Текст книги "По воле северных богов (СИ)"

Автор книги: Александра Стрельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Глава 32

Так случилось, что уже на следующее утро Хьюго Гилфорд покинул Хандебю, следуя за старым финном и его псом.

Едва они миновали обжитые места, идти стало очень тяжело. Наст, легко выдерживавший старика, проваливался под весом англичанина. Пришлось под руководством финна, что-то бормотавшего на своем гортанном лопочуще-быстром языке, мастерить лыжи. Тогда начались новые мучения. Пока Хьюго научился ходить на них, он извелся так, что в полный голос проклинал все на свете, но ни разу у него не возникло мысли повернуть назад. Отступить.

Старик оказался прекрасным охотником. Там, где требовалась сила или быстрота молодости, ему помогал Хьюго, поэтому сложностей с едой они не испытывали. Вечерами Гилфорд дремал у костра, щурясь через огонь на сидевшего по другую сторону старика, который, казалось, никогда не спал, потому что просыпаясь Хью снова видел его на том же месте, в той же позе, и волк по-прежнему лежал у его ног. А еще старик пел. Дрожащая, непонятная уму и сердцу англичанина песня летела к звездным небесам, иногда волк начинал подпевать своему хозяину, задирая лобастую голову. И англичанин гадал, что звучит более дико и первобытно – вой волка или песня человека.

Через месяц пути все, что произошло с Хью на галере шейха, сам Богаэтдин, его юный любовник и та ночь, неразрывно связанная в сознании Хьюго с адской жарой восточной бани, отошли, стерлись, отодвинутые простотой и безыскусностью жизни в пути и суровостью северной зимы. Тогда рыцарю начинало казаться, что очищение, о котором он просил небеса, было даровано ему, но уже на следующую ночь ему снились тяжелые маятные сны, исполненные похоти и запретных забав. Слишком богатое воображение подводило своего хозяина. Он просыпался с бешено бьющимся сердцем, убежденный, что теплое тело, прижавшееся к его боку – это вновь маленький сладострастный грек. Но в неверном призрачно-размытом свете морозного утра видел рядом с собой лишь волка, а напротив замершего отрешенно старого финна.

Старик заметно ослабел, и к вечеру уставал так, что добросердечный англичанин подставлял ему спину и тащил на себе, пока не выбивался из сил сам. Обоих гнали вперед мощные чувства, почти инстинкты. Один шел за смертью, другой за любовью, с которой связывал саму жизнь. Хьюго уже давно сбился со счета, не представляя не то что какое нынче число, но даже месяц. Теперь имело смысл только то, что сейчас зима, а после наступит весна, ее же в свою очередь сменит лето, чтобы утонуть в объятиях осени, которой раз за разом суждено умирать, сраженной морозами, и быть похороненной под толщей белоснежных искристых снегов.

Особо тяжело стало Хью в полярную ночь, когда солнце перестало подниматься над горизонтом, лишь едва подсвечивая из-за его размытой линии мутное серое небо. Казалось бы – чего такого? Но вездесущая серость, похоже, обладала способностью забираться в саму душу, выпивая из нее радость. В такие дни Хьюго думал, что путь его бесконечен, как эта ночь, что теперь до скончания века он так и будет идти следом за серебристо-серым волком, неся на себе умирающего старика, подгоняемый пронизывающим ветром и влекомый далеким образом прекрасной светловолосой женщины.

Хью испытал что-то вроде шока, когда снежная равнина, которой они шли весь этот день, внезапно кончилась, оборвавшись у седого северного моря… Еще через два дня они, наконец, достигли родного селения старого финна. А уже к вечеру Хью позвали в его ярангу. Старик лежал, бережно укрытый меховым одеялом, рядом собралась вся его семья, к которой он и стремился, желая повидать перед смертью. Гилфорд присел рядом с постелью. Некоторое время старик смотрел ему в лицо своими узкими глазами, в которых уже отражалась вечность. Потом негромко окликнул волка. За все время пути Хью так и не удалось разобрать его кличку. Зверь приблизился и невозмутимо-отстраненно остановился рядом, всем своим видом говоря: «Я по-прежнему независим».

Старик погладил его лобастую голову, а потом, взяв руку Хьюго, положил ее псу на холку. Зверь оскалился, но стерпел. Финн отстранился, кивнул и что-то долго говорил, обращаясь не к человеку, а к зверю. Волк все еще скалился, прижимая уши и искоса поглядывая на огромного человека со странными серыми глазами, чья тяжелая рука покоилась на его спине. Хью мог лишь догадываться о том, что происходило между хозяином и псом, но когда на следующее утро, узнав о смерти старого финна, он собрался в путь, волк пошел вместе с ним…

Дальнейшая дорога, которую Хью считал самой легкой частью своего пути – что там, знай, иди вдоль моря – едва не стала для него смертельной. Вещи, бывшие для старого финна простыми и естественными, теперь становились для Хьюго проблемой – разжечь костер, да и просто найти для него сухие, годные для растопки дрова удавалось с трудом, добыть пропитание – еще большая сложность. Раньше англичанину казалось, что леса Норвегии просто кишат зверьем, а теперь они опустели, словно заколдованные. Человеку с псом частенько приходилось совсем туго.

Потом волк просто начал исчезать, возвращаясь к вечеру сыто облизываясь и щуря глаза на огонь. Когда же в один из дней он притащил новому бестолковому хозяину половинку тушки зайца, Хью едва не расплакался от бессилия и стыда. Пока он жарил и с жадностью ел принесенное псом мясо, тот не сводил с него презрительно-высокомерного взгляда. Дальнейшие события не прибавили рыцарю уважения в глазах его независимого спутника.

Хью вздрогнул, будто просыпаясь, и, с трудом вернувшись к действительности, осознал, что все еще сидит в теплой ванне Тир. Дошел! Не замерз! Не умер с голоду! Добрался… И вот она. Рядом. Такая родная, любимая, с его еще не рожденным ребенком под сердцем, а у ее ног волк…

– Эй, Брут! Предатель! Иди сюда, а то воняешь почти как я.

Вместе с Тир ему не сразу, но удалось затащить пса в воду и вымыть, хотя тот и успел снова вцепиться в руку хозяину. Однако Хью был так счастлив, что даже это не смогло испортить ему настроение. Поменяв воду, он с наслаждением вымылся сам, что-то фальшиво напевая себе под нос и поглядывая на Тир, которая заливисто смеялась, слыша его рулады. А после забрался в приготовленную для него широкую постель молодой хозяйки и, уже сонно щуря глаза, похлопал рядом с собой по кровати.

– Полежи со мной.

Она устроилась рядом поверх одеяла, и Хью, блаженно улыбаясь, обнял ее.

– Какая ты теперь круглая. Аса была права. Платье не подойдет.

– Что за платье?

Но рыцарь уже спал. Тир еще полежала рядом, недоверчиво глядя ему в лицо.

«Неужели это и в самом деле Хью? Как будто и не было этого расставания. Спит… Мой…»

А потом тихонько поднялась и вышла из комнаты. С помощью Асы ей удалось подобрать нежданному – и столь долгожданному – гостю полный гардероб, и она заботливо уложила одежду на креслах возле кровати спящего. Волк, развалившись у камина и распространяя вокруг себя одуряющий запах мокрой шерсти, в полглаза следил за ее действиями, а потом тоже погрузился в чуткую дремоту. И он, и его новый хозяин устали. Ох, как устали…

Управившись с делом, Тир снова присела рядом с Хью. Счастливая улыбка сама собой неудержимо расплывалась на ее лице, когда она смотрела на него. Хьюго похудел. Щеки ввалились. Черты лица обозначились резче, сделав лицо жестким, еще более суровым, но улыбка по-прежнему таилась в уголках потрескавшихся губ, а за густыми ресницами, которые сейчас отдыхали, почти ложась на щеки, прятались теплые добрые глаза. Как же она любила его! Тир осторожно дотронулась до своего амулета, который мирно соседствовал с католическим крестом на размеренно вздымавшейся груди спящего рыцаря. Он привел его к ней. Целым и невредимым.

«Спасибо», – с живой благодарностью подумала молодая женщина и внезапно нахмурилась – свадьба. Хью наверняка захочет обвенчаться с ней по христианскому обряду, в церкви.

Тир отодвинула в сторону свой амулет и испытующе уставилась на крест, косо лежавший среди черных завитков. Это значит, что ей придется принять крещение, а как следствие – ущемить свое достоинство, ибо католическая церковь относилась к женщине во многом как к недочеловеку… Потом взгляд Тир вновь переместился на любимое лицо и она тряхнула головой.

«Я готова праздновать шаббат или надеть паранджу, лишь бы быть вместе с ним!» – вдруг поняла она и даже рассмеялась, так легко ей стало на душе.

Вот только где здесь взять священника? Значит, малыш все-таки родится до брака…

«Как и его отец», – широко ухмыльнувшись, подумала Тир и погрозила спящему.

Теперь-то она понимала, почему между близнецами и их старшим братом было так мало сходства.

«Интересно, а на кого будет похож наш? А вдруг родится двойня? – Тир даже округлила глаза, вдруг представив себя с двумя орущими младенцами на руках. – Мне не справиться без Асы! Это совершенно очевидно, а значит…»

Тир поднялась и, потирая руки, отправилась на поиски поварихи и ее мужа. Их не составило труда уговорить.

Счастью Тир не было предела. Следом за этим первым днем последовала вереница из многих других много более мирных и тихих. Хью был заботлив и нежен, однако, к плохо скрытому неудовольствию молодой женщины, ночи их были абсолютно целомудренны. Более того, Хьюго даже перебрался спать на тахту. Сначала Тир молчала, принимая это за заботу о себе – заканчивался уже восьмой месяц ее беременности. Но потом, оглядывая свою расплывшуюся фигуру, она вдруг решила, что просто уродлива, и Хью не хочет ее… Она проплакала всю ночь и наутро поднялась с красными глазами и распухшим носом, что опять-таки не прибавило ей уверенности в себе.

В этот день рыцарь был еще более чутким и разве что пылинки не сдувал с будущей жены, чем довел ее почти до белого каления. Ночью она не выдержала. Тихонько отбросив одеяло, в кромешной темноте она прокралась к его ложу и робко присела рядом. Стыдясь и ругая себя за похотливость и полное отсутствие гордости, она осторожно просунула руку под его одеяло и повела рукой вдоль крепкого мужского бедра.

– Тир, – простонал рыцарь, который и не думал спать и уже давно с замиранием сердца прислушивавшийся к сопению и беспокойной возне любимой. – Я и так вот-вот взорвусь.

– Ну так взорвись, – прошептала она ему в самое ухо, и от ее горячего дыхания он задрожал так, что Тир почувствовала это.

Однако вместо того, чтобы метнуться к ней и обнять, он рывком перевернулся на живот и вцепился в подушку.

– Я больше не привлекаю тебя? – прерывающимся голосом все так же тихо спросила Тир. – Конечно, я теперь такая толстая и уродливая…

– Глупышка, – он притянул ее к себе и легко погладил по вздрагивающей спине. – Я желаю тебя так, что скоро, наверно, мозоли от весел на обеих моих руках покажутся нежными весенними цветочками…

– Почему это? – недоуменно переспросила Тир.

Хьюго вздохнул, что-то пробормотал себе под нос и, наконец, объяснился.

– Я дал обет не прикасаться к женщине, пока не сделаю тебя своей законной женой…

– Что?

– Я не могу его нарушить, понимаешь…

– Так зачем ты сделал подобную глупость? – вскричала она в полный голос, что прозвучало в тишине спальни, до сих пор нарушавшейся лишь негромким шепотом, как гром среди ясного неба.

Тир вскочила на ноги и, решительно топая, ушла к себе в постель. Повозилась, устраиваясь, а когда уже все стихло, и Хьюго облегченно перевел дух, вдруг вновь прозвучал ее голос.

– А теперь представь, что бы ты, дурак здоровенный, с этим делал, если бы я тебе отказала! – мстительно выговорила она и отвернулась от ошеломленного открывшимися перспективами крестоносца.

На исходе февраля в большой дом Тир опять приехал Снорри Фергюссон. Синеглазый и светловолосый, он шумно отряхивался от снега, которым его запорошила, быть может, последняя в этом году метель.

– Здравствуй, господин Снорри, – застенчиво приветствовала его Тир, и мужчина, прищурившись, смерил ее взглядом.

Она изменилась. И дело было не в том, что стал еще больше живот. Изменилось выражение глаз. Тир была счастлива. И что-то подсказало норвежцу, что причина того в высоком черноволосом незнакомце, серьезно и настороженно смотревшем на гостя. Снорри встретил его взгляд. С минуту мужчины изучали друг друга, словно испытывая. Тир занервничала и уже собиралась заговорить, когда Фергюссон шагнул вперед, протянув руку.

– Ну, здравствуй, англичанин. Как хоть звать-то тебя?

– Хьюго Гилфорд, – крестоносец ответил на рукопожатие.

– А я сосед этой красавицы, Снорри Фергюссон. Каким ветром к нам?

– Встречным, – кривовато усмехаясь, ответил рыцарь.

Викинг улыбнулся в ответ и перевел взгляд на Тир.

– Я так понимаю, что теперь-то уж мне точно ждать нечего, госпожа моя?

Молодая женщина качнула головой, стрельнув счастливым взглядом на любимого.

– Жаль… Тот поцелуй я забуду не скоро… Не хмурься, англичанин. Он был ворованный, а не дареный. Когда свадьба?

– Весной. В Англии.

– А как же малыш?

Хью усмехнулся.

– Похоже, это будет не то пятое, не то шестое поколение признанных бастардов на семейном древе Гилфордов. Видно, такова уж наследственность.

– И ты?

– И я. И дед, и прадед… Отец вот подсуетился – ему удалось родиться уже после свадьбы своих родителей. Правда, всего через три месяца.

– Так ты, значит, забираешь ее…

– Мы будем приезжать, правда, Хью?

– Как пожелаешь, госпожа моя. Девочка должна знать родину своей матери.

– Это будет мальчик.

– Нет, девочка.

– Мальчик!

– У нас в роду нередки близнецы, – примирительно проговорил Хьюго, нежно обнимая Тир за плечи, она в ответ лишь в ужасе округлила глаза.

Снорри смотрел на спорщиков, и легкая печаль проступала на его лице.

– Я рад за тебя, госпожа моя. Надеюсь, вы проживете долгую и счастливую жизнь вместе. Любовь редкая птица. Храните ее, кормите сытно, поите сладко и… не держите на сквозняке.

– Спасибо, – Тир порывисто шагнула к норвежцу и, сжав запястья его крупных рук, быстро поцеловала в уголок рта, а потом так же стремительно отошла.

– Этот дареный, господин Снорри.

– Ворованный был слаще, – смеясь, ответил викинг, но потом, посерьезнев, закончил, – но этот дороже.

Фергюссон уехал на следующее утро, и снова дни потекли мимо неспешной чередой. Пришел март, а с ним и нервное ожидание скорых родов. Однако ребенок не спешил покинуть материнскую утробу. Лишь в самом начале светлого и звонкого апреля Тир, проснувшись среди ночи, поняла, что началось… Она встала и, стараясь не разбудить Хьюго, пошла в комнату к Асе и Эрику. Толстуха проснулась от первого же прикосновения и, увидев над собой перепуганную госпожу, сразу поняла, в чем дело.

– Иди, ложись и ничего не бойся. А я сейчас.

Тир поплелась обратно, поддерживая отвердевший, напряженный живот. Аса же, наскоро одевшись и заколов волосы, отправилась будить себе помощниц и раздавать указания. Закончив все немудреные приготовления, она поспешила к госпоже. Та уже зажгла свечи и теперь лежала, откинувшись на подушки. Глаза ее стали совсем круглыми, на лбу сверкали мелкие бисеринки пота. Аса подошла и деловито ощупала раздутый живот.

– Еще не скоро, девочка моя. В первый раз все не быстро. Вот у меня… – и повариха завела длинный подробный рассказ о своих первых родах, потом о родах своей дочери, которая уже несколько лет как вышла замуж и жила в двух днях пути от дома Тир, потом…

Молодая женщина, краем уха ловя ее равномерный успокаивающий шепоток, больше прислушивалась к себе, с напряжением ожидая новую схватку. Ближе к утру приступы боли стали учащаться, почти не оставляя ей времени на отдых, а потом вдруг накатила такая нестерпимая волна, что Тир не сдержалась и, перебивая Асу, закричала, заметавшись по подушкам.

– Мама! Мамочка! – взывала она к той, которую никогда не знала.

– Что? Иисусе! – Хью, как подброшенный, выскочил из своей кровати в чем мать родила и остановился посреди комнаты, озираясь и тараща глаза.

Повариха, с нескрываемым удовольствием оглядев его стати, подняла глаза к его заросшему за ночь черной щетиной перепуганному лицу и, усмехаясь, посоветовала:

– Ты бы оделся, сэр рыцарь. На тебя, конечно, приятно посмотреть, но все же…

Хью, смутившись, принялся напяливать штаны, но все никак не мог попасть ногой во вторую штанину и смешно прыгал на одной ноге, при этом стараясь не отрывать встревоженного взгляда от Тир.

– Ты на штаны смотри, а не на нее, недотепа ты, недотепа! Того гляди, свалишься, нос разобьешь. Вот будет потеха!

– Тир, голубка моя, началось, да? – не обращая никакого внимания на колкости Асы, спрашивал Хью.

– О Хью! Так больно!

– Побыть с тобой?

– Нет. Уйди. Мне будет неловко.

– Я тут недалеко, в коридоре постою. Ладно? Ты только позови, и я уже буду тут.

– Иди, иди, – Аса решительно вытолкала спотыкающегося крестоносца за дверь.

Потом туда же был отправлен Брут.

– Ну вот, теперь можно и за дело браться.

– Аса! Я умираю! – извиваясь, кричала Тир.

– Не умираешь, а рожаешь, дуреха. Это тебе, конечно, не блины печь, но и ничего хитрого тоже нет. Сейчас управимся, вот увидишь, моя милая.

Она поудобнее уложила Тир, задрала на ней ночную рубаху и деловито уставилась в то место, через которое прошел раз в жизни каждый, рожденный женщиной, а после бережно обтерла пот с лица роженицы. Та метнула на нее быстрый отрешенный взгляд и вновь уставилась куда-то перед собой, судорожно дыша приоткрытым ртом… Накатила новая схватка, и Тир, откинув голову, застонала.

– Кричи, кричи. Мне всегда от этого легче становилось.

– О Аса! Как можно после этого решиться на следующие роды? Я больше никогда, ни за что! Близко к себе не подпущу мерзавца! Если этот сукин сын только сунется ко мне, отрежу все к черту! О!!! Ни за что! Никогда! И что я была за дура?

Аса только посмеивалась. Потом в очередной раз приложив руку к животу, посерьезнела.

– Хватит глупости болтать. Пора работать. Как скажу, будешь тужиться изо всех сил. Ну! Тужься! Еще, еще! Хорошо. Молодец. Теперь отдохни немножко. Вот так. Ну, опять! Тужься! Давай, девочка моя. Еще немножко потерпи!

Тир совершенно не соображала, сколько прошло времени – день, час или несколько минут. В голове кружилось, перед глазами плыли красные круги от отчаянных попыток вытолкнуть из себя плод.

– Мамочка! – взмолилась она вновь, от кончиков пальцев до макушки пронзенная схваткой, напрягая все силы, и вдруг в наступившей после ее истошного вопля тишине раздались совсем другие звуки.

Тир не сразу поняла, что это заплакал ребенок. Ее ребенок. Ее мальчик.

– Чудесная здоровенькая девочка, – возвестила Аса и, обтерев малышку теплой водой, бережно завернула в подогретые у камина пеленки.

– Как девочка? – слабо возразила Тир.

– Моя дочь! – ликующий возглас донесся через щель в приоткрытой двери.

Раздалась какая-то возня, и в ту же секунду счастливый отец, выдравшись из лап Эрика, который удерживал его все это время от попыток ворваться к роженице, влетел в комнату и упал на колени перед кроватью.

– Я же говорил, что дочь, – смаргивая откуда-то взявшиеся слезы, проговорил Хьюго и бережно, словно она была из стекла, поцеловал руку Тир. – Теперь у меня уже две любимые женщины.

– Но в следующий раз…

– Ты же говорила, что теперь скорее кастрируешь его, чем подпустишь к себе, – подколола Аса.

– Она так сказала? – забеспокоился Хью.

– Пожалуй, я все-таки погорячилась, – устало улыбаясь, пробормотала Тир и попросила. – Аса, дай мне малышку. Хочу взглянуть на нее. Ведь можно?

– Кому, как не мамочке? – растроганно проговорила добродушная толстуха и осторожно вложила маленький сверток в протянутые руки молодой женщины.

– Какая она крохотная! А ручки… Хью, ты только взгляни, какие у нее ручки. И ноготочки есть…

Девочка открыла беззубый ротик и возмущенно пискнула.

– Ну-ка, ляг на бочок, – приказала Аса своей хозяйке. – А теперь покорми ее, госпожа моя.

– Уже?

– Она хорошо поработала, выбираясь на божий свет, и вполне заслужила это.

Тир распахнула рубашку на своей изрядно пополневшей груди и неловко вложила припухший сосок в жадный ротик. Девочка встретила это с энтузиазмом и, немного повозившись, прочно присосалась к материнской груди.

– Как мы ее назовем? – спросил Хью, наслаждаясь этим зрелищем.

– Ох, не знаю. Я все мужские имена выбирала…

– Может быть, Морин? Ее судьба еще до рождения была связана с морем.

– Мне нравится это имя.

– Будь счастлива, Морин Гилфорд, – нежно прошептал Хьюго и коснулся губами крохотной красной щечки, а потом поднял голову и страстно припал к устам своей любимой.

Праздник по случаю рождения дочери у молодой хозяйки закатили такой, что вся округа долго вспоминала его. Сама Тир удивительно быстро оправилась после родов. Через пару недель она даже появилась на ристалище, где не была уже несколько месяцев. Малышка тоже была здорова, кушала с большим аппетитом, толстея день ото дня.

В конце мая, когда Морин уже было почти два месяца, ладью спустили на воду, готовя к дальней дороге.

– Что же будет с домом? – всполошилась Аса, с внезапной тоской оглядывая большое и надежное деревянное строение.

– Мы будем навещать его, жена, – заверил ее Эрик. – Так часто, как ты захочешь. И потом, мы же не оставляем его пустым. С Тир решили уйти лишь кое-кто из холостяков. Остальные будут жить большую часть года здесь. Как и раньше.

– Но ладья? Она остается без капитана и без рулевого…

– Все будет хорошо, – перебила ее Тир. – Эрик уже давно обучает молодых дружинников. Теперь остается только решить.

– Я сделал выбор, – рыжебородый рулевой кивнул госпоже. – Я хотел бы оставить вместо себя, конечно на те разы, когда сам не буду выходить в море, Бьорна Свенсона. Он толковый малый, и силой его боги не обидели.

– Согласна. Что же касается штурмана… Гаррик Олафсон! – окликнула она.

Молодой человек приблизился.

– Я назначаю Гаррика вашим капитаном, – так же громко продолжила она, обращаясь к дружине. – Он, конечно, молод, но ему сопутствует удача. Пять лет походов – и ни одной царапины! К тому же он знает звезды, ветра и течения, быть может, даже лучше меня. А еще смел, умен и честен. Вы согласны с моим решением?

– Ты наша госпожа и вольна поступать, как пожелаешь без нашего на то согласия. Но… это хороший выбор, и мы с радостью принимаем его, – ответил за всех Роллон по прозванию Хитроватый – самый старый и опытный воин в дружине Тир.

– Что скажешь, Гаррик?

– Я тоже согласен. Кто ж откажется от такой чести, госпожа? Но…

– Но?!

– У меня есть условие…

Тир изогнула свою темно-русую бровь и уперла руки в бока, готовясь выслушать молодого викинга.

– Я хотел бы жениться… А для этого мне нужно ваше содействие.

– Ты получишь его, – заверил его Хью, добродушно посмеиваясь над нерешительностью этого крупного сильного парня и уже забыв о своей собственной.

– Кто она, Гаррик? – удивленно спросила Тир.

– Она служит в доме сэра Иена Клермона.

– Когда ж ты успел? – еще больше изумилась молодая норвежка. – Мы там пробыли всего-то пару дней.

– Лиза приезжала с госпожой Элинор в Гилфорд на свадьбу, – смущаясь, пояснил Гаррик.

– Если девушка согласна, считай, что она твоя, – торжественно пообещал Хьюго и подмигнул.

– О, она согласна! – радостно выпалил парень, и дружинники, столпившиеся вокруг него, захохотали, подталкивая его в спину и осыпая мало пристойными шутками по поводу методов убеждения, которые молодой капитан применял к девчонке.

Два дня спустя ладья вышла в море, увозя к новой жизни свою хозяйку, ее будущего супруга и их крохотную дочь.