Текст книги "Звездная пыль (СИ)"

Автор книги: Александра Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10

О как жесток балетный Мир

С его пассажами из мести!

Как много сломанных натур,

Как много зависти и лести!

Но словно мотыльки к огню,

Стремятся к славе дети танца.

Они готовы ради звёзд

Сгорать и снова возрождаться!

От Ольги Пейливановой

«Пари» становилось поистине гротескным. Несмотря на то, что в балете было задействовано небольшое число участников труппы, на постановке не экономили. Даже кажущаяся простота костюмов с лихвой компенсировалась масштабными спецэффектами, декорациями и уникальным музыкальным сопровождением. Для привлечения внимания к спектаклю на премьеру был приглашен какой-то всемирно известный скрипач. К своему стыду, я не знала о нем ровным счетом ничего, но коллеги с живейшим интересом обсуждали этого типа, а еще то, насколько сильно его присутствие ударит по нашим гонорарам. В отличие от них, я точно знала, откуда у балетмейстера взялись лишние деньги. Несмотря на назначение на роль Кристины, прибавки к жалованию мне не полагалось. Ведь никто не ожидал, что на роль утвердят именно меня, бюджет расписан и бла-бла-бла. По этому поводу у нас с Адамом вышел небольшой скандал, закончившийся словами: «Тебе стоило быть благодарной за возможность себя показать, а не права качать!». Хм, нет, вру. Закончилось тем, что я хлопнула дверью кабинета балетмейстера так, что задрожали стекла.

Надо ли говорить, что после такого я изначально не была слишком расположена к легендарному музыканту, лауреату всего на свете и прочее, прочее. Однако моя злость усугублялась еще и тем, что репетиция с участием высокооплачиваемого хрена проходила ровно за день до свадьбы Вита, и мне было вообще не до любезностей. Маленькая наивная девочка, казалось бы, давно лишенная голоса, надеялась на то, что прекрасный принц одумается и поймет, что не там все это время искал свой бриллиант. Рациональная половина меня умоляла вторую часть собраться и показать себя с лучшей стороны, но это было невозможно, пока каждая клеточка тела разрывалась от боли и незнания.

В общем, мое и без того скромное обаяние прошло мимо господина скрипача. И тем досаднее было увидеть перед глазами протянутую руку, когда он помог мне встать. Раздражающе великодушен, значит.

Я не сразу поняла, что на полу слишком много канифоли, ну а потом стало поздно. Самонадеянно решила, что дотанцую номер без эксцессов, и позорно растянулась прямо посреди душераздирающе пронзительного пассажа. А этот парень, с которым я вела себя высокомерно и холодно, прервал мелодию, подошел и подал мне руку. Руку, за которую Адам готов был заплатить разницу между гонорарами ведущей партии и простой солистки за целый сезон.

– Какого хрена здесь вообще происходит? – взревел балетмейстер, едва я коснулась пальцами сухой ладони юноши, уничтожая взглядом скалящуюся из-за кулис Диану. Ну кто бы сомневался в том, чья это проделка. Наше противостояние день за днем набирало обороты.

– Как только я начинаю думать, что что-то получится, ты опаздываешь в театр и срываешь генеральные. Я от этого устал и рисковать постановкой не намерен. Все, в «Пари» ты не танцуешь. С Астафьевым я сам улажу.

И тут я расхохоталась, краем сознания фиксируя удивление на лице балетмейстера.

– Ничего ты не уладишь, – с трудом выдавила я, задыхаясь от хохота.

– Что? – раздраженно переспросил Адам.

Отсмеявшись, я сложила руки рупором и крикнула:

– Слушай, я устала от этих качелей не меньше твоего, поэтому давай так: уладишь дела с Астафьевым – я ухожу со сцены, с роли, из труппы – как пожелаешь. Проиграешь – перестанешь спорить по этому поводу и сравняешь наши с Дианой гонорары.

– Ты со мной торгуешься? – окончательно озверел балетмейстер.

– Да уж куда там, я просто предлагаю расставить все по местам. Сможешь выгнать меня – давай. Не сможешь – смирись и работай с тем, что есть.

Из-за кулис послышался галдеж, и внезапно мне стало немножко страшно. А вдруг я просчиталась, вдруг Вит знает меня лучше и не поверит в блеф? Хотя нет, как же. Он считает меня недостойной женщиной, искательницей выгоды, готовой переспать со спонсором ради роли. Смешно даже. Что ж, за то и поплатится!

Разговаривая со спонсором, балетмейстер все больше мрачнел и слушал. А я кусала губы: успел ли он забыть обо мне, о нашей близости? Интересно, мучила ли я его во сне хоть раз так же, как он меня – постоянно? Ведь я снова и снова просыпалась, вырванная будильником из жарких объятий Вита.

– Иди за мной, – убрав телефон в карман, скупо велел Адам. – Юрий, извините нас. Диана, Дэн, пройдите пока финал.

По лицу примы было отчетливо видно, как ей «нравится» мысль танцевать на полу, больше напоминающем каток. Злорадно насладившись моментом, я кивнула Юрию в знак благодарности и направилась вслед за балетмейстером в его кабинет.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – набросился на меня Адам еще до того, как я успела закрыть дверь. – Астафьев, как ты и предсказывала, наотрез отказался менять ведущую партию под угрозой уничтожения репутации труппы. Что происходит за моей спиной, Павленюк?

Злость захлестнула меня с новой силой. Упрямство Вита подтверждало мои худшие опасения: он собирался жениться и не желал, чтобы стало известно о нашей скандальной связи.

– Все просто, – пожала я плечами, старательно подавляя желание наорать на Адама, как первоисточник своих проблем. – Знаешь ли, Вит женится, и ему не нужны иски о сексуальных домогательствах сразу после церемонии. А то мало ли, непростая женушка подаст на развод, адвокаты потребуют компенсации …

– Что?

– Ничего. Ты представлял товар лицом, и все получилось! – воскликнула я с притворным весельем, старательно сдерживая слезы. Я хотела обвинить в сложившейся ситуации хоть кого-нибудь, кроме себя. Хоть Адама!

Несколько секунд я наблюдала за тем, как на лице балетмейстера проступает понимание… и сразу сменяется брезгливостью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я думал, что ты умнее, – презрительно протянул он.

– Думал, что я не могу по-настоящему увлечься нашим спонсором? Девушка, у которой нет чувств. Девушка, при которой зарежешь человека – не вздрогнет. – А вот теперь Адам стушевался и спрятал глаза. И почему же, интересно? Это же его собственные слова! Ха! – Когда я узнала, что у него на носу свадьба – попыталась дать задний ход, но дальше все вышло из-под контроля… – Я замолчала, не желая продолжать. Как объяснить постороннему человеку то, что случилось между нами со спонсором? Весь этот ураган, закончившийся одной ночью страсти и гарантией защиты от посягательств на роль со стороны Дианы. То есть, фактически, ничем. Тем самым ничем, которое разбивает вдребезги сердце. – Даже если я не смогу доказать, что что-то было, громкий скандал обеспечен, и после такого вам с Витом будет очень сложно отмыться. А я рядовая балеринка, к тому же из паршивой семьи. Мою репутацию не испортить. Карьера… ее все равно придется начинать с нуля. Не веришь? Можешь судить о честности по тому, как реагирует Вит на попытки меня сместить. Думаю, все прозрачно. Смирись, он тебя подставил, ты попал. Это плохая новость. А хорошая в том, что я буду драться с этой партией, пока не стану идеальной Кристиной. Я не Диана, но я это сделаю. Хватит притворяться, что ты не знаешь о существовании канифоли, что не ставишь спонсорские просмотры на время моего отсутствия в театре намеренно, что не понимаешь, как относятся ко мне после твоих выпадов в труппе. У тебя на эту роль только я, Адам, и чем дольше ты будешь отказываться это признать – тем дольше мы провозимся с постановкой. Стыдишься, что продал свою Ди ради карьеры? Правильно. Но это не моя вина, и не надо мне мстить.

Когда я закончила свою речь, Адам смотрел на меня по-новому, осознание паршивости ситуации явно его не порадовало. Но я буквально почувствовала момент, когда в нем сломалось сопротивление. Козлиная бородка предательски дрогнула, и он просипел:

– Возвращайся на сцену.

– Про спор не забудь. Мне рубль лишним не будет, – напомнила я перед выходом и увидела, как на секунду балетмейстер оскалился. Впрочем, он так быстро взял себя в руки, так что могло и показаться.

Пережить день свадьбы Вита мне помог, как ни странно, Адам. По молчаливому согласию, мы задержались в театре до поздней ночи, репетируя партию Кристины. Остановились, только когда у меня распухли и разболелись колени. Иными словами, когда продолжение стало угрожать возможной травмой. После разговора по душам, Адам наконец сдался и начал работать всерьез, из чего я сделала вывод, что у труппы и балетмейстера в частности сменился злодей. Теперь это был Вит, а не Наташа.

Уезжая домой на одном из последних поездов метро, я не выдержала и залезла в интернет, чтобы узнать, женился ли мой любимый человек на другой женщине. Заметок по этому поводу нашлось немного, но гугл услужливо показал фотографию целующейся пары. Сдерживая злые слезы, я разглядела снимок до мелочей. Молодожены казались идеальными, из прически невесты не выбилось ни волоска, а галстук-бабочка жениха сохранилась в центре, будто по линейке выверяли за секунду до снимка. После такого в любовь не верилось. В попытках ужиться с этим чувством о себе забудешь, не то что о какой-то там внешности. Но если Виту и его избраннице престиж дороже – пожалуйста. Помешать я не могу – разве что забыть. Навсегда. Ага, всего лишь.

К своему стыду, донести слезы до квартиры так и не удалось. Я начала реветь в десятке метров от дома и сорвалась на бег. Гудевшие после тренировки ноги подкашивались и, спеша наверх по лестнице, я спотыкалась о собственные лодыжки. Крикнула Полине Игоревне о том, что вернулась, прямо с порога и, скорее всего, разбудила, но второй раз собраться и не выдать своего состояния я бы не сумела. Оказывается, даже сильные девочки плачут из-за мальчиков. Особенно когда те женятся на других женщинах.

Окончательно разозлившись на себя за эту слабость, я пнула диван и от души пожелала Виту и его невесте считать их бесчисленные денежки всю ночь. Чтобы ни на какой секс не осталось ни времени, ни сил. А потом сгореть на пляже, и вообще… пусть этого кобеля обуяет гонорея и отсохнет пенис. К слову, не мешает мне самой сходить к врачу и провериться, а то мало ли – кто знает, сколько Наташ он успел пошантажировать.

Но сначала лед. И обезболивающие. И снотворное. Не буду лежать без сна до утра из-за человека, который того не заслуживает!

***

– Завтра всем быть как штык. Опаздываете – уволены. Что-то забываете – уволены. Машина сбивает на подходе к театру – дважды уволены. Это ясно? Пуанты и волосы – чистые. Татуировки замазываются консилером. С утра разминка, укороченная репетиция, затем личное время, в течение которого все должны привести себя в порядок. За полтора часа до спектакля на сцене не должно быть ни души. Все отдыхают и еще раз укладывают в головах партии. После выступления все до единого идут на встречу со спонсорами, фотографами и журналистами. Выглядеть должны так, чтобы никто не догадался, что вы живые люди, которые справляют нужду и не целуют по утрам любовников до того, как почистят зубы. Кстати о любовниках: трахаться и избавляться от стресса будете после того, как выступите, а не до. Мне расслабленные, измученные тени с мешками под глазами ни к чему. Не забываем: только очень грамотное использование приспособлений способно настроить инструмент на нужный лад. Все остальное во вред.

Танцоры захихикали, а Адам многозначительно посмотрел на меня. О, прекрасно. Статус шлюхи года мой по праву. И даже не поспоришь. Ну а кто еще может похвастаться тем, что его личная жизнь накинула петлю на шею начальства?

Как ни удивительно, настроение перед премьерой было хорошим, боевым. Волновалась ли? Слегка. Если честно, я не сомневалась в своем успехе. Я шла к этому всю жизнь и просто не имела права облажаться. Не когда являлась зеркальным двойником Кристины. Влюбленной и преданной девушки, нашедшей в себе силы перешагнуть через болезненные отношения. Я тоже верила, что пойду дальше, как только выступлю на премьере. Как только перестану смотреть в сторону спонсорской ложи и ждать его появления, оглядываться в вестибюле театра, прислушиваться к мужским голосам в коридоре. Дьявол, да, я все это делала! Я убила кучу времени на то, чтобы сделать премьеру моментом моего полного и безоговорочного триумфа. Готовилась к этому дню две недели, чтобы предстать перед Витом и его женой во всей красе, чтобы он сдох от зависти, поняв, от чего отказался.

Проще говоря, я сделала все, чтобы этот день стал лучшим в моей жизни, несмотря на все перипетии. Но не учла, что найдутся люди, готовые на все, лишь бы причинить мне боль.

Стоило догадаться, что что-то происходит уже в тот миг, когда я увидела толпу танцоров в дверях репетиционного зала. Они возбужденно и испуганно негромко что-то обсуждали, слишком часто оборачиваясь на меня. Но разобраться в причинах я не успела, поскольку Адам появился быстрее.

– А ну разошлись все! – рявкнул он, приближаясь к дверям, даже не сбавляя шаг.

Я пристроилась за балетмейстером в надежде подглядеть тоже. И, наверное, зря, потому что сюрприз готовился именно для меня с намерением не просто сделать пакость, а сломать полностью, достучавшись до самого страшного и глубоко запрятанного. Возможно, это было страшнее всего, что я видела, потому что лицезрела полное, абсолютное отчаяние доведенного до грани человека. До того момента я искренне не понимала, насколько сломало Диану мое назначение, но… но то, что она подняла полицейские сводки в надежде восстановить день гибели моего отца… да она съехала с катушек. Все эти детские нападки даже близко не отражали то, насколько ей было паршиво, и это было жутко.

Пол зала был усыпан осколками разбитых зеркал, и повсюду было что-то красное. Томатный сок, наверное. Им же было жирно выведено поверх паутинки битого стекла: «спонсорская подстилка». А под надписью живописно висели связанные лентами и перепачканные в красном пуанты.

– Павленюк, – начал Адам, не сумев скрыть испуг. – Уйди отсюда. Уведите ее!

Но никто не спешил выполнять его просьбу. А я стояла и не верила глазам. Это как нужно было опуститься, чтобы сотворить подобное?!

Смерив меня быстрым взглядом, балетмейстер оставил попытки изолировать свою Кристину от деморализующего зрелища и переключился на остальных участников труппы. Выгнал всех вон под угрозой увольнения и велел мне дожидаться его в кабинете, пока он решает организационные вопросы. Видно, был уверен, что я сорвусь, и придется срочно принимать меры.

Меряя шагами его кабинет, я слепо рассматривала снимки Адама с давних выступлений и все больше убеждалась, что в своей попытке меня сломать Ди потерпела фиаско. Да и вообще, смешно как-то. Неужто прима думала, будто я увижу зеркальце с надписью, сяду на осколки и начну плакать? Да меня фотография Эда больше тронула, чем этот дурацкий акт вандализма.

Зато реакция Ди обеспокоила. Стоило нарисоваться более-менее достойной сопернице, как, казалось бы, достойная и уверенная в себе прима в одночасье превратилась в мстительную неврастеничку. И эта женщина угрожала мне скорым безумием? Не оттого ли, что это происходит под конец карьеры со всеми ведущими артистами балета? Ди вон и без паршивой наследственности угораздило поехать крышей.

– Ты как? – спросил с порога уже восстановивший самоконтроль Адам.

– Порядок, – ответила я, выдавливая скупую улыбку. – Позволь присоединиться к репетиции.

– Нет, черт возьми, это откровенная провокация с целью тебя сломать перед премьерой. И это не совпадение.

– Вот именно.

Я прищурилась и внезапно поняла одну странность: если танцоры поняли о том, кому адресовано послание, по надписи на зеркале, то балетмейстер испугался иного. Он точно знал, что именно значит вся сцена целиком.

– Это ты разболтал Диане, – сказала я, озаренная догадкой. Безумной, как и весь этот день. – Копался в моем прошлом, так хоть молчал бы! Трепло! – выплюнула раздраженно.

– Я обязан знать, кого принимаю в труппу. Твое психоэмоциональное состояние с самого начала было под большим вопросом. Мрачная, замкнутая, жестокая к людям. Пришлось оценивать риски и обратиться за выводами к психиатру, который наблюдал за тобой после смерти отца. Попутно выяснилось, что именно произошло с тобой в прошлом.

А ведь Вит был прав: Адам меня попросту боялся. Поэтому и не допускал до ролей, не развивал актерские таланты. Ему было страшно, что в один прекрасный день я слечу с катушек. Вот только вместо этого, о ужас, крышей поехала его любимица – серая и предсказуемая Диана.

– Знать, а не чесать языком направо и налево! – огрызнулась я.

– С чего ты взяла, что это была Диана? – попытался защитить любимицу балетмейстер, даже не пытаясь отрицать, что болтал при ней обо мне лишнего. – Ключ от зала дают любому из актеров по требованию под роспись. Сейчас личность пытаются выя…

– Господи, да ты хоть слышишь себя? – всплеснула я руками. – Это была она, потому что ты никого другого защищать не станешь, а танцорам работа не лишняя. Сорвать балетмейстеру премьеру может только человек, уверенный в собственной безнаказанности на сто процентов. Например, прима, на которой в данный момент держатся все постановки.

После моих слов Адам изменился в лице. Аргументы, судя по всему, подействовали. Он наконец обошел стол и стек в кресло. Его запал явно иссяк.

– Ты уверена, что в порядке? – спросил он на этот раз устало.

– Конечно я в порядке.

– Тогда иди и… Павленюк, не делись ни с кем выводами по поводу Дианы, пока не найдутся доказательства. – Судя по всему, выражение лица у меня было очень красноречивым, и Адам добавил с нажимом: – Пожалуйста! Тем более, что Ди появится только к банкету. Я решил, что так безопаснее. И я должен убедиться, что это ее рук дело.

И все же решать конфликты Адам не умел от слова «совсем». Развести драчунов по разным углам и надеяться, что там они и останутся – отличный метод, ничего не скажешь. Фыркнув, я решила для себя, что молчать буду, только если Диана не сунется ко мне первой, вышла в коридор и направилась к гримерным.

Занятая невеселыми мыслями о том, что, очень вероятно, мне теперь придется раз за разом отражать нападки любимицы Адама, чуть было не свернула по привычке к солисткам, но вовремя опомнилась. Как исполнительнице ведущей партии, отныне мне полагалось уединение. На самом деле гримерная примы рассчитана на двух балерин: приму и сменщицу. Но долгие годы в нашей труппе этим местом владела исключительно Диана… до тех пор, пока неделю назад второе трюмо не велели занять мне. Это стало последней каплей. С тех пор Ди не проронила ни слова и смотрела на меня с плохо скрытой ненавистью. Следовало догадаться, что злость все же найдет выход.

Вздохнув, я прикрыла глаза и позволила себе минутку на то, чтобы настроиться, а потом начала собираться. Переоделась в трико и юбку, натянула на колени шерстяные гетры, перемотала пальцы пластырями, обновила наполнение пуантов и улыбнулась счастливой случайности, по которой у меня в самом начале сезона оказалось целых две пары хорошо разношенной обуви. Диана испортила одни из них в надежде, что мне придется танцевать в новых через боль, но просчиталась. К счастью.

Взглянув на зеркало примы, я с трудом подавила желание сделать ответную гадость. Но вместо этого насторожилась, зацепившись взглядом за наряд Кристины. Персонал подготовил его к выступлению заранее, и кто знает, что могло случиться с ним стараниями ненормальной Ди. Я поднялась со своего места и тронула юбку. Осмотрела со всех сторон ее, затем – лиф. Каждый крючок пересчитала и, только убедившись, что все в порядке, успокоилась. Даже улыбнулась. Кто бы ни был автором костюма на самом деле, он постарался на славу. Сделал так, чтобы хотелось нырнуть в персонажа и в нем раствориться.

От этой мысли я почувствовала почти растерянную уверенность. О нет, я никому не позволю себя сломать или запугать. Это мой день, моя премьера, мой триумф, моя звездная партия. И пусть мне предстояло столкнуться не с одной рыжей стервой, а с двумя, я была уверена, что найду в себе силы дать отпор обеим. Я пережила целых две личные трагедии на одной лишь мысли, что возьму эту высоту и стану ведущей балериной – той, на кого равняются. А затем в своем ничуть не пугающем одиночестве на вершине мира наконец найду свое счастье.

Улыбнувшись своему отражению в зеркале, я схватила сумку и, исполненная решимости, отправилась на репетицию.

Спонсорская ложа лучше просматривалась со стороны, противоположной моему выходу из-за кулис. А от мысли, что Вит где-то рядом, на расстоянии считанного количества шагов, у меня сердце стучало в ушах. Он, конечно же, был не один, с ним рядом обязана была сидеть жена, но это не имело значения. От одной мысли, что я увижу его и вдохну воздух, которым дышит он, превращала меня в антенну, настроенную на одного-единственного человека. За несколько минут до выхода я не выдержала, сорвалась с места и бросилась на противоположную сторону сцены, едва не сбивая с ног персонал. И почти высунула голову из-за кулис, силясь рассмотреть в темноте зала спонсорскую ложу сквозь яркий свет прожекторов. Я не увидела ничего. Совершенно. Только то, как Дэн, отчаянно мотая головой, жестикулирует возвращаться обратно.

– Ну что, увидела? – едко спросил он, едва я перевела дыхание после второго забега.

– Нет, – буркнула я, одергивая юбку.

– Конечно нет. Первый ряд партера не вдруг рассмотришь, а ты на ложу нацелилась.

Не знаю, как он, а я вот впервые озадачилась поиском конкретного человека среди зрителей и понятия не имела, смогу ли его найти. Таков побочный эффект абсолютного одиночества: даже Полина Игоревна – последний близкий мне человек – никогда не приходила на спектакли. Как и всем остальным родственникам ей несколько претило, что такая родовитая девочка стала танцовщицей. Будто я стриптизерша, а не балерина! В общем, я это к тому, что спустя три с лишним года карьеры я впервые ждала одного конкретного зрителя, кусая губы от желания сделать все безупречно. Безупречно, но для женатого мужчины. Который, впрочем, тоже без угрызений совести записал меня в разряд дешевых женщин. Судьба, однако.

Выдохнув на этой мысли, я поправила осанку и сделала первый шаг из-за кулис, становясь Кристиной. Прекрасной девушкой, которой распорядились будто собственностью. Увы, но такова трагедия красивых женщин: к нам чаще относятся как к товару. Будь то Адам, Вит или даже Дэн… все они отличились, пусть и по-своему, используя меня в своих интересах. К счастью, я тоже нашла способ воспользоваться этой их слабостью и приставить нож к горлу балетмейстера.

Я честно пыталась танцевать для зала, но каждый взмах, каждый вздох и взгляд были только для одного зрителя. Я чувствовала себя марионеткой на тончайших ниточках, протянутых к спонсорской ложе. Музыка держала меня на своих волнах, и я плыла по ней, чувствуя момент остро до боли. Я не переставала думать о Вите даже когда должна была сыграть страстную любовь к Дэну-Гансу. Перенесла и отдала все, что во мне вообще было. Выставила на обозрение и суд людей, прикрывшись образом другой девушки. Но один человек должен был понять все. Для кого я танцевала… так.

Это было лучшим признанием в любви, какое вообще возможно. Самым отчаянным и молчаливым, прожитым, красивым, глубоким. Казалось, вся постановка создана именно для того, чтобы рассказать мою историю, это отчаяние и стремление идти дальше вопреки причиненной мне боли. Идти с гордо поднятой головой. Вит обязан был все понять и прочувствовать.

Вот только в конце действия, когда кулисы сомкнулись за нашими с Дэном спинами, а в зале зажегся свет, я увидела, что спонсорская ложа пуста и все напрасно.

Пока танцоры отдыхали, я расхаживала по гримерке, пытаясь справиться с эмоциями. Меня трясло. Вит не пришел на премьеру. Как это вообще возможно? Большего неуважения невозможно представить. Ладно, ко мне – к Адаму! Ни один из наших именитых меценатов не отказывался от возможности увидеть постановку первым. В особенности в день, когда в зале ни единого пустого места. Ну, кроме спонсорских, конечно. Что ж, если Астафьев собирался наглядно показать мне, насколько мало я значу, ему это удалось. Или дело вообще не во мне? Это для меня каждая мысль о нем, что танец с сошедшим ногтем, причем без обезболивающих. Может, Вит действительно получил свое, разочаровался и теперь в восторге от своей насквозь женатой жизни?

Почему он не пришел? Точнее – они. Неужели пока собирались, так увлеклись друг другом, что сумели добраться только до кровати? Она, должно быть, надела изумительное платье, чтобы блистать на встрече с ангелами балета, а он не сдержался. Я даже знаю, что он мог не сдержаться. Как это раньше случалось из-за меня. И пока я вытягивала шею, силясь разглядеть в зале любимое лицо, Вит ласкал свою законную супругу.

Нет, я на жалела, что танцевала с отчаянием безответно влюбленной женщины, но теперь от этого было лишь больнее. И во всем мире не нашлось бы пилюль, способных заглушить это чувство. А как бы я все же хотела этого! Просто съесть таблетку от хворы по имени Вит Астафьев, и чтобы отпустило. Потом еще, и еще, и еще – пока не пройдет полностью. Впрочем, почему нет? Маме же дают транквилизаторы, заглушающие мысли о потере любимого, жаль только, что все это дополняется жутким диагнозом.

– Пора идти, – заглянула ко мне в гримерку девушка с микрофоном и чуть смешалась, заметив мои опасно сверкающие слезами глаза.

Пришлось кивнуть и вернуться на сцену, хотя желания продолжать не было никакого. Даже мысль о том, что впереди самые лучшие и эмоциональные сцены, не помогла. Действие начиналось с меня одной. Того самого звездного соло, которым мы с Адамом убедили Вита дать денег на спектакль. И будь этот баран в зале, он бы обязательно почувствовал разницу и обомлел. Если бы он только был! Ноги и руки напоминали вату, когда я выходила на сцену. Ниточки, которые держали меня в первом акте, теперь исчезли, и мне хотелось растянуться прямо на сцене и тупо лежать, глядя на металлические конструкции… Однако все мое бессилие смело волной дикой злости, когда я увидела на сцене скрипача. Аж споткнулась. До этого как-то не думала, что все лучшие моменты пройдут под его скрипку и зрительское внимание будет направлено совсем не на балерину. Да черт возьми, и тут обокрали!

– Внезапно мне захотелось сбежать, – многозначительно протянул Юрий, задвигая ногой за кулису запасной смычок. – За что вы меня ненавидите?

– Я вас не ненавижу, – фыркнула я и села прямо на доски, расправляя юбку. Именно так начиналась сцена.

Злость как всегда придала мне сил. Даже если Вита в зале нет, я не позволю зрителям таращиться на этого мегатитулованного. Да, мои полки еще не заставлены наградами, но все впереди. Уже одно то, что я танцую ведущую партию, – очень немало.

– Быть может, я просто не привык к пылкости балетных натур.

Я лишь хмыкнула и изящно сложила руки, падая на них лбом. Гвалт зала отдалился, остались только удары сердца. Я не рассчитала время и слишком долго просидела так, прислушиваясь к своим чувствам и вдыхая пыль, оставленную сотнями балерин до меня, для меня. Их опыт и силу. Пока кулисы не разъехались в стороны, оставляя меня один на один с переполненным залом. И что-то внутри дрогнуло вместе с первыми пронзительными стонами скрипки, способными оцарапать до самого сердца.

Обида поднялась в душе новой волной. Вит не пришел, он не имел на это права. После всего, что сделал, он не оставил за мной даже шанса ответить ему со сцены. Пустая ложа как новое предательство. Я не имела права позволить ему уничтожить меня еще раз. Его больше нет и не будет в моей жизни никогда. Всегда есть только я и темное безумие внутри, из которого можно черпать и черпать эмоции – не иссушишь.

С очередным плаксивым пассажем по телу прошлась волна, и из осколков надежд поднялась не влюбленная девушка, но прима.