Текст книги "Звездная пыль (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 15
Самолет сел в Марсельском аэропорту. За это время боль полностью вернулась, и под конец полета я сжимала зубы, силясь не закричать. Вит мое состояние не комментировал, но, когда настала пора выходить, безмолвно подхватил на руки, будто так и надо. А я слишком обессилела от боли, чтобы спорить. Да и идти не могла. Я даже в такси едва нашла силы отстраниться. Мне было плевать, куда Астафьев собрался меня везти – было ужасно плохо от всего происходящего. Хотелось принять наркотик и снова все «наладить».
Не справившись с волной презрения к самой себе, я отодвинулась от Вита как можно дальше и уткнулась в окно, за которым проносились идеально подстриженные кусты и ответвления дорог со свежей разметкой.
Ехали мы так долго, что впору было выть. Судя по знакам, миновали Марсель и унеслись куда-то в пригород, на побережье. Я не интересовалась ни местами, ни планами – меня бросало то в жар, то в холод, в носу свербело, и я раз за разом покрывалась гусиной кожей. Хотелось застонать в голос: только не хватало еще заболеть, к прочей радости. Дискомфорт чувствовался на множестве уровней. Желание принять лекарство от жизни сплелось с болью в стремительно распухавшей ноге, и платье начало неприятно липнуть к телу. Когда мы уже приедем? Черт бы подрал водителя, и Вита, и вообще весь мир! Как Астафьев посмел похитить меня силой? Он накачал меня и прикидывался, будто это для моего блага. Только нежелание выяснять отношения при водителе заставляло держать рот закрытым и скрипеть зубами. Только когда я была готова орать и срываться на всех подряд, мы остановились у какого-то дома. Я не запомнила о нем ни единой мелочи. Мне нужно было выкарабкаться из такси – все. Закрыться, запереться, понять, что делать дальше. Но вместо того, чтобы все взвесить, я по дурости наступила на ногу. Крик вырвался из груди быстрее, чем я успела сдержаться.
– Ты что делаешь? – зарычал Вит и втащил меня обратно в машину.
– Пусти, – прорычала я. – Ненавижу тебя. Зачем ты меня сюда притащил?
– Ну привет, синдром отмены, – как ни в чем ни бывало сказал Вит.
Я стушевалась. Неужели он прав? Я пробыла на «пыли» не более трех недель. Я не подготовилась к последствиям. Совсем. Даже близко не понимала серьезности происходящего.
Вит унес в дом свою сумку, а я сидела и ждала возвращения – жалкая, сломанная кукла. Рассматривала дом на предмет изъянов и бесилась от его безупречности. Заботливый Вит – какая ирония. Можно подумать, мне нужна его забота. Можно подумать, мне хоть что-то нужно от этого человека! Было когда-то, но теперь точно нет.
– Спальни здесь расположены на втором этаже, – говорил Вит, втаскивая меня на руках в дом. «Как невесту через порог», – разозлилась я. – Но ты можешь спать на первом, здесь имеется диван. Это единственное место, которое мне удалось найти в столь сжатые сроки, да еще поблизости.
Представив, как Вит будет ходить мимо, пока я буду сходить с ума от легендарной скручивающей боли, я решила, что лучше допрыгаю на одной ноге по лестнице, чем так.
– Лестница узкая, – процедила я. – Я смогу взбираться с помощью рук, опираясь о перила. Это не проблема.
Сказала и тут же представила, как Астафьев меня поставит и велит доказать. Спорю, он мог бы. А я бы тотчас свалилась, ибо слишком обессилела.
– Хорошо, если так, – проговорил Вит, не реагируя на мою агрессию.
Он взбирался по ступеням со мной на руках очень осторожно, внимательно следя за тем, чтобы не зацепить моими ногами стену. И в спальне аккуратно уложил меня на кровать. Дьявол, даже разозлиться толком не на что! На миг мне показалось, что Вит наклонится и поцелует меня. Впрочем, о чем это я? Виктор Астафьев никогда не станет целовать наркоманку.
– Мне придется ненадолго уехать, взять машину в прокат. Что тебе нужно прямо сейчас?
– Одежда, – проговорила я и отвернулась. Промокшее от пота платье дико хотелось с себя сорвать. Но у меня не то, что одежды – белья запасного не было. Какой там! Вит конфисковал даже сумку, видимо, опасаясь, что нашел не все наркотики.
В ответ на мои слова Астафьев кивнул и ушел, а вернулся спустя пару минут с мужским свитером. Я собиралась избавиться от одежды как можно быстрее, но надсмотрщик покидать меня не спешил. Отвечая на вопросительный взгляд объявил:
– Повернись, – велел Вит. – Ты не расстегнешь молнию на платье.
– Вит, ты не забыл, что я балерина? – поинтересовалась я высокомерно. А потом мысленно одернула себя. Или была балериной: ведь с тех пор, как спонсор узнал о моей маленькой тайне, будущее повисло на волоске. – Видишь?
Я встала на колени к нему спиной и потянула вниз собачку молнии на платье. Но только попыталась перехватить ту второй рукой, как почувствовала прикосновение чужих пальцев. Вит продолжил сам. И гладящим движением ладоней по обнаженной коже сбросил с плеч ткань. Платье поехало вниз, и я инстинктивно прижала его к груди.
– Тебе станет намного хуже, – услышала я глухой голос намного ближе, чем ожидала. – Мне нужно вернуться до того, как этот момент наступит.
– Знаешь по своему опыту?
– Нет, – мрачно хмыкнул Вит. – Но у меня было много мачех. Кстати, в этом доме ты ничего не найдешь. Аптечку я заберу с собой. К врачу мы попадем только завтра, и он поставит тебе капельницу, а сегодня придется терпеть. Но я думаю, ты понимала, на что идешь, не так ли?
При всей справедливости обвинений, все равно было очень обидно.
– Ты уйдешь когда-нибудь? – спросила я устало.
Он хмыкнул в ответ на какие-то свои мысли и ушел, так ничего и не сказав. А я быстро напялила приятный на ощупь мужской свитер, сползла с кровати (буквально), кое-как добралась до двери и защелкнула замок. Я не собиралась позволять Виту любоваться мной в таком состоянии. Это слишком унизительно.
Ну почему в моей жизни нет наград – одна расплата?
***
Я пыталась уснуть, но не смогла. Боль в ноге все усиливалась и усугубляла желание принять «пыль». Глаза залепили мокрые от пота волосы, сквозь них проглядывало незнакомое, закрытое листвой окно. Обычно я любила солнечные помещения, но здесь, в моем состоянии, его лучи казались лишними.
Вит все не появлялся, и это было хорошо, но еще – ужасно отчего-то раздражало. Все то время, что он отсутствовал, я лежала поверх покрывала на кровати, кутаясь в свитер, сохранивший густой запах моего любимого человека. Разве что пару раз вставала, чтобы дойти до ванной. То еще было приключение, учитывая, что из зеркала на меня таращилась пугающая бледная девица с черными кругами под глазами и перепутанными волосами. Наркоманка классическая. Одна штука.
Я старалась не думать о том, что сделал Эд, и какие это повлечет последствия. С одной стороны, было радостно, что наркотики не успели нанести вред организму, но что дальше? Вит ясно обозначил свое отношение: его совсем не порадовало мое решение танцевать в любом состоянии, лишь бы не потерять место. Но что сейчас творится в России? Балерины уже начали грызню за партию? Маргарита уже сбила ноги в кровь, готовясь стать мною, как я когда-то – Дианой? Да, я пробыла примой несколько лет и могла рассчитывать на интерес руководителя другой труппы, но что будет, если просочится информация о наркотике? И что хуже: Вит, с которым я уже знаю, как обращаться, но рискую оказаться в двусмысленном положении, или незнакомый человек, готовый судить меня чисто профессионально, по факторам риска? По отказу от своевременного лечения, принятию наркотиков, неподобающим отношениям со спонсором и потенциальной шизофрении. Оправданий у меня всего два: я действительно хороша, а все талантливые люди искусства не без грешка за душой. Хотя у меня таковых целый список.
Громкий стук в дверь спальни заставил меня подпрыгнуть. Я попыталась продрать глаза, но туда будто песка насыпали.
– Павленюк, открывай сейчас же! – донеслось до слуха сквозь полубред, в котором я пребывала. – Если не откроешь, я возьму ключ и будет по-плохому.
У него есть ключ от моей спальни. Теперь мне точно намного спокойнее!
– Вит, уйди пожалуйста, – попросила я.
В горле было сухо и шершаво, отчего голос звучал как у курильщика со стажем. За время отсутствия Астафьева мне стало хуже. И да, я понимала, что своим поведением полностью уничтожила всю оставшуюся слабость ко мне, но самолюбие запрещало показываться мужчине в таком виде. Любая женщина поймет причины, по которым это важно. Я не без труда приподнялась на руках и посмотрела на свою раздувшуюся ногу: овал, из которого торчали смешные маленькие пальцы.
– Наташа, какого хрена? Что ты там делаешь?
– Вит, я пытаюсь выжить. Отстань.
– И что ты приняла для так называемого выживания?
– Ты же все увез. Не доверяешь мне, не доверяешь себе. Что за мания, Вит? Ты вообще хоть кому-то доверяешь?
– Доверие ты утратила в тот миг, когда наврала мне о своей травме и сделала Эда своим наркодилером.
– Может это от того, что я не доверяла тебе? С какой стати мне доверять мужчине, который шантажирует окружающих?
Догадываясь, что спор мне не выиграть, а на то, чтобы забаррикадировать дверь, не хватит сил, я вздохнула, села прямее и натянула свитер на колени. Как раз вовремя, потому что Вит щелкнул ключом в замке. Он первым делом обежал взглядом кровать, явно в поисках препаратов, и только потом обратил все внимание на меня.
Очевидно, выглядела я достаточно ужасно, чтобы спонсор успокоился. Неужели он действительно не понимал? Без балета «пыль» мне ни к чему. Хочу ли я обезболить ногу? Конечно. Хочу ли я колоть наркотик ради наркотика? Конечно, нет!
– Я купил тебе одежду, – сказал Астафьев. – Не то, чтобы этот свитер тебе не шел, но ко врачу в таком виде идти не стоит.
Я оглядела свои голые ноги и удивилась, как не подумала об этом раньше. Блестящее коктейльное платье, в котором я явилась в клуб, тоже не больно годилось для подобных визитов. И тем не менее за предусмотрительность Астафьева хотелось стукнуть. Кстати, он не мешкал: положил на кровать рядом со мной пару пакетов. Стоп… он действительно купил мне одежду? Или не только?
– Скажи, что не выбирал мне белье, – простонала я.
– Ты предпочитаешь обходиться без него?
Я подняла голову и встретилась глазами с Витом. Что здесь вообще происходит? Внезапно я показалась себе куклой, которой построили домик, одели и… кстати, что за и? Что дальше делают с куклами? Астафьев успел поиграться с моей карьерой, а теперь дорвался до личного – взял новый уровень, так сказать. А дальше будет беречь или сломает и выбросит?
– Если бы ты отдал мне кредитку, я бы сделала все сама, – напомнила я.
– Если бы я отдал тебе кредитку, ты бы достала наркотик.
– Мой наркотик – балет, а не «пыль», – процедила я. – Если бы можно было купить место примы, балет спонсировали бы сами балерины.
Вит лишь пожал плечами. Мол, поживем – увидим. Не зная, что добавить, я переключилась на покупки. Открыла первый попавшийся пакет и увидела яркую ткань. Не веря своим глазам, достала это желто-красно-голубое недоразумение и изумленно на него уставилась. Сарафан. Красочный, летний, летящий, на мой вкус излишне скромный. Из украшений – только плетение по лифу. Я нечто подобное надевала в последний раз лет в шесть!
– Что это? – поинтересовалась я недоуменно. А еще лучше было спросить: «Кто вообще носит такие вещи?».
– Решил, что смена обстановки должна быть всеобъемлющей, – насмешливо отозвался Астафьев. – Тебе, конечно, идет образ московской стервы в черном мини, но сейчас ты на реабилитации, и жизнерадостные цвета должны в этом помочь.
– Означает ли это, что когда я загляну в пакет с нижним бельем, обнаружу там бабушкины панталоны разных оттенков? – в ответ на вопросительно изогнутые брови спонсора я пояснила: – Или на них смена декораций не распространяется?
– Не благодари, – усмехнулся Вит. Пожалуй, оно и к лучшему. Обсуждать мои предпочтения в белье все же странно.
Встряхнув остальное содержимое пакета на кровать в надежде обнаружить консервативные джинсы, я скривилась. Кроме сарафана обнаружилась яркая блузка и белая юбка. Эдакий курортный вариант. Серьезно? Покосившись на спонсора, я взялась за второй пакет. На кровать посыпались кружева, причем в избытке. Разумеется, никаких панталон… а еще бюстгальтеров.
– Тебе не кажется… что чего-то не хватает? – желчно поинтересовалась я.
– Подумал, что не угадаю с размером, а балерине и так можно, – нахально сообщил Астафьев.
– Не угадаешь с размером? Неужто опыта недостает?
Вит хмыкнул, засунул руки в карманы и принял свой привычный насмешливый вид.
– Как бы тебе сказать потактичнее. Хм, раздевая женщину, я не привык при этом рассматривать ярлычки на ее одежде. Меня больше интересует… другое.
Черт, я попыталась скрыть эмоции, но не вышло. Скольких женщин он раздевал? Здравый смысл подсказывал, что многих. Но при этом, даже если отринуть годы в браке, пять лет до того Вит провел с одной и той же подружкой. Впрочем, наличие невесты не помешало ему склонить к интиму меня. И едва ли это единичный случай.
Неловко поерзав в кровати, я нечаянно задела ногой край матраса и закусила от боли губу. Отвлекающее веселье, очевидно, снова испарилось, и я вспомнила, что мне ни в коем случае не стоит флиртовать со своим спонсором. Это заканчивается плохо.
Смяв в руках горсть кружева, я затолкала белье обратно в пакет и отодвинула тот, небрежно бросив поверх новые яркие наряды.
– Вит, спасибо за все, что ты сделал, но я буду благодарна, если сейчас ты оставишь меня одну, – резко сменила я настроение беседы. – Можешь обшарить всю комнату на предмет запрещенных препаратов, но потом уходи.
В зеленых глазах Астафьева мелькнуло какое-то странное чувство. Злость? Раздражение? Разочарование? Впрочем, это не мои проблемы. На этот раз он вышел, не сказав ни слова.
Думала, с уходом Вита мне станет лучше, возможно, удастся уснуть, но я провалялась, глядя в пустоту до самой ночи. Я не хотела думать о том, что со мной творилось, но ворочалась в постели, не находя себе места. На часах было два часа по местному времени, когда дверь моей спальни распахнулась, и на пороге появился Вит.
– Я из соседней комнаты слышу, как ты вертишься, – пробубнил он. – Позвонить врачу сейчас?
Кажется, он был не столько зол, сколько обеспокоен.
– Нет, – отказалась я и потянула повыше одеяло, поскольку из-за отсутствия одежды вынуждена была спать в одном лишь белье.
Позвонить врачу – все равно, что признать поражение, а я не из тех, кто легко сдается. Особенно в войне с собственным телом. Когда я была маленькой и училась делать фуэте, я совершала несколько поворотов, хваталась за урну, опорожняла желудок, поднималась и продолжала. Мою преподавательницу хореографии это упорство восхищало. Она говорила, что так может не каждая, и я собой гордилась. Тем более что был стимул: я хотела показать повороты папе. Тридцать раз, как в партии черного лебедя.
Сейчас я должна была победить тело снова, сама. Чтобы гордиться на этот раз собой. Мне бы только небольшое отвлечение.
– Уверена? – скептически спросил он.
– Если расскажешь мне сказку о мальчике, который так ненавидел своего отца, что сделал все возможное, чтобы не походить на него.
Вариантов, чем мне на эту наглость ответит Вит, было немало, но раздался сдавленный смешок, за ним – шаги. Астафьев обошел мою кровать с противоположной стороны и растянулся на ней во весь рост поверх покрывала.
– Я не ненавижу отца, – сказал он, закинув руки за голову. Я повернулась к нему и легла на бок. – Он веселый, энергичный человек, который всегда жил своим умом, но как отец он ужасен. Я не хочу подходить на него именно в этом. Не хочу, чтобы мои дети стыдились моего образа жизни.
Это была максимальная откровенность за время нашего знакомства. И это он мне рассказывал при том, что детей у них с женой не было. В темноте ночи выражение в глазах Вита было не разобрать, но я все же решила сменить тему.
– Хочешь помериться? У моего отца была другая семья. У меня есть брат, лет на десять меня младше. Никита. Хотя черт его знает, может, у меня он не один, учитывая, каким был отец. Как в «Чикаго». Штук шесть.
– Ты измеряешь жен в штуках? – умилился Вит.
– Когда их шесть, они определенно измеряются в штуках. У меня шесть пар пуантов. Двое репетиционных. Они старые, но удобные. Двое красивых для выступлений. В них не очень удобно, но они новые и аккуратные. Одни убитые, их давно пора выкинуть, просто рука не поднимается в память о славных днях. И только одни, которые по-настоящему хороши. Думаю, с женами так же. Моя мать была пуантами, от которых давно пора избавиться.
– Ты подобрала не лучшую аналогию. Пуанты рвутся и изнашиваются, люди – нет, – весьма жестко поправил меня Вит.
– Люди нет, но чувства к ним – точно. По крайней мере, у твоего отца.
Вит повернулся ко мне, и внезапно я испытала острое дежавю. Мы лежали так же после совместной ночи, практически в тех же позах. Только тогда он на меня не смотрел, а теперь – да. Я поежилась и повернулась, подтянув колени к груди. Перелом ныл, мышцы – тоже. Следовало продолжать говорить и обращать на это как можно меньше внимания.
И я все-таки это спросила:
– Почему у тебя нет детей?
Астафьев фыркнул и отвернулся. Я понимала, что влезла на территорию слишком личного, но что-то подсказывало, что ответ на этот интересующий всех вопрос можно получить. Именно сейчас.
– Думала, что все люди твоего круга женятся, предполагая именно это. Разве нет?
Вит молчал, глядя в потолок, а потом вдруг выдал:
– Сначала не выходило, а потом она сказала, что устала, хочет взять перерыв и попытаться сделать карьеру.
– Ты просто идиот, – сказала я без обиняков.
Было как-то горько, что Вит мог бы получить любовь любой женщины, но намеренно выбрал ту, от которой потребовал не чувств, а партнерства.
– Прости?
Кажется, теперь я его разозлила. Но мне было все равно. Мне самой было плохо, и Вита хотелось взбесить тоже. Странно, что он не стал возражать против выбранной мною темы.
– Женщины хотят детей либо от любимого мужчины, либо когда придавит биологическими часами, и тогда уже неважно, от кого. Сделать быстро и отвязаться от неприятного вопроса у твоей супруги не вышло. Теперь придется ждать, когда пробьют ее внутренние куранты.
– Я знаю, – сказал он устало. – А хуже всего то, что она знает, что я знаю. Она позволила мне это понять. Она что-то знает и заставляет меня расплачиваться. По-моему, внутри женщины, на которой я женился, кусок льда.
Я невольно зацепилась за эту фразу и взглянула в лицо Вита. Он правда так называет жену? Женщиной, на которой женился? Совсем как я Елизавету – матерью моего отца. Просто потому что язык не поворачивается назвать «моя бабушка». Или даже просто «бабушка», потому что под этим уже понимается какое-то отношение непосредственно ко мне. Так и он. Мне не должно было стать тепло от этой мысли, но… стало. И даже злость чуточку угасла.
– Забавно, я думала, что у тебя – тоже.
– И наверняка именно поэтому я сейчас спасаю заблудшую балерину.
– Спасаешь свои вложения, – подчеркнула я.
– Думаешь, когда я увидел тебя на сцене впервые, ты танцевала многим лучше Маргариты? – спросил он с усмешкой. – Я бы запросто мог велеть Адаму натаскать твою дублершу, и он бы это сделал так же славно, как с тобой. К слову, это было бы куда целесообразнее, чем восстанавливать травмированную танцовщицу с возможной зависимостью. И тем не менее я здесь.
– А какое отношение это имеет к балету? – спросила я с насмешкой. – Ты здесь, я здесь, под одной крышей и даже в одной кровати, кроме того ты разочарован в своем браке и один раз мы с тобой уже спали.
– Вот, оказывается, как ты все видишь, – протянул Вит. – Стала циничной, значит.
Я лишь пожала плечами. А что? Можно подумать, Астафьев не преподносил наши отношения в именно таком свете.
– Вит, мне нужен балет. Я всю жизнь на него поставила. Не надо Маргариту, она никогда не станет мной, ты же знаешь. В ней нет надрыва. Именно об этом говорил Адам, когда рассказывал, что из поломанных людей получаются лучшие танцоры…
– Поэтому ты за него так держишься? За свой надрыв, в смысле. Беда таких людей, как ты, Павленюк, в том, что вы думаете, будто все самое страшное с вами уже случилось. Но это ложь, что страданий нам всем отмеряно поровну. А значит, ты запросто можешь сделать себе намного хуже. Тебе не о балете надо беспокоиться, а о качестве жизни, которое может сильно ухудшиться после твоего героизма. Тебе лучше?
Я поджала губы и мотнула головой. Мне не было лучше, просто болтовня отвлекала.
Внимательно глядя на меня, Вит вытянул в сторону руку, и я, не став долго раздумывать, устроилась у него под мышкой. Подоткнула одеяло так, чтобы не было видно обнаженной кожи и положила руку к нему на грудь. В комнате было довольно тепло, но кожа моего спонсора на ощупь оказалась прохладной.
– Укройся покрывалом, – предложила я.
Отказываться Вит не стал и тут же устроился в моей постели с максимальным комфортом. Тепло от соприкосновения тел даже сквозь ткань чуть уняло дискомфорт, и по коже побежали знакомые мурашки. Ситуация была крайне двусмысленной, но ничего постыдного мы не делали. Я спряталась в одеяле, он тоже, и оба мы думали о своем. Разве что он перебирал пальцами мои волосы, но что в этом криминального? И все же личного в этой ночи было в разы больше, чем в сексе, чем за все годы нашего знакомства.
– Тебе надо поспать, – тихо сказал Астафьев.
– Ты же понимаешь, что я не могу, – огрызнулась я. – Сам спи.
– Я бы с радостью, но пока ты не уснешь, так и будешь возиться. И не дашь мне спать.
– Так иди к себе, – снова ощетинилась я.
– Рот закрой. И глаза тоже. А теперь попытайся уснуть.
Я раздраженно засопела, но попыталась заснуть. Ночь была очень долгой. А когда утром уставшая и измученная я обнаружила рядом спящего Вита, окончательно растерялась. Моя жизнь вышла из-под контроля.
Я проспала под капельницей весь день и всю ночь. Мне обещали, что это не продлится больше пяти часов, но измученный организм, очевидно, посчитал иначе. Проснулась я только на рассвете и теперь в первых лучах непривычно яркого южного солнца рассматривала спящего в кресле Вита. Зачем он здесь? Почему не ушел? Испугался, что не просыпаюсь?
Сердце сжалось от странной радости, и я постаралась выдавить из себя эти бессмысленные ожидания. После капельницы и целебного сна я чувствовала себя намного лучше, и теперь мир виделся намного более радостным. Немалую роль в этом сыграл доктор. Переживания по поводу опасности травмы не оправдались. Хирургически вправлять кости не пришлось, но минимум шесть недель следовало ходить в тейпе и жутковатых ортопедических туфлях, а потом предстояла сложная реабилитация. Но прогноз был благоприятным. Вит спохватился вовремя. К слову, с наркотиками тоже. Этот вопрос волновал его чуть ли не сильнее перелома, и врач, составив картину, пообещал понаблюдать за мной более внимательно. Но не преминул заметить, что сильное тело и спортивный характер должны помочь.
Больше всего меня беспокоило то, что доктор отругал Вита за то, что тот «недоглядел за женой», и взял обещание, что тот станет присматривать за мной в течение лечения самым лучшим образом. Уж не знаю, как Астафьев собирался это осуществить, но он поклялся выполнить все наказы, и доктор ему поверил. Выходит, документы у меня были на имя супруги Вита. И я должна была остаться каким-то образом во Франции так, чтобы наблюдаться, но сама не могла о себе заботиться. Да что там, даже в Москве не нашлось бы человека, готового помочь мне справиться со всей этой ситуацией. У Машки с Дэном дети – не до меня, Эд совсем из другого теста, а Юре даже шнурки завязать не доверишь! И что делать? Сидеть в домике и ездить на такси ко врачу, периодически отчитываясь Виту?
– Доктор сказал, что для балерины у тебя очень низкий болевой порог и это объясняет, почему ты начала принимать наркотик. Но он считает, что все будет в порядке.
Я даже не заметила, как Вит проснулся и теперь вздрогнула.
– Пока ты спала, сделали еще один рентген. Все в порядке, – добавил он.
– А что дальше?
– Дальше?
– Он вправил мне перелом, но где я буду наблюдаться? Врач сказал, что мне понадобится помощь, и придется возвращаться в Москву за этим…
– Пока ты остаешься здесь. И я тоже. Дальше решим.
Это было очень странно. И еще неправильно.
– Вит, что происходит? – потребовала я. – Зачем ты здесь? Мог бы вышвырнуть меня из труппы или отправить на лечение. Почему мы вдвоем во Франции в кабинете врача, который считает, что ты мне муж?
– Потому что это элементарное решение задачки, в которой двое людей посещают врача вместе. Или ты хочешь услышать что-то другое?
Понятно, защитный механизм включился вновь.
– Я хочу услышать объяснение, Вит. Ты вывез меня из страны по фальшивым документам и показал знакомому врачу. И сказал, что проще было бы заставить танцевать Маргариту, чем реанимировать сломанную меня. И тем не менее я здесь, ты здесь, дом снят… кстати, на сколько?
– Слово «спасибо» вполне подойдет, – отбрил он в привычной манере. А я было надеялась… – Закопай топор войны, Павленюк, иначе мы вместе не выживем.
«А с какой стати нам выживать вместе?» – хотела я спросить. Для моего глупого сердца по-прежнему существовало только два варианта отношений: либо мы вместе, и только мы, либо мы расходимся в разные стороны насовсем. Моя травма ничего не изменила. И эта поездка – просто жалкая пародия на близость, о которой я грезила. Очевидно, брак Вита оказался далеко не так прекрасен, как предполагалось, но для меня это не значит ничего совершенно.
– Принеси мне что-нибудь сладкое, – неожиданно попросила я, устав от споров. – Когда это все закончится, я слопаю шоколадный торт. Одна. А потом буду убиваться и сидеть на жесточайшей диете, но сейчас мне необходим допинг.
– Я поищу, – примирительно сказал Вит.
В домик мы вернулись только следующим утром. Доктор решил перестраховаться и оставил меня на еще одну ночь. За это время на заднем сидении машины появились костыли, на которые я не могла смотреть без отвращения. Впрочем, все время прыгать на одной ноге было не лучше. Сидя рядом с Витом в нелепых лечебных туфлях, я отчего-то снова злилась. И это балерина? Впрочем, великий спаситель-мучитель-просветитель старался игнорировать мое настроение, чем только сильнее раздражал.
– Теперь мы можем поговорить о моем будущем в балете? – потребовала я.
– А ты успела вылечиться? – не повелся Вит на провокацию.
– Врач сказал, что все будет хорошо.
– Врач сказал, что ты не успела нанести непоправимый ущерб собственному здоровью. И только.
– И значит могу танцевать. Именно!
– Мы поговорим об этом позже! – резко отбрил Вит, и я разозлилась еще сильнее. – Ты все еще хочешь шоколадный торт?
– Мне нужны мои кредитки. И телефон! Завтра последний день оплаты клиники матери, я должна перечислить деньги. Верни мне мои вещи.
– Нет. Мы сядем у компьютера и сделаем это вместе. Доступ к деньгам ты не получишь. Расплата за наркотики. Кстати, как твоя мама?
– Дьявол, Астафьев, – или дьявол Астафьев? – мне нужно заплатить за клинику и за квартиру, и одежда нормальная нужна, и бюстгальтер!
– Все можем сделать вместе около компьютера сегодня вечером. Подумай, чего еще тебе не хватает для полного счастья.
– Твоей головы на двузубчатой вилке. Под соусом. И чтобы яблоко в зубах зажато.
– Не странно, что скрипач тебя не выдержал, – протянул Вит, лишая меня дара речи.
– Что ты сказал?
– Не странно. Что скрипач. Тебя. Не выдержал.
– Да и ты терпением не отличаешься. Не странно, что у тебя нет детей.
Врезав по самому больному, я поняла, что перегнула, и отвернулась, закусив губу. Ну что за дура? Он единственный раз передо мной открылся, а я… Впрочем, он так же играется со мной, наказывая за наркотики и помахивая перед носом местом примы, как вожделенной морковкой. Я уставилась на свои ноги и вздохнула.
– Это всего на полтора месяца, – спокойно сказал Вит, и у меня тут же появилось желание укусить его снова.
Как там Эд сказал? Когда не знаешь, что делать с понравившейся девочкой – дергаешь ее за косичку? В обратную сторону это тоже работает.
– За полтора месяца я потеряю форму… впрочем, какая разница, если я не буду потом танцевать?
Под конец поездки мы друг друга люто ненавидели. Вит оставил меня в доме и пулей вылетел за дверь, явно опасаясь прибить. А я сделала то, о чем давно мечтала: набрала ванную и не пожалела пены. Раздевшись, уставилась в круглое зеркало (стиль «прованс» в Провансе) на стене и с горечью отметила, что, несмотря на травму, форму я не утратила. Но что будет через полтора месяца плюс несколько недель реабилитации? Шоколадный торт стал еще более желанным, но от мыслей о том, что он со мной сделает, захотелось плакать.
Неуклюже перемещаясь по скользкой плитке, я допрыгала до ванной и погрузилась в пену по самую шею, закинув на бортик травмированную ногу. На полке обнаружилась новенькая мочалка, которая в мгновение ока стала моей собственностью. Я терла себя с таким остервенением, будто кожа являлась источником всех проблем, и стоит ее снять – исчезнет каждая. Спустя полчаса я успокоилась, надраив каждый миллиметр тела (кроме больной стопы, конечно) и смыв с волос больничный запах. Трижды добавляла воду, делая ту практически невыносимо горячей. Пена давно растворилась, но мне было наплевать. Я чувствовала себя намного лучше, обновленной. Настолько, что даже скандалить с Витом пропало желание. Ну, почти.
Просто если он потребует у Адама меня заменить…
Не выдержав этой мысли, я задержала дыхание и сползла под воду. Раздалось смешное бульканье, а секундой позже дом сотряс страшный грохот, и я от испуга захлебнулась. Попыталась вынырнуть, закашлявшись, но зацепилась ногой за раковину, вскрикнула и снова набрала в легкие воды. А потом меня подхватили под мышки и вытащили на поверхность.
– Совсем спятила? – раздался грозный рык.
Я так удивилась, что даже кашлять забыла, когда увидела раздетого по пояс спонсора, да еще одной ногой в ванной.
– Ты нормальный или как? Зачем было выламывать дверь? – сипло спросила я и снова закашлялась. – Напугал так, что я воды наглоталась!
– Да хрен тебя знает. Вдруг ты на этот раз топиться собралась.
Видимо, его тоже отпустило, и мгновением позже Вит с облегчением выдохнул, но меня не выпустил. Сначала стало смешно, а потом… потом медленно начало доходить, что творится. Мы оба в ванной, по его груди стекают капли воды, джинсы промокли до нитки, когда вода плеснула через край. И я совсем голая, а в ванной не осталось пены.
Столбик термометра, который медленно полз вверх все прошедшие дни, устремился к отметке «точка невозврата», а затем – рывок, и наши губы соприкоснулись. Его руки, скользя по разгоряченной коже, потянули меня. Мы не устояли и на мгновение повалились обратно. Промокли и джинсы Вита, и волосы, на полу образовалась целая лужа. Вытаскивая меня на этот раз куда осторожнее, Астафьев не позволил мне даже встать на скользкую плитку. Подхватил на руки и понес в спальню. Не в мою.
