Текст книги "Мир полуночи. Партизаны Луны"

Автор книги: Александр Ян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Антон стукнул ладонью по ограде. Сын своей мамы! О чем угодно готов думать, только бы не возвращаться в деревню. Только бы не искать помощь. Только бы не ошибиться. Два человека там, у дорога, а он здесь застрял, будто от промедления что-то изменится…

И тут он увидел – то есть он видел, но только сейчас увидел – свежий рушничок. Свежий. Недавно стиранный. Повязанный на крест.

Идиот! Ну и идиот!

Антон развернулся и чуть ли не бегом вернулся в деревню. Он больше не выбирал и не прикидывал, просто постучался в первые же попавшиеся ворота.

Открыла ему смугловатая худощавая женщина в джинсах и ковбойке. Судя по испачканным землей резиновым перчаткам и взрытой клумбе перед домом, она высаживала какие-то цветы.

– День добрый, – сказала она. Точнее, «дэнь добрый». – Антон запоздало сообразил, что перед ним сейчас встанет еще и языковой барьер, пусть даже не очень высокий.

– Добрый день, – ответил он на приветствие. – Я прошу прощения, но вышла такая история… мы с приятелями путешествовали автостопом, и у нас закончилась еда… и питье. Друг стер ноги, остался у трассы, мы решили ловить машину – но сначала меня послали купить еды… вы не продадите мне немного?

Брови женщины на секунду исчезли под косынкой.

– В мене тут крамниця, чи шо? – спросила она. – Тут десь написано, що в мене тут магазин, га?

Антон смущенно отступил на шаг назад, а женщина высунулась из калитки и осмотрела свой забор – будто проверяла, не появилась ли на нем чудесным образом вывеска. Антон пробормотал: «Извините» – и повернулся было идти прочь, но женщина окликнула его:

– Гей! Я що, бiгти за тобою маю? А ну заходь![55]55
  Эй, я что, должна за тобой бегать? А ну заходи! (укр.).


[Закрыть]

Через десять минут он был нагружен пирогами с творогом и яйцами, домашней колбасой, домашними же солеными огурцами и двумя пластиковыми бутылями вишневого компота: одна своя, из-под колы, а другая, на полтора литра, – хозяйкина, с отмытой этикеткой. Хозяйку звали Валя, и кроме бесплатной еды (на которую мальчик смотрел в ужасе – вдвоем с раненым Андреем они все это съесть не смогли бы) она дала ему толковый совет: дождаться на окраине села школьного автобуса, который пополудни будет развозить детей по домам, и на нем доехать до райцентра.

Если бы Антон действительно был хич-хайкером, он бы, без всяких сомнений, воспользовался этим советом. Но он не мог оставить ни Андрея, ни Игоря – особенно Игоря, особенно сейчас, перед полнолунием, особенно здесь, в каких-то двух километрах от этого славного дома, где обижаются на просьбу продать еду и дают даром.

Набравшись духу, он, перед тем как сказать «до свидания» («спасибо» он сказал уже множество раз), выпалил:

– Laudetur Iesus Christus.[56]56
  Слава Иисусу Христу (лат.).


[Закрыть]

Валины брови снова подпрыгнули.

– Я iноземноi мови не розумiю, Антосю. Iдь coбi, нехай щастить.[57]57
  Я иностранного языка не понимаю, Антось. Иди, удачи тебе (укр.).


[Закрыть]

Антон внутренне «сдулся». Все верно: он или слишком умен, чтобы ему везло, или слишком глуп, чтобы распознать везение. Какого лешего он зацепился за этот рушничок? Он значил всего лишь уважение местных жителей к павшим и к традициям. Не больше.

По крайней мере, у него есть еда и питье…

На полдороге он услышал мотоциклетный рык. Двое парней на мотоцикле «субару» обогнали Антона. Придорожный гравий брызнул из-под заднего колеса. Машина остановилась, преградив мальчику путь. Сидящий сзади спешился. Здоровенный парень. Косая сажень и все такое.

– In saecula saeculorum, amen,[58]58
  Во веки веков, аминь (лат.).


[Закрыть] – сказал он, приближаясь к Антону. – Может, ты и херовое пиво пенистым называешь? Католики на латыни только в кино говорят. И деревня тут православная. Ты бы лучше сразу «шалом алейхем» сказал. Я Костя. А это Богдан.

Костя (если Андрей был собакой с глазами как чайные блюдца, то это была собака с глазами как мельничные колеса, а где-то ж еще ходит собака с глазами как круглая башня…) отвел Антона в сад перед заброшенным домом и усадил напротив себя за столик для пикников: два пня и каменная крышка. Богдан демонстративно курил у мотоцикла, показывая, что в разговор вмешиваться не собирается. Поначалу беседа не заладилась, но после нескольких уклончивых ответов Константин твердо взял его за руку и сказал:

– Слушай, Антон. Хочешь ты этого или нет, но разговор тут такой: сразу все карты на стол – или гуляй ветер. Мне некогда в шпиёнов играть. Может, ты Христа ищешь, а может – приключений на свою задницу. Ляпнешь потом где не надо – людям навредишь, а то и чего похуже. Знаешь, почему деревня пустая на три четверти? В этом регионе до последних событий три раза свободную охоту объявляли. Три раза, Антоха. – Он для убедительности показал три пальца, крепких и темных, как корни. – Или ты мне доверяешь, или – свободен.

Антон вздохнул – хуже точно не будет – и рассказал все: от кого, куда и зачем он бежал, кого встретил в поезде и где их оставил. Чем дальше продвигался рассказ, тем интенсивнее тер бороду Костя. Когда Антон закончил, средней величины сказочный персонаж решительно поднялся, на ходу доставая из кармана старенький комм.

– Богдан, – распорядился он, набирая номер, – знайды мени брата Михаила.

Даже Антону было слышно, какой у него ужасающий русский акцент, но местные жители, видимо, очень ценили даже попытку говорить с ними на их языке. Рот юного мотовсадника Богдана на миг округлился – видимо, брат Михаил был здесь фигурой серьезной. Но тут же резко, по-солдатски кивнув, Богдан рванул педаль – и растворился в пространстве. Тем временем на вызов Кости ответили.

– Алло, Роман Викторович? Это Костя. Вы очень нужны. Огнестрел. Где? – обратился он уже к Антону.

– У поворота на Вильшанку в лесопосадке, – ответил мальчик.

Он снова чувствовал себя как после прыжка с парашютом: события несли его, а не он направлял их. Энергия Кости равнялась энергии небольшого танка – в чем вообще-то ничего удивительного не было.

– А теперь – кросс, – сказал Костя, сунув комм обратно в карман и перехватывая у Антона пакет с едой, выданный щедрой Валей.

Все-таки они попали на место не бегом, а скорым маршевым шагом, который утомил Антона не меньше, чем бег. Костя даже не запыхался.

– Морская пехота, потом санвойска, – пояснил он коротко. – Денег учиться не было, пошел контрактником. Ну, где твои подопечные?

Они нашли их без всякого труда – из лесопосадки раздавались стоны, очень близкие к тому, чтобы перейти в крики. Андрей, распростертый на земле, в бреду скинул с себя одеяло и перевернулся на спину, подставив небесам открытое и совершенно беззащитное горло. Но стонал не он, как подумал поначалу Антон. Стонал скрючившийся на коленях в четырех шагах от него Игорь. На сей раз он уже не казался чистым и светлым – покрасневшее тело покрывали волдыри, зубы стучали, щеки ввалились, под глазами, как и у Андрея, залегли темные круги, а из оскаленного рта сочилась слюна.

– Господи! – вырвалось у Кости.

Или… нет. Вовсе не вырвалось. Антон, хотя его сердце провалилось даже не в живот, а ниже, вдруг сообразил, что это не восклицание.

– А-а, пришли, – Игорь хрипел. – Ну ты, здоровый. Вон его железка. Он сам уже ничего не может. Давай сними мою голову.

Чтобы взять меч, нужно было сделать два шага вперед и наклониться. Наклониться – а варк двигается быстрее человека, даже на солнце…

– Нет, – выдохнул Антон.

Но Костя не спешил подбирать катану, просто стоял и шевелил губами – а Игорь следил за ним и нехорошо ухмылялся.

– В чем дело, поп? Трусишь? Или тебя поторопить? Что ты сделаешь, если я все-таки возьмусь за горлышко?

Поп? Бородатый Костя – священник? Деревня православная, он сказал… Но Игорю-то откуда…

А Игорь еще минуту поиграл с Костей в гляделки, потом скользнул к раненому и так легко приподнял его, словно тело Андрея было набито ватой.

– У меня никогда не было агнцев, поп, – пропел он мерзким голосом. – Мы с Миленой охотились за всякой мразью. Волки – санитары леса, помнишь, тебя учили в школе? Но волкам тоже надоедает кушать самых паршивых. Им хочется ягненка. Чистую жертвенную скотинку. Такую, как этот. Можно мне один разик? Последний? Перед смертью? Нам же все равно конец. Нам обоим.

– Игорь, – спокойно ответил Костя, закончив… молитву, наверное, – ты, главное, не поддавайся. У него власти столько, сколько ты сам дашь. Нам всего ничего осталось. Сейчас приедут люди, которые тебе помогут. Но сначала ты сам должен себе помочь, понимаешь? Гони его из себя. Молись, они молитвы терпеть не могут. Не знаешь как – повторяй: Царю Небесный, утешителю, душе истины…

Варк захихикал.

– Нет, поп, он не твой! Для нас обоих поздно. Андрюшенька! Дорогой мой, очнись! Я так долго вдыхал твою кровь, что уже не могу удержаться. Я спас тебя. Я имею на нее право, ты не находишь? Ты так трогательно мне доверял.

Андрей внезапно раскрыл глаза и ударил с левой себе за голову. Перстень-печатка, темный такой, наверняка серебро зачерненное, пришелся точно в переносицу варка. Переносица хрупнула, Игорь взвыл и опрокинулся на спину, выпустив Андрея. Тот, падая, пнул катану в сторону Кости – после чего свалился на простреленный бок и отключился.

Бородач подхватил катану, нырнул вперед и с размаху ударил Игоря по сгибу локтя тупой кромкой. И еще. И еще. С каждым ударом слышался хруст костей. Антона вырвало солеными орешками. К Андрею он подойти не рискнул, боялся помешать.

Когда руки варка повисли – сломанные в нескольких местах, они уже не слушались, – а правая нога вывернулась под неестественным углом, вспотевший Костя переложил катану в левую руку, а правой достал из-за пазухи крест.

– А теперь, – отдуваясь, сказал он, – именем Господа нашего Иисуса Христа, заткнись и выйди из этого человека сейчас же.

Игорь что-то булькнул. Кажется, это был смех.

– Я кому сказал, сволочь, – заткнись и выйди! – рявкнул Костя, опускаясь на колено.

В морской пехоте он, наверное, дослужился не меньше чем до сержанта. Его правая рука, размером с хороший окорок, метнулась и припечатала крестом лоб вампира. Игорь выгнулся, став почти на «мостик», страшно завизжал – и вдруг обмяк, как куль, и умолк. Глаза ушли под веки.

Тяжело дыша, Костя перевернул его на живот и, заведя руки за спину, связал их своим ремнем. Потом надел Игорю крест и курткой укрыл от высокого солнца. Вытирая пот, повернулся к Антону и Андрею, который уже пришел в себя и теперь ошарашенно наблюдал за происходящим, приподнявшись на одной руке.

– Впервые такое вижу, – сказал охотник на вампиров.

– Впервые такое делаю, – признался священник. – Ты бы лег поудобнее. Сейчас врач подъедет. И еще один… человек, который нам может сильно помочь.

Игорь попробовал пошевелиться – и снова застонал. На этот раз – обычным стоном боли обычного человека.

– Что ты со мной сделал, мужик? – прохрипел он. – Что ты со мной сделал… инквизитор хренов.

– Я не инквизитор, – улыбнулся Костя. – За инквизиторами как раз поехали. А что сделал? По всему похоже на то, что я из тебя беса изгнал.

– Обрадовал ты меня – по самое не могу. Ох, как же больно-то…

– Извини. Но если б я тебя не поломал, ты бы нас всех угробил и сам бы накрылся.

– Терпи, варк, – выдохнул Андрей. – Вас совсем не учат терпеть. Потому что вначале им так легче вас контролировать, а потом вы перестаете чувствовать боль. И в этом – ваша слабость.

– Почему вы меня не убили, придурки? – Игорь уже рыдал. – Почему вы меня не убили?! Я же больше ни о чем не просил! Неужели вам было так трудно, уроды?!

– Не раскисай, варк. Сейчас будет добрый доктор Айболит. – Андрей улыбнулся было, и тут же его перекосило.

– Не называй его варком! – неожиданно жестко сказал Костя. – Чем раньше он перестанет думать о себе как о варке, тем лучше.

– Договори… лись. – Голос Андрея сорвался на последнем слоге.

– Мы тут пожрать принесли.

Костя шлепнул на траву кулек и тут увидел, что Андрею не до еды. Ему бы гораздо больше пригодился хоть паршивенький анальгин. Хоть водки пузырь. Хоть крепкий удар по башке. Ну хоть что-нибудь. Потому что терпеть боль его учили, о да. В конце концов, они бы не доехали сюда на поезде, не умей он этого. Но индийским йогом парень вовсе не был – и дергало его, как рыбу на берегу, и по серым щекам текли слезы.

Антон открыл пэт, раздвинул горлышком потрескавшиеся губы Андрея, влил сквозь зубы немного компота. «Ну где же добрый доктор, когда же он придет…»

Добрый доктор примчался на «косуле» через двадцать с небольшим минут. Увидев диспозицию, присвистнул и прямо на месте вколол обоим пострадавшим ультрапент, пообещав по прибытии на место довесить чем-нибудь посерьезнее. Это был не очень высокий толстый дядька с аккуратной бородой, гораздо больше, чем Костя, походивший на священника. Вдвоем с Костей они переложили Андрея на носилки и втащили в «косулю».

«Положение во минивэн», – пришла в голову Антону дурацкая мысль. Наверное, потому что Андрей наглядно иллюстрировал метафору «как с креста снятый».

Когда доктор потащил из машины вторые носилки, Костя сказал тихо:

– Не надо, Роман Викторович. Наложите шины и оставьте. Я вызвал брата Михаила, это его случай.

«Изгнал беса», «инквизитор», «его случай», Костя это впервые делает… Получается, что они ехали в белый свет и приехали в деревню, где есть люди, для которых это… работа? Вот тебе и «Матрица».

Доктор со стуком задвинул носилки обратно в вэн, но ручек не выпустил, продолжая в чем-то сомневаться.

– Костя, ты уверен? А если рецидив?

– А что нам, убить его, что ли?

Роман Викторович вздохнул, отпустил ручки носилок и достал из кузова набор для фиксации переломов.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросил он у Антона. Услышав ответ, сказал: – Вот и славно, Антоша. Садись в кузов и присматривай за больным. Мне потом понадобится твоя помощь.

Антон не видел, что делали с Игорем, только слышал, как тот вскрикнул два раза, и Роман Викторович повторил: «Все будет хорошо», а Костя – «Держись». Потом врач сказал:

– Ну ладно, а как вы его понесете?

Костя хмыкнул:

– Не сообразил.

– Вынимай носилки, – вздохнул доктор.

Заглянув в кузов, молодой священник улыбнулся Антону и поставил у его ног рюкзак и пакет Вали.

– Поешь. Ведь хочешь, я вижу.

– И мне дай, – прогудел снаружи Роман Викторович. – Я еще не завтракал.

Костя выудил из сумки пирожок, подмигнул и исчез.

Через десять минут Роман Викторович закрыл дверцы кузова и полез в кабину.

– Ну, двинулись. Антон, держись за поручень: я поеду быстро.

Антон думал, что сможет в дороге подремать, но не тут-то было. Быстро в понимании Романа Викторовича было действительно быстро. Даже пожевать пирожков не удалось – машина скакала по старинным асфальтовкам так, что одной рукой Антону приходилось держаться за поручень, а другой – придерживать голову Андрея, мотающуюся, как язык в колоколе. И при том Роман Викторович умудрился связаться с кем-то по комму.

– Алло, Рувiмичу? Справа е. Тут у мене один хлопчик пiдхопив французьку нежить… Не хочу, щоб батьки знали… Так, вiн бiльше не буде. Резистинчику даси без рецепту? Ну, зроби це як брак чи як бите, що я, тебе вчитиму? Еге… Еге… Ну, укропчику там, петрушечки, курей, яець… Сала… – По тому, как он засмеялся, Антон понял, что это их дежурная шутка. – Так, завтра я його до тебе пришлю, бувай. Дякую.[59]59
  Алло, Рувимыч? Дело есть. Тут один мальчик подхватил французский насморк… Не хочу, чтобы родители знали… Да, он больше не будет. Резистинчик дашь без рецепта? Ну, сделай как брак или как битое, что я тебя, учить буду? Эге… Эге… Ну, укропчика там, петрушечки, курочек, яиц… Сала… Да, завтра я его к тебе пришлю, бывай. Спасибо (укр.).


[Закрыть]

Он сунул комм в карман.

– Ты извини, что я так тебя залегендировал. Ничего другого в голову не пришло.

– Да нет, все правильно… – пробормотал Антон.

Патриархальные у них тут нравы. В городах венерических болезней тоже стесняются – это очень большим дураком нужно быть, чтобы мер не принять и такую заразу подхватить… но здесь явно не в этом дело.

Машина сбавила скорость и въехала в село – не в Вiльшанку, какое-то другое, и тоже полупустое. Доктор с пульта открыл ворота и ввел минивэн во двор.

– Ты сильный парень, – сказал Роман Викторович, открыв заднюю дверь. – У нас должно получиться. Вынимай вот этот стопор, берись за тот конец и подавай носилки на меня.

Вдвоем они вытащили Андрея из машины и внесли в дом. На носилках он казался не таким тяжелым. Врачебный кабинет был оборудован в гостиной. Или горнице? Как называется эта комната в сельском доме?

– Поставь. – Они опустили носилки на пол рядом с операционным столом, врач полез в стенной шкафчик, вынув оттуда пузырек, два ампулы и одноразовый шприц. – Как его зовут?

– Андрей… наверное. – Антон понял смысл вопроса, когда врач открыл пузырек и сунул его раненому под нос.

– Андрей, очнитесь, пожалуйста! Андрей! – позвал он.

Террорист раскрыл глаза и осоловело моргнул.

– Сейчас мы поможем вам перебраться на стол. От вас потребуется еще одно небольшое усилие, а потом я сделаю вам укол – и вы будете просто спать.

Андрей ничем не показал, что понял слова доктора и согласился с ними, – но когда Роман Викторович приподнял его, Антон почувствовал, что он помогает. Подняться во весь рост, даже с их помощью, ему было, наверное, не легче, чем влезть на Эверест, но он сделал это, а дальше оставалось только проследить, чтобы он свалился именно на стол, а не в его окрестностях.

– Да, вот так. – Врач устроил его на здоровом боку, наконец стащил разрезанную футболку. – А теперь баиньки. – Он взял шприц, который уже успел заправить неизвестно когда, одним точным движением попал в вену и медленно выжал поршень. – Антоша, сбегай в машину за пирожками. У нас есть десять минут, пока это подействует, а я не завтракал. И ты тоже. Или ты крови боишься?

К пирожкам Роман Викторович, презрев компот, заварил чай, слегка мутноватый от крепости. Антон малодушно разбавил его кипятком и подсластил, врач осушил чистую заварку в два глотка, без сахара, заев половиной того, что дала Валя, при этом безошибочно угадав ее авторство. Потом оба тщательно вымыли руки, Роман Викторович надел халат и убрал под шапку короткие волосы, натянул резиновые перчатки и распечатал одноразовый хирургический набор, а Антону велел завести правую руку раненого за голову и так держать.

Антону не нужно было смотреть на происходящее – он разглядывал фотографии на стенах, диплом в застекленной рамке и рассказывал по просьбе Романа Викторовича о своих приключениях, ничего не утаивая: снявши голову, по волосам не плачут.

– Значит, он все-таки сорвался в конце, – заметил доктор. – И это Костик его так отделал… Ну если он держался почти всю дорогу… тогда… Тогда, может, у брата Миши что-то и получится.

– А кто такой брат Миша?

– Доминиканец. Инквизитор. Экзорцист.

Сочетание этих трех слов не обещало Игорю ничего хорошего.

– А что он… сделает с Игорем?

– Поможет ему вернуться в люди… если сумеет.

Он отложил ножницы и пинцет, взял иглу и начал сшивать края очищенной раны с краями лоскутка искусственной кожи. Антон, мельком бросив на это взгляд, поспешно отвернулся.

– Вы тоже священник? – спросил он.

– Да, – согласился врач.

– Православный?

– Да. Слушай теперь сюда: ты мой племянник, сын моей сестры Екатерины. Приехал ко мне в гости из Ярославля, я оттуда родом. Андрей – твой дальний родственник, троюродный брат, как раз ехал в Польшу. Мама попросила его сопровождать тебя, но так вышло, что по дороге он сильно отравился в какой-то фастфудной тошниловке и теперь лежит у меня. Завтра я тебе дам корзинку, поедешь школьным автобусом в Озерную, в аптеку, возьмешь у Исак Рувимыча упаковку бета-резистина. Еще раз извини, – снова развел руками доктор. Со швом он уже закончил. – А теперь можешь отпускать и принести мне с кухни кипяченой водички…

Он бросил в мусор окровавленные перчатки, размешал в кипятке желтый порошок и какую-то неописуемо смрадную жидкость, пропитал смесью несколько целлюлозных салфеток и шлепнул их на отек, но так, чтобы не коснуться раны. Закрепил фиксирующей повязкой и, заправив шприц, сделал еще одну инъекцию.

– Все. Вот теперь все. Личному составу объявляется благодарность в приказе и сутки увольнительной. По-моему, Антон, тебе не помешает поспать…

* * *

Эней приходил в себя трижды с момента операции. В первый раз – когда солнце и переплет западного окна нарисовали на полу крест. Эней отметил, что он раздет, лежит на чистых простынях под чистым одеялом и не чувствует правого бока. Из прихожей доносились голоса.

– Это его оружие. – Об пол тихо стукнул тубус.

Эней чуть сместился и увидел, что в сенях беседуют двое: полный, чтобы не сказать толстый, бородатый врач и здоровенный парень, который отделал варка. То есть Игоря.

– Спасибо, Костя. Кстати, как там второй пациент? Мальчики проснутся – наверняка будут расспрашивать.

– Ну, он пока весь в фиксаторах… Я, кажется, переборщил, завтра извиняться пойду. Потому что сегодня его плющит, как жабу трактор. Роман Викторович, а что будет дальше?

– Давай, как одна незабвенная американка, подумаем об этом завтра. Бери антиминс, я скоро буду.

Они попрощались не рукопожатием, как принято, – Костя поцеловал Роману Викторовичу руку, взял у него какой-то сверток и исчез за дверью. Роман Викторович принес тубус в комнату (Эней снова закрыл глаза) и поставил у изголовья кровати. Этот жест доверия окончательно погасил ощущение опасности – Эней позволил себе нырнуть обратно в сон. Последним умственным усилием была попытка осмыслить целование руки. Это что-то значило, и он когда-то знал что. Но память объявила забастовку.

Во второй раз он вынырнул в сумерках, оттого что мужской голос громко и отчетливо сказал:

– Павлик Морозов. Эпiчна трагедия.

Так. Врач добрался до флешки. Но там ничего не было, кроме книг, песен и аудиопьес, а обижаться за ковыряние в личных вещах на человека, который вернул тебя с того света и сам должен быть очень осторожен, глядя, кого пускать в дом, – ну просто глупо. Эней какое-то время послушал список действующих лиц, но хохотать вместе с врачом и Антоном было слишком больно, так что на словах «Генерал Власов, фашистський перевертень» он вырубился.

А в третий раз он проснулся ночью, когда было уже темно и глухо. Проснулся по-настоящему, оттого, что выспался. Почувствовал: выздоравливает. Лихорадка прошла, опухоль явно спадала.

И тут в щель между волей и сном пробралась эмоция. Он заплакал. Кто-то вывернул наизнанку время, встряхнул его – и Эней снова был мальчиком, который вернулся домой с межквартального футбольного матча и увидел, что сейчас не станет у него ни папы, ни мамы. Две стройные женщины в узких платьях прошли по улице к их двери – и перед ними полз туман, а Андрей в приступе дикого ужаса скорчился в кустах и ничего, ничего, НИЧЕГО не смог сделать! Там его и нашли соседи, которые тоже ничего не смогли сделать и вызвали милицию, «скорую» и социальный контроль – осиротевшего мальчика нельзя было оставлять на семнадцатилетнюю сестру-студентку в состоянии шока… И Андрей понял, что если он сейчас не унесет ноги из этого дома, то навсегда останется таким же, беспомощным. Он поднялся в свою комнату, собрал манатки – якобы в санаторий, – вычистил всю мелкую наличность из обувной коробки в кабинете, где ее держал отец, схватил флешку с любимыми книгами и выгреб все диски, что нашел в столе, – он знал, что их нельзя оставлять социальщикам. Включил домовой комп и отформатировал блок памяти. А потом вышел на улицу, перебросив сумку через плечо. Он не знал, куда ехать: отцовские друзья и знакомые не имели адресов, они появлялись из ниоткуда и исчезали никуда. Но в мире было место, где люди еще сопротивлялись варкам, и, хотя у Андрея не имелось программы более четкой, чем «все время на запад», он знал, что доберется туда любой ценой. Он улыбался, видя нацарапанный на стене трилистник, он сжимал кулаки и представлял себе, как с кличем «Erin go bragh!» будет рубить варкам головы или поливать их серебряными пулями из «Грэхема». И только на автостанции, где он купил билет до Львова, внутри все перевернулось: папа с мамой умерли! Он сидел в кресле зала ожидания, обхватив сумку руками, плакал и не мог остановиться. Там его и нашел Ростбиф.

А теперь Ростбиф мертв, в штабе где-то на самом верху сидит крыса, и не одна, и если подполье – действительно лишь инструмент варков для подковерной борьбы и регуляции численности молодняка, тогда… тогда ему, Энею, остается только повеситься. Потому что он опять ничего, ничего, НИЧЕГО не смог сделать!

Он рыдал, как и тогда, дрожа всем телом. Мог бы сдержаться – но позволил себе. Лучше слить всю слабость сейчас, в темноте, в тишине и одиночестве…

– Господи, как же вы меня напугали! – Врач включил настенную лампу и, пододвинув табурет к кровати, сел. – Я решил было спросонья, что вы задыхаетесь.

– Извините, – выдохнул Андрей. – Это просто… откат после наркотика…

– Это просто сердце, – спокойно возразил врач. – Человеческое сердце, которое не может вынести бесконечное количество боли. Я сейчас принесу вам хорошего успокоительного.

– Спасибо, я не хочу.

– А я вам его прописываю как врач. – Он вышел в кабинет, позвенел там скляночками и вернулся со стаканом воды и синей пилюлькой. – Андрей, я не спрашиваю, что именно послужило причиной срыва, если вы захотите, я выслушаю все, что вы сочтете нужным рассказать, но лезть с расспросами не буду… Однако мне как врачу очевидно, что кто-то должен время от времени латать вам и нервы.

– «Вы потеряли друзей? Вы кого-то убили? Хотите поговорить об этом?»

– Да, звучит нелепо. Психотерапия для террористов… Но вот я осматривал вас сегодня… Вы совсем молоды – двадцать, не больше. И уже столько шрамов. И внутри, должно быть, не меньше, чем снаружи. Вы приучили себя переносить боль – иначе при вашей работе нельзя. Но совершенно не обязательно добавлять сверху. Когда вас ранили, а ситуация требовала мобилизовать тело и действовать – вы ведь принимали обезболивающее и действовали, так? Антон рассказал, сколько хладнокровия, мужества и находчивости вы проявили, – и подумайте, что было бы, попытайся вы пойти на поводу у своей гордыни и полагаться только на внутренние ресурсы. Ну так сейчас мы имеем тот же случай: вам нужно мобилизовать разум и психику, а это значит для начала – дать им покой. Эта депрессия – такой же ваш враг, как и та инфекция, которую мы тут давим. Дайте ей химией по зубам, а потом уж будем спокойно восстанавливаться.

Эней подчинился. Этой мягкой логике сопротивляться было трудно – да и незачем. Мужик был прав. Кругом прав.

– Меня зовут Роман Викторович, – сказал мужик, принимая обратно стакан. – Можно просто Роман. Вас, я знаю, – Андрей. Антон спит в соседней комнате. Он мой племянник, вы его дальний родственник, везли его ко мне, сами ехали в Польшу, по дороге отравились тухлой сосиской. Хотя и трех дней не пройдет, как все уже будут знать, что к чему. Это деревня. Хотите есть?

Эней прислушался к своим ощущениям и кивнул. Еще один несомненный признак выздоровления. Доктор принес тарелку совершенно разваренного и чуть подогретого рагу из овощей с говядиной и чашку компота – вроде того самого, которым пытался напоить его Антон. Ассорти из всякой всячины на основе вишни, очень вкусное.

– Спасибо, – сказал Андрей, управившись с половиной порции и осушив чашку. – Можно еще компота?

– Сколько угодно. И вообще старайтесь больше пить – у вас сильное обезвоживание. Катетер катетером, а компот компотом.

Эней выпил вторую чашку компота и откинулся на подушку. Теперь мысли текли ровно, не захлебываясь в истерике.

– Вы не просто врач, вы еще и священник, – сказал он уверенно. – Может быть, даже не простой.

– Да. – В голосе Романа Викторовича прозвучало некоторое удивление.

– И Костя – священник… и еще шла речь о каком-то брате Михаиле… Не много ли на квадратный километр?

– У нас тут гнездо. Просто я епископ, ну и, само собой, все священники моей епархии так или иначе приезжают ко мне.

– И вы так просто об этом говорите?

– А к чему тут сложности? Православную церковь никто не запрещал. Вот если бы я был католическим епископом – тогда да, мне пришлось бы прятаться. Но и тут – что бы я сделал, если девать вас некуда, кроме как сюда? Вы мальчик умный, в два счета все бы вычислили сами.

Энея слегка покоробил «мальчик».

– Там, в посадке… я видел странную вещь. Вы все так умеете?

Доктор развел руками, отчего халат разъехался на круглом животе.

– Не знаю. Надо попробовать. А кроме шуток, Андрей, экзорцизм – штука непростая.

– Я хочу научиться. Кем для этого нужно быть? Священником? Сколько времени учиться?

– Ф-фууух. – Роман Викторович потер лоб. – Андрей, я сейчас не готов к лекции по сакраментологии. И вы не готовы. Второй час ночи. Давайте спать, а завтра я вам все объясню. Выздоравливайте.

Он выключил в кабинете свет и унес посуду на кухню.

Наутро лекция по сакраментологии тоже накрылась. Роман Викторович поднял Энея вскоре после того, как отправил в город за лекарством Антона, переменил повязки, наложив свежий вонючий компресс, и сказал, что должен уехать по делам, вверив пациента заботам Богдана – парня лет восемнадцати, чернявого и худого.

– Вы вчера поднимали один вопрос, на который у меня не было времени ответить. Сейчас тоже нет времени. Зато я раздобыл пособие. – Врач улыбнулся довольно и положил на покрывало черную книжку без какого-либо названия на обложке. – Почитаете по свободе. Все равно заняться нечем.

Эней вяло поблагодарил, сунул пособие под подушку и снова заснул.

Проснулся часов в десять – от голода и бьющего в глаза солнца. Богдан за компом азартно резался в «Квадрон».

– Доброго ранку, – сказал ему Эней. – А штанi моi десь е?

Богдан молча встал и принес выстиранные и высохшие за ночь трусы и брюки. Для прикрытия торса доктор предоставил льняную рубашку, которая могла бы сойти при надобности за небольшой парашют.

С помощью Богдана Эней проковылял сначала в туалет, потом в ванную, потом на кухню, где позавтракал сырниками с вареньем и чаем. Процесс восстановления сил отнял довольно много того, что должен был восстановить, – и Эней, опираясь на того же Богдана, вернулся в кровать. За все время Богдан не произнес ни слова, за что мысленно был произведен в идеальные сиделки.

Сунув руку под подушку, Эней наткнулся на «пособие», оставленное доктором, – Евангелие в самодельном переплете. С интересом раскрыл и начал читать.

Эней так и не ушел дальше среднего школьного образования, но, будучи сыном филолога, а после – воспитанником хорошего поэта, он все-таки не мог остаться полным невеждой. Европейская культура одной ногой опиралась на эту книгу, так же как второй – на античную традицию. Эней раньше… не то чтобы читал Евангелие – но, что называется, почитывал. Держал в руках, листал и, даже разбуди его ночью, безошибочно сказал бы, откуда происходят выражения про соринку в чужом глазу и верблюда, проходящего через игольное ушко. А также упомянул бы ошибку переводчика. Кроме того, он любил и знал почти наизусть классическую рок-оперу, не говоря уже о такой совершенно бессмертной штуке, как «Мастер и Маргарита». Словом, он не ожидал найти ничего нового.

Но нашел. Оружие, которое может превращать варков обратно в людей. Оружие, которое нельзя ни обнаружить при обыске, ни отнять, ни уничтожить – только вместе с носителем. У Матфея в семнадцатой главе.