Текст книги "Простое море"

Автор книги: Алексей Кирносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Миф об аргонавтах

1

У длинного, далеко вынесенного в гавань причала лесозавода грузились лихтера. От биржи к причалу по дощатому настилу мола на сумасшедшей скорости носились уродливые лесопогрузчики. Казалось странным, что нелепая машина со штабелем досок под брюхом не опрокидывается на поворотах. Лесопогрузчик опускал доски на причал. Кран осторожно приподнимал штабель, разворачивал и опускал в чрево лихтера. У края причала, бортами друг к другу, стояли три новеньких буксира немецкой постройки. Их корпуса с высоко задранным полубаком и низким срезом кормы были окрашены шаровой краской. Четким красным ободом выделялась марка на крейсерской фальштрубе.

– Один из них наш, – сказал Игорь.

– Красивые корабли, – произнес Иван, поставил чемодан и утер со лба пот рукавом.

Игорь не знал, что Иван напихал в чемодан. Он тоже поставил свой чемоданчик, в котором лежало белье, свитер да пара книжек.

– Ну, отдохни, – сказал он. – И надо говорить не «корабли», а «суда». Корабли в военном флоте плавают.

– У меня мозга за мозгу заходит с вашей терминологией, – вздохнул Иван. – Жарко-то на Севере как, а?

– Это еще не Север...

Иван достал записную книжку, огляделся, записал несколько фраз и сунул книжку в карман.

– Уже канцелярию завел? – спросил Игорь.

– А что, нельзя?

– Царапай... Любопытно, который из них «Сахалин»?

Иван посмотрел на буксиры, подумал.

– Трудно сказать. Все одинаковые.

– А я и не спрашиваю, – сказал Игорь. – Пойдем, что ли?

Они подняли чемоданы и пошли к буксирам. Около трапа скучал двухметрового роста матрос с красно-белой повязкой на рукаве робы.

– Вы к кому? – спросил он, когда Игорь поставил ногу на трап.

– На «Сахалин».

– Вы не второй помощник будете? – снова спросил матрос, посмотрев на его фуражку с эмблемой.

– Буду, – согласился Игорь. – Этот парень, – он указал на Ивана, – со мной.

– Ну, идите, – сказал вахтенный. – Вас там ждут. Мы завтра на Двинск выходим с лихтерами.

Перебравшись через два судна, Игорь с Иваном ступили на палубу «Сахалина».

– Исторический момент, – прокомментировал Иван.

– Запиши в книжечку, – съязвил Игорь и спросил у проходившего матроса: – Где капитан живет?

Матрос довел их до каюты капитана, помещавшейся в надстройке. Игорь постучался и, услышав басистое «Входите!», зашел в каюту. Иван проник в каюту вслед за Игорем и аккуратно прикрыл дверь.

– Второй, наверное? – спросил капитан. – Ну, приветствую. Давайте ваши бумажки.

– Со мной матрос, – сказал Игорь и выложил на стол два направления.

– Матрос может идти, – сказал капитан. Повернувшись к Ивану, он добавил: – Обратитесь к боцману, он вас разместит в каюту.

– А как найти боцмана? – спросил Иван.

Капитан приподнял очки, внимательно посмотрел на Ивана.

– Посидите пока в салоне, – сказал он, вдоволь насмотревшись на его покрасневшее лицо. – Потом я освобожусь и сбегаю, найду вам боцмана.

– Простите... – Иван вышел из каюты.

– Каков гусь... – проворчал капитан. – Так... С направлениями все в порядке, Игорь Петрович... Дайте-ка ваш дипломчик посмотреть...

Игорь достал диплом и подал его капитану. Капитан раскрыл диплом, внимательно прочитал обе страницы, поморщился.

– Вы, оказывается, и года в штурманах не проходили...

– Так точно.

– А до этого плавали?

– Восемь лет.

– Это уже лучше. Училище заочно окончили?

– Заочно.

– Совсем хорошо... Санитарная книжка у вас есть?

– Конечно.

– «Конечно» – нехороший термин. Избегайте его употреблять в разговоре со мной... А где плавали до меня?

– На Балтике. Третьим помощником на спасательном судне.

– Прекрасно. Значит, с буксировкой вы немного знакомы.

– Немножко знаком. – Игорь пожал плечами. – Я, между прочим, на буксире боцманом работал.

– Не петушитесь, – улыбнулся капитан. – Значит, такое дело: третьего помощника у нас нет. Поэтому вся штурманская часть будет в вашем распоряжении. Бухгалтерия тоже. Палуба и имущество – это висит на старшем. Вам отвечать почти не за что. Стояночную вахту третьего вы со старшим делите пополам. В море за третьего стою я. Понятно?

– Вполне.

– Это – двести пятьдесят рублей лишних в ваш карман.

– Тоже неплохо, – сказал Игорь.

– Я думаю, – согласился капитан. – Ну, с моей стороны все. У вас есть ко мне вопросы?

– Пока нет.

– Тогда идите к старшему. Его каюта по левому борту. Он вас подробно введет в курс дела. Желаю удачи... Да, – остановил Игоря капитан, – еще вопросик: как у вас насчет этого? – капитан пощелкал себя пальцем по сонной артерии.

– Очень умеренно.

– Это точно? Смотрите, а то мы можем крупно поссориться.

– На этой почве не поссоримся, – улыбнулся Игорь и вышел из каюты.

Старпом, грузный, сонный мужчина лет тридцати пяти, встретил Игоря, не поднявшись с койки. Жалюзи на большом квадратном окне были опущены. В каюте полумрак, беспорядок, накурено. Старпом лениво протянул Игорю руку, представился:

– Григорий Ильич.

Он потянулся к выключателю, зажег свет.

– Невозможно жалюзи поднять, – пожаловался cтарпом. —Все время заглядывают. Особенно буфетчица. Скверная баба. Вы с ней еще не знакомы?

– Нет.

– Познакомитесь. Она из вас не одну пол-литру крови высосет, – пригрозил старпом. Он спустил ноги, сунул их в сапоги, предложил Игорю: – Садитесь в это кресло.

Игорь сел. Старпом зевнул, приподнялся, достал из-за койки оплетенную бутыль.

– Подайте-ка стаканчики, Игорь Петрович, – попросил старпом. – Они вон там, над умывальником.

Григорий Ильич налил в поданные Игорем тонкие высокие стаканы пенящееся пиво. Потом поболтал бутыль, приложил к ней ухо.

– Кончается пиво-то, – грустно сказал старпом и нажал кнопку звонка. – Пейте. Пиво свежее.

Игорь выпил. Пиво в самом деле оказалось свежим. Постучавшись, в каюту зашел матрос. На голове у матроса была наглухо натянутая кепка.

– Слетай-ка, Федоров, за пивом, – сказал старпом и протянул матросу бутыль.

– Я сейчас дугу крашу, Григорий Ильич, – сказал матрос. – Боцман велел до обеда выкрасить, чтобы к завтрему просохло.

– «Боцман велел...» – проворчал старпом. – А у тебя своей головы нет на плечах? Когда это чернь за сутки просыхала?.. Все равно дугу завтра тросом обдерем. В Двинске покрасишь. Беги за пивом.

Матрос переступил с ноги на ногу, почесал справа под ребром.

– Ну, давайте.

Он взял бутыль и деньги.

– Пять литров! – Старпом поднял палец.

– Знаю.

Матрос натянул кепку еще поглубже и вышел из каюты.

– Теперь полдня его не дождешься, – сказал Григорий Ильич и вынул ноги из сапог. Он поудобнее устроился на койке, продолжил сочным, ленивым голосом: – Разгильдяй первой марки. Лодырь. Думаете, ему очень хотелось дугу красить? Ничего подобного. Это он только для вида отказывался, чтобы потом сказать, что его старший помощник от дела оторвал. Старший помощник всегда нехороший... Вы с буфетчицей-то особенно не фамильярничайте. А то она вам на голову сядет. И если что будет рассказывать – не слушайте, гоните ее вон. Язык у нее как помело. Любого и каждого может помоями облить.

– Когда мне штурманское имущество принимать? – спросил Игорь. Ему надоело слушать про буфетчицу.

– Успеется, – произнес старпом и посмотрел на часы. – Вот через пару часов пообедаем, часик отдохнем...

Игорь отвернулся, чтобы Григорий Ильич не увидел улыбку.

– А вы пока устраивайтесь, – продолжал старпом. – Знаете, где ваша каюта?

– Не знаю.

– Сейчас...

Старпом нажал кнопку два раза.

– Вот заберите у меня журнал зарплаты. Теперь вы будете начислять, – сказал старпом и указал на большую книгу, лежащую на столе. – Хуже нет, чем этой бухгалтерией заниматься... Чего это она не торопится?

Он снова дважды позвонил. Раздался легкий стук в дверь.

– Входи! – крикнул Григорий Ильич.

В каюту вошла худенькая, черноволосая, очень миловидная девушка, с белой наколкой и в белом фартуке. На ногах – стоптанные тапочки.

– Вот, Маша, новый второй помощник. Покажи ему каюту, сделай там приборку, постели новое белье – в общем все, что полагается.

Маша кивнула.

– Что на обед? – спросил Григорий Ильич. Игорь удивился этому вопросу. Старший помощник капитана обязан накануне утверждать меню на следующий день.

– Борщ и жареная колбаса с макаронами. Компот, – сказала Маша, ничуть не удивившись.

– Опять макароны... Сделали бы хоть раз гречку, что ли...

– Это вы артельщику говорите, – сказала Маша. – Нам что дают, то мы и готовим.

– Надо бы сказать, – задумчиво произнес Григорий Ильич. – В общем, часа в три зайдите ко мне, – обратился он к Игорю, – тогда и займемся делами.

2

Штурманское имущество Игорь принял быстро. Все оказалось в порядке, если не считать пустяков: секундомер был сломан и номер его не соответствовал номеру, указанному в аттестате. Старпом высказал несколько нелестных эпитетов в адрес прежнего второго помощника и обещал заменить секундомер. Игорь поверил ему на слово и не стал вписывать эту деталь в акт приемки. В одном из шлюпочных компасов вместо спирта оказался глицерин. Игорь тут же вылил глицерин за борт, а Григорий Ильич вручил матросу пятнадцать рублей и послал его в город за четвертинкой. В котелок шлюпочного компаса как раз надо было залить двести пятьдесят граммов спирта крепостью в сорок один градус. Решили, что один градус роли не играет. Вечером Игорь посмотрел судовую документацию, попробовал запомнить фамилии членов экипажа. Но голова устала за день, фамилии путались. Он отложил это дело на завтра, ложиться спать было еще рано, решил написать письмо в Ленинград, Ирине. Впечатлений одного дня мало для первого в жизни письма женщине, которую любишь... Зато впечатлений прошедшей зимы... Игорь хотел высказать их на вокзале. Ирина держала его за отвороты плаща, говорила что-то ненужное, постороннее. Игорь слушал ее, молчал и не мог себе точно сказать, хочет он, чтобы скорее отошел поезд, или не хочет. Он поклялся, что поцелует ее перед тем, как прыгнуть в вагон, но подошел Иван Карпов, и при нем это сделать было невозможно. После третьего звонка Ирина опустила руки, посмотрела куда-то в сторону и сказала, что в разлуке две трети печали берет на себя тот, кто остается. Игорю показалось, что глаза ее стали влажными. Потом он долго думал в вагоне, плакала Ирина или нет.

Их познакомил Куприян Купавин, считавший, что двум личностям, столь оригинальным и выдающимся, совершенно необходимо узнать друг друга. Это было больше года назад. Тогда Игорь почему-то вдруг стал писать роман. Действие романа происходило на всей планете сразу, в нем были десятки персонажей, настырно проповедовавших одно и то же: надо жить так, чтобы быть счастливыми. Прочитав первые главы романа, Куприян заявил Игорю:

– Ты или сопьешься, или с треском войдешь в большую литературу. Боюсь, что в морях и океанах тебе делать нечего.

Тут же он попросил Игоря сочинить для него что-нибудь «этакое». Куприян был актером. Он часто употреблял выражение «по большому счету» и не имел никакого представления о большой литературе. Куприян выписывал подписные издания. Об Ирине Лесковой, хорошей подруге своей жены, он говорил так:

– О, это женщина с абсолютным вкусом!

Игорь не спросил тогда, что такое «абсолютный вкус». Он был уверен, что ничего абсолютного в природе нет, и не любил толочь воду в ступе. А Куприян верил в незыблемость.

За семь месяцев Игорь встретился с Лесковой семь раз. Он смотрел на нее исключительно как на литсотрудника газеты. Лескова тоже обращала на Игоря мало внимания. Ей пошел двадцать шестой год, и она все чаще задумывалась о том, что пора выходить замуж. Какой-то вкус у нее все-таки был. Из всего того, что Игорь таскал в газету, она приняла только четыре заметки информационного характера, два стишка на мореходную тему и один плохой рассказ, который сошел за очерк. Игорь не обижался. Он тогда работал боцманом на портовом буксире, заочно кончал Мореходное училище и писал свой роман. В газету ходил просто так. Одно то, что он вхож в редакцию, возвышало его в собственных глазах.

...17 апреля Игорь купил на улице букетик ландышей. Уж очень солнечный и радостный был день. Все покупали цветы. Он отдал ландыши Лесковой. Она обрадовалась, но потом решила, что это – подхалимаж, и зарезала Игорю статью о начале весенней навигации. Начались государственные экзамены. Игорь получил диплом штурмана и уехал работать в Таллин. Куприян Купавин плюнул на творческие поиски и стал изображать мотоциклет. Публике нравилось. Игоря назначили третьим помощником капитана спасательного судна «Нептун». Он гордился этим, продолжал писать роман и в «Балтику» ходил очень редко. Лескова была забыта.

С каждым выходом в море морская профессия раскрывала перед Игорем все новые и новые тайны. Все реже он ошибался. Все шире становились границы возможного. Человек может все. Человек сильнее всего, даже той стихии, которая на языке судовых документов называется «форс-мажор». Странно было одно: тот самый человек, который только что одолел ее, сходя на берег, надевает калоши и поправляет на шее кашне, чтобы не надуло. Этого Игорь никак не мог понять.

В начале декабря он вдруг стал думать о Лесковой. Надо было о ком-то думать – вот и думал. Куприян потом рассказывал, что Лескова спрашивала, не пишет ли Игорь ему. В середине декабря «Нептун», проломившись сквозь лед Финского залива, пришел в Ленинград и стал в средний ремонт. Команду списали в резерв. Игорь снял комнату в городе и раз в трое суток ходил в пароходство стоять вахту. Это было скучно.

И одиноко. В комнате стояли диван, стол и два стула. Диван был широкий и мягкий, почти новый. Стол поражал древностью – от него так и несло концом восемнадцатого века. Стол скрипел и шевелился, когда Игорь клал на него локти. Шкафа не было. Имущество Игорь хранил в двух чемоданах. Самое необходимое он положил в диван, внутренность которого ошпарил кипятком и застелил газетами. В левом углу у двери стояла круглая, до потолка печь. Запас дров для нее находился во дворе, в сарае. По утрам вместо зарядки Игорь пилил дрова. Пилить он не любил, зато колол топором с наслаждением. Он колол дрова двум соседкам. Сначала они просили его об этом, потом привыкли и уже не просили и не благодарили. Игорь приносил дрова домой и складывал их у печки, чтобы сохли. Окно было не заклеено. Игорь топил много, разводя огонь черновиками своего бесконечного романа. Первые дни приятно было сидеть перед открытой дверцей топящейся печи, глядеть на корчи и судороги пламени, на дотлевающие, покрывающиеся пеплом головни. Это побуждало искать что-то необычное в рождении, буйстве и неизбежной смерти огня. Потом стало скучно. Ничего необыкновенного не было. Окислялась клетчатка – и все. При окислении она выделяла тепло. Это тепло позволяло Игорю сидеть в комнате без шинели. Паровое отопление делает жизнь спокойнее – никакой мистики, никаких саламандр...

Одиночество угнетало его. Раньше он никогда не был одинок. Всегда вокруг были какие-нибудь люди. Он привык к людям. А сейчас он был один. Приходя раз в трое суток на вахту, он встречал все тех же трех матросов, двое из которых спали в единственной отапливаемой каюте. Днем на судно приходили рабочие. Они гремели молотками, шипели автогенами, несли с берега грязь, мусор, тяжелую матерщину. Игорь сутки слонялся по судну – и никому не был нужен. А судно стояло холодное, мертвое, ржавое... Утром он приходил домой и торопливо разводил огонь в печи. За сутки комната выстуживалась так, что в чайнике замерзала вода.

Однажды, возвращаясь из порта домой, Игорь встретил Куприяна Купавина. Куприян шел с каким-то высоким, худощавым человеком, очень скромно одетым. Куприян был в новом желтом пальто с меховым воротником, тянущимся по отвороту до пупа. На шее у него был намотан красный шарф.

Куприян кинулся к Игорю, облапил его и трижды поцеловал в щеки.

– Здоро́во, – сказал Игорь, высвободившись из жаркого объятия. – Ты цветешь, я вижу?

– Н-ну! – провозгласил Куприян, гордо вскинув нос. – В Польшу на гастроли ездил! Шесть рецензий в газетах – расхвалили в пух и прах. Самому совестно. Сейчас покажу...

Куприян расстегнул пальто и полез во внутренний карман.

– Не надо, – сказал Игорь. – Я по-польски не пойму. Пойдем ко мне.

– Да!.. – Куприян стукнул себя по лбу так, что модная меховая шапка подпрыгнула и съехала на затылок. – Николай Эдуардович!

Он подвел Игоря к своему спутнику.

– Позвольте вам представить морского волка... Игорь Соколов. Штурман и знаменитый писатель. Помните, как Бурлюк представлял Маяковского? Знаменитый поэт...

– Раздрогин, – сказал Николай Эдуардович, некрепко, но тепло пожав Игорю руку.

– … А Маяковский тогда еще ни одного стиха не напечатал.

– Поэт Раздрогин? – спросил Игорь.

– Сочиняю помаленьку, – кивнул Раздрогин.

– Я читал ваши стихи, – сказал Игорь. – Кое-что мне нравилось.

– Так все говорят, – улыбнулся Николай Эдуардович.

– А как твой роман? – спросил Купавин. – Дописал, поди?

– Почти.

– Такой роман завернул этот птенец, диву даешься! —сказал Куприян, зажмурившись. – Ему бы еще трудолюбие – цены бы ему в литературе не было. Эдисон понимал, в чем соль искусства... Ну, пойдем к тебе на радостях!

– Пойдем, – сказал Игорь. – Моя лачужка тут рядом.

– Один живешь?

– Как перст.

– У тебя еще все впереди, – подмигнул Куприян. – Заглянем к моряку, Николай Эдуардович?

– Заглянем, – согласился Раздрогин. – Только неудобно с пустыми руками. В гастроном бы сначала зайти...

– Надо, – кивнул Игорь. – У меня в буфете шары катать можно. Впрочем, я соврал. У меня нет буфета. Шаров тоже нет.

– А стаканы есть?

– Да. Граненые.

– Не все сразу, – утешил его Раздрогин. – Хрустальные полагаются человеку только к сорокалетнему юбилею. Ну, пошли, раз так.

Игорь топил печь, а Куприян вскрывал банки и бегал на кухню смотреть, не закипели ли пельмени. Раздрогин, не сняв пальто, рассматривал книги. Книги были свалены в углу рядом с диваном. Раздрогин поднял с пола книжку своих стихов.

– Я в эту книжку вложил несколько литров пота и крови, – сказал он. – Здесь есть и военные стихи. А вы швырнули книгу на пол. Нехорошо так, молодой человек. Книгу надо уважать.

– Простите, – сказал Игорь. – Я не знал, что вы зайдете ко мне в гости. Кроме того, у меня нет книжного шкафа. Полки тоже нет.

– А руки у вас есть? – Раздрогин внимательно посмотрел, как Игорь ломает не до конца расколотое полено. – И, судя по размеру кисти, довольно сильные, – сказал он. – Смастерите полку.

– Это мысль, – согласился Игорь.

Распахнув дверь ногой, зашел Куприян, неся перед собой на вытянутых руках кастрюлю с пельменями. После первой рюмки, выпитой за добрую встречу, молча ели пельмени и фаршированный перец. От второй Куприян отказался. Через два часа у него был концерт.

– Не ходи, – предложил Игорь.

– Что ты, милый! – воскликнул Куприян. – Мне семью кормить надо. Семья... – сказал он, сладко зажмурившись и проглатывая пельменину. – Если бы у тебя была семья, тебе не пришлось бы шататься по всяким портам и снимать углы.

– А если бы у тебя не было семьи, тебе не пришлось бы мотаться по концертам, – вставил Раздрогин.

– Молчи, поэт! – произнес Куприян. – Я знаю стихи, которые ты писал моей жене. Я нашел их у нее в сумочке. Это было еще в прошлом году. Не бойся, я ей ничего не сказал.

– Ты настоящий друг, – вздохнул Раздрогин. – А вы не пишете стихов? – спросил он у Игоря.

– Нет, – сказал Игорь. – Только прозу, и то плохую.

– Он пишет прозу по большому счету! – воскликнул Куприян. – И стихи он тоже пишет. Два стихотворения напечатал в газете. Это я тебе устроил, да?

– В такой обстановке надо писать стихи, – задумчиво сказал Раздрогин. – Только в газету их не носите. Пишите для себя. Пусть плохо, пусть тоскливо, пусть, как теперь говорят, ущербно – все равно пишите... Максим Горький каждый день писал стихи. Я вижу, каково вам в этой дыре по вечерам...

Игорь налил четвертую рюмку.

– Я пишу стихи, – признался он. – Только это очень плохие стихи. Они приходят сами, я о них не думаю.

– Была в древности у греков легенда о человеке, который пустился в дальнее и опасное плавание за своим счастьем, – вдруг начал Раздрогин задумчиво. – Красивая легенда, мудрая...

– Ну, мне пора, – сказал Купавин и поднялся. – Вы люди вольные, а мне семью кормить надо.

– Иди, трудолюбец, корми, – махнул рукой Раздрогин. – Не было бы у тебя такой... семьи, чего бы ты стоил на этом свете...

– Семьдесят рублей за выступление, – ответил Куприян. – Только налогов больше платил бы.

Проводив Купавина, Игорь вернулся в комнату. Раздрогин медленно тянул из стакана голубоватую водку. Вылив в рот последние капли, он отломил кусочек сыру, сказал, глядя в стену:

– Это очень красивая легенда. Человек плывет в неизвестный край, битком набитый драконами, волшебниками и чертовщиной. Он плывет за счастьем. Счастье для него – слава и власть. Богатство тоже, конечно. Он напрягает все силы, находится на краю гибели и наконец добывает то, за чем отправился в поход. Плюс к тому – он находит любимую женщину. Понимаете, он любит! А когда он вернулся домой... Тут и начинается самое страшное. На душе нет покоя, потому что есть покой. Любимая забыта. Он снова отправляется скитаться... Но силы уже не те. Знаете, как кончается эта легенда? Однажды он вышел на берег моря. Там стоял его корабль, вытащенный на песок. Человек лег в тень от кормы корабля и уснул. Ветхая корма обрушилась и убила его...

– Это миф об аргонавтах, – сказал Игорь.

– Да, это миф об аргонавтах... Теперь давайте ваш роман. Я почитаю его. Можете уйти, если вам надо.

– Я лягу спать, – сказал Игорь. Он достал рукопись и дал ее Раздрогину.

Когда Игорь проснулся, было уже десять часов вечера. Раздрогин сидел у стола и листал альбом с видами Стокгольма.

– Суровый город, – сказал он. – Вы там бывали?

– Бывал...

Он значительно посмотрел на Раздрогина.

– Желаете, чтобы я высказался, вероятно? – спросил Раздрогин.

– Желаю, – сказал Игорь.

– Это плохо. На роман вас не хватает.

– Жаль, – сказал Игорь. – Я тоже это чувствовал, но боялся признаться себе. В общем, спасибо.

– И не бросайте свою морскую работу, – сказал Раздрогин, надевая пальто. – У вас такая прекрасная профессия!.. И чего вас потянуло писать? Впрочем, это от бога...

– Бога нет. Я позвоню вам, когда смастерю полку, добро? И вы поставите на нее свою книжку с автографом.

– Звоните. Буду рад, – улыбнулся Раздрогин.

– Я тоже, – сказал Игорь. – Я люблю людей, которые меня ругают.

Раздрогин ушел, а Игорь еще долго перечитывал рукопись. Это в самом деле было безнадежно плохо...

3

Буксиры экспедиции специальных морских проводок, которые должны были идти через Арктику на сибирские реки, зафрахтовало Двинское пароходство, чтобы таскать из Беломорска в Двинск баржи с лесом. Буксиры эти были полукилевые, озерного типа и в море вели себя довольно прилично. Для не слишком большого бюджета экспедиции фрахт, получаемый от пароходства, был солидным подспорьем. Буксиры работали, в то время как грузовые теплоходы, тоже приготовленные к переходу на Енисей и Лену, стояли без дела на Западном рейде Двинска. Команды на них дичали и разлагались. Командир Двинского отряда экспедиции время от времени издавал грозные приказы с объявлением выговора такому-то капитану за случай пьянства или драки на теплоходе. Капитан «Сахалина» Лавр Семенович Лагунов, читая очередной приказ, приподнимал очки и говорил Игорю:

– Это счастье, что мы занимаемся делом.

Старпом, широко расставив тяжелые ноги в ватных штанах и кирзовых сапогах сорок шестого размера, прибавлял от себя:

– И десять процентов за буксировку получаем. Маленькие, а все же деньги.

– Как раз вам на пиво, – ворчал капитан, исподлобья глядя на своего старшего помощника. – И как вы от него не лопнете...

Капитан не любил Григория Ильича – за пиво, за неряшливость, за непобедимую ничем лень.

– Хоть бы вы́ порядок на судне навели, – горько сказал он однажды Игорю. – Везде грязь, краска ободрана, матросы как тюремщики ходят... А это что?! – воскликнул капитан и указал на кусок палубы, с которого начисто была слизана краска.

– Электромеханик утром аккумуляторы заливал, – сказал вахтенный матрос. – Пролил кислоту.

– Игорь Петрович, немедленно дайте электромеханику краску, и пусть он сам закрасит свое паскудство, – распорядился Лавр Семенович.

– Это есть дело старпома, – сказал Игорь. – Я не могу вмешиваться в его функции. Григорий Ильич обидится.

– Нет у меня старпома, – вздохнул капитан и пошел наверх, в свою каюту.

Игорь нашел боцмана, взял у него кисть и ведерко с шаровой. Он спустился в машину, подозвал электромеханика. Через полчаса на палубе красовалось свежее, не очень аккуратное пятно краски, а вахтенный предупреждал проходивших:

– Окрашено. Не наступи.

Иван Карпов, все еще бегавший по судну с ошарашенным видом, наступил-таки в краску, и ему пришлось самому подкрашивать палубу и отмывать растворителем подошву тяжелого казенного сапога.

За месяц Игорь привык к судну так, как будто плавал на нем по крайней мере полгода. Он привык к людям, к работе, к своей просторной каюте с удивительно упругим матрасом на койке и двумя иллюминаторами, латунные ободья которых буфетчица Маша регулярно чистила до блеска патентованной немецкой пастой. Работа Игорю нравилась, – после зимнего безделья он ушел в нее с головой. Он делал все свои дела и даже брал на себя кое-что из обязанностей старпома. Как ни странно, Григорий Ильич не обижался. Он все больше лежал в каюте и пил свое пиво. Потом стал выходить только на вахту и на прием пищи. Капитан махнул на него рукой.

– Заменить бы этого, с позволения сказать, старшего помощника. Да некем. Навигация началась, порядочного штурмана не найдешь, – жаловался Игорю Лавр Семенович. – Вы уж глядите за порядком, Игорь Петрович. Особенно за продуктами присматривайте, чтобы повариха в норму укладывалась. А то за эти продукты потом не расплатишься... И так у нас тысячи на три перерасход.

Игорь часто писал Ирине. Она отвечала короткими, мало что значащими письмами. Ему становилось горько. Но работа спасала от меланхолии.

Однажды Игорь встретил на почте Сергея Огурцова, приятеля по Мореходному училищу. После окончания училища Сергей заочно поступил на географический факультет университета. Он отказался от назначения и остался работать в порту на землечерпалке, чтобы не слишком удаляться от своего университета. Увидев Сергея в Двинске, Игорь удивился:

– Как ты сюда попал?

– Вот, командую землесосом, – улыбнулся длинный, тощий Сергей. – Хочу перегнать его на Лену. Только вряд ли удастся. Капитан порта не хочет мою посуду в море выпускать. Не было такого случая в истории мореплавания, чтобы землесосы по морям ходили.

– Ты тоже в экспедиции? – удивился Игорь.

– И ты?

– Вторым помощником на «Сахалине» молочу.

– Знаю. Хорошее судно?

– Прекрасное. Мы сейчас из Беломорска баржи таскаем.

– А как у тебя капитан? Там, кажется, Лагунов?

– Ничего мужик. Работать не мешает.

– Я знаю, – заулыбался Сергей, тряхнув белобрысыми вихрами. – Он старый капитанюга. А мой землесос на Западном рейде стоит. Может, видал? ДЭ-97 на борту.

– Вроде видал. На трехэтажный дом похож, да?

– Он, – засмеялся Сергей. – Там и каюта-то моя как квартира. Кабинет, спальня, ванная. Даже книжный шкаф поставили, черти. Хочешь в гости зайти?

– Можно. Сегодня вахта старпома, я свободен. Обожди, только я спрошу, нет ли письма.

Игорь протянул в окошечко свой паспорт. Девушка взглянула на фамилию и стала перебирать письма быстрыми движениями тонких пальцев.

– Игорь Петрович? Возьмите.

Девушка вложила в паспорт конверт и протянула его Игорю.

– От жены? – спросил Сергей. – Что-то ты уж больно лихорадочно конверт рвешь.

– От знакомой, – сказал Игорь.

«У нас вдруг стало холодно, – писала Ирина. – Вода в заливе такая, что ногу не сунешь. Раза по два в неделю езжу в Солнечное. Через две недели поеду в отпуск – погрею кости где-нибудь на сухумском или сочинском пляже. Устала я что-то... Вчера за столом вдруг разревелась беспричинно. Нервы. Ну, будь здоров и скорей возвращайся. Как вам надо говорить? Попутного ветра, да? Целую тебя в нос. Ирина».

– Пойдем, – сказал Игорь и спрятал письмо в карман. – В Питере, пишут, холод собачий. А здесь двадцать три градуса жары и в Двине купаются. Как до тебя добираться?

– Со всеми удобствами, – похвастался Сергей. – У меня своя моторная шлюпка. На ней и пойдем, если матросы не разбежались.

– Команда у тебя большая?

– Девять человек. Механик, электромеханик, три матроса, два моториста, повариха. И я, естественно.

– А когда он в работе, какая на нем команда? – поинтересовался Игорь.

– Тогда там полдеревни собирается. Сорок с лишним человек.

До стоящего на якоре землесоса они добрались на моторной шлюпке. Сергей провел Игоря наверх. Его каюта в самом деле больше походила на квартиру среднего служащего, чем на судовое помещение. Сергей приоткрыл дверь, громко крикнул:

– Афанасьевна!

– Иду! – донеслось снизу.

– Живу, как бюргер. Цветка на окне не хватает, – сказал Сергей. – Ты садись.

В каюту зашла старая женщина в сереньком фартуке. Волосы были повязаны ситцевым платком.

– Сообрази-ка нам закусить, Афанасьевна, – сказал Сергей.

– Так вы ж непьющий, Сергей Трофимыч, – удивилась повариха.

– Как это непьющий? – засмеялся Сергей. – А это что?

Он достал из шкафа большую бутылку южнобережного портвейна и повертел ее перед поварихой.

– Так что не позорь меня перед товарищем, – сказал он.

– Это можно. – Афанасьевна вздохнула. – Если б и мой Петька такое пил... – Она вышла.

– Сын у нее, понимаешь... – сказал Сергей. – На сухогрузе матросом плавает. Пьяница безудержный. Водки нет – одеколон выпьет, зубную пасту на воде разведет, денатурату налижется. Только по капитанской доброте и держится на судне. Капитану Афанасьевна какой-то кумой доводится. А этот Петька, мерзавец, старухе ни копейки не дает. Сейчас-то она хорошо получает, а на берегу ей туго со своими ревматизмами... Ты обедал?

– На судне.

– А то могу тебе полный обед устроить. Желаешь?

—Не надо. Я сыт.

– Вот так и плаваем, – снова улыбнулся Сергей. Улыбка у него была свежая, белозубая, добрая. Улыбаясь, он щурил глаза и встряхивал легкими, прямыми волосами. – Дотащили меня от Ленинграда до Двинска на буксире. Теперь, дай бог, через Арктику на буксире протянут... Я штурманское дело забыл уже.

– Ты, как я помню, никогда его особенно не любил.

– Это верно, – сказал Сергей. – Я человек умственный, меня в настоящую науку тянет... Судовождением не хочу заниматься.

Сергей посмотрел на свои тощие, белые руки, улыбнулся, тряхнул волосами.

– С такими руками стыдно кому-нибудь признаться, что моряк, – сказал он. – Так и докладываю, что студент... Ну а ты как жил после училища? Давно в нашей конторе?

– В конце апреля нанялся, – ответил Игорь. – А жил... – Он задумался. – Всяко жил. На спасателе плавал до января. Потом филонил три месяца...