Текст книги "Земля заката (СИ)"

Автор книги: Алексей Доронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Так размышлял Александр, приоткрыв задвижку на своём окне и пытаясь оценить обстановку снаружи. Его личный опыт давал ему лишь немногим больше понимания, чем мирным путникам.

Внутри вагона было почти спокойно. Кто-то молился; кто-то смотрел невидящими глазами, будто вспоминая всю свою жизнь; «матушка-гусыня» кормила ребёнка; тиролец тихонько напевал; караван-мастер и старший по вагону о чём-то спорили.

Младший вспомнил, какие истории читал в газетах про тех, кто попадал к разбойникам живым. Ничего хорошего их не ждало, как и везде. Где-то же они берут эти черепа…

Наконец, главный караванщик начал говорить по рации. «И да поможет нам Бог!», – разобрал Саша последние слова.

Он продолжал смотреть в окно, и всё-таки упустил момент, когда они свернули с автобана. Пейзаж не изменился. Пропали километровые столбики. Александр понял это, когда хотел посмотреть, сколько осталось до Клаусталя. Само дорожное полотно стало узким, и дорога пошла вниз под уклон. Это все в вагоне почувствовали.

Тут он заметил, что под колёсами уже не асфальт, присыпанный снегом, а каменистая почва. Должно быть, летом тут была накатанная грунтовка. И это уже не дорога, а путь по бездорожью. Они ехали по ровному участку склона. А с обеих сторон громоздились более отвесные каменистые стены. И никаких бортиков.

Внизу виднелись каменистые осыпи.

Может, лучше было заплатить? Хотелось верить, что экипаж знает что делает.

Некоторые пассажиры тоже заметили изменение маршрута, оживились... хотя в окна старались не смотреть. Да, это не Гималаи. Но и такой высоты с избытком хватит. Оставалось надеяться на мастерство возниц.

Пекарь-миссионер обратился к «начальству» за объяснениями.

Старший по вагону кратко объяснил, что они срезали путь и что там внизу впереди – въезд в старый тоннель. Им давно не пользуются, потому что много лет назад примерно в километре от входа произошло обрушение.

– Герр командир рассчитывает, что мы успеем укрыться там, пока эти бандюги не прочухают. Найдут-то они нас легко, но пусть попробуют взять! Велел всем молиться за лошадок и за то, чтобы тоннель окончательно не обрушился нам на головы.

А ещё всем пассажирам было велено не покидать своих мест до остановки.

Они успели заехать в тоннель и приготовиться к обороне. Успели даже наскоро накидать у въезда ящиков, мешков и коробок. Хоть какое-то прикрытие. Лёжа за этим подобием баррикады, используя чей-то баул в качестве упора, Саша увидел сначала снежные вихри из-под копыт, а потом и всю надвигающуюся конницу. Всадники громко кричали, потрясали винтовками и чем-то вроде мачете или палашей. У нескольких были штуки, похожие на бутылки с зажигательной смесью.

Быстро же они их нашли… Наверное, знали об этом месте, но не ожидали такого поворота.

Кто-то заорал, будто от боли, а на самом деле от ужаса. Это сдали нервы у кондитера-экумениста. Караван-мастер посмотрел на него взглядом, в котором читалось: «Ещё раз пикнешь, пристрелю».

Это подействовало. Пекарь замолчал, быстро закивал, ухватил ружье поудобнее, мол, всё в порядке. Хотя был белый, как мел. Младший хорошо его понимал. Если ты веришь только в бога по имени Разум, то смерть для тебя – не переход, а конец. Как и для самого Александра.

По команде они прицелились. Топот копыт приближался. Гневные крики стали ещё громче, наездники явно подогревали себя и давили на психику жертв. Не получив свою дань и понеся потери, они жаждали расплаты.

Заброшенное шоссе, которое вело в тоннель, было достаточно ровным, и они могли не бояться, что кони сломают ноги.

– Geduld. Sparen Sie Munition, – прозвучал голос Старшего.

Терпение. Берегите боеприпасы.

Видя, что караванщики не огрызаются огнем, разбойники осмелели и подъехали совсем близко.

– Ziehlen, – раздался приказ.

Дикая ватага подкатилась ещё ближе, между ней и въездом было от силы тридцать метров. Они не спешивались, собирались стрелять с сёдел.

– Schissen! – гаркнул старший. – Feuer!

На прицеливание он дал им всего пару секунд.

И тот самый “Feuer” через секунду заплескался в глазах у всех, включая толстого торговца сладостями. Генная память существует. Торговцы, фермеры и ремесленники в одночасье превратились из бюргеров в воинов, германцев из Тевтобургского леса или франков при Пуатье.

Грянул залп, обороняющиеся выстрелили почти в унисон. Уши заложило сразу.

Бандиты тоже начали палить вразнобой. Место, где они стояли, заволокло дымом. Поганый у них порох, хотя это их слегка маскировало.

Лавина налетчиков явно не ожидала такого отпора от мирного каравана и, натолкнувшись на стену огня, споткнулась и начала откатываться от горловины тоннеля.

Наверное, раньше им хватало такого давления, чтобы получить откупные, а на серьезный бой они не рассчитывали. Младший не понял, сколько из них удалось поразить.

Один «коктейль Молотова» прилетел по баррикаде, но её тут же потушили.

Были ли у врагов нормальные гранаты или РПГ? Если и были, они не стали их расходовать.

Несколько раз оттуда стреляли из чего-то вроде калаша, но баррикада давала достаточную защиту. Отойдя подальше, бандюганы ещё какое-то время постреливали по ней и оглашали горы гиканьем. Будто гиены мяукали. В ответ по ним из тоннеля тоже иногда стреляли. Вялая перестрелка продолжалась какое-то время, а потом налетчики вдруг исчезли так же неожиданно, как и появились. И весь эпизод, занявший около часа, стал казаться сном, навеянным фильмами про ковбоев и индейцев. Только трупы и кровь были настоящими. Да ещё руки тряслись, и патронов в патронташе убавилось.

С их стороны был единственный раненый – булочных дел мастеру зацепило по касательной плечо. В горячке боя он это даже не почувствовал. Кто-то из женщин быстро обработал рану и перевязал. Жизни эта царапина не угрожала.

Вскоре охранники каравана решились осмотреть поле боя. Несмотря на «эпичность» битвы на месте осталось всего два человеческих трупа и две издыхающих вражеских лошади.

Деловито обыскали покойников и, забрав всё мало-мальски ценное, столкнули трупы с дорожной насыпи под откос. Оказывается, в «Правилах перевозок» кроме всего прочего был пункт о трофеях. Всё доставалось охране. К трофеям причислили и раненых вражеских лошадей. Их добили, перерезав горло. Немного подождали, чтобы стекла кровь и разрубили животных на крупные куски. Ценные субпродукты тоже забрали. Не пропадать же добру. Части туш сложили в большие мешки и закинули в вагон.

К сожалению, один из тяжеловозов тоже оказался ранен. Шальная пуля. Он истекал кровью и уже с трудом держался на ногах. Его освободили от упряжи, он сразу завалился на бок, хрипя. Глаза были полны боли. Старший выстрелил несчастному в ухо. Видно было, что для него это – большая потеря. Судя по кислому лицу главного караванщика, цену тяжеловоза не окупят все трофеи, вместе взятые. Потом повторили процедуру по разделке. Волкам останутся копыта и ободранный костяк с кучей исходящих паром кишок.

Остальные кони в упряжке повезут своего собрата дальше уже в виде мяса. Младшему этот цинизм показался хорошей аллюзией на мир людей. Пока ты можешь работать – ты тащишь воз. А только дашь слабину или сломаешься – на возу повезут уже твои «запчасти».

Во время работ несколько человек не спускали глаз со склонов и кустов, держа наготове ружья.

Да уж, у караванщиков – и у возчиков, и у охраны – очень нелёгкий и опасный труд.

– Совсем обнаглели, – процедил один из них, сплёвывая жевательный табак. – Раньше только пугали.

– Раньше им платили бакшиш, – ответил старший. – Но в этот раз они заломили слишком много. Заплати им сегодня, сколько просят, в следующий раз ещё надбавят. Аппетит приходит во время еды. А ещё этот год холодный. И голодный.

– А что это наш русский кашляет?

И все повернулись к Александру. Тот даже не удивлялся, что понимает почти каждое слово. Видимо, экстремальная педагогика со стрельбой хорошо работала.

Проблема была в том, что он действительно не мог больше сдерживать перханье. Горло саднило. Постоял у амбразуры; полежал, разгорячённый, на снегу с ружьём, обороняя въезд в тоннель. Горло и бронхи – его слабое место.

– Извините. Стресс. Перестану сейчас.

– Ну, смотри, рус, – осклабился караван-мастер. – А то, как лошадок. Пиф-паф.

Младший уже привык к такому юмору и ухмыльнулся в ответ, показав большой палец.

Надо выпить тёплой воды. И развести порошок, несколько пакетиков у него ещё оставалось.

Странно, что трупов было только два. Впрочем, остальных покойников bandidos (почему-то захотелось назвать их по-испански) наверное, забрали, а этих не смогли. Кроме того, у них наверняка и раненые есть.

По лицам караванщиков, Младший видел, что напряжение не спало. Он оказался прав.

– Не расслабляйтесь. Ничего не закончилось, – услышал тихо сказанную кем-то фразу.

«Действительно, эти уроды, скорее всего, попытаются напасть ещё раз. Не будем же мы вечно сидеть в тоннеле. Ехать всё равно придётся… А могут и тут атаку повторить, когда стемнеет… Ну, и какой у наших перевозчиков план на этот случай?».

Ещё этот чёртов дискомфорт в горле. И озноб начинается.

*****

Решение проблемы подоспело быстро и внезапно. Как спасительная кавалерия в тех же фильмах о Диком Западе.

Через час, который они провели, по очереди карауля въезд и наблюдая за окрестностями, до них донёсся звук моторов. Пассажиры вначале напряглись, но по лицам караванщиков и по их не всегда цензурным возгласам поняли – это друзья.

Из гарнизона, расположенного в Клаустале, пришла помощь в ответ на сигнал SOS. В подробности пассажиров не посвящали, просто баррикада была разобрана и der Zug – поезд из вагонов и телег – продолжил путь. Уже с эскортом.

Караван снова двигался по прежнему маршруту. Впереди колонны неспешно ехал джип с пулемётом на крыше, второй вроде бы занял место в хвосте.

Саша сел на своё место, достал из рюкзака серебристое термоодеяло (очень удобная вещь – невесомое, по объёму в свёрнутом виде не больше свитера, а тёплое), завернулся в него, не снимая куртки. Не очень-то помогло, он продолжал трястись в ознобе. Не помог и порошок, кашель не унимался.

Его соседи быстро пересели подальше. Кто-то крикнул: «маску надень!» Наивные люди. Верят в силу тряпочной маски. К тому же у него не вирус. Саша не стал спорить, натянул на рот и нос ворот свитера, привалился к стенке и прикрыл глаза. Скрип колёс, покачивание, бубнёж попутчиков усыпили его, но и во сне он продолжал кашлять.

Разбудила Сашу чья-то рука, постукивающая его по плечу. Это был «мастер». Вежливо, но мрачно он сказал:

– Alexander! Aufstehen Sie, bitte.

Младший спросонья не сразу понял, чего от него хотят.

– Aufstehen Sie, – повторил немец.

Пистолет в кобуре был при нём, кобура хоть и застегнута, но Младший помнил, как быстро тот разобрался с лошадкой. Позади стояли двое охранников с «винчестерами». И не с теми, на которые записывают файлы.

Вежливо, но с нотками металла, ему приказали собрать вещи и покинуть вагон.

Оказывается, был и такой пункт в соглашении. При явных признаках острых респираторных заболеваний пассажира надлежит высадить во избежание распространения… и так далее… Таков порядок!

Проклятье! Конечно, порядок – прежде всего.

– Это не вирус, у меня хронический тонзиллит. Не заразно…

Мысли путались, ноги были, как ватные. Неужели они бросят его здесь, как щенка?

– Это не важно. С такими симптомами тебя всё равно не пустят в город. Отлежись здесь, потом потихоньку дойдёшь. Тут недалеко, за день доберёшься. Но сначала отдохни, подлечись. Я проверил, печка в порядке, дрова есть. Вот, сваришь и поешь свежатинки.

Старший протянул Саше пакет, в котором было что-то мягкое.

– Удачи тебе, сынок! Да, и с Рождеством тебя! Разбойников можешь не опасаться, наши… друзья хорошо их шуганули.

Только сейчас Младший заметил, что высадили его не совсем в чистом поле. «Мастер» указывал рукой на небольшое бревенчатое строение недалеко от дороги.

–Это охотничий домик. Или пастуший… Как хочешь называй, но тут может переночевать любой путник. Дверь не заперта. Там даже колодец есть.

«Мастер» слегка подтолкнул оторопевшего Сашу в сторону избушки и вернулся в вагон. Караван, медленно набирая скорость, начал движение. Саша постоял, всё ещё не веря, что это случилось с ним. Что же ему так не везёт с караванами!

Когда мимо проехал замыкающий джип, он побрёл к своему временному убежищу.

В избушке действительно было всё, что может понадобиться неприхотливому человеку, чтобы переночевать или переждать непогоду. Была печка, а на ней чайник и закопченная кастрюлька. Был топчан с тюфяком, набитым соломой и старенькое, но целое и почти чистое ватное одеяло. На столе стоял ящик с крышкой, обитый железом. В нём – кулёчки с крупами, соль, чай и даже немного сахара.

«Данке шён», – сказал Саша непонятно кому. И не добавил чего-нибудь обидного. Обиды не было. Порядок есть порядок! Интересно, что порядок в этой избушке не нарушил никто, ни случайный прохожий, ни даже разбойники. Видимо, и у разбойников имелись какие-то этические понятия.

Александра уже не трясло. Значит, температура больше не поднимается. Он достаточно хорошо изучил свой организм и знал, что будет дальше. Надо растопить печь и вскипятить воды. Дров в поленнице много, а вот вода в колодце оказалась покрыта коркой льда. Не очень толстой, её можно разбить ведром, которое стояло тут же, на бортике, пристёгнутое к вороту цепью. Но Саша решил, что сделает это позже, когда немного оклемается. А пока отстегнул от карабина ведро, набил его доверху снегом, поставил на печку.

С печью он справился на удивление легко, видно, тяга была хорошая. Когда щепочки разгорелись, он подбросил в топку несколько толстых поленьев, посидел рядом на табурете, глядя на огонь; потом плотно прикрыл дверцу. Воздух в избушке очень быстро прогрелся, хотя стены были ещё промёрзшие. Ничего, будет следить за печкой и вовремя подкладывать дрова. Скоро можно будет снять куртку и ботинки.

Снег в ведре быстро таял и уменьшался в объёме. Данилов ещё пару раз выходил за ним на улицу. В результате, у него теперь было чуть меньше половины ведра воды. Он налил доверху чайник, поставил его туда, где самый жар. Потом осмотрел подаренный кусок мяса и решил сварить его завтра, а пока положил пакет на пол около входной двери, там оно не должно испортиться. Есть совершенно не хотелось. Хотелось дождаться, когда закипит чайник, заварить чаю побольше, выпить ещё один порошок и лечь.

Александр надеялся, что скоро ему станет лучше, но и весь следующий день он провёл в постели, то трясясь от озноба, то обливаясь потом. Изредка вставал к печке, следя, чтобы огонь не погас. Много спал, пил много чая. Голова болела, но кашель стал полегче, не такой изматывающий.

На третий день он понял, что идёт на поправку. За окном было ещё темно, но Саша чувствовал, что выспался. Температуры не было, от болезни осталась только слабость во всём теле. Хорошо, сегодня он ещё побудет здесь, сварит, наконец, чего-нибудь поесть. Может быть, нагреет воды и помоется. Может, даже устроит небольшую постирушку. Не хотелось бы прибыть в Академию грязным и в пропотевшей одежде.

Он пошурудил в печи кочергой и подбросил дровишек. Положил конину в кастрюлю, залил водой, посолил. Когда вода закипела, ложкой снял серую пену, передвинул ближе к краю, на слабый огонь. Теперь варево должно долго кипеть. Часа два-три точно, может и больше. Запах ему не очень понравился. Мясо не было испорченным, но сюда бы приправ каких-то добавить, или лука. Где-то у него в рюкзаке должны быть бульонные кубики… Есть это не хочется, но не пропадать же добру. Может, когда завтра пойдёт пешком, да в гору, аппетит появится.

Вдруг Саша услышал звуки снаружи. Кто-то ехал, не таясь. И звонил в колокольчик. Вот повозка остановилась, заскрипел снег под ногами. Он напрягся. Дверь закрыта на засов, может, затаиться… Не получится, из трубы дым, перед домом следов полно…

– Салам алейкум! – услышал Младший. Гость был уже на крыльце.

Каким еще аллейкам? Где деревья растут? Голова еще плохо соображала.

Вскочил. Отложил ружьё, но пристегнул кобуру. Вышел решительно, стараясь не показывать беспокойства.

На дорожке у хижины стояли сани. Большой рыдван на полозьях. На нем коробки и мешки. В сани запряжены две невысоких мохнатых лошадки. А может, пони.

На крыльце прямо перед ним стоит низенький человек-колобок в лохматой шапке.

– Салам алейкум, – повторил маленький немец. Голос у него был басовитый.

– Алейкум салам, – Младший знал, как надо приветствовать людей такой веры. Хоть и подозревал, что выговаривает неправильно, но ещё никто не обижался.

Германец был коренастый и смуглый, в полушубке из овчины, шапка его была вроде тех, что зимой носят татары и башкиры.

Нельзя выглядеть совсем безоружным и безобидным. Ещё одно правило торговых отношений с незнакомцами, которому научила Александра жизнь. Оружие должно быть на виду, но нежелательно хвататься за него и наставлять на оппонента. Тем более, у того тоже было ружьё за спиной.

– Куры, молоко, яйца? – спросил гость на ломаном немецком. Саша опешил. Теперь оккупант по закону жанра продолжит: «Партизанен – пуф-пуф! Шнель!». Замешательство длилось несколько секунд. Конечно, ассоциация с фильмами про войну была ложной. Его не собираются убивать и грабить. Это просто местный житель с турецкими, по-видимому, корнями; не очень чётко говорящий по-немецки. Везёт в Клаусталь продукцию своего хозяйства. Увидел, что в избушке кто-то есть и решил попытаться что-нибудь продать.

Гость изъяснялся на дойчском языке с таким сильным акцентом, что воспринимать его было трудно. Наверное, их община жила изолированно и ни с кем не смешивалась. Лингва-франкой, то есть инглишем, он, видимо, не владел. Поэтому старался общаться жестами.

Человек указал на свой товар, а потом на Александра. Интернациональный жест.

Интернациональный ответ – Младший поднял большой палец вверх. А то вдруг кивок неправильно интерпретируют? У некоторых народов он значит отрицание.

От курицы он не отказался бы. Ему вдруг остро захотелось куриного бульона. «Еврейский пенициллин» – называла это блюдо бабушка и обязательно варила, когда кто-то в семье заболевал. Она свято верила в его целебные свойства, и в детстве Саша имел возможность многократно в этом убедиться.

– Хау мэни? – вырвалось у Данилова, он спохватился и стал подбирать немецкие слова, но торговец оживился.

– Гуд! Спик инглиш!

Инглиш оказался у него не хуже, чем у Александра. Видимо, просто вначале тот не подумал, что странный болезненного вида путник в избушке может нормально изъясняться.

В итоге Саша купил жилистую курицу, пять яиц и замороженный кружок молока. Надо было бы поторговаться, но слабость не позволила это сделать, он мысленно махнул рукой и заплатил столько, сколько сказал турок. Не торгуясь.

Тот даже не смог скрыть удивления и разочарования. Обломал ему Саша удовольствие от сделки. Вот уж, действительно, Восток – дело тонкое… Улыбка на смуглом лице чуть поблёкла, но не исчезла.

Это был именно турок, а не сириец, и не индус. Да, оказалось, что их община живёт в этих горах обособленно, стараются сохранять свои обычаи. Возможно, они перебрались сюда в Войну. Может, у себя в Турции жили в похожих горах.

Младший за годы научился находить общий язык с разными людьми. Торговец выглядел дружелюбным. Особенно когда Саша правильно назвал имя турецкого президента перед Войной (вспомнил портрет в Уфе в отеле) и добавил «Гуд!». Тот расцвёл.

– Эх, великий был человек... – говорил он на английском довольно бойко, хоть и путая грамматику. – Всю Европу могли нагнуть. Жалко как. Надо было вместе с вы. И с Китай. Весь мир бы правили. Эх. Ты идешь в Клаусталь, рус?

Младший кивнул.

– Хорошо подумай, уважаемый. Ты знаешь, что там живет Шайтан? – произнёс торговец без тени усмешки. – Его слуги ездят в машинах, которые работают без бензин. Ещё они делают эти…. Смартформы и поклоняются богу, который живет в Машине. Говорят, раньше он запускал в небо корабли. Так что будь осторожен там. В общем, благослови тебя Аллах, путешественник.

Младший поблагодарил, и турок удалился. Отговаривать путника он не стал, стеганул лошадок, и сани покатились по покрытому десятисантиметровым слоем искрящегося новогоднего снега автобану. Позвякивание сбруи и колокольчика напомнило Младшему о счастливых моментах детства, создало праздничное настроение.

Вот такой вот «джингл-бенц».

Чужак в чужой стране вздохнул чему-то своему и занялся хозяйственными делами.

Конина кипела долго, но и курицу тоже пришлось варить часа три. Зато вкус куриного бульона показался божественным.

Поел. Полежал пару часов, чувствуя, как силы восстанавливаются. Похоже, от болезни ничего не осталось. Вряд это была та самая «русская простуда».

Младший тщательно собрал вещи, проверил оружие и свой внешний вид. Решил побриться.

Открыл карту на планшете. Осталось совсем немного и дорога предстоит ровная. Хорошо бы отлежаться ещё денек, но лучше не затягивать своё пребывание здесь. А то нагрянут ещё какие-нибудь «беженцы».

Утром можно трогаться. В место, где, по словам турка, живёт сам Дьявол. Люцифер.

Конечно, Данилов чувствовал волнение и до этого разговора. Но хотелось верить в то, что ожидаемые неприятности не сбываются.

*****

В горах было ощутимо холоднее и ветренее.

Не время любоваться пейзажами, но Младший всё замечал.

Например, то, что эти горы – старые. Вроде Урала. Высокими они были во времена каких-нибудь сухопутных трилобитов. Альпы выше. Может, когда-нибудь он увидит и их.

Но снежные вершины здесь тоже имелись. Зимой любые вершины – снежные.

Чем ближе он подходил к цели, тем сильнее тревожился. Нет, это не был страх физической опасности. Это было понимание того, что он, возможно, испытает разочарование.

Вдруг это путешествие не приблизит его к ответам на главные вопросы? Тогда что есть его путь? Пустое времяпрепровождение? Язык сломаешь от этого слова.

Снега стало больше. Не случилось бы бури…

Судя по планшету, идти оставалось ещё километров десять, когда он понял, что может не дойти. Надо найти укрытие.

В заброшенном и занесённом снегом посёлке на холме, который опоясывала дорога, одна сторона которой выходила на почти отвесную пропасть (высота пятиэтажного дома) – самое основательное здание оказалось почтой. Postamt. Во всех остальных окна были заколочены, а вот двери просто закрыты, притворены. Кто бы ни уходил отсюда много лет назад, они думали, что вернутся. А мародеры, если бывали тут, аккуратно закрывали за собой двери снова и снова.

На одном из домов Младший увидел желтый знак биологической опасности. Давно облезший. И сюда добралось… но всё это в прошлом.

Именно в подвале здания почты он решил расположиться. Но сначала, следуя многолетней привычке, обшарил каждый уголок. А то, кто знает, не укрывается ли здесь кто ещё.

И в самом дальнем помещении, куда вела неприметная дверца, за баррикадой из пустых ящиков Александр увидел человека. Похолодел. Пистолет удобно лежал в руке, но первым побуждением было тихонько удрать. Человек сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и не реагировал на визитёра.

Пожалуй, стоит тихо уйти и поискать другое убежище.

Но секундный порыв досады, смешанной с уязвленным самолюбием, заставил Младшего… окликнуть незнакомца. Предупредить о своих мирных намерениях.

– Hallo!

Человек не повернул голову.

– Ich bin… Freund.

А дальше Младший рассмеялся диковатым смехом. От сердца отлегло.

Ситуация была так себе. В помещении три на три метра сидел перед сложенными в кучку дощечками человек, лицо которого в полутьме казалось нормальным.

Но Данилов уже понял, что с ним что-то не так и тот не задремал, разводя костёр.

В свете фонарика на него глянуло сморщенное почерневшее лицо мумии. Ещё один нетленный покойник. Видимо, праведную жизнь прожил. А может, много «досираков» ел.

Встреча с мёртвыми в этом мире пугает гораздо меньше, чем неожиданная встреча с живыми.

Потом они «торговали». Мертвец даром отдал ему свою сумку и кое-какие вещи из карманов верхней куртки. В частности, полезной добычей стала отличная зажигалка. Да, её понадобится заправить, но это – Zippo! И ещё много нужных мелочей нашлось. Причём, Сашина совесть была спокойна. Это не грабёж, не мародёрство, а обычай. Что-то вроде дани уважения. Да, отсюда шаг до цивилизованных земель. Но ничего не бывает лишним.

«Я в этой жизни никуда уже не пойду, чувак, – мертвец по-прежнему протягивал руки к несостоявшемуся костру. – Забирай всё. Но если что-то подобное случится с тобой… не обессудь. Таковы правила пустоши. Пистолета у меня нет, извини. Кобура пустая. Забрали друзья, им нужнее было».

На покойнике была тёплая куртка, в свете фонарика она казалась почти новой, не выцветшей и добротной. Её тоже можно было забрать, но это уже немного попахивало мародерством. Раздеть мёртвого? У Саши своя не хуже. Да и не по росту она будет, мертвец казался невысоким и субтильным. Вот про таких как раз и говорят «кожа и кости»… А ещё, хоть одеяние с виду и выглядит крепким, но, может, там нитки давно сгнили, и оно расползётся по швам, стоит начать его носить… – кто знает, сколько лет прошло.

Никаких следов ранений на голове или пулевых отверстий на одежде не имелось. Умер человек, по всем признакам, очень давно. Возможно, лежит (а точнее – сидит) тут с Войны, или немногим меньше. Закутан в несколько слоев, чего по нынешней погоде не требовалось даже в самые холодные зимние месяцы. Под верхней курткой имелась ещё одна, потоньше, но тоже целая. Нет, спасибо! Её Саше точно не нужно. Так же, как и толстого свитера, ворот которого выглядывал из-под нижней куртки. Прямо иллюстрация к загадке – «Сидит дед, во сто шуб одет».

Младший не считал себя специалистом, а в данном случае всей правды о причине смерти не смог бы сказать даже профессиональный судмедэксперт. И представлять не хочется, сколько таких «случаев» лежат, сидят, висят по всему миру. Миллионы? Десятки миллионов?

Подумалось только: «а вдруг это жертва той самой «простуды», а ты его вещи взял…».

Нет же, никакие микроорганизмы столько не живут. Или?.. Младший оставил мумию в покое, прикрыв дверь, расположился в соседней комнатушке.

Нашлись бумаги в ячейках – когда-то это были ценные документы, но сейчас они годятся только для разведения костра. Нашлось и достаточно картона, да и дерева тоже.

Никаких дневниковых записей при мертвеце не оказалось, гаджетов или накопителей данных тоже. Ещё одна тайна этого мира, что останется неразгаданной.

Мумификацию Александр видел не в первый раз. Но всегда это было странно и страшно. Наверное, труп сухой как бумага и такой же горючий.

– Почему я опять разговариваю сам с собой? Или с неживыми предметами? Нервы? Причины есть, конечно. Ещё и переболел недавно. И скитаюсь в чужой земле. Любой может меня прогнать к чёртовой матери, а то и вообще убить. И тогда я буду таким же жмуриком, а кто-то поживится моим добром. Это, кстати, решило бы все проблемы… Но нет. Не дождетесь.

Есть поверье, что увидеть мертвеца, правда во сне – к счастью. Вот и надо надеяться.

Говорили, что в этих местах нападения редки. Тут близко Академия. Они патрулируют. Шугают разбойников. Вот и ребята на джипах, которые встретили караван, как раз оттуда.

Но ему «повезло». Ему вообще везёт на грабителей и прочих любителей чужого добра.

Стоило утром выйти из дверей почтамта, как состоялась нежданная встреча. Из-за воя ветра и закрытых шапкой ушей Александр уловил какой-то звук очень поздно, а когда обернулся…

«Твою мать!».

На него летел, пустив коня в галоп, размахивая чем-то вроде сабли, здоровенный всадник в капюшоне, на чёрном скакуне. Их разделяло метров тридцать.

Сам конник смахивал на тех, что совсем недавно пытались ограбить гамбургский караван. Лицо закутано чёрным шарфом, видно только прищуренные глаза.

– Stirb! – донёс ветер. И дальше что-то неразборчивое.

Младший понял, что остались секунды. Даже снежный покров не слишком мешал джигиту быстро приближаться. А вот пешеход вяз в снегу, да и ноги немного заплетались. До двери не добежать. Хорошо, что ружьё без чехла.

Прицелился в коня. Так надёжнее. В ружье пуля, а не дробь. Налетчик был шагах в десяти, когда Младший нажал на спуск.

Громыхнуло. Но и в коня он не попал. Понял это сразу, ствол повело вверх в момент выстрела. Пуля ушла в небо.

Проклятье!

То, что случилось дальше, было неожиданностью и для Саши, и для налётчика. Визгливо заржав, конь поднялся на дыбы, сбросив седока, и поскакал, не разбирая дороги, в сторону обрыва. На полном ходу он тащил по земле всадника, зацепившегося одной ногой за стремя, громко орущего. На самой кромке обрыва конь резко остановился, и человек по инерции полетел вниз по дуге. А конь поскакал дальше вдоль края и скоро скрылся из виду.

С момента, когда Саша покинул здание почты, прошло не больше минуты, а уже всё было кончено. Он поморщился, когда захлёбывающийся крик резко оборвался.

Всадник-«бедуин» лежал теперь далеко внизу. Видимо, наездником он был никудышным. Или конь под ним оказался ворованным. Или он как-то не так седло пристегнул.

Младший совсем в этом не разбирался, именно поэтому никогда не ездил верхом и даже не попытался разжиться конём. Сложное это дело, не говоря о том, что лошади лягаются и кусаются.

Налетчик пролетел много метров, прежде чем удариться о камни. И это были большие и острые обломки, которым несколько сантиметров снега не придали никакой мягкости.

Младший пошёл искать спуск. Для чего? Просто так полагается. Раненому надо помочь, врага надо добить. Самодельная сабля или палаш из куска стали куда-то затерялась. Да он бы и не взял это орудие как трофей. Чем только не вооружались дикари и бандюганы… Ножи, топоры, копья. Патроны дороги, поэтому выкручиваются, как могут. Младший уже знал, что лихие разбойники с большой дороги на самом деле трусы и обычно не настроены на бой, берут на слабо, пугают стремительным накатом. А если сталкиваются с серьёзным отпором – сразу растворяются в тумане. Поэтому холодное оружие у них – скорее, для психологического эффекта.

Но вот этому не повезло. Не сработало.

Человек был жив, когда Младший спустился и осторожно приблизился.

Шарф, прикрывающий лицо, слетел. Это оказался обычный европеец, даже белобрысый. А уж мусульманин или нет – не понять.

– Wer bist du? Hilfe…

Младший вздрогнул. Упав с такой высоты, люди обычно не говорят.

– Кто ты? – повторил разбойник по-немецки. – Пить… Воды.

Ничего такого Младший сначала делать не собирался. Хотел просто, по своей хомячьей природе, забрать рюкзак, как компенсацию за стресс. Но рюкзака не было. Наверное, всё осталось в седельных сумках. Либо налётчик ехал налегке.