Текст книги "Пилот вне закона"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Клим Жуков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Глава 2
В ПОГОНЕ ЗА ВЕТРОМ

Октябрь 2621 г.

Око урагана

Тремезианский пояс, система Гракхов, планета Вентус

Лебедь – Единорогу:

Ознакомился с вашей информационной справкой. Невзирая на провал операции «Бледное пламя» по нейтрализации известного вам объекта Сверчок, мы склонны характеризовать ситуацию как положительную. В связи с этим приказываю:

1. Всеми силами продолжать информационное прикрытие развертывания конкордианской базы «Вара-1» в системе Ташмету.

2. Обеспечить проводку груза контрабандных животных с Ардвисуры, для чего гарантировать безопасность агента Финна во вверенном вам секторе.

3. В связи с утратой контроля над перемещениями объекта Сверчок временно законсервировать мероприятия по его нейтрализации (вербовке, захвату, ликвидации). Сохранять полную готовность к возобновлению охоты.

P. S. День «М» близок. Терпения и удачи!

Ураган на планете был виден из космоса. Невооруженным глазом. Исполинская воронка размером со Средиземное море, только слепой не заметит! По периметру ее окаймляли ураганы-спутники меньших размеров, увеличивая площадь катаклизма до значений вовсе невероятных.

Темное, почти черное пятно было исполосовано молниями. Подобных я не встречал никогда, да и помыслить себе не мог – слишком мелко было мое воображение для такого масштаба! Струи атмосферного электричества вспыхивали, ветвились и не гасли минут по пять!

Ураган обосновался здесь давно, почти миллион лет тому назад. Он никуда не смещался и работал гигантским магнето планетарного значения.

Без сомнений, знаменитые устойчивые ураганы в атмосферах газовых гигантов вроде Юпитера и Эмерсона впечатляют сильнее: они больше, скорость ветра выше, а молнии еще краше. Но на землеподобной планете, в кислородной атмосфере… О, такая ярость встречается исключительно редко, а потому внушает почтение.

Мы висели на орбите и любовались величием природного феномена. Паром, транспортная «Кассиопея» и два истребителя эскорта. «Хаген» с кометой на киле – это я, «Сокол» с гепардом – мой напарник Ян Карпович. Место штурмана-оператора в моей кабине занимал лично Боб Джи Кейн, который увязался с нами из соображений хулигански-развлекательного свойства.

«Кассиопея» несла в брюхе горнодобывающий комбайн, бригаду из шести специалистов по добыче камней в сложных условиях и двух пилотов.

Высота три тысячи шестьсот километров, Черное Небо, умиротворение вакуума и полная безопасность. Нырять в такую атмосферу – слишком сильный контраст. Но придется, ведь наша цель – именно этот невообразимый ураган, да не просто ураган, а его сердце, точнее, Око – область штиля в центре.

– Давайте, парни, по вылету, – напомнил о себе и долге капитан парома. – Сколько можно, принимайтесь за работу.

– У нас новенький, – парировал пилот «Кассиопеи» Мишель Рондо. – Пусть Румянцев поглядит.

– По дороге наглядитесь, эстеты чертовы, – проворчал капитан. – Вам еще лететь и лететь, а потом обратно.

– Я, конечно, полечу, – заверил я, разглядывая торнадо, – просто хотелось бы уточнить: как мы нырнем в воронку, если ее так колбасит? Вы только посмотрите!

Воронка вела себя несолидно: ее раструб на глазах изменил ориентацию градусов на пять, изогнув основание исполинской дугой.

– Андрей, это из-за спутников. Очень сильные приливные эффекты, – пояснил Карпович, чей голос звучал в рации как-то глухо. – Но бояться нечего. График движения воронки стабилен, он забит в твой парсер. Ничего страшного.

– Ян, я на истребителе, чего мне бояться? Я за «Кассиопею» опасаюсь. А ну как не выдержит? – отбрехался я, потому что на самом деле страшно было очень. – И, кстати, проверь, что у тебя с рацией? Голос будто из бочки и постоянные помехи.

Карпович сказал, что меня слышит чисто и связь в порядке, а Мишель уверил, что «Кассиопея» там уже бывала и вела себя без замечаний. Ну, раз без замечаний, тогда, в самом деле, чего тянуть? Раньше сядешь – раньше выйдешь.

– Начинаем разгон, – сказал Мишель. – Ян в первом эшелоне, потом «Кассиопея», следом Андрей, как самый здесь неопытный. Напоминаю, порывы ветра в атмосфере могут достигать пятисот километров в час, турбулентность адская, поэтому автопилот не выключать ни в коем случае – маршрут я всем забивал лично… Ян! Это тебя касается, ты у нас главный любитель в смысле полихачить! Андрей, специально для тебя: в средних эшелонах высотности будет наблюдаться сильнейшая ионизация. Не бойся – это здесь обычное явление. Все прозрачно? Тогда полетели!

«Сокол» расцвел букетами голубоватого выхлопа ориентационных дюз, поворочался в пространстве, клюнул носом, а корма его выплюнула фонтаны огня. Истребитель ушел к планетному диску. Вслед за ним, но куда менее изящно отправилась «Кассиопея», а потом пришел и мой черед.

Интересная жизнь у пилота!

Многих коллег видишь так редко (а то и вообще не видишь), что облик забывается, начисто вытертый позывным, личным знаком на борту флуггера и голосом в наушниках. Кто такой Ян Карпович? Да черт знает кто. А его голос, низкий, глухой, в вечной паутине помех, я узнаю из тысячи, и к нему сразу пристанет гепард в прыжке.

Или вот такая нештатная посадка.

Золотое правило гласит: не умничай, не выпендривайся, отдыхай. То есть чем нештатнее ситуация, тем дальше пальцы от кнопки выключения автопилота. Я уверен, что смогу провести флуггер вручную куда угодно, даже через активную область урагана, только зачем напрягаться? Автопилот катает! Значит, пока можно – нужно отдыхать.

Поехали!

Я убрал руки с пульта и откинулся в кресле. В панораму вплыла планета Вентус, а самая приметная в здешних местах звезда Львиный Зев скакнула назад, далеко за корму. Мой электронный компаньон вел машину прямо в Око урагана.

Гай Титанировая Шкура и Боб Джи Кейн командировали наш отряд к системе Гракхов отнюдь не ради удовлетворения научного любопытства. Наш шеф был очень прагматичным тигром, и Вентус был ему нужен в чисто практических целях. Ураган бушевал прорву лет не просто так. Когда-то давно планету таранил метеорит – такое случается сплошь и рядом. Но метеорит был крайне занятный. Казалось бы, ну импакт, ну что тут такого? Вещь неприятная, но для планеты не смертельная – размеры не те.

Но когда отгремел взрыв, оттряслась земля, откипели цунами и потухли лесные пожары, началось невиданное. К месту падения потянулись «ветры злые». Научные данные говорили, что не прошло и нескольких суток, как вокруг завертелся тот самый исполинский смерч, который вертелся к моменту моего прибытия, вертится по сию минуту и будет продолжать вертеться еще несколько миллионов лет.

Рейдеры Главдальразведки, конечно, побывали на планете и, впечатлившись буйством стихии, присвоили ей имя Вентус, то есть – Ветер. Ветров на ней было много. Феномен сказался на всей поверхности космического шарика, хотя эпицентр вовек пребывая на своем месте, далеко обставив даже признанного тяжеловеса среди планет с ветродуйной атмосферой – Дургу.

Ученые проявили закономерный интерес, экспедиция, предпринятая в XXVI веке, подробно исследовала явление. Оказалось, что метеор был под завязку начинен аномальным минералом, который в критической концентрации вызывал к жизни кориолисову воронку. Откуда и ветер ураганного могущества.

Чем больше минерала, тем сильнее ветер – даже расчеты какие-то провели, а также защитили пару-тройку диссертаций.

Не ведаю их судьбы (мужей науки и их творений), но планета была признана опасной, а минерал интересным, но бесполезным. Ах, да! Аномальный минерал прозвали инсаниритом! После чего на планете в Астрографическом Реестре поставили жирный крест.

С тех пор Вентус изредка посещали ксенобиологи в погоне за уникальной биотой планеты, развивавшейся целую эпоху в условиях такой ветрености, что наш земной шторм прокатывал за легкий весенний бриз.

Но умный Гай рассудил иначе. Если планета никому не нужна, а минерал экономически бесперспективен, отчего бы не попользоваться? После чего «Алые Тигры» немного поэкспериментировали с инсаниритом и построили в форте «Вольный» архаическую ветряную электростанцию.

Двадцать четыре турбины день и ночь вырабатывали ток, повинуясь локальному урагану, который порождался инсаниритовым сердечником. Его нужно было саму малость – всего пять тонн чистого минерала обеспечивали скорость движения воздушных масс свыше ста километров в час.

Как я уже говорил, Гай был чрезвычайно практичным «тигром».

Мы не знали, отчего инсанирит ведет себя именно так и что обеспечивает его свойства. Аномалия, что с нее взять! Раз в год его энергия иссякала, трапперы летали на Вентус, пополняли запасы, и клан был обеспечен абсолютно дармовым электричеством.

Всего сто пятьдесят мегаватт, но подспорье нашей ТЯЭС неплохое, я так считаю. Опять же: совершенно независимый резервный источник питания…

…Итак, мы снижались.

Двигатели пели свои песенки, парсеры внимательно дрючили маршрут посредством всех доступных средств слежения, подавая прокладку на автопилот.

Ян Карпович воспользовался паузой и теперь песочил мозги новичкам – мне и еще одному рабочему из геологического наряда.

– Румянцев и ты, Лешковски, слушайте сюда и слушайте внимательно!

– Ян, ты запарил, мы инструктаж посещали, все уже яснее ясного! – возмутился Лешковски, парень, с которым я был знаком менее чем шапочно.

– Ты первый раз здесь? – спросил Ян с нотками бывалого космоволка в голосе. – А я восьмой! Поэтому замолчи и слушай! Вот отчего Румянцев не выступает, а ты выступаешь? Никакой дисциплины!

– Алло, Ян! – позвал я его. – Время! Давай уже свой инструктаж!

– А чего Лешковски дурака валяет?.. Ладно… Во-первых, забрало шлема не поднимать ни в коем случае. Атмосфера кислородная, но в ней слишком много углекислоты и аммиака – можно здорово потравиться. Во-вторых, от машин не отходить дальше чем на десять метров, а лучше вообще не вылазить. Румянцев, я знаю, что ты на месте не утерпишь, но все-таки: по первому сигналу тревоги – сразу в «Хаген»! Ветер до пятисот километров в час – это не шутки! Машинам, конечно, наплевать, а вот человека в скафандре уволочет запросто. Мы идем в глаз бури – там полный штиль…

– Хы-хы-хы! – заржал в рации голос Сола Пруста, второго пилота «Кассиопеи». – «Глаз бури», если прочесть одним словом, выйдет нормальная фамилия для грузина, гы-гы-гы!

– Скорее название для блюда, но все равно смешно, – поддержал его я.

Мы все рассмеялись.

– Ну что, закончили веселиться? Так вот: в Оке штиль – это самое тихое место на всей планете. Но вы видели, как ураган ползает туда-сюда? Нет гарантий, что мы не попадем под воронку. К тому же зона стабильности имеет переменный радиус. Это ураган, мать вашу! Опасный феномен! Повторяю: тревога – и сразу по машинам! Тогда все останутся целые и попадут домой к мамочке.

Я общался, глядя на корму транспортника, а где-то впереди виднелся огонек – это «Сокол» выходил в створ атмосферной штурмовки. Мудрые автопилоты аккуратно, не спеша выбирали выгодный ракурс атаки, учитывая базу данных по флуктуациям координат бури. Короче говоря, машины не разгонялись. Спешить некуда, а прицелиться стоило – нам предстояло прорваться через турбулентность и пойти в воронку сверху, попасть не в бровь, а в глаз, пройдя по рукаву беснующегося воздуха.

– Ну как виды? – спросил Кейн, убедившись, что флуггер управляется автоматически и пилот мечты в моем лице не занят ничем важным.

– Никогда такого не видел. Невозможное впечатление, – ответил я.

– А я что говорил? Уникальное место! Будь моя воля, я бы здесь экскурсии водил за большие деньги. – Гражданина Кейна видно не было, но я уверен, он в этот момент наставительно поднял палец. – Ты погоди, изнутри это все еще круче!

– Куда уж круче… – Тут меня настигла ровно одна мысль, которой я был озадачен все время пребывания под «тигриным» кровом. – Просвети лучше, Боб, почему ваш… то есть наш клан называют трапперами?

В рации послышался смешок.

– Дай подумать… м-м-м… наверное, потому, что мы – трапперы? Хе-хе-хе!

– Вот черт! Ну ты же меня понял!

– Нет, не понял. Идиотский вопрос.

Я опять помянул лукавого, сообразил, что формулировка получилась та еще и спросил точнее:

– Боб, вы производите впечатление серьезных уголов… э-э-э, парней. Я к тому, что на браконьеров вы не тянете. Звездолеты, собственная планетарная база – на контрабанде животных такого не построишь. На «Тьерра Фуэге» тоже кое-кто акселерированными животными приторговывает налево и рыбу с промыслов ворует, однако трапперами никто себя не называет. Отчего «Алые Тигры» тогда? Или это дань традиции?

Боб помолчал секунд этак двадцать, а потом сказал серьезным тоном:

– Румянцев, во-первых, акселерированными животными мы не торгуем. Вивисекторов с Ардвисуры Гай ненавидит люто, соображаешь почему?

Я заверил, что соображаю, не дурак.

– Ну вот, – продолжил он, – и торговцев Гай не любит. Было дело, поймали парочку, так шеф их лично порвал на лоскуты, он может – конституция подходящая. Во-вторых, животные бывают разные. Трапперы мы оттого, что охота до сих пор одна из серьезных статей дохода клана.

– Я об этом и спрашиваю! Кого нужно ловить и в каких количествах, чтобы заработать на звездолет?

– Ты знаешь, что такое пельтианский халкозавр? – ответил Боб вопросом на вопрос.

Мне пришлось на секунду задуматься. Я, конечно, знал, что есть такой – любимое пугало непослушных детей, некие здоровенные хищные твари с Пельты. Вспомнились также заметка в газете насчет халкозавра, сбежавшего из зоопарка Кирты на Махаоне, и парочка статей в популярных журналах вроде «Науки и мира». Вопрос был непонятный, чувствовалась подковыка, словом, я подумал и ответил:

– Ну… я читал… гигантский пернатый рептилоид, вот. Э-э-э… – Я хотел добавить, что свободный промысел халкозавров запрещен, но меня перебил густой смех Боба.

– Га-га-га, ха-ха-ха!!! Как-как? Рептилоид?! – Боб радовался еще с полминуты, а потом ответил: – Халкозавр это гиперинсектоид, с экзоформным эндоскелетом, то есть, проще говоря, гибридным внешне-внутренним скелетом, а равно и с почти полноценными легкими, которые могут обеспечить всю тушу кислородом. А ведь туша вымахивает о-го-го, до десяти метров! Черепа в Оранжерее у Гая видал? Вот это их, халкозавров.

Боб рассказал массу интересного про этих удивительных созданий.

Выходило, что тропики и субтропики Пельты могут прокормить не более десяти тысяч взрослых особей, настолько они прожорливы и агрессивны – настоящие короли нишевой пирамиды. Из-за этого добыча была ограничена десяткам в год, и только спецэкспедициями Академии Наук РД.

Убить халкозавра очень трудно, так как он обладает фантастической способностью к регенерации.

– Это если не принимать во внимание их скорость и реакцию, – заметил Боб. – Да и панцирь прочный – не всякая пуля берет.

Даже пулевое поражение мозга не гарантировало не только смерти, но и потери боеспособности халкозавра. Есть в их организме некая волшебная железа, которая выделяет милленин – мощнейший стимулятор, в тысячи раз более эффективный, чем наш родной адреналин, повышающий реакцию, силу и сопротивляемость и без того могучего организма.

– Вот из-за этого милленина халкозавр такой ценный. Название МТА тебе о чем-нибудь говорит, Румянцев?

– Наркотик?

– Не просто наркотик. Тетраэтиламид миллениновой кислоты – это абсолютное зло! Привыкание почти стопроцентное, галлюцинаторный эффект нереальной силы! Видел я чуваков, обдолбанных этим дерьмом… да-а-а, не дай Бог! Литром МТА можно убить десять тысяч здоровых мужиков, запросто. Еще из милленина делают БУС – боевой универсальный стимулятор для войск осназа. Другая производная – тетратамин, по-простому – «мозголом», используется как катализатор при сканировании памяти…

При словах «тетратамин», «мозголом», «сканирование памяти» я поежился. Слишком свежи были воспоминания о специалистах «Эрмандады» и стерильном боксе на «Тьерра Фуэге». Вот значит какой зверушке я был обязан столь незабываемыми ощущениями!

– Ау, Румянцев! – позвал Кейн, так сильно я задумался. Еще бы – мурашки по спине бежали размером с кулак. – Так вот, грамм чистого милленина официально стоит одиннадцать тысяч терро. А на черном рынке зашкаливает за двадцать пять. С одного халкозавра за раз можно сдоить до девяти грамм чистого, вот и считай.

Я посчитал, проникся и сказал:

– Ого!

– Вот тебе и ого! Но тут одна тонкость. Убитый халкозавр дает не более двух-трех граммов милленина. Если повезет – четыре. А с живого можно сцеживать регулярно. Так вот, убить халкозавра трудно, но можно. Сам понимаешь, это только вопрос калибра. А вот поймать его живым умеют в нашей Галактике человек шесть. И один из них сидит за твоей спиной. Понял? Так что халкозавр – ценный стратегический продукт, а я – ценный стратегический кадр!

– Позволь выказать тебе полнейшее уважение и восторг! – попросил я и немедленно выказал.

– Охотно принимаю все эти знаки внимания и почтения! – шутовски важничая, возвестил Боб. – Так вот, Румянцев, у нас как раз заказ образовался. Халкозавр живой, одна штука. Я через пару дней лечу на Пельту. А то сроки тянем, Гай уже рвет и мечет. Если хочешь, давай со мной!

– Вот это интересно! – Ваш покорный слуга аж подпрыгнул. Пельта! Сафари! Такое приключение! – А кто заказывает?

– Яйцеголовые с «Лобачевского». Это ваша русская научная станция на орбите Бэйдоу. Халкозавры в неволе мрут за полгода. А лимит на отлов строгий, вот наука с нами и дружит – деваться некуда. И платят хорошо.

– Э, погоди. Бэйдоу… Это же система Шао, под носом у «Синдиката TRIX»! Как там ученые оказались?! И отчего их пираты до сих пор не оприходовали?!

– Ну и вопросы, Румянцев. Это же русская станция! Ее трогать – себе дороже! Прилетят ваши, перетряхнут всю систему по камешку…

– Логично, – согласился я. – А зачем науке халкозавр? Что они с ними делают?

– Хрен его знает. Мне один яйцеголовый рассказывал: геномы какие-то, хреномы, ДНК, РНК… Слова вроде знакомые, но к чему они все – не понять даже за деньги. Я же простой траппер! Словом, опыты ставят, режут ножиком, колют иголками, чего еще от науки ждать?

– Боб, я вистую! А пока давай помолчим – атмосфера на носу.

– Что ты делаешь? – не понял Кейн вслух, хотя его и просили молчать.

– Так преферансисты говорят. Значит, я с тобой за халкозавром лечу! Все, правда, молчим, атмосфера!

Говорливый пассажир заткнулся, а я успел подумать, что ох неспроста русскую науку принесло в систему Шао! От разной законоследящей бюрократии далеко, а поставщики ценного сырья близко. Что-то мне напоминало это название – «Лобачевский»… Что-то напоминало…

Подозрительно знакомое название, породившее дежавю, хотя, готов поклясться, до этой беседы я и слов таких не слышал: «орбитальная станция „Лобачевский“»!

На «Хаген» навалилась атмосфера.

Строго говоря, началась она давно, так как паром дотащил нас до самых верхних ее слоев, но теперь предстояло таранить прессованную, слоистую, как фанера, настоящую атмосферу, а не всякую там жиденькую термосферу.

Флуггер пересек условную линию Кармана, космос кончился. Плоскости «Хагена» начали флюоресцировать, несколько огней святого Эльма расцвело и на носовом обтекателе. Парсер сообщил о значительной ионизации корпуса.

Как обычно на такой высоте, казалось, что планета падает на неподвижного меня. Как будто гигантская турбина урагана высасывала нас с орбиты. Чушь, конечно, но ощущения памятные – лететь в объятия черных бурунов базальтовой монументальности, среди граней которых то и дело вспыхивали исполинские молнии.

Мезосфера. Автопилот выключил орбитальный режим двигателей, снизил тягу почти до нуля. Огромная воронка стремительно выросла, закрыв половину панорамы, а безвредные огни святого Эльма смыло потоками плазмы.

Раскаленный чертополох охватил иглами нос флуггера до самого фонаря кабины, а потом покрыл и его, почти совершенно загородив вид на легкие и стремительные мезосферные облака. Но мне было не до видов. Я боролся с перегрузкой.

И вот наконец мы сбросили скорость, в мире исчезла давящая тяжесть, появились настоящий верх и настоящий низ вместо условных космических обозначений. Мы были уже почти не над, а на планете.

Скоро начало трясти, будто я пилотировал не современный истребитель, а телегу без рессор на разбитой дороге. Турбулентность усиливалась, мне даже пришлось прижать язык к небу, чтобы не прикусить ненароком. Трясло с ненормальной силой!

Наш маленький караван шел на пяти числах Маха над бесконечной теперь грядой несущихся туч и взбесившегося воздуха. Монолитный цвет раздробился, я осознал не только умом, но и сердцем, что мы не падаем, а снижаемся, и не на каменные валуны, а всего лишь к плотным потокам газообразного вещества.

Но Бог мой! Если трясет сейчас, что должно твориться там, за пределами тропопаузы!

Флуггер несся над грозным, почти тектоническим пейзажем, формирующим ложную «пустошь», покрытую не менее ложными бугристыми наплывами «лавы». Вдруг неоднородная ламинарная чернота стала понижаться вместе с нами! Мы приближались к фокусу воронки.

И вот – ура! Перед носом моего «Хагена» остальные флуггеры начали нырять вниз, по спирали вонзаясь в зону стабильности. Вскоре нырнул и я.

Око урагана имело диаметр около двадцати километров. Верхняя часть воронки раскинулась на тысячу двести, а вот ствол ее был сравнительно тонкий: порядка двухсот километров. Мы нацелились в самую его середину.

– Все, отбой автопилоту! – послышался голос Карповича. – Переходим на ручное. Всем доложиться.

– Я – Гепард, в порядке. Немного заедает закрылок на левой плоскости, но не критично.

– Здесь Комета, норма, – лаконично отозвался я, так как говорить больше нечего – норма она и есть норма.

– Всем внимание! Снижаемся аккуратно, тут подготовленных ВПП не предусмотрено! Придется садиться на черт знает какую площадку! С минимальным пробегом, а лучше бы вертикально. Сделаем пару-тройку кругов почета, я выберу место, а дальше сами.

Да-да, пару-тройку! Так мы и поверили! Внизу нас ждала каменная мешанина – я был уверен, что кружить придется значительно дольше.

Но нет, Ян не соврал. Сказывался опыт предыдущих полетов – он быстро нашел протяженную глиняную плешь, и мы пошли на посадку.

Все прошло штатно, без приключений. Надо сказать, что после астероидов с «Андромедой» под задницей приземляться на нормальную планету на истребителе одно удовольствие!

Мы угнездились на многокилометровом сланцевом плато. Никакой почвы и ни следа растительности.

Я шумно выдохнул, отпустил рукоять управления и заглушил силовую установку.

– Ну что, Боб, выбираемся?

– Выбираемся, надо ноги размять.

Днищевый сегмент опустился вниз, вынося кресла наружу. Я отстегнул ремни, встал, вышел из тени флуггера на вольный воздух и огляделся.

Стоило поднять взор вверх… О да! Поднять взор вверх стоило!

Мы находились на дне колоссальной чаши. Обманчиво неподвижные стены кучевых облаков в переплетах молний от самой земли уходили на немыслимую стратосферную высоту. А там, в лазоревом зените, сияли солнца Гракхов, выкрашивая тучи алым и золотым! Казалось, из поднебесья льется расплавленный металл.

Это было и невероятно, и красиво, невероятно красиво… просто нет слов, чтобы передать мои эмоции.

Я только и смог прошептать нечто восторженно-матерное и положить руку на лобовой сегмент шлема.

– А ты как думал? – прошептала рация голосом Кейна. – Который раз здесь, а все никак не привыкну!

Оглянувшись, я обнаружил, что вся наша партия выстроилась в ряд и, не отрываясь, смотрит на торжествующий полдень местной природы.

– Ян, вы специально время подгадываете?

– Сегодня да, в твою честь, Румянцев. Только тут всегда удивительно. Ты еще восхода двух солнц не видел, когда они выходят из-за края воронки!

– Ладно, покормили глаза, и будет, – проворчал Мартин Мискавейх, человек неопределенной национальности и начальник геологической партии по совместительству. – Нам еще копать и копать.

– Хорошо попали, – заверил его рабочий, читавший планшет, закрепленный на рукаве скафандра. – Данные СР-сканирования показывают, что поблизости плита почти чистого инсанирита. Думаю, часа за два управимся.

– Тогда выкатывайте комбайн. И не вздумайте открывать забрала, слышите вы, бабуины! Три процента аммиака – это вам не шутки!

Шеренга рассыпалась, рабочие занялись делами, а я немедленно заскучал, осознав, что два часа придется бить баклуши.

Вульгарный среди окружающей красоты комбайн выполз по грузовому пандусу «Кассиопеи». Метрах в двухстах от флуггеров комбайн зарылся в грунт, а рабочие принялись споро упаковывать порции камней в изолирующие контейнеры. Килограммов примерно по двадцать в каждый.

Сол Пруст пояснил, что это для безопасности – хорошего мало, если минерал наберет критическую массу в помещениях форта или прямо на борту флуггера. Да оно было ясно и без его подсказки.

Когда первый ящик наполнился контейнерами, элеватор застопили, а ящик повлекли тягачом в трюм «Кассиопеи», в то время как оставшиеся работяги устанавливали сменный.

Наблюдать за этой рутиной было занятно первые десять минут, и то исключительно из соображений шкурных: другие работают, а ты – нет. Но затем зрелище стало невыносимым. Я принадлежу к исчезающему меньшинству, которое может бесконечно смотреть только на огонь, а не на огонь и работающих людей.

– Ты далеко намылился, Андрей? – поинтересовался Пруст у моей удаляющейся спины.

– А? – Я обернулся всем телом, ибо в летном скафандре головой не больно-то повертишь. – Я того… прогуляюсь.

– Ну-ну. Гуляй. Только далеко не уходи и не вздумай выключить связь! Учти, если накроет помехами или связь еще как-то накроется, сразу бегом к флуггеру! Это значит, идет буря!

Я заверил его, что все понятно, впал в медитативную прострацию и побрел куда глаза глядят. На меня иногда нападает такое безмыслие – тело работает, а голова на покое. Состояние очень хорошее, но не всегда адекватное ситуации.

Вот теперь я успел прошагать с километр, прежде чем опомнился.

«Ну и куда это меня понесло? – подумал я, оглядываясь. – Скалы, Румянцев, куча камней и никаких дорог! Если что – как назад добираться, а?!»

Проверил рацию, связь работала чисто, то есть пока все было в порядке. Впрочем, «пока» в зоне стабильности могло очень быстро окончиться.

Пора было поворачивать оглобли, а то знаем, как это бывает: срочный вызов на базу, а у меня дохнет привод электромышц! Запросто, учитывая мое везение. А без скафандра тут ходить не шибко здорово.

Словом, я обратил стопы назад.

Стопы мои успели сделать шагов сорок, вряд ли больше, когда глаз уловил движение на периферии зрения. Я рефлекторно шагнул в сторону, одновременно разворачиваясь и приседая. В руке сам собой оказался пистолет.

Когда я увидел того, кто меня потревожил, изумлению не было предела. Я едва не выронил пистолет и челюсть. Передо мной парило совершенно невозможное существо.

Оно было почти прозрачным, а то немногое непрозрачное, за что мог кое-как зацепиться глаз, плавно переливалось перламутром. Я видел сквозь него: все тонкие косточки и внутренности читались чуть более темными сгущениями все того же перламутра.

Метра полтора в поперечнике ромбовидное тело заканчивалось длиннейшим широким хвостом, но все это ерунда! Главное – оно было почти абсолютно плоское! Словно камбала, попавшая под танк. Быть может, миллиметр в толщину, а может, три, не знаю.

Оно висело в воздухе, едва колыхаясь, помахивая не то крыльями, не то плавниками на боках. Передний край ромба – там, где у нормальных существ полагается быть голове, – изогнулся вверх. На меня смотрел круглый внимательный глаз.

Вот оно чуть качнуло хвостом и приблизилось ко мне почти вплотную. Вокруг «головы» взвился пучок тончайших щупальцев, которые проскользили по забралу, нагруднику, исследовали руку с пистолетом и убрались.

Глаз подернулся пленкой, надо полагать – существо моргнуло. После чего оно утратило к моей персоне всякий интерес и уплыло за скалы, с немыслимым изяществом и величавостью.

– Ни хрена себе! – воскликнул я. – Что бы это могло быть?

– Румянцев?! – немедленно отозвалась рация. – Что у тебя?! Ты где шляешься?! А ну, переставляй ноги! Нам скоро улетать! С парома передают: надвигается буря!

Я порысил назад, насколько позволяли скафандр и прихотливый рельеф.

К флуггерам я добрался через полчаса, комбайн уже уползал в чрево «Кассиопеи», надо полагать – нужную дозу антинаучного минерала уже собрали. Сол Пруст и Боб Джи Кейн кинулись меня отчитывать и пытались найти остатки моей дисциплины.

Когда стало ясно, что таковых не имеется, Пруст спросил:

– Чему ты там так удивлялся, олух?

– Ты не поверишь, я встретил аборигена!

– Не верю! – не поверил он.

Я как мог подробно описал летающее-парящее плоское создание, после чего оба – Кейн и Сол – схватились за головы.

– Ой дура-а-ак! – ныл один.

– Дубина! Пень с глазами! – вторил другой.

– Да в чем дело?! – возопил я.

– Это был ихтиоптерикс! – Боб, кажется, был на грани отчаяния, а на лице, даже сквозь забрало, явно читались жадность и тоска по упущенной выгоде. – Они водятся только в самом урагане!

– И что?

– Как что?! Как что?! Они практически всю жизнь проводят среди ветра скоростью пятьсот километров в час! Их добыть невозможно! Просто невозможно! Они известны только по скелетам! Представляешь, сколько могли заплатить за экземпляр коллекционеры или наука?!

– Получается, надо было хватать? – спросил я, почесывая затылок сферы.

Резюме Боба было неутешительным:

– Получается! Тоже мне траппер, твою мать! Все продолбал! Да мы бы озолотились!.. Ладно, чего уж теперь… По машинам!

Я готовил флуггер к взлету, Кейн сзади непрерывно ворчал, что на Пельте он мне зевать не даст. А я думал: хрен с ним, с золотом! Хватать такую красоту руками – преступление!

Ведь она совсем плоская, сквозь нее видно небо, она носит глаза на брюхе и умеет летать сквозь бурю. Так пусть летает дальше, коллекционеры перебьются и наука вместе с ними!

Пора лететь и нам.