Текст книги "Мир полуночи. Партизаны Луны"

Автор книги: Александр Ян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– А что, это до сих пор не ясно? – фыркнула Мэй.

– Нет. Потому что веду я, – сказал Эней. – Мы договорились так.

– Раз нашей группы больше нет, то я с тобой. И раз ты сумел выбраться оттуда живым и собрать новую группу, я буду тебе подчиняться.

Эней протянул ей свою ладонь, и Цумэ почувствовал пробежавший от него ток. Эге, командир, внутренне улыбнулся он. Да ты к ней неровно дышишь, и давно. А вот она к тебе… она сейчас, похоже, ошарашена – что для начала очень и очень неплохо, если ты сумеешь воспользоваться ситуацией. Темная ладонь легла на светлую – нет, не сумеешь ты ею воспользоваться, бедняга… Десперадо положил свою руку сверху. Увидев это, Цумэ решил поддержать зародившийся на глазах ритуал. Чем мы не мушкетеры? – он накрыл руку парня своей рукой, тот чуть дернулся, но ладони не убрал. Следующим был Антон, а сверху свою лапищу пристроил Костя.

– Мы, – сказал Эней, – не можем подчиняться штабу подполья. Мы не группа ОАФ, мы сами по себе, и так будет, пока не разберемся с утечкой. Никто из нас не имеет права самовольно покинуть группу – если только мы все вместе не примем решения расформировать ее. У каждого есть совещательный голос, но решения принимаю только я. В случае моей смерти вы обязуетесь продолжать работу. Выберете нового командира и будете подчиняться ему, как мне. Тот, кто не согласен, – уходит сейчас. Потому что потом будет поздно. – Он обвел взглядом присутствующих.

Никто не отнял ладони. Тогда Эней положил свою левую руку поверх Костиной – так что все ладони на несколько секунд оказались в его руках.

– Между прочим, – ехидно улыбнулся Антон, – вкладывать руки в руки – это жест феодальной присяги. Так что мы крупно влипли. А ты, Эней, больше всех.

* * *

Обиталищем Стаха был полудохлый пансионатик для любителей рыбалки, купленный когда-то его отцом. Цумэ никак не мог взять в толк, почему Стах еще не прогорел, если в разгар туристического сезона у него живут только две компании – не считая дармоедов из подполья. Не собираясь ломать голову над данным вопросом, он напрямую задал его Энею, и тот, улыбнувшись, поманил его в большой сарай, выходящий одним торцом прямо к морю. В сарае на специальных подпорках – это и есть стапели? – парила красавица яхта в состоянии девяностопроцентной готовности.

– Е-мое! – ахнул Цумэ.

– Он делает дорогие коллекционные яхты, – объяснил Эней. – И с этого живет. Пансионат – так, налоги списывать и для собственного развлечения, ну и делишки кое-какие обделывать.

– С подпольем? – уточнил Цумэ.

– Нет, с подпольем у него связей нет. Он дружит… дружил только с Ростбифом и Пеликаном. Они когда-то его вытащили из тюрьмы СБ в Братиславе. А эти парни, которые сюда приехали рыбку ловить, – продолжал Эней, показав на машины под навесом, – видел, какие у них бегалки?

Бегалки были шикарные: «бээмвэшный» внедорожник-«десятка» и кабриолет «порше-сонет».

– Бандиты, – догадался Цумэ.

– Точно. Через день-другой они отправятся кататься на яхте… и вернется на пару человек меньше, чем ушло. Просек?

– Транспорт, – кивнул Цумэ. – Путешествуя, ты оставляешь след. Платишь карточкой за билеты, предъявляешь документы в аэропорту и на монорельсе… А на воде следов не остается. Слушай, ну твой Ростбиф и молодец!

– У хорошего моряка, – грустно улыбнулся Эней, – жена в каждом порту. И кстати, о портах. Как ты думаешь, кто покупает эти яхты?

– Мм… богатые люди, которые собирают предметы роскоши?

Эней покачал головой.

– За эти яхты Стаху платят всегда наличными и сами вносят их в регистр, – сказал он. – Он нанимает команду, которая перегоняет яхту куда-нибудь в Копенгаген, или Лондон, или Стокгольм, а потом возвращается самолетом. А яхту там покупает какой-то другой богатый человек – уже через банк. И деньги поступают на счет, заведенный на предъявителя.

– Плавучий капитал… Который не виден ни СБ, ни налоговому ведомству, если не знать, где искать, или поголовную проверку не устраивать. Блеск. И этот парень держался за Ростбифа и Каспера руками и ногами…

– Потому что Ростбиф и Каспер нередко обеспечивали ему охрану груза или своевременную выплату денег. И мы будем делать то же самое. Это наша плата за то, что Стах дает базу.

– А я-то думал, отчего ты держишься тут как дома…

– А я и есть дома. – Эней пожал плечами. – Я тут жил два года и потом приезжал часто…

Помолчав, он добавил:

– Знаешь, Екатеринослав… мне не показался своим. Как из сна. Из хорошего, доброго сна, но не из этой жизни…

– Ты лучше скажи – все эти тайны мадридского двора ты ведь мне изложил не просто так?

– Да. Если я не вернусь из Варшавы, командиром станешь ты.

– Обалдел? Эта Черная Жемчужина меня не признает.

– Признает. Она привыкнет к тебе, а больше некому. Антон – аналитик, а Костя – ведомый. Ты еще не понял? Он пошел с нами не только потому, что нужен, мы ему нужны не меньше. Мы, – Эней сделал широкий жест, – идем туда, куда он хочет идти и куда никогда не пошел бы сам. Я тебе еще файл оставлю. На всякий пожарный. Закладываться всегда стоит на самый худший вариант. – И это тоже явно была цитата.

– О-о-ох, – донеслось вдруг из недр яхты. – Латвей здэхнонць…

«Легче сдохнуть» – так вот чьим хриплым воем пугал Эней станционного смотрителя в Золочеве…

После энеевских рассказов Игорь ожидал увидеть какого-нибудь средней величины медведя, а выяснилось, что контрабандист и пират больше всего напоминает бесконечную собаку бассета. Вытянутое унылое лицо, непропорционально длинное туловище, брылы, мешки под глазами. Ну и общая аура чего-то неуклюжего и не очень жизнеспособного, то есть это до той поры, пока в поле зрения не покажется добыча.

Он и двигался как-то сразу в несколько разных сторон, приволакивая ногу, словно полупарализованный пес. Из краткого объяснения Энея Игорь узнал, что Стаха в море ударило гиком, он получил жуткую травму позвоночника, так до конца и не восстановился – и полностью посвятил себя кораблестроению.

Увидев Энея, Стах как будто совсем не удивился, и первое, что сказал после долгой разлуки:

– Курка! Ты что, жрать не принес?

– Тебя не прокормишь.

– Х-хор-роба! – выругался Стах. Прокашлялся, сплюнул и спросил: – Где Михал?

Эней ответил, как Мэй до него:

– Згинел. В Екатеринославе.

– Хор-роба… – Стах принялся охлопывать себя по карманам комбинезона. Карманов было много, и смятую пачку сигарет он нашел не сразу.

– Тераз я за него, – сказал Эней. – Стаху, где Хеллбой?

– А-а, курва его мать, не вем! – рыкнул Стах. – Не хце го видзечь…[109]109
  А, шлюха его мать, не знаю!.. Не хочу его видеть… (пол.).


[Закрыть]

Из дальнейшего монолога, пересыпанного «хоробами» и «курвами», Игорь понял, что означенный Хеллбой принимал участие в подпольных боях с тотализатором, посоветовал Стаху ставить на своего противника, клятвенно обещая, что ляжет в четвертом раунде, а вместо этого в первом отправил беднягу в полный нокаут. У Стаха пошли с дымом полторы тысячи евро. Он бы с удовольствием привязал Хеллбоя к якорю и отправил на дно Балтики, но, скорее всего, с ним это уже проделали держатели подпольного тотализатора, а если еще нет, то все равно ему, Стаху, пришлось бы встать в очередь.

После того как зажигалка все-таки сработала, поток стаховского сознания стал несколько более прозрачным, и из него отчетливо вычленилась мысль: за какой хоробой приличным ребятам, хотя и на всю сдвинутым террористам, может быть нужен Хеллбой с левой резьбой?

Эней ответил, что должен подготовить группу, и тут Стах как будто впервые заметил Игоря.

– А кто есть? – спросил он.

– Мэй, Десперадо з нами. – Эней загнул пальцы. – Мамы два брати. Мамы коваля.

– Тен бялы? – спросил Стах, кивая на Игоря.

Эней помотал головой и показал на Антона, вышедшего на крылечко кухни.

– Тен курчак? – изумился Стах.

– Справжни коваль,[110]110
  – …У нас есть два брата. Есть кузнец.
  – Этот белый?..
  – Этот куренок?..
  – Настоящий кузнец (пол.).


[Закрыть] – твердо сказал Эней.

Учитывая, подумал Игорь, что пацан чуть ли не шутя «наковал» для группы пять тысяч юриков за неделю, «настоящий» – это даже не комплимент.

…На завтрак были сардельки для гриля, купленные вчера в Гданьске, – половину здоровенной «семейной» упаковки выпотрошили и съели по дороге, вторую половину насадили на шампуры и зажарили над печкой. Печка у Стаха была совершенно антикварная – на дровах и древесном угле.

– Если бы это был утюг, – сказал Антон, – им бы пришлось размахивать. Раньше, когда утюги были на угле, ими размахивали, чтобы жар равномерно распределялся. Но это, – горько заметил он, – не утюг.

Игорь с сомнением посмотрел на печку.

– Не думаю, что кто-то выиграет, если я начну ею размахивать.

– Вы там осторожнее, – сказал Эней. – Чайки налетят. Они эти сосиски прямо с шампуров таскают.

В конечном счете наелись все, и всем было вкусно. Игорь, ради завтрака боровшийся со сном почти до половины десятого, добрался, чуть пошатываясь, до своего домика, упал на постеленный поверх койки спальник – и отключился.

* * *

Стах протестовал. Стах все время протестовал. Ему не нужна была цивилизация. Цивилизация – это для двух парадных коттеджей, да и то… Последняя демонстрация протеста кончилась тем, что Игорь перекрасил волосы в радикально-рыжий цвет, смотался в соседнюю деревню и, объяснившись с первым попавшимся жителем на ломаном немецком, купил, прикинув параметры Стаха, пятилитровую бутыль сливового самогона и трехлитровую – картофельного. В общем, когда Стах снова стал способен протестовать, два домика уже были оборудованы газовым отоплением (баллоны), на общей кухне красовалась новая плита (на теплобрикетах), крыши коттеджей сияли поглотителями солнечных батарей, а в антенне спутниковой связи какие-то представители семейства врановых даже попытались свить гнездо, но были беспощадно выселены.

Стах плюнул и пошел заканчивать яхту.

Кроме него на маленькой верфи работали двое деревенских парней – Феликс и Гжегож. Они знали Энея с детства, были по уши завязаны в делах Стаха, и утечки информации можно было не опасаться.

А еще в пансионатике жили гоблины – так их прозвал Антон, и название закрепилось. Это были натуральные бандиты, которые вели со Стахом какие-то дела и совмещали их с приятным – купанием в море, катанием на яхте, выпивкой и жратвой. Стах и его работники питались тем, что оставалось от ночных пиршеств гоблинов. Гоблины спали – часов до двух пополудни. Потом понемножку выбирались на солнышко, освежались в море, иногда под руководством Феликса или Гжегожа отчаливали на яхте и ловили рыбу. Выловленную оставляли тому же Феликсу или Гжегожу чистить, а сами ехали в город за водкой и закуской – рыба была просто символом их охотничьей удачи. Они жарили ее над костром на шампурах. Им нравилось чувствовать себя викингами.

Костя тренировал Антона. Нарабатывал общую физическую подготовку по армейским стандартам и кое-какие приемы самообороны. Потом отводил в лес и учил обращаться с оружием. До стрельбы пока не доходило – Антон должен был уметь разобрать, почистить, смазать и собрать «железо».

Само «железо» хранилось в лесу, в тайнике. В первый же день Эней отвел Костю и Антона на то место, отсчитал шаги от раздвоенной сосны, разгреб песок и хвою – и обнажил деревянную крышку люка с вделанным кольцом. В подземном укрытии лежало наследство Ростбифа и Пеликана.

Наверное, так себя чувствовал Эдмон Дантес. Или – еще лучше – персонажи «Таинственного острова». Склад «находка для шпиона», он же «радость террориста». Стрелковое оружие на любую руку. Патроны и в «серебряном снаряжении», и в обычном. Взрывчатка. Батареи взрывателей. Распылители под серебряные взвеси. Сами взвеси. Колларгол в ампулах. Жучки. Коммуникаторы. Чипы. Флешки с инструкциями, демонстрациями, разработками. Комментарии Ростбифа к оным.

На самом деле – очень немного. На один зуб. Но затравка в деле очень часто – самое важное. Если есть оружие, можно добыть оружие. Если есть деньги, можно добыть деньги. И если есть информация…

Эней проверил и пересмотрел все содержимое «пиратского сундука». Потом простучал стенки. Потом что-то посчитал, шевеля губами, наклонился, отодвинул два кирпича, пошарил за ними и вытащил на свет небольшую плоскую коробку и крайне недовольного вторжением длинноногого белого паука. Паука он стряхнул, а коробку оставил себе.

– Это что? – спросил Антон.

– От любопытства кошка сдохла, – сказал Эней. – Будешь себя хорошо вести, вечером дам посмотреть.

– А что нужно вскрыть, чтобы ты решил, что я хорошо себя веду?

– Научись не глядя заряжать револьвер. Шучу. Если это то, что я думаю, я тебе обязательно это покажу, сегодня или завтра.

Антон взъерошил макушку.

– Жизнь дала трещину, – сказал он. – Остался последний чемодан денег. Эней, в идеале нам все равно нужен свой источник финансирования. Отдельно от подполья. Нам нужна фирма. Компания. Которая будет делать деньги. Тогда нам не смогут перекрыть кислород даже при самом плохом раскладе.

– Я кое-что придумал, – сказал Эней. – Но это пока так, в воздухе… мы ни с чем не можем заводиться, пока не найдем Хеллбоя и не приведем группу в рабочий вид. А фирма – это неплохо. И свое хозяйство, и прикрытие.

– Но для этого нам нужно семечко. Не просто деньги на текущие нужды.

– Ну, так прикинь. Начинай соображать, что бы такое провернуть. А я пойду у Стаха спрошу – может, у него есть груз.

Груза у Стаха не было и в ближайшее время не предвиделось. Яхта требовала еще месяца работы. И нужно было как-то выручать Хеллбоя.

После темноты Эней и Игорь отсели от общего костра (с печкой решили больше не связываться) для приватной беседы.

– Вот что я думаю, – сказал Эней. – Хеллбой задолжал Стаху полторы тонны. Мы найдем Хеллбоя и эту игорную мафию – и обуем так, что у нас появятся и деньги, и инструктор.

– Надо смотреть на месте. Только, Андрей, мне на ринг нельзя. Я боец так себе и проиграть-то не проиграю, но выдам себя мгновенно. Мы проверяли.

Эней пожал плечами.

– А тебя никто на ринг и не тащит. Ты побереги силы, чтобы выигрыш забрать.

– Тогда расскажи, что ты хочешь делать. Потому что в этой сфере опыт у меня побольше.

– Хеллбой, – объяснил Эней, садясь прямо на песок, – учудил вот что: договорился с хозяевами, что ляжет в четвертом раунде, а сам выиграл. Теперь сидит, хвостом накрывшись, хозяева его ищут. Но я его знаю – он не удержится, высунется. И если мы найдем его раньше, чем хозяева боев, – мы выходим с ними на связь и представляемся такой же группировкой, которую в свое время обул Хеллбой. Зная его как облупленного, они нам поверят. А поскольку единственный способ, которым Хеллбой может вернуть деньги, – это выступить на ринге еще раз, мы предложим замостырить бой: он против нашего бойца. Против меня.

– Он что, принципиально с властями дела не имеет? То, что он приятелей подставлять может, ты мне уже объяснил.

Эней вздохнул.

– Он может подставлять приятелей в денежных делах… Но за того же Стаха он отдаст жизнь. В общем-то, один раз почти отдал… Понимаешь, он… как ребенок. Или как польский шляхтич, который где-то в заколдованном замке пятьсот лет проспал. Ответственности ноль. Он, кажется, вообще не знает, откуда берутся деньги и сколько они стоят. Он в армии служил – в корпусе «Антей», слышал о таком?

Игорь слышал. «Антей» специализировался по операциям против старших. А служили в нем только люди.

– Ходил за фронтир, – продолжал Эней. – Там у него башка совсем съехала набекрень. Он две вещи в жизни любит – драться и пить. Ну и привык, что ему платят за одно удовольствие. Ты думаешь, он подставил Стаха из-за денег? Черта с два. Я на что угодно спорю: он на ринге в кураж вошел и забыл на хрен обо всех договорах. Он… просто такой. Сам увидишь.

– Это роман. – Цумэ закурил. – В духе Верна. «Пять недель на воздушном шаре», «Месяц с паном Заглобой…».

– С Заглобой? – Эней хмыкнул. – Заглоба отдыхает.

* * *

Заглоба действительно отдыхал. В «Антей» набирают людей, которые способны в бою – на решающие секунды – составить конкуренцию варкам. Как правило, это те еще шкафы, но при этом с отменной реакцией. Большинство – «новые европейцы», по-простому говоря, чернокожие, арабы или полукровки. Ничего не поделаешь, реактивность выше.

Хеллбой, для разнообразия, был белым.

Кстати, о… Игорь покосился в сторону – рядом сидела Мэй Дэй в ярко-красном платке, кожаной куртке и длинной цыганской юбке. Да, «новые цыгане» тоже бывают…

Он перевел взгляд на ринг. Хеллбой выглядел как обрюзгший лев, его противник – как подтянутый бугай. Можно было бы задаваться вопросом, кто кого сборет, если не знать точно: поединок расписан, и бугай ляжет подо льва в третьем раунде. Это если лев не войдет в кураж снова и не уложит бугая сейчас.

Стандартный способ: раскручиваешь аутсайдера в фавориты – а потом, в финале, резко проваливаешь. И денежки всех, кто на него ставил, – твои.

Хозяева тотализатора наверняка уже получили с Хеллбоя возмещение убытков. Но оставалась еще месть. А потому очень возможно, что в том самом запрограммированном финале с ринга ему не уйти. Или не уйти целым.

План А таким образом отпадал. План Б заключался в том, чтобы предъявить свои права на Хеллбоя прямо сейчас. Потому что если кто и завалит нашего Заглобу, то не бугай по кличке Торпеда. Он отчаянно трусит и мечтает дожить до третьего раунда, чтобы с удовольствием упасть.

Ох, зря он нервничает, есть ситуации, в которых очень опасно излучать страх, и далеко не все они связаны с варками. Окажись сейчас на ринге собака, полетели бы от Торпеды клочки по закоулочкам. А львы, они такие вещи чувствуют не хуже собак. А может, и лучше. Толчок, захват, ну что ж ты, олух, ну давай по ходу движения, вывернешься же, щель тебе оставлена с Золотые Ворота. Нет, парализовало. Безнадега.

Бедолага Хеллбой. Как он-то продержится эти два раунда? Неужто устоит перед искушением размазать это мускулистое недоразумение по помосту?

А если не устоит, Эней будет нервничать. Не приведи Господь, стрельба еще начнется…

Игорь прислушался к Хеллбою. Ни малейшего боевого азарта, труха, пепел. Он сейчас презирает и себя, и партнера, и устроителей, и весь белый свет. В таком настроении, пожалуй, нет, не размажет.

Конец первого раунда. Игорь с трудом верил своим ощущениям – публика была в восторге от этого цирка. Очень немногие, способные видеть, что к чему, чувствовали то же, что и он, – брезгливое раздражение. Хеллбою даже было лень что-то изображать: он просто отмахивался от противника, растягивая время.

– Как? – спросил Эней.

– Не знаю. Пока нормально, твой шляхтич в глубокой депрессии, но если его что-то из нее выведет…

– Ладно, дождемся третьего раунда.

Перед третьим раундом устроитель делал Хеллбою накачку – наверное, требовал изобразить какой-то интерес. Зря это он. После гонга Хеллбой встал совершенно бешеный. Торпеда после сигнала «Хадзимэ!» продержался две секунды. Ровно две. Хеллбой срубил его одним-единственным хуком в печенку. Тот мог бы еще продышаться и встать к счету «десять», но не захотел.

– Вниз, – сказал Игорь. – Вниз, немедленно. Ему мало. А этот кретин сейчас захочет власть показать, – продолжал он уже на бегу.

Быстро двигаться сквозь толпу вообще-то не очень удобно. Если, конечно, перед тобой не идет данпил, который работает бульдозерным ножом. Вежливым.

– Проше пана, проше пана.

Толпа закончилась, Игорь оказался прямо перед помостом, на который опасливо поднимались двое охранников. Устроитель боев, некто пан Заремба, сидел с совершенно кирпичной мордой. И по форме, и по цвету, и по выражению. Когда прямо перед ним как из-под земли вырос высокий господин в сопровождении четырех цыган, кирпич слегка выцвел.

– Я прошу прощения, – сказал Игорь по-хорватски, чуть касаясь пальцами полей шляпы в знак приветствия. – Но мне нужен этот человек. Из-за его безответственного поведения я потерял крупную сумму денег и теперь намерен их вернуть.

Эней перевел, говоря по-польски так быстро и так в нос, что Игорь, хорошо понимающий язык Мицкевича и Костюшко, еле-еле мог разобрать хоть что-то.

Зато ответ пана Зарембы он понял хорошо:

– Я вас не знаю. Кто вы такие? Какой дьявол вас принес? Я раньше нашел его. Мне он первому должен.

– Видите ли, судя по происходящему, к тому моменту, когда вы сочтете себя удовлетворенным, от него мало что останется. – Игорь окинул Зарембу взглядом. – От вас, скорее всего, тоже, но это волнует меня меньше.

Чтобы наехать на высокого господина, нужна недюжинная смелость. Игорь поневоле зауважал кирпичную рожу. Хотя в мире Зарембы показать слабость в такую минуту означает подписать себе смертный приговор – поневоле приходится держаться, не то сожрут свои же.

Заремба молчал.

– Восхищаюсь вашим хладнокровием, – сказал Игорь. – Но продолжаю настаивать. Мне очень нужен этот человек.

За спиной Зарембы уже поднялось несколько охранников. Те, что взяли под локти Хеллбоя, нервно оглядывались. Заремба смотрел на свиту варка; с такой юбкой девица могла бы приволочь пушку и посерьезнее той «грозы», что засек сканер. Ребята на входе все отметили, но не рискнули связываться со свитой высокого господина.

– У вас очень неосторожная охрана, – отметил Игорь. – Не мне, конечно, жаловаться…

Как будто сам он не был оружием: колющим, режущим и даже частично огнестрельным…

Заремба, что характерно, не занервничал. В его кругах, если с тобой разговаривают, вместо того чтобы сразу начать стрелять, значит, от тебя что-то еще нужно.

– Ладно, – сказал он. – Ладно. Договоримся. Он должен провести еще два боя. И забирайте. Согласны?

– Четыре боя, – поправил Игорь.

– Четыре? Откуда я возьму четыре? На сегодня у меня осталось два бойца. Два. – Заремба для верности показал пальцы.

– Ну и прекрасно. Два ваших, два моих. Будет ровно четыре боя.

– Сейчас все ставки пойдут к чертям! – Заремба аж приподнялся с кресла. – Вы хоть соображаете, что делаете?

– Вполне. У вас заявлены еще бои «Танго против Грозы» и «Хеллбой против победителя». И Танго, и Гроза – аутсайдеры, о которых никто ничего не знает. Ставки идут примерно поровну, один к одному. Заявите бой «Танго против Чужого» и «Странник против Грозы». Потом – бой за место в финале, а потом победитель сразится с Хеллбоем. У вас сутки, чтобы вернуть старые заклады и принять новые. По-моему, этого более чем достаточно. Товар, – Игорь показал на Хеллбоя, – должен остаться цел и невредим.

Заремба молчал секунд восемь, подсчитывая возможную выручку, а потом пробормотал:

– Пойдет. До свидания.

Когда варк с цыганами (оценить степень традиционности компании Заремба не мог, ибо Стокера не читал) выплыл из зала, распорядитель обернулся к Хеллбою.

– Ты их знаешь?

– Знаю? – прошипел Хеллбой. – Глаза б мои их не видели.

Четверо «цыган» тем временем, взяв своего «хозяина» в квадрат, прошли через охрану зала, под перешептывания публики вышли наружу и загрузились в «порше-сонет». Быки Зарембы это, конечно же, видели. Игорь усмехнулся, садясь на место рядом с водительским. Машину одолжили у гоблина по имени Мариуш. Он отплыл со Стахом на яхте в Клайпеду и ничего об этом не знал.

«Порше» бесшумно завелся и полетел в сторону германской границы. Опорный пункт оборудовали в Грамбове. У Зарембы окончательно вылезли бы глаза на лоб, если бы он увидел сарай, в который въехал «сонет» высокого господина. У этого сарая даже не было автоматических ворот, и двое «цыган» сами раздвигали и сдвигали створку.

Компания выгрузилась из машины.

– Ой, как кушать хочется. – Костя шумно потянул воздух носом. В сарае пахло супом – из пакетика, правда, но настоящим супом, варившимся в котелке на термобрикетах портативной печки.

– Ну как? – спросил Антон, доставая из припаркованного рядом с «порше» «фальцера» набор одноразовых тарелок и ложек.

– Входит командор, все встают и проваливаются, – доложил Игорь. – То есть не совсем проваливаются – у здешних бандитов неприлично крепкие нервы, – но в целом удовлетворительно. Твой будущий гуру жив, относительно здоров, и завтра мы его будем вынимать. Если он нас первым не изымет.

Игорь зачерпнул из котелка, подул на ложку и продолжал:

– Главное – пан Заремба сейчас теряется в догадках. Что бы ему ни наврал Хеллбой, он понимает, что Хеллбой ему наврал. Поэтому наверняка его быки бегают по всему Щецину и расспрашивают о цыганах. И ночь у него будет суетливая.

– Завтра там будут уже не четыре быка с пистолетами, – сказал Эней, уделив супу свою долю внимания, – а восемь с дробовиками. Самое меньшее.

– А им стрельба бизнес не попортит? – осторожно поинтересовался Костя.

– Попортит, – кивнул Игорь. – Еще как попортит. Практически убьет на месте. Их терпят, пока от них шума нет, и они не наркоторговцы, дело у них стационарное. Поэтому стрелять они будут в самом крайнем случае. Но, увы, скорее всего, мы и будем тем крайним случаем.

– При ставках один к одному, – зажмурился Антон, – мы их обуем на двадцать семь тысяч. Я подсчитал.

– Не кажи гоп, пока не перескочишь. – Андрей в последний раз скребнул ложкой по дну котелка. – Всем спать. Завтра тяжелый день.

* * *

Пан Заремба действительно был обеспокоен.

Организованная преступность – зеркало организованной государственности. Поганое, мутное и кривое – но зеркало. Как государственный чиновник отвечает перед вышестоящим за свой участок работы – так и Юлиуш Заремба был в ответе за свой участок. А его участком были бои с тотализатором, мероприятие весьма популярное в портовом Щецине. И опасное, потому что зрители – это не клиенты наркоторговцев, закона не боятся, молчать их не заставишь, и получается, что ты весь на виду и живешь, пока пользы от тебя больше, чем неудобства.

В качестве ответственного за эти бои пан Заремба должен был делать три вещи: контролировать деятельность всех устроителей боев и букмекеров, собирать с них дань, передавать определенную часть в общую кассу, пресекать появление конкурентов и попытки обвалить этот рынок.

Явление варка в шляпе напрямую ни на одной из этих сфер не сказывалось. Но любая новая сила на поле могла вызвать неудовольствие начальства, а значит, ахнуть по самому Зарембе: как допустил? С другой стороны, неспровоцированный конфликт тоже мог вызвать неудовольствие начальства, следовательно… А с третьей, пойди Заремба на уступку – вполне разумную, кстати, уступку, – он покажет себя слабаком перед своими.

Поэтому господин Заремба действительно припряг всех быков и все свои контакты и со страшной силой тряс Беньковского, который неделю назад выставил на арену ходячую мину по имени Марек Калиновский и по кличке Хеллбой.

Сухой остаток был по-прежнему сухим – никаких следов. Никаких зацепок. Хеллбой успел трижды рассказать историю своего знакомства с залетной дракулой, и все три версии не совпадали друг с другом ни в одной детали. Сам варк, вместе с цыганами и машиной, исчез, как сквозь землю провалился. И где искать чертова хорвата – было неизвестно.

Обычный человек завис бы между этими факторами, что осел философа Буридана. Но ослы в организованной преступности не выживают. И пан Заремба начал действовать.

* * *

Если бы Эней хоть сколько-нибудь боялся щекотки, этой двухчасовой пытки он просто не выдержал бы. Рука у Цумэ была быстрой и верной, Десперадо он расписал в общей сложности минут за сорок пять и в такое же время уложился, разрисовывая Энею грудь, а вот когда перешел на спину, отчего-то решил предаться вольному искусству.

Сама идея была прекрасной: когда их будут искать по особым приметам, то вспомнят о татуировках, а не о шрамах. Производитель цветных маркеров для боди-арта гарантировал, что рисунок продержится неделю при активном образе жизни, то есть с учетом того, что жертва искусства будет щедро потеть. И все бы ничего, если бы Игорь вдруг не решил…

 
В результате Эней лежал на животе уже два часа и слушал блюзы в Игоревом же исполнении:
Well, it rained five days and the sky was dark as night
Yes, it rained five days and the sky was dark as night
There's trouble in the lowlands tonight.[111]111
  Пять дней, пять ночей текла с темного неба вода.
  Пять дней, пять ночей текла с темного неба вода,
  И сегодня в низинах беда (англ.).


[Закрыть]
 

– Слушай, ты можешь как-нибудь так, чтобы не петь? – спросил Эней.

– Могу. Но тогда и не красить. И будешь ты, как некий мистер Бэнкс, односторонним человеком.

– Что ты хоть там рисуешь? – вздохнул Эней.

Мэй, не утерпев, подошла к ним, посмотрела и сказала:

– Я сейчас кого-то убью. Энеуш, он нарисовал меня!

– Всякое портретное сходство с реально существующими людьми прошу считать случайным, – промурлыкал Игорь.

Со своей лежанки поднялся заинтересованный Десперадо.

– Не подходи! – закричала ему Мэй. – Энеуш, он рисует меня… без всего!

– Как это без всего? – парировал Игорь. – А браслеты? А копье? А лев – это, по-твоему, ничто? Любой философ скажет тебе, что даже небольшая часть льва – это определенно «что-то». Даже если она не прикрывает стратегических мест… ох… Слушай, во-первых, ты отшибешь себе кулак. А во-вторых, у меня же рука дрогнет. Хочешь усы?

– Мэй, оставь его, – сказал Эней. – Перерисовывать некогда, пусть остается как есть. Все равно завтра смоем.

Десперадо хмыкнул и вернулся на лежанку. Достал из футляра гитару, подстроил и принялся что-то наигрывать. Мэй, фыркнув, тоже отошла. Эней закрыл глаза и задумался о предстоящей операции. По всему получалось, что либо после третьего матча кто-то свежий – и сильный – выйдет на победителя, либо начнется стрельба.

Самый неприятный вариант в таких случаях – это когда на арену выходит варк. Всегда почему-то хватает идиотов, готовых ради маленькой славы рисковать положением в упырином социуме. Существовала рутинная процедура проверки – противников заставляли подержаться за серебро, – но были способы ее обойти. В этой ситуации, конечно, ничего не останется, кроме стрельбы. А не хотелось бы…

– Готово, – сказал Цумэ.

Эней сел, пытаясь заглянуть себе за плечо. Мысль о том, что у него на спине «нататуирована» обнаженная Мэй, вдруг почему-то заставила его опустить голову, чтобы скрыть ползущую налицо краску. 3-зараза, теперь он ни о чем другом думать не сможет. Только о том, «как это выглядит». И зеркала большого нет. Игорь сказал: браслеты, копье и лев – он что, изобразил Мэй как дикарку? Спросить было неловко. Эней попробовал представить себе эту картину – результат получился вполне предсказуемый.

– Па-азвольте. – Цумэ спихнул его с лежанки и растянулся сам. – Мэй, через полчаса можешь начать меня избивать. Но не раньше, – и закрыл глаза.

– Через полчаса его будет пушками не разбудить, – сказал Антон. – Воды принести, что ли…

– Я тебе покажу воду! – страшным шепотом ответил Цумэ.

– Ты сказал, что спишь, вот и спи. Андрей, а вот что мы с Лучаном делать будем? Ну, нарисовали мы ему татуировку, но грамотный человек шрамы все равно заметит. Даже на месте. А уж если потом кто с записью поработает…

– Кто сказал, что мы оставим им запись?

– А предупредить? Мне ж тогда план здания поднимать, проводку… А свидетелей ты тоже не собираешься оставлять?