Текст книги "Любовный контракт"
Автор книги: Александра Джонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 11
В гостиной, до сих пор крытой брезентом, начало капать. Оливия притащила ведра и тазы, чтобы августовская гроза не залила комнату. Что толку визжать, все равно никто не услышит. Потоп и последующий за ним визит миссис Даннимотт не позволили ей засесть за издательские дела. Полдня заняла уборка, приготовление кофе и болтовня о пастухах, которые совсем отбились от рук.
После ланча из бананов и сухарей – готовить только для себя не было смысла – Оливия все-таки разложила дела «Лэмпхауза» на кухонном столе: кухня, как и спальни, уже была водонепроницаемой. Но через пять минут ей пришлось броситься в туалет. Так тебе и надо, ешь как следует! – укорила она себя, извергнув ланч.
Стюарт вернулся из Нью-Йорка, и Эрнст привез его домой. Оливия рассказала мужу о ситуации с плавательным бассейном, о «полосе отвода», проходящей через него, и о том, что направила его лучшему другу факс, из которого Эштон Доур Кливер должен был понять, что он – некомпетентный болван, раз не выяснил того, что знает любой местный!
Стюарт не принял этого близко к сердцу.
– Подключимся к централизованной сети – и все дела! Завтра я разберусь с проектировщиками насчет «полосы отвода». Сделаем так, чтобы туристы могли ходить через наши владения, но не у нас перед глазами!
– Стюарт, я больше не могу выносить этих строителей!
– И не надо. Если мистер Рэппс и его команда не сделают работу в срок, мы найдем другую фирму. Не беспокойся!
– Легче сказать, чем сделать, это Англия, а не Нью-Йорк или Торонто. Кстати, жаль, что ты не подумал об этом, доверившись своему приятелю только потому, что он – юрист… Уверена, что американские и канадские законы о земле и собственности совсем не такие, как наши.
– Я вполне доверяю Эштону.
– Ну, а я – нет! Теперь надо заново подавать заявление о подключении к сети, а потом подключаться к ней. Мало нам того, что гостиная и бассейн сегодня не ближе к завершению, чем три месяца назад!
– Ладно, Рим тоже не в один день строился…
– Мы говорим про обычный дом, а не Колизей!
– Послушай, ты расстроена без причины. Мы можем пойти куда-нибудь поесть, чтобы избавить тебя от стряпни? Куда-нибудь, чтобы вкусно и тихо – и только мы вдвоем?
– Аннабел и Макс приглашали нас на обед.
– Аннабел и Макс?
– Наши ближайшие соседи – она настоящая прелесть, очень дружелюбная, без малейшего чванства. С ним я еще не знакома. Аннабел сказала – позвонить ей, когда ты вернешься.
– Тогда пойдем пообедаем с ними, если хочешь.
– А чего ты хочешь?
– Того же, чего и ты.
– Ох, Стюарт!
– Что?
Оливия пришла в отчаяние. Она стукнула по черной замшевой софе, взятой из прежнего дома.
– Терпеть не могу жить сразу в двух местах! И ненавижу всю твою черную… мебель! Я хочу купить новую мебель!
Она яростно забарабанила по софе.
– Приличную, элегантную, подходящую к этому дому, а не… не в этом похоронном стиле! Она выглядит нелепо и высокомерно здесь, под брезентом вместо крыши. Черное, может быть, казалось тебе очень мужественным и сексуальным, когда ты жил один, но теперь я сама должна сказать, каким желаю видеть этот дом. Не полагаясь на архитекторов, художников по интерьеру и других специалистов, которые ничего не понимают!
– Иди и заказывай, Оливия, – лаконично ответил Стюарт.
– А что толку? – Она поднялась, лицо было бледным, тушь размазалась. – В любом случае – не сейчас. Все завалено обломками, засыпано пылью, залито дождем! Пока что только половина дома закончена к нашему удовлетворению. Даже испанская плитка до сих пор не прибыла, несмотря на обещания поставщика! При таких темпах понадобятся не месяцы, а годы, чтобы закончить. Иногда мне очень хочется, чтобы ты отнесся повнимательнее к нашему домашнему положению!
– А какое, собственно, положение? Мы женаты, не так ли? У нас есть крыша над головой – даже две. У нас есть пища на столе, хорошее здоровье, мы молоды и любим друг друга, не правда ли? Так в чем проблема?
Он стоял в дверях между холлом и гостиной, будто на полдороге, будто нечто среднее между издательским боссом и беспокоящимся о доме муже. И выглядел сейчас таким же потерянным, как она.
– Мне нужна какая-то жизнь помимо издательской, – сказала Оливия, в ее интонации сквозила готовность к примирению.
– Позвони соседям, – отрезал Стюарт, явно показывая, что больше не желает возиться с домашними вопросами.
– Да ведь суббота только завтра.
– Так договорись на завтрашний вечер. Сейчас я пойду принять душ в необлицованную ванную, а потом попробую выспаться перед тем, как утром ехать обратно в Фаррингдон.
– Ты утром едешь в офис?
– Да, я привез кучу документов.
– Только возвращайся к обеду, – пробормотала она, уже взяв трубку. – Привет, Аннабел, это я, Оливия. Если мы выберемся к вам завтра, это будет подходяще? Я знаю, что предупреждаю поздно, поэтому скажите, не стесняясь, если у вас другие планы.
– Отлично! Великолепно! Насчет еды – существует что-нибудь, что вы терпеть не можете?
– Печенка. Мы оба ее ненавидим.
– Мы тоже! Смотреть на нее противно! Она еще и опасна, потому что дает убежище всяким микробам.
Оливия вспомнила, что ван дер Крооты – убежденные вегетарианцы. Как посмотрит на это Стюарт?
– Кстати, – сказала Аннабел, – в прошлый раз я забыла упомянуть – потому что мы были в основном заняты правом прохода – кстати, вы знаете, что владение поместьем влечет за собой титул?
– Простите?
– Отец напомнил мне об этом, когда ужинал у нас прошлым вечером, – он вдовец, мама умерла около двух лет назад. Так вот, по правилам титулования владельцев поместий, ваш муж, купивший Мидхэрст, если он не заложен, имеет полное право носить титул барона.
– Вы шутите!
– Нисколько! После смерти сэра Джеральда Уркхарта титул стал, выражаясь юридическим жаргоном, «бесхозным». Баронетство Мидхэрст – не наследуемый титул, а приобретаемый. За 30 тысяч фунтов вы можете купить право именоваться бароном и баронессой Маккензи. Звание пэра – другое дело, оно присуждается постановлением парламента, но право на титул можно приобрести, были бы деньги.
Оливия с трудом сохраняла спокойствие.
– Поговорим завтра, Аннабел! Пока что с нас хватит ситуации с «правом прохода». Может, Стюарту и понравится называться бароном, но мне просто противно быть баронессой!
– Я думала, вам будет интересно… Вот что еще: сможет ли хозяйка или хозяин поместья открыть наш сельский праздник через две недели? Августовский банковский праздничный уик-энд. Сейчас не надо решать, скажете в субботу вечером. Я состою в праздничном комитете от приходского Совета – можете себе представить?
Оливия приготовила сырное суфле и отнесла его наверх Стюарту. Он расслабился на двуспальной кровати, переключая четыре английских ТВ-канала – жалкая цифра в сравнении с сорока четырьмя американскими.
– Я тебе принесла поужинать. До субботнего вечера, когда нас ждет вегетарианская кухня, еще очень далеко! – Оливия примирительно преклонила колено. – Желаешь услышать нечто забавное?
– Что это, любовь моя? – Он схватил ее за талию, чуть не опрокинув поднос с ужином. – Значит, я женился на английской кухарке со швейцарским дипломом?
– Знаешь, ты иногда бываешь совершенно неотесанным. – Это было сказано очень мягко.
– А от тебя, дорогая, иногда просто скулы воротит! – После страстного поцелуя Стюарт впился зубами в суфле. – Я скучал по тебе! – Последние слова он еле промямлил, набив рот горячим сыром.
– Я тоже.
– Ты говорила о забавном? – прожевав, напомнил жене Стюарт.
– Аннабел рассказала мне, что титул передается вместе с собственностью – дворянский титул!
– Правда? А какой титул?
– За 30 тысяч фунтов ты праве купить Мидхэрстское баронетство, которое прилагается к имению, и именовать себя «барон Маккензи», а меня – «миссис баронесса». Она говорила совершенно серьезно. Отец Аннабел, Генри Блэквуд, – вдовец, но главное – он адвокат, и я упоминаю о нем на случай, если ты решишься уволить Э.Д. Кливера. Генри Блэквуд вел дела старого генерала.
– Законные или незаконные?
– Будь хоть раз серьезным!
Его глаза блеснули.
– Интересно! – сказал он, продолжая уплетать суфле.
– Ох, нет! Забудь об этом! По блеску в глазах я вижу, что в тебе взыграло американское честолюбие. Я тебе не позволю тратить 30 тысяч фунтов на личный титул! Если хочешь удовлетворить честолюбие, лучше потрать эти деньги на благотворительность от своего имени!
– Мне даже в голову не приходило, дорогая!
– Хорошо, тогда хватит об этом. Как прошла встреча с Маккензи-старшим?
– Так себе. Он больше доволен тобой, чем мной.
– Почему?
– Потому что ты много сделала для «Лэмпхауза», став его директором. Впервые он принес прибыль, это очень порадовало наших маленьких серых человечков в серых костюмах.
– Отпразднуем? – спросила Оливия, прислонившись щекой к его обнаженному плечу.
Черные шелковые трусы Стюарта в стиле яппи лежали в комоде рядом с его черными сатиновыми холостяцкими простынями. Теперь он спал нагишом, подобно своим заатлантическим кузенам, хорошенько вымывшись под душем. Оливия погладила его твердый торс и, как всегда, почувствовала жажду любви.
– Как это приятно, дорогой…
– Суфле роскошное, и я спрашиваю себя – зачем нам куда-то ходить есть, если у меня дома собственный шеф-повар? Знаешь, мы можем превратить это место в сельский отель и в рекламе указывать, что здесь предлагается «кухня баронессы».
– Стюарт! – Она стукнула его по плечу.
– Что?
– Я говорила о твоем теле, а ты даже не заметил! Извини, что надоедала тебе этим проклятым бассейном, и скажи, что по-прежнему любишь меня.
– Ты же знаешь!
– Скажи это!
– Я тебя люблю.
Он доел суфле и выключил телевизор.
– Подойди сюда, брошенная женщина, и докажи, что не зря получаешь зарплату!
– Мне надо платить золотом, Стюарт Лайон Маккензи! – сказала она и страстно куснула его за ухо.
– Голландцы любят хорошо покушать, – заявила Аннабел в субботу вечером, – и они хорошо у меня кушают каждый день недели, когда весь этот выводок собирается дома, на насесте. Надеюсь, и вы будете довольны.
Оливия и Стюарт прокладывали себе путь через холл, забитый грязными тренажерами, крикетными битами, мячами для регби, теннисными ракетками и разнообразными животными – некоторые были игрушечными, другие очень даже живыми.
– Познакомьтесь с Максом, – сказала Аннабел.
– Привет! Я так раз познакомиться! – сказал Макс ван дер Кроот, высокий белокурый и приветливый; его собаки, два черных Лабрадора и огромная лохматая беарнская овчарка, выглядели еще приветливее.
– Aus [16]16
Вон! ( нем.).
[Закрыть]! – скомандовал он.
Собаки – Кенди, Клод и Джемайма – тут же залезли под диван, где один из младших детей уже сидел в обнимку с кошкой.
– В жизни никогда еще не имел удовольствия пожимать руку настоящему миллионеру! – Макс хлопнул Стюарта по спине и расхохотался.
Стюарт украдкой взглянул на свою миллионерскую ладонь, пожал плечами и весело посмотрел на Оливию. Видя, что он с трудом сохраняет серьезность, та одернула его, толкнув под локоть.
– В студенческие годы Макс был загребным в оксфордской восьмерке! – Аннабел провела их через жилую комнату во внутренний дворик, держа в руках элегантно сервированное блюдо со спаржей и крутыми яйцами и соусник с топленым маслом, посыпанным тертым мускатным орехом.
– Твоя мать полюбила бы ее, – шепнул Стюарт на ухо Оливии.
– Заткнись! И будь с ними повежливее.
Улыбаясь, она тащила мужа мимо детей, собак и кошек, мимо орущего попугая и аквариума с яркими тропическими рыбками. Бог знает, что еще кроется за дверями дома ван дер Кроотов – львы, тигры или, может быть, гепарды? Два телевизора работали одновременно, на одном из них двое мальчиков играли в видеоигру, а другой показывал популярную субботнюю программу.
Потомство Аннабел и Макса, похоже, располагалось в возрастном диапазоне от одного до двадцати одного. Одна из девочек, подергав Стюарта за штанину, чтобы привлечь его внимание, объяснила:
– Меня зовут Тэнди! Я знаю, вас пригласили поесть с нами, но нас не позвали. Мамка сказала, что прибьет нас, если мы испортим вечер. А это Эми, она еще бэби, ей только полтора годика. А мамка опять немножко беременна! – Бэби сосала кошкино ухо, подбородок ее был вымазан мармеладом. – Та, кто рисует на полу, – Луиза, ей почти пять, но она все еще ходит в садик с Брайсом, потому как для нее нет места в школе. Школа загибается, не хватает ни учителей, ни денег. А вон Дикки и Говер играют в дурацкую видеоигру. А это Салли и Сара, они близнецы и им уже по пятнадцать. Самая взрослая – Юта, она помогает по дому, потому что мамка всегда занята – делает детей с Максом.
Среди невообразимого шума и суеты Стюарт и Оливия пожали руки всем восьми и еще одной – «самой взрослой». Лучше бы их было хоть на одну меньше, подумала Оливия, заметив, в каком направлении сфокусировалось внимание ее мужа, очень ласково произнесшего:
– Рад познакомиться, Юта!
Она поскорее протолкнула Стюарта вперед, к столу, накрытому на воздухе. Ей показалось, что он, похоже, задержал руку девушки на секунду дольше, чем требовалось для знакомства.
Через открытую дверь Аннабел еще раз предупредила детей, чтобы держались подальше от стола, расположенного во внутреннем дворике под полосатым бело-голубым навесом.
– Только взрослые! Чтоб весь вечер около нас никого не было, кроме Салли и Сары, которые могут помочь убирать и мыть посуду. Что останется, доедите позже. Юта, пожалуйста, вытри Эми нос, и пусть она перестанет сосать кошачье ухо!
Аннабел так вошла в роль главнокомандующей, что Оливия увидела ее другими глазами. Образ воздушной принцессы исчез, теперь то была земная мать, полностью захваченная своим семейством.
Вечер был как раз для ужина на свежем воздухе – теплый и почти безветренный; даже осы и комары их не беспокоили. Оливия вручила хозяйке коробку конфет и бутылку вина.
– Только в знак благодарности, Аннабел.
– Не стоит благодарить, дорогая, – сказала Аннабел, – нам очень приятно приветствовать у себя вас со Стюартом! – И добавила вполголоса, пока Стюарт разговаривал с Максом: – Некоторым женщинам дано все: и муж – миллионер, и сама – красотка! Ах, вы счастливица!
– Хотела бы я, чтобы Энди – наш новый садовник – был так же хорош, как ваш! Ни одного сорняка не видно! – сказала Оливия, внезапно смущенная последней репликой Аннабел относительно Стюарта. Юта тоже проявляла явный интерес к ее мужу; это внушило ей неприятное ощущение, что обручальное кольцо еще не означает абсолютного обладания мужчиной. Оливия заставила себя вслушаться в то, что ответила ей Аннабел.
– Садовник? Никоим образом! Мы с Максом не можем себе позволить садовника. Я все делаю сама – с его небольшой помощью. – Ого, подумала Оливия, ты, похоже, оплошала, миссис миллионерша Маккензи! – Я покажу вам сад попозже. Он очень красив при лунном свете, и мы все полюбуемся, правда? – Аннабел задумчиво вздохнула и добавила: – Вон за той высокой стеной – огород. В такой теплый вечер, как этот, растения чудесно пахнут! Я стараюсь растить их так же, как в Южной Африке, откуда родом Макс. Конечно, я не в состоянии выращивать все экзотические цветы, которые были в саду у его родителей, но иногда помогает теплица.
– Как же вы находите время все делать – при восьми детях? – поразилась Оливия.
– Я вовсе не все делаю, – засмеялась Аннабел. – Я делаю только то, что мне нравится. Терпеть не могу домашней работы, поэтому оставляю ее Юте. Зато люблю возиться в саду и нахожу для этого время. Не люблю детей, – Аннабел снова рассмеялась колокольчиком, – но вот делать их – это здорово!
Оливия вежливо улыбнулась.
– Здесь, внизу, в долине, – сказала Аннабел, – земля ровная, не так ли? Я терпеть не могу ваши косые сады там, на Мидхэрстском холме. Вам следует террасировать склоны или уж держать лошадей и коз, как это делал старый генерал, который совершенно запустил имение. Спасибо вам за конфеты и вино, обоим! Право же, вы нас балуете. Макс, посмотри – натуральный бельгийский шоколад, спрячь от детей, пока мы сами не попробуем!
– Да, птичка моя! – Макс изучал этикетку на бутылке с красным вином, которую Стюарт достал из своего погреба. – Полагаю, это не из зупермаркета Шардонне, а нечто особенное. Не з маленькой африканской фермы, зато весьма хоррошего года – очень, очень благодарен! – сказал он с заметным голландским акцентом.
У Оливии возникло ощущение (она надеялась, что ошибочное), будто Макс считает, что они как миллионеры должны были бы принести по крайней мере ящик шампанского! Смешно, потому что она никогда на самом деле не видела этих миллионов, словно они поступали из какого-то невидимого источника, выплачивались невидимым банкиром и учитывались невидимым бухгалтером.
– Садитесь, не стесняйтесь… – сказала Аннабел. – Извините, что на садовых скамейках подушки засаленные, но детки все пачкают.
Она схватила с сиденья Стюарта зеленую гусеницу, прежде чем тот успел сесть на нее, и бережно отнесла в ладони к низкой стене, отделявшей внутренний дворик от зеленых лужаек, цветочных клумб и ивовых зарослей.
– Если бы не твердые лютеранские принципы Макса, я, наверное, была буддисткой!
– Вот уж бы не подумал! – рассеянно сказал Стюарт, чуть скривив губы. Оливия стукнула его ногой по щиколотке; если он собирается так себя вести, то к концу вечера будет весь в синяках.
Макс начал было говорить о конце апартеида и реформах в Южной Африке, но Аннабел перебила его:
– Держу пари, что вы ходите на многие светские вечеринки и знаете массу замечательных людей! Расскажите, как живет другая половина человечества, пожалуйста! – Хихикнув, она извиняющимся тоном уточнила: – Без имен, нас имена не волнуют, правда, Макс?
Оливия снова почувствовала себя сильно смущенной. Что за глупости – обращаться с ней и Стюартом как с представителями какой-то редкой породы!
– Знаете, Макс краснеет от удовольствия – и заодно зеленеет от зависти, – осознавая, что живет рядом с людьми, у которых есть и «даймлер-суверен» и «феррари»! Ну, расскажите, как это делается!
– Да нечего рассказывать, – возразила Оливия, – кроме того, что это нелегко! Нам обоим приходится очень много работать, чтобы заработать себе на жизнь. Мы со Стюартом обычные люди – правда, Стюарт? – Она улыбнулась ему озорной улыбкой, на щеках проступили ямочки.
– Да ну вас! Не верю! – Аннабел хлопнула Оливию по руке. – Люди вашего образа жизни просто не могут быть обычными, верно, Макс? Как насчет великосветских пьянок, на которые ходит элита?
Элита? Хотела бы Оливия знать, откуда взялась такая идея…
– Да мы не ходим – мы в этом отношении скучные и унылые, уверяю вас, Аннабел. Мы со Стюартом большей частью слишком устаем, чтобы принимать такие приглашения – а их и немного.
– Мы миллионеры из рабочего класса, Аннабел, – невозмутимо заявил Стюарт. – Мы играем в шахматы с бумажными деньгами. Невидимые, неприкасаемые деньги монополий кружатся по всему миру, словно конфетти, и исчезают в мгновение ока, как только один из больших злых волков нажмет не ту кнопку.
– Будем надеяться, что ни один из них не нажмет, – бодро сказала Аннабел.
– Ваш муж как товарный брокер может подтвердить это, – сказал Стюарт, который терпеть не мог разговорив о религии, политике и зарабатывании денег, а потому всеми силами старался сменить тему.
– Я полагаю, экономика перегрета, да? – сказал Макс с полным ртом. – Я думаю, возможен взрыв, и тогда начнется ррецессия, да? Зильнее чем сейчаз, да? – Чем больше он говорил с набитым ртом, тем резче слышался его акцент.
– Я очень мало знаю об этом, – сказал Стюарт, стараясь быть возможно дипломатичнее.
– Ах, но вы должны знать, Стюарт! В США сейчаз большая безработица, и Британия недалеко ушла! Вы обязаны знать, если ваз беспокоит – что произходит с бедными людьми в вашей рродной стране и в этой, которая непременно зтанет вам приемным домом, как зтала мне.
Трудно было найти подходящее игровое поле. О чем бы ни шел разговор, он постоянно возвращался к тем же трем темам вне уютного дворика ван дер Кроотов – к деньгам, политике, власти.
Может быть, так нам и надо, думала Оливия. Ей и Стюарту, паре личинок-миллионеров под микроскопом, которые раздражались и дергались именно тогда, когда люди тыкали в них иголками?
– Ну… – лениво протянул Стюарт, не желая ввязываться в споры, хоть отдаленно грозившие взрывом. – Все, что я могу сказать, – это то, что британская система, по-моему, лучше большинства других. Мы с вами – счастливчики! – Звучало это несколько цинично, поэтому он добавил: – Некоторые богачи смотрят на это иначе… Я отношу себя к трудящимся классам, хотя и могу купить то, что вам недоступно, Макс.
Черт побери, Стюарт, подумала Оливия, лучше бы тебе не обсуждать эту тему с Максом ван дер Кроотом!
Тот поглядел на Стюарта в изумлении.
– Вам бы следовало быть политиком, дрружище, з такой дерьмовой зентиментальностью!..
– Я издатель, а не политик, – отрезал Стюарт, повернувшись к Аннабел. – Великолепная еда!
Оливия порадовалась, что он так резко сменил тему. Сейчас она не была уверена, на чьей стороне находится Макс.
– Ореховые эскалопы с сочными помидорами, в базиликовом соусе. И помидоры, и базилик выращены своими руками, – гордо сообщила Аннабел и спросила Стюарта: – А Оливия хорошо готовит?
– Великолепно, – ответил Стюарт, в то время как Макс наполнял бокалы принесенным вином. – Она хорошо усвоила, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок!
Стюарт поднял вверх большой палец и энергично взялся за ореховый эскалоп с доморощенными помидорами и базиликовым соусом. Оливия мысленно от всего сердца поблагодарила его. Он с исключительным тактом переносил расспросы, настороженность и прямую мелкую буржуазную враждебность. Макс, очевидно, недолюбливал тех, кто богаче или красивее, а вежливость не была его сильной стороной.
Далее подали голландские сухарики в черносмородиновом соусе.
– Макс их обожает, – заметила Аннабел и повернулась к Стюарту. – Могу я просить вас об одолжении?
– Конечно!
– Вы откроете наш праздничный августовский уик-энд?
– Когда?
– Через две недели.
– А что я должен делать?
– Предполагается разрезать красную ленточку, вручить призы за самые большие кабачки, красивейшие георгины, самые вкусные пироги, лучшую телку и тому подобное. Премия за работу – вдоволь пива в палатке и домашние пирожки с мясом!
– Звучит заманчиво! – сказал он.
– Ты уверен, Стюарт? – вмешалась Оливия. – В это время ты можешь оказаться в Штатах или в Торонто!
– Не беспокойся, дорогая, я утрясу свой рабочий график, чтобы не пропустить этот праздник.
– Договорились! – обрадовалась Аннабел. – Давай, Макс, шевелись! Сделай кофе и принеси один из своих ужасных голландских ликеров, а я соберу тарелки, чтобы девочки могли их помыть.
– Позвольте, я помогу! – Оливия вскочила с места, но в следующее мгновение у нее сильно закружилась голова, и она, пошатнувшись, упала на стул. – Ох, простите…
– Дышите поглубже, – сказала Аннабел, в то время как дети замерли, разглядывая заинтересовавшую их сцену.
– Принести водички, мама? – спросила Тэнди.
– Да, Тэнди, будь добра.
– Не знаю, что это со мной! – пробормотала Оливия, когда приступ потихоньку прошел.
– А я знаю. Вы беременны, вот что, – заявила Аннабел.
– Да нет, не может быть!
– Очень даже может. Я распознаю раннюю беременность, как только вижу ее. Принимать противозачаточные таблетки – все равно что произносить заклинания! Вы бездумно повторяете их снова и снова, а потом все летит за борт, смытое нахлынувшей похотью! Безопасность секса – в руце Божией, поверьте мне. Я это испытала много раз. Сначала похоть, потом презерватив. Поздравляю, Оливия, через семь месяцев вы станете матерью!
– Не говорите ничего Стюарту – пока не надо, может, это ложная тревога!
Аннабел собрала стопку грязных тарелок.
– Я не упомяну о вашей беременности даже ближайшей соседке!
Это сделала Тэнди. Она привела Стюарта из сада, ее рука крепко сжимала его запястье.
– Ты в порядке? – спросил он. – Тэнди сказала, то ты упала в обморок из-за бэби.
– О Господи, откуда у нее такая идея? Она, наверное, имела в виду Эми… – Оливия повернулась к «бэби» и мягко отняла у нее котенка. – Сейчас так жарко, Стюарт! Я немножко перегрелась, вот и все, так же как этот бедный котенок…
Перегретый и обсосанный котенок вылетел в сад, как только избавился от объятий Эми.
– Ты уверена, что все хорошо? – спросил Стюарт, внимательно взглянув на нее.
– Не беспокойся, милый. Я в полном порядке!
Он успокоился. Оливия была готова убить малышку Тэнди! Они со Стюартом присоединились к хозяевам во внутреннем дворике, имея повод для ухода в любой момент.
Когда они пришли домой – неправдоподобно рано, еще не было десяти, Стюарт сорвал с себя галстук, сбросил туфли и со вздохом облегчения плюхнулся на черную замшевую софу.
– Спасибо, милая, за невыносимый вечер. Если бы мы остались еще на минуту, я бы врезал этому Максу ван дер Кретину по морде. Что за самодовольная скотина!
– Я иду спать, – сказала Оливия. – Не забудь, ты договорился с ними насчет сельского праздника.
– Этот праздник хуже смерти… Я тоже иду спать, радость моя.
Он вскочил с софы, и Оливия вдруг вспомнила, сколько они провели на ней счастливых часов. Приложенного усилия хватило ему только на то, чтобы достать виски с содовой, потом он снова плюхнулся обратно перед телевизором.
– Кстати, – надо бы мне сказать раньше, – завтра к ланчу приедет Эштон.
– Зачем?
– Чтобы разобраться в наших текущих юридических проблемах.
– Юридические проблемы позади… Мы ведь уже купили имение. Ему следовало разобраться в земельной регистратуре до того. Эштон – зеленый новичок насчет проблем выгребной ямы или охоты на туристов, выбирающих маршрут через наши владения. Дай ему только переделать юридическую работу – и на этот раз как следует!
– Да, мэм! – Стюарт отсалютовал ее откровенности. – Я не понимал, что женился на мегере… простите, на педантке! – поправился он, когда она швырнула в него подушкой.
Оливия пошла в постель. Теперь надо думать, что приготовить к воскресному ланчу, чаю и обеду, да как следует! Хорошо бы Стюарт сказал ей пораньше… Она-то надеялась провести тихое воскресенье вдвоем с мужем, пожевывая тосты с сыром и читая воскресные газеты в двуспальной кровати с четырьмя столбиками по углам.
Эта единственная стоящая вещь из обстановки поместья была слишком велика, чтобы вытаскивать ее из хозяйской спальни, поэтому и осталась. Символ их супружеской жизни – тогда как черная замшевая софа Стюарта представляла его холостую жизнь, – она пережила и смерть старого генерала, и продажу имения. Впрочем, возраст не сказывался на ее удобстве – матрац-то был новенький.
Было бы ужасно стыдно порубить такую величественную «символическую» кровать на дрова. Но… она, пожалуй, может так поступить, подумала Оливия, если надежды на мирное решение «дровяного пути» Теодора Гривза и его туристов не сбудутся. В этом случае она задаст перцу тому, кто напросился на завтрашний ланч!
Его Оливия решила устроить попроще – на свежем воздухе и с использованием доморощенных овощей, которыми снабдила ее Аннабел.
Жизнь в поместье Мидхэрст оказалась чем-то вроде саги, которую она сама ни за что не смогла бы написать, разве что издать по чьему-нибудь заказу! Оливия зевнула, со вздохом блаженства нырнула в генеральскую кровать с четырьмя столбиками и быстро заснула, пока хозяин поместья допивал вечерний стакан виски на замшевой софе внизу.
