Текст книги "Звездная пыль (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава 8
Наверное, психиатр моей матери был бы в восторге, узнай он, что после предательства родственников я предпочитаю называть бабушку матерью моего отца – и никак иначе. Все-таки для того, чтобы иметь статус члена семьи, нужно чуть больше, чем сходство ДНК. Я не видела никого из семьи папы с шестнадцати лет и сейчас, на пороге офиса, в котором располагалось детище Павленюков, чувствовала себя не в своей тарелке. Но мне нужны были не приятные эмоции от воссоединения, а правда о родителях, потому я решительно толкнула дверь-вертушку и направилась к администратору.
– Чем могу помочь? – спросила меня девушка за стойкой. Выражение отстраненной вежливости будто намертво приклеилось к ее лицу.
Спорю, даже ее форма стоила больше, чем весь мой наряд, но я постаралась не обращать внимания на взгляды присутствовавших в холле людей.
– Я бы хотела встретиться с Елизаветой Павленюк, – поставила я в известность сотрудницу.
– Вам назначена встреча? – поинтересовалась она дежурно.
– Нет, не назначена, – ответила я нетерпеливо. – Но…
– Простите, но без заказанного пропуска…
– Спорю, это действительно проблема. Но с вас не убудет позвонить Елизавете и передать, что пришла Наталья Павленюк, и если меня не пропустят, то я пойду искать информацию о событиях пятилетней давности в другое место. Будет… громче.
Девушка немного побледнела и схватилась за телефонную трубку. Всего несколько слов, и ей дали наказ оформить пропуск без каких-либо проволочек.
– Простите, я не знала, что… – сконфуженно бормотала администраторша, усердно стуча по клавишам и явно стараясь расставить все по местам, дабы определить, кем я прихожусь владельцам компании.
– Не бойтесь, можете забыть о моем существовании. – Ведь все остальные уже давно забыли. – Едва ли я приду сюда еще раз.
Мимоходом оценив вытянувшееся лицо администратора, я достала сотовый и взглянула на дисплей. Несколько минут назад, осознав, что у меня ни шанса прийти на репетицию вовремя, я написала Адаму сообщение. Поставила в известность, что придется немного задержаться. Но раз он сам лишил нас выходных дней в преддверии спонсорских смотрин, у меня не было иной возможности встретиться с родственниками отца без ущерба для театрального времени. Впрочем, в глазах балетмейстера предупреждение меня не извинило, и ответ пришел впечатляющий:
«Еще один раз, и я сниму тебя с роли».
Я мысленно представила, что бы ему на это ответил Вит, вложившийся в промо, и хмыкнула. А в следующий момент получила свой паспорт со вложенной магнитной карточкой.
Елизавете Павленюк было около шестидесяти пяти лет, но должность она до сих пор не оставила. Ее сильной стороной были связи с общественностью, и, несмотря на возраст, эта женщина рьяно защищала интересы компании перед прессой. Впрочем, выглядела мать моего отца великолепно. Злые языки определенно грешили на пластику, но, на мой скромный вкус, большую часть сохранившейся красоты Елизаветы составляла потрясающая фигура и скулы, о которые можно порезаться.
– Наталья. – Она оторопело поднялась из-за стола и сделала ко мне несколько деревянных шагов. – Бог мой, как ты на него похожа.
Она попыталась коснуться моего лица, но я отклонилась назад, не скрывая брезгливости. Даже мысль о том, что эта женщина меня тронет, была неприятной. Похожа на отца, действительно? По какой же причине тогда меня наградили клеймом дочери преступницы и отобрали все, кроме самого необходимого? Кажется, мысли отчетливо отразились на моем лице, и Елизавета опомнилась.
– Обычно говорят, что я больше похожа на маму.
Вообще-то, это было ложью, но я решила, что ушат ледяной воды лишним не будет. Мнения о том, чьи гены я унаследовала, делились, но это и неважно: родители сами по себе были похожи друг на друга, как это зачастую случается с супругами.
– Доброе утро, Елизавета, – отчества ее я, если честно, не помнила и вспоминать не собиралась. Больно много чести. Счастье, что имя не забыла, учитывая прошлые подвиги этой женщины.
– Что привело тебя сюда, Наташа? – спросила мать моего отца, полностью восстановив душевное равновесие.
– Я хочу спросить вас о папе.
Елизавета дернулась, но промолчала. Судя по всему, ей до сих пор было больно слышать о погибшем сыне. Что ж, это я понимала и уважала, но заботиться о чувствах женщины, которая не заботилась о моих, не собиралась.
Мать моего отца указала на стул, приглашая присесть, и неодобрительно оглядела одежду: теплое платье с воротом-хомутом, слишком короткое для того, чтобы считаться в их мире приличным, даже несмотря на плотные колготки. Купленный на распродаже плащик едва ли не двумя пальцами унесла куда-то помощница Елизаветы, а то, спорю, и ему бы досталось.
– Может быть кофе или чай?
– Благодарю, я уже завтракала.
– Что ж, тогда… – Она развела руками, осознав, что любезности эффекта не возымеют. – Что именно тебя интересует?
– У меня недавно состоялся весьма интересный разговор с психиатром матери. Он полагает, что у отца был долговременный роман с женщиной. Я хочу знать, так ли это и если да, то кто эта женщина.
Елизавета от моих слов побледнела и отвернулась. Судя по всему, вопрос ее совсем не обрадовал. С другой стороны, разговаривать с дочерью сына о его романах само по себе странно.
– Если ты полагаешь, что мы хоть в какой-то момент не поддерживали брак твоих родителей… – начала она. – Я была в шоке, узнав, что он решил оставить твою мать. Даже несмотря на поступок Марины.
– Вы белая и пушистая, я в курсе, – не удержалась я от ехидства. – Послушайте, Елизавета, на мой вопрос есть два варианта ответа: “Дда, у отца был роман с дорогой ему женщиной”; или “Ннет, у него было столько романов, что сосчитать никто не в состоянии”. Последнее будет означать, что психиатр моей матери ошибается, и ее ревностные припадки не являлись проявлениями болезни. Мне нужно одно: чтобы вы сказали правду. Вы ее знаете, и я тоже имею право узнать.
Елизавета вздохнула и, опускаясь в кресло, будто бы сдулась.
– В нашем мире на некоторые… вольности внимания не обращают. Меня интересовало только одно: сын понимал важность этого брака, для него это было значимее связей на стороне. Кажется, до женитьбы у Дмитрия был серьезный роман, но я не интересовалась ни именем, ни статусом женщины, потому что она не имела значения. Не исключаю, что они могли сойтись и потом, но я ничего об этом не знаю.
Ее неосведомленность выглядела по меньшей мере нелепо, но более прямого ответа ждать было бессмысленно. Елизавета просто защищала своего сына, как любая мать на ее месте.
– Последний вопрос: вы уверены, что не знаете имени этой женщины?
– Я уверена, что тебе не стоит бередить эти раны, – ответила она сухо.
И стало понятно, что ответа не добиться. Что ж, как ни грустно признавать, врач матери оказался прав. Елизавета не стала бы мне рассказывать об одной-единственной женщине, будь их мириады, как думала мама.
– Благодарю вас за искренность и не смею более задерживать, – поднялась я со стула и, взглянув на часы, чуть-чуть успокоилась. Всего тридцать минут опоздания на репетицию – не критично.
– Ты все еще танцуешь? – неожиданно полюбопытствовала Елизавета.
Мне показалось, что в глазах этой женщины я увидела сожаление. Интересно, о чем именно? Неужели о том, как сильно и безвозвратно мы отдалились?
– Да, я занимаюсь этим профессионально, – кивнула я. – Сожалею, но мне пора.
Сожалею? Действительно? Откуда только взялись эти вежливые словечки, казалось бы, навсегда оставшиеся в прошлом?
– Рада была тебя видеть.
Ее слова прозвучали настолько искренне, что не шли у меня из головы вплоть до того момента, когда я переступила порог театра. Родные отца все испортили из жадности, бросили меня, не потрудившись поинтересоваться, как я буду жить и с кем. Я оказалась заложницей родительских грешков, и обе семьи от меня отказались без сожалений. Если бы не Полина Игоревна, меня бы отправили в приют. Думала ли Елизавета, что однажды ей аукнется этот поступок? Полагаю, что да, ведь она очень прозорливая женщина. Но она сделала свой выбор, а потому мне не следовало тратить на нее время. Никогда и ни за что она не станет частью моей жизни снова.
Стряхнув московскую непогоду с зонта в коридоре, я толкнула дверь раздевалки и обнаружила, что там полно балерин.
– О, явилась, – услышала я ехидное. И отовсюду смешки.
– Разве репетиции нет? – поинтересовалась я, старательно игнорируя враждебность коллег.
– Репетиции нет, но есть предпросмотр, и сейчас твою партию перед спонсором отплясывает Диана.
Из меня вышибло воздух.
– Жаль, мне почти понравилась та твоя бравада на днях, – мило повела ресничками другая. – Но увы. Хочешь быть примой – откладывай личную жизнь и приходи на репетиции вовремя.
Чтобы сдержать рвущийся наружу крик, я прошла к шкафчику и с размаху швырнула туда рюкзачок. А потом потянула за волосы с такой силой, что искры из глаз посыпались.
«Благодарю, я видел все, что хотел».
Таким был ответ на вопрос Адама, хочет ли спонсор посмотреть второй состав. И единственным моим утешением стало то, что я так и не вышла из-за кулис. Стоя рядом с пышущим жаром прожектором, в лучах которого сверкала широкой улыбкой Диана, я чувствовала, как мир сужается, а по вискам начинает колотить молоточками паника. На коже выступила липкая паутинка пота, и колени вдруг стали ватными. Паническая атака?
Испугавшись, что меня увидят в таком состоянии, я рванулась назад и бросилась по коридору в сторону туалетов. Дверь изнутри не запиралась, но я все равно повисла на раковине и уставилась на собственное отражение. В широко распахнутых глазах застыл страх и даже отчаяние. Не понять, что меня сильнее шокировало: то, что Адам не предупредил меня о смотринах; то, что Ди быстренько завладела вниманием спонсора, стоило отвернуться; или то, что Вит в театре, но не захотел меня видеть.
Я всеми правдами и неправдами уговаривала себя, вынуждая поверить, что не все потеряно, что будет возможно отыграться. Но факты оставались фактами: Диане хватило одного опоздания, чтобы за ее место началась война. Но она отыгралась еще до того, как я успела хлебнуть славы.
Я рывком открыла кран, умылась ледяной водой в попытке унять нервную дрожь и, промокнув лицо салфеткой, двинулась в репетиционный зал. Надеялась, что ни с кем не встречусь, а в следующую секунду жаждала увидеть Вита и ругала себя за эту блажь.
– Надо же, нас все-таки почтили присутствием, – заговорил Адам, появляясь в танцевальном зале и устремляя на меня полный бешенства взгляд. – Все дела переделала?
– Да, – ответила я угрюмо.
– И это действительно так, – кивнул он притворно радостно. – Потому что на вечере, где спонсоры будут представлять балет перед остальными тугими кошельками, станцует Диана.
Даже если бы у меня в голове нашелся остроумный ответ, сил его озвучить я в себе не чувствовала. Эмоциональная вспышка сошла на нет, и теперь я ощущала себя опустошенной. Хотелось растянуться прямо на полу и не вставать до самого вечера. И вдруг подумалось: может, ну нафиг Диану, пусть танцует, раз ее все так поддерживают. Даже если я доберусь до вершины, разве удержусь там в таком ужасающем одиночестве, без малейшей поддержки? Если раньше я надеялась на Вита, то теперь стало совершенно очевидно, что зря. И Дэн… еще чуть-чуть, и он снова будет есть из рук примы. И все нормально, все абсолютно нормально. Как и должно быть. Странно думать, что такому несчастливому человеку, как я, могла улыбнуться удача. Куда там! Какая улыбка? Не более, чем насмешка.
Заторможенным разумом я едва фиксировала то, что балетмейстер говорил дальше. Под фуршет, который должен был состояться в будущий четверг, был арендован какой-то шикарный ресторанный зал. Не в театре, как мы привыкли, а на нейтральной территории. Поскольку это реклама, мероприятие в честь спонсоров, а не балерин. Всем надлежало явиться при полном параде.
Как ни странно, последнее требование наполнило меня густой злостью. Выглядеть так, чтобы ни один из присутствующих не забыл меня и без танца? Легко.
Вит поплатится за то, что не захотел иметь со мной дел. Обещаю.
Большинство из балерин предпочитали надевать на мероприятия короткие платья, стремясь показать красивые ноги, но я решила отступить от этого правила. Остановила выбор на темно-фиолетовом платье в пол с разрезом до бедра, которое было мне никоим образом не по карману. Но оно красиво мерцало и сидело на мне как перчатка, недвусмысленно намекая на то, что счастливой обладательнице в одиночестве его ни за что не снять. Ну а что еще нужно?
Превратив себя в благоухающее нечто после душа, я собрала на затылке тяжелые волны волос в незамысловатую прическу, брызнула на веки блестящих темно-серых теней, глаза подвела черным – хищно и остро, а губы, напротив, тронула естественной матовой помадой, которая их немного увеличила визуально. Ноги сунула в черные туфли на каблуке, который способен испугать даже балерину… и в таком вот виде спустилась в метро.
Стоя на эскалаторе под обстрелом многочисленных взглядов, я ощущала себя королевой эпатажа. Но после покупки платья денег на такси не нашлось бы при всем желании, потому что толку жаловаться. Выплывая из подземного перехода в самом центре столицы, я держала спину так ровно, что Британские короли бы удавились от зависти.
Зал был прекрасен. Стекающий с потолка хрусталь, чуть позолоты на стенах и чернильные вкрапления для создания строгого шика. Зрелище оставляло привкус больших денег, которые у Астафьевых вне всяческих сомнений имелись. Бесспорно красиво, а еще чертовски скучно. Оглядевшись по сторонам и лишь на мгновение задержавшись взглядом на Вите (к счастью, привычно одиноком), я поняла, что не хочу разговаривать. Ни с кем. Вообще! Но, увы, для такого удовольствия я слишком заметно нарядилась. Поминутно ко мне подходили какие-то мужчины, расспрашивали о театре и труппе, ощупывали взглядами, уговаривали «прекрасную балерину» подарить им танец. И считали полной идиоткой. Я никого не разубеждала, но не могла дождаться момента, чтобы уйти.
Впрочем, слоняться между группками людей с целью скоротать время пришлось недолго. Приветственное выступление Вита сменилось речью Адама, последовало несколько минут лести и подхалимства, после чего за роялем появился пианист, а на сцену взобрались Дэн и Диана.
Я попыталась выдохнуть с облегчением, но рот сам собой наполнился горечью, а мысли – ядом. Костюм приму совсем не красил. Смотрелся, как с чужого плеча. Наряд Кристины шился на более высокую и изящную фигуру, а приглушенный зеленый неожиданно диссонировал с рыжими волосами Ди. Как итог, всегда довольно серенькая и невзрачная прима окончательно слилась с декорациями. И сколько я ни вглядывалась в рисунки на сцене, так и не смогла почувствовать нужное настроение. Героев я видела совсем иначе. И танцевала бы их иначе тоже. Глубже.
Пожалуй, в тот день мне впервые в жизни пришла в голову мысль, что наша прима не такой уж профи актерского мастерства. Как и мне, ей не все персонажи идут. К примеру, для Кристины Ди слишком… мелкая, и образ преданной женщины ею не прожит.
Хотя о чем это я? Адама все устроило, Вита все устроило. Остальное не имеет значения. И все же выпустить мышку Ди на сцену ради привлечения внимания власть имущих – паршивый пиар-ход.
– Там должны были быть вы, – услышала я. Стоило подумать о спонсоре, и вот он.
– Очевидно, что нет, – отозвалась я максимально безмятежно. – Вы свой выбор сделали.
– Это как свято место, которое пусто не бывает. Сами знаете.
Я обернулась на Вита и помрачнела. Он стоял от меня на расстоянии метра, в одной руке держа бокал, а вторую засунув в карман брюк. И в смокинге был хорош как никогда. Тем не менее что-то меня напугало, в нем мне почудилось нечто темное и пугающее. Будто он был ужасно зол.
– Как только в жизни балерины появляется что-то помимо балета, она оказывается на обочине, – горько сказала я. – Признаю: я увлеклась личным и поплатилась за это. Вы довольны?
– Ни единого раза, – легко ответил Вит и побарабанил пальцами по бокалу. – Диана в роли Кристины не смотрится совершенно. Но я не имел чести узнать, как с этой ролью справляетесь вы.
Я не сдержала усмешку. Наказание. Он совершенно бесстыдно и откровенно меня наказывал за опоздание, выпуская сегодня перед публикой Диану. Приятно знать, что ему выступление пришлось не по нутру тоже, но лично мне толку никакого.
– Вы не захотели узнать. Я стояла за кулисами, ожидая отмашки, когда Диана закончила выступление. Вы сказали, что видели все, что хотели. Потому мне несколько непонятно ваше недовольство.
– Что за личный вопрос вас задержал? – не отреагировал на провокацию Вит, разве что помрачнел еще сильнее.
От такой наглости я опешила. Это он смеет меня спрашивать о личном? Он, кто самозабвенно целовал меня, будучи женихом другой женщины?
– Послушайте, вы можете меня наказать, снять с роли, продемонстрировать всем, какой вы хозяин положения, поставить Диану или назначить вообще другую балерину. Но уж точно не совать нос в мою жизнь. Вы мне никто, вы меня не знаете, вы неоднократно выказывали мне свое пренебрежение. Что сделано, то сделано. Я здесь – Диана там. Даже если моя причина уважительна, время назад вы никак не отмотаете и не вернете мне утраченное. Не вижу смысла откровенничать.
После этого Вит грубо схватил меня за локоть. От боли в травмированном плече я ахнула, дернулась. Шампанское из бокала Астафьева плеснуло мне на платье, и я досадливо топнула ногой. Новое платье, чтоб его, обидно все же! Встревоженные нашей возней соседи начали на нас поглядывать и шикать – ведь номер еще не закончился. Но если я извинилась, то Вит даже не подумал.
– Идите за мной, – процедил он сквозь зубы.
Решив не усугублять и без того стремительно ухудшавшуюся ситуацию (Адам не погладит меня по голове, если мы со спонсором сорвем выступление наших двух Д), я двинулась за Астафьевым в коридор.
– Что с плечом? – бросил Вит, уводя меня вглубь здания по коридорам все дальше от фуршетного зала.
– Слишком отчаянно занималась сексом – ударилась о прикроватную тумбочку, – огрызнулась я в ответ.
– Пытаешься вывести меня из себя? – обманчиво мягко поинтересовался Вит.
– Да ты уже не в себе, тут и стараться не нужно.
Миг – и я оказалась прижата грудью к стене и подперта сзади мужским телом. Я почувствовала себя столь эротично беззащитной, что кожу закололо. Ткань платья заскользила по талии под напором пальцев, лаская. Желание тугими кольцами свернулось в животе, но разум напомнил, что это ловушка, что нужно убираться, причем как можно скорее.
– Знаешь, а ведь я могу и передумать. По многим поводам, – прошептал Вит мне в ухо, а затем скользнул щекой по моей шее, царапая кожу едва пробившейся щетиной. – Например, плюнуть на средства и время и переснять промо с Дианой. И никакой тебе ведущей партии. Все твое будущее зависит сейчас от моей блажи. А ты не приходишь в театр на просмотр, дерзишь по поводу и без…
– Я пришла, просто я опоздала. А ты не дал мне шанса станцевать. Что ж, продолжай в том же духе. Мсти людям за то, что они просто люди. Мсти женщинам за то, что желание к ним не позволяет тебе оставаться таким чистеньким, каким ты хочешь быть!
Ну вот, я это сказала. Не собиралась, но разве сдержишься? Мгновением спустя я задохнулась от жесткого поцелуя. Губы сомкнулись на шее, причиняя боль. Я забилась, пытаясь вырваться, но запястья попали в захват сильных пальцев. С каждым новым движением губ Вита ласки становились все более тягучими и дразнящими, пока я не перестала вырываться. В голове мелькнуло горькое понимание: я хочу почти женатого мужчину и не могу ничего с этим поделать. Я так отчаянно желала его рядом: видеть, чувствовать, говорить. Нет, не так! Впитывать каждое слово и прикосновение, которое он готов мне дать. Будто себе не принадлежала. И я снова и снова изгибалась в его руках, забывая обо всех принципах, которые взращивала в себе годами.
– Пойдем.
Вит отступил на шаг, а я испытала разочарование от того, с какой легкостью он это сделал, и тут же себя приструнила: все правильно. Это было короткое помешательство, и оно ушло. Жаль, что у меня сбрасывать желание, как ненужную кожу, не выходит.
– Куда пойдем? Зачем? – насторожилась я.
– Покажешь мне танец, раз уж так мечтала.
– Что? – окончательно опешила я.
– Или ты желаешь остаться и слушать, как все поют дифирамбы Диане?
Я посмотрела в направлении, противоположном тому, откуда мы пришли, и решила, что лучше сдохнуть, чем вернуться в царство имени Ди.
– Но у меня нет пуантов, и… – и он целовал меня так, будто смотреть собирается вовсе не танец. Но вдруг это последний шанс оказаться на авансцене? Вдруг Вит на самом деле заинтересован в успехе спектакля больше, чем в чем бы то ни было?
Протянутая рука красноречиво намекала на то, что от меня ждут незамедлительного согласия.
– За пуантами можно заехать, – сказал буднично Вит.
В голове настойчиво стучало: единственная возможность, это твоя единственная возможность. Последняя. И я села с ним в машину, хотя обещала себе больше так не делать.
Паника завладела мной в тот момент, когда мы на полной скорости пронеслись мимо театра, в котором оставались мои пуанты. Нет, конечно, еще две пары лежали дома у тети, но что-то подсказывало мне, что мы и сюда направлялись лишь для усыпления бдительности. Танец был отговоркой – способом усадить меня в машину. Господин спонсор прекрасно понимал, что ни на что иное я не куплюсь.
– Вит, куда ты едешь? – спросила я тихо и ласково.
Так врач советовал разговаривать с душевнобольной мамой. Подсознание подсказывало, что происходит нечто аномальное и лучше не делать резких движений. Как я уже сказала, Астафьев был не в себе, но виной тому был не алкоголь или психотропы – скорее ярость. Он еще не проучил меня, не наигрался.
– Туда, где нам не помешают, – спокойно ответил мой спонсор.
– Не помешают чему, Вит? – И нужно обращаться по имени как можно чаще. – Танцу?
– Танцу.
Танцу, значит. Вот как. Внутри меня начала подниматься новая волна паники. Я оглядела двери и убедилась, что замок, защелкнувшийся в начале движения, никак не открыть. Ох уж эти новомодные автомобили.
– Я буду танцевать без пуантов? – спросила я, а затем, не дав ему ответить, добавила: – Или для танца мне не понадобится ничего вообще? – смешок и мягкое: – Вит, а ты не охренел?
Думала, он хоть попытается отрицать, но…
– Мне не нужно видеть твой танец, чтобы понять, что эта роль для тебя, – буднично сообщил он. – Я с первой минуты понял, что танцевать должна ты.
– Мне чудится здесь одно небольшое «но», – сказала я, стараясь уговорить сердце биться не так часто. Вот мы и дошли до откровений. Пугающих своей абсолютностью.
– Но ты ассоциируешься с риском. Твое прошлое, проблемы, диагноз матери, который может передаться по наследству. – Я похолодела. Вот о чем мы теперь говорим, оказывается. – Диана же, напротив, стабильна и скучна до зубовного скрежета. В роли Кристины это особенно заметно. Но назначить тебя на роль – все равно что усесться на бочку с динамитом и попытаться сделать вид, что ничего не происходит. Ты не можешь убедить в своей надежности никого, включая меня, с тобой сложно работать и ничуть не проще общаться. Я в затруднительном положении, Наташа. Можно взять на роль балерину, которая давно и успешно собирает залы, но не произведет фурор и не прогремит. Или взять темную лошадку, которая еще не раскрыла свой потенциал и молиться, чтобы она не согнулась под напором обстоятельств, поскольку находится глубоко в зоне риска изначально.
– У меня кроме балета в жизни ничего, Вит, ни семьи, ни друзей, ни привязанностей. У меня есть только партии, – процедила я сквозь зубы. – С чего мне срываться?
– Неважно. Я готов рискнуть и выбрать тебя. Но я предлагаю сделку. Ты получишь желаемое и даже больше в обмен на то, чего хочу я.
«О том, как ты пробилась наверх, обязательно узнают, и ты ради каждой партии будешь танцевать не только в зале, но и в чьей-нибудь постели», – прогремели в памяти слова Дианы. В животе завязался тугой узел, который начал пульсировать рвотными позывами. Я не хотела спрашивать, что Астафьев имел в виду, потому что не желала без сомнения отвратительного ответа. Он мог получить от меня все, кроме одного, абсолютно законно. И для этого не требовалось увозить меня в ночь с праздника, предварительно навешав лапши на уши. Так значит… боже мой! В мыслях я принадлежала Виту, и уже давно, но не жениху другой женщины. Как только я узнала, шансы на близость со мной обнулились, и это сыграло с Астафьевым злую шутку. Выходит, стоило мне отдалиться, он опомнился и посчитал, что не хочет терять такую соблазнительную возможность. Или наоборот: осознал, что раз есть законная невеста, притязаний со стороны танцульки не будет, и можно действовать. Меня не устраивал ни один из вариантов.
– Ты болен, если считаешь, что я на это соглашусь, – прохрипела я.
Да, оставался вариант, что я ошибаюсь, и я почти мечтала ошибиться, но увы.
– Это даже не будет противоестественно, учитывая… твою реакцию.
Астафьев потянулся рукой к моей ноге, скользнул сгибом пальца по шелковистой, ласкающей ткани платья. И та податливо раскрылась, обнажая колено, узкое бедро. Воздуха в салоне не осталось, все затопили запахи парфюма и желания. И неожиданно реальность врезалась в меня с силой многотонного состава. Я не стану его игрушкой! Я не продамся ради какой-то роли. Это полное безумие. Адам, черт бы его побрал, потрясал мною, точно куском элитной вырезки перед пастью хищника, разве удивительно, что тот вцепился в мясо зубами? Опомнившись, я скинула руку Вита и замолотила ладонями по обшивке двери. Нет! Ни за что! Этого не будет, потому что не будет никогда!
– Пусти меня, выпусти! Ты, ублюдок! Да как ты вообще смеешь говорить о таком? Правильно тебе сказал Адам: ты не видишь разницы между шлюхой и балериной.
– Еще как вижу. Или ты думаешь, мне не было бы проще купить себе спокойствие за деньги и не иметь дела с твоим норовом? – спросил спонсор так спокойно, что мне захотелось его ударить. Только здравый смысл подсказал, что не стоит бить водителя машины, в которой едешь сам. – Увы, это работает иначе.
– Да, я тебе расскажу, как это работает: делая предложение женщине, ты ей что-то обещаешь. То, что будешь ей верен. А в противном случае оказываешься распят на звезде Давида. И спустя много лет твой ребенок будет бегать по городу и допрашивать всех твоих знакомых в надежде, что ты не был таким уж кобелем и трахал не всех подряд и одновременно, а лишь пару-тройку женщин. Прости, но я была участником этой гребаной драмы и на роль любовницы не гожусь, – брезгливо поморщилась я от такой дикой мысли.
– Не зарывайся, речь идет об одной только ночи. За нее я обещаю тебе роль. Эту. А еще все последующие. Адам представил мне план будущих постановок на ближайшие три года. Согласившись, ты не пожалеешь. И я назову тебя своей музой, если ты не против, меня всегда привлекали такого рода отношения.
Во рту стало горько от его слов. Спрятаться за женитьбой, за сценой, за Адамом, за будущими постановками… лишь бы не подпустить меня слишком близко. Лишь бы я не подумала, что предложение провести с ним ночь значит что-то большее.
– А как же качество? Как же «работай, и все будет»? Не думала, что скажу это, но прошлая твоя речь впечатлила меня куда больше. А теперь, выходит, я получу назначение только потому, что раздвину перед тобой ноги. И никогда не узнаю, заслуживает ли мой танец уважения. Потому что я перестану его заслуживать наверняка. Нет, я не буду с тобой спать, ты до меня не дотронешься.
В этот момент машина остановилась, и я поспешно огляделась. Что? Он наконец согласился с моими доводами или нет? Совершенно незнакомый район. Почему мы остановились?
– Мы приехали, Наташа. Посиди, я сам тебе дверь открою, – совершенно равнодушно отозвался Вит.
Я чуть не сползла в кресле, зажимая руками уши. Согласился с доводами? Какая же я наивная дурочка!
