Текст книги "В пирогах Счастье (СИ)"

Автор книги: Александра Каплунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 18.1

– Завтра к писцу, потом в приют, – произнес Вилен деловым тоном, хлопнул себя по коленям и поднялся. – Но сперва… нужно убедить весь дом, что мы и правда супруги.

– Дульсинея и так болтать будет, только волю дай, – ухмыльнулась я. – Остальные подхватят. Делов‑то.

– Тогда начнем прямо сейчас, женушка, – нарочито спокойно сказал он и указал на дверцу шкафа. – Собирай там свои платья, тащи ко мне. А я принесу вторую подушку. Сегодня я уже не стану шуметь, так поспим. Если хочешь, ляжем валетом.

От такого у меня ноги ватными стали.

– Не нужно валетом, – головой помотала. – Я пинаться могу… Ты хоть не храпишь?

Я пыталась спрятать смущение за шуткой.

– Только, когда голодный, – парировал он, а в глазах бесенята. – Так что корми хорошо.

Мы оба рассмеялись, и весь страх неожиданно растаял. Впереди, конечно, море хлопот, объяснений, бумажек, но почему‑то внутри поселилось уверенное: все получится.

– Ладно, муж, – выдавила я, краснея до ушей. – Перетащу.

– Вот и славно. А Боди завтра обрадуется своей комнате, – сказал он мягко. – Пусть знает: теперь тут его дом.

Я кивнула и шагнула к двери, но, уже берясь за ручку, поймала себя на том, что улыбаюсь, как дурочка. Оглянулась.

Вилен стоял у стола в свете свечи, глядя мне вслед. В глаза его, на смену неловкости, вернулось то спокойное тепло.

– Спасибо, – прошептала я.

Он только улыбнулся в ответ, кивнул. Слов и не нужно было. Я пошла вниз, за вещами, зажав в груди сладкое, как спелая вишня из нашего сада, волнение.

Вниз я сбегала дважды: сперва за узлом своих нехитрых пожитков, второй – за корзиной с бельем, которое сохло в закутке у печи. Дульсинея перехватила меня на полпути, открыла рот для расспросов, но, заметив пылающие щеки, лишь округлила глаза и всплеснула руками:

– Нина!

Я пообещала все объяснить утром – и юркнула наверх, прежде чем та сообразила, что мне сказать.

Вилен уже отодвинул низенький сундук к дальней стене и открыл его, освободив место под мои платья. На стуле аккуратно лежала вторая подушка и свежая наволочка.

– Складируй сразу на место, – кивнул он одобрительно, принимая из моих рук корзину.

Когда все разложили, наступила та самая минута, о которой я раньше и не задумывалась: нужно лечь спать… Вместе. Вот уж задачка для проверки нас обоих.

Я уверена была, что Вилен себе лишнего не позволит. Но, пожалуй, именно в этот момент стала понимать, что это замужество может стать не только фиктивным, если мы оба того захотим. Не было во мне неприязни к этому мужчине, напротив даже. Если он еще и с выпивкой совсем завяжет, вообще ведь золото будет!

Эти мысли меня еще больше с толку сбили. Я на него покосилась даже, разглядывая уже не с той точки, как партнера по общему делу, а как мужчину…

Ему, похоже, за тридцать, постарше меня нынешней будет…

В последнее время он стал бриться каждый день почти, что и щетины не видать. Черты интересные такие. Лицо и не грубое, и не смазливое, ровно такое, как нужно. Глаза синие выразительные под черными бровями. А когда улыбается, так и мне того же хочется…

Интересно как все складывается.

Вилен тем временем снял сапоги, поставил их ровно под кровать. Рубаху через голову стянул, в одних холщовых домашних штанах оставаясь.

Он ко мне спиной стоял в тот момент. И я, засранка та еще бесстыжая, не стала даже глаза опускать. Оглядела его, как есть. Плечи и правда широкие, но без перебора. Жилистый такой. На спине кое-где шрамы есть, но после войны и немудрено. Поводя плечами, он полез в постель и там растянулся, накрывшись до пояса одеялом. Потом приподнялся, поймал мой взгляд:

– Удобнее будет, если ты возьмешь сторону у стены. Там теплее, и не сквозит.

– Ладно, – кивнула я, но осталась стоять, теребя прядь волос. Ни ширмы. Ни какой еще загородки тут не было. А я пока что не готова была на такие же действа, как он сейчас.

Вилен, похоже, все понял, хлопнул себя ладонью по лбу:

– Ох, извини, – он на лицо подушку положил. Я смешка не сдержала. – Переоденься спокойно, я не смотрю.

Сердце у меня ухнуло куда‑то ниже пят – глупо, будто мы не взрослые люди, а младшие ученики. Головой сама себе покачала и быстро стянула с себя дневное платье. После натянула длинную льняную рубашку‑ночнушку; волосы заплела в косу, чтобы не путались.

– Готово, – вымолвила я.

Вилен подушку на место вернул, кивнул одобрительно, но без насмешки. Поднял угол одеяла:

– Прошу.

Я юркнула на предложенное место, старательно укладываясь на краешек. Матрас пах мылом и сухими травами. Вилен в потолок смотрел, брови к переносице сведя. Явно смутить меня не хотел.

Тишина постепенно заполнила комнату. Только огонек свечи щелкал, догорая в кованом подсвечнике. За стеной, где‑то внизу, тихо поскрипывал пол, а может то и стены были – дом жил своей жизнью.

– Нина, – негромко позвал Вилен.

– М‑м?

– Ты все еще уверена? Сейчас самое время отступить, пока документов нет.

Я повернулась на бок, встретилась с его темными глазами. В отблеске пламени они блестели гречишным медом.

– Уверена, – сказала твердо. – Спасибо, что спросил.

Он кивнул.

– Тогда спи. Завтра будет суматошно.

Я улыбнулась уголком губ:

– Все‑то ты знаешь.

Замолчали. Но сон не приходил – мысли, как шмели, роились в моей бедовой черепушке. Я разглядывала потолочную балку, где тень от свечи то исчезала, то возвращалась. И вдруг ощутила на запястье легкое касание – Вилен положил ладонь поверх моей. Теплые пальцы не стискивали, просто напоминали: «Я рядом».

– Чтобы не волновалась, – прошептал он, будто оправдываясь.

Я сжала его руку в ответ. Протеста во мне не было, а внутри разлилось ровное, глубокое спокойствие, совсем не похожее на бушующее смущение вечера.

– Спокойной ночи, – прошептала я, закрывая глаза.

– Спокойной, Нина, – откликнулся он.

Мысль «жена» вспыхнула, как искра, но уже без прежнего ужаса. Скорее – как диковинное, почти теплое слово, к которому еще надо привыкнуть.

Свет свечи дрогнул, догорел – и мансарда погрузилась во мрак, а я, наконец-то, в сон.

Глава 18.2

Проснулась я на рассвете от какого-то тихого движения – сначала не поняла, где нахожусь, но тут же вспомнила: мансарда, новая подушка, рядом – ровное дыхание Вилена. Между нами на простыне лежала моя коса, словно черту подвела, черное на белом.

Я осторожно повернула голову. Он еще спал, рука чуть вытянута в мою сторону, но не обнимал, а будто просто охранял мой покой. Даже во сне не позволил себе меня коснуться.

В животе приятно защемило. Я так давно не просыпалась без тревоги, без мысли, что скоро кто-то придет и все отнимет. На душе было спокойно, даже радостно, несмотря на предстоящий хаос.

Я тихонько выбралась из-под одеяла, стараясь не разбудить Вилена, накинула шаль, обулась и по скрипучим доскам, спустилась вниз. Но только ступила в зал, думала печку растопить, Дульсинея уже тут как тут. С веником и с подозрением в глазах.

Лишь бы этим самым веником меня хлестать не стала, как девку распутную.

– А-а! – протянула она, делая вид, что просто метет, и совсем не смотрит на меня. – Так вот почему ты вчера белье таскала посередь ночи! С мансарды спускаешься, значит? Ну, Нина…

Еще и головой качнула и лицо такое осуждающее сделала. Ну хоть без веника…

Я смутилась, но все равно улыбнулась:

– Дулься, не начинай, ладно? Все объясню, только давай чаю заварим.

Печь-то уже растоплена оказалась, а на ней наш огромный, на всю большую семью, чайник стоял.

– Не дело это, – забубнила она, хотя в голосе больше забота звучала. Беспокойство, а не осуждение. – Без бумажки, без благословения, а уже…

Тут на лестнице послышались шаги – Вилен, натягивая рубаху, появился в дверях и совершенно спокойно, с ленивой улыбкой, сказал:

– А что не дело, Дульсинея? Жених с невестой, глядишь, и ночью чайку попьют вдвоем.

Дульсинея вспыхнула, словно маков цвет, и веник к груди прижала:

– Как жених?! Как с невестой?! – и на меня глядит, потом на него, на меня снова. И ртом ап-ап, как рыбка. Я только рассмеялась.

– А вот так, – добил ее Вилен. – Сама ж видела, как ладно работать вместе стали. Вот и решил я, чего б такую девицу в жены не взять?

Сам меня как за плечи-то приобнял, я едва не крякнула.

– Нинка, а ты что ж… Согласилась? – кажется, Дулься все еще что-то подозревала.

– А чтоб и не согласиться? – улыбнулась ей.

Тогда женщина крадучись ко мне приблизилась и, несмотря на близость Вилена, который все еще за плечи меня обнимал, громким шепотом заговорила:

– Ежели он тебя принудил к чему, ты скажи. Мы это быстро пресечь…

– Дульсинея! – Вилен застонал страдальчески, глаза закатил.

– Ты мне тут не Дульсинейкай! – вот ведь бойкая!

– Все хорошо, Дулься, – успокоила я ее. – Правда.

Она в глаза мне поглядела, с прищуром так, внимательно. Но тут лицо ее улыбкой искренней озарилось. Руки на груди сложила и снова на Вилена накинулась, нарочито отчитывающим тоном:

– Ой, Вилен! Ну хоть бы форму соблюли, а то же люди разговоров наплетут…

– Пусть плетут, – рассудительно отозвался он. – Сегодня все по закону будет, не волнуйся. К обеду уже женаты будем, а там хоть всей округе иди рассказывать.

Я, наблюдая эту сцену, поняла, что волноваться теперь уже действительно не о чем. Стали накрывать к завтраку. В зале, где и стены частями разобраны, ремонт в разгаре да на черновых полах не с руки все было, но то дело времени.

Мальчишки скоро подтянулись, аккурат, когда завтра накрыли. На их долю тоже чашечки поставили.

Дульсинея, не отходя от кассы, им тут же все сообщила, что мы с Виленом теперь жених с невестой.

Ребята сперва рты пораскрывали, а опосля как закричали радостно. Даже обниматься кинулись.

– А мы праздновать будем? – тут же нашелся Малик. Я по волосам его потрепала. Вот ведь кто покушать любит.

– Будем, вечером, – усмехнулся Вилен. – Двор теперь расчищен, там и столы поставим, чтоб всем места хватило.

Вскоре вся кухня уже гудела: кто-то спорил, как правильно звать меня теперь – Ниной или Хозяйкой, кто-то обсуждал, что на стол готовить и как, печи-то еще не готовы! Вилен, не дожидаясь конца обсуждений, поставил на стол кастрюлю с кашей и велел всем садиться.

– Сегодня у нас день хлопотный, – объявил он. – После завтрака – к писцу. А потом с делами еще разобраться, а уж только после – отмечать.

Дульсинея все еще ворчала, но уже с улыбкой наливала чай.

После завтрака мы с Виленом быстро собрались, оделись поприличнее. Я надела свое лучшее платье, попутно подумывая о том, что гардероб все ж обновить надобно… Заплела косу покрепче и прицепила медную шпильку с красивым цветочком. Вилен пригладил волосы и даже достал белоснежную хлопковую рубаху.

Путь до ратуши прошел суетно: мальчишки махали нам вслед, Дульсинея приговаривала что-то напутственное, а Мрот с Роло пообещали к обеду уже первую печь заложить. Мы их на праздник тоже позвали, как и работяг, что с залом помогали. Вилен собирался еще нескольких своих товарищей собрать, но обещался, что не таких, как Якуб с его дружками.

В ратуше нас встретил писец – господин Мольгер, суховатый, но вежливый человек с добрыми глазами. Как только увидел Вилена, лицо его просветлело:

– Ох ты, Вилен ле Гард! Давненько не виделись. И что же привело тебя ко мне?

– Жениться хочу, – просто сказал Вилен и подтолкнул меня вперед. – Вот, знакомься – моя невеста.

Мольгер аж перо выронил, но тут же заулыбался и кивнул:

– Ну что ж, сегодня твой день, друг! Потому что у меня неприемный день и записи нет. Но для тебя, родной мой, завсегда время найду! Все быстро оформим!

Еще и за плечо его сжал, а после обнял без лишних разговоров. Вилен и не сопротивлялся, по спине его похлопал благодарно.

Документы мы подписали без проволочек, свидетелей только подождать пришлось. Мы-то думали, дольше займет, а тут – сразу. Потому мальчишку посыльного за ними отправили. Ими стали Дульсинея и Золо-печник. Дульсинея-то понятно. А вот с Золо Вилен так хорошо сдружился за эти дни. Тот к нему этак по отечески относился, да и человеком был, сразу видно, бесхитростным, простым и с сердцем открытым.

Никто не стал тянуть время: через четверть часа мы с Виленом уже держали на руках заветную бумагу с печатью.

– Теперь вы – настоящая семья, – поздравил нас Мольгер и даже пожал мне руку.

И пусть бы и не было белого платья, церемонии пышной, а оба мы с Виленом понимали, что все это на бумаге только да по договоренности, но соловушки у меня в груди пели звонко. А в мыслях весна поселилась.

Знать бы только, что и дальше все так ладно будет…

Глава 19.1

Вилен

Сам не знаю, как оказался втянут во всю эту историю. Вроде как жил себе спокойно… Ну, или не очень спокойно. Но все было как-то просто и понятно. Стабильно беспросветно.

Но с появлением этой девицы все в доме перевернулось вверх тормашками. Иномирянка, этим все и сказано. Точно ведь не от мира сего. Деятельная натура. Нина, как вспышка, яркая и негасимая. Откуда только столько энергии берет?

Мы шли теперь по дороге от ратуши, она задумчиво улыбалась каким-то своим мыслям, Дульсинея с Роло вот что-то позади обсуждали, а я никак не мог собрать мысли в кучу.

Как поцеловал ее вчера, так они и расползлись все окончательно, зараза. Как тараканы от света попрятались. И свести их воедино ну никак. И чувство это странное, будто я – не я, а со стороны за происходящим наблюдаю.

Вчера, как она уснула, я сам еще долго без сна лежал. Слушал, как дышит размеренно. Даже во сне Нина улыбалась. Я это заметил украдкой только, когда все ж посмотреть на нее решил. Луч лунный аккурат в тот момент на ее лицо умиротворенное лег.

Странные ощущения. Непривычные. Заметил даже, что приятнее стало вечером в зал спуститься, где все они за взваром сидеть любили в конце дня, чем одному у себя вино глушить. И от голосов их, да от Нининого смеха, в груди тише ныло. До того, что почти утихало, и я мог с трезвой головой спать улечься.

А вчера так и вовсе. За всем этим делом и забыл о том, что вместо источника в груди дыра зияет.

– Все хорошо? – спросила Нина осторожно, моей руки коснулась. Я из своих мыслей вынырнул, кивнул ей. Улыбку вот добавил.

Странно, но с ней рядом пришлось снова с людьми общаться учиться по человечески.

Не знаю, куда дорожка эта приведет нас обоих, но теперь мне, пожалуй, даже интересно стало.

В таверне нас встретили с овациями. И не думал даже, что так радоваться все станут. Ребята-работяги, во дают, вместе с мальчишками нашими уже столы во дворе накрыли. А ведь я хотел еще сегодня делами заняться. Видать, не судьба…

Откуда еды столько притащили, и не понял сразу. Оказалось, работяги, товарищи мои былые, своих женушек с утра пораньше подначили под это дело. Хозяюшек, само собой, тоже к застолью пригласили. Весь двор битком набит оказался. В зале, наверное, и не уместились бы все. Хорошо, что тут разобрали накануне. Тоже Нина ведь молодец.

Шум стоял такой, что стены таверны, казалось, дрожали от смеха и голосов. Бочонки с квасом и вином уже разобрали по кружкам. Дульсинея бегала между столами, следя, чтоб всем всего вдосталь было, да сплетни разнося. Уж это она любила. Мальчишки – те вовсе с ума сошли, устроили гонки на табуретах, чуть не снесли Роло. Даже Мрот, суровый обычно, хохотал, потирая усы, да подзуживал:

– Гляди, Вилен, как твоя Нинка дом-то разгуляла! Такого застолья и на Купалу не бывало!

Я только усмехнулся, оглядел всю эту толпу. Наверное, кто-то бы сейчас зачерпнул чарку покрепче, да и отправился бы пить за свое счастье, но я на сегодня тоже квас выбрал. Даже не тянет к другому. Странно, как быстро привычки меняются.

Нина сидела рядом, ловила всех взглядами, отвечала на вопросы, смеялась вместе с ребятами. Щеки горят, глаза блестят, слова ловко из уст в уста перелетают. Я на нее смотрел и думал, что, пожалуй, впервые за много лет чувствую себя не просто хозяином даром не нужного дара, а будто бы частью большой семьи.

Сбоку кто-то вдруг заорал – это Малик с Гасти, хулиганье засранское:

– Горько! Горько! – и тут же все дружно подхватили, стуча ложками по столу.

Я опешил было, но Нина лукаво на меня посмотрела, прищурилась, будто ждала, что я делать стану. Я наклонился ближе.

– Ну что, женушка? – шепнул я, улыбаясь.

– Народ требует, муженек? – так же тихо ответила она, чуть склонив голову.

Я аккуратно, не спеша, взял ее за руку и, не сводя глаз, легко коснулся губами ее щеки. Она рассмеялась, а люд снова взорвался:

– ГОРЬКО! ГОРЬКО! ДА ПО-НАСТОЯЩЕМУ!

Ну что ж… Я усмехнулся, глянул на нее чуть лукаво, но словно бы и извиняясь. Договаривались ведь?

Чуть приобнял ее за плечи – и на этот раз поцеловал по-настоящему, не спеша и не таясь. Зал рванул в овации, кто-то даже по столу принялся отбивать такт кружкой. Считали громко, до тридцати успели, прежде чем почуял я, как судорожно она своими пальчиками за меня хватается.

Ослабела али воздуха не хватает?

Отпустил, народ хохотом грохнул, в ладоши захлопали. А у меня самого кровь в ушах гремела еще пуще, чем эти все шумливые гости.

Нина смеялась вместе со всеми, щеки ее вспыхнули, а я поймал себя на том, что мне этот смех дороже любого вина. Вот ведь, жизнь – удивительная штука…

Я отпустил ее, но руку с руки не убрал. И она сама вытягивать не стала. Тепло сделалось.

Просто сидел рядом, слушал, как гомон и радость наполняют двор, и впервые за долгое время не хотелось никуда уходить, ничего менять. Пусть эта ночь будет долгой. И пусть она запомнится не только мне.

А там, глядишь, и привыкну к новой жизни. Может, и вправду со счастьем договоримся – если не бояться его, а взять и жить.

Глава 19.2

Тепло окутало тихим покоем. Даже несмотря на шум людей кругом, в таверне сейчас совсем иначе ощущалось. Раньше-то шумная компания если собиралась, значит жди беды. Либо окна выбьют, либо кого-то до полусмерти отрихтуют.

Иногда я даже с каким-то садистским удовольствием наблюдал, как эти пьянчуги раскурочивают мою таверну. Это было дико, но мне так опостылело то, как я жил, что пожалуй был бы даже рад, если бы ее в один раз подожги.

Раньше. Но не теперь.

Сейчас внутри было все и без того раскурочено, но то шел ремонт, и я даже не мог представить, что станется со всем этим делом, когда ремонтники закончат. Я отдал все это Нине на откуп, она сама заведовала, что и как сделать. По первости еще пыталась у меня что-то спрашивать, но тогда я горел лишь тем, чтоб меня в покое оставили.

В какой только момент все переменилось?

Сложно сказать. Но теперь стало даже любопытно.

Расспрошу-ка ее утром, что она там удумала со своими переделками. А то вон стену уже снести уговорилась… Но это завтра все.

А сейчас под моими пальцами ее теплые. Голос ее рядом.

Я только начал было расслабляться, как вдруг, словно гроза среди ясного неба, на улице раздался грохот и крик. Кто-то с силой распахнул задние ворота, которые запертые давно стояли. Да так, что петли жалобно заскрипели. Забор высокий, что сад от дороги отделял, и тот ходуном пошел.

Все замерли, обернулись на шум.

В проеме меж двух покосившихся створок, покачиваясь, появился вдрызг пьяный Якуб. Лицо красное, глаза злые, из-за пазухи торчит бутылка.

Я едва успел подумать, что ничего хорошего сейчас не будет, как он уже заорал на весь двор:

– Вот, значит, как! Решил, Вилен, под шумок девку себе заграбастать?! А ну отдавай, не твоя она!

Народ затих, как по команде. Кто-то из ребятишек тихонько шмыгнул под стол. Дульсинея охнула и за сердце схватилась.

Пальцы Нины под моей ладонью дрогнули, она едва заметно ко мне двинулась. Боится?

От мысли этой перед глазами эхо красной пелены возникло. Как в тот раз, когда я ему едва голову не снес… Тут же память картину подкинула услужливо – лицо Нины все в крови, а за ней с дикой улыбкой Якуб идет.

– Шел бы ты отсюда, пока не погнали, – рыкнул я. Но дальше зубы сжал, нельзя из себя выходить.

– Пока не погнали?! – нагло вопросил он, подступил ближе, – что-то когда я твою жопу на поле прикрывал, ты меня гнать не торопился!

Глаза, и без того узкие, вовсе в две свирепые щелочки сощурились. Зато ноздри раздул, точно бык. Покраснел, что аж шея бордовая.

– Я ведь говорил, что моя она, – рычит, еще ближе подходит.

– Говорить ты, что хочешь можешь, – вдруг подала голос сама Нина. Грозный такой, сердитый. Я ее руку в своей покрепче сжал, подбадривая. Да, с такой хоть в миру, хоть на войне… – А с тобой я никогда не буду. Я теперь Вилену жена.

Я глянул на нее с легкой улыбкой. Вот она, настоящая. Не побоится страхам собственным в лицо глянуть.

Я с трудом заставлял себя сидеть на месте. Понимал, что если с места сорвусь, не успокоюсь, пока из этого ублюдка всю дурь не выбью.

На благо Роло с Мротом поднялись со своих мест, за ними и другие мужики.

– Шел бы ты, – шикнул на него Мрот. Но Якуб, будь не ладен, похоже только этого и ждал.

Он резко к столу шагнул, бутылку об край его саданул. Брызнуло осколками, женщины заторопились подальше убраться.

– Гоните? Со свадьбы моей бабы? – а сам щербатой розочкой вперед тянется угрожающе.

Пальцы Нины дрогнули в моей руке снова.

В этот момент что-то и оборвалось. Ну уж не позволю я тебе этот день испортить.

Я медленно поднялся…

– Вилен, – Нина попыталась меня обратно потянуть, но я на нее смотреть не стал. Не хочу, чтоб глаза мои в этот миг видела.

– Что ты его зовешь? – не унимался Якуб. – Под юбку прятать будешь? Так туда и я могу пристроиться!

Хохотнул еще так мерзко.

Я из-за стола вышел, шагнул к нему навстречу, глядя прямо в глаза – и увидел в них не брата по оружию, а чужака, который посягнул на МОЕ. Мой дом. Мою праздник. Мою жену.

– Последний раз тебе говорю, Якуб. Ты ведь меня знаешь. Должен помнить. – прошипел я, чувствуя, как кулаки сжимаются до боли. – Я сомневаться не стану.

И я даже на миг поверил, что он отступит. На лице его на миг ярость хмурым взором сменилась.

Но миг тот не долог был.

Он замахнулся бутылкой, и вот тут я выдохнул, позволяя ярости наружу выйти. Я перехватил его руку, сжал так, что хрустнуло, и резко дернул на себя. Якуб попытался ударить свободной рукой – я встретил кулак раскрытой ладонью. В глазах у него полыхнул страх, но и злость осталась.

– Отпусти! – рявкнул он, – или я тебе башку сверну!

– Попробуй! – зарычал я.

Мы сцепились так, что только искры летели. Якуб попытался уйти в сторону, но я не дал. Чуть не зарядил ему кулаком в лицо, но кто-то – кажется, Роло и Мрот – вцепились мне в плечи, оттащили назад, едва не повалив. Якуба тоже прочь потянули, но тот принялся бутылкой своей разбитой размахивать. Тогда его прочь швырнули.

Только и на этом он не успокоился, кинулся на меня.

Мужики меня отпустили мигом, и я тут же снова за запястье его ухватил. Да крутанул так, что заорал Якуб. Бутылку из руки вмиг ослабевшей выпустил. Я ее ногой в сторону пнул.

Запястье его было безбожно сломано.

А в довершение я ему в харю так зарядил, что похоже едва подживший нос у него второй раз хрустнул.

– Если еще раз сюда сунешься, – прямо ему в лицо кровью залитое заявил, – клянусь, живым не уйдешь!

Меня трясло, как мог старался руки держать и алую пелену ярости перед глазами разгонять. Она-то упорно шептала ей поддаться. Уничтожить этого ублюдка до основания.

Якуб уже не сопротивлялся, сопел только зло и руку к груди жал.

Роло меня снова по плечу похлопал.

– Думаю, он понял, Вилен, – спокойно проговорил тот.

В этот момент во двор ворвались двое стражников – мальцы привели их быстрее, чем Якуб успел опомниться.

– Так-так, Якуб. Ты снова дебош устроил? Господин ле Гард, поздравляем со свадебкой, – заговорил один из стражей. Я не помнил его имени, но в лицо знал.

– Вот этот буянит, – тут же отозвался Малик, – людей пугает, гостей!

– На выход! – коротко бросил второй стражник, и вместе с товарищем они быстро заломили Якубу руки. Тот взвыл.

– Эка-ж ты в этот раз свалился неудачно. И руку, сломал, кажись, и лицо расшиб… – запричитали стражники.

Я был благодарен им, что меня в управление не потащили следом… А ведь могли. Надобно будет им Нининых пирогов передать с оказией.

Ярость отступала. Я изгонял ее из разума, заставлял себя дышать ровно.

– Ну вот, рубашку хорошую испортили… – Нина подошла ко мне. Ее голос стер последние крохи злости.

Она держалась храбро, но я видел в глубине ее глаз тот женских страх… На войне чего только не приходится повидать, особенно когда приходишь в разоренные деревни. Этот взгляд я из тысячи узнаю во всех его оттенках.

– Все хорошо, – выдавил я, – никто тебя больше не тронет.

Сам не знаю, кому больше говорил это. Себе или ей.

– Знаю, – едва слышно ответила она. И обняла.

По-настоящему.