Текст книги "Земля заката (СИ)"

Автор книги: Алексей Доронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

За проявленную во время нападения пиратов отвагу Шамана тоже наградили. Его признали полноправным членом команды и теперь он мог наравне со всеми работать не за страх, а за совесть. И за талеры, конечно.

Бригаду Скаро стали направлять на более чистые и квалифицированные работы. Как Младший понял, они раньше были чем-то вроде штрафбата, но теперь свои грехи искупили. Саша наконец-то получил статус матроса, кончился его испытательный срок.

В свободное время он частенько заходил в кают-компанию, хотя с большим удовольствием полежал бы в своей каюте с книжкой. Но Саша давно усвоил, что бирюков никто не любит, что знакомства нужно поддерживать, что изобразить интерес или создать видимость компанейского парня вполне возможно. Особенно, когда ты один и на чужбине. Да еще не на твердой земле, а внутри металлического ящика, который болтается по морям, по волнам, набитый бедовыми людьми, а вокруг творится климатический звездец, прогоняющий людей с насиженных мест. Может, и оборвыши не просто так на Питер попёрли?

– А ты неплохо держался во время атаки. Кем ты был в своей медвежьей России?

– Разные вещи делал… Чаще всего был сталкером, – сказал Младший. Немного приврал. Но он помнил о бэкграунде Скаро и надеялся на профессиональную солидарность.

– Ну-у-у, – протянул с явным осуждением в голосе Штеф, – Чувак, быть сталкером плохо. Нельзя преследовать женщин. Если девушка отказала – просто забудь и переключись на другую. За пределами этого корабля их много. Да, надо активно добиваться. А иначе люди вымрут. Можно харрасить. Но сталкерить не надо.

У Младшего глаза на лоб полезли от удивления. И только потом они поняли, что подразумевали под словом «сталкер» совсем разные вещи.

Поржали.

– Сталкеры страшные люди, ха-ха-ха. Ходят по развалинам, ищут девушек, ха-ха. Так и абьюзером стать недолго.

– Каким еще арбузером?

– Ну, это тот, кто издевается над людьми, – объяснил Саше непонятное слово румынский молдаванин. – Я как-то хотел организовать на судне группу по контролю за гневом. Типа тренером быть. Но она распалась. Потому что подрались все, мебель в кают-компании переломали. А вообще, с девушками – как с поисками золота… нужно много бегать, много потеть и тонны породы просеять… Проще найти в этом море золотую рыбку… чем нормальную…

Тут подошел боцман, а с ним и Кнут.

– Скаро, кончай трепаться, Казанова хренов! – Борис Николаевич был явно не в духе и хотел на ком-то сорвать злость. – Твоя вахта через двадцать минут. Вали на свой пост.

– Я успеваю, босс, – произнес молдаванин.

Боцман в ответ разразился многоэтажной матерной тирадой, из которой было ясно – если Скаро опять опоздает хоть на минуту, капитан из его башки сделает украшение для носа корабля.

– Борис, а что означает – «твой кролик»? – спросил Кнут на инглише, наливая себе пиво. – Ни у кого здесь сроду не было никаких кроликов.

– What?

– Ну, ты постоянно говоришь: «Your bunny! Your bunny!».

– А-а-а. Это непереводимая игра слов, Кнут. Вам, иностранцам, не понять.

Конечно, боцман мог гораздо заковыристей загнуть. Но покойного Богодула из Питера никто не обошел бы.

– Алекзандер! – Кнут, словно отец родной, напомнил Младшему, когда Скаро ушёл, – Вали лучше спат. Утром тебя ждайт рыба. Много рыба.

За эти недели Данилов не только познакомился с интересными людьми, увидел чужие края, но и узнал много нового.

Он освоился на корабле и уже не путал нос с кормой, а ют с баком.

Однажды ему довелось побывать даже в машинном отделении, когда там затеяли грандиозный санитарный аврал. Саше доверили таскать тяжести – вынести какие-то прогоревшие решетки и множество железяк непонятного назначения. Главный двигатель показался ему адской машиной, громыхающей, огромной и опасной. Сашу к нему и не подпустили, но даже издалека он увидел, как сложно там всё устроено и какими маленькими выглядят рядом с этой махиной обслуживающие её мотористы.

В «кочегарке» было жарко, как в преисподней, и работники были черные как дьяволы. И такие же злые.

Кого попало сюда не ставили, потому что ошибка могла стоить дорого. Кочегары получали удвоенный, а мастер – утроенный паек. Закидывание угля в топку, судя по обрывочным рассказам, это особое искусство, а не просто «бери больше, кидай дальше». Да и чистка колосников тоже.

Конвейер для подачи угля имелся, но настолько капризный, что полагаться на него было нельзя. Неделю работал, неделю стоял, а уголь нужно подкидывать постоянно и равномерно. Опытные кочегары могли печь обслужить с закрытыми глазами. И заменить собой любую автоматику. Таких ценных кадров судовладельцы искали, переманивали, а иногда и насильно уводили с других кораблей, ставя перед выбором – или работа за плату или кандалы. Хотя Ярл такое не практиковал.

Скаро рассказывал, как его один раз отправили подсобником в кочегарку, в наказание. Так уже в середине смены хотелось выбежать и прыгнуть в ледяную воду. А однажды один ошалевший от долгих часов у топки помощник кочегара так и сделал. Поехала крыша, и он прыгнул за борт. Утоп, потому что сигнал «человек за бортом» не означает, что корабль сразу встанет, как вкопанный. Бросят круг, потом спустят лодку, корабль за это время удалится на приличное расстояние… сумеешь продержаться – молодец. Этот не сумел. Он ведь, когда падал, уже почти без сознания был.

В один из дней Саша поймал на свой радиоприемник, встроенный в плеер, музыкальную заставку. Она была похожа на прежний гимн Великобритании «боже храни королеву», только пелось что-то вроде:

«Боже храни Протектора Силандии… суверена всех Британских островов…»

Радио Северных Морей. North Sea Radio. Радиостанция, вещавшая с какого-то островка под названием Свободная Силандия и не раскрывавшая своих координат. Они крутили новости, песенки и юмор. Но новости были какие-то свои, местные, непонятные, а юмор британский, и не как у мистера Бина, а настолько специфический, что даже понимая все слова, он не знал, где смеяться.

Ди-джей – судя по хриплому одышливому голосу лет пятидесяти-шестидесяти, курящий, толстый – вещал на английском… но это был такой английский, которого Младший, учивший нормальный лондонский receivedpronunciation, не мог разобрать. Северный диалект какого-нибудь Йорка или Манчестера.

Передачу Силандии он ловил дважды, а один раз услышал нечто совсем неожиданное – русскую радиостанцию. Прием был очень неуверенный.... и Саша почти ничего не расслышал. Но всё равно, это его немного поддержало.

Он включил в наушниках песню про Мстителя. Надо обязательно сохранить эту запись, подумал он, вдруг другие кассеты и диски с ней потерялись или были уничтожены в том, что творилось в Питере. Эта песня стоила того, чтобы пойти в народ.

Хотя Младший уже не ассоциировал себя с героем. Какой он к черту мститель? Обычный беженец.

Время от времени Скаро что-то напевал на своём языке. Это было странное ощущение, ведь некоторые слова были смутно понятны. Похоже, в молдавском есть что-то от славянских языков, хоть он и к романской группе относится. А один раз Скараоско нашел даже русский перевод и спел его. Но это только усилило Сашину депрессию. Хоть и совсем не про Россию тут пелось, а про Молдавию (или Молдову?), из чёрт знает какой прошлой эпохи:

Нет, человек, твоей вины,

Что вдалеке ты от страны...

Что трудно нам и трудно ей...

Что есть страна, но нет людей...

Что есть земля, но нет лозы

И в небе признаки грозы...

В общем, жизнь была насыщенной и в культурном плане, и в трудовом. Данилов не думал, что столько рыбы существует на свете.

С рыбой была связана и неприятная история, когда один раз он неудачно съел кусок селёдки («морская рыба не опасна, кости в ней крупные»). Косточка воткнулась в нёбо, Младший пытался извлечь её сам, долго терпел, но на третий день, видя, что парень не может нормально работать, Борис Николаевич отвел его к садисту– коку, который явно любил поковыряться щипцами в живых людях, а не только шинковать мясо. После десяти минут терзаний он сумел эту колючку вытащить.

После вахты Данилов отдыхал в своей каморке.

Невзирая на конскую усталость, он умудрялся читать. Все свои книги он потерял, успел только захватить две штуки из подземелья Денисова. Но те для расслабления не годились, оказались про экономику и политику. Младший ничего не имел против экономики и политики, но предпочитал делать свои выводы.

Плюс поэзия скальдов… чтиво тоже на любителя. Хотя из предисловия он узнал, что было несколько норвежских конунгов с именем Харальд – Харальд Серая Шкура, Харальд Синий Зуб, Харальд Суровый...

Но их корабль, скорее всего, был назван в честь Синего Зуба, объединителя земель, открывателя технологии bluetooth...

Нет, конечно, технологию назвали в его честь в совсем другие времена. А при его жизни было только живое человеческое общение (примерно как теперь). И разве что удар боевым молотом по шлему «подключал» к интернету с разноцветными картинками. Или выключал.

Зато на борту нашлись книги в мягких обложках. Чтиво. К сожалению, в основном это были дешевые боевики и детективы, с пистолетами, маньяками и полуголыми девицами на потрепанных обложках, а Саша предпочитал фантастику. Но ему необходимо было видеть несложные сочетания букв перед глазами. И заодно попрактиковаться в английском.

Иногда он делал записи. Обрывочные, корявым почерком. Не из-за качки, а потому что от постоянной тяжёлой физической работы руки загрубели.

У него остался только один ежедневник. Остальные пропали в Питере. И по памяти, по его неидеальной памяти все детали его пути не восстановить. Хотя… ну кому в далеком будущем станут интересны политические расклады ордынских протекторатов Уфы и Белорецка?

Забыть, как страшный сон.

У берегов Скандинавии лежало много паромов, каждый из которых был вдвое-втрое больше их траулера. А возле острова Аланд стоял, наполовину уйдя в песок, огромный танкер размером с небоскреб, рядом с которым траулер выглядел как котенок перед амурским тигром.

Попадались и гигантские лайнеры, красивые, как игрушки. Саше – у которого по сталкерской привычке сразу глаза загорелись – моряки рассказали, что всё это уже обшарено не на один раз, прежде всего местными. А там, где еще что-то есть, всё под охраной. Приплывут и накостыляют непрошеным пришельцам.

Но на одном из таких лайнеров, в забаррикадированной каюте, где некий бедолага, оборудовав целое «гнездо», долго выживал, среди пустых жестянок и упаковок, рядом с батареей бутылок от элитного спиртного, кто-то нашел ноутбук. А потом, через несколько рук и три-четыре партии в покер, он попал к Скаро. Ноутбук, конечно, был нерабочий, поэтому тот его просто забросил в свой рундук.

Младший, которому Скаро разрешил забрать эту рухлядь, был дотошнее. И оказалось, не зря.

Из того ноутбука удалось вытащить винчестер. Всё остальное было непоправимо испорчено. Да и этот находился на последнем издыхании. Но позволил извлечь из себя несколько файлов.

Не хотелось обращаться к штурману Свенсону… но он нашел еще один компьютер на корабле, у Бориса Николаевича. Туда и поставил «винт».

Младший хотел найти музыкальные подборки для своего плеера, но музыки не оказалось, а была какая-то «биржевая аналитика», пароли от счетов и «криптокошельков» (что это за?), семейные фотографии и контакты довоенных «эскортниц» (кого и куда они эскортировали?). Он понял одно. «Винт» принадлежал кому-то небедному, привыкшему к красивой жизни. И этот человек уехал из России накануне Войны.

Еще там были текстовые файлы, но лишь некоторые читались. И представляли собой какие-то наброски для мемуаров, которые, чем позднее дата, тем сильнее походили на алкогольный делирий. Но один из них еще можно было понять: «Успел на последний трактор. Медленно… Но самолетом нельзя. Они падают. Прикинулся поехавшим, а то бы не выпустили. Кукушка улетела. Туши свет, кидай гранату… В конце месяца что-то будет. Продал домишки, вышел в кэш. Для сурвайвла всё закуплено, надо только добежать до норы. Эх. А так хорошо всё начиналось…».

Полно мутных слов, но посыл ясен. Многие тогда понимали, что к чему. На самом деле, читая газеты предвоенных лет, просматривая чудом сохранившиеся записи телепередач и каких-то роликов, Младший понимал: не требовалось быть пророком, чтобы сообразить, к чему дело идёт. А люди умудрялись жить, не смотреть в эту бездну, создавать семьи, рожать детей, строить долгосрочные планы, покупать, развлекаться, отдыхать.

Красивая, недоступная жизнь… комфорту которой он когда-то завидовал. Думал, что предки не ценили, а он бы оценил. Но если бы он стал «попаданцем» (смешное слово!) туда… то последние годы прожил бы в настоящем аду, с чувством беспомощности от понимания неизбежного.

Нет уж. Его место здесь. Где самое страшное уже произошло. Хочется в это верить.

Больше об уцелевшем с кипрского суперлайнера не было известно ничего. Младший посвятил этому лишь пару строк в своем дневнике. Размышляя, не повторится ли история, и не будет ли кто-то читать уже его записи, когда он так же сгинет без следов.

В детстве Александр часто читал с экрана монитора. На диске у деда было записано много фантастики, и русской, но больше переводной. Старый Данилов говорил, что это классика, и в ней смысла больше, чем в половине литературы про светских бездельников в сюртуках и кринолинах.

Всё это стало недоступно, когда у них в Прокопе сгорел последний монитор. Хорошо, что многие книги успели распечатать. Хотя была еще небольшая «читалка», но это совсем не то.

Где теперь это все?.. Снявши волосы, по голове не плачут… Поэтому и резанула его песня про Молдавию.

Что ему Россия? Единой он её никогда не видел и застал уже в опустошенном состоянии. Но у него был дом, семья, а теперь не было ничего и никого.

Один раз целый помощник капитана подробно расспрашивал его, что стало с Петербургом. Младший рассказал без утайки всё, что знал. Командирам и без него было известно и про оборвышей, и про «полярников», которых в Питере звали «чукчами». С первыми они собирались установить взаимовыгодные связи, когда шум утихнет, ведь бизнес есть бизнес, вторых же побаивались, хотя считали скорее легендой. Даже после встречи с Шаманом.

Вскоре они снова вышли в широкую часть Балтийского моря. Младший видел по картам, что не так далеко к северо-западу находится Стокгольм, о котором он знал по сказкам про Карлсона. Хороший герой. Для книжной истории. В реальной жизни такие весельчаки напрягают и иногда создают проблемы.

Они шли дальше на юг, к берегам пока не приближались, хотя это место считалось безопасным. Попадались им и другие торговые суда, и рыболовные, хоть и не такие большие, сейнеры. А в один из дней встретился патрульный катер под флагом Легиона. Другой дивизии, с топором на знамени.

Катер пришвартовался к траулеру, к ним на борт поднялись двое с автоматами.

Говорили, что капитан передал «легионерам» информацию о рейдерах и брезентовый мешок с их головами. Премию Ярл, конечно, оставил себе. Экипаж получил лишь малые проценты.

Когда они были на траверзе маленького островка Готска-Сандён, Младший увидел одинокую фигуру – женщину, похоже, старуху, стоящую на скалистом берегу. Она была похожа на статую. Стояла и просто смотрела в море.

Можно было сочинить трагическую историю, только стоит ли? Правды всё равно не угадаешь, да и нет в этом нужды. Художественная правда выше реальной. Это Младший уже для себя усвоил. Можно приврать в деталях, составляя летопись, главное, верно передать дух и идею.

Гнетущее зрелище. Вымирающие северные деревни. Хоть русские, хоть финские, хоть шведские. До Войны на этом острове люди не жили, здесь был шведский национальный парк, но после катаклизмов наверняка кто-то попытался укрыться от голода и чумы континента.

Тоска и одиночество витали в таких местах в воздухе. У моря, среди ягод и грибов, люди не могли голодать. Но жилось им плохо.

Видеть это затухание угольков в печи и думать, как будет доживать последний, было тягостно. Отложенное эхо Войны. Там, где небольшая группа людей оставалась на острове или другом изолированном клочке суши, она обычно вымирала за пару поколений.

Возможно, дело не в генетике популяций. А в психологии. Человек… если он здоровый… социальная тварь.

Привязанные к своему месту, запертые не только проливами, но и просто привычкой, страхом перемен… даже если их островок не был затерянным, и мимо ходили корабли... общины всё равно ждало вырождение.

А если мужчины рода погибнут в море – то тем более, оставшихся женщин не ждало ничего хорошего. Хотя иногда могут прийти викинги и взять с собой на лодках «покататься». Но только молодых.

Вот в более крупных деревнях на материке детей было много.

– У нас на севере в таких местах бывает мерячение, – произнес неизвестно откуда появившийся Шаман.

– Это как-то с Америкой связано? – переспросил Младший.

– Нет, блин. Какая еще нахрен?..

– А… вспомнил, – заговорил Скаро, видя, что таймырец не собирается договаривать. – Мерячение… это когда смотришь на северное сияние… и вдруг хоп – ты уже застыл и впал в транс. А потом идешь к проруби топиться. Или соседей рубишь, сжигаешь дом, а после топишься. Бывает и здесь. Но редко.

– Они обычно не убивают, – пробурчал Шаман. – Обычно меряченные тихие. Как грибы. Садятся на лавку и сидят. Пока не усохнут. У женщин чаще. И в стойбище бывает. Лечится. Больше работать надо.

Младший вспомнил убыров. Но меряченные, как рассказали ему – разумны. Всё понимают, но собой не управляют в эти моменты. И это страшнее. Состояние их временное и излечимое. Если поместить такого обратно в общество, к другим людям – отойдет. Только кто же будет заморачиваться, если это островные изгои? У всех своих проблем хватает. Может, поэтому и схлопывались маленькие поселения севера.

Младший находился на палубе, когда на крупном соседнем острове Готланд они увидели огонь.

– Это чтоб никто с пути не сбился?

– Нет, это ритуал, – объяснил Скаро. – Виккане. Настоящие язычники. Кресты поджигают. Богохульники. Вокруг священных деревьев в звериных шкурах скачут, в масках. Пьют, обжираются, совокупляются как попало, – Скаро вдруг замолчал и обвел взглядом матросов, слушающих его рассказ. – Да ну вас к бесу! Чего глаза загорелись? Щас половина команды к ним убежит. Если бы только это… Еще жертвоприношения проводят. Дикари. Нехристи.

Скараоско был, по его словам, «добрым католиком». Говорил, что в детстве его с братом Милошем вылечили и покрестили бродячие монахи из ордена какого-то нового святого. Имени его он не запомнил, но в святцах, выпущенных до Войны, такого не было. Фамилия святого оканчивалась на «–овиц», только это и помнил. С тех пор он веру не менял. Был верен Святому Престолу, хоть и не знал, где тот теперь. Однако и к православию относился терпимо («у меня даже друзья православные были»!). И протестантов нормально воспринимал («когда они молчат в тряпочку»). А вот язычников не любил: «Слишком уж легко им, гадам, живется».

Саша вспомнил, что в русских землях западный обряд христианства обычно называли: «котоличество». Через букву «о». И многие думали, что это бесовская западная вера в кошек, где на церковных службах носят их лики – то есть маски, обличия.

Они миновали остров, а праздник там продолжался. Высоко возносилось священное пламя. В бинокль видны были пляшущие фигуры, среди них много мелких.

«И почему их погаными называют? Лучше уж такая жизнь, чем вымирание. Как будто у других народов в древности не было человеческих жертвоприношений…».

*****

Тянулись дни, мелькали недели. Саша уже чувствовал себя просоленным морским волком. Он увидел больше, чем за некоторые годы из прежней жизни.

Разучил много новых слов на английском и немного на норвежском, хотя вполне достаточно, чтобы общаться и с «норгами» и другими из этой солянки. Но в основном его компанией были русскоязычные. Та компашка, которая образовалась вокруг Скаро, к которой иногда примыкал и сам боцман. Они были достаточно сплоченными, хоть из разных стран и территорий, а половина вообще представляла собой гремучую смесь национальностей.

«Русская вселенная», – называл это Борис. У него была такая книжка. Она начиналась как рассказ о том, что современное человечество зародилось на восточно-европейских равнинах, а потом уже, расселившись, постепенно деградировало.

Тем временем Данилов решил пока остаться. Самому себе он объяснил так: нужно заработать на новое снаряжение. На самом же деле его просто уболтали, а он, не умея отказать, поддался. А еще хотелось посмотреть мир, то есть моря, куда они в новых рейсах должны были пойти. И посчитал, что Академия – или как там её, все эти таинственные технограды – могут подождать, если уж десятки лет ждали. Водные пространства и их берега тоже хранят много тайн, и он надеялся, что выпадет возможности везде побывать.

И если до этого они ловили рыбу, курсируя вдоль берегов Шведостана и Финки (как называли эти места матросы русской диаспоры), то скоро должны были забраться дальше на север, до Норвегии.

Саша надеялся, что поплывут и еще дальше. Ведь изредка бывало, что, следуя за миграциями рыбных стад, узнавая слухи от других рыболовов, первоначальные планы меняли, и суда забирались очень далеко. Да, это был риск. И дело было не только и даже не столько в разбойниках. На чужих берегах могло не найтись топлива, нужных запчастей или сухого дока. А еще… там могло быть такое, чего здесь они вообще не видели. Младший понял, что в головах у людей живут средневековые страхи перед «аномалиями».

И он во все уши слушал рассказы товарищей о дальних берегах.

В один из дней они работали на палубе и, пользуясь отсутствием начальства, попутно болтали. Скаро заговорил про север Норвегии. Он уверен был, что похолодание ненадолго и скоро всё вернется, как было.

И тогда Младший заговорил о своей идее-фикс. О том, что наступает глобальное оледенение.

Неожиданно товарищи посмотрели на него удивлённо.

– Ого, ты как эта, Грета Трауберг? Знаешь будущее? Я вот не знаю, что будет со мной завтра, – усмехнулся Васян. – А вообще… норги брешут, что быть провидцем – эрги. По-нашему – «западло».

– Почему?

– Потому что это женская магия, – ответил Скаро. – Все бабы так умеют, поэтому их надо опасаться. А правильный мужик, воин – не должен. Так норги считают. И только те кто в море ходит.

Младший вспомнил, что бабушка интересовалась мистикой. Да, он слабо представлял мужчину, который стал бы поклоняться таким силам. Как мог, он попытался объяснить, что его прогноз – научный. Что это – гипотеза, а не шаманство.

– Я ворожбой не занимаюсь. Знание будущего достигается путем анализа и прогнозирования.

– Ну, тады другое дело, – кивнул Борис Николаевич, подловив их за работой спустя рукава. – Давайте ноги в руки, а то без обеда останетесь!

– Это кто здесь пророк? – усмехнулся штурман Свенсон, выходя из рубки. – Ты, что ли? А можешь ты предсказать бурю, мальчик?

– Нет, конечно. Я же не синоптик.

– А вот я сегодня разложил руны. И они говорят, что будет буря.

Откуда-то выглянул Шаман и кивнул:

– Фашист прав. Будет буря. Сильная, – и ушел заниматься сетью. Свенсон только хмыкнул, но не обиделся. Возможно, для него это не звучало обидно.

Младший криво усмехнулся и тоже вернулся к работе.

И забыл бы про это предсказание, если бы к вечеру ветер не начал крепчать, а к ночи не превратился в настоящий шторм, который бушевал трое суток. Они бросили якорь в бухте, которая, похоже, капитану была отлично известна, и ветер кораблю не повредил.

«Шах и мат, материалисты».

*****

Следующие недели они курсировали не очень далеко от шведского и финского побережья. За это время с пароходом пару раз случались мелкие неполадки. Но ничего такого, что заставило бы задержаться, а тем более поспешить к берегу. Весь ремонт проводился своими силами. Рыба ловилась, но не то чтобы очень много.

Несколько раз Саша присутствовал при извлечении трала – огромного мешка из сетей, со специальными распорками, который корабль волочил за собой на приличной глубине.

Сторона эта была самая населенная из северных, но даже здесь чаще всего рядом были только «дикие берега». Туда можно было сплавать на лодке, чтобы набрать пресной воды, подстрелить пару волкособов или – если сильно повезет – дикого кабана. Норвежских лесных котов, которые тут тоже встречались, на воротник не стреляли – тотем!

Оказывается, Рыжик-Локи был как раз из таких. Понятно теперь, почему огромный, не только от ворованной рыбы. Его вырастили с котенка, и людей он терпел... с трудом. А если погладишь взрослого «дикаря» – останешься без рук. Они по характеру как пушистые шары ярости – манулы, Саша читал о них в книжках про природу, которых у него в детстве был целый шкаф.

Как-то раз Младшему показалось, что Локи ведет себя странно. Забрался на самую верхнюю площадку, ходит по рейлингу туда-сюда. И хвост трубой.

Тут матрос на наблюдательном пункте в бинокль увидел прытких существ в руинах. Сородичи. Неужели ветер принес запах, для людей неразличимый? Или какие-то биотоки. Жизнь полна непонятного.

– Skogkatt, – равнодушно произнес дозорный норг.

Лесные норвежские коты. До Норвегии тут далековато, но они, видимо, решили эмигрировать.

– Как они выжили? Они изначально были дикие или одичали после Войны?

– Пес их знает. Может, всегда рыбов ловили во фьордах. А может, своих хозяев скушали. Смотри, мех какой! Львы! У меня шапка была из такого, серая, говорил всем, что волк. Не, я её в карты выиграл у чухонца. Сам их не стрелял и не буду, – усмехнулся Скаро. – Плохая примета. А ведь ещё в прошлом году их тут не видно было. Значит, всё у них хорошо. Плодятся.

Младший продолжал практиковаться в норвежском языке, Оказалось, он бывает двух видов – букмол и нюношк. Но говорили только на втором. В общем-то, язык не самый сложный, но Младший находился не в том состоянии, чтобы «садиться за парту». Его голова и так забита информацией, а тело слишком измождено тяжёлой работой. К тому же он видел, что чем старше человек становится, тем хуже даются языки.

Но какой-то минимум слов выучил.

Хотя, когда говорили быстро, понятен во фразах был только суффикс «-sk», который почему-то был одинаковым с русским. Norsk, dansk, russisk. Кто у кого его украл? Борис Николаич с Васяном говорили, что норги у славян. А все остальные слова… – черт ногу сломит, хоть и похоже чем-то на немецкий... но только если его не знаешь.

Хорошо, что на борту почти все знали английский и технические команды часто звучали на нем. Ведь команда интернациональная.

Как и всё побережье. На берегах Балтики уйма поселений разного размера. В основном – небольшие посёлки, которые часто располагались рядом с довоенными городами. Но было и несколько десятков городов размером с Заринск, и пара размером не меньше Питера.

Тут говорили на финском, эстонском, норвежском, немецком, польском. Последние лет десять крупных войн не было, но конфликты на национальной почве вспыхивали часто. Например, поляки и прибалты (русские последних звали чухонцами, те почему-то злились на это) не очень любили немцев. Хотя русских – еще меньше. При этом и друг друга не всегда переваривали. И даже между народами, которых русские вообще не различали и путали (как в одном кино: «да какая разница?»), типа шведов, норгов и данов, или латышей и литовцев, было множество мелких свар.

Но в целом на этих побережьях соблюдались какие-то правила и неписаные законы. Бессмысленной резни и геноцида давно не было. Даже налёты и грабежи были по-соседски корректными, а заложника или раба (траллса) на следующий день могли выкупить за телегу селедки.

В один из дней недалеко от устья реки Калайоки и заброшенного одноименного города впередсмотрящий увидел, как на берегу что-то горит.

– Что там пылает?

– Это? – Скаро и Юхо переглянулись, как почудилось Саше, с хищными усмешками. На тревогу, во всяком случае, это не было похоже. – Там новая деревня. На карте ее нет. Похоже, целая улица горит. Да это точно оно…

– Что?

– Скандинавская ходьба. Спорт такой древний.

– Спорим, это люди Черного Эриксона, – пробормотал Юхо.

– Нет. Я думаю эти с востока. Что еще хуже.

– Нет, Шведы, судя по всему. Русских тут не может быть. И слава богу, – сказал кто-то из норгов.

Младший фыркнул.

– Почему этот ваш Легион не наведёт порядок?

– Это не их земля. Деревня свободная. Но и защищать себя должны сами.

Мнения разделились. Кто-то говорил – напали люди ярла, взявшего кеннинг в честь фирмы, производившей телефоны. Сони-Эриксон. Или просто Эриксон. Другие – что это «Мебельщики», еще одна морская ватага, чье логово находилось в бывшем большом складе «Икея». Последние любили простой стиль, говорят, даже корабли у них были обставлены лёгкими сборными шкафами, столами и кроватями с диковинными названиями. Все эти «варяги» не были отморозками и соблюдали правила, поэтому Легион их не трогал. Беспределом они не занимались и просто собирали гельд. То есть деньги за «крышу», за право жить на своей территории, которую они в Самом Начале застолбили.

Но если кто-то не хотел платить, то его просто грабили. Тоже «по-домашнему»: могли забрать весь улов или приглянувшиеся вещи из дома. Или члена семьи, например дочь. Ну а сжечь пару домов – сам Один велел. Вот только от них огонь, бывало, перекидывался на соседние. Но никого не резали. Кто же кур-несушек режет?

При нападении, если деревня не имела шансов отбиться, жители просто снимались с места, уходили в горы или в довоенные города. Свободного места было полно, но не все места удобны и богаты ресурсами.

– Это зажиточная деревня. У них месторождение соли. Соль нужна всегда и всем. А они заламывают большую цену. Наверное, доигрались, жмоты. Если их перебьют, мы подождем и загрузимся даром, – объяснил Скаро.

– Почему не высадиться и не помочь?

– Если это люди Эриксона, мы просто сдохнем не за хрен собачий. Нет, Саня. Мы не ангелы. И второй бой за рейс – это уже перебор. Второй раз может не повезти.

Вскоре лодка была снаряжена. Младшего включили в состав экипажа. Он не прочь был размять ноги и посмотреть фьорд – хотя ему сказали, что фьорды – на севере, а это – обычный заливчик.

Но участвовать в мародерстве, а тем более в битве с грабителями он не хотел. Хватило и одной.

Вот тебе и «спорт».

Вернулись мародеры ни с чем. Оказалось, в финской деревушке случился пожар. Может, перепились своей Kossu, как здесь водку называют и кому-то спьяну во время калсарикяннит привиделся старик Йоллупуки, который обычно приходит на Рождество, но тут решили устроить для него иллюминацию заранее. Или, что более вероятно, кто-то слишком сильно растопил знаменитую финскую баню.