Текст книги "Звездная пыль (СИ)"

Автор книги: Александра Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Я думала, что не увижу тебя до самого отлета. Ты никогда не навещаешь меня больше одного раза.

То есть приезжает к ней, но останавливается в другом месте, совершает визит вежливости и гуд бай? Невыносимый человек. И все его отношения с женщинами, откровенно говоря, странные. Видно, это не только мой бич.

– Все меняется, – сухо ответил ей Вит, но на улыбку скупиться не стал. Хотя не могу сказать, что был счастлив принимать объятия: неловко положил ладонь на талию женщины и отстранился. – Позволь тебя кое с кем познакомить.

Это он сказал очень вовремя, так как Лиана и не думала скрывать интерес. Обнимая воспитанника, так и косила в мою сторону взглядом, неприкрыто недоумевая. Она явно откуда-то знала, что я Виту не жена.

– Это Наталья.

– Наталья, – повторила попугаем экс-мачеха. Впрочем, замешательство не помешало ей тепло поприветствовать и меня тоже. – Очень приятно.

Она хотела пожать мне руку, но из-за костылей растерялась и ограничилась улыбкой.

– И мне тоже, – сказала я, чувствуя себя не в своей тарелке.

Наверное, так чувствуют себя подружки, которых знакомят с родителями, вот только этой самой подружкой я работала по контракту. Шесть недель. И все.

– Думаю, нам лучше побыстрее пройти в дом. Я…

Я снова нерешительно взглянула на костыли, но тут вмешался Вит:

– Не волнуйся, Наташа прекрасно справляется. Помощь ей ни к чему.

Вместо красавицы жены он привел на знакомство со своей почти матерью калечную любовницу. И ничего не стал объяснять. Даже то, что я не почувствовала со стороны Лианы враждебности, не сильно улучшило ситуацию.

Дом, в котором жила бывшая жена Михаила Астафьева, а, если верить некоторым, еще и золотоискательница, был небольшим, одноэтажным, а по его стенам стелились мелкие цветы. Теплый и уютный, настоящий. За калиткой обнаружился небольшой дворик, вымощенный редким камнем, настолько прелестный, что я искренне обрадовалась, обнаружив стол.

– Если бы ты предупредил меня заранее, я бы уже накрыла стол, – пожурила Вита Лиана, но тот лишь пожал плечами. Впрочем, чему удивляться? Я сама замечала, что спонсор терпеть не может ставить в известность о своих визитах заранее. Он предпочитал появляться как черт из табакерки.

– Я с удовольствием тебе помогу, – легко выкрутился Вит.

– Наташа, присядьте.

По взгляду Лианы я поняла, что ей не терпится устроить своему пасынку допрос, хотя я бы с удовольствием послушала, если не поучаствовала. Мне было жутко интересно узнать, что он скажет обо всей этой ситуации.

Ждать возвращения Лианы и Вита пришлось недолго, что выдавало в Лиане неплохую хозяйку, привычную к приему гостей. К тому же она не стала готовить на кухне, вместо этого принесла продукты, собираясь заняться во дворике.

– Белое или красное? – спросила женщина, указывая на две принесенные бутылки вина.

Первым порывом было отказаться, но я не стала настаивать на своей нелюбви к алкоголю.

– На ваш вкус, – предложила.

– Вит, открой, пожалуйста, шардоне, а я пока подготовлю список покупок.

Список покупок? Я почувствовала неладное и посмотрела на Вита. Тот издевательски приподнял бровь, но спорить не стал. И, как только он вытянул пробку из бутылки и разлил вино по бокалам, Лиана вручила ему листок, дополнив его искренней благодарностью и новым поцелуем в щеку. Не прошло и пяти минут, как после этого мы остались с мачехой Вита наедине. И тогда она сбросила маску.

– Уф, – выдохнула Лиана, проследив за тем, как уходит пасынок. – Теперь мы одни и можем всласть посплетничать. Но для начала выпьем за знакомство.

Она как-то странно повернулась, и я насторожилась. Только когда увидела, как Лиана садится, поняла, в чем тут дело.

– На вас корсет, – ошалело выдавила я. Так вот какова причина удивительной выправки этой женщины! А я-то было приняла это за надменность.

Лиана лишь грустно улыбнулась и пожала плечами.

– Располагайтесь удобнее, чувствуйте себя свободно. Здесь вам рады, – ответила она так просто, что я поверила. – Не могу сказать, что ожидала вас здесь увидеть, но это многое объясняет. Например то, что все были правы.

Я немного смутилась. Что-то мне подсказывало, что, несмотря на дружелюбие Лианы, я не из тех, кто нравится мамам. И это знакомство все больше напоминало издевку.

– Так вы расскажете мне, что происходит в жизни моего сына? – спросила она, не позволив мне улизнуть от ответственности.

«Сына», значит. Отметя ненужные мысли, дабы не выглядеть невежливо, пришлось признаться:

– Не имею ни малейшего представления. И удивлена этому визиту не меньше вашего.

– Если бы вы сказали нечто иное, я бы решила, что вы его совсем не знаете, – невесело рассмеялась Лиана. – Он не любит говорить о себе даже с самыми близкими и всячески нас сторонится. И то, что он привез вас сюда…

Но договаривать она не стала. Напротив, закусила губу, будто боясь все испортить.

– Как вы познакомились? – спросила Лиана вместо этого.

– Я балерина в театре, которому финансово помогает Вит. Так и познакомились.

Повисла странная пауза, во время которой меня оценивающе оглядели аж несколько раз.

– Балерина? – переспросила она неожиданно хрипло. – Это очень неожиданно. Вы знали, что я когда-то танцевала тоже?

– Да, мне это известно.

Она нервно улыбнулась и потупилась, будто бы тронутая тем, что узнала, и спрятала свое приятное изумление за предложением выпить, но подняла бокал и тут же поставила снова. Последовавший за этим поток откровений сбил бы меня с ног, если бы я не сидела.

– Знаете, я всегда ревновала его к матери. Она такая чопорная и холодная женщина. Уверена, что бросая ребенка на попечение супруга, она даже дважды не подумала. А Вит с детских лет искал ее одобрения и пытался «загладить вину». Он не понимал, что не виноват в ее уходе. И то, что я слышала о жене Виктора… по-моему, она очень похожа на его мать. Я пыталась отговорить его от брака со Светланой, но он и слушать не желал. Что бы вас с моим сыном не связывало, я очень рада, что сегодня здесь не она.

После этого она снова подняла бокал и коснулась им моего еще до того, как я оправилась от подобных откровений. Искренность Лианы сделала эту встречу на несколько градусов теплее, и я осторожно улыбнулась этой женщине, благодаря за своеобразную поддержку.

Глава 17

Посиделки прошли на удивление хорошо, однако с возвращением Вита Лиана откровенничать перестала. Уже все вместе мы обсудили театр, балет, Адама, планы на мое возвращение после травмы, а еще доктора Лебруна. Но самой интересной оказалась история жизни Лианы, которой она поделилась с удивительной легкостью, как правило людям не присущей.

В отличие от нынешних жен Михаила, она связалась с Астафьевым-старшим в «зрелом» возрасте – в целых двадцать четыре года! Продвижение по карьерной лестнице ей давалось не очень просто, а удача совсем не сопутствовала: едва выбившись из кордебалета в солистки, она получила травму позвоночника. Некоторое время продолжала цепляться за место, чередуя периоды лечения с попытками не отставать от остальной труппы, но спустя полгода ситуация сильно ухудшилась, и встал вопрос об операции и уходе из танцевального мира.

Поскольку у начинающей балерины не так много возможностей заработать, она начала искать способны добыть деньги и именно так вышла на Михаила Астафьева. Пленившись хорошенькой танцовщицей, тот пообещал ей ссуду в обмен на ужин. Так все началось… и очень нескоро закончилось, что оказалось роковой ошибкой.

Несмотря на то, что операцию сделали быстро и успешно, с реабилитацией вышла накладка в виде незапланированной беременности, прерывать которую бывшая балерина отказалась. Михаил ее в этом решении поддержал и морально, и обручальным кольцом, но увеличившаяся нагрузка на позвоночник не позволила Лиане вылечиться. И этого уже не случится никогда. Впрочем, она ни о чем не жалеет: у нее была удивительная жизнь и есть «два прекрасных сына». А теперь Лебрун помогает ей в меру сил, благодаря чему эта женщина все еще держится на ногах. Сильная история о не менее сильной женщине, которая о многом мечтала, мало получила и тем не менее научилась быть счастливой.

Я размышляла о событиях этого странного дня на крылечке дома с чашкой какао в руках, когда ко мне присоединился Вит.

– Спасибо за то, что познакомил меня с Лианой, – поблагодарила я, решив не ковыряться в причинах. Не хотелось портить хороший день очередным выяснением отношений. Но, как оказалось, за это ратовала только я.

– Не благодари. – Он встал рядом, но на меня даже не посмотрел. – Лучше скажи, Наташа, какова вероятность того, что ты ждешь ребенка?

Вопрос напомнил мне звонкую пощечину. Потому что внезапно стало понятно, каким образом я стала «женщиной Вита». Оказывается, для этого достаточно носить его ребенка. Остальное не имеет значения. А я уж было размечталась!

– Почти нулевая, – ответила я, смакуя напряженное выражение его лица. – Тебе повезло, – добавила, не сдержавшись.

– Повезло, Наташа? – вкрадчиво переспросил Вит.

– Именно повезло. Иначе было бы непросто объяснить это твоей безупречной жене.

Мой отвратительный выпад без труда проигнорировали.

– Почти нулевая, но не нулевая. И мы здесь почти четыре недели.

– О боже, не могу поверить, что ты считаешь, – поморщилась я.

– Не могу поверить, что ты – нет! – прорычал он.

– У балерин случаются… сбои. Слушай, просто поверь: тот раз после ванной не считается.

– Я поверю тебе тогда, когда ты придешь и скажешь, что в этот день секса не будет, – поправил меня Вит. – А пока я останусь при своем мнении.

Он ушел, а я поняла, что цепляюсь за перила до боли в пальцах. Говорят, люди верят в то, во что хотят, или в то, чего боятся. Хотел ли мой спонсор этого ребенка или только боялся?

Вит

После визита к Лиане она злилась. Вставала раньше него каждый день, выходила на улицу и наслаждалась утренними часами в одиночестве. Он не мешал. Это было даже удобно, учитывая, что иной возможности сделать необходимые звонки без ушей Павленюк не имелось. Светлана думала, что он заключает сделку с Китаем и находится где-то в Азии. Вит ее не разубеждал. Но и не расстроился бы, если бы Михаил внезапно проболтался о том, где на самом деле застрял его сын. Впрочем, Вит очень сомневался, что супруга опустится до того, что начнет расспрашивать свекра. Муж не входил в область ее интересов, а потому большую часть времени игнорировался.

Этим днем все шло не совсем как обычно: мало того, что в турке обнаружился непривычно горячий кофе (Павленюк встала позднее?), так еще на столе красовалась записка:

«Поздравляю, не-папочка».

Вит сам затруднялся с ответом, что он испытал, прочитав это послание. Новость упрощала очень многое, но тем не менее разочаровывала. Потому он перелил в чашку горячий кофе и направился к окну, откуда виднелась скамья, на которой наслаждалась чтением Наташа. Она не выглядела ни злой, ни разочарованной. Новость ее не расстроила, и Вит помимо воли скрипнул зубами.

Этой версии Натальи Павленюк беременность бы пошла. Выгоревшие светлые волосы разметались от ветра, а юбка желтого сарафана, который так не нравился Наташе, спадала на землю мягкими складками. Пожалуй, если бы Вита заставили дать этой картине название, он бы недолго думая назвал ту «Безмятежность». И это не было просто видимостью.

Московская безупречная стерва с поломанным прошлым и холодным взглядом будто бы растаяла под жарким солнцем Прованса. И болезненная, горькая страсть к этой женщине тоже изменилась, превратилась во что-то теплое и созидательное. Вит помог Наташе выкарабкаться из ямы, она подпустила его близко, как никого другого. Стыдно признаваться, но он не раз и не два думал о том, что придется сделать, если она окажется беременна его ребенком. Значит, хотел, чтобы у них появился ребенок. Надеялся, что эта женщина родит ему наследника. Не вышло, но разве это конец? Вит не собирался возвращать Наталью в ее прошлый мир, где она вынуждена будет держать удар каждую минуту, прятать улыбки и закрываться от него – своего спонсора. Где она обязательно сломается морально или физически и вернется к психотропным препаратам. То, что она балансирует на грани безумия, было понятно с самого начала. И дело даже не в наследственности, а в страхах, в том, что Наталье пришлось пережить. Хватало маленького толчка, чтобы она начинала заваливаться в пропасть, где ее поджидали демоны прошлого. Она пыталась понять, принять, смириться с пережитым… и не могла. Вит не желал оставлять ее наедине с этими страхами. Больше – нет. Если раньше его пленила ее темная загадочность, жесткость, поломанность, то теперь он увидел другую ее половину. Оказывается, черствая Наталья Павленюк легко и с благодарностью отзывалась на тепло. Которого ей, увы, никто не предлагал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вит взял в руки телефон и, пока не успел передумать, набрал номер.

– Адам, – сказал он, услышав в трубке сонное приветствие балетмейстера. – Хотел спросить, как там справляется с партиями тень Павленюк.

– Нормально, не Наташка, конечно, но тянет. И пашет, как лошадь, – пробурчал тот, прочистив горло.

То, что Адам не стал юлить, свидетельствовало о крайней степени недовольства поведением Вита. Посмотрите только, взял и увез приму лечиться, ни с кем это не согласовав. Что ж, спонсор и на этот раз с плохими новостями.

– Вот и пусть пашет дальше, – протянул Вит насмешливо. – Я хочу, чтобы ты заменил Павленюк. Насовсем.

Наташа

Наши шесть недель оборвались в конце пятой звонком психиатра моей матери. Случилось нечто экстраординарное: она пришла в себя. В смысле полностью, и отчего-то он подумал, что это может быть не только хорошим знаком. Мама очень настойчиво требовала меня, и врач опасался, что если я не приду, то ей станет намного хуже.

И я согласилась. Согласилась потому, что испугалась направления, в котором двигались наши с Витом отношения. А это был отличный и даже благородный способ их избежать.

После разговора о беременности что-то изменилось. Объяснить это сложно, но Вит стал другим. Более напористым. Зачем-то потребовал у Лебруна провести детальное обследование моего скелета, и сколько я ни упиралась – не переспорила. Меня проверили и перепроверили дважды, но вердикт так и остался прежним: жить будет. За исключением ног я оказалась здорова. И, кажется, Виту это не понравилось. Он ходил мрачнее тучи и о чем-то усиленно думал. Но когда я не выдержала и спросила, в чем дело, пожалела тотчас:

– Тебе стоит подумать о смене рода деятельности, – сообщил мне Вит.

Несколько секунд я искала на его лице следы веселья в надежде на то, что это шутка такая.

– В каком смысле? – опешила я. – Я балерина, ничего другого я не умею. И не хочу!

– Если ты вернешься в труппу, в привычное окружение и атмосферу – рано или поздно снова придешь к «Пыли».

– Это ерунда, Вит. У меня нет тяги, и…

– Это здесь нет тяги, – кивнул Вит куда-то в сторону лестницы. – В крови эндорфины, все в новинку, держаться нетрудно. А там будет извечная промозглость, травмы и толпа недоброжелателей. Чем будешь спасаться?

Мне хотелось ответить «тобой», но я вовремя прикусила язык. Действительно, мне ничего не предлагали. Я любовница на протяжении шести недель, а дальше возвращаюсь в свою жизнь. От этой мысли я почувствовала именно ту безнадегу, о которой говорил Вит.

– Придумаю что-нибудь. Столько лет о себе забочусь и, уж поверь, не разучилась! – съехидничала я.

– Да, и мы оба видели, как отлично у тебя это получается.

– Знаешь, я благодарна тебе за помощь в реабилитации, но шесть недель внебрачного секса не дают тебе права распоряжаться моей жизнью, – завершила я бессмысленный спор и ушла.

А на следующий день позвонил доктор моей матери, и настало время сбора чемоданов. От мысли, что я оставляю позади такое счастливое время, было по-настоящему плохо, но Вит слишком сильно меня напугал своим предложением оставить карьеру. И чего ради? Он вернется в свою жизнь, а я останусь без всего вообще? Очень заманчиво!

Обиженная и дезориентированная, я не разговаривала с Витом весь полет и, будь у меня такая возможность, сбежала бы по прилету. Но Лебрун настаивал на том, чтобы я берегла ногу еще две недели, и костыли, которые я мечтала оставить во Франции, прилетели со мной в Россию.

– Это еще не конец, – многообещающе сказал Вит, пока мы готовились к выходу из самолета.

Я поморщилась и уставилась на паспорт, зачем-то открытый на основной странице. «Наталья Астафьева» – значилось там, и это сочетание обожгло мои щеки румянцем. Отличное у Вита чувство юмора! Приеду домой – сожгу эту подделку, вот ей Богу. Сожгу все: и Францию, и свои ожидания. Не конец? Он так шутит, что ли? Мы вернулись в Москву. Я – к больной матери и пошатнувшейся карьере, он к попыткам наладить свой бессмысленный брак с «достойной» женщиной.

– Павленюк…

– Я не оглохла. Просто у меня нет причин тебе верить.

– Трап готов, – прервала нас стюардесса – та же, что и в первый наш полет.

Я резво вскочила на ноги, и девушка услужливо подала мне костыли. В ее старательности мне померещилось осуждение, но кто бы на ее месте не осуждал? Я и сама себя осуждала. Любовница на шесть недель. Окажись Вит прав по поводу того первого раза, я вполне могла бы разделить судьбу женщины моего отца. И растила бы потом в одиночестве какого-нибудь Никиту. Наверное, мне стоит поблагодарить всех святых за то, что в меня эта молния не ударила. Я бы не согласилась стать запасным вариантом даже для того, чтобы удержать Вита рядом. Нет, нет и нет. Счастье не в этом. Хорошо, что это закончилось. Но почему же так больно?

– Спасибо, – сказала я Виту на пороге квартиры. – И тебе пора.

Он зло усмехнулся и бросил к моим ногам сумку с вещами. Если бы не она, я бы настояла на собственном такси и избежала этой неприятной сцены, но теперь мне нужно было выдержать лицо до конца.

Мы с Витом встретились глазами, и я почувствовала, как под прессом обстоятельств рушится вся близость. Убеждала себя всеми силами, что это к лучшему, но чувствовала совсем по-другому. За какие-то шесть недель в нем все стало родным: даже то, что раньше воспринималось мною как попытки сохранить дистанцию, теперь приобрело совершенно иное значение. И теперь у меня было намного больше причин любить этого человека.

Я моргнула, чтобы избавиться от остатков уязвимости, и Вит заметил. Он хмыкнул, качнул головой и развернулся, чтобы уйти. Внутри родился малодушный порыв броситься следом, и если бы не костыли, может, я так бы и поступила, но теперь могла только стоять и задыхаться от подступающих слез.

Пока не сделала какую-нибудь глупость, например, не доверила гулкому эху подъезда признание, как сильно люблю одного самодура, или не потребовала хоть каких-то обещаний, я захлопнула дверь, закрыла все замки и подошла к зеркалу, чтобы обнаружить в нем совершенно незнакомую девушку. Следовало срочно вернуть себе ту Наташу, которая способна выдержать каждый из готовящихся ударов судьбы.

Я набрала воду в ванную, готовясь стереть с себя остатки наивности, и написала психиатру матери, дабы назначить встречу на утро следующего дня. Сказка кончилась.

***

Увидев меня на костылях, психиатр моей матери смутился. Настаивая на моем визите, он не учел, что причина отсутствия может быть объективной. Впрочем, скажу честно: мать я вниманием не баловала, так что не мне жаловаться. А с тех пор, как от тети съехало живое напоминание о давешней трагедии, о ее совестливости тоже пришлось забыть.

– Наталья Дмитриевна! Могли бы сказать, – пожурил меня врач и бросился помогать с костылями. Если честно, для врача у него получилось на редкость плохо. – А впрочем, вы отлично выглядите. Отдых пошел вам на пользу.

– Отлично выгляжу? – выгнула я бровь, подавляя раздражение. И еще слова о том, что он болван.

Я слышала, что «любовь женщину меняет», но в последние шесть недель я столь мало ухаживала за собой, что отказывалась признавать правоту врача. Нет, нет и нет. Вит – женатый мужчина, уже одно это должно отравлять меня, а не заставлять распускаться, подобно бутону.

– В смысле вы выглядите здоровой. Даже румянец появился, – не согласился с моими доводами доктор.

– Давайте по делу, – перебила его я.

– Видите ли, Наталья Дмитриевна, – легко переключился мужчина. – Я не знаю, что послужило причиной всплеска, вероятнее всего, мы подобрали правильную дозировку препаратов, но внезапно она заговорила о том вечере. Я ее не спрашивал – она сама. А потом и вовсе потребовала вас.

Психиатр выглядел более растерянным, чем обычно, и потому я ему не поверила. Ни в дозировку, ни в то, что он не задавал вопросов, ни в требование видеть меня без скромной помощи доктора.

– Можно мне воспользоваться лифтом? – решила я завершить разговор, в ходе которого до истины все равно не добраться.

Мама действительно выглядела… живой. Я даже немного растерялась, наткнувшись с порога на ее полностью осмысленный взгляд. И она не сидела у окна, как это обычно бывало – она ждала. Судя по всему, меня. Ее глаза обежали меня со смесью незнакомого жара, удивления, неодобрения. Ну еще бы: ее белокожая дочка не только сверкает свеженьким загаром и тусклыми после морской соли волосами, но и опирается на костыли.

– Наташа… – прохрипела мама не своим голосом. – Что с тобой?..

«Стало». Непроизнесенное слово повисло между нами сжатой пружиной, и я сразу поняла, что та обязательно выстрелит.

– Производственная травма, – попыталась я прикинуться дурочкой и только потом вспомнила, что неплохо бы поприветствовать очнувшуюся от беспамятства маму. – Привет, мам.

– Что значит производственная? – тут же насторожилась мама, не оценив шутки. Приветствие ей было, по-видимому, ни к чему.

Тогда до меня дошло, что она не помнит, кем я работаю.

– Мама, я балерина. Повредила ногу и лечусь вот.

– Ты хотя бы хорошая балерина?

После такого вопроса мне ужасно захотелось пустить костыли в ход. Не знаю, на что я надеялась, направляясь на встречу с матерью… признаться, пока она болела, наши отношения были даже более теплыми. Иной раз она называла меня Полиной или собственной матерью и что-то вдохновенно рассказывала, но для меня добрых слов, увы, не находила совсем. Подавив раздражение, я решила взять тот же тон.

– Врач сказал, что ты хотела меня видеть, матушка. Так настаивал, что мне пришлось лететь сюда из Франции. Но он забыл упомянуть, что это всего лишь предлог оскорбить меня снова, – протянула я максимально беспристрастно. – После того, как ты лишила меня всего, я выживаю как могу, и у меня прекрасно получается. Спасибо, что поинтересовалась моей жизнью.

– Это все, что ты можешь мне сказать спустя столько лет, Наташа? – задрала она подбородок.

– Я все эти годы плачу за твою клинику, приезжаю сюда, рассказываю о своих делах. В чем ты пытаешься меня обвинить?

– О, ну спасибо за твое великодушие! Спорю, тебе куда удобнее было отселить меня сюда и сделать вид, что я не существую.

– Ты убила отца. И я должна жить с тобой в одном доме?

Мы прямо посмотрели друг на друга, и я увидела, как дрожат уголки губ матери. Она явно считала, что я к ней неоправданно жестока, но разве я несправедлива? Откуда мне знать, что она не встретит меня с ножом? Что не перебьет вещи, не пойдет угрожать соседям? Если пять лет назад просветления случались, то с тех пор она приходила в себя считанное число раз и снова соскальзывала в безумие, стоило вспомнить об отце.

Тишину прервал звонок моего мобильного. Сначала я даже обрадовалась передышке, но, увидев номер Вита, передумала. Не стоило разговаривать с ним при матери. Однако, поскольку я все равно собиралась задать Астафьеву несколько вопросов, в том числе по поводу моего положения в труппе, решила не накалять – сказать, что занята и перезвоню позже. Но пока принимала вызов, покачнулась на костылях и уронила аппарат. Поймать его на лету не вышло, напротив, стало только хуже, когда включилась громкая связь.

– Павленюк? – услышала я раздраженный голос спонсора. – Если ты дома, открой подъезд. Я подвезу тебя до клиники.

Нужно было забрать мобильный, но костыли мешались. Следовало их сначала пристроить.

– Да, видно, я напрасно надеялся поговорить по-взрослому.

Поняв, что у меня проблемы, вмешалась мама. Она подобрала телефон сама и уже протянула мне, как вдруг Вит сказал:

– Открой подъезд, и давай нормально поговорим. Моя жена знает, что я был не в Азии.

Это стало спусковым крючком.

– Вам должно быть очень стыдно, молодой человек! – рявкнула мама, поднося телефон ближе к губам.

После этого она швырнула аппарат прямо на пол – мне под ноги. Дисплей моргнул, обрисовывая сеть свеженьких трещин, и погас.

– Ты что делаешь? – закричала я, отшвырнула костыли и наконец подняла телефон.

– Это ты что делаешь? Шлюха! Спишь с женатым! Вся в отца.

– Отец святой, раз терпел тебя столько лет, – выплюнула я, выпрямившись. Мама отшатнулась. – Без другой женщины он бы точно не выдержал.

С этими словами я развернулась и с гордым видом поковыляла к лифтам. Я не собиралась приезжать к матери больше никогда.

Таксист проявил чудеса выдержки, дожидаясь, пока молодая женщина на костылях выберется из его машины, но помогать не стал. Тем удивительнее было, что дверца распахнулась, и передо мной появилась крепкая мужская ладонь. Я ее сразу узнала, еще бы нет, ведь именно она направляла меня последние несколько недель.

Вылезая из машины, я боялась взглянуть на Вита. Не хотелось, чтобы он понял, насколько мне приятна его забота. И то, что он не ушел, несмотря на выходку мамы. Внутри было так много всего, что воздуху не пробиться в легкие. Жена моего спонсора знала, что он ей врал и, возможно, был с другой. Это поштануло то незыблемое, во что я верила – в то, что Вит пойдет на все ради сохранения своего брака.

– Вот ты и познакомился с моей мамой, – зачем-то выдала я, захлопывая дверь за спиной. Наверное, иначе сказала бы что-то совсем уж лишнее.

– Душевная женщина, – кивнул Вит.

И тем не менее она по-своему права. Я спала с человеком, который даже близко ничего мне не обещал, а он изменял со мной жене. Нам обоим должно быть дико стыдно.

Вот только совсем не стыдно. И хочется продолжения.

Тишина квартиры, окутавшая нас, стала очередным испытанием на прочность. Даже мои попытки реанимировать телефон не помогали. Я раз за разом пыталась вдохнуть жизнь в навсегда погасший экран, но слышала только как Вит хозяйничает на моей кухне, ставя чай. Ведь от кофе я отказалась, решив вернуться к прежнему «здоровому» стилю жизни.

– Я нашел тебе врача, – сказал Астафьев, и я отложила телефон и подняла глаза. Оказывается, мой благодетель уже корябал на найденном листке бумаги контактные данные. – Он не так хорош, как Лебрун, но с реабилитацией легко разберется. И это близко к твоему дому, не придется ехать на другой конец Москвы.

Когда успел только…

В этот момент закипела вода, и Астафьев прервался, чтобы заварить чай. Я все это время сидела на диванчике и наблюдала за его действиями. Мне хотелось потереть глаза, чтобы удостовериться: это действительно Вит, действительно на моей кухне, действительно заботится. Нашел мне врача, дождался, когда вернусь, помог…

– О тебе есть кому позаботиться? – неожиданно спросил мой спонсор.

– Что? – Показалось, будто я с высоты рухнула на грешную землю.

Значит, вот оно как на самом деле! Это не более чем прощальный подарок. Вит нашел мне врача, долг выполнил. Самое время спихнуть меня на попечение других? Спокойно! Он ничего не обещал. Не его вина, что я размечталась и размякла. Он женатый человек, который всегда ставил брак выше остального.

– Я попрошу кого-нибудь. Эда или Дэна, – не без труда нашла я голос. – В любом случае, скоро мне разрешат отбросить эти палки, и помощь не потребуется.

Вит скрестил руки на груди и уставился на меня без восторга.

– Мне придется уехать в Китай. Активизировалась сделка.

– Отлично, поезжай, – пожала я плечами, стараясь спрятать бешенство. Как вовремя активизировалась сделка! Как только жена узнала. Чушь все это, господин Астафьев. И вообще… – Слушай, тебе не обязательно мне врать. – Вот, я это сказала. Сразу дико захотелось найти на себе кнопочку отключения обиды. – Мне очень жаль, что твоя жена знает об этой лжи, но я не собираюсь портить ваш брак.

– Безмерно счастлив слышать, – отчеканил Вит. – Но, видишь ли, мы со Светой и без тебя прекрасно справляемся, так что уж будь добра постоять в сторонке.

Что?

– Слушай, – выдохнул он, догадавшись по моим круглым глазам, что свернул не туда. – Я вернусь из Китая и решу вопрос с женой, но сначала я должен знать, что мне стоит его решать.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я говорю о балете, который довел тебя до срыва.

– Постой, ты пытаешься поставить мне ультиматум? Балет или ты? Да тут даже говорить не о чем!

По вытянувшемуся лицу Вита я поняла, что сморозила что-то не то.

– Ты предлагаешь мне – лишь возможно – себя, не разведенного, ничего не обещающего, такого вот драгоценного в обмен на все, что является моей жизнью? Ты никогда не говорил, чего от меня хочешь, значу ли я для тебя хоть что-то! То есть выбор даже не ты или балет, а твой член или балет. И ты уж прости, но даже самый потрясающий секс того не стоит.

– А у нас не самый потрясающий секс?

Я вздрогнула и потупилась еще до того, как осознала, что делаю. Да, я была уверена, что никогда и ни с кем не испытаю даже малой части того, что чувствовала в объятиях Вита, но мне было мало. Без абсолютной верности и преданности друг другу даже брак превращается в пытку. А раз так, то во что выльется потрясающий секс без уважения?

– Наташа! – рявкнул Вит, заставляя меня поднять глаза. – Я понятия не имею, что будет дальше, но я не хочу от тебя отказываться.

– Тем не менее ты просишь меня отказаться уже сейчас. Нет. Это работает не так. И ты… ты просто не представляешь, как восхитительно быть на сцене. Когда огни бьют прямо на тебя, а блестки костюма разбрасывают по залу блики, когда все танцоры движутся подобно единому организму, когда эмоции бьют через край прямо в зрительный зал, и люди их чувствуют, а потом возвращают своими апплодисментами.

– Но все это быстротечно и имеет смысл, только пока ты на вершине, Наташа, – напомнил Вит. – А если нет, наступает отчаяние и страх толкает в безумие. Ты принимала наркотики.

– Можно подумать, ты не ошибался!

Я хотела вскочить, уйти, но не могла. Вырвать бы Маргарите волосы за все эти ограничения…

– Я говорю не об этом! – рявкнул Вит. – Ты хоть задумывалась, насколько быстротечна и зыбка карьера балерины? Ты получила травму – на твое место встала другая. И их целая армия – этих других. Тебя не просто заменят – забудут! Как ты с этим справишься? С пониманием, что ты отдала годы жизни и здоровья ради блесток, цветов и хлопков? Да что они вообще стоят? И где гарантии, что потом, оставшись одна, ты это выдержишь. Вот почему я об этом говорю и вот что тебе предлагаю – жить как миллионы людей по всему свету, всего лишь отказавшись от амбиций. Это нужно не мне – тебе.