355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Зорич » Пилот вне закона » Текст книги (страница 11)
Пилот вне закона
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:33

Текст книги "Пилот вне закона"


Автор книги: Александр Зорич


Соавторы: Клим Жуков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Глава 8
ПОСЛЕ ПОТОПА – МЫ

Ноябрь 2621 г.

База «Последний Ковчег»

Система Шао, астероидный пояс Дун-шань, планетоид Кровавая Мэри

Единорог – Лебедю: Наблюдается резкое снижение активности «Синдиката TRIX». За октябрь и первую половину ноября не зафиксировано ни одного боестолкновения с силами указанного НВФ. Отмечены лишь редкие налеты на добывающие станции концерна «Дитерхази и Родригес». Их в общей сложности на 76 % меньше, чем в предыдущий период.

Лебедь – Бегущему: Агент Звонкий сообщает, что в Тремезианском поясе потеряны три разведывательные станции «Метеор», принадлежащие предположительно Управлению Внешней Разведки ГАБ (альтернативная версия: ГРУ ГШ ВКС). С первой станцией связь была потеряна в системе Шао. Две другие утрачены в системе Иштар. По заранее утвержденному плану агент Звонкий составил отчет, в котором указано, что станции были потеряны в силу естественных причин.

Бегущий – Лебедю: Инициативу Звонкого одобряю. Оперативную сводку из сектора Лукреция – Шао принял. Постановляю сообщить Единорогу о недопустимости любых мероприятий против НВФ «Синдикат TRIX».

Дракон – Бегущему: Докладываю о готовности операции «Титанир». Караван достигнет расчетной точки 17 ноября между 11:30 и 12:30 по универсальному времени.

Осень выдалась спокойная. «Последний Ковчег» замер, не подавая признаков жизни, обычных для организации нашего профиля. Боевые пилоты в основном лентяйничали, что лично мне было чрезвычайно приятно.

За весь октябрь я совершил хорошо если четыре вылета на патрулирование. Ну и в ноябре выпали два дежурства. Все. Больше никакой боевой работы.

Нас, конечно, гоняли на симуляторах. Как думали пиратские вожди – до седьмого пота. А я только посмеивался – после Северной Военно-Космической Академии мне не доставалось даже второго пота, не то что седьмого!

Зато новобранцы стонали. За них взялись по-настоящему, почти как на флоте. Симуляторы, вылеты, учебные стрельбы, тактика индивидуального боя, тактика боя в группе – все прелести.

Не знаю, отчего меня не привлекли в качестве инструктора, казалось бы – кандидатура идеальная. Но нет, к моему великому удовольствию Найджел Перкинс что-то недоглядел. А может, решил, что с меня временно хватит?

Зато такие звезды пилотажа, как Тосанен, Небраска, Фэйри и Йоганн Вестервальд, буквально валились с ног, обучая молодежь и слетывая эскадрильи. Да-да, брат Йоганн умел далеко не только употреблять расширители сознания, кутить по кабакам и всячески безобразничать. Это был пилот высокого, высочайшего класса. Чувствовалась германская школа авиакосмических истребителей – в мире не самая последняя, можете мне верить. К тому же опыт, который, как известно, пропивается с трудом.

К слову, новобранцев оказалось много, очень много. База полнилась сотнями незнакомых лиц, десятки которых оседали в пилотских креслах. Черт знает, откуда Блад умудрялся вербовать такую прорву народа – да не простого, а грамотного. Пусть и в первом приближении, но грамотного!

Кевин Михальский принял партию вооружений, закупленную хитрым пролазой Салманом на Земле, и впал в детское счастье. А потом выпал из него с хрустальным звоном, когда выяснилось, что все флуггеры должны быть в строю к середине ноября! Блад лично пришел в сборочный цех и прекратил истерику главного техника, пообещав, как обычно, пристрелить.

– У меня людей не хватает! – орал Михальский и лягался, как протогиппиус. Лягаемый сборочный комбайн смолчал, зато не смолчат Кормчий.

– Это твои проблемы, брат Кевин. Или справишься и заработаешь денег, или не справишься и заработаешь пулю. Понятна ситуация?

Ситуация была понятна, и ситуация была непроста. Потому что флуггеров на тонкой шее Михальского расположилась могучая куча!

То время было пиком славы «Синдиката TRIX». К двадцатым числам ноября Кевин планировал ввести в строй сто сорок семь полностью боеготовых машин! Еще бы он не планировал, добавлю от себя с ехидством: Блад всегда держал обещания, особенно в той части, которая касалась пули между ушей.

Девяносто шесть истребителей («Черные громы» и «Соколы») были сведены в восемь комплектных эскадрилий. Тридцать три штурмовика «Красный гром» – в три эскадрильи.

Вообще-то «Красный гром», он же Ki.33 «Сэкираймэй», – официальная модификация «Черного грома», которую клепал в свое время тот же «Сэнран». В нашем же случае аутентичных «Сэкираймэев» было штук десять, остальные были получены кустарной конверсией «Черных громов». Конверсию проводил все тот же несчастный Кевин, так что он вынужденно перешел на режим жизни по системе «сон дело поросячье».

А еще у нас было десять настоящих торпедоносцев! Десять! У пиратов! Вдумайтесь, товарищи!

Французские старички «Сават» образца 2556 года были списаны и выведены из эксплуатации еще при царе Горохе. Они пыхтели, как первый паровоз, вызывая смех и улыбки профессиональных военных. Но «Саваты» оставались вполне крепкими машинами, опять же как паровоз. Они тащили по две вполне современных торпеды – а это, друзья, совсем не смешно.

Плюс благодаря Салману «Синдикат» разжился восемью десантно-штурмовыми «Кирасирами».

По скромным меркам Тремезианского пояса – настоящая Великая Армада!

Зачем Блад готовил такую прорву флуггеров, никто не знал. То есть все – от пилотов до роботов-уборщиков – понимали, что готовится Большое Дело. Война, если перетолмачить на общедоступный. А вот с кем… Имелись варианты, и много.

Множественность вариантов порождала сплетни, разговоры и пересуды. Их никто не пресекал, так как все «увольнительные» из «Последнего Ковчега» были отменены и народу ничего не оставалось, кроме как слоняться по базе и повышать боеготовность.

В баре Джуниора Сяна было чрезвычайно тихо. Плазменные и голографические панели, которые занимали практически все свободное пространство, рассматривали пейзаж и друг друга мертвыми, темными экранами. Обычно здесь крутили гонки. Любые, отовсюду.

Особой популярностью пользовались кольцевые гонки на флуггерах, так как многие в «Синдикате» немало преуспели в их нелегальной версии и чувствовали сопричастность. Но были в ассортименте и скачки, и соревнования шагающих роботов, и банальные тараканьи бега купно с «Формулой-5».

Когда мрачный электрик обесточил визорную консоль («По личному распоряжению Кормчего, ничего не знаю, отвалите!»), даже самые тупые и равнодушные что-то сообразили. Надо ли говорить, что бар служил по совместительству тотализатором? Что автоматически означало неисчерпаемый источник ссор, часто выливавшихся в махровую уголовщину. А тут на тебе: прикрыли шалман!

В нашем воздухе, тридцать три раза регенерированном, все отчетливее носился запах Большого (очень большого!) Дела.

Я попал в бар в черный день отключения. Народу было много, все сидели трезвые и грустные. Что за притча, я понял, когда пробрался к стойке и услышал, как с Сяном общается один новоприбывший в шикарном блатном прикиде.

– Эй, Джуниор! Чо за дела, в натуре? Сегодня этап гонок в Греках Юпитера! Ты зачем экраны притушил, жирный?

– М-м-м-м… – сказал Сян после увесистого раздумья.

– И чо ты мычишь? Плесни лучше текилы на два пальца!

Тут китаец выдал самый длинный и быстрый ответ на моей памяти:

– Теперь у нас только духовная писся. До особого распорязения Кормтего! – На стойку легла книжка. – Потитай «Скризяли Праведных», брат Какос! А пить запрессено, потому тьто вы детоксин не принимаете!

– Я Каллос, жирный! Не, ну вы слышали? Чо за зона, в натуре?! Хоть чифиряй теперь!

«Эге, – подумал я, – ничего-то вы не знаете! А я знаю, но не скажу, ибо приказа болтать не было».

Я подсел за столик к трем полузнакомым пилотам, которые сидели в обнимку с кружками кофе и судачили о новой тухлой жизни.

– Я тебе говорю, братан, скоро будет дело, – говорил один, кажется, его звали Поско.

– Не братан, а брат, фильтруй речь, – поправил его здоровенный негр, чемпион по боксу в тяжелом весе по имени Бомбардировщик Виллис. – За дело все ясно, базара нет. Кого потрошить будем? И когда?

– Нечего гадать, – ответил третий, блондинистый и небритый. – Или на «Дитерхази» навалимся, или «Алых Тигров» будем жизни учить. А то что-то давно мы тихо живем. Забывают запах хозяина!

– «Тигров» это да. «Тигров» было бы неплохо… – мечтательно вздохнул Виллис. – Но зачем Кормчий столько флуггеров готовит?

Поско почесал подбородок, шумно отхлебнул из кружки и усмехнулся.

– Хе-хе! А затем, что давно пора отжать у «Тигров» копи на Шварцвальде! Пусть бегают по джунглям как раньше и зверей стреляют! Для штурмовки копей надо много машин. Ох и заруба будет!

– А что ты за клонов скажешь? – Это снова блондинистый. – Хозяйство «Кармаила» – вот оно, рядом. И кусок жирный. А, Румянцев? Как мыслишь, осилим клонов?

Я пожал плечами.

– Скажут бить клонов, буду бить клонов. Скажут «Тигров» – значит, их. Чего мозги размножать за такие-то деньги?

Вариант сворачивания темы был беспроигрышный. При слове «деньги» все сразу закручинились с выражением умеренной жадности на лицах.

Я спокойно допил какао, похрустел протеиновым батончиком и покинул заведение, задав напоследок вопрос:

– Знаете первые симптомы лучевой болезни? Хочется жрать, спать и кажется, что мало платят. Вот то-то и оно, мы все тяжело больны.

Из бара я направил стопы в техническую зону, царство Кевина Михальского. Я жаждал проверить свой «Хаген», так как в последнем вылете обнаружились проблемы с охлаждением тангажных дюз.

Цех обрушился на меня, как рояль на голову с десятого этажа. В огромном подземном комплексе носились такие децибелы, что воздух казался плотным, доступным разрезанию и подвеске топора. Дело именно в адском грохоте и вое, а вовсе не в вонище сварки, горелой графитовой смазки, жженого металла, топливных сборок и чего-то еще, необъяснимо внечеловеческого.

Я миновал магнитную полосу конвейера, испытав смесь страха и восторга. Восторг от зрелища слаженной работы сборочных автоматов, монтировавших плоскости на катамаранных центропланах череды «Соколов». Страх от исполинских размеров, а также абсолютной точности механизма. Микронной, нечеловеческой. В душе шевельнулся атавистический ужас перед бунтом машин.

На опоре конвейера висел шильдик «DiR Ingeniero». Вот откуда Иеремия выкопал сей агрегат, совсем немаленький? Да еще производства своих ближайших конкурентов? Неужто так же, как и истребители, через разгильдяйский Большой Муром?

Кто, кто, скажите на милость, покрывает грузоперевозки таких масштабов?! В каких заоблачных высях власти он парит?! Ведь это стратегическое оборудование ценой в десять чемоданов терро! Его невозможно украсть, а тем более купить! Сборочные линии флуггеров состоят на мобилизационном учете, то есть их даже изготовить можно только с очень серьезного разрешения! Не то что продать!

Пылая праведным гневом, я добрался до ремзоны. Полюбовался на свой «Хаген». Отловил техника с ответственным выражением лица.

– Ну что? – задал я емкий вопрос и кивнул на флуггер.

– А, Румянцев… – буркнул техник. – Завтра забирай свою птичку, заколебались уже с вашим мелким ремонтом!

– В чем там проблема, не поделишься?

– Контур циркуляции хладагента засрался. Выковыряли трубку, почистили, всего делов. А то ты написал в формуляре такую панику, будто все, кранты машинке. Спокойнее надо, спокойнее!

– Теперь порядок? – спросил я.

– Теперь порядок, – подтвердил техник.

– Слушай, а где Михальский?

– На хрена он тебе?

Я ответил выразительным взглядом.

– Ой, ладно, великий секрет, тоже мне! Вон там Михальский. Нервы лечит, ха-ха-ха! – Техник заржал и ткнул грязным пальцем в сторону двери в переборке.

Я добрался до кабинета старшего смены. Прямо на столе, заваленном техдокументацией, стояла бутыль мрачных размеров с чем-то прозрачным и очень алкогольным внутри.

С одной стороны, окруженный тремя работающими планшетами, сидел брат Кевин. Пьяный в хлам, голый по пояс.

Спиной к двери на краешке стола – Салман дель Пино в экспрессивной позе и тоже топлес. (Кстати, кто-то меня уверял – Сантуш, Тосанен, Фурдик? – что старинное русское слово «топлес» является заимствованием из малопопулярного языка «бритиш инглиш»; чушь, мне кажется.)

Сперва я решил, что Салман собирается Михальского ударить, что в его случае было синонимом слову «убить». Одной рукой он держал собутыльника за затылок, а вторую отвел назад, сформировав чудовищный, гиреобразный кулак. Я невольно зажмурился.

«Вот так и пишут потом в тремезианских газетах, – пронеслось в голове. – „После совместного распития спиртных напитков“…»

Но нет, пронесло. Это Салман занимался жизненными наставлениями.

– …от так! Тому кастетом в рыло, лицо просто в хлам! Залетаем к борзому в каюту: гони бабки, сука! Он чо-то «мэ-мэ-мэ», я тогда вот так его за репу, показываю кулак: ну чо, говорю, заколачивать? Сра-а-азу бабки нашлись, едрена панорама! Без всяких паяльников, иголок под ногти и молотков по коленям!

– Г-хэм, – кашлянул я, чтобы, не дай Бог, не напугать Салмана. Тот обернулся.

– Румянцев, ты?

– Я, я. Если в каюту залетит такой орел, блин, любой бабки найдет, без всяких там паяльников! – честно признался ваш покорный слуга, потому что Пино даже со спины чертовски внушал. Не человек! Утес! – Какие ты ужасы рассказываешь!

– За штуку терро и не такое делали, я отвечу, – сказал он и слез со стола, причем на груди обнаружился шрам от ключицы до пояса в ладонь шириной. Уродливая полоса змеилась, уходя под штанину. Вообще неясно, как можно так покалечить человека, чтобы он не умер!

– Пить будешь? – спросил Михальский. – У нас тут спиртик.

– Да? А ничего, что Блад пить запретил? Уж тебе точно не стоит! Полный ангар техники! Как работать будешь? – поинтересовался я, скептически сощуриваясь.

Но за стол сел и стакан взял.

– От работы кони дохнут, – сообщил Кевин. – Ну что ты как пионер? Третьим будешь?

Я кивнул, мысленно ощупал свои карманы и убедился, что пачка детоксина на месте.

Просто удивительно! Все эти европейцы, южноамериканцы и даже некоторые североамериканцы работать умеют, как роботы. Воевать, кстати, тоже. А чуть что «сверх контракта», так сразу ломаются и пить начинают пострашнее русских. Типа потом хоть трава не расти и все такое.

Пока Михальский наполнял стаканы, я думал про пьянство и рассматривал украшение на груди Салмана, который уселся напротив.

– Что, нравится? – спросил он. – Это мне память о Бартеле Два!

– Офигеть! Лучше любой татуировки. Но позволь, что за Бартель Два? Вот и Док давеча рассказывал, а я не в курсе, – сказал ваш покорный слуга. – То есть я знаю, что это такая система в сфере ОН, почти на границе Тремезианского пояса. Ну… официально не заселена…

– Иди ты в жопу, «не заселена»! – отрезал Салман. – Выпьем за Бартель!

Мы выпили.

– И все же? – поинтересовался я, отдышавшись; чистый спирт – штука суровая!

– Вот я тебя не понимаю, Румянцев! Вроде нормальный мужик, а разговариваешь, как институтка! «И все же», «но позволь», «давеча», ты еще «отнюдь» скажи!

– Брат, ты в авторитете, так что, если не в падлу, забазарь тему за Бартель Два, а то я как баклан, ни хрена по тому делу не втыкаю. Обидно и не по понятиям – пацаны-то шарят! – пробасил я и карикатурно растопырил пальцы, каковой жест в среде пиратов обозначал серьезность намерений. – Так лучше?

– Хы-хы! Отнюдь, мля! Втыкать – значит «понимать». Что ты можешь понимать, если ничего не знаешь? Ладно, слушай! Кевин, заткнись и наливай! – потребовал Салман, хотя Михальский заговорить даже не пытался. Он вообще потихоньку отъезжал в лучшую реальность – сказывался предыдущий стакан.

История оказалась интересная, а лучше сказать – жуткая!

Салман дель Пино был майором осназа, а конкретно осназа флотской разведки подчинения Главного Штаба ВКС, а это очень серьезно. Там числилось несколько именных дивизий без номеров. Я помнил две: «Судоплатов» и «Скорцени».

На Бартеле 2–4 (четвертая планета системы Бартель II) располагался сверхсекретный испытательный полигон ЮАД. Как его назвал Пино, «Периметр Чавеса». Я о таком не слышал. Неудивительно: таких тайных мест у нас в Сфере Великорасы немало, а я птица, летающая слишком низко, чтобы быть в курсе.

Периметр Чавеса располагал охраной, табуном ученых, обслуживающего персонала, рабочих и прочая. Были там свои лаборатории и даже полноценный завод. Штат больше двух тысяч человек – жирный такой периметр.

– Чем они занимались, не спрашивай. Не сказали даже нам, – пояснил Пино вполне очевидную вещь. – Что-то темное. Ходили слухи, что в периметре исследовали технологии чужих, потому и так далеко от метрополии. Чтобы, если что, сразу концы в воду.

Сперва все было нормально: аналитики анализировали, обслуга обслуживала. В один не самый прекрасный день по Х-связи доложили, что в районе планеты терпит бедствие конкордианский фрегат. Маленький, номерной. Просили указаний: что делать? С Земли рявкнули, чтобы ничего не делали, кроме усиления маскировочных мероприятий.

А потом все.

То есть – совсем все. Периметр на связь больше не выходил. Запросили клонов как бы невзначай: а что там с вашим фрегатом номер такой-то? Клоны говорят, что связь потеряна.

Паника? Паника! И все основания для нее. Салману приказали выдвигаться с ротой осназа.

Задача простая: в двадцать четыре часа разведать обстановку. При любой нештатной ситуации применять оружие, провести эвакуацию матчасти, документации и персонала. Самое главное: секретность.

Ради ее соблюдения разрешается провести санацию периметра, уничтожать не подлежащие эвакуации матчасть и документацию. Если через двадцать четыре часа не будет доклада об успешном выполнении, к планете выдвигается линкор и проводит санацию периметра с орбиты посредством штатного вооружения.

Короче говоря, будни элиты военной разведки. Прилететь и действовать по обстановке. Найди то, не знаю что. А не найдешь – привет, мы тебя не знаем, главное – секретность, вот вам, друзья, линкор, он ее и обеспечит.

– С нами полетели яйцеголовые из флотской науки, чтобы разобраться с наукой тамошней. Что эвакуировать, если по-простому. Дока с медициной тоже приписали. Плюс два ответственных товарища из ГАБ. Рота усиленного состава – сто восемьдесят циклопов с капитаном во главе, а я над всем этим зоопарком папа. То есть – отвечаю за все. Работа такая.

На орбите Бартель 2–4 по десантному кораблю применили ракеты «земля-космос». Применили с территории периметра, без здрасьте, сразу и насмерть. Экипаж смог обеспечить аварийную посадку вблизи объекта, и осназ пошел на штурм, а что еще делать?

Охрана периметра стреляла во все, что шевелится, из всего, что только стреляет, а не было там только танков и тяжелой артиллерии. Начался бой. Вскоре выяснилось, что с той стороны работает какое-то неизвестное энергетическое оружие с поражающим элементом в виде управляемых сгустков плазмы.

Рота понесла тяжелые потери, но оборону прорвала. Как я уже говорил, элитный осназ – это очень серьезно! Такая рота в отдельных случаях может заменить бригаду обычной мобильной пехоты.

Внутри периметра на горьком опыте выяснили пугающую вещь. Весь персонал буквально сошел с ума. Сперва-то подумали, что это фокусы батальона охраны, но не тут-то было! В бойцов осназа стреляли буквально из каждого окна. Даже камбуз пришлось брать штурмом.

– А потом нас окружили. Там же полноценный батальон, причем из очень непростых парней! Да еще эти психи… Они бросались на нас с ножами, с голыми руками, когда кончались патроны. На нас! В штурмовых скафандрах! Это был мрак, Андрей. И отовсюду эти шаровые молнии, или черт знает что такое. Летит с любой скоростью, если цель на прямой наводке – быстрее пули! А то вдруг зависнет и висит. И за угол залетит, и за стенку, и за холм! Мы всю технику из-за тех штук потеряли!

Через тринадцать часов от роты осталась половина. Салман дал приказ прорываться к узлу Х-связи, чтобы доложить обстановку. Прорвались. Связь на удивление работала. Доложили, запросили подмогу.

Именно там Салмана ранили. Во время очередной попытки отбить здание какой-то «белый халат» попал в него шаровой молнией из бластера неизвестной конструкции.

Шаровая молния оказалась о-го-го. Нагрудный сегмент скафандра вскрыло, как консервную банку, а заодно и грудной сегмент майорской тушки. Броня поглотила почти всю энергию взрыва, но рана была такая, что по всем понятиям Салман в скором времени отправлялся к праотцам.

Док спас ему жизнь, проведя свою знаменитую операцию без наркоза.

А потом прилетел линкор и накрыл территорию из главного калибра в два слоя: силумитовыми и термобарическими боеприпасами. В довершение периметр проутюжили флуггеры. Выжили два человека: будущий Док Скальпель и Салман, без сознания в виде полутрупа.

Док спрятался от поисковой партии, от которой ничего хорошего ждать не приходилось, а через двенадцать часов, когда периметр окончательно обезлюдел, сумел дотащить Салмана до разбитого десантного корабля, найти там (о чудо!) рабочий флуггер и покинуть проклятую планету.

Но это было только начало! Через сутки их подобрал конкордианский фрегат! Его послали искать и спасать пропавший номерной фрегат. Коллег не нашли – надо полагать, их сбили «психи», зато нашли двух живых свидетелей!

Салману, конечно, здорово повезло, иначе он неминуемо скончался бы от сепсиса. Хорошего, однако, мало. Носители очень больших секретов попали в лапы чужого, хоть и дружественного государства. Док отлично понимал, что рассказать придется все. А это конец – с таким фактом в биографии долго не живут.

Именно тогда от переживаний в его мозгу сдвинулись некие важные шестеренки, что сказывалось по сей день. Он умудрился взять в заложники капитана! Тот пришел в медбокс лично побеседовать с собратьями по Великорасе, а собрат взял и приставил скальпель к горлу. Пришлось вести фрегат куда прикажут, а приказали лететь в Тремезианский пояс, система Шао.

По прибытии Док заблокировал маршевые двигатели и главную энергетическую установку, прихватил Салмана, угнал флуггер – и был таков! Пока клоны разбирались с управляющим «железом» звездолета, они были вне досягаемости.

Это означало неминуемый мучительный конец от жажды, удушья или холода, потому как куда ты денешься на флуггере? Неизвестно что творилось в душе бывшего сотрудника Медуправления Флота. В космосе они провели трое суток, а за это время крыша могла уехать очень далеко, и она уехала.

Салману было проще – он почти всю дорогу валялся без сознания, а вот Док… С ним сделалось очень нехорошо, и шрам на душе он носит до сих пор.

Однако личные записи этой парочки в Книге Судеб не оканчивались в этом месте точкой. Это была лишь запятая! На четвертые сутки флуггер был подобран буксиром «Эрминия», принадлежащим «Синдикату TRIX».

– Вот такая история, Андрей. Давайте, мужики, не чокаясь, за моих пацанов, которые домой не вернулись, – закончил Пино и поднял стакан. – А… Михальский спит? Черт с ним. Ну, земля пухом!

Огненосного спирта я не почувствовал. Как представлю: трое суток в космосе с умирающим на руках… Мороз по коже! Да и быль весьма поучительная, с многочисленными слоями морали. В некотором роде мы с Салманом товарищи по несчастью – я тоже пал жертвой служебной необходимости.

Я уж собрался нарушить тягостное молчание своим алаверды, когда ожила селекторная связь. Да как ожила!

– Братья и сестры! – Громовой голос разнесся под подволоком, многократно рикошетируя от переборок и палубы. – Кормчий ждет вас в Храме Воздаяния! Спешите, братья и сестры!

– Мля-а-а! – протянул Пино. – Буди Михальского. Детоксин есть?

– Есть. Ты собрался вот так идти пред ясны очи?

– Как так?

– Полуголый!

– И правда. – Салман принялся одеваться, я растолкал Кевина, оделил всех детоксином, и мы пошли в Храм.

В Храме было людно. За кафедрой уже стоял Блад в своем неизменном смокинге – торжественная снежно-белая фигура на фоне пылающего креста. Наша троица расположилась в последнем ряду, чтобы не мозолить глаза похмельным видом, так как детоксин еще не успел осадить алкоголь.

Часы над входом пробили полдень, и Блад начал:

– Братья! Сестры! Вспомните себя прежних так, как я вспоминаю себя! Я был слаб, вял и ленив. Я был мелок душой и желаниями. Но все изменилось. Для меня, для вас. А скоро мы изменим весь мир! Потому что наша семья, семья сильных, свободных людей, еще не так давно состояла из пятидесяти человек, всего пятидесяти…

Кормчий выдержал паузу и воздел очи к светильникам-факелам.

– Но что это были за люди! Огонь в наших сердцах поднял семью на вершины могущества! Сегодня число наше воистину велико, и мы сильны, как никогда! Пришло время бросить вызов нечестивому и глупому миру вне этих священных стен! Я собрал вас, чтобы объявить об этом…

Его слова потонули в тысячеротом реве. Пираты вскакивали на скамьи, орали и потрясали кулаками. Блад поднял руку, призывая к тишине.

– Но сначала, чтобы укрепить ваши сердца, я прочитаю несколько строк из «Скрижалей Праведных». Слушайте же.

Он начал декламировать, видимо, наизусть:

– Когда человек делает что-то, его душу тревожит вопрос: чем отзовется мое дело? Какова мера ответственности? Что будет дальше? Смогу ли завершить начатое? Братья, говорю вам: это голос слабости, голос так называемой совести, которая есть не что иное, как признак спящего разума.

Пробужденный, сильный человек действует! Потому что никому не дано прозревать будущее, потому что никому не узнать путей Рока. Глупо даже пытаться! Нет никакого будущего, ибо его еще нет, и нет никакого прошлого, ибо его уже нет. Есть только вечное сейчас, что в полной мере осознает сильный человек, если он силен.

Поэтому сильного человека не тревожат ненужные вопросы, он не слушает оправданий так называемой совести.

Говорю вам, братья: глупо тревожиться о несуществующем! Человек живет сейчас, сегодня. Все, что грядет изо дня завтрашнего, нам изменить не дано, но будем же действовать сегодня и сейчас!

Сильный человек осознает бессилие всякой рефлексии. О да! Совесть легко находит оправдания, только бы человек не проснулся и не решился действовать! А вдруг мое дело нанесет вред кому-то? Хочу ли я? Могу ли я? Чушь! Сильный человек силен только тогда, когда простил себе все прегрешения, кроме лени и слабости! Только бездействие греховно!

Поэтому вспомним, братья, первые слова силы: делай что должно, и будь что будет! И вспомним, братья, вторые слова: после нас хоть потоп!

Колоссальный зал накрыла абсолютная тишина, как тогда, в день моего кровавого «крещения». Только теперь я смотрел на Кормчего с другой стороны и чувствовал, как мой взгляд и мой слух становятся совокупным взглядом и слухом тысячной толпы, которая сидит и ждет следующего слова вождя.

Блад торжествующе улыбнулся и возвестил:

– Братья! Вы много трудились в эти дни и терпели лишения, но труд ваш и ваше терпение были не напрасны! Я объявляю войну! И первой целью станет предприятие «Кармаил», принадлежащее нечестивым клонам! Потом будут и другие, но это наша первая жертва. Двадцать седьмого ноября в систему звезды Ташмету прибывает большой караван. Мы уничтожим конвой, захватим транспорты, и тогда нас уже никто не остановит! Исцелим мир огнем! Ignis sanat!

Зал взорвался, и это не фигура речи. Исполинское помещение наполнилось ревом и грохотом такой мощи, что вибрацию воздуха, кажется, можно было увидеть и потрогать.

Я надрывался вместе со всеми, а сам думал: «Бог мой, да он же псих! И все остальные здесь тоже не особо того. Зря я не удрал тогда с Сантушем, хуже бы не было! И координаты „Ковчега“ у меня уже были! Ну вот никак не мог я без их проверки, да? Ох надо удирать, уже на тыщу пятьсот процентов надо!»

Дождавшись, когда многоглавая гидра зала стихнет, Кормчий резюмировал:

– Осталось три дня, братья. За работу! Час расплаты грядет! Я жду вас здесь, в этом Храме, после победы! И каждый! Получит! Справедливое! Воздаяние!

Новая волна пиратских эмоций поднялась выше прежней – хотя, казалось бы, куда еще.

* * *

17 ноября 2621 г.

Тяжелый истребитель «Хаген»

Тремезианский пояс, система Ташмету, группа астероидов планеты Набу

Набу – четвертая планета звезды Ташмету.

Большая, но удивительно рыхлая планета. Это означает сразу две вещи: хорошая (то есть несколько меньше земной из-за рыхлости планеты) гравитация и полезные ископаемые в мощных пластах неглубокого залегания. То есть на Набу есть что выкапывать, и выкапывать удобно. И плевать на разреженную атмосферу.

К тому же всего в семи парсеках отсюда располагается система Иштар – почти официальные владения Великой Конкордии. В обеих системах работает Благое Народное предприятие «Кармаил». У клонов вообще все народное, а значит, благое.

Мы жмемся к астероидам и сохраняем полное радиомолчание, поэтому пока нас не видно. Примерно в ста тысячах километров позади притаились наши рейдеры, готовые к Х-прыжку.

Рейдеры – бывшие транспорты, которые теперь называются «Мститель» и «Лимбус Тремезия». Флагман – «Левиафан», красавец магистральный контейнеровоз типа «Фрэнсис Бэкон», захваченный в свое время у компании «Star Trust», чем и был ознаменован взлет нашего «Синдиката».

Там же неподалеку заслуженный пират – буксир «Эрминия», на всякий случай.

Нас много. Сто сорок семь машин. Никогда никакие НВФ – незаконные вооруженные формирования, а проще говоря, пиратские шайки – не выставляли столько! Но никогда НВФ и не осмеливались нападать на такие караваны!

Вот они как на ладони, прут полным ходом прямо к нам. Средства пассивного обнаружения во всей красе демонстрируют два больших магистрала типа «Чарма» – отменные конкордианские большегрузы. С ними идут два контейнеровоза помельче и, внимание, два фрегата типа «Киш» – наша головная боль.

Фрегаты несут на узлах внешней подвески по шесть истребителей «Абзу», еще по три звена – на каждом магистрале.

Караван уверенно идет в нашу сторону – видимо, где-то здесь у них штатный разгонный трек. Ну что же, как только они покажут нам маршевые дюзы…

Ташмету – маленький желтый карлик, теплый и безобидный, как наше Солнце, – отсюда похож на юбилейный пятак. Вокруг шикарно сверкает Млечный Путь, а на моем мониторе лазерная морзянка:

– Румянцев, по сигналу «Второй» ведешь штурмовики и торпедоносцы к фрегатам.

– Принял, – репетую я.

План толковый – классическая пиратская засада в астероидах. Первая волна – истребители встают на разгонный трек звездолетов и завязывают бой с флуггерами прикрытия. Мы наваливаемся с тыла на фрегаты. А Тосанен на своем неуязвимом «Дюрандале» давит зенитные точки на магистралах – они лазерные, его даже не поцарапают. И, наконец, в дело вступают десантные «Кирасиры» с абордажной партией Салмана дель Пино.

Снова морзянка:

– Готовность минута. Напоминаю: малые контейнеровозы можно валить, большие берем в целости.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю