Текст книги "Мгла (СИ)"

Автор книги: Александр Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8

8

Ясный апрельский вечер опустился на Москву. Синева текла с неба, ложилась в переулках, обвившись хвостом, и прямоугольные огни окон ничего не могли с ней поделать. Зудин и Ольга ехали в Рейндж Ровере по вечерней Москве.

Ольга была в светлом плаще и строгом деловом костюме, который делал ее старше, но очень шел ей. Зудин попросил ее найти в своем гардеробе что-нибудь посолиднее, чем джинсы. Она надела туфли на каблуке, строгий темно-серый костюм и собрала волосы в тугой клубок на затылке. В машине ей стало жарко, она расстегнула плащ. Ремень безопасности, стянувший ее грудь, был как ремень автомата, так грозно она выглядела. В ушах блестели небольшие, но очень заметные золотые сережки.

– Ты так и не сказал, куда мы едем, – сказала она.

Он двинул бровью.

– Есть предложение провести этот вечер так, чтобы он запомнился.

Она посмотрела на него. Ее круглые колени, стреноженные узкой юбкой, плавно покачивались. Казалось, только юбка не дает им разъехаться в стороны. На подлокотнике лежала ее красивая немного бледная рука, без колец и браслетов, чистая, не ведавшая прикосновений к мужчине, с покрытыми прозрачным лаком ногтями с белой полоской по краю. Как сильно отличалась от нее рука Ромашки, тоже красивая, но уже все знающая и требовательная. Теперь ее смуглость казалась чем-то, что требовалось отмыть.

Они приехали в Москва-Сити.

– Мы пойдем в ресторан? – спросила Ольга.

– В самый романтичный ресторан в Москве, – улыбнулся он.

Вокруг, к удивлению, было очень мало людей. За прямоугольными спинами бетонно-стеклянных колоссов, пряталась стройка. Со всех сторон на них смотрели черные сверкающие окна. Он предложил ей руку. По асфальту застучали их каблуки, и стук их, резкий и четкий, рикошетил от черного стекла. Ольге не понравились эти гигантские подпирающие небо здания.

Он помог ей раздеться и отдал в гардероб плащ. Ольга была напряжена, костюм сковывал ее. Темно-серая ткань в узкую полоску облекла ее тело как доспех, грудь стянул жилет, бедра – юбка. Только шея чувствовала свободу в шелковой молочно-белой сорочке. Пуговицы на костюме смотрелись как выкованные, и от этого он казался еще более стильным, пришедшим из того времени, когда носили одежду, которая обязывает.

Он взял ее руку. Она положила другую на черный ремень сумочки, которая висела у нее на плече.

– Пойдем, – сказал он.

Лифт плавно рванул вверх. Она сжала его руку, он встретился с ней глазами и почувствовал, как падает в их черную бездну.

Их проводили в бледно-голубой зал с огромным во всю стену окном, где стоял всего один стол и два кресла. Потолок был очень высоким. Они сели за стол. Он попросил потушить свет и зажечь свечи. Безмолвный человек в белой сорочке с черной бабочкой нажал выключатель, свет потух и все вокруг сделалось синим, с золотыми и серебряными бликами на посуде, на стеклах и оправе ее очков. Новая Москва, пылая огнями, смотрела в безбрежное как небесный купол окно. Красивая рука в белой манжете чиркнула спичкой и поводила в темноте, оставляя на свечах по светящемуся лепестку. Ольга следила за этим действом, пламя отражалось в ее глазах.

– Что будешь есть? – спросил Зудин.

– Не знаю. Я не очень голодна. Что-нибудь не жирное, и побольше овощей.

Он подозвал официанта и сделал заказ. Когда они остались вдвоем, Зудин молчал, смотрел на нее, переводил взгляд на стол, на окно. Он был в черной рубашке и черных брюках. В этой одежде в окутавшем их полумраке он выглядел как портрет себя самого, выполненный в старинной манере: бледное пятно красивого задумчивого лица, выступившее из сине-коричневой тьмы, пробитой кое-где золотистыми бликами.

Он положил руку на стол и на круглом корпусе его Картье заиграли огоньки. Непокорная прядь упала на бровь. Ольга изо всей силы старалась не показать, что впечатлена его мужской красотой. На столе появились закуски, та же рука в манжете наполнила ее бокал, потом, обойдя стол, его. Она взяла бокал, посмотрела на свечу через темно-красную жидкость.

– За этот вечер, – сказала она.

Он кивнул и, вытянув над столом руку, чокнулся с ней. Они сделали по глотку и поставили бокалы. Его молчание начинало ее бесить. Она что-нибудь бы уже сказала, если б не это тянущееся удовольствие от сидения за столом со свечами в затопившем все мраке, рядом с этим задумчивым красивым мужчиной. Она посмотрела в окно, на надвигающееся на них небо, и ей показалось, что она летит. Ощущение удовольствия было таким полным, что она откинулась назад и улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он, при этом сам улыбнулся.

– Хорошее вино, – сказала она, пожав плечами.

– Другого здесь не держат, – он жестом предложил ей приступить к еде; подвинул к себе тарелку и стал есть.

Она целую минуту смотрела, как он ест. Он нанизывал на вилку кусочки мяса, овощи, отправлял в рот и жевал, не спеша, методично двигая челюстью.

– Ты такой загадочный, – сказала она.

Он глянул на нее и кивнул, то ли согласившись, то ли дав понять, что слушает.

– Ты не последний в этой жизни человек, умный, интересный, умеешь ухаживать. А сейчас просто сидишь и ешь как обыкновенный мужик.

– К чему церемонии? Если хочешь есть, то надо есть, а не ковыряться ножом и вилкой в траве и слизняках. Присоединяйся, а то скоро горячее принесут.

Она взяла вилку. Они ели и смотрели друг на друга, и внимательно молчали. Он доел салат, вытер губы и бросил скомканную салфетку в тарелку.

– Как тебе здесь? – спросил он.

– Нравится.

– Я хотел, чтобы тебе понравилось. Мы будем одни, никто не посягнет на наше уединение, на наш кусочек вечернего неба.

Его баритон зазвучал ниже, мягким перебором перешел на басовые струны.

– А официант?

– Он не войдет, пока его не позовут, – он ударил пальцем по кнопке звонка на краю стола.

бесшумно открылась, и в черном проеме появился треугольник белой сорочки.

– Включите, пожалуйста, музыку, только не громко, – сказал Зудин.

Человек подошел к музыкальному центру, включил музыку и вышел.

– Что это за картины? Кто художник? – спросила она.

– Не знаю, по-моему, репродукции русских авангардистов.

– Трудно понять, что на них нарисовано.

– Их необязательно понимать, они просто деталь интерьера. Так же и музыка, она фон, создает настроение.

– Вообще, я не слушаю такую музыку, но сейчас она мне нравится. Кто это играет?

– Не знаю. Неважно. Главное, чтобы тебе нравилось. Хочешь, включим другую?

– Не нужно.

– Какую ты слушаешь? – он хотел встать.

– Не надо, пусть останется эта.

– Хорошо. Ну, а все-таки, какую музыку ты любишь?

– Для меня музыка не очень важна. Хотя, конечно, есть предпочтения. Я люблю АББУ, баллады, просто песни с красивыми мелодиями.

Она сидела, напряженно откинувшись к спинке кресла, и положив ногу на ногу. Он полюбовался линией ее бедра. Ее сильные бедра были тесно сжаты, словно стеснялись своей открытости.

Он взял бокал и протянул над столом, чтобы чокнуться, тяжелое вино качнулось в стекле. Она поставила ногу на пол и потянулась к своему бокалу. Ее бедра немного раздвинулись, и Зудин почувствовал теплую волну желания. Втиснуться бы между креслом и этой мясистой красотой, почувствовать ее тяжесть.

– За тебя, – сказал он.

– Спасибо.

Они выпили, он – до дна, она – глоток, и он снова уставился на нее. Она сдвинула колени, словно прочитала его мысли, и склонила голову набок.

– Я хочу показать тебе кое-что, – сказал он.

Он встал и протянул ей руку. Она дала ему свою, и поднялась, следуя за его сильной рукой. Он подвел ее к окну. Оно было таким огромным, словно его вовсе не было, а они стояли на краю бездны. Тяжелые как асфальт облака тянулись по угасающему небосклону, уходили за темный горизонт, туда, где тоска и одиночество властвовали над землей. А внизу лежал мерцающий город, как легшая у ног большая собака со слезящимися глазами; изнуренный, продырявленный мириадами огней, словно неприятельскими штыками.

– Красиво?

– Да, – кивнула она.

Она улыбалась. Она еще не видела таким свой город. Она привыкла видеть его с тротуаров, смотреть на дома снизу вверх. А тут он всплыл перед ней словно кит, живой и огромный, казалось, сейчас он вздохнет, тяжко, как больной. Зудин смотрел на ее лицо, устремленное в окно, на обнаженную шею, как у Нефертити.

– Все эти огни, которые ты сейчас видишь, отражаются в твоих глазах.

– Все? Не может быть!

– У тебя такие глаза, в них еще больше поместится.

Она посмотрела на него, переключилась с увиденного, и отдала ему все внимание. Он почувствовал, что ей хочется, чтобы он коснулся ее, но она стесняется приблизиться к нему телом. Он бы сгреб ее в охапку, задушил поцелуем и лапал бы всю своими ручищами. Но с ней надо было не так. Он встал сзади, взял ее за плечи и прижался губами к свернутым в клубок волосам. Какой чудный аромат исходил от ее волос, ее природный запах пробивался сквозь искусственные запахи косметики, и как же он ему нравился. Он закрыл глаза.

Они стояли так с минуту. Потом отпустили друг друга. Он подошел к столику и наполнил бокалы.

– Я хочу поднять этот бокал за твои глаза, – он протянул ей бокал.

Он был на расстоянии вытянутой руки. Она видела его так явно, как только что город в окне, видела, как сверкнуло в его бокале пламя свечи, темно-красная жидкость опрокинулась и исчезла в его открытых губах. Из-под подбородка выглянул крепкий кадык. Она почувствовала в себе желание, которого еще не знала, ей хотелось сделать что-то такое, что раньше ей показалось бы постыдным, даже унизительным. Хотелось быть покорной и дотянуться губами до этого кадыка, целовать его выбритое лицо, большие влажные губы. Она встретила его взгляд и медленно, не отводя глаз, выпила вино.

Он взял ее руку, и ей показалось, что он как врач сразу почувствовал, как колотится ее сердце. Он подвел ее к столику, и они сели. Он тут же наполнил бокалы.

Появился официант, бесшумной тенью возник возле стола. Рука в белой манжете поставила на стол блюда. Пустая бутылка исчезла и появилась полная.

– Вот, наконец-то я могу позволить себе тупо набить живот, – сказала она, когда официант ушел.

– Иногда можно. Я рад, что тебе нравится здесь, что тебе хорошо. Когда вкусно поешь, будет еще лучше. Давай воздадим должное этим блюдам, только сначала выпьем. К мясу всегда идет красное вино. – Они сделали по глотку и поставили бокалы. – Мм… ты чувствуешь, какой аромат?

Она вытянула шею и понюхала.

– Признайся, что ужасно голодна, – он уже взял вилку и нож и придвинул к себе блюдо.

– Не скажу, что ужасно, но буду есть с удовольствием, – сказала она.

Они ели, почти не разговаривая. Отодвинув пустую тарелку, он сказал:

– Оль, я хочу знать о тебе больше. Расскажи о себе.

Она держала на вилке кусок мяса.

– Что рассказать?

– Что посчитаешь нужным. Какие у тебя интересы, чего хочешь от жизни.

Она задумалась, перевела взгляд в окно.

– У меня много интересов, хочу больше узнать об искусстве, читать знаменитых писателей, ходить в театр, разбираться в нем, смотреть хорошие фильмы, научиться танцевать. Хочу больше знать о собаках, чтобы заниматься с Чарли, возить его на выставки. Но сейчас главное – учеба, – она перевела взгляд на Зудина. – Ты можешь подумать, что я книжный червь, но мне на самом деле нравится учиться.

– Как может это нравиться? – усмехнулся он, скривив губы.

– А мне нравится, – повторила она настойчиво. – Ты сказал это с таким лицом, словно сам был двоечником.

– Двоечником я не был, вообще учеба давалась мне легко, но я не видел в ней особого смысла. Так, научиться читать, писать, считать. Если голова работает, больше ничего не нужно.

– Как ты можешь так говорить! Ты же закончил институт!

– Мать настояла. Институт дал мне массу ненужных знаний, в моем бизнесе они мне никак не помогли.

– Ты хочешь сказать, что можно не знать, кто открыл Америку, если ты преуспел в жизни?

– Я сказал, что если у тебя голова соображает, тебе необязательно зубрить для этого учебники. Я знаю, кто открыл Америку, как знаю, кто такие Рюрик, Гомер, Коперник, Карл Маркс и еще кучу им подобных. Эти знания можно получить отовсюду.

– Ты считаешь себя достаточно эрудированным человеком?

– Да. Можешь протестировать меня.

Он положил ногу на ногу. Ей захотелось сбить с него спесь.

– Кто такой Карбюзье? – произнесла она, четко выговаривая слова, как учительница ученику.

– Какой-то там архитектор. Это все, что я о нем знаю.

Она удивилась и обрадовалась.

– Можно теперь мне задать вопрос? – спросил он, не меняя позы.

– Да.

– Какая столица в Австралии?

– Сид… нет, Мельбурн! – она смотрела в его улыбающиеся глаза. – Нет, нет, там столица такая же, как в Бразилии и Канаде, какой-то небольшой город… Канберра! Да, Канберра!

Ей стало неловко. Она чувствовала себя зарвавшейся девчонкой, а он был всезнающим профессором. Обидней всего было проиграть после того, как он свысока отнесся к академическим знаниям. Пусть она ответила, но неуверенно и на вопрос, который был гораздо легче, чем ее. Зато каким умным казался теперь он.

– Ничего страшного, – сказал он мягко. – Ты справилась. Мы любим посмеяться над тупостью американцев, хотя половина из нас не может правильно расположить полосы на флаге своей страны. Так что, у тебя блестящие знания.

Она чувствовала, что он успокаивает ее, но он не посмеялся над ней, как сделал бы ограниченный человек. Он имел шокирующие ее взгляды, но при этом выглядел очень образованным, имеющим хорошие манеры человеком, оставаясь при этом легким в общении и без капли высокомерия.

– Давай продолжим, – он переменил позу. – Ты сказала о своих интересах так, словно перенесла их на будущее, оставив на сегодняшний день только учебу. Почему?

– Потому что учеба занимает все мое время.

– Надо отдыхать. Если будешь перегружаться, в конце концов, учеба перестанет доставлять тебе удовольствие. Можно посвящать чему-нибудь немного времени. В качестве отдыха.

– Чему?

– Тому, что тебе нравится. Если сейчас ты посвящаешь себя учебе, логично было бы сделать отдых активным. По-моему, ты сказала, что хотела бы научиться танцевать. Прекрасное занятие в перерывах между учебой.

– Нет, это серьезное занятие, требующее времени и максимальной отдачи.

– Но тебе же не надо выступать на сцене. Ты же хочешь научиться танцевать для себя? Для этого достаточно заниматься пару часов в неделю.

– За пару часов ничему не научишься.

– Нет, научишься. Давай, я тебе покажу.

– Что покажешь?

– Что это не так уж сложно. Танец сродни половому акту. Важно не столько уметь, сколько чувствовать и все получится.

– Сейчас?

– Да.

– Ты серьезно?

– Абсолютно, – он поднялся.

– Может быть, потом? – она сдвинула колени и поджала ноги.

Он уже не слушал ее, видимо, считая вопрос решенным. Он подошел к музыкальному центру и стал включать и выключать его, подбирая подходящую мелодию. Она следила за ним, разозленная и растерянная от того, что ее «нет» отскакивало от него, как горох от стенки. Мелодии ей жутко не нравились. Непонятные, старомодные звуки, похожие на гармошку.

– Подойди ко мне.

Он сказал это, не обернувшись. Она подумала, что неправильно его поняла.

– Оля, подойди ко мне, пожалуйста, – повторил он.

Было безумно трудно сопротивляться его голосу. Вернее – себе, потому что хотелось подчиниться.

– Я не намерена сейчас танцевать, – сказала она, сделав над собой усилие.

– Что?

– Я не буду сейчас танцевать, – повторила она.

Он повернулся, взял ее глазами, словно рукой.

– Пожалуйста.

Она не отвечала и не двигалась. Он подождал несколько секунд и направился к ней, не отпуская ее глазами. Он стал перед ней и, устремив на нее голубой взгляд, негромко сказал:

– Прошу тебя, – и предложил руку.

Он словно высасывал из нее своими голубыми глазами способность к сопротивлению. Она медленно, словно загипнотизированная, положила в его руку свою и поднялась. Он провел ее вокруг стола на свободное место и стал перед ней. Он показался ей очень большим, нависшим сверху, как утес. Брюки плотно без складок облегали его бедра, черная рубашка была готова порваться на широкой груди. Он расстегнул ворот еще на одну пуговицу и на два оборота закатал рукава.

Он смотрел на нее, чуть прищурив голубые глаза, которые горели каким-то жутким блеском. Она заволновалась, ее обычная уверенность оставила ее. Она не могла выдержать его взгляд.

Он оглядел ее, словно голую, шагнул к ней и, подняв руку, провел по ее затылку. Она почувствовала его прикосновение волосами как кожей, поняла, что хочет закрыть глаза и откинуться затылком в его ладонь.

– Твоя шея прекрасна, – сказал он ровным спокойным голосом.

Она выпрямилась, как балерина. Ее красивая голова застыла в требовательном ожидании. Он поднял руку с раскрытой ладонью.

– Дай руку. Другой рукой обними меня. Выше. Потянись ко мне грудью, – ее висок почти касался его щеки. – Перенеси вес на переднюю часть стопы.

Она захотела довериться ему, и через доверие – подчиниться. Она узнала мелодию.

– Это же танго! Я не умею…

– Молчи. Только делай, как я говорю. Соберись и будь внимательной. Так. Не стой сразу на обеих ногах… Следи за мной. Я обозначаю движение, ты делаешь шаг.

Стало интересно. Он двинулся вперед левым плечом, она шагнула назад правой ногой.

– Стой… – он оглядел ее, как будто только теперь увидел, как она одета. – Танго женщина должна танцевать в чем-то наподобие комбинации. В этом костюме ты как в латах.

Он приблизился к ней всем корпусом, взял ее. Она выпрямилась. Он качнул ее, сделал шаг, другой. Она последовала за ним. Лицо ее пылало. Ей было жарко, на лбу выступила испарина.

– Подбородок!

Она подняла голову. Он шагнул в сторону, она угадала. Они смотрели друг другу в глаза.

– Спину! Прогнись, дотронься до меня…! Нет. Дистанция! Чуть-чуть – грудью… Дотянуться не получится, но ты должна попытаться… Так… Теперь поворот. Шаг и поворот. Так…

Движение вперед, вперед, назад, шаг в сторону и вперед, вперед, в другую сторону, отклониться друг от друга и снова сблизиться.

– А теперь – корпус со мной, а бедра разворачиваются… так… в другую сторону… Молодец.

Она наступила ему на ногу.

– Ой!

– Забудь… Отпусти бедра. Корпус остается со мной, а бедра свободны, дай им продолжить мое движение… Так… Не угадывай, чувствуй меня и следуй за мной… Повинуйся. Просто повинуйся.

Внезапно он двинулся на нее всем корпусом. Она повалилась назад, но его рука удержала ее.

– Прогнись!

Она поняла, что должна запрокинуть голову. Плавным движением он вернул ее в стойку. Снова пошли покачивания. Она почувствовала его. Движением вниз он заставил ее присесть.

– Прямую ногу в сторону!

Юбка не позволяла расставить ноги. Он взял ее за нижний край и приподнял, она вытянула в сторону напряженную ногу. Он поднял ее. Привлек к себе. Оттолкнул. Привлек. Оттолкнул. Заставил качать бедрами. Дернул на себя.

– Бедро на меня!

– Как это?

– Ты никогда на мужчину не запрыгивала?

Она сконфуженно покрутила головой, совсем как маленькая девочка, но поняла, что нужно делать. Она сама задрала юбку и закинула на него правую ногу. Он положил ладонь ей на бедро, провел вверх и сжал ягодицу. Отпустил. Потянул вниз, заставив присесть. Ее голова оказалась рядом с пряжкой его брючного ремня. Повернул лицом к себе. И снова поднял. И дотронулся губами до ее горячих губ. Ее словно окатило волной.

И она утонула. Но он поднял ее, опрокинул навзничь и взял под коленом. Его лицо двигалось вдоль ее тела от живота до груди. И вновь рывком поднял вверх. Подхватил на руки и завертел вихрем. Когда он поставил ее на пол, она пылала от волнения, от своей смелости, и от того, что все получилось.

Когда он привез ее домой, и они остановились возле двери, она сама прильнула к нему. Он опешил. Она поцеловала его в губы, положив руки ему на грудь и прижавшись к нему. Поцеловала не в засос, но чувственно, вкусными, мечтающими о смелых поцелуях губами. Посмотрела в глаза и, не успел он обнять ее, как оттолкнулась от него и скрылась за дверью.

Глава IX

9

Зудин пригласил Настю пойти с ним на день рождения к его однокласснику Игорю Гроссману. Была пятница. Она надела короткое облегающее платье насыщенного малинового цвета, скорее даже красного с оттенком малинового.

– Ну как? – она поправила волосы и покрутилась перед ним, показывая себя со всех сторон. – Мой любимый цвет.

– По-моему великолепно.

Она была ослепительна. Красные бретельки мягко облекали ее молодые плечи поверх бретелек лифчика. Она смотрела на него, словно с обложки журнала, словно картина в пшеничной раме, пышные локоны золотистой стружкой закрывали ее румяное лицо. Она накинула пеструю вязаную кофту и надела белые кеды.

Когда они приехали и вошли в лифт, она сказала:

– Я почему-то волнуюсь. Скажи мне, что все будет хорошо.

– Ромашка, все будет хорошо. Это обычный день рождения.

Дверь открыла девушка – невысокая шатенка с красивым славянским лицом. На ней было короткое черное платье.

– Здравствуйте! Проходите.

Зудин отметил, что она посмотрела на Настю как-то странно. Обычно, женщинам приходится делать усилие, чтобы скрыть раздражение, когда они видят женщину, которой явно проигрывают. А эта девушка, только встретилась с Настей глазами, сразу прошлась взглядом по ее фигуре. На ее лице было восхищение. На Зудина она взглянула мельком.

Появился молодой невысокий мужчина в пиджаке, водолазке и джинсах.

– Вот виновник торжества! – сказал Зудин. – Познакомься Ромашка, это Игорь.

– Как? Ромашка?

– Да.

– Серьезно?

– Абсолютно.

– Это имя?

– Да. Я окрестил ее.

– В таком случае, прекрасно. А это Яна.

– Яна превосходно справляется с обязанностями хозяйки.

– Ты с Ромашкой – так и называть? – пройдешь, поздороваешься с гостями, а потом мы с тобой выпьем. Надеюсь, ты не за рулем?

– На твой день рождения я всегда прихожу пешком, – улыбнулся Зудин.

У Игоря была совершенно заурядная внешность, он был неказист и с брюшком. Он старался держаться серьезно, сдержанно, но было заметно, что это напускное. Глаза у него были добрые и немного грустные.

Он жил в роскошной трехкомнатной квартире в сталинском доме на Ленинградском проспекте. Зудин взял Настю за руку и повел по комнатам. Он улыбался, мужчинам крепко пожимал руки, тех, кого знал, похлопывал по плечу, делая вид, что рад встрече. Женщин встречал восхищенным взглядом и говорил какой-нибудь комплимент. Все также отвечали любезностью, а на Настю смотрели, не скрывая восторга.

Народу было человек двадцать. Обойдя всех, они стали возле окна, и Зудин вкратце рассказал про тех, кого знал.

– Этот Игорь Гроссман – мой одноклассник. Писатель. Не читал, что он пишет, но слышал, что дерьмо. Любит разыгрывать непризнанного гения. Хочет, чтобы все считали его интеллектуальной элитой. Хотя на самом деле хороший парень. Мы видимся только на его день рождения – раз в году. На свой я его не зову уж лет десять, а он мне каждый год регулярно шлет приглашение.

– Почему ты его не приглашаешь?

– Потому что просто не интересуюсь им. Он хороший, добрый, ко мне со всей душой, но мне он скучен. И скучна компания снобов, которую он собирает. – Зудин повернулся к ней и, взяв ее за руку, продолжал, вдыхая аромат ее пшеничных волос. – Толстый лысый господин с высокой брюнеткой – Олег и Инга, – он не последний человек в Газпроме. Игорь говорит, что она колдунья. Он таскает ее везде, чтобы она приносила удачу.

– Мне показалось, они не женаты.

– Ты права. Маленький весельчак со вздернутым носом – управляющий подпольного казино. Тот, у которого волосы хвостом – Михаил, с серьезной дамой – тоже наш одноклассник, держит компьютерный магазин. Хороший парень.

– Они женаты.

– Да. Ты только на это обращаешь внимание?

– Для девушки это интересно.

– Виталик, вертлявый такой, с гладким как у бабы лицом, не знаю, кто он по жизни, но похож на педика. Темноволосый мужик с бородкой испанкой, с худенькой брюнеткой, Артур – издатель Игоря.

– Они тоже женаты.

– Может быть. Все. Остальных я не знаю. Вообще, терпеть не могу такие мероприятия. Надо улыбаться, выслушивать идиотские комплименты, принимать участие в бессмысленных разговорах и притворяться, что рад видеть их мерзкие рожи.

– Тогда зачем мы приехали?

– Думал, тебя это развлечет.

– Яну ты тоже видишь первый раз?

– Да. Игорь не женат, каждый день рождения отмечает с новой подружкой.

Пригласили за стол. Гостей обслуживали два нанятых официанта в форменных рубашках. Начались тосты, поздравления, подарки. Зудин и Настя сидели между Михаилом и незнакомым мужиком со сломанным носом. К счастью, он оказался не очень разговорчивым, все его внимание было направлено на спиртное.

Игорь и Яна сидели за Михаилом и его женой. Яна установила над Настей опеку; предлагала ей блюда, напоминала Зудину, чтобы он наполнял ее бокал, просто улыбалась ей. Ее забота была приятной.

Под каждый тост Игорю вручали подарок. Он поднимался, притворялся смущенным, хотя на самом деле плавился от удовольствия, благодарил и делал кивок туловищем, словно хотел поклониться. Олег и Инга подарили ему ручку Эрих Краузе с золотым пером. Олег пожелал, чтобы он написал этой ручкой что-то великое.

– Русского Гари Потера! – сказала Инга.

Зудин еле сдержался.

– Единственное, что гениально, – прошептал он, повернувшись к Насте.

Она округлила свои прекрасные глаза, стараясь понять, что он имел в виду. Зудин почувствовал, что немного переоценил ее уровень, и вспомнил Ольгу.

Пришел черед им произносить тост и вручать подарок. Подвыпивший Гроссман поощрял к выступлению дружеской благосклонностью во взгляде. Зудину хотелось по старой школьной привычке отвесить ему леща, но вместо этого он поднялся и, держа в руках завернутый в блестящую обертку подарок, сказал:

– Помнишь, Игорек, как ты с визгом улепетывал от меня на переменах, спасаясь от пинков?

Гроссман растерялся от такого начала, но продолжал улыбаться.

– Если б я мог тогда знать, каким человеком ты станешь лет так всего через пятнадцать, как много ты добьешься, – продолжал Зудин, обводя взглядом притихших гостей, – клянусь, я бы старался заслужить твою дружбу другим способом. И сейчас я хочу излить на тебя целое ведро благодарности за то, что, несмотря на свой звездный статус, ты не помнишь зла, и каждый год приглашаешь меня на день рождения. Поверь, я это очень ценю. Желаю тебе здоровья, счастья и новых творческих успехов, – он чокнулся с ним и потянулся рюмкой к другим гостям.

У всех отлегло, все загалдели, девушки захлопали в ладоши. Зудин выпил, вылез из-за стола и подошел к Гроссману.

– Надеюсь, мой скромный подарок поможет тебе вернуться в то время, когда радостей у нас было куда больше, чем горестей.

Озадаченный Гроссман поднялся и двумя руками взял сверток, напоминавший по форме коробку конфет. Он повертел ее, помял пальцами, стараясь на ощупь определить, что там такое.

– Разверни, – сказал Зудин.

Гроссман неуклюже пытался поддеть обертку в местах изгибов. Зудин помог ему и надорвал край. Гроссман взглянул на него, словно чтобы получить одобрение, и развернул оберточную бумагу. Он вытащил из нее большущий том в тесненном переплете. Он раскрыл его и увидел, что это альбом с их детскими фотографиями, увеличенными и обработанными. Он перевернул несколько листов.

– Спасибо Рома, – пробормотал он и захлопал глазами.

Он был удивлен и растроган. Они обнялись, Зудин сгреб его, похлопал по спине. Все были под впечатлением.

– Ты молодец! – сказала Настя, когда он вернулся на свое место. Она была в восторге. – Остальные подарки просто на отвяжись.

Михаил и Гроссман листали альбом. Яна сидела рядом, положив руку на плечо Гроссману, смотрела то в альбом, то на Настю.

Народ пошел курить.

– Ты куришь? – спросила Яна Настю.

– Вообще нет, но сейчас я хотела бы выкурить сигаретку.

– Не люблю, когда от девушки прет табаком, – сказал Зудин.

– Пожалуйста! Один разок.

– Рома, дай девчонке похулиганить! – сказала Яна.

Зудин скривил физиономию, показав, что ему это не нравится.

– Ромашка, он разрешает. Пошли!

Настя смотрела то на него, то на Яну.

В комнате появился Олег. Он подошел сзади к Насте и мягко взял ее за плечи.

– Очаровательная Ромашка, вы позволите ненадолго похитить вашего мужчину?

Она обернулась, взметнув бровь.

– У нас к нему дельце.

– Ну, если ненадолго, – когда его руки отпустили ее, она повела плечами.

На кухне его ждал Артур – издатель Гроссмана. Он поцеловал свою худенькую темноволосую жену в лоб и, взяв за плечи, развернул ее.

– Возвращайся за стол, дорогая, нам надо поговорить.

Она ушла, оставив целое облако тяжелых сладковатых духов.

– Роман, Олег поведал мне по большому секрету, что ты занимаешься вентиляцией? – спросил Артур, доставая новую сигарету.

– Да. Почему по секрету?

– Это к слову. Дело вот в чем. У нас кроме издательского дела есть еще несколько перспективных направлений для бизнеса. В том числе недвижимость. Мы купили производственный корпус на заводе, от которого остались только площади и название, хотим сделать ремонт и – под офисы, склады и тому подобное. Делать ремонт, соответственно – новую вентиляцию. А фирма, с которой мы заключили договор…

– Какая?

– Климат-Термо. Знаешь такую?

– Естественно.

– Уже четыре допсоглашения подписали. Каждый раз выясняется, что необходимы дополнительные работы. То перекрытия надо разбирать, то часть оборудования на улицу вывести, и т. д.

– Климат-Термо – неудивительно.

– Твоя фирма может провести техническую экспертизу?..

Оставшись одна, Настя не чувствовала себя лишенной внимания. Она ощущала на себе взгляд Яны. Ее интерес интриговал и настораживал. Яна поднялась, и, шурша колготками, подошла к ней. Настя почувствовала совсем рядом ее лицо.

– Мужчины свиньи, – сказала Яна. – Лучше быть грубым, чем оставить девушку в одиночестве, – от нее веяло духами и ароматом винных паров.

Настю и отталкивала и притягивала эта гремучая смесь запахов, даже нравилась. Она убрала назад закрывавшие от нее Яну волосы, и увидела ее пухлые губы. Гроссман и Михаил, занятые альбомом, не расслышали ее слов.

Глаза девушек встретились. Настю тронул ее взгляд, он был очень нежным.

– Не хочешь курить, пойдем, покажу наш аквариум. Тебе нравятся рыбки? – спросила Яна.

– Пойдем, – Настя согласилась на предложение, хотя рыбки ее не очень интересовали.

Они перешли в маленькую комнату, которая была спальней. Яна шла впереди, Настя нашла ее фигуру довольно хорошенькой. У нее была очень сексуальная походка, ее бедра как бы перекатывались друг по другу при каждом шаге, выталкивая вверх ягодицы. Шорох колготок заманчиво раздражал.

Широкая кровать была не убрана. В углу на тумбочке стоял небольшой аквариум с мутной водой, лампочка не горела, и рыбок было не видно.

– Где рыбки? – Настя наклонилась, стараясь найти их в темной воде.

– Сожрали друг друга… Тебе не противно?

– Что?