Текст книги "Наркоза не будет!"
Автор книги: Александра Сашнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
И, подпрыгивая, Муся побежала дальше по солнечным пятнышкам на пыльном асфальте. Особенная летняя тишина, возникающая между отчетливыми шорохами и всплесками далеких голосов, наступила внезапно на всем проспекте.
– Да нет! Правда! – крикнула Коша. – А сегодня я руки видела. Когда ты пришла.
– Ну я и говорю! – со смехом откликнулась Муся.
– А что за полоса? – спросил Роня.
– Мне приснился сон, – возбужденно начала объяснять Коша, – что в Петропавловке есть подземный ход, который начинается прямо из стены. Там есть мета – полоса краски на камне. Мы были там сегодня! Эта полоса действительно есть!
– Ну хорошо… – Роня попытался представить разумную версию. – А если ты когда-то увидела эту полосу, а потом тебе приснился сон. А потом ты снова увидела это место и подумала, что тебе все приснилось.
Коша отмахнулась от него:
– Писатель! Не была я там никогда! Ни-ко-гда! Понял? Все закрыли тему.
Мусин порыв бодрости иссяк:
– Все равно, это все пустое, – сказала она и снова лениво поплелась, шаркая ногами.
Муся разгоняла молчание пустоты, догадалась Коша, но не сказала об этом вслух. Консервная банка упруго отскочила от носка Муси, громко загрохотала и остановилась в постриженной травке газона.
Роня неопределенно ухмыльнулся:
– Ну и как. Руки-то? Чистые?
– Ну так… – Коша поморщилась. – Руки, как руки! Только цвет у них дурацкий.
– Да? – Роня оживился. – Ты какие видела?
– Ну такие, сюзюлевые, как из газа какого-то…
Роня задумался. И остаток дороги шел молча.
МАТЕРИАЛИЗАЦИЯ
(Коша)
Белые ночи уже кончились. День еще был длинным, но после полуночи уже начинала вырастать темнота.
Коше приснилось, что они с Роней сидят в кабаке на Грибоедова, там, где тусуются геи. Роня, типа, написал детектив, разбогател и угощает Кошу всякими всякостями. Вдруг входит этот человек в сюртуке и садится напротив. Официант гордой походкой несет ему румяного поросенка, человек приветливо машет Коше рукой и с хрустом втыкает в ляжку вилку. Тут оказывается, что они сидят за одним столом, а поросенок оказывается трупиком с пляжа.
Проснулась в холодном поту. Это уже было слишком.
Стояла над раковиной чистила зубы и тряслась мелкой дрожью.
Утро было пасмурным. После вчерашнего зноя это спасало, возвращая желание заняться производительной деятельностью. Соседка уже завела «Желтые тюльпаны». Мусино место на диване еще хранило смутные очертания. Странно, что Коша не слышала, как она ушла. Черт! Семь утра! Чего не спиться? Коша бодро принялась грунтовать холст. Когда закончила, снова почувствовала, что ей необходимо лечь.
Она взяла опять Кастанеду, принесенного Мусей, и прочитала ровно один абзац.
* * *
Когда пришел Роня, оказалось, что Коша снова спит, положив голову на раскрытую книгу.
Он осторожно спустился с подоконника и долго стоял, наблюдая за спящим лицом. Длинные ресницы девушки вздрагивали, зрачки под веками быстро бегали, разглядывая сон.
Ее разбудило ощущение тревоги.
– Черт! Напугал! – вскочила Коша.
– Кайф. Такой влажный ветер… – сказал Роня, блестя темными глазами на осунувшемся от ветра лице.
Он сунул руки в карманы и вытащил какую-то мелкую вещицу.
– Где шлялся? – лениво потянулась Коша.
– Да так. По Обводному ходил, на Пряжке, на заливе был. Так странно. Видел, как луна светит сквозь воду… Небо уже темное, а море – как перламутровая створка раковины.
В руках у него блеснуло.
Коша протянула руку:
– Ты что, так и не ложился? Что это?
– Да… Нашел… Змейка. Колечко. Не ложился…
Он уронил в ее ладонь блестяшку. Безделушка вызвала ощущение знакомости, но Коша не могла понять откуда.
– Хочешь, возьми себе.
Коша не очень понимала – зачем, но не могла выпустить из рук.
– Спасибо… – вяло пробормотала она и сунула змейку в карман.
Побродила по комнате, бесцельно хватая и переставляя вещи.
– Ты знаешь, на днях убили одну ни в чем не повинную кошку, – сказала Коша с грустью.
– Это бывает с кошками.
– Но ее убили специально. У тебя есть баблы? Жрать хочется.
– Немного есть. Пойдем.
Пока Роня заказывал в столовой яичницу, Коша тупо стояла у витрины. Что-то метнулось за спиной, но когда она оглянулась, никого не было.
Зато она вспомнила, что змейка-то приснилась. Она снова достала ее из кармана. Да, это она. Только без рубина. Странно, но это открытие нисколько не удивило Кошу. Она снова призадумалась о своих последних открытиях. Они скорее пугали ее, чем радовали или удивляли.
– Роняя? – Сказала Коша, уплетая яичницу. – Она мне приснилась во сне.
– Кто?
– Змейка.
– Да?!
– Что «да»! – она швырнула вилку. – Вдруг я свихнулась? То подземный ход, то змейка – не круто?
– Ну и что? Что тут такого? А кто не свихнулся? В этом городе все свихнулись. – Роня продолжал уминать яичницу. – Спокойнее надо. Ты не спеши – прожевывай как следует.
Некоторое время в кафе раздавался только мерный стук вилок и жужжание мух.
(Рита)
Рита очнулась от того, что Пикассо поставил перед ней пиво.
– Ты чего? – поежился художник, пряча взгляд под мохнатыми ресницами.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Рита, открывая бутылку.
– Ну… – Пикассо замялся и отхлебнул из бутылки. – Ты как-то нехорошо на меня посмотрела. Как врач в дурке. Ха-ха…
Рита оживилась:
– А ты был в дурке? Да!? Ну-как! Расскажи-ка!
– Да… – Пикассо снова хлопнул ресницами. – Ничего интересного.
– Ну! Ничего! Я-то не была там никогда! Расскажи! Ну, я же прошу тебя! Пьет мое пиво и мне же не хочет рассказать! Что за люди?
Она сделала вид, что дико обиделась.
Пикассо виновато посмотрел на Риту и смущенно улыбнулся.
– Правда! Ничего интересного. Там мужик такой туповатый был. Ему что ни скажешь – он соглашается. Только все равно не верит. Это же видно. Он просто очень хорошо выучил во что можно верить, а во что нельзя и теперь ни во что не верит вообще. А потом привели какого-то профессора. Тот вообще дебил! Заставлял меня какие-то цифры писать. Встанет и молчит. А я должен угадать, что ему там мерещится. Мне кажется, он с психопатками там трахается.
– Да!? Что же тебя натолкнуло на такую мысль? – Рита изумленно подняла брови.
Пикассо вздохнул:
– У него были очень чувственные губы. И потом, я видел, как он смотрел на одну девку. Там была одна рыжеволосая. Мелкая такая с круглой попкой и сисечками с кулачки.
– А как ты мог видеть? Она что, в кабинет заходила? – усмехнулась Рита. Провоцируя Пикассо на дальнейшие откровения.
– Нет. Он из окна на нее смотрел. Это летом было. Они гуляли, в смысле, психи во дворе. Я решил заранее от армии закосить. Чтобы после института тоже не забрали. Но не подрасчитал малек. Мне шизу приклеили, а я хотел МДП.
– Как же ты так? – Рита закурила и протянула пачку Пикассо.
– Спасибо… – сказал тот и вытянул сигарету. – Они мне какие-то вопросы стали задавать. Типа, что общего у мела и ботинок. Или у лампочки с Луной. Я так и не знаю, на чем я засыпался. Но почувствовал, что на вопросах. Но они неправильно спрашивают. Во-первых, они не предупредили, по какому принципу надо обобщать. У предметов бывает очень много общего там, где и не ждешь. Вот например, как бы ты ответила? Нужно убрать лишний предмет. Лампочка, Луна, свеча. Вот, что бы ты оставила?
– Ну… – Рита помялась. – Скажи сначала, что ты оставил.
– Я оставил лампочку и Луну…
Рита хрюкнула, сдерживая смех:
– Почему?
– Потому, что я замаялся определять принцип, по которому их надо разделить и выбрал то, что было на поверхности…
Рита выжидательно посмотрела на Пикассо.
– Они с буквы «Л» начинаются!
– Э-э-э… А… Ты издевался?
– Ну вот и я так же сидел и думал. Можно, конечно, было так выбрать. Луна отраженным светом светится, а остальное горит. Или так. Луна – планета, а то – приборы. Или так. Луна – холодная, а те горячие. А можно наоборот. Лампочка и Луна – яркие, а свеча – нет. Или так: лампочка – электрическая, а Луна и свеча – нет. Короче, я запутался в этих вариантах и написал самое простое. Меня потом за это посадили в какую-то комнату без окон без дверей и держали. Пока я не стал на четвереньки и не залаял.
– Залаял?!
– Ну да… Я вообще один могу долго быть. Но тут и я не выдержал. Темнота полная. Тишина. Как будто во влагалище во время зачатия!
– А ты помнишь? – усмехнулась Рита.
– Ха… Я еще не то помню… Мне, правда, никто не верит, но мне посрать…
– Да… Интересно. – Рита приподняла брови. – Э… А про рыжую-то!
– А… – Пикассо махнул рукой. – Она во дворе ходила с тетками. Она совсем трахнутая была. И на всю голову и так…
– Как так?
Пикассо застеснялся.
– Ну… Там все санитары с ней трахались. Она говорила, что беременна от Дьявола. Я горшки из-под буйных выносил. Видел, как они все вмете в душе закрывались, а иногда прямо в кабинете главврача. Ночью, понятно. Зажигали эти самые свечи. И давай все хором там черти чем заниматься.
– Ты видел? Точно? – спросила Рита без тени издевки на лице.
– Ну, как видел… Я же не был там с ними. Слышал. А что еще с бабой ночью можно делать?
Рита усмехнулась:
– Логично… Слушай. А это не тот мужик, который у тебя нарисован?
– Где? – Пикассо нервно оглянулся. – А… Это… Да. Это он.
– А почему у него такие глаза?
Пикассо заржал похотливым смехом и чуть не уронил бутылку.
– Я знаю, что ты подумала!
Рита едва заметно напряглась.
Пикассо ухмыльнулся и пояснил, резко наклонившись к ней:
– У него глаза, как члены! Я сначала члены нарисовал. А потом исправил. Я у главврача книжку видел с рисунками сумасшедших. Некоторые рисовали глаза именно так. В виде черных звезд. Но знаешь – так лучше. Так больше похоже, чем с членами. Черт! Откуда у людей уверенность, что они знают? Откуда этот мудила знает, что я ненормальный? Только потому, что я из всех вариантов выбрал букву «Л»?
Рита вздохнула:
– А что ты думал, что я подумала?
– А… Ну что я шизофреник. Да!?
– Не без этого… – усмехнулась Рита. – А как тебя выпустили?
– Ну вот. Я залаял. Тогда они дверь открыли и отвели меня опять к этому членоглазому. Он на меня посмотрел и сказал, что я очень хитрый, но, поскольку свое уже отмучался, то могу катиться на все четыре с волчьим билетом. Все.
Рита сделала последний глоток пива и встала.
– Уходишь? – подозрительно сощурился Пикассо. – А хочешь, я тебя с натуры нарисую?
– С натуры? – Рита улыбнулась понимающей улыбкой.
Пикассо придерживал взволнованное дыхание. Ход его мыслей был до скуки понятен.
– Нет… – отрезала Рита.
В неожиданной тишине, наступившей в общаге отчетливо раздалось тувинское горловое пение.
Рита вышла из комнаты.
Она вернулась в комнату, но там по-прежнему никого не было. И ей не осталось ничего больше, как читать.
ГРАБЕЖ
(Коша)
Прошло несколько дней.
В тишине неба появился уже холодный призвук грядущей осени. Вечера приобрели отчетливый бронзовый цвет. Темнота по ночам стремительно отвоевывала время. Подруги все еще не оставили идею грабежа. Они посвятили несколько дней сбору информации и разработке концепции деятельности.
– Вообще мы должны грабить только мужиков, потому что они суки! – сказала Муся, завязывая хвост.
– Я согласна, – Коша деловито передвигала холсты, пытаясь составить их так, чтобы они не повредили друг друга. – Только ничего что-то не могу придумать. Надо пойти погулять.
– Надо, – согласилась Муся. – Вообще-то у меня есть немного денег. Я стрельнула у Зыскина. Но это ничего не решает. Думаю, их можно потратить.
Они бродили по Невскому и перебирали все возможные варианты. Но у всех этих идей было одно общее свойство – они были неосуществимы. Для того, чтобы украсть деньги – надо их иметь. Либо иметь к ним доступ. Но если иметь доступ – их найдет первый же мент. А чтобы иметь их – надо где-то их взять. Круг был безысходен.
Когда путь довел их почти до набережной, уже была глубокая ночь. Они взяли в лавке по бутылке «Балтики» и уселись на пустых ящиках напротив обшарпанного до невозможности дома с заколоченными окнами отдохнуть и попить пива. Подозрительная дверь с надписью LOST глухо отливала броней в тусклом свете фонаря. По концентрическим кругам камней, которыми по старинке был вымощен тротуар, торопливо шмыгнула крыса.
– Муся, как ты думаешь, это хорошая идея – отлить вот в этом доме? – вопросила Коша, когда последняя капля пива покинула стеклянную емкость.
– Думаю да… – кивнула Муся. – Сейчас я допью. Если только там какая-нибудь доска отодвигается…
– Ну не может быть, чтобы не отодвигалась.
Коша спрыгнула с ящиков и направилась к крайнему правому окну, где отчетливо виднелась пыльная дорожка. Где-то в районе Мариинки что-то грохнуло. Качнулось стекло в открытом окне.
Пол в руинах был завален кусками штукатурки, через окна и отсутствующую крышу проникали чахоточные полосы тусклого фонарного света, в котором рядом с темными кучками иногда белелись торопливо использованные куски газет и обрывки белой бумаги.
Неторопливо, продолжая перебрасываться односложными замечаниями по поводу настоящего момента, они подыскали место у наименее использованной до них стены и уселись. Некоторое время в тишине было слышно только журчание и шелест газетных обрывков. В прояснившейся тишине еле слышно прошуршали шины с той стороны, где они сидели на ящиках.
– Домой? – спросила Коша, заправляя футболку.
– Да… – сказала Муся и широко зевнула, завязывая тесемки на штанах.
Старяясь не вступить в колабахи, они двинулись к тому оконному проему, через который и попали внутрь.
– Блин! Пиво такая странная вещь. Его вытекает гораздо больше, чем вте…
Вдруг Коша наткнулась лицом на Мусину спину.
– Тшш. Стой! – шикнула та, и судорожно сжала руку подружки.
Хлопнула тихонько дверца машины, потом другая. Коша выглянула из-за Мусиного плеча и тоже прильнула лицом к щели в досках. Напротив под фонарем, где они только что пили пиво, у дверей с надписью LOST стояли, морда к морде, два мерсюка. Два глухонемых мужика ругались у машин, бешено жестикулируя руками. Ругались крепко. Даже в темноте было видно, что лица у них красные. Кажется, они ни до чего не договорились, потому что расселись по машинам и, уже не остерегаясь, хлопнули наотмашь дверцами. Взвизгнув протекторами, мерсюки метнулись в разные стороны улицы.
Подруги неторопливо выбрались наружу и с изумлением остановились у дверей LOSTа.
– Вот прикол! А Муся! Первый раз вижу такой прикол! – возбужденно зашептала Коша.
Она попятилась и споткнулась.
– Блин! Муся! Да тут чемодан! – Коша подняла его и покачала в руке. – Интересно, что в нем – бабки или наркотики?
– А вдруг бомба? – Муся подбрела ближе, и провела пальцем по коже. – Дорогой! Вдруг они хотят взорвать LOST?
– Сдается мне, что это LOST и есть. – хихикнула Коша. – Ничего себе потеря!
В это время раздался звук приближающегося автомобиля.
Крикнув Мусе:
– Бежим! – Коша кинулась назад в разобранный дом.
Не опасаясь грохота (сзади были глухие) подруги пробились на другую сторону во двор, который, слава богу, оказался проходным. На соседней улице была болотная тишина. Осторожно, стараясь не возмущать ее сонности, девушки прошли до площади Труда и замерли, стремясь почувствовать будущее. Недремлющее око площади тут же выпялилось на съежившиеся около узорной ограды фигурки, нависнув сверху темными окнами зданий и нервными гривами тополей. По небу пробежала дрожь – такое уж это место, тут всегда надо ждать какого-то происшествия. Пространство тут завязано в такой узел, что непременно что-то случается – но это самый короткий путь на Ваську. На мосту уже зажглись фонари красных светофоров – стало быть его с минуты на минуту начнут разводить.
Девчонки молча рванули к Неве. Уже спиной Коша почувствовала, что площадь Труда сделала свое черное дело. Пространство сзади сузилось в черную кривую воронку, которая пролегла через узенькую улочку до самого памятника Петру. И там где-то сверкнуло холодное лезвие ярости.
– Муся! Быстрее! – заорала Коша, задыхаясь.
Один мерс догнал их в тот момент, когда они были в нескольких метрах от стыка, уже разомкнувшего свои стальные челюсти. Менты из будки, кинулись, было, за девчонками, но притормозили, увидев более крупную добычу. Глухонемой настолько озверел, что вылетел из машины с пушкой и сразу пустил ее в ход.
Подружки заметались, как зайцы в западне, между ментами и бандитом. Носатый сержант передернул затвор и пальнул в небо:
– Руки вверх, падлы!
Коша рухнула на четвереньки и заорала:
– Муся! В нас стреляют!
Подъехала вторая машина. Из окна высунулся второй.
– Быстрее! – крикнула Муся. – Да брось ты это дерьмо! Пусть подавятся!
– Нет! – крикнула Коша и, оттолкнув мента, рванула к щели между крыльями моста.
Они прыгнули почти одновременно, и дерьмовый дипломат раскрылся. Белые мешочки посыпались в Неву и уточками плавно направились в сторону Гавани.
– Блин! Муся! Это наркотики!
Подруги приземлились на другую сторону и сразу побежали. Тотчас моста коснулись передние колеса второго мерсюка, но расстояние было уже слишком велико – он рухнул в воду. На мосту поднялась дикая пальба. Про нищих бесполезных девчонок все уже забыли – там хватало дела и так. Уже с берега девчонки увидели, как немого обезоружили и прижали мордой к капоту. На набережной с диким воем собиралась стая ментовских машин.
– Да! Вот и украли… – плюнула Коша мрачно. – Грабители хреновы!
Колотило от страха. Они очень быстро шли.
– Как ты думаешь, его посадят? – озабоченно выдохнула Муся.
– Да хрен там, он еще заставит ментов драг собирать! – цинично отметила Коша.
– Вот мы попали… На хер мы его взяли?
– Ну мы же думали – там бабки… Мы же хотели украсть деньги… А не дурь!
Добрались до дома. Уснуть не получалось. Вздрагивали от каждой проезжающей машины. Время от времени открывали глаза и с замирающим сердцем следили за качающейся по стеклу тенью ветки.
– Муся! Мне кошмары снятся, я не могу, – Коша широко распахнула глаза.
Муся резко села на кровати, почесалась и озираясь почему-то шепотом сказала:
– Мне кажется, что они нас выследили и сейчас войдут сюда.
За стеклом раздались шаги и остановились прямо напротив окна. Муся внезапно вскочила и встала посреди комнаты. Волосы волной поднялись на Коше от лодыжек к затылку.
– Блин! У него пистолет, – обреченно пробормотала Муся.
Коша на четвереньках сползла с лежбища на пол и спряталась, выглядывая из-за спинки. Отчетливая тень на боковине окна держала огромный пистолет на уровне бедра.
– Одевайся! Что стоишь? – шикнула она на Мусю. – Что, в трусах хочешь сдохнуть?
Муся прыснула и затряслась в конвульсиях.
– Чего ты ржешь? – мрачно спросила Коша и почувствовала, что шерсть потихоньку укладывается.
Муся осела на пол и, схватившись за живот, беззвучно содрогалась.
– Ну-ну! Посмейся перед смертью… – прошипела подружка. – Призраки смеяться не умеют, они только хохочут, как потерпевшие.
Муся дернулась еще сильнеее и издала писк. Вдруг со стороны окна донесся звук падающей струи. Девчонки резко повернули головы. Муся внезапно смолкла и замерла в неудобной позе.
– Море качается раз, море качается два, море качается три… – Коша ни с того, ни с сего осмелела.
– Морская фигура замри! – Муся оттаяла. – Отмираю!
– Муся! Он обоссыт наше окно! – ровным голосом пробормотала Коша и потянулась за брюками.
– Козел! – Муся вдруг резко поднялась и кинулась к окну, но тень уже завершила свое пакостное деяние и шаги ее начали удаляться.
Припадок хохота сотрясал теперь и Кошу, мешая попасть ногой в штанину.
– Зачем ты…ха-ха…теперь х-ха…одеваешься… ха-ха? – Муся пошла по второму заходу.
– Ну-ха-ха типа ххаха, я проснулась… Пойти куда-нибудь… ха-ха. В гости!
Внезапно на дороге остановилась машина и хлопнула дверца. Подруги мгновенно заткнулись. Но опять не случилось ничего страшного. Вышел гуляка, распевая романс. Машина уехала. Хлопнула дверь в соседнем доме.
– Н-да… – сказала Муся, напяливая футболку. – Так, пожалуй… надо, наверное, отсидеться где-то.
Коша завершила одевание и решительно стояла у окна.
– Ну да… А то мы от страха сдохнем. Уж на этот мост я точно месяц носу не покажу.
Муся задумчиво пробормотала, расчесываясь:
– Наверно я к тетке поеду… У меня осталось как раз до ее дома доехать.
– Хорошо тебе.
– Хорошего-то ничего, но…
Вдруг Кошу осенило:
– О! Навещу-ка я Евгения! Он мне обрадуется.
Подружки осторожно выбрались в окно. Ночь скоропостижно двигалась к утру. Ветерок едва слышно шелестел листвой.
Шаги вдалеке.
Большой проспект. Муся поймала машину и уехала. Коша захлопнула за подругой дверцу с тревожным чувством и осталась одна в предрассветной тишине. У нее не было денег на тачку. Ей не приходило в голову, что Евгений – тоже глухонемой, и вполне может быть, что и он замешан в этих делах. Она просто помнила, какой адрес он написал на салфетке.
Она плелась по пустынному проспекту, стараясь слиться с неверными тенями, стараясь, чтобы шорох ее шагов был похож на шорох ветра в листве, и страх постепенно превращался в безразличие.
Раздолбанная «Волга» догнала ее на углу Большого и Двеннадцатой.
– У меня нет денег, – сказала Коша. – Я могу только по пути.
– Садись, – предложил хозяин «Волги». – Все равно мне кататься.
Коша села в машину и назвала адрес Евгения. Она почувствовала некоторое успокоение, хотя ничем не могла объяснить себе, чем поездка в незнакомой машине безопаснее сидения в конуре на первом этаже. Возможно, замкнутое пространство комнаты рождало клаустрофобию, а мелькание улиц и огней обещало выход из замкнутого круга – она не знала. Просто так было легче. Когда они ехали по набережной – Нева уже была оцеплена с обоих сторон, и менты на катере старательно вылавливали сетью белые мешочки.
(Рита)
Рита еще раз пробежала сцену у LOSTа, и усмехнулась. Да. Интересно на самом деле, как связан или не связан этот Евгений с теми двумя. И еще Рита поняла, почему нужно тусоваться с художниками, музыкантами и писателями. От них такого наузнаешь об этих «новых» русских, что ни одна сыскная команда не вынюхает.
