Текст книги "Любовный контракт"
Автор книги: Александра Джонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Однажды вечером он сонно пробормотал:
– Последнее время я совершенно позабыл…
– О чем, Стюарт?
– О сексе…
– Противное слово! – сказала она и мгновенно заснула, положив голову ему на грудь.
ГЛАВА 9
Оливия была вынуждена притормозить блестящие идеи Стюарта, когда он сказал, что для полного счастья надо бы добавить в план строительства плавательный бассейн и спортзал.
– Плавательный бассейн в Англии, где солнце светит несколько раз в году, – пустая трата времени. И если ты считаешь, что я захочу выглянуть из моей новенькой, крытой кентской черепицей сельской кухни, чтобы любоваться солнечными бликами на поверхности воды в заднем саду, – ты ошибаешься, дорогой!
– Внутри все будет делаться особенно осторожно. Все в стиле старого поместья, обещаю. Но мы можем завести джакузи, сауну и солярий.
– Вот как? А где мы возьмем время, чтобы расслабляться в джакузи или сауне, дорогой муженек?
– Найдем! – В его глазах промелькнуло желание. – Знаешь… а ведь сегодня здесь никого нет… кроме меня…
Он погнался за ней среди строительного мусора, и она, хохоча, попыталась укрыться в старом амбаре… Потом он сказал:
– Полагаю, что после любви в джакузи самое лучшее – это заниматься любовью на охапке грязной соломы!
Она сняла с него несколько соломинок и отряхнула шляпу с плоской тульей, которую он носил, подражая сельским джентльменам.
– Я предпочитаю видеть тебя, варвар, в зеленых резиновых сапожках, джинсах и кепи, а не в этом сексуальном облике!
– А я предпочитаю видеть тебя вообще без ничего!
Им надо было нанять экономку. Оливия нашла ее, дав объявление в местное рекламное агентство, хотя сейчас, в эпоху равных возможностей и гарантированной зарплаты, не так-то легко найти человека на домашнюю работу. Миссис Даннимотт, жившая в деревне Мидхэрст, охотно откликнулась и оказалась для Оливии настоящим сокровищем.
Она была из прежнего поколения домоуправительниц, работала еще на старого генерала. Пухлая, похожая на наливное яблочко, миссис Даннимотт согласилась работать по несколько часов каждый день, исключая субботу и воскресенье. Она была очень обязательна и всегда оставляла им разогретый ужин, так что Оливия могла не заниматься стряпней для «муженька» после длинного рабочего дня. Прелесть, а не женщина! Оливия обожала свою новую экономку.
Теперь, когда они со Стюартом объединили свои транспортные потребности, не было надобности держать двух водителей. «Роллс» был отправлен в отставку вместе с шофером – слишком вызывающе, сказала Оливия, местные могут принять их за поп-звезд. В Мидхэрсте утвердились Эрнст и «даймлер» (невостребованные на Антибах, где у отца была яхта и новый «ситроен».). Эрнст поселился в маленькой холостяцкой квартирке над гаражом, его утешением был «феррари мистера Стюарта», который ему не разрешалось водить, но который он все равно драил до блеска каждую неделю.
Затем им понадобился умелец-садовник, и вскоре нашелся подходящий человек из местных, откликающийся на имя Энди Графтер [12]12
grafter – взяточник ( англ.).
[Закрыть].
– Ну, как не любить эту страну и ее коренное англосаксонское население! – воскликнул Стюарт, когда до него дошло, что Оливия не выдумала фамилию садовника. Он как раз натягивал сапоги, чтобы выйти осматривать яму, вырытую под внутренний бассейн и фундамент оздоровительного комплекса.
Если и была одна вещь, с которой Оливия никак не могла примириться, то это его мышление миллионера двадцать первого века. Когда доходило до разрушения старого имущества во имя собственной прихоти, она упрекала его, как леди викторианской эпохи. Все это, включая плавательный бассейн, нужно лишь чтобы удовлетворить его раздутое самолюбие.
– Оливия, милая, дорогая…
– Не умасливай меня, Стюарт! Старый генерал в гробу перевернулся бы, если бы узнал, что ты делаешь с его собственностью.
– Он предпочел бы оставить ее разоряться и разрушаться, да!
Ну ладно, думала Оливия, вдвоем мы как-нибудь выпутаемся…
Однажды утром Бэрди в раздражении возникла на пороге кабинета Оливии, выходящего на Холборнский виадук. Она фыркнула, а когда Оливия не отреагировала, прошипела:
– Ты занята?
– Ты же видишь, что да! – сердито сказала Оливия.
Она устала, ее глаза покраснели от чтения рукописей, распечаток, сводок и образцов. Да еще голова болела от шума и грохота стройки, корежившей ее дом, которая до сих пор выглядела так, будто строителям выдали ордер на снос. На работе ей хотелось хотя бы чуть-чуть тишины и покоя.
– Тут тебя хочет кое-кто видеть… – Бэрди сделала большие глаза и слегка мотнула головой, показывая, что «кто-то» стоит прямо за ней.
Оливия положила перед собой еженедельник.
– Я не знала, что ты записала мне встречу на это утро, Бэрди. У меня через десять минут Совет, а потом…
– Не встречу, Оливия. – Бэрди дернула левым плечом. – Это минутное дело…
– Что и кто? Знаешь, я сожалею, но сейчас видеть никого не могу…
– Оливия, это придворная дама!
– Мне очень жаль, но…
– Это действительно придворная дама! – У Бэрди, похоже, даже шея покраснела. – Ты знаешь!
– Нет, я не знаю, Бэрди, так что хватит говорить загадками!
– Вайолет! «Мемуары застенчивой женщины», изданные в «Лэмпхаузе» в 1932 году! – А поскольку и это не пробудило память Оливии, Бэрди добавила: – Самая молодая леди из королевских постельничих!
– Да, смутно помню… Ну конечно, из старых изданий «Лэмпхауза», которые Данкерс хранил в приемной и с гордостью показывал ей, когда она была еще малышкой. Оливия потихоньку шепнула: – Да ведь это давно устарело, Бэрди?
Та нервно взглянула через плечо и яростно прошипела:
– Придворную даму нельзя не принять, даже если она пришла без приглашения!
Тут Бэрди была неожиданно отодвинута в сторону, и появилась крупная, рослая женщина в платке, темных очках, жемчужном ожерелье, твидовом костюме и грубых коричневых башмаках, на вид лет семидесяти пяти. Под слоем косметики проглядывали следы былой красоты. В левой руке она держала модную сумочку, в правой – небольшой чемоданчик.
– Доброе утро. Вы, наверное, не помните меня?
– Боюсь, что нет… – Оливия была в полном замешательстве.
– Вы не виноваты, мисс Легран, мы разговаривали только по телефону. Я – леди Констанс Арбъюснот-Фордайк-Тойнби, псевдоним Вайолет Фордайк. – Она пожала Оливии руку так, что та хрустнула. Это кое-что говорило о здоровом образе жизни, витаминах, тренировках и непреклонной вере в свои силы. – Мы обсуждали тематику по телефону, – продолжала Вайолет, – и вы сказали, что, учитывая имя и статус автора, хотели бы лично познакомиться. Вайолет, то есть я, к настоящему времени закончила два несравненных мемуара. Первый называется «Жизнь с королевскими особями», его продолжение – «Смерть Монархии», это о соблазнах британской республиканской системы.
Леди Констанс Арбъюснот-Фордайк-Тойнби положила на стол свой вместительный чемоданчик, достала оттуда золотой портсигар и зажигалку, зажгла сигарету и в клубах дыма извлекла пачку бумаг.
– Вот они! – заявила она, бухнув их на стол. – Все о европейских монархиях из первых рук, как я знала их, – о португальской, испанской, румынской, русской, норвежской, голландской, бельгийской и британской. Все они здесь, in fragrante delicto [13]13
На месте преступления ( итал.).
[Закрыть], так что читайте на здоровье!
Она захлопнула чемоданчик и собиралась было исчезнуть с такой же скоростью, как появилась, когда Оливия пришла в себя.
– Простите… э… ваше сиятельство. – Быстрый взгляд на рукопись с фамильным гербом не успокоил ее. – По-моему, здесь какое-то недоразумение. И я не мисс Легран, а миссис Маккензи – Оливия Маккензи.
– А где же Дейвина?
– В Торонто.
– Ну, ничего не поделаешь. А где сэр Гарольд?
– На юге Франции.
– Как это похоже на него! Типичный издательский плейбой! – Вот это вряд ли, сердито подумала Оливия, насколько я его знаю… – А кто вы – я имею в виду ваше положение здесь, миссис Маккензи?
– Директор «Лэмпхауза» и главный редактор вместо мисс Легран, которая теперь работает в нашем офисе в Торонто. Я – дочь сэра Гарольда.
– Я поняла, что вы – Котсволд, как только увидела вас! У вас его подбородок – выдающийся и агрессивный, внушающий уважение. Взгляните на рукописи, дорогая. Вайолет, то есть я, желала бы твердо знать, да или нет – предпочтительно да, – в конце недели, когда я возвращаюсь в Париж. До свидания!..
– Леди Вайолет… я имею в виду, леди Констанс… Боюсь, что в настоящее время мы не принимаем незаказанных рукописей, – безнадежно сказала Оливия.
Огромная, величественная придворная дама помедлила на пороге, выпустила, клуб дыма в лицо Бэрди и улыбнулась из-под темных очков.
– Поймите же, миссис Маккензи – Оливия, – я не просто незапланированная рукопись! Я Вайолет. Автор, принесший «Лэмпхаузу» миллионы в тридцатых, сороковых и пятидесятых. Когда мой «Королевский роман» продавался на каждом углу, «Лэмпхауз» купался в лучах моей славы.
– Я не хотела… – начала Оливия, но авторесса «Королевского романа» оборвала ее на полуслове.
– На случай, если отец не говорил вам, – я его незаконнорожденный отпрыск. Нет, не ужасайтесь, дорогая, я имею в виду графа де Пира Анджелонни, не сэра Гарольда. Фамилия Пира была связана с итальянскими Наполеонами, и его роман с моей матерью, дочерью английского лорда, наделал в свое время много шума. Мой отец устроил ее на сцену в Фоли-Бержер [14]14
Знаменитое кабаре и Париже.
[Закрыть], и она стала там гвоздем программы. Видите ли, Пира был беден и абсолютно беспринципен. Мать отстрелила ему стратегически важный орган за его неверность во время ее трудной беременности мною! Таким образом, я осталась единственным плодом этой несчастливой связи. Это больше похоже на семейную сагу. Но все есть в книге, так воспользуйтесь же материалом, если хотите!
Оливия не могла. У нее не было защиты, и потому приходилось уделять столько внимания этой напористой даме, незаконному отпрыску сомнительной европейской знати.
– «Лэмпхауз» все еще нуждается во мне, миссис Маккензи. Вашему отцу не следовало продавать его, да! Однако после драки кулаками не машут… Передайте ему привет. Он все еще занимается гольфом? В этой игре я обычно выигрывала у него. Ну, все, дорогая, я спешу в магазин!
Она плечом столкнула Бэрди с дороги и отбыла со своим аристократическим чемоданчиком и модной сумочкой.
Оливия плюхнулась в служебное кресло, глубоко дыша. Бэрди уже собиралась улизнуть, когда Оливия рявкнула:
– Не так быстро, Бэрди Гу!
– Я только хотела принести тебе чашку крепкого черного кофе, Оливия…
– Никогда больше так не делай! Я чувствовала себя идиоткой, понятия не имела, кто она и зачем пришла. А теперь я завалена кучей устаревших мемуаров, которые никто не станет читать!
– Королевские истории, Оливия…
– Заткнись, Бэрди! Благодаря Винни, теперь я завалена! Могла бы, стерва, хоть предупредить меня! Похоже, она согласилась принять их еще до отъезда в Торонто! – Оливия раздраженно махнула рукой в сторону профессионально подготовленных рукописей.
– Что мне теперь с этим делать, Бэрди?
– Издай их и приобщись к славе! – весело сказала Бэрди. – Ничего страшного, если «Лэмпхауз» выдаст некоторые тайны королевского двора! – И она выбежала, чтобы принести кофе.
Оливия чувствовала себя виноватой, наблюдая, как Стюарт укладывает чемодан перед поездкой в Штаты. Она сидела за туалетным столиком у большого эркера с новыми, освинцованными дубовыми рамами. Спальня была заново отделана и обставлена, как и примыкающая к ней гардеробная Стюарта, но сохранила все свое величие. Чемодан лежал на кровати, а Стюарт рылся в комоде в поисках нижнего белья.
– Помочь? – предложила Оливия.
– Я и сам справлюсь.
– Твои носки в нижнем ящике, трусы в следующем, а рубашки… – Все еще в корзине, подумала она, но не сказала, надеясь, что ему хватит чистых.
Она хотела сделать все это сама, но ей не дали. Она хотела стать ему хорошей женой и надежным деловым партнером. Она хотела помочь ему создать в доме уют и благоденствие. Спешка и усталость не позволили. В 90-х годах работающей женщине приходилось туго.
В вопросах отделки и убранства дома молодые супруги пошли на компромисс: был приглашен художник по интерьеру. Тот все понимал и делал с полуслова, но удовлетворения это не давало.
Оливия намазала лицо увлажняющим кремом, загар медового месяца давно сошел. Ее лицо чуть шелушилось – результат долгих часов, проводимых при искусственном освещении в кабинете. Она попыталась затеять разговор, чтобы поддержать контакт, хотя оба устали настолько, что в эти дни буквально вспыхивали от малейшего замечания.
– Видел бы ты лицо Бэрди, когда леди Констанс Арбъюснот-Фордайк-Тойнби, она же Вайолет, столкнула ее с дороги! Это было сделано в лучших традициях регби! Леди Констанс сейчас, должно быть, лет семьдесят пять… Я начала читать ее мемуары за 1952–1972 годы, «Жизнь в королевском дворе», о ее романе с русским князем. Он теперь живет в Париже. Это восхитительное чтение, как раз для электрички.
– А ты ездишь домой электричкой?
– Ну да, «даймлер» ведь у тебя.
– Надо было оставить «роллс» с водителем.
– Нет нужды. Я люблю ездить в электричке. Есть время почитать про многие колоритные романы и браки Вайолет. Что за жизнь она вела! Ты знаешь, она даже была волонтером Королевских вооруженных сил во время испанской гражданской войны! А потом ее забросили с парашютом во Францию, сражаться в рядах французского Сопротивления, потому что она владела несколькими языками, включая немецкий! Она совсем рехнулась – неужели считает, что это можно издавать? Ее творение так и отдает низкопоклонством! «Лэмпхауз» завален и хорошим, и плохим материалом, так почему же я должна издавать мемуары Вайолет только из-за ее сомнительных связей с королевским двором, весьма сомнительных, даже если это все правда. С другой стороны, мы ведь ее уже издавали раньше, до Второй мировой войны и в пятидесятые годы.
– Я об этом ничего не знаю.
– И это все, что ты можешь сказать? Сегодня ты не очень-то разговорчив, правда, милый?
На него это не похоже. Он обычно бывал таким участливым, бодрым и обаятельным – словно бокал шампанского. А сейчас как будто выдохся.
– А что я еще могу сказать? – возразил Стюарт. – Нет, не надо – да, надо? Или что это будет жемчужина издательства «Маккензи» – мемуары рехнувшейся старой леди со следами былого величия?
– «Лэмпхауза», а не «Маккензи»!
– Без разницы. Издавай хоть пустые страницы, если считаешь, что аристократическое имя увеличит прибыль компании.
– Ты говорил со своим отцом!
– Не сейчас.
– Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой, Стюарт.
– Почему?
– Потому что у тебя к моей проблеме вот такое… такое отношение.
– Это я должен чувствовать себя виноватым, заставляя тебя ездить на электричке, когда сам пользуюсь «даймлером» твоего отца. Надеюсь, ты хоть ездишь первым классом?
– Нашим «даймлером»! И почему первым классом? Я люблю ходить в народ!
– Это я заметил…
– Что с тобой, Стюарт? Езда в электричке дает мне возможность читать свои книги. Я не могу читать на заднем сиденье «даймлера» или «роллса», меня укачивает. А еще можно послушать чужие разговоры – по меньшей мере, очень занятные, даже если они обычные! Я сама – обычная, и что в этом плохого?
– Ничего, за исключением того, о чем я тебе уже говорил: люди вроде нас не могут всегда вести себя как им заблагорассудится. Ты думаешь, что ты обычная, – на самом деле, нет! На такую, как ты, смею сказать, жену миллионера, красивую, незащищенную и простодушную, вполне могут напасть и похитить с целью выкупа.
– Тьфу! Это все гангстерские сказки, плоды твоего американского воспитания.
– Допустим, канадского!
– Не демонстрируй свое показное превосходство! – Она повернулась на пуфике. – Ты и без того заставляешь меня чувствовать себя очень виноватой!
– Почему?
– Я не уложила твой чемодан, черт побери!
– Зачем ты ругаешься?
– Затем, что забыла о чистых рубашках.
– Не проблема.
– Ты говорил, будто агент по недвижимости – не проблема, а посмотри, что мы имеем. Кучу проблем! Лопнувшие трубы, нет света – я и забыла про рубашки! Надо было попросить миссис Даннимотт выстирать их в своей машине… Я сейчас пойду и сделаю это, потому что трубы уже починили…
– И не думай! Уже почти полночь, они ни за что не высохнут до утра.
– Я их повешу на сушилку.
– Брось, Оливия! Я куплю несколько новых в аэропорту.
– Вот, опять: «Я куплю несколько новых в аэропорту»! Для бедной женщины один совет: выходи за богатого! Не заставляй меня чувствовать себя виноватой, Стюарт, я не могу быть сразу везде!
– Я тебя и не прошу!
– Тогда что ты подразумеваешь? – Он не ответил, она еще больше разозлилась и, швырнув тюбик с кремом на туалетный столик, сказала: – И зачем это мы так грыземся?
– Грыземся? – великолепный в своей наготе, он прошел в ванную, такой, черт возьми, снисходительный. – Кто грызется, милая?
Оливия бессильно поникла на своем пуфике у туалетного столика. Так тебе и надо, фантазерка Олли! Внезапно оказалось, что она живет в точности так же, как ее мать. Внезапно оказалось, что она больше не самодостаточная личность, а только жена. Жена, которая всюду идет вслед за мужем и делает все по его указаниям. И муж ей вовсе не партнер, а диктатор, полагающий, что свидетельство о браке и обручальное кольцо сделали ее его приобретением.
Пора бы поумнеть, Стюарт! Это не просто твой второй брак. Это наш брак, который выживет – «пока смерть не разлучит нас»!
Оливия последовала за ним в смежную ванную (кафель до сих пор не был уложен). Стоя на пороге, она чувствовала в себе злость, какой раньше никогда не знала.
– Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!
– Ты не разговаривала, милая, а агрессивно спорила.
– А ты что делаешь?
– Бреюсь… потому что утром не успею. Мой рейс в семь часов.
– Я взяла несколько дней, чтобы побыть дома с рабочими, пока тебя не будет.
– Я еду только на три дня, милая!
Три дня – достаточное время даже для Всемирного потопа!.. Нет, только не становиться сварливой домохозяйкой – мужчины таких ненавидят, предупредила себя Оливия. Она много читала о таких ведьмах в дамских романах.
– Стюарт, я люблю тебя так, будто это последний день жизни, ты знаешь!
– Я тоже тебя люблю, солнышко.
– Я хочу сама отвезти тебя в аэропорт.
– Нет никакой надобности, есть водитель, которому платят, чтобы он нас возил!
– Опять ты за свое! Всю свою жизнь я плясала под дудку отца. Я больше так не хочу.
– Тогда зачем ты вышла за меня?
– Я хочу быть с тобой ради тебя, тебя самого, без учета признаков твоего богатства.
– Так выходила бы за кого-нибудь другого, Оливия!
– Что ты хочешь этим сказать, Стюарт?
– А что ты хочешь этим сказать, Оливия?
– Я хочу сказать, что верю в настоящее, действенное партнерство. Я хочу сказать, что наш «миллионерский» образ жизни не должен заставлять тебя терять из вида самое существенное – я пока что личность, которая желает твердо стоять на земле, даже если мыльный пузырь лопнет. Потому что и тогда я не буду винить тебя в нарушении обещаний. Если мы однажды прекратим работать ради денег, ты и я и вся эта махина «Лэмпхауз – Маккензи», наш привилегированный образ жизни и статус миллионеров – все наутро исчезнет! Что ж, я знаю: жизнь – трудная штука, Стюарт. И этому меня не отец научил, это я узнала сама.
– Ты словно проповедуешь новообращенным, милая, – заметил он.
– Так вот, я сейчас пойду и выстираю твои проклятые рубашки, высушу их и выглажу, как меня учила делать мама, у которой за тридцать лет брака грязные рубашки в корзине не скапливались! – спокойно сказала Оливия.
– Вы с матерью читали слишком много сентиментальных романов! – Он ухмыльнулся в зеркало. – По-моему, ты просто переутомилась. Или у тебя предменструальное состояние?
Она швырнула в него тапочку. Нет, враждовать с ним невозможно! Он современный мужчина, почти что человек двадцать первого века, который знает все о женских расстройствах и как с ними бороться.
Оливия бросилась в постель, натянула одеяло до подбородка – уже не в черном пододеяльнике, а в цветном, неглаженном, хлопчатобумажном. Черное сатиновое белье было отправлено в шкаф на случай, если миссис Даннимотт что-нибудь не то подумает. Пусть покупает новые рубашки, если хочет, черт с ним!
Она отвернулась от него, притворяясь спящей, когда он осторожно убрал чемодан со своей половины кровати и лег рядом.
– Олли, ты спишь?
– Не называй меня «Олли», «милая»! – Она сильно ткнула его локтем. – Я тебя ненавижу за то, что ты заставляешь меня чувствовать себя неполноценной.
– Ты восхитительна… Поди ко мне, и убедимся в этом.
– Иди к черту!
– Я тебя люблю.
– А я – нет.
– Вздор, любишь!
Да, она любила! Оливия повернулась к нему, увидела его выбритый подбородок и смеющиеся глаза и поняла, что будет дико скучать, если даже он уедет всего на три дня.
