Текст книги "Мир полуночи. Партизаны Луны"

Автор книги: Александр Ян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Но, в общем, понятно, почему Газда запаниковал. Две группы в городе – и мало ли каких еще можно ждать сюрпризов. Запаниковал и поторопился. А местные службы ему подыграли. Либо хотели вмастить будущему старшему, либо, что вероятнее, оказать ему медвежью услугу, желательно с летальным исходом. Но даже если бы Габриэлян приехал в город позавчера, переиграть бы ничего не удалось… Спустя еще четверть часа коллега из Киева, курировавший операцию по «изъятию» Саневича, нашел московское недоразумение все в том же кабинете, за тем же отчетом. Вообще-то первым знакомиться должен был прийти начальник оперотдела, но киевлянин мог себе позволить влезть без очереди.

Кивнул, зашел.

– Ростбиф? От него и того не осталось. Разобран на запчасти. Хотя на свидетельство о смерти хватит. – Даже ввиду последующих событий киевлянину было приятно, что столицу они обошли. Впрочем, судя по молодости визитера и тому, что тот приехал один, не очень-то москвичи и хотели. И всегда оно так – стоит в чем-то преуспеть, сразу окажется, что для столиц это не важно. – Он вас интересует?

– Интересовал, – сказал очкарик. – Очень.

– Мы их все романтизируем, – заметил киевлянин. – Поднимаем себя в собственных глазах.

– Да? – Москвич не возражал, он спрашивал.

И тут майор из Киева свел воедино фамилию, очки, не очень естественную посадку головы и нездоровую бледность, которая была бы понятна у подражающего высоким господам «подосиновика», но у офицера безопасности почти наверняка означала совсем другое.

– Позвольте, – сказал киевлянин, – это вы на прошлой неделе Мозеса брали?

– Я…

Я, я, натюрлих… Вот почему вы у нас, молодой человек, в водолазке. Если верить сводке, то с такой шеей не по славной Украйне шастать, а тихонечко в больнице лежать. Или столице уже и законы биологии не писаны?

– Вы жадный, – покачал головой киевлянин. – Нельзя же успеть повсюду.

– Ну, сюда я не успел, – вздохнул москвич.

Не успел. Неизвестно, что бы из этого получилось – скорее всего, ничего; скорее всего, Саневич не пошел бы на контакт – и в категорической форме не пошел бы, но все-таки очень жалко, что разговор не состоялся вовсе – чем бы он там ни кончился.

– Радоваться надо. Вам холку мылить не будут за вчерашнее. – Киевлянин лукавил, он был против раннего захвата, и это мнение попало в рапорт. Так что лично его холке ничего не угрожало – скорее всего, начальство даже будет благодарно ему за возможность сказать екатеринославцам: «Мы же вас предупреждали…»

– Простите, – вдруг вскинул голову очкарик, – а почему вы использовали для штурма местный спецназ? Почему не привезли свою группу?

Киевлянин посмотрел на него с искренней благодарностью.

– Я привез. Они сейчас задействованы в «Перехвате». Только, понимаете, мы же локальное начальство. Живоглоты. «Когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят руки». Вот нам и не позволяют сесть на шею. Чему я в сложившихся обстоятельствах даже рад. Кстати, а почему вы один? Рассчитывали на местное гостеприимство?

– Я вообще в отпуске по болезни, – улыбнулся москвич. – А группа должна была прилететь вечером. Я им просто сразу отбой дал.

– Не хотите участвовать в скачках?

– Не хочу, – решительно сказал очкарик.

– Я тоже. Я очень сомневаюсь, что их возьмут. Дали в розыск двоих, а те наверняка давно разделились, если Савин вообще жив. Генеральным выбрали западное направление – а господину Искренникову нужен большой город… Они решили, что Искренников и Савин – союзники, потому что и криминальные структуры, и маргинальные подпольные группы нередко сотрудничают с варками-нелегалами, – и не понимают, что покойный Саневич не мог себе такого позволить – это стоило бы ему репутации в организованном подполье…

Киевлянин говорил так, словно ждал возражений – и возражения не заставили себя ждать.

– Они едут в конкретную точку. К кому-то из личных знакомых Саневича. К кому-то, кто достаточно близко и никак не связан с подпольем. Куда-нибудь в сельскую местность, в район Львова или Тернополя, где соседи, даже заметив что-то неуместное, к властям не пойдут никогда. Семьдесят против тридцати за то, что сейчас они уйдут.

– Восемьдесят против двадцати, – покачал головой киевлянин. – В штабе операции думают, что в течение ближайших суток – у нас ведь намечается полнолуние – либо старший закусит агнцем, либо террорист его уложит в ходе самообороны. А поскольку эти двое о полнолунии знают не хуже нашего, они должны были разделиться.

– Они разделятся только в двух случаях, – сказал москвич, – если у кого-то из них есть поблизости база и люди, которым можно доверять, или если террорист в течение нескольких часов организовал себе качественную медицинскую помощь. Потому что вот у нас показания медиков бригады МОТОРа… – Над терминалом соткался новый слой изображения. – Там серьезная кровопотеря и множественные ушибы.

– Ну… – Киевлянин выразительно окинул коллегу взглядом. – У некоторых и болевой порог повыше, и воля покрепче, нежели у пересичного громадянына…[35]35
  Заурядного гражданина (укр.).


[Закрыть]

– Мм… Это вопрос не болевого порога или воли, а, скорее, трезвой оценки. Искренников выпил двоих, восстановился и полностью функционален. С ним будет сложно справиться в одиночку даже здоровому бойцу, а уж раненому… С другой стороны, если Савин с трудом может передвигаться, ему не на кого положиться, кроме Искренникова.

Киевлянин поморщился. Вампир, через полстраны волокущий на себе раненого агнца и не трогающий его? Волокущий на Западенщину, где террориста, может, и спрячут, но варка-нелегала с удовольствием возьмут на вилы и сожгут? Неправдоподобно до оскомины, но именно поэтому, именно поэтому…

– Вы считаете, что человек, атаковавший помост, способен трезво оценивать свои силы?

– Да, – твердо сказал москвич.

– Я тоже, – фыркнул киевлянин. – Группу брали прямо в той многоэтажке. Не проверив, все ли на месте. И он сделал выводы.

Вряд ли их пишут, но все равно, зачем лишнее вслух? Выводы, очевидные выводы – в оперативном штабе достаточно специалистов, но все ключевые распоряжения исходили от Газды. Ему не мешали свернуть себе шею.

– Они оба сделали, – уточнил москвич. – Независимо друг от друга.

– Полагаете, независимо?

– С высокой вероятностью. У меня только два соображения против.

– Крыша и хронометраж?

– Да. Но я не представляю себе, как Саневич объяснил бы низовому подполью операцию против человека с привлечением старшего, пусть и старшего-нелегала. Рядовой состав ОАФ[36]36
  Объединенный антивампирский фронт.


[Закрыть] к таким вещам относится серьезно. Сотрудничество есть сотрудничество. Саневичу перестали бы верить.

– Согласен. И я знаком с послужным списком Искренникова – Гонтар, им негде было пересечься с подпольем. Это случайность чистой воды.

– Случайность. Но не совпадение.

Не совпадение, кивает киевлянин. Место, время, мотив. Мы понимаем, и вы понимаете.

Они обменялись еще парой реплик, дружно прокляли местную погоду и разнесчастный индустриальный дизайн, москвич рассказал, как в прошлый приезд полчаса не мог найти выход из мэрии – было ощущение, что он находится в критском лабиринте; киевлянин выдал встречную историю – о том, как попал за рекой на перекресток-восьмерку и только с пятого раза умудрился с него съехать. На этом он распрощался и ушел. Спустя несколько часов все управление знало, что приезжий, хотя и числится в референтах господина советника при правительстве Европейской России, по профилю оперативник с очень неплохим послужным списком, в город приезжал за Саневичем, в дело с терактом встревать не будет, хотя заинтересован, конечно, – но не настолько, чтобы лезть под руку работающим людям. Вот тут к Вадиму Аровичу Габриэляну и потекла настоящая информация…

Из ненаписанного письма Габриэляна В. А.

Кесселю А. Р.

Екатеринославские коллеги ошиблись трижды. Во-первых, им никак не следовало брать группу Ростбифа в доме. Поляков ладно, а Ростбифа – никак. Нужно было – в точке сбора перед операцией. Тогда и террористы с гарантией легли бы всем личным составом, и подполью не дали бы дымовой сигнал до неба – «у вас утечка». Нас-то такой исход устраивает вполне, а вот со стороны екатеринославской безпеки, какими бы внутренними соображениями они ни руководствовались, это промах.

Во-вторых, церемония. Мишень известна. То, что единственный, кроме Саневича, профессионал ушел, тоже известно. Дополнительных мер безопасности не принял никто. А ведь это классический сценарий – осатаневший террорист рвется доделать работу в одиночку. Но нет, его не ждали. Настолько не ждали, что даже подъезды к площади не контролировали. Ну и конечно, пункт третий, он же первый. Госпожу Милену Гонтар приговорили к смерти за незаконную инициацию. Инициированный, некто Искренников, в прошлой жизни был каскадером, да и в новой успел отличиться и отвагой, и упрямством – когда угодил в облаву еще у хорватов, на допросах молчал очень убедительно. А госпожа Гонтар любила его достаточно, чтобы бросить все, вытащить его и уйти с ним в побег. И парой они оказались с принципами – среди предполагаемых жертв просто ни единого агнца. А поскольку высокая госпожа раньше ягнятинкой не брезговала, изменение состава меню можно отнести на счет Искренникова. И вот со всем этим набором данных, явление «а крыют струфиана»[37]37
  «Крылатый страус» (цитата из поэмы Д. Самойлова «Струфиан»).


[Закрыть] на двух колесах оказалось для екатеринославской СБ полным сюрпризом. Сказал бы, что таких ошибок не бывает, но факты – вещь упрямая. Отчетов километры, все валят друг на друга, валят несколько больше, чем нужно, – чтобы Москва не подумала, что у них тут сговор, но по тому, как оправдываются, видно: в тихом саботаже участвовали практически все и с самого начала. Возможно, не по сговору, а просто из общей неприязни к Газде. Возможно. Есть у меня по этому поводу некоторые подозрения, но я с ними торопиться не буду: скорее всего, это просто резвится моя паранойя, а местные радости объясняются тем, что екатеринославская СБ – все же служба мирного времени.

Но это ошибки раннего предупреждения. Постфактум дела обстояли еще интереснее.

Итак, присутствие господина Искренникова на площади было предсказуемо, как снег в январе, – то есть потребовалось бы некое ЧП, чтобы он там не появился. Гражданин Савин – тут вероятность поменьше, но все же достаточно высока. Точка встречи – фиксируется. Время – тоже. Искренникову нужно успеть до рассвета, Савину – убрать будущего старшего, что можно сделать только во время церемонии. Так что в том, что две операции встретились, ничего удивительного нет. Удивительно другое. Между первой серией взрывов и появлением прекрасной «селянки» был зазор. И слишком большой. Наш террорист поставил машину далеко от помоста, чтобы не попортить систему взрывом собственной пинч-мины. Если бы Савин был один, то опомнившаяся охрана расстреляла бы его еще на подъезде. Но охрана была занята Питером и его летающим автобусом.[38]38
  «Питер и летающий автобус» – популярный детский фильм.


[Закрыть] Верно и обратное. Если бы не гражданин Савин со своим автоматом, господин Искренников не успел бы дойти до госпожи Гонтар. Никак. Его нафаршировали бы серебром в доли секунды. Поодиночке оба фигуранта не имели шансов. Вместе – они отработали номер и ушли. Если бы мне пришлось решать ту же задачу, имея в распоряжении одного человека и одного старшего, я сделал бы примерно то же самое. И был бы вполне доволен, если бы у меня так же сошелся хронометраж.

Но допустим, что случилось все же именно совпадение. И тогда у нас с места происшествия отбывают раненый террорист и сильно покалеченный старший. Незнакомые друг с другом. И спустя двенадцать часов, когда на них натыкается МОТОР, живы оба. При этом террорист отказывается выдать старшего, а старший вытаскивает террориста и угоняет медицинский фургон, потому что террористу нужна помощь. Но это все-таки вторично, а первично то, что старший был болен и голоден – двух моторовцев он высушил до шкурки. Но он провел несколько часов в одном помещении с раненым, пахнущим кровью человеком – а Савин, по оперативным данным, еще и агнец – и не тронул его. А профессиональный террорист провел как минимум восемь часов рядом с полубеспомощным молодым варком – тот ведь опомнился не раньше наступления темноты – и тоже его не тронул.

Может такое быть? Может. Если у них есть взаимные обязательства и общая цель.

Да, я думаю, не прав я со своей паранойей. Эта история слишком из ряда вон, чтобы кто-то из наших екатеринославских или киевских коллег мог ее сознательно устроить. Но полагаю, что на здешнем верхнем уровне, где без аналитических способностей просто не выжить, смерть Газды и связанный с этим конфуз рассматривали как положительный исход – и в меру своих сил старались способствовать такому развитию событий. Возможно, по причинам вполне невинным: передел сфер влияния, просто личная неприязнь – покойник был трусом и вообще человеком нечистоплотным даже по нашим меркам; а возможно, и нет.

Но в любом случае они просто воспользовались ситуацией – и даже не подумали проверить, из чего состоит подобранная ими дубинка и какие это странные огоньки на ней мигают. В общем, Андрей, мне не нравится этот корабль, мне не нравится эта команда, мне не нравится это путешествие… и вообще мне ничего не нравится. У меня есть сильное подозрение, что отрицательный отбор зашел слишком далеко, что начинать нужно было на поколение раньше. Но поколением раньше никому не дали бы начать. Поколением раньше Волкова свернули бы в бараний рог просто за попытку создать альтернативу нашей бинарной системе. Но я отвлекся…

Интермедия
ОТРАЖЕНИЕ

Утром в тренировочном зале, когда Габриэлян работал с боксерской грушей, к нему подошел паренек с первого курса.

Разговаривать не хотелось. Тренироваться тоже не хотелось. Хотелось спать. Но спать было нельзя. Нужно было привести себя в человеческий вид к вечеру – и вообще нет ничего хуже, чем «забитые» мышцы и связки.

А веснушчатый первокурсник стоял и ждал, пока на него обратят внимание. «Янычар»,[39]39
  «Янычары» – те подкидыши или нежеланные дети, чей А-индекс еще в детстве стремительно снижается (феномен «выгорания») и которых – по этой причине, а также по способностям и наклонностям – опасно оставлять среди гражданского населения. Их воспитывают в лояльных семьях, потом направляют в закрытые элитные заведения. Процент инициаций среди «янычар» едва ли не вдвое выше среднего для их социального слоя.


[Закрыть] явный. Очень они не любят вторгаться в чужое личное пространство. Возможно, потому, что очень напряженно относятся к вторжению в свое.

– Доброе утро. Вадим Габриэлян. А вот вашего имени я не помню.

– Доброе утро, я Михаил Винницкий, группа три-а. Вы у нас сегодня вечером.

Ага, судя по выговору – с юга. Михаил Винницкий? Полный тезка Мишки Япончика?[40]40
  Михаил Винницкий, он же Мишка Япончик, – одесский гангстер и руководитель местной группы самообороны, прототип бабелевского Бени Крика.


[Закрыть] Да еще и рыжий? Это кто ж у нас в приюте был такой образованный, да еще с таким чувством юмора?

– Я слушаю.

– Вчера Васильев приказал сломать вам ребро. Одно. И чтобы никаких внутренних повреждений.

– «Тебе», не «вам». Я заметил. – Не заметить было сложно. Обычные васильевские штуки. А обе группы действовали со слаженностью крыловского квартета, и за предписанное время не справились. Однако это становится интересно.

– Вчера ни у кого не получилось.

Ну еще бы…

– И я решил попросить вас… тебя… показать мне, как это делается. На мне. Если у тебя есть время.

Откуда ты, прелестное дитя? Попадание в мою интонацию почти точное. Ты не настоящий эмпат – люди-эмпаты – народ хрупкий, нервный – и очень редкий, их в училище вообще не берут, берегут. Ты не псевдоэмпат – псевдоэмпат все, что ему надо, у самого Васильева по моторике прочитал бы. Ты у нас мим, «зеркало», ты копируешь чужие телодвижения, чтобы влезть в чужую шкуру и походить в ней. И голова на плечах. И храбрый.

– Так, Король, на тебе мы ничего показывать не станем – ты тогда вечером ни на что не будешь годен. На мне тоже. По той же причине. Ты меня подожди в раздевалке, а еще лучше – заходи минут через сорок прямо в общежитие.

– Спасибо. – Первокурсник улыбнулся и отошел.

Уже выяснил, где я живу. Какой хороший мальчик.

Мальчик действительно оказался первый сорт. Постучал в дверь ровно через сорок минут. И только брови поднял, увидев на койке незнакомого ему, совершенно голого покойника.

– Еще раз добрый день. Кто это?

– Пластикат. – А вот улыбку мою повторять не нужно, она на тебе совершенно неуместно выглядит, но это я тебе потом объясню. – Старая технология, еще времен империи. Берем тело, погружаем в одну среду, потом в другую, потом вводим катализаторы – и клетки потихонечку начинают замещаться пластиком, внешне сохраняющим те же параметры. Только нужно очень внимательно следить за временем, если хочешь, чтобы ткани удержали не только форму и окраску, но и фактуру. У меня еще один остался, а новых я делать не буду – и работа трудоемкая, и в лаборатории больше не выпросишь, они там над каждым телом дрожат.

– Тело брать живое?

– Инструкция говорит, что мертвое, а с живыми я не пробовал. – Нет, определенно «янычар»… – Так. Давай посадим его на стул. Ребра прикрывает рука, мы ее убираем. Теперь смотри, удар идет сюда, в край реберной дуги. Снизу вверх и слева направо. Так. – Пластикат намного лучше стандартного муляжа, но все же хуже человека, нет того живого сопротивления; впрочем, для задачи сойдет. – Нижнее ребро ломать опасно. Берем пятое. Раз, два. Пощупай.

– Закрытый перелом?

– А зачем нам открытый? Теперь повтори с другой стороны.

А у него и руки неплохие. Плохой у него глазомер.

– Ты сместил два. Пощупай сам. Сдвинься наверх и повтори.

– Спасибо.

– Для себя стараюсь. – Нет, он не подстава. Для подставы он наделал кучу совершенно непростительных ошибок – подошел при свидетелях, потом явился в общежитие, причем без малейших признаков глушилки…[41]41
  Миниатюрный постановщик помех, мешающий записывать разговор.


[Закрыть] Он просто очень, очень хороший мальчик. И им придется заняться, он здесь пропадет. – Отлично, Король.

Винницкий придержал руку, понимая, что удар сейчас пошел бы совершенно не в ту степь. Что за король? Почему король? Полчаса поиска по базам данных ничего не дали. Значит, ох, придется искать дальше. Потому что правильно отозваться нужно не позже чем завтра.

– Но это уже работа со шкурой медведя. А главный вопрос, – улыбнулся Габриэлян (часть рассеченной губы поехала не в ту сторону), – это как медведя на нужное время обездвижить, чтобы до этой шкуры добраться…

* * *

«И тут же выпустил на волка гончих стаю…»

Поправка – на лося. Габриэлян в своем защитном тренировочном комбинезоне походил именно на лося – хотя вроде бы ни ростом, ни комплекцией никого из первокурсников особенно не превосходил.

– Время пошло, – сказал Васильев, нажимая старт секундомера. За два дня почти привычным стало зрелище (точнее, позорище) бездарной атаки вразнобой, участники которой в конечном счете оказывались на полу, наименее удачливые – с вывихами.

В качестве «бревна» Габриэлян не имел права наносить ответные удары – только блокировать и бросать. Но уж это он делал весьма лихо и не без удовольствия. Вчерашние попробовали отправить его в нокдаун, и самый везучий достал ногой по лицу. Не очень им это помогло. Избивать Габриэляна было бесполезно – чтобы обездвижить его таким манером, нужно отменить или трехминутный лимит времени, или запрет лупить в «пояс смерти» в полную силу. Набивкой мышц он занимался еще до поступления в училище, а болевой порог, похоже, завышен от природы. Гуттаперчевый мальчик.

Из трех групп только одной – сообразившей навалиться разом – удалось припечатать противника к мату. Но вот зафиксировать его в нужной позиции так и не вышло. Все остальные дружно падали в одну и ту же яму: как бы вопреки общей жесткой установке на командную работу, дополнительные очки были положены только тому, кто нанесет удар; естественно, тут же начиналась толчея, претенденты мешали друг другу – и в результате заваливали зачет всей шестеркой. К концу семестра они запомнят: сначала задача, все остальное – потом, каков бы ни был пряник, но пока что…

На сей раз – Васильев надеялся – все будет не так. Но чтобы настолько не так, даже он не думал. Шестерка – явно по команде, хотя никакого звукового сигнала не было – рассредоточилась, взяв Габриэляна в кольцо.

Тот продолжал спокойно стоять и даже ухом не повел, когда Винницкий, стараясь двигаться очень аккуратно, зашел ему за спину. А потом, одновременно и согласованно, четверо из шести бросились на противника. Это было почти похоже на настоящую атаку, какой она должна быть: передний покатился вперед, рассчитывая сбить объект с ног, Винницкий попытался взять на удушающий, те, что с боков, – довершить атаку переднего, зафиксировав ноги «бревна». То есть так они это себе планировали.

На самом деле вышло следующее: Габриэлян позволил Винницкому схватить себя за шею, подсел под него и упал вместе с ним вперед, прокатившись по тому, кто кинулся в ноги. Тот придавленно вякнул под сдвоенным человеческим весом, а Винницкий запаниковал и разжал захват. Не сделай он этого – все было бы закончено в полминуты, а так Габриэлян вылетел из переката, не давая команде ни мгновения, чтобы опомниться, схватил одного «запасного» и через плечо швырнул его на другого, после чего опять перекатом ушел в противоположный угол, откуда секунд пять с доброжелательным интересом созерцал то, что называется «куча-мала».

На подготовку к новой атаке, судя по предыдущему опыту, должно было уйти еще как минимум столько же очень ограниченного времени. Но первокурсники – вопреки ожиданию и к большому удовольствию инструктора – на такие глупости ни секунды тратить не стали. Клубок покатился на Габриэляна, рассоединяясь на ходу. На этот раз, при меньшей слаженности действий – а значит, и меньшей предсказуемости – все вышло гораздо лучше: кто-то без всяких мудрствований вцепился Габриэляну в правую ногу, кто-то из положения лежа пнул под левую коленку – ага, это тот, придавленный, который так и не нашел в себе сил подняться, оказался молодцом, – и сохатый не устоял, повалился лицом вниз, а дюжина рук тут же вцепилась ему куда попало.

Но лицом вниз – это было все-таки не совсем то. Теперь группе предстояло перевернуть брыкающегося Габриэляна. Или они все-таки рискнут бить со спины?..

Рискнули. Растянули третьекурсника «рыбкой» на полу – двое сидят на ногах, один встал коленями на руки. Винницкий сделал шаг назад, словно художник, оценивающий картину, и сказал:

– Вова, давай его правым боком кверху. Сдвинься ему на левую руку – и держи голову.

То, что произошло дальше, больше всего похоже было на взрыв. В ограниченном пространстве. Видимо, Вова переместился как-то неудачно и дал Габриэляну точку опоры. Вову толкнули снизу, да так ловко – прямо в прицеливающегося кулаком Винницкого. Бросать же разрешено? Разрешено. А если кто не думал, что это можно трактовать и буквально…

На полу опять образовалась каша. Только вот с видимым усилием выпрямившееся «бревно» почему-то не думало принимать стойку.

– Брэк, – сказал Васильев, остановив секундомер. – Габриэлян, что у тебя?

– Не могу пока понять, – медленно ответил третьекурсник. – Не то закрытый перелом, не то трещина.

Вдох через нос, слова на выдохе.

– Иди сюда.

Габриэлян пошел вперед, на ходу расстегивая верх комбинезона и спуская его с правого плеча. По щеке от виска ползла капля пота.

– Перелом, – сказал Васильев, пробежавшись пальцами по его ребрам. – В медпункт. Группа, зачет. Винницкий, как ты думаешь, по справедливости – сколько дополнительных очков ты заработал?

– Я их вообще не заработал, – мрачно сказал Винницкий. – Минута пятьдесят пять секунд. А если бы я еще повыпендривался…

– Десять очков, Винницкий. Группа, каждому по пять – за хорошее взаимодействие.

Группа снова повалилась на татами, образовав кучу-малу – на радостях.

На ногах остались Винницкий и Габриэлян.

– Миша, дополнительный вопрос. Как ломать ребро, чтобы наверняка и с наименьшими сопутствующими повреждениями, – сам додумался?

– Нет, конечно, – спокойно ответил Винницкий. – У него спросил.

– Пять очков – за честность. Габриэлян, я же сказал – в медпункт.

– Одну секунду. – Третьекурсник повернулся к Винницкому. – Посвящать по ходу дела «бревно» в свои планы не обязательно.

– Ага, – улыбнулся Винницкий. – Беня говорит мало, но Беня говорит смачно.

– Главное, чтобы он не говорил лишнего.

Так, подумал Васильев. Винницкий – уже его. Он сам этого не знает, но уже…

После медпункта Габриэлян зашел в кабинет – подписать увольнительную. Маленький бонус работы «бревном» – для курсантов, не для заключенных – состоял в дне отгула и в недельном освобождении от боевой подготовки.

Васильев подмахнул бумажку, предназначенную куратору (сволочь все-таки у него куратор, наказал парня за то, за что поощрять бы, и поощрил то, за что бы вешать), передал ее Габриэляну и спросил:

– Но хоть что-нибудь ты понял?

Курсант смотрел на преподавателя с… сочувствием:

– Не беспокойтесь, Михаил Петрович. Все в порядке.

– Если ты так думаешь, – почти сквозь зубы сказал Васильев, – ты не в порядке.

– Михаил Петрович, я вас понял.

– Иди, – поморщился Васильев. Габриэлян надел пилотку, откозырял и вышел. Худо, подумал преподаватель. И особенно худо – что никто, кроме меня, кажется, ничего не замечает. Считают – странный парень, с тараканом в голове. Первый год думали – не удержится. Но удержался. Целеустремленный. Знать бы еще эту самую цель. Ведь она у него есть. Не пайцза, не статус, не карьера. Какая-то другая цель, ради которой можно вот так, глазом не моргнув, живых людей…

А почему, собственно, он должен был моргать глазом? – спросил внутренний черт. Такого рода задания – в первую очередь отсев, а во вторую – способ адаптации к условиям службы. Очень важно, чтобы любой, кто может сломаться, показал это именно сейчас. Чтобы получить распределение в аналитики, технари, в администрацию… есть много работ в СБ, где человеку почти не приходится наступать на горло совести, а если и приходится, то не чаще, чем среднестатистическому менеджеру. А потенциальный оперативник пройдет через срыв – и будет знать свои границы. И другие будут знать.

Но Габриэлян не сорвался. Вообще. Он провел операцию с эмпатами по ниточке – если и возмутился чем, то проколами в организации и безобразным разбазариванием ценного материала. Если он продержится до конца курса, пойдет в группу тактиков. Или во внутреннюю безопасность. Или в секцию С – референтом-телохранителем к кому-то уровнем не ниже смотрящего.[42]42
  Смотрящий – жаргонное название регионального координатора, назначенного советником и одобренного Консультативным советом в Аахене.


[Закрыть] И тогда… может быть, мы услышим о всемогущем визире Такого-то, Вадиме Аровиче Габриэляне… но, вероятнее всего, этого мы не услышим, а услышим совсем другое: что Вадим Арович Габриэлян погиб, погиб при исполнении служебных обязанностей. Потому что там белых ворон любят еще меньше, чем здесь.

Но вот о ком мы точно не услышим – так это о Габриэляне-вампире. Поскольку вампиров Габриэлян не уважает и скрывать это не находит нужным. И от того, что он без колебаний отправил на смерть тех, кому вполне сочувствовал, ради службы тем, кого презирает, – особенно тошно.

* * *

На выходе из корпуса Габриэляна ждал Винницкий.

– Извини, – сказал он. – Он мне почти прямо посоветовал к тебе обратиться.

– Я понял, – улыбнулся Габриэлян.

– Зато я ни лешего лысого не понимаю. Я не думал, что ты меня пошлешь – Васильев над учениками не издевается… Но на твоем месте я бы меня послал.

– Почему? – удивился Габриэлян.

– Что значит «почему»? Приходит к тебе какой-то посторонний молокосос и просит научить, как твое же собственное ребро тебе сломать. Это что, не повод?

– По-моему, нет. Ты ведь уже пытался быть мной – Габриэлян прищурился. – И не понял?

– Ну… – улыбнулся Винницкий. – Не поверил, скажем так. Тебе и вправду не обидно?

Они двигались вниз по аллее, к общежитиям – чуть медленнее, чем обычно шел бы Габриэлян. Бок, несмотря на качественную медпомощь, несколько… мешал.

– А на что тут обижаться? Посуди сам. Учиться на ком-то надо? Надо. Дисциплину в училище поддерживать как-то надо? Надо. На выходе – вполне грамотное решение.

– В старину, говорят, справлялись как-то. Ладно, чего это я. Ты мне лучше скажи – где можно Бабеля отыскать? Я только фильм нашел, почитать хочется.

– Держи, – Габриэлян достал из нагрудного кармана лепесток флеш-памяти и протянул Винницкому. – Я бы тебе книгу дал, но в общежитии с ними неудобно. А в старину… кондиционирование всегда кондиционирование. Задача училища – сделать так, чтобы во внешнем мире мы не рассыпались ни от первого толчка, ни от сотого. И оставались, между прочим, лояльны. То, как именно это делается, в общем, несущественно. Главное – устраивает ли тебя результат.

– А тебя? – Винницкий демонстративно окинул взглядом торс собеседника.

– Вполне. Я бы на их месте даже включил как минимум один раунд работы «бревном» в стандартный курс. Впрочем, может быть, они так и сделали… по-моему, в моем потоке никого не обошло.

Винницкий посмотрел на старшекурсника. Устраивает… чем? Да, запрет на ответные удары в каком-то смысле помогает думать, выбивает из накатанной колеи, но это можно сделать и без этих унизительных задачек, без шпыняния, без… Он выпрямился. Еще раз посмотрел на человека, идущего рядом. Закрыл глаза на мгновение, вошел в чужую форму… открыл глаза…

Аллея перед ним слегка расплывалась – сильно мешало отсутствие очков. Ребятишек надо приучать к крови. И к тому, чтобы они не опьянялись ею. Чтобы думали о задаче, а не о собственной власти. А с другой стороны… это, конечно, вырабатывает спокойное отношение к боли, снимает страх перед ней, да, но куда важнее другое. Чтобы человек запомнил, как его рвали на части. Очень полезный опыт на самом деле.

Миша тряхнул головой, мир вокруг обрел резкость. В шкуре Габриэляна было очень удобно. Даже слишком.

– А можно личный вопрос? Последний на сегодня? – Винницкий прищурился.

– Стреляй.

– Зачем тебе я?

– Ты мне понравился, – спокойно сказал Габриэлян. – Это редко бывает.

– Хе. Ты уверен, что я ничего такого романтического не подумаю? – Улыбка у Короля была совершенно треугольная, как у Чеширского кота на рисунке в детской книге.

– Мм… – Габриэлян оборвал лепесток у несуществующей ромашки, – подумаешь, не подумаешь… нет, не подумаешь. Ты лучше над другим подумай.

– Над чем?

– Зачем Васильев послал именно тебя именно ко мне.

Винницкий пожал плечами.

– Странно он к тебе относится. Не любит, активно не любит – за что, ты же его никогда не разыгрывал. Интересно почему?

– Почему – что? Не разыгрывал или не любит?

– Почему не разыгрывал – ясно: он хороший мужик. Не любит почему. Он на тебя смотрит… как на ящера. Холоднокровного…

– Да, где-то так оно и есть. Ну и что тебя в этом смущает?

– То, что ты не ящер. Потому что…

– Ящер, – резко сказал Габриэлян. – Я – ящер, а ты бросаешь все и идешь домой читать Бабеля.

Впоследствии Миша говорил, что в Габриэляне пропал психоаналитик. Сам же Габриэлян полагал, что в нем не пропал, а прекрасно реализовался роскошный развесистый дурак. Экспериментатор. Песталоцци.[43]43
  Иоганн Генрих Песталоцци – знаменитый швейцарский педагог, большое внимание уделявший наглядности обучения.


[Закрыть] Мотивы Васильева Габриэлян вычислил сразу. Просто потому что один из друзей дяди, театральный актер, тоже был «зеркалом». Он и рассказывал, как в молодости по глупости пошел служить в армию и в первый год чуть не сошел с ума – потерял свое «я» в ходе приведения к общему военному знаменателю. Спасли книги и способность вживаться в них. Расчет Васильева был прост: Михаил Петрович полагал, что полностью вжиться в личность Габриэляна Винницкий попросту не сможет, а вот зацепку для сохранения себя на время получит. Ну а сам Габриэлян вспомнил рецепт дядиного приятеля – и решил подсунуть пареньку что-то красочное, привлекательное и несколько противозаконное. Бабель полному тезке Мишки Япончика был буквально на метрике написан.