Текст книги "Горизонты безумия"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

– Но кто?! – не сдержался Димка.

– Наши предки, кто же ещё, – деловито ответил Ярик.

– Да, – согласился Вадик, в очередной раз примеряя очки. – Ведь Земля вовсе не наша колыбель. Она – «дом». Очередной дом на пути эволюции. А червоточина на отшибе, скорее всего, та самая кротовая нора, ведущая в зазеркалье. В новый мир, который уже сейчас готов приютить переселенцев. Нужно только поверить, как поверили те, кто летят на борту «Икара», – Вадик умолк.

Юрка повёл плечом, отвернулся.

– Так как же Земля объединилась? – Димка решил вернуть разговор в прежнее русло, потому что уже мало что понимал.

– Поначалу постоянно возникали трения, – продолжил Вадик, крутя в руках очки. – В основном на религиозной почве. Тогда было принято решение отказаться от веры. Всем сразу. Наиболее болезненно данный вопрос восприняли в мусульманских государствах. Если христианам и католикам для отречения от бога хватило осознания того, что иначе они все умрут, то сломить веру в Аллаха и Пророка оказалось не так-то просто. А вот индуисты отнеслись к переменам довольно позитивно, тем более что новая концепция мироздания очень походила на признанную ими Реинкарнацию. Вновь начались военные конфликты, однако после устранения фанатичных террористических группировок, удалось убедить и Ближний Восток – арабы, евреи, мусульмане присоединились к общим правилам становления единого государства. Границы пали, но оружие осталось. Хотя главным условием Евросоюза, ещё на стадии переговоров, было решение атомной угрозы. Россия была согласна демонтировать крылатые ракеты, законсервировать заводы по обогащению урана и плутония, свернуть разработки по термоядерной энергетике и прекратить создание вакуумных бомб, колоссальной разрушительной способности. Однако осталось одно «но». Соединённые Штаты Америки, которые продолжали терроризировать новый союз, попутно ведя мощную агитационную компанию в поддержку собственных идеалов в Западном полушарии. Неизвестно, как бы далеко всё зашло, если бы не случай... Обойдя плотный «занавес» население штатов всё же обличило собственное правительство в двойственных стандартах. Не смотря на озвученное стремление к миру, экономика США работала исправно только в том случае, когда на планете Земля велись войны. Где угодно, но только не на территории самих штатов. Как только начинался очередной конфликт с применением оружия массового поражения, ВВП США оказывался загруженным заказами оборонки. Предприятия, концерны, монополии – поставляли участникам заварушки вооружение, самоходную технику, новейшие системы обнаружения крылатых ракет. При этом доход от налогообложения превышал все мыслимые пределы! США могли даже «забить» на фермерское хозяйство, лёгкую промышленность, социальные структуры... Их бы вынес на себе мощнейший бюджет оборонки. В мире же лишённом войн Соединённым Штатам отводилась роль взбешённого шакала – он может кружить вокруг добычи, делать нападки, истекать слюной – и только. Через каких-то пять-десять лет после разрыва отношений с Европой в США грянул мощнейший финансовый кризис. За сто баксов на европейской фондовой бирже не дали бы и евроцента! Мир стал плоским. Бенджамин пал ниже плинтуса. В крупнейших городах – таких как Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес, Детройт – прошли демонстрации возмущённых политикой Белого Дома. На юге страны выступили аграрии, которые и при нормальной экономической обстановке в стране получали крупицы на развитие своего бизнеса, а в условиях обострившегося кризиса – оставшиеся просто брошенными на произвол судьбы. Дело запахло жаренным. Начался отток населения из страны. Вскоре Канада была вынуждена закрыть границу с США. Поток беженцев двинулся на юг, в Мексику и, дальше, в Панаму. Ситуация в самой стране больше напоминала гражданскую войну. Правительство впервые со времён войны между Севером и Югом было вынуждено применить оружие против своих же граждан. Так начался закат сверхмощной супердержавы, которая на протяжении порядка двухсот лет диктовала свои условия всему миру. В конце концов, верхушка власти бежала. Однако отряды гражданской обороны выследили кортеж и расправились со всеми виновными, по их мнению. Сформировалось правительство Новых Соединённых Штатов, которое тут же направило делегацию в Париж, чтобы обговорить условия вступления в Союз Земли. Так начался «Второй сдвиг». Далее, всеобщее разоружение, окончательное упразднение границ и конфессии, присоединение новых стран – в частности НСШ и стран Латинской Америки. Последним из развитых государств к Союзу присоединился Китай. Некоторые, бежавшие из США магнаты пытались разжечь очередной очаг локальных войн, но их быстро вычислили объединённые службы контроля, после чего незамедлительно ликвидировали, как представляющих угрозу безопасности.

– Как в фантастическом фильме, – невольно выдохнул Димка.

– Я, если честно, завидую тебе, – улыбнулась в ответ Светка. – Ты ведь сейчас узнал историю Земли на полтора века вперёд!

Ребята переглянулись.

– А это не опасно? – спросил Ярик. – Вдруг континуум нарушится?

– Да ладно вам, – несмело усмехнулся Димка. – Даже если кому расскажу, думаете, поверят?

Ребята молчали, сверля гостя пристальными взорами.

– Да бросьте! Чего я, секреты, что ли, хранить не могу!

– Дим, не в том дело, – спокойно сказала Светка. – Просто, мы, вот, говорим сейчас, а ведь никто – даже я сама – до конца не поверил в произошедшее. Я права?

Ответом была тишина. Да, собственно, ответа и не требовалось. И так всё было ясно...

Что ничего не понятно.

– А Африка как же? – спросил Димка.

– Потом и до Африки дело дошло. Экономика к тому времени окрепла, так что удалось за каких-то пятнадцать лет вытащить население чёрного континента из нищеты. В Сахаре построили крупнейшую ветряную станцию. После ввода в эксплуатацию всех энергоблоков, стали упразднять атомную энергетику. Утилизировали последние атомные бомбы, разобрали вооружение, распустили армии. На Земле осталась одна-единственная силовая структура – служба тотального контроля. Одновременно провели перепрофилирование медицины. Перестали лечит безнадёжных больных – их просто отпускают на покой, в другую жизнь. Запретили все исследования в области генома человека, утилизировали гибриды, искусственно выведенные породы животных и сорта растений.

– Но почему так? – не понял Димка.

– Чтобы заново не наломать дров, – прохрипел Юрка. – И так сколько уже раз на одни и те же грабли наступали.

Димка кивнул.

– Но кто же тогда всё это контролирует? – спросил он.

– «Хронос» – глобальная нейросеть, – Вадик указал на Светкин браслет. – Появляясь на свет, каждый человек получает свой таймер, который, в дальнейшем, контролирует его биоритм и астральное эго, вплоть до самого исхода.

– Да ну! – не поверил Димка. – Это как?

– Соприкасаясь с кожей, датчики таймера собирают разнообразную информацию о физиологическом и ментальном состоянии каждого отдельно взятого индивида, после чего передают по лучу связи всю считанную информацию на региональный сервер «Хроноса», – Вадик указал на шпиль. – Там информация обрабатывается и пересылается дальше. И так, по цепочке, глобальная сеть собирает данные о носителях со всего мира.

– А это не опасно? – усомнился Димка. – Ведь это самая настоящая шпионская программа!

Вадик отрицательно мотнул головой.

– Не преувеличивай. Такой подход к решению поставленных перед системой задач – самый целесообразный. Центральный сервер «Хроноса» постоянно связан со своими носителями и если на каком-нибудь континенте происходит ЧП, сразу же принимаются соответствующие меры. Пойми, иначе нынешнему государству не выжить. Когда все равны. Только полнейшая огласка способна сохранить на планете мир.

– Всё равно страшновато, – Димка поёжился. – Похоже на какой-то коллективный разум, как у муравьёв.

– В общем, да, – Вадик о чём-то задумался.

Пользуясь заминкой рассказчика, Димка тут же задал очередной вопрос:

– А если эта система неправильно расценит тот или иной поступок какого-нибудь гражданина и вынесет некорректный вердикт? Или просто сломается и стравит население планеты между собой?

– В вирте пересидел, – Ярик покрутил пальцем у виска. – Мне тоже иногда всякая глупость в голову лезет.

– Умолкни, а! – резко оборвал Юрка.

Ребята тут же покосились на друга.

Юрка встал и посмотрел Димке в глаза.

– Ты сам сравнил нас с муравьями. Так? А теперь подумай: если не лезть в природу разве с муравейником что-нибудь случится?! Разве озвереют они просто так и примутся уничтожать собственные личинки?!

Димка молчал, не зная, что ответить.

– Не думаю, – ответил за него Юрка. – Если что и способно вывести их инстинкты из равновесия, так это всякие вмешательства извне! Ультразвуковые волны или химикаты... А ещё эксперименты над геномом! «Хронос» очистил планету от задатков божественного «я». Он сделал этот мир проще. Внёс частицу порядка. А это значит, Земля проживёт дольше.

– Он научил вас убивать больных, – сипло сказал Димка. – Но они имеют такое же право на жизнь, как и остальные. Я, думаю, так не правильно.

Юрка свернул глазами.

– Вот именно, имеют. А когда одни выбрасывают баснословные суммы на пластические подтяжки, а другие вынуждены смотреть на них и медленно умирать от страшных болячек, потому что элементарно не на что жить, – это, по-твоему, правильно?

– Так, хватит, – Светка вклинилась между мальчишками. – Какая муха тебя сегодня укусила? – спросила она Юрку; мальчик махнул рукой.

– А твой браслет где же? – спросил Димка, косясь на руку Вадика; тот беззаботно улыбнулся.

– Не поверишь...

– Разобрал он его, а собрать не может! – Ярик покатился.

Вадик тут же отреагировал на колкость:

– Да хоть и так. Некоторым, между прочим, родители таймер только в школу позволяют носить – бояться, что потеряет.

Егорка показал язык, зачем-то принялся тереть запястье, словно колдуя.

– А я на шее ношу, – охотно призналась Иринка. – Так точно не потеряю.

Все засмеялись, радуясь тому, как малышка легко и непринуждённо разрядила ситуацию.

Светка посмотрела Димке в глаза.

– А хочешь на город посмотреть?

Димка пожал плечами.

– А можно?

– Его служба контроля остановит, – серьёзно сказал Ярик. – Ты посмотри на его одежду.

Димка заново оглядел себя с головы до ног.

Светка сразу погрустнела.

– А мы кое-что сделаем, – загадочно проговорил Вадик, жестом подзывая друзей к себе.

– Что?! – тут же подскочила Иринка, позабыв об урчащем Разбойнике.

Вадик медлил, а кольцо вокруг него сжималось всё плотнее; только Юрка стоял обособленно в сторонке, но тоже слушал.

– Говори! – приказала Светка тоном, не терпящим возражений. – Ну же!..

– Скоро ведь день Ивана Купалы... Помните?

– И?! – Светка чуть было не схватила Вадика за грудки.

– И этим можно воспользоваться. Скажем, что на Димке костюм... водяного. А в школе нам по истории лженаук дали задание разыграть сценку про хтонических чудовищ!

– Про кого? – не понял Ярик.

– Это существа, которые во многих изживших себя религиях и мифологиях, олицетворяли собой дикую природную мощь земли, подземное царство и т.д. и т.п. В общем, гады.

– А может ну их, этих гадов? – тихо попросила Иринка.

– Ириш, это же всё понарошку, – успокоила Светка. – Мы просто сделаем вид, чтобы Димку в город провести.

Иринка кивнула: мол, поняла. Тут же беспечно заулыбалась.

– А прокатит? – с сомнением спросил Димка. – У вас ведь тут, насколько я погляжу, никто в чудищ не верит, да и в праздники, там, всякие языческие...

– Так мы же праздновать не собираемся, – развёл руками рассудительный Вадик. – Просто школьное задание и всё. Только нужно тебя загримировать как следует.

– А может не нужно?.. – затея Вадика нравилась Димке всё меньше и меньше, но так хотелось взглянуть на город будущего, что все страхи и сомнения были тут же сметены, как сор.

– Брось, – улыбнулась Светка. – Наш Снежинск такой красивый! Вот увидишь!

Димка невольно улыбнулся в ответ.

В голове зажужжало.

Димка серьёзно посмотрел на Светку.

– В каком ухе у меня жужжит?

Девочка рассмеялась; запрокинула голову.

Иринка вскочила и скакала на одной ноге, звонко вопя:

– Стриколёт-стриколёт,

Забери меня в полёт!

А в полёте пусто,

Выросла капуста!

А в капусте червяки,

Все мальчишки дураки!

Ярик кинулся на Иринку, позабыв про синяки да ссадины; девочка завизжала и поспешила наутёк.

– Света, чего он!..

– Сама виновата, – заключила Светка, с улыбкой наблюдая, как Егорка гонит мелкую по кочкам.

Механическая стрекоза в небе сделала сальто.

– А почему именно Снежинск? – спросил Димка, про себя восхищаясь невиданными пируэтами.

Светка улыбнулась.

– Так тополей много. Круглый год снег, да снег под ногами...

ГЛАВА 9. НА КРАЮ

Холмин съехал с проезжей части, потрясся по брусчатке и затормозил в зарослях цикория. В голове кис сладкий морс. Мысли слиплись и просто лежали штабелями, как какие-нибудь окислившиеся кондуиты в ржавых проборках. Размышлять было неимоверно сложно – требовалось установить хотя бы одну перемычку, дабы отсечь зависшие отделы головного мозга от оперативного пространства памяти... Там, где обычно царила повседневность, напичканная всевозможными банальностями и плоскими штампами, сейчас блекло жирное гало иррациональных событий. Нечто необъяснимое, не поддающееся здравой логике, что случилось несколькими часами ранее в больнице, не давало покоя.

«Оно давит на виски, застит глаза пеленой, силится подавить морально. Действует осознанно и методично, как патологоанатом, разрезающий грудную клетку трупа. Только под скальпелем вовсе не задубевшая плоть покойника. Под острым – исключительно чувства! А от того, стократ больнее!»

Холмин не знал, что с этим делать. Хотя нет, знал: нужно как можно скорее добраться до аптечки!

Но поступил он совершенно иначе: схватил с заднего сиденья продуктовые пакеты и принялся нервно потрошить их. Блеснуло зелёное стекло. Этикетка «Carlsberg». В груди застучало.

Холмин откинул пакеты. Сунул бутылку в держатель стаканчиков между кресел и уткнулся лбом в рулевую стойку.

Двигатель по-прежнему работал, отчего всё тело затряслось мелкой дрожью.

В голове что-то щёлкнуло.

Холмин почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы.

Врачи так и не смогли объяснить произошедшего.

Холмин молча смотрел на осунувшееся от бессонных ночей лицо жены, как вдруг услышал отчаянный крик. Это был Олег. Он сидел на кровати и смотрел мутной бездной в незанавешенное окно. Холмин не сразу понял, что именно случилось. Догадка настигла спустя пару секунд. И ударила под дых, особо не заботясь о последствиях. Олег прокричал: «Мама!» – причём так, словно на него напало что-то в ночи... Ужасный, кровожадный зверь, не знающий пощады. Самое настоящее чудовище, а может и вовсе исчадие ада!

Сын всё сидел, а они с женой смотрели на него и не могли пошевелиться. Им будто запретили двигаться с места. Хотя это был всего лишь шок. И абсолютная тишина, что придавила к полу, точно многотонный пресс. Умолк даже электрокардиограф, словно и он испугался крика. Ещё бы, ведь аппарат искусственного дыхания сроду не слышал голосов своих пациентов!

Затем прозвучала сирена о клинической смерти, и Галина бросилась к сыну; Олег опал в руки матери, а на экране электрокардиографа зажглась яркая горизонтальная линия. Она заполнила собой всё окружающее пространство, скользнула под лобную кость, заворочалась ленточным червём в животе.

Холмин понял, что куда-то проваливается. Его утягивало с головой всё глубже и глубже. Он будто тонул в трясине, чувствуя на голенях холодные объятия смерти. Он пытался их стряхнуть, но ничего не получалось. Хватка была крепка. В сознании возникла страшная мысль: «Так тащат только в одно место, и место это – ад!»

Прибежали санитары, кое-как высвободили Олега из объятий рыдающей Галины... А Холмина из объятий безумия. Принялись делать искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, потом достали электроды... Это и впрямь было безумие – как-то иначе происходящее Холмин охарактеризовать попросту не мог. Удар. Выгнувшееся тело сына... Кратковременный писк кардиографа... Снова линия. Удар. Забившаяся в угол жена... Писк... Всхлипы... Линия. Удар... Встревоженные лица... Крики: «Коли адреналин!» Писк... Линия.

Холмин понял, что это вовсе не линия. Черта. Причём последняя, возле которой они все столпились, не зная, как быть дальше. И относилась данная преамбула не только к тем людям, что находились в палате. Она охватывала мир целиком, потому что касалась каждого живущего, который рано или поздно умрёт. Окажется у последней черты – у запредельной грани, – не зная, совершить шаг вперёд, или, в который уже раз, оглянуться назад... Потому что разверзшаяся в сознании бездна страшит до умопомрачения!

А ведь всё только начинается.

Холмин не знал, что именно двигало в тот момент сознанием сына. Да и двигало ли хоть что-нибудь! Ведь Олег лежал в коме: его разум был отключен.

Тогда снова привязалось это треклятое: «Сон разума рождает чудовищ». А что, если так? И, когда угасает сознание, душа оказывается один на один с полчищами страшных гадов, прибывших из преисподней. С теми самыми, что только и ждут момента, чтобы утянуть на веки вечные в бездну!

Последний удар был самым мощным.

И сын «вернулся». Он не стал ступать за грань, отбился от засевших в голове зверей, просто оглянулся, о чём засвидетельствовал редкий писк кардиографа. Серена утихла. Галина грызла на руках ногти. Санитары стирали со лбов испарину. Холмин трясся нервной дрожью, чувствуя, что вот-вот утратит рассудок. Это был страх. Истинный. Первобытный. Несокрушимый. Об него можно колошматиться с разбегу вечность. Без видимой пользы. Лишь забавляя столпившихся по ту сторону грани. Ожидающих своего часа. Явившихся не просто так.

Естественно, в крик сына никто из врачей не поверил. Пришлось смотреть записи камер видеонаблюдения. Хотя звука и не было, по губам Олега Холмин отчётливо прочитал то самое слово, что слышал несколькими минутами ранее...

«Мама!» – и больше ничего, только бездна в глазах и сжатая в кулаках простыня.

Холмин резко отстранился от руля. Схватил трясущимися руками бутылку. Кое-как извлёк пробку и припал пересохшими губами к прохладному горлышку.

Он выпил пиво залпом и снова потянулся к пакетам.

Это был ужас. Самый настоящий кошмар, что сплёлся в единое целое с реальностью. И это было понятно. Непонятным было, как теперь со всем этим жить. Во что верить, как себя вести, над чем задумываться в первую очередь?

– Бред, – выдохнул Холмин и заглушил двигатель. – Надо успокоиться. Димке не стоит видеть меня таким.

Он отстегнул ремень безопасности, откинулся в кресле. Сжал переносицу двумя пальцами, силясь сосредоточится на реальном и материальном.

– Как, оказывается, мало нужно для того, чтобы заново поверить чёрт-те во что... – Холмин отставил вторую бутылку, отрыл дверцу.

В лицо дохнуло полуденным зноем. Дворовый бурьян встретил, как вымуштрованная рать, – не шелохнувшись. Солнце пылало точно в зените.

Холмин сощурился.

Алкоголь немного помутил рассудок. Некоторые из проблем отпали. Но полнейшее непонимание происходящего всё ещё было рядом. Впрочем, его теперь ни таблетками, ни спиртным, ничем не выгонишь!

Холмин глянул в сторону дома. Дверь на крыльце была приоткрыта – не иначе Димка уже вышел осмотреть новые владения. Видимо, набрался впечатлений и, от скуки, снова спрятался под крышу. А, может, от жары.

«Наверняка распаковывает свои комиксы...»

– Вот ведь, забулдыга, – выругался  вполголоса Холмин, захлопывая дверцу. – Про планшет совсем забыл... – Он, было, собирался заново вернуться в машину, как краем глаза заметил в стороне от дома какое-то движение.

Ну точно. Напротив их участка, за дорогой, у оградки парка, замерла чуть различимая тень. Старичок-Лесовичок, иначе не скажешь. Рядом, на обочине, стоит маленькая тачка. Рядом с ней, на земле, в ряд, выстроены откупоренные металлические банки. Скорее всего, из-под краски. И точно! На голове старичка надета сложенная из газеты кепка – своеобразный бумажный кораблик кверху дном, – а в руках играет кисточка. С ворсинок капает густая жидкость – видимо старичок заприметил его уже давно и так же давно смотрит.

Холмин невольно огляделся по сторонам.

Никого.

Хмель в голове сделал своё дело, и Холмин помахал рукой, приветствуя странного маляра. Тот лишь скупо кивнул головой в ответ.

Так или иначе, своеобразное знакомство состоялось, и нужно было делать что-то дальше. Холмин плюнул на приличия и направился через дорогу.

По ту сторону сгрудилась приятная тень. Трава доходила до колен, мерно покачивались в такт шагам головки седых одуванчиков. Над головой шуршала листва, переговариваясь с остановившимся передохнуть ветерком.

Старичок был одет в полинялую фланелевую рубаху с закатанными по локоть рукавами, затёртые брюки старинного покроя и галоши со стоптанными задниками. Он аккуратно положил кисточку в обрезок от пластиковой бутылки, откуда явственно запахло бензином. Затем тщательно вытер ладони куском ветоши и протянул руку навстречу Холмину.

– Здрав будешь, мил человек, – старичок поклонился, отчего из-под кепки выбелись густые седины.

– Здравствуйте, – улыбнулся в ответ Холмин. – Да будет вам, право, это я кланяться должен!

Старичок выпрямился. Серьёзно посмотрел в глаза Холмину.

– Поклон – это знак мира. Своеобразный жест доброй воли. Он не отнимает сил. Только показывает проявление уважения, и личность такой, какой она сотворена.

Холмин разинул рот, не в силах что-либо ответить. Так и таращился на старичка, продолжая сжимать его тёплую ладонь в своих трясущихся пальцах.

– Надолго к нам? – как бы между делом спросил старичок и тут же добавил: – Ох, и печёт сегодня...

Холмин разжал пальцы, кивнул.

– Да, душновато.

Старичок отошёл к забору, присел на корточки, принялся, между делом, размешивать краску.

– Значит навсегда.

– Что навсегда? – не понял Холмин, подходя ближе.

– Жить ведь тут останетесь.

– Ну... Пока так складываются обстоятельства, что чего-то другого мы себе позволить не можем.

– Мы...

– Я ведь с семьёй.

Старичок кивнул.

– Семья – это хорошо. А трудности, с которыми вы столкнулись – не вечны. Господь просто проверяет, насколько крепка ваша вера. Поступки – вот из чего складывается человеческий путь. Шагать всегда сложно, особенно выбирать направление. Но, если, всякий раз прислушиваться к сердцу, любые преграды падут, и тогда вам откроется истинное совершенство.

– Но как? – не понял Холмин.

Старичок вздохнул.

– Вижу, вас терзают сомнения. Ваша вера хрупка. Оттого вам так непросто шагать.

– Откуда вам это известно? Кто вы?

Старичок оставил вопрос без ответа, вынул из-за пазухи крестик.

– Он всегда со мной. В радости и в несчастьях. Хранит чистым дух, помогает не сбиться с пути, укрепляет веру. Даже если возникают сомнения, достаточно просто помолиться, и услужники тьмы тут же бегут, – старичок задумался. – Вы ведь никогда не молились.

– А смысл?

– Хм... Смысл есть во всём. Просто за недальновидностью мышления современный человек не видит его. Или не хочет видеть. Ведь так просто списать всё на волю случая... на судьбу... на злой рок или неизбежность.

– Что? – Холмин почувствовал, как враз протрезвел.

Старичок глянул ему в глаза.

Холмину показалось, что он смотрит вглубь полноводного озера, на дне которого разыгрывается некий библейский сюжет. Полуголые люди, с безумными глазами, тащат на плечах крест, с распятым телом...

– О, господи!.. – прошептал Холмин, чувствуя всем телом озноб – вода в озере была ледяной, видимо, где-то поблизости бил родник.

– Это – вера. Видишь, как они с ней?

Холмин подавленно кивнул.

– А вот ещё, – прошептал старичок, и Холмин увидел чуть в стороне странное приспособление, похожее на гимнастический турник: к перекладинам на цепях крепились крючья, а на крючьях раскачивалось худое тело девочки; голова поникла, руки безжизненно повисли в пустоте, на пальцах застыли капли крови... – Надежда умирала долго... В муках.

Холмин зажмурился; наваждение тут же исчезло.

– И сколько их таких? – спросил он, не открывая глаз.

– В бесчувственном мире слепцов – их бесконечное множество.

Холмин с трудом разлепил веки. Уставился на орнамент.

– Этих вы сделали? И в городской аллее тоже?

Старичок убрал крестик, положил руку на застывшего в прыжке единорога.

– Этот мир наводнён множеством необъяснимых вещей. Однако то, что они непонятны человеку, ещё не говорит о том, что они нереальны. Циклы неизменно повторяются, эпохи сменяют друг друга, проносятся года и тысячелетия. А днём сегодняшним мы живы. Именно он, этот день, и несёт первозданную информацию. Достаточно только задаться целью, поверить в несбыточное, как можно легко всё изменить. Наступит ночь, – старичок указал на чёрный блин, приваренный к забору. – Придёт забвение, – кот на цепи, сидящий на дубе, улыбался подобно Чеширскому собрату. – Затем новый день, в котором больше не будет иллюзий, – жест в сторону стрекозы, несущей в лапах человека. – Только так ли всё, как кажется?.. Или это очередная ложь? И дальше снова ночь, – палец уткнулся в чернь.

Холмин привстал. Подошёл к блину с нарисованным солнцем, у которого «вилась» странная стрекоза. На яркой поверхности было нацарапано гвоздём: «Здесь был Мотыль».

– Сволочи, – прохрипел Холмин. – Мелкие идиоты.

– А в чём их вина? – спросил старичок, поднимаясь и беря в пальцы кисть. – Ребёнок, есть существо несмышлёное, которое только учится ходить, читай, совершать поступки. В его грехах повинны взрослые. Родители, что так и не научились нести со знаниями свет.

– В полицию бы таких сдать, – искренне сказал Холмин.

– У вас ведь тоже сын? – спросил старичок, макая кисть в краску.

– Да, – Холмин замялся. – Два сына.

Старичок замешкался, чуть было не уронил с кисти каплю.

– Два?.. – как-то странно спросил он.

Холмин кивнул.

– Один при смерти – в больнице. Олег.

– Олег... – Старичок всё же совладал с собой и обернулся к поцарапанному солнцу. – Тогда вы должны знать правду о топи. Раз у вас есть... сыновья, и вы решили тут поселиться навсегда.

– Я не говорил, что навсегда.

Старичок сделал первый мазок.

Мотыль превратился в ...пыль...

– А что не так с болотом? – спросил Холмин, обходя старичка справа, чтобы видеть его лицо.

– С топью. Болота тут нет. Только топь. И временами, она забирает самое дорогое. Особенно, если не ценишь его по достоинству.

– О чём это вы?

– Огни. Путники страшатся их, бегут незнамо куда, попадают в трясину и больше не возвращаются. А всё дело в страхе. В отсутствии веры.

– Огни?

Старичок кивнул.

– Если увидите их, не приближайтесь. И сыну не позволяйте играть на болоте – знаете, местных мальчишек, как магнитом притягивает топь. Хотя в этом нет ничего странного – дети, они на то и дети. Стремятся быть друг с другом, обособленно от взрослых.

– О чём вы, вообще, говорите? Я ничего не понимаю.

– Просто держитесь подальше от топи, и всё будет хорошо. А ещё сходите в церковь, поставьте свечку и помолитесь за сына – вам это нужно.

– Не думаю.

Старичок замер. Сказал, не оборачиваясь:

– Вы уверены, что в данный момент вашему сыну ничто не угрожает?

Холмин хотел спросить, какого сына старичок имеет в виду, но лишь попятился.

– А вы сами местный? – зачем-то спросил он.

Старичок махнул свободной рукой в сторону высоких деревьев за парком.

– Я думал, что мы на самом краю... – задумчиво проговорил Холмин.

– Вы – нет. Пока нет. Но очень близки. Особенно, если не послушаетесь моего совета.

Холмин отшатнулся.

– Сумасшедший, – пронеслось в голове и тут же утвердилось в качестве факта: – А я стою, уши развесил.

Старичок, то ли не услышал этих слов, то ли попросту не обратил на них внимания; склонился над исцарапанным «солнцем» и принялся старательно замазывать следы малолетних мародёров.

Холмин, спотыкаясь, вернулся к машине. Достал пакеты с продуктами, сунул в них планшет, перехватил всё в левую руку. Пальцами правой ухватился за непочатую бутылку пива. Ногой захлопнул дверцу и, не оборачиваясь, направился к крыльцу. В голове вертелось одно и то же:

«Вы – нет. Пока нет. Но очень близки. Особенно, если не послушаетесь моего совета».

– Поставить свечку? – Холмин резко выдохнул. – Этот урод только что посоветовал мне поставить свечку за упокой сына! Чёртов псих! Ведь Олег жив, и сегодня я в этом только лишний раз убедился! Не было никакой мистики или чертовщины – просто сын пошёл на поправку. А врачи перестраховываются – потому и не говорят ничего дельного. Боятся сглазить или показать свою некомпетентность...

Приветливо скрипнули под ногами ступеньки.

Приоткрылась пнутая ногой дверь.

Жар поотстал, со всех сторон навалилась ветхость.

– Димка! – крикнул Холмин, ставя пакеты к стене. – Ты где?

Ответом явилась тишина.

Холмин выдохнул. Собирался было обойти дом, как в кармане ожил мобильник. Надпись на дисплее переворошила содержимое желудка:

«Галя».

Холмин нажал клавишу приёма, медленно поднёс мобильник к уху, готовя себя к худшему.

– Да...

– Серёжа?.. – Голос жены был каким-то приглушенным, такое ощущение, простуженным. Словно Галина наглоталась кусков льда или битого стекла...

Холмин невольно сглотнул.

– Что-нибудь случилось?

Галина всхлипнула.

– Олегу сделали томографию. Там что-то с мозгом... Похоже, он повреждён. Необратимо. Это из-за того, что случилось сегодня утром. Серёжа, наш мальчик никогда не очнётся.

Холмин сполз по стене. В голове царила адская вакханалия. Сквозь череду стонов и всхлипов, протиснулась страшная мысль:

«Откуда старик знал? Как?! Ведь не знал даже я сам!»