– Григорий Ильич ко мне пристает и пристает, – сказала она, пряча платок. – Еще в Двинске когда мы стояли, все упрашивал, чтобы я жила с ним... А как же я могу на такое...

– Вот мерзавец!.. – вырвалось у капитана. – Что же ты сразу мне не сказала? Я бы ему...

– Мне совестно было... – Маша снова всхлипнула. – Он целоваться лез. На колени становился в каюте... – Маша подняла край передника и вытерла глаза.

– Какой подлец... Какой подлец...

Капитан заходил по каюте из угла в угол.

– Я ему говорю: Григорий Ильич, у вас жена, двое детей, как вам только не совестно. Разве так можно? А он: живи со мной, и все.

– Каков помощничек, а?.. Вы только подумайте! – восклицал Лавр Семенович, шагая по каюте.

– А сегодня...

Маша зарыдала и снова уткнулась в передник.

– Что сегодня? Неужели...

Маша подняла лицо.

– Позвал меня в каюту – будто бы уборку сделать. Стал на койку заваливать. Исцарапал... Я кричала, он мне рот затыкал. Едва вырвалась от него. Он же тяжелый, просто ужас.

– Под суд мерзавца! – крикнул Лавр Семенович.

– Нет, вы не думайте, – тихо сказала Маша. – Он ничего не добился.

Лавр Семенович заходил по каюте быстрее.

– Списать... Немедленно списать! И под суд.

У Маши вдруг высохли слезы.

– Не надо под суд, – попросила она. —У него же дети... Вы только скажите ему, чтобы он больше не приставал. Я ведь не какая-нибудь... – Она снова заплакала.

– Сейчас, сейчас, – торопливо сказал Лавр Семенович. Он открыл дверь каюты, рявкнул в коридор: – Старпом!

И сел в кресло. Вскоре зашел старший помощник, остановился у двери, удивленно глядя на Машу. Капитан развернул кресло в его сторону.

– Ваша работа? – указал на Машу Лавр Семенович.

Старпом отвернулся. Он молчал.

– Я вас спрашиваю! – загремел капитан.

Старпом переступил с ноги на ногу, спросил не глядя:

– А чего она наговорила?

– Нахал! – крикнул Лавр Семенович. – Наговорила... – Он вытер лоб, отдышался, сказал спокойно: – Я не собираюсь производить расследование. Но если вы еще раз пристанете к этой девушке со своими мерзостями – я вас арестую! Да, арестую, – повторил капитан. – У меня есть такое право. А в Диксоне я вас вышвырну вон с судна. Убирайтесь!

– Это она все наклеветала, – ни на кого не глядя, сказал Григорий Ильич и вышел из каюты.

– Чудовище, – произнес Лавр Семенович. – Наклеветала...

– Он же не знает, что я говорила, – удивилась Маша.

– В том-то и дело... В Диксоне пускай идет на все четыре ветра. Тоже – «наклеветала».

– Я правду сказала, Лавр Семенович... Можно мне теперь уйти? – попросила Маша.

– Иди, девочка... И если что – сразу ко мне. Понятно?

– Теперь он не посмеет. Вы на него так накричали, – улыбнулась она сквозь слезы. – А ведь житья не было. Боялась ходить его каюту убирать...

– И не убирай! – сказал Лавр Семенович. – Пусть сам убирает, подлец... – Капитан подумал, вздохнул, сказал: – Нет, ты все-таки каюту убирай. А то он там до Диксона ужей разведет...

Капитан выпроводил Машу, оделся и пошел на мостик.

11

К вечеру снова задул норд-ост, заходили угрюмые, металлического цвета волны. Сергей Огурцов занял место у прожектора, облокотился на релинги, поднял воротник полушубка. А ветер все крепчал. От ударов волн «Сахалин» вздрагивал всем корпусом. Эта дрожь передавалась Сергею. Он знал, что через полминуты волна с такой же силой ударит по землесосу. В воздухе носилась водяная пыль. Даже в бинокль нельзя было увидеть, что творится на ДЭ-97. На рассвете, глядя в бинокль и до боли напрягая зрение, Сергей заметил, что нос землесоса осел в воду. Ничего не говоря Лагунову, он вызвал на мостик своего механика и электромеханика. Механик долго рассматривал землесос в бинокль, потом смотрел на него невооруженным глазом, потом снова в бинокль. Он думал, жевал губами, морщил высокий, лысый лоб. Наконец от отдал Сергею бинокль и сказал:

– Разбиты носовые капы, в первый отсек поступает вода... Как только лопнет переборка, которая отделяет носовой отсек от машины...

– Может, не лопнет? – спросил Сергей.

– Обязательно лопнет. Вода же там гуляет, при каждом качке́ бьет по переборке...

Механик еще подумал, сунул руки в рукава шубы и сказал:

– Прощайся, командир, со своим ДЭ-97. Надо сказать, чтобы буксир рубили...

Он отвернулся и, отогнув полу шубы, полез за папиросами.

– Не говорите глупостей, Прохор Иванович, – закричал на него электромеханик. – Надо думать, как спасти судно!

– А кто будет спасать? – спросил механик усталым голосом. – Туда людей надо перебросить. А как? На шлюпке не подойдешь. Вертолетами нас пока не снабжают. А гордые слова, конечно, каждый может произносить...

Из рубки вышел Лавр Семенович.

– Вся капелла на мостике, – улыбнулся он. – Ну, как ваш мореход поживает, дайте-ка посмотреть...

Ему никто не ответил. Сергей подал бинокль. Посмотрев и опустив бинокль, капитан спросил:

– Капы разбило, что ли?

– Разбило, – сказал Сергей.

– Как же вы конвертовали, сукины сыны?

Глядя на капитанские сапоги, Сергей сказал:

– Такие удары никакая конвертовка не выдержит. Надо было заварить иллюминаторы на капах...

Капитан быстро взглянул на него.

– А где раньше твоя голова была? Догадался, умник... Позовите-ка кто-нибудь моего стармеха на мостик.

Большая волна плотно ударила в правую скулу «Сахалина». Судно рыскнуло влево, затрепетало, загудело.

– Есть выход, Лавр Семенович, – сказал Сергей.

– Какой тут может быть выход, – сморщившись, сказал капитан. – Позовите-ка стармеха...

– Надо подобрать буксир, – торопясь, чтобы капитан его не перебил, заговорил Сергей. – Подтяните землесос до двадцати метров. Мы переберемся по тросу, запустим двигатель и откачаем воду...

Капитан перебил его:

– Вы не обезьяны – лазить по тросу. Я имею приказ не рисковать людьми. Даже если бы не было такого приказа...

– Тут нет особого... – попытался возразить Сергей.

– Во-вторых, – Лавр Семенович повысил голос, – двигатель холодный. Вы будете его запускать не меньше часа...

Игорь вышел из рубки, прислушался. Он взял бинокль и посмотрел на землесос.

– 3а это время землесос двадцать раз утонет и меня за собой утащит, – закончил капитан.

– Ну и дела, – сказал Игорь. – Пробоина у него?

Ему не ответили.

– Минут за двадцать пять я бы запустил двигатель, если вода не попала в машину, – сказал механик Прохор Иванович.

– В-третьих... – Капитан поскреб подбородок, подумал. – Все pавно, как только я подберу буксир до двадцати метров, он лопнет.

– Да нет же! – убежденно сказал Сергей. – Двадцать метров – это как раз длина волны. Нас будет качать синхронно.

– Лопнет, – повторил капитан. – Ваш землесос развернется вдоль волны и пойдет ко дну мгновенно.

– Давайте попробуем, – сказал Сергей. – Вам же лучше терять тридцать метров троса, чем триста.

– Черт бы их побрал с этими приказами, – выругался Лавр Семенович.

– Попробуем, – попросил Сергей.

– Не могу, Сергей Трофимович, и не просите. Разговор идет о жизнях. Это не шуточки.

– А если только подтянуть? – спросил Игорь. – Это вас ни к чему не обязывает. Попробуем подтянуть.

– Если только подтянуть... – задумался Лавр Семенович.

– Только подтяните. А там посмотрим. Я больше не прошу.

– Игорь Петрович, – сказал капитан. – Идите к лебедке. Попробуем подтянуть эту чертову колымагу.

… Вал буксирной лебедки крутился медленно, с натугой. Из воды ползла металлическая змея и ровными кольцами ложилась на барабан. Стало видно, как безжалостно разворотило море конвертовку на носовом капе. Оборванная стальная проволока, куски досок, осколки дюймового иллюминаторного стекла, торчащие в кожухе...

– Ты всерьез решил лезть по тросу? – спросил Игорь у закутанного в полушубок Сергея.

– А что делать?

– Пропадешь.

Сергей помотал головой.

– Мне во Владивостоке цыганка нагадала, что я до семидесяти с чем-то доживу.

– Ты обвяжись бросательным концом, – сказал Игорь. – Я на корме поставлю матроса. Вытянем, если что...

– О борт разобьет, – сказал Сергей задумчиво. – Волна-то не шуточная... Нас трое полезет.

– Веселее будет.

– Куда уж веселее...

Трос вырвался из воды и туго натянулся.

– Еще немного, – скомандовал Сергей Игорю. – Оставь ровно двадцать метров. Тогда не будет рывков... Вот так. Стопори!

Игорь остановил лебедку. «Сахалин» и землесос теперь одновременно взбирались на гребни волн и одновременно опускались в ложбины между ними.

– Еще больше погрузился, – сказал подошедший сзади Лавр Семенович. – Как же вы не догадались иллюминаторы заварить. Вот растяпы... Да и я растяпа – не проверил...

– Кто знал, что с погодой так не повезет, – сказал Сергей. – Всего не предусмотришь... Ну, мы идем на корму. – Он вопросительно посмотрел на капитана.

Помедлив, Лавр Семенович спросил:

– Сколько вас собирается лезть?

– Трое.

– Как только будет возможность – свяжитесь со мной по радио, – приказал Лавр Семенович, повернулся и пошел к трапу на мостик. – Да, Игорь Петрович, – сказал он помощнику, – я надеюсь, что вы обеспечите на корме безопасность, какая возможна. Ни в коем случае не пускайте их по два человека. Пусть по одному ползут...

12

Сняв со своего плеча руку Игоря, Сергей ощупал карман: не забыты ли ключи от помещений. Потом он перегнулся, взялся за трос, подтянулся и обхватил его ногами. Волна тупо ударила в спину, горькая вода залила лицо, проникла в рот и в нос. Сергей быстро перебирал руками по рвущемуся из рук тросу. С каждым движением отдалялась корма «Сахалина». Руки немели, и сердце колотилось от напряжения и страха. На середине пути Сергей увидел, взглянув назад, что на тросе повис Прохор Иванович. Следом, упираясь головой в ноги механика, пополз электромеханик.

«Капитан устроит Игорю головомойку, – подумал Сергей, – за то, что пустил всех сразу. Но это правильно. Когда не один на тросе, тогда не страшно... »

Он повернул голову и увидел зарывающийся в воду борт землесоса. По черной пасти клюза вправо и влево скользил натянутый буксирный трос. Сергей напряг силы, извернулся в воздухе и на руках подтянулся к борту. Он уперся ногой в привальный брус и перекинул тело через фальшборт на палубу. Он ударился коленом о кнехт, и от острой боли, от перенесенного напряжения на несколько секунд помутилось сознание. Придя в себя, Сергей увидел, что стоит на палубе землесоса по колено в воде. Вода казалась теплой. К борту подползал механик. Он едва передвигал руки. В сорок лет не так просто лазать по тросам... Слышно было частое, свистящее дыхание механика. Сергей схватил его за воротник ватника и вытянул на палубу. Не взглянув на командира, механик пошел в машину. Следом за ним на подгибающихся ногах проковылял электромеханик.