Текст книги "Земля заката (СИ)"

Автор книги: Алексей Доронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Саша кивнул в знак согласия, непроизвольно покосившись на автомат.

– Ты и вправду молчун. А я вот люблю потрепаться. Поэтому некоторые считают меня глупым. Иногда это последняя ошибка в их жизни. Может, потом загляну в Амстердам. Рассказать про «Квартал красных фонарей»? На самом деле никаких фонарей там нету, а только горящие бочки. Прикинь? Но «Квартал коптящих бочек» – как-то не звучит, правда? Зато там тёлки в витринах, крутятся как мясо на вертеле для шаурмы. Только вместо вертела у них шесты. Я там такую себе нашёл однажды…ммм. Стоп! – Скаро вдруг мотнул головой. – Время поджимает. Потом расскажу. Если судьба за каким-то демоном нас снова сведет. Ну ладно, бывай. Земля круглая! Что бы там ни гнал долбанутый штурман. Иначе бы океаны с неё стекли черепахе за шиворот… Если что, я буду на Адриатике. Это море такое.

– Я знаю, – кивнул Саша. В его планы появляться на юге Европы совсем не входило.

– Ну ладно, чао. Участвовать в моём деле не предлагаю. Напарники уже есть, местные чуваки. На этом всё. Хотя подожди…

Скаро достал из рюкзака свёрток, замотанный в бумагу, а сверху – в полиэтилен. И протянул парню. Там был хлеб, какая-то зелень… и здоровый шмат сала.

– Шпиг. Срезал с одного жирного засранца.

Младший непроизвольно дернулся.

– Да блин. Купил у одного поляка, не думай. Венгерский вкуснее, но и этот ничего. Надумаешь валить с корабля – пригодится. Эскимосы умудряются питаться одним жиром всю зиму. Ешь. А я себе еду добуду.

– Спасибо. Но я не буду валить.

– Ну, значит поделись с нашими. Или один под одеялом захомячь. Но не болтай про меня. Всё. Не благодари. Это чистый холистернин.

– Все люди, потреблявшие холистернин, рано или поздно умрут, – пробормотал Младший.

– Верно подмечено, – поднял палец Скаро. – Вопрос в том, когда и как.

Данилов убрал пакет к себе за пазуху, хоть и подумал, что теперь весь пропахнет этим. Но после сюрстреминга это плёвое дело.

– Dosvidania, – сказал Скаро с новым акцентом. Он умел менять голос, будто актер. Представлениями он тоже когда-то зарабатывал на хлеб, – Моя мать и правда была из Молдавии. А оттуда до русских не так уж далеко…

Дальше явно предполагалось: «к сожалению», но было пропущено. Александр понял, что непроизвольно нахмурился. Достали его такие шутки. Но его путь среди других наций только начинался. Надо привыкать.

– Да ладно! Забей на то, что думают о тебе. Дураки судят по роже, по племени, по достатку. А ты будь выше. Короче, иди своей дорогой, сталкер.

– Пока. Goodbye, – ответил Данилов, понимая, что вероятность повторной встречи стремится к нулю. Возможно, это к лучшему. И почему Скаро назвал его сталкером?

– Бывай, друже. Если эти трое мне попадутся, выпишу им «паспорта» к Святому Петру. Сами они толстые… А я побуду грузовым оленем Санты. Счастливо! Умчи меня олень, в твою страну Олению… Эх, надо было тележку брать, рано ещё с санками.

Молдаванин ушёл, волоча за собой санки, на которых лежал объёмистый мешок с пожитками. Уже успел добыть. Напевая, Скаро направился на восток от шоссе, где за «лесом» из поломанных ветряков возвышались поросшие редкими соснами холмы.

Удивительно, что он знал старую русско-советскую песню. Хотя – как понял Младший за время вояжа – каких только песен Скаро не знал. И даже какую-то молдавскую с непонятными словами «нума-нума-нума-ей…».

Раньше Александр думал, что такие люди только в книжках бывают. Не просто пройдоха, но вор и, похоже, убийца. Но с понятиями о честности и правде. В галерее людей, которых Данилов встретил на Дороге, этот был не самый странный, но один из самых колоритных. Надо уделить ему пару строк или короткий абзац. Не так много у него было знакомых, которых он мог бы назвать товарищами.

Младший иногда делал заметки, но сил, а главное энергии после тяжелого труда обычно не оставалось. Поэтому блокнот заполнялся медленно. По строчке в неделю. И из этой галереи портретов он обязательно сошьет свою историю… если останется жив.

Надо поторопиться. Интуиция подсказывала, что ему срочно пора возвращаться.

И он оказался прав. Раздалась серия громких созывающих гудков. Младший готов был поклясться, что это «голос» именно их траулера. Похоже, планы изменились.

Гудок надрывался так, будто не просто торопил, а был наполнен раздражением. Младший пошёл, а потом и побежал на этот глас. Но всё равно прибыл последним. Все уже были на палубе. Такой тип сигнала означал Общий сбор. Всех вернули на корабль раньше времени из-за того, что случилось ЧП. И Младший уже знал, какое именно.

Младший нашел своих. Юхо, Василия, Шамана и других. Быстро отнес пакет с салом в рундук, чтобы успеть к сбору на палубе. Они построились довольно ровными рядами, глаза каждого устремлены к надстройке.

И вот показался Ярл и сразу заговорил по-норвежски, Младший понял от силы одно слово из десяти, но смысл уловил, да и боцман потом перевёл.

Капитан Рагнар Халворсен метал молнии, как Тор.

– Вы уже знаете, что произошло. Среди нас всё время была крыса! Мы делили с ним стол, а он нас обворовал. Мы считали его другом, а он оказался мерзавцем. Теперь ему на этом море больше не быть. Не только на этом корабле. Я не отдам его Легиону, если он мне попадется. Я отдам его рыбам, причем кусками. Я всё сказал. Экипаж, разойтись.

Капитан поднял кулак, будто собирался стукнуть по рейлингу от злости, но сдержался. На этом собрание было закончено.

Погоню посылать смысла не было, и отплытие не стали откладывать. Случившееся посчитали дурным знаком.

Переполох, вызванный кражей со взломом, вышел страшный и длился целую неделю. Вся команда стояла на ушах. Обыскивали каюты. Допрашивали всех, в том числе перекрестно. Начальство подозревало, что Младший что-то знает. В такие моменты английский Данилова портился, и говорить с ним было очень трудно. Поэтому допрос вёл боцман. Младший понимал, что он не сильно навредит бывшему бригадиру, если всё расскажет, как есть. Но изложил полуправду. «Видел его издалека, молдаванин пошел в другую сторону и больше я его не встречал».

Он умел косить под дурачка, так что боцман, а затем и капитан махнули рукой.

Но через день Борис Николаевич вызвал его для разговора один на один, и пришлось рассказать честно, подробно. Боцман сказал, что он и так в курсе, но капитану об этом знать необязательно. Как говорили, Скаро не тронул всех монет и ценностей, а взял только то, что считал «недоплатой» себе. Но команде придётся возмещать эти деньги фирме.

Получилось понемногу на каждого, но неприятно. Бывшего товарища многие были бы рады сварить в кипятке или протащить на веревке под килем. Ведь Скараоско явно давно решил их покинуть. И никому не проговорился. Но вскоре всё успокоилось. Жизнь на борту вернулась в рабочее русло, будто и не было на нем румыно-молдавского хвастуна и буяна.

И снова была рыба, рыба, рыба, рыба, рыба, рыба, рыба… и еще раз рыба.

Шторма. Качка. Вахты. И снова рыба, рыба, рыба.

Погрузка рыбы, переработка рыбы, разгрузка рыбы… А еще рыба в супе и рыба вареная с лапшой.

Но Александр знал, что это скоро кончится, так проще было мириться.

Теперь бригадиром их звена стал немногословный Финн.

И если как товарищ он был нормальный и готовый всегда помочь, то как босс оказался очень требовательный, дотошный к любым мелочам, которых Скаро не замечал – вроде плохо убранного рабочего места или небольших дефектов на рыбе. Младший, конечно, мысленно взвыл, но терпел. Куда деваться.

Зато к их бригаде присоединился уже окончательно Шаман. Он не очень ладил с техникой, но от северянина этого и не требовали. А вот в рыбе он наоборот понимал даже больше, чем норвежцы. И просто обладал большой смекалкой.

Младший опасался, что теперь, когда поручившийся за пленного молдаванин сбежал – не будет ли у ненца проблем? Но нет. Говорят, тот поклялся капитану какой-то страшной клятвой, и этого хватило.

Шамана держали, так как он не только был хорош в драке, но и работал за троих.

Саша проплавал ещё месяц. Ничего особо интересного не случилось. И слава богу.

По побережьям Скандинавии жизнь теплилась, кроме самого севера, где была ледяная пустыня. А вот вдали от берега в центральной части полуострова места были уже в основном полудикие.

Английский понимали многие, но это был совсем не тот английский, который он учил с дедом по учебникам… На новом английском вряд ли можно написать философский трактат. Но объяснить чужаку, сколько надо заплатить за комнату и койку, а сколько за обед – можно вполне.

Впрочем, как и русский пустошей России был не похож на русский Пушкина.

В диких местах не останавливались. Так и не суждено было Саше пособирать здесь лут, как он надеялся. По берегам всё вычищено или занято, а в глушь они не рискнут забираться. Поэтому пришлось пока забыть про романтику и целиком уйти в рутинный труд.

В Гамбург они шли потому, что по слухам, там в конце этого сезона предлагали самую выгодную цену за рыбу.

Причем везти надо в сам Гамбург, к которому можно было доплыть, только спустившись вниз по Эльбе из Северного моря.

Можно было, конечно, выгрузить всё в городках Киль или Любек, с выходом на Балтику, но это было не так выгодно. Там перекупы скупили бы по дешёвке, и сами наварились бы на перепродаже.

В общем, надо было обогнуть Данию. Раньше через неё был прорыт канал, но теперь он засорен, завален и непроходим. Но даже с учетом крюка в тысячу с лишним миль поход обещал быть выгодным. А ещё после продажи улова они смогут или в самом Гамбурге, или в Киле встать в док на основательный ремонт, подешевле чем у шведов, и корабль продлит свой срок службы.

Младший голову себе этой экономикой не забивал, хотя иногда записывал в блокнот, просто для пухлости. Может, когда-то его «Хождения за три моря» будут кому-то интересны. Если он снова не потеряет записи в очередном пожарище.

Саша просто радовался такому совпадению. Гамбург ему и был нужен. Откладывать нельзя. Неизвестно, когда он ещё сможет тут побывать.

А когда до Гамбурга оставалась неделя – он честно рассказал всё боцману Борису Николаевичу.

– Зря, – покачал головой, не выпуская трубки из зубов, боцман. – Зря. Где еще такую работу найдешь?

– Просто хочу попробовать себя в другом. А тут большой город. Не пропаду.

– Да что ты умеешь? – не унимался Николаич. – Быть моряком – это всегда иметь кусок хлеба! Ну… или рыбы. И не обязательно сюрстреминга. Давай, продлевай контракт. Наше судно уже старое. Чинить его всё труднее. Но капитан уже накопил «тарелок», чтоб купить потом на верфи в Ландскруне посудину поменьше – хороший сейнер после капремонта. А может, два или три. Целый флот! Повысишь свою квалификацию. Когда-нибудь дорастешь если не до меня, то до старшего матроса.

На какую-то секунду в Младшем закопошилось что-то, похожее на червяка сомнения.

– Ты парень толковый… будь в команде, и мы тебя не бросим. Даже если вдруг покалечишься или заболеешь, будем лечить. А если после десяти лет спишешься на берег и будешь жить в любом порту, где есть наши фактории, то сможешь чинить баркасы, такелаж или рыбу перерабатывать… будем платить стабильную копеечку. Ну, а если до старости доживешь, то даже типа пенсия будет. Слово Ярла железное. Где ты ещё найдешь такие условия? Оставайся.

Но Саша не дал себя уговорить. Даже на один рейс. Он знал, что из него не получился хороший моряк. Приемлемый, но таких, как он, в любом порту можно нанять пучок за пятачок. . Но главное даже не в этом. У него – цель.

– Извините, но у меня другие планы. Я, наверное, и в Гамбурге не задержусь. Пойду дальше.

– Бродячая душа, значит. Жаль. Человек должен иметь Родину. Пусть иногда и Родина имеет человека. Ну, тогда рассчитаемся. Кстати, увидишь этого румынского говнюка – вломи ему от меня. Я его не сдал, хотя были подозрения. Но и не простил. Как его настоящая фамилия… забыл. Что-то связано с бесами. Ну и падлой он оказался. Кладоискатель, нах.

Саше заплатили даже меньше, чем он ожидал, с учётом того, что на всю команду раскидали похищенную Скаро сумму. Зато дали «гернсийский» свитер, их вязали где-то на островах рядом с Англией. Очень ноский и тёплый. Хотя и не новый. Вряд ли с покойника снято или с больного. А если и снято, то выстирано и прожарено.

И еще разных вещей. Табаку (хоть он и не курил), пару бутылок водки (пригодится на обмен), кофе и чая. Какая-то часть этого была подарена, а в основном – дана в счёт оплаты его каторжного труда. Но, учитывая, что ему спасли жизнь, приютили, дали работу, не хотелось привередничать.

Остался бы дольше – заработал бы больше.

Боцман вручил Саше ещё один свитер, с оленями.

– От меня лично, на память. Хороший ты парень («Редкий, ага», – чуть не вырвалось у того, еле сдержался). Это внучатая племянница мне связала, а я постирал неправильно, в горячей воде, он и того… маленький мне стал. А тебе в самый раз. Как наденешь, так и вспомнишь и «Харальда», и жизнь нашу корабельную, и меня, может быть.

Разобрался с вещами, которые хранил в рундуке. Что-то выкинул, что-то подарил, что-то поменял. За свою (ну ладно – не свою, а честно добытую) лодку взял деньгами, оставив её боцману. Куртец болотных дикарей поменял у штурмана на куртку моряка. Ведь свою придется сдать при расчете. Так он получил другую, без нашивки с названием судна. Швед собирал всякие раритеты и обрадовался питерской шмотке, сшитой из полос грубой ткани и кожи. А Младший получил куда более удобную непромокаемую куртку с капюшоном, к которой уже привык.

Выпили на прощание с товарищами в кают-компании, а потом в кубрике, и Младший, закинув рюкзак за плечи, сбежал по трапу на берег. Ему подумалось: в который это уже раз? Снова меняются декорации и персонажи. Неизменным остаётся только путь.

Уходя, он вспоминал слова боцмана про то, что у каждого должна быть своя стая.

Может, и прав Николаевич. Но пока Александр не чувствовал, что его место – здесь, и с этой «стаей». И у него было ещё одно важное дело, для которого он должен идти вперед.

Интермедия 1. Основание

Конец сентября 2019 г.

окраина города Берген

Нижняя Саксония, Германия

Солнце в этот день так и не показалось.

По металлическим крышам модульных строений, где размещались беженцы, стучал дождь. Был он совсем не ласковый, струи хлестали, как из брандспойта. От сильного ветра непрочные строения колыхались, заставив Элиота Мастерсона порадоваться, что сам он с командой находится в капитальном кирпичном здании. Но в то же время почувствовать и нечто вроде стыда.

Толстый стеклопакет приглушал барабанную дробь падающих капель. Скрадывал он и шаги патруля, обходящего периметр базы. Мастерсон видел лишь отблески их фонарей на стене. Это вселяло немного спокойствия. База охранялась, как и размещённая на её территории организованная часть лагеря беженцев.

А за стеной – только неровный свет костров и огоньки светильников в полумраке.

Штаб кризисной администрации НАТО-ЕС в Северной Германии был расквартирован на территории военной базы, которая занимала почти десять квадратных километров. Здесь светили прожекторы, по бетонным подъездным путям то и дело проезжал грузовой транспорт. Тут расположились военные и их семьи, представители гражданской власти и те беженцы, которым повезло.

А рядом с базой за последние недели вырос второй лагерь беженцев, уже стихийный, палаточный, больше первого в десять раз. Ведь жизнь в мегаполисах стала невозможной даже там, где не прозвучало ни одного взрыва. Элиот подумал, что, если бы о существовании базы было больше известно населению в радиусе ста километров – её просто смыло бы людским морем. Но знали далеко не все, и не у всех была возможность сюда добраться. Большинство умирало молча. От «простуды», от голода, холода, антисанитарии. Хаоса.

Этот день был ещё сравнительно тёплый, хотя ранее температура уже падала ниже нуля.

В самом Бергене расположились различные службы, пытавшиеся хоть как-то оказывать помощь пострадавшим в треугольнике Бремен-Ганновер-Гамбург. Связь с другими частями страны сохранялась номинальная – несколько радиопередач в день. Ни интернета, ни спутниковой связи. Даже вертолеты уже не летали, не говоря о самолетах. Все имеющиеся ресурсы каждый очаг силы зарезервировал для себя.

Посреди ещё недавно цивилизованного континента они оказались, словно на острове.

Именно здесь, на краю базы, Элиот Мастерсон получил место для размещения своих людей. Чуть в стороне от обычных беженцев. Из окна административного корпуса хорошо просматривался ряд железобетонных складских корпусов и небольшой торговый центр, где персонал базы раньше мог купить всё необходимое. Теперь торговля запрещена, а после кулуарных переговоров с несколькими генералами этот блок зданий был целиком предоставлен бывшим сотрудникам X-Space и ряда других связанных с ней фирм, находившихся в собственности Изобретателя. Именно здесь формировалась будущая колонна, сюда свозились все необходимые ресурсы. Всё, что понадобится для рывка. Исхода.

Из-за угла складского здания показались две фигуры в британских защитных костюмах из усиленного нейлона. Из-под белых капюшонов блеснули в свете прожектора стёкла противогазов. Стволы автоматов FN-FAL покачивались в такт шагам. Ноги в защитной обуви шлепали по лужам. Дождь вряд ли был настолько опасным, но костюмы химической и радиационной защиты подвергались тщательному обеззараживанию после выхода на патрулирование. При проезде или проходе на территорию базы каждый проверялся радиометром и был налажен дозиметрический контроль личного состава. Всё, как положено, по руководствам ещё времен Холодной войны.

В стихийном лагере с этим было проще. Ходили, как попало. Радиация была там далеко не главной проблемой.

Своих людей Элиот тоже заставлял применять счётчики, но без фанатизма.

Патрулирование было не данью протоколам или регламентам, а насущной необходимостью. Не проходило и дня, когда военные не ловили воров из «дикого» лагеря. Местные жители ещё не начали голодать, но мест в официальном лагере беженцев давно не было, и продовольственные пайки тем, кто не записался на их получение в первые дни, уже перестали выдавать. А точное количество «дикарей» даже нельзя было посчитать.

Как такое могло случиться в самой развитой стране континентальной Европы? Говорили, что продуктовые запасы были то ли намеренно заражены, то ли сгорели в диверсиях, то ли украдены и вывезены. Причём это касалось не только запасов стратегических резервов для чрезвычайных ситуаций, но и многих оптовых складов крупных компаний, занимавшихся поставками продуктов в супермаркеты.

Как только стало ясно, что старый мир накрылся, началось повальное, хорошо организованное мародёрство. И вскоре даже кошачий и собачий корм разобрали. Возможно, отнюдь не для собак.

Да и тем, кто успел записаться, выдавалось последнее. Граждане федеральной земли Нижняя Саксония быстро перестроились на новый лад. Хотя патрули ловили и поляков, и сербов, и ливийцев, и даже индонезийцев. Всех, независимо от происхождения, ждало одинаковое обращение – их грубо выпроваживали из лагеря. За попытку сопротивления уже пятеро за эту неделю были убиты на месте. На ограждениях снова появилась снятая много лет назад колючая проволока, по которой вскоре пустили ток. Энергию давали дизельные генераторы. Гигантские поля ветряков, гордость этих мест, были выведены из строя – электромагнитным импульсом или аномальными бурями с градом. Прожекторы работали с перебоями, и ночами лагерь то и дело погружался в угрожающую темноту. В эти часы и беженцы, и горожане обычно ходили на штурм периметра – карабкались, подставляли лестницы, резали проволоку, порой даже делали подкопы. Часто у них при себе было оружие – револьвер, а иногда и ружье. Мастерсон не раз слышал у периметра грохот перестрелки, в котором различал звук автоматов охраны базы. А ещё чаще – выстрелы в самом палаточном лагере, крики на немецком и на других языках. Там, наверное, у кого-то что-то отбирали.

Мастерсон с трудом поборол желание надеть защитный костюм и выйти, чтобы самому обойти гаражи, где готовились его машины. Но нет. Надо держать себя в руках. Картинку можно получить с камер, а распоряжения отдать по телефону. Проводная связь между базой, лагерем и Бергеном работала без сбоев, была и радиосвязь, а вот все остальные виды были недоступны. Поэтому он никак не мог связаться по спутнику с Убежищем-1. Оставалось надеяться, что его горный приют не пострадал. Ведь первые сеансы связи, сразу после Катастрофы, не давали повода для тревоги.

Секрет успеха любого дела, будь-то пиццерия или аэрокосмический гигант – в грамотном делегировании полномочий. Его помощник Рудольф Миллер оправился от шока первых дней и больше поводов для сомнений в своей компетентности не давал, взяв на себя все хозяйственные вопросы на тактическом уровне и не давая ни одному уцелевшему инженеру фирмы “X-Space” просиживать без дела.

Но все равно дважды в день Мастерсон обходил здания и наблюдал за тем, как переоборудуются шестиосные грузовики и автобусы, как герметизируются их корпуса.

Они уже были почти готовы к дальней дороге. Всё, что понадобится взять с собой, может быть погружено за один рабочий день.

В этой части страны радиоактивных осадков пока не случалось. Ближайшая АЭС «Эмсланд» в городе Линген, не затронутая взрывами, прекратила работу только двадцать шестого августа. Реактор заглушили из соображений безопасности. Тогда ещё казалось, что эта мера – временная.

Незадолго до остановки реактора на станции удалось предотвратить попытку диверсии. Несостоявшиеся террористы являлись обычной семейной парой. Грета и Ганс Химмельсдорфы, с маленьким сыном Мартином. Жена – администратор в супермаркете, муж – инженер-строитель, ребёнок посещал Kindergarten. Типичная семья добропорядочных бюргеров, считали соседи. Типичная «спящая ячейка» шпионов, как выяснилось потом.

Их нельзя было назвать суперпрофессионалами. Боевая подготовка не превышала начальный уровень.

Должно быть, прежде у них были другие задачи, вроде сбора и первичного анализа информации в ожидании приказа из Центра.

В тот день при себе у парочки имелось два пистолета-пулемета, два пистолета с глушителями и четыре килограмма взрывчатки с радиоуправляемыми детонаторами. У них не было шансов добраться ни до реакторного блока, ни до контрольного зала, они шли на операцию без продуманного плана. Пройдя по территории электростанции всего сто метров, диверсанты оставили за собой дорожку из трупов и истекающих кровью раненых. Стреляли они без колебаний.

Охрана электростанции и чудом оказавшийся поблизости наряд полиции заблокировали их в закрытом на ремонт корпусе, куда те пришли по ошибке. Должно быть, плохо изучили планировку станции.

Здесь они и были ликвидированы после долгой перестрелки. Вернее, последнюю пару патронов диверсанты оставили для себя.

Дома у них нашли боеприпасы, которых хватило бы на небольшую локальную войну, ещё восемь единиц оружия, сломанный радиопередатчик и килограмм похожего на зефир пластида. Все электронные носители хозяева уничтожили физически. Для этого у них было специальное устройство.

Мартин лежал в манеже, напичканный снотворным, но живой. Его пришлось забрать полицейским. Свой дом Химмельсдорфы (или как их звали на самом деле) не взорвали и не сожгли только для того, чтобы не привлекать внимания раньше времени. Он должен был загореться от искры, полученной из хитроумного приборчика, современного подобия огнива, который привело бы в действие небольшое радиоуправляемое устройство. Но опять что-то не сработало. В доме стоял одуряющий запах бензина.

О том, на кого они работали, особых сомнений у полиции не было. Хотя русских корней у диверсантов не имелось: обычные немцы. И они оставили записку в почтовом ящике: «Великий Рейх живет в наших сердцах! Грядёт очищение Европы от либеральной гнили! За кровь и почву!». Но вряд ли их вооружили марсиане. И вряд ли они действовали по своей безумной инициативе. Тем более, что подобных им оказались десятки и кто-то их деятельность координировал.

Увы, коллеги убитых террористов оказались более удачливыми. Сразу шесть Чернобылей накрыли Германию черными кляксами радиоактивных облаков. Хотя не везде заражение получилось таким уж сильным. Некоторые подрывы были проведены довольно топорно, лишь повредив кожух генераторов. И только в двух случаях утечка оказалась крайне опасной. Но мишени были выбраны точно – страх перед атомом сидел у многих европейцев в подкорке. А были и другие хорошо срежессированные теракты: на предприятиях химической промышленности и с использованием боевых отравляющих веществ.

К счастью, благодаря «зеленым» и предпоследнему канцлеру атомных электростанций в Германии оставалось всего семь. Соседней Франции досталось гораздо больше, там их было почти сорок, атакована оказалась почти треть. Причем на двух из них аварии произошли по самому неприятному сценарию, напомнив всем значение страшного слова “meltdown”.

С этого времени наций на значительной части территории бывшего ЕС не стало, только обезумевшие от ужаса толпы, боящиеся и воды из крана, и дождя с неба. Про диверсии в США Элиот не слышал. Возможно, если и там имелись агенты Некой Силы, то по иронии судьбы все погибли в огне удара той проклятой подлодки, принадлежавшей державе, их направившей. Но новостей из-за Атлантического океана не было давно.

А здесь в Германии самой страшной из бед был, конечно, вирус.

Стук по крыше прекратился. Выглянув в окно, Элиот ожидал увидеть, что дождь сменился мокрым снегом. Но нет. Тот был уже не мокрый – с неба падала сухая снежная крупа, как бывает, когда температура заметно ниже нуля. Холодало буквально на глазах.

Вот уж точно "Kyrie Eleison"^[4].

А каково там людям в едва отапливаемых палатках с самодельными печками?

На экране компьютера появилось сообщение о входящем сигнале по внутренней сети. Элиот нажал кнопку, и на мониторе появился мужчина в камуфляже раскраски «woodland». Мастерсон слегка кивнул, не показывая эмоций, которые его переполняли. Этих новостей он давно ждал.

Хаим Лейбер был командиром оперативной группы и первым заместителем начальника СБ Альберта Бреммера.

В области физической защиты Элиот Мастерсон на сторонние фирмы типа “Academi” (которая раньше называлась “Blackwater”) не полагался, а держал собственную компактную службу безопасности, в которой были только отборные кадры. Вот и этот худощавый мужчина с короткой стрижкой и незапоминающейся внешностью был в прошлом израильским спецназовцем. Теперь он командовал оперативной группой, которой Элиот поручал самые ответственные задания. Судя по изображению, Хаим только что вышел из шлюзовой камеры, лицо красное, волосы мокрые – то есть он смыл с себя пыль и грязь, но даже не дал себе отдышаться после дороги. За пять дней израильтянин и его отряд должны были проехать сотни миль по дорогам вновь разъединённой Германии. Объезжая баррикады и зоны беспорядков, минуя карантинные заслоны, а иногда и пробиваясь с боем.

«Все ли его люди вернулись живыми?».

И он держался очень хорошо для человека, который знал, что его страна выжжена дотла, а его собственный народ наверняка уничтожен почти поголовно.

– Мы вернулись без потерь. Убежище в порядке, сэр. Были небольшие проблемы с энергоснабжением и передатчиком из-за электромагнитного импульса, но уже всё починили. Я передал ваш приказ о радиомолчании.

– Отлично.

Это была прекрасная новость. Значит, двадцать человек в горном убежище в горах Гарца, возле городка Эльбингероде, недалеко от ведьминой горы Броккен, выполнили свою задачу. Подготовили бункер к приему беженцев из Компании.

Это, конечно, не бункер времен Второй Мировой, а просто заброшенная шахта по добыче руды, которую он выкупил и переоборудовал. И ещё несколько объектов было у компании в том районе. Оставалось перевезти всех людей и оборудование.

– Проблема в дороге. Нас несколько раз обстреляли.

А вот это уже совсем не здорово. Элиот выругался. Фразы с универсальным английским словом на букву “f” и в его родной Южной Африке тоже популярны.

– Нападали три раза. Первые два – местная шелупонь. Пьяная настолько, что не узнала в наших джипах военные «хамви». Мы их разогнали, даже никого не убив. Но уже недалеко отсюда, дорогу перегородил большой truck, и из засады начали стрелять из автоматов. Нас спасла броня. И пулеметы, конечно. Но мы их достали. Это были арабы с калашниковыми. – Хаим хищно усмехнулся. – Не было времени допрашивать, из какой страны родом.

– Мне всё равно, хоть с Плутона, – Элиот мысленно пожалел бедолаг – ближневосточных мародеров, которые случайно попали в руки одного из последних евреев.

Сами виноваты. Совсем обнаглели – обстреливать вооружённые бронеавтомобили под самым боком у Кризисной Администрации. Но это тревожный знак – времени мало. И зона безопасности в «треугольнике», в которой сохранялось подобие власти, скоро падёт.

– Но и это ещё не всё, – продолжал Хаим. – Чем ближе к крупным городам, тем больше больных «простудой». Возле Ганновера люди лежат прямо на улицах, на скамейках в парках – в основном живые, но очень ослабленные. Но и мёртвых никто не убирает. Это страшно.

Для других Лейбер был просто бывшим сержантом ЦАХАЛа, но Элиот знал, что он – бывший боец-коммандос из отряда "Мистарвим"^[5], чьё название примерно означало «переодевающиеся в арабов». Это антитеррористическое подразделение пограничной службы Израиля несло очень специфическую службу. Диверсанты-разведчики внедрялись в ряды террористов для оперативной или подрывной работы и либо добывали сведения, либо сами вырезали целые ячейки изнутри. То есть они привыкли работать на чужой территории, где опасность повсюду.

По своему отношению к своей и чужой жизни Лейбовиц мог заткнуть за пояс даже безопасника Бреммера, ветерана Ирака. Если уж ему было страшно – значит, дела действительно дерьмовые.

– Им ничем нельзя помочь. Но скоро зима сократит контакты между выжившими. Люди, как вид, не вымрут. А вот вирус, что бы в него ни заложили создатели, должен исчезнуть.

Биотехнологии были для разведчика вроде хобби, и в этом он разбирался.

«А мы будем в относительной безопасности в малообитаемом месте, рядом с непроходимыми горами и природными заповедниками. Мало кто из беженцев сунется туда. А если и попытаются, то вряд ли дойдут в лютые морозы, которые наступят уже скоро».

Прослушав подробный отчет и отпустив израильтянина отдыхать, сделав пометки в электронном блокноте, Элиот взглянул на часы. Держа в уме основы «тим-билдинга», Мастерсон взял за правило каждый день обедать вместе со всеми. А сейчас как раз приближалось время обеда.

«Словно секта. Долбаная секта, – подумал Мастерсон, входя в столовую, где ещё висела на стене большая пробковая доска для объявлений с одиноким приколотым листком. Это был график дежурства на август, на котором его взгляд почему-то задержался. Его встречали почтительно, все разговоры сразу смолкли. Несколько человек попытались встать.