Текст книги "Мгла (СИ)"

Автор книги: Александр Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава XVI

16

В понедельник стало известно, что налоговая инспекция приостановила операции по счетам фирмы. Виноват был он – Зудин. Фирма не сдала в срок аудиторское заключение, а не сдала она его потому, что на прошлой неделе Зудин был занят не работой, а… известно чем.

Прежде чем прибегнуть к такой мере, налоговая должна была потребовать у фирмы отчетность. Но она этого не сделала. Зудин был уверен, что такому решению поспособствовали их давние конкуренты – компания «Южный Ветер». Но главная причина была в другом; Роман Зудин, генеральный директор и единственный учредитель в одном лице, забил на работу. А не за горами была зарплата.

Правда, вечером появилась хорошая новость. Позвонил Артур – издатель Гроссмана, и предложил встретиться и пообщаться на тему аренды складского помещения. Он сказал, что может организовать баню с отличной парной. Зудин с радостью согласился, и заметил, что со своей стороны, берется пригласить девушек. Артур сказал, что это неплохая мысль.

Вечером Зудин поехал к Ольге, они вышли погулять с Чарли. Сизые московские сумерки опустились на город. Было тепло, прямоугольные окна перемигивались друг с другом сквозь заигравшуюся с ветром листву. Ольга была в джинсах, белой футболке и джинсовой куртке.

– Как бабушка? – спросил Зудин.

Ольга взглянула на него, блеснув желтыми фонарями в стеклах очков.

– Не надо делать вид, как будто для тебя это важно.

– Для меня важно все, что касается тебя.

– Бабушка чувствует себя с переменным успехом, – фонари в очках потеплели.

Чарли рванулся на поводке и залаял.

– Помнишь, как он лаял на меня в марте? Как мы перепрыгивали здесь через лужи? Ты не хотела давать телефон.

улыбнулась и посмотрела на него, как на своего мужчину.

– Ты сегодня грустный, – сказала она.

Он помолчал, прежде чем ответить.

– Налоговая взяла нас за горло.

– Что это значит?

– Налоговая приостановила операции по счетам фирмы. Мы не можем провести ни один платеж. На носу зарплата, а у меня счет заблокирован.

– Ужас. Почему это произошло?

– Конкуренты позаботились.

– Должен быть какой-нибудь выход, – тихо сказала она.

– Выход есть. И вообще, это далеко не конец. Просто, чтобы все разрулить, нужно время, а я не могу прийти к работягам и попросить их подождать пару недель. Или сказать прорабу, чтобы он им это передал.

– Две недели – не так уж много.

– Я знаю. У нас считается, что с наемными работниками это нормально. Но это же свинство. Зарплата – это святая святых. У них семьи. Я квартиру продам, но рабочим заплачу.

Ольга шла рядом и смотрела на него с удивлением.

– Ненавижу коммерсов, которые из-за копейки готовы удавить, а кинуть работягу на зарплату – в порядке вещей.

Он сказал это с ненавистью, выдвинув челюсть и оскалив рот. Она остановилась и взяла Чарли на руки.

– Может, и его придется продать, – Зудин кивнул на припаркованный неподалеку Рейндж Ровер. – Вот обанкрочусь, что ты будешь со мной делать? Останусь без всего, буду клерком в банке или таксистом на Жигулях. А? – он усмехнулся и взглянул на Ольгу.

– Думаешь, мне нужна твоя машина или фирма? – она прижала к себе Чарли. – Я еще недостаточно хорошо тебя узнала, но уверена, что ты не такой. Ты не сдашься просто так. Даже если не будет этой фирмы, ты создашь другую. Ты поднимешься, я уверена. И ты верь. Главное, чтобы ты верил. – Она запнулась. – Я не знаю, как тебя поддержать в такой ситуации… Просто я очень хочу, чтобы у тебя все устроилось.

Это было сказано по-детски вдохновенно, твердо и с дрожью в голосе. Она смутилась. Зудин остановился и обнял ее, с Чарли на руках, и стал целовать в губы, в лицо, в волосы.

– Хорошая моя, милая моя… Конечно не сдамся, конечно, все налажу, все будет хорошо. Спасибо тебе. Спасибо…

Чарли заскулил.

– Осторожно, – Ольга отстранилась, – чуть Чарлика не задушил.

На следующий день вечером она приехала к Зудину домой. Она позвонила и сказала, что стоит возле подъезда. Когда Зудин открыл дверь, он удивился, какое серьезное у нее было лицо. Ольга выглядела так, словно ехала на экзамен. Затемненные очки в толстой, давно вышедшей из моды, оправе, сдвинутые брови, на шее серо-лиловый шарф, как у взрослой женщины; твердая рука на ремне сумочки, как на ремне автомата.

– Проходи.

– Я ненадолго.

Она вошла и остановилась, смущенно оглядев его жилище.

– Да не стесняйся ты, пройди, посмотри как я живу, – улыбнулся Зудин.

Он был по пояс голый в джинсах с расстегнутой верхней пуговицей. Она сняла туфли и мягко прошла в большую комнату.

– Ну, как тебе мое жилище? – Зудин стал перед ней, надвинувшись на нее мускулистым туловищем, и продолжал улыбаться. Он был заинтригован, она приехала, даже не предупредив.

– Нормально. Только пыль везде, – Ольга наклонилась и провела по столику указательным пальцем. – Сразу видно, что здесь обитает холостяк.

Когда она наклонилась, Зудин едва удержался, чтобы не взять ее за обтянутый брюками зад. Почуял, что – нет, не время. Она показала палец с полоской пыли и вытерла его носовым платком.

– Женюсь и пыли – конец, – засмеялся Зудин.

– Вот для чего тебе нужна жена?

– Пойдем, я тебя чаем напою.

По пути на кухню он распахнул дверь в маленькую комнату.

– А это спальня! – и прыгнул как на волну, на широкую кровать, положил руки под голову и заулыбался, играя глазами, здоровый, рельефный, с волосатыми подмышками. – Хотела бы прилечь?

– Хотела бы, – вздохнула она и улыбнулась; она сказала это просто и честно, словно призналась, что любит конфеты, – Только не в этот раз.

Зудин не стал продолжать эту игру, видел, что признание вырвалось от неожиданности.

На кухне, пока он доставал кружки и ложки, Ольга положила на стол конверт.

– Что это? – спросил он, хотя сразу догадался.

– Пусть это не решит все твои проблемы, но надеюсь, компенсирует хоть малую часть, – она засопела, сняла очки и уставилась на него тревожными черными глазами.

– Что это? – тихо повторил Зудин.

– Пятьдесят тысяч. Мои. Не бойся, не мамины, не папины, мои кровные, сама накопила. Я когда-то недолго работала в Макдональдсе, еще родители давали на шмотки, что оставалось, откладывала. Так что могу ими распоряжаться как захочу.

– Это… мне?

Ей было легче решиться на это, чем видеть сейчас его удивление.

– Оля, хорошая моя, – он взял конверт, но держал его в руке, не открывая. – Я тебе очень благодарен, но такая сумма вряд ли поможет. Только на зарплату нужен миллион, а зарплата – еще не все. Не стоит, честное слово… Спасибо, но не стоит. У меня есть деньги. Ведь это счета фирмы арестованы, а не мои собственные. – Зудин увидел ее глаза, губы, готовые задрожать. – Ладно, слушай, давай сделаем так. Я оставлю их у себя до времени, когда все разрешится. Думаю, максимум на неделю.

Он положил конверт и обнял Ольгу.

– Ты настоящий друг.

– Отвези меня домой, – пробормотала она.

Глава XVII

17

В среду утром Зудин поехал смотреть помещение, которое предлагали его фирме под склад. Это был старый производственный корпус на территории завода на окраине Москвы. Завод уже давно ничего не производил. Зудина провели по корпусу, показали бумаги; в общем, если бы на переговорах цена осталась та же, которую просили вначале, это была бы выгодная сделка.

На обед он поехал в роскошный «Турандот», где должен был встретиться со своим дядей Алексеем Федоровичем, депутатом Московской городской Думы. Благодаря этому дяде развивался его бизнес. Когда Рома Зудин учился в школе, дядя Леша был прорабом на стройке, а теперь он сидел напротив него в дорогом костюме и накладывал ложечкой соус гран-виньер, манерно отставив пальчик. Зудин ненавидел в нем это пижонство, но терпеливо ждал, когда дядя соизволит закончить все приготовления к приему пищи. Алексей Федорович регулярно снабжал его заказами, получая за это десять процентов от прибыли.

Алексей Федорович, наконец, заговорил. Он поведал, что действительно, как и предполагал Зудин, за действиями налоговой инспекции стоит климат-компания «Южный Ветер». Но можно не беспокоиться, он переговорил с нужными людьми и счета в ближайшие дни будут разблокированы. Зудин поблагодарил заботливого родственника и сказал, что как только счета разблокируют, он выразит свою признательность в денежном эквиваленте.

Когда он приехал в баню, Артура и его компаньона еще не было. Зудин разделся, и банщик проводил его в комнату, где был накрыт стол. Зудин развалился на диване и отправил в рот пару виноградин. Стукнула входная дверь и через несколько минут в комнату вошел худощавый чернобородый мужчина лет сорока, обернутый по поясу простыней. На его волосатой груди висел массивный серебряный крест.

– Сергей, – он протянул руку, приветливо улыбнувшись.

– Роман.

– К сожалению, у Артура подскочило давление и ему пришлось поехать домой, а не в баню.

Сергей сел за стол напротив. Он сразу понравился Зудину. Добродушное русское лицо выдавало в нем человека, не склонного лукавить, и как-то сразу располагало налить по рюмочке.

– Пивка? – предложил Зудин.

– О, это потом, – Сергей улыбнулся, как бы извиняясь. – Пока паришься, спиртного – ни-ни. Вот после – другое дело.

Завязалась беседа. Сергей держался и говорил просто, улыбался и, на что обратил внимание Зудин, совсем не употреблял матерных слов. Зудин даже не сразу это заметил. В мужской компании принято свободно выражаться. Зудин и сам любил ввернуть перченое словцо. А Сергей говорил просто и в то же время без такой обычной для мужского разговора приправы. Причем в нем не было позерства, просто он обходился без этого, и все.

– Если желаете попариться, парилка готова, – сказал банщик, просунувшись в дверь.

Молча согласившись, они натянули войлочные шляпы и отправились в парную.

– Плаванием занимался? – Сергей почтительно кивнув на торс Зудина, когда они расположились на нижней полке..

– Да.

Сергей снова кивнул, как будто ожидал такой ответ.

После парилки Зудин вышел в раздевалку, позвонил знакомой проститутке Маше и сказал, что ждет ее с подругой через час.

Когда они снова сели за стол, Зудин сказал:

– Так как Артура нет, сегодня только попаримся, а о деле поговорим в другой раз?

– Почему же, Артур уполномочил меня. – Сергей махнул рукой, как будто речь шла о пустяке. – Да чего говорить-то? Корпус видел?

– Да.

– Предварительная цена устраивает?

– Да.

– Вот и поговорили, – Сергей опять улыбнулся. – Я скажу юристу, чтоб подготовил договор.

Зудин сдержанно улыбнулся и протянул руку. Они парились еще трижды, по-настоящему, с горячим паром и вениками, так, что когда выходили из парилки, у них перед глазами плыли круги, и, ныряя в бассейн, они чувствовали не обжигающий холод, а освежающую прохладу.

Они вернулись за стол, налили пива, чокнулись и сделали по несколько больших глотков.

– Теперь можно и попьянствовать, – засмеялся Сергей, вытирая с усов пену.

Вскоре банщик принес горячий шашлык.

– А под шашлык пиво не солидно! – сказал Сергей.

Через полчаса они уже выпили полбутылки и съели по шампуру мяса.

– Хорошо! – Сергей не скрывал удовлетворения, сверкая из бороды веселой улыбкой.

– Скоро еще лучше будет, – кивнул Зудин, – сейчас приедут девочки…

– Какие девочки?

– Безотказные. – Зудин поднял глаза и увидел, что улыбка исчезла с лица Сергея.

– А может, ну их, девочек?

– Ты серьезно?

– Лучше выпьем.

– Одно другому не мешает.

Улыбка спряталась в бороде Сергея. Они как раз допили бутылку, когда приехали девушки. Сергей изменился, застолье больше не доставляло удовольствия. Его что-то беспокоило. Зудин открыл новую бутылку, они выпили.

Девушки появились уже раздетые, в одних простынях. Они вошли, шлепая тапками, поздоровались и сели за стол.

– Давайте знакомиться. Я Маша, а это Оксана, – сказала та, что была постарше.

Маше было лет тридцать; это была шатенка выше среднего, с короткими волосами и обычным русским красивым лицом. Обернутая вокруг ее тела простыня выдавала аппетитные выпуклости. На груди у нее была небольшая татуировка – ангелочек с крыльями. Маша смотрела на мужчин смело, зная, что платить ей будут не за скромность.

Оксана была гораздо моложе, лет двадцати. Стоило кому-то из мужчин перехватить взгляд ее больших светлых глаз, как она тут же прятала их за черным, как вороново крыло, каре. Она была очень милой, ладной, стройной и бледной. У нее тоже были татуировки, надписи на английском на обоих предплечьях, смысл которых никого не интересовал.

Над столом поплыл аромат духов. Девушки были весьма достойные, но не из высшей лиги. В другой ситуации Зудин не обратил бы на них внимания, но сейчас, когда они сидели перед ним почти голые и горели желанием отдаться за определенное вознаграждение, он чувствовал, как внутри у него началось брожение, каким всякий раз сопровождалось предвкушение скорой близости.

Машу он знал давно, а Оксану видел впервые, поэтому она интересовала его в большей степени. До Ромашки и Ольги обеим было дальше чем до космоса, но и та и другая прекрасно подходили, чтобы снять напряжение.

А Сергей занимал себя тем, что разглядывал стол и закуски. Сидел и молчал, уставившись в мутное нефильтрованное пиво, побалтывая его в бокале.

– Мальчишки, – улыбнулась Маша, – нам выпить хочется, поухаживаете?

– Что будете? – спросил Зудин.

– Я – виски.

– А мне вина, – сказала Оксана.

Зудин наполнил их бокалы и рюмку Сергея, который продолжал изучать остатки пива в своем бокале. Зудин взял рюмку, чокнулся сначала с Сергеем, потом с девушками. Когда выпили, Оксана сказала, обращаясь к Зудину:

– Что-то твой друг какой-то невеселый.

– А был веселый! – усмехнулся Зудин.

– Что не так?

Сергей молчал, явно стараясь не смотреть на девушек. Зудин пожал плечами.

– Может, дело в этом? – Маша кивнула на обручальное кольцо на его руке.

– Серега, ты – ни-ни? – спросил Зудин.

Сергей чуть склонил голову, как бы признав, что догадка оказалась верной.

– Да брось ты, – усмехнулся Зудин.

– Сереж, знаешь, когда мужчина проводит время с другой женщиной, он еще охотнее возвращается к своей. Такие встречи освежают чувства, полезно для супружеских отношений. – Маша ждала, когда он поднимет на нее глаза, но он предпочитал смотреть на стол. – Самые крепкие семьи те, где у мужа есть любовница или нечастые встречи на стороне. Это факт.

– А мне нравятся мужчины с бородой, – неожиданно сказала Оксана; она говорила с южно-русским акцентом, растягивая слова.

Сергей молчал, лицо его, красное от пара и водки, выдавало, что он напряжен.

– Ты ж мужик, – сказал Зудин.

– Сереж, может, у тебя давно не было другой женщины? – осторожно поинтересовалась Маша.

– У тебя вообще после свадьбы была женщина кроме жены? – как топором рубанула Оксана.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Сергей.

– Тебе трудно это переступить, – сказала Маша.

– Надо же когда-то начинать, – улыбнулась Оксана, но улыбка тут же слетела с ее лица.

– Начинать что? Изменять? – Сергей поднял на нее глаза. Это вырвалось у него резко, с сердцем. – Да кто вы такие, чтобы об этом говорить!

– Ну конечно, твоя жена лучше всех! – нервно отреагировала Оксана, Маша стукнула ее под столом по ноге.

– Лучше! В миллион раз лучше!

Зудин, чтобы разрядить обстановку, налил.

– Давай выпьем, – он подвинул Сергею рюмку.

– Погоди, – сказал Сергей, хоть и взял рюмку. – Я кое-что расскажу. Я давно коммерцией занимаюсь, с девяностых. Когда-то у меня было все, но потом в один момент я все потерял. Что было, продал, и еще остался должен. Я был в такой жопе, что не хотел жить. Друзья отвернулись, да какие друзья, так, собутыльники. Мать умерла, не могла видеть мои мытарства. Единственным человеком, который остался со мной, была жена. Как мы выкарабкивались из этой задницы, страшно вспоминать. Бандиты меня били у нее на глазах, говорили ей: «Если он не вернет деньги, придется нам с тебя взять, ты ведь ему жена». Два года прожили в Якутии на приисках. Я – в артели, она – в поселке в бараке с сортиром на улице, без горячей воды, без ванны, с соседкой алкашкой, которая у нее белье воровала. А могла бы вернуться к родителям в московскую квартиру, начать новую жизнь. Красивая, тогда еще совсем молодая, она бы легко нашла другого, получше меня. А она, – он на секунду запнулся, – прошла со мной все. Потом понемногу жизнь наладилась. Сейчас у нас двое ребят, все хорошо. Она по-прежнему меня любит, терпит мои пьянки, мой характер… Я не могу ее предать.

– Тебе же никто не говорит предавать, – сказала Маша.

– Если я изменю, я предам.

– Просто надо делать так, чтоб она не узнала.

– Измена – не предательство! – воскликнула Оксана, от выпитого вина ее щеки раскраснелись.

– Это как раз самое настоящее предательство, неужели не понятно?

– Что ей будет плохого, если она не узнает? – Маша пожала плечами. – Будет так же тебя любить и все у вас будет хорошо.

Она взглянула на него с улыбкой, словно окутала доверием и покоем.

– А как же я? Я буду иметь кого-то на стороне, потом приходить домой и, как ни в чем не бывало ложиться с женой, обнимать ее. Со спокойной совестью. После той, да? Но должно же быть что-то святое, что не разменивается! Когда мы вместе, это только наше и ничье больше. И нисколько, ни капли этого не должно доставаться кому-то другому, – закончил он с жаром.

– Ни капли, – Оксана подавила смех.

– Да!

– Это же измена телом, а не душой! – сказала Маша, хотя этот разговор ей изрядно наскучил. – Душой же ты будешь с ней, будешь так же ее любить.

– Да не бывает так! Телом здесь, душой там. Это вы придумали, чтобы себя оправдать! – он, наконец, взглянул на нее, как будто полоснул чем-то острым.

– А оскорблять-то зачем? – Оксана уставилась на него округлившимися глазами.

Зудин подумал, что сейчас она ляпнет что-то насчет его жены, и Сергей разобьет об ее башку пустую бутылку. Зудин порадовался бы, если б этой молодой суке разбили голову. А Сергей нравился ему еще больше. Как будто сам он, заплутав, потерял веру, и вот случайный попутчик показал, где дорога.

– Молчи, – Маша пнула ее под столом. – Может, о чем-нибудь другом поговорим?

Сергей выпил рюмку, вылез из-за стола и направился в раздевалку, по дороге натянув простыню до подмышек. Зудин пошел за ним.

– Извини, не думал, что для тебя это настолько серьезно.

Сергей сбросил простыню, стал одеваться.

– Ладно. Не первый раз… Поэтому боюсь напиваться. Прости, если испортил вечер. Не люблю, когда о моей жене говорят такие как эти, с нечистыми ртами, – пробормотал он.

Взъерошенный после бани, поджарый, жилистый, с пышной после мытья бородой, с отпечатком внутренней борьбы в глазах, он показался Зудину одновременно и жалким и сильным.

– Присылай людей с бумагами. Завтра же, – пробормотал Сергей, застегивая пуговицы.

Он ушел уставший, ссутулившийся, но светлый. Зудин почувствовал, что должен тоже уйти, как будто Сергей позвал его уйти вместе с ним. Даже легче стало от того, что есть такие люди. Однако, это было всего лишь ощущение.

Зудин вернулся к девушкам, которые, пока его не было, включили музыку, сел за стол и налил себе водки. Если б не Сергей, Зудин трахнул бы этих проституток и ни о чем не задумывался. Но теперь задумался, вернее, понял, что и ему следовало уйти. Было стыдно. Перед собой. Даже с точки зрения примитивной животной страсти лезть на этих шлюх после Ромашки было противно.

А что изменится, если я встану и уйду? – подумал он и сразу понял, что ему не дает уйти. Он хочет Оксану. Маша уже прочитана им от корки до корки, а Оксана – нет. Она не лучше Маши, даже хуже, просто не прочитана. Фактор новизны. Банально, но дело в этом.

А если на самом деле уйти? – подумал он и понял как нелегко это сделать. Он взглянул на Оксану. Она разглядывала что-то на своей руке, склонив голову. В ней не было ничего примечательного, абсолютно обыкновенная, единственное ее достоинство состояло в том, что в ней не было ничего резко отталкивающего. Уйти! Он уже намеревался встать из-за стола.

А как она кончает? – возникла предательская мысль. Как раздвигает ляжки, какое у нее там все? Он вспомнил Ромашку и испытал нечто вроде угрызений совести. Трахнуть эту посредственную шлюху, значит – опуститься, стать кем-то наподобие бича, которому плевать, с кем.

Он сидел, зажав в кулаке рюмку и опустив глаза, как недавно сидел Сергей, но, в отличие от Сергея, примирившись с тем, что недостойно. Он выпил.

– А чего только себе налил? Мы бы тоже выпили, – вздохнула Маша.

Зудин налил им водки.

– Мне вина, – сказала Оксана, но он словно не слышал ее.

– Извини, он твой друг, конечно, но такой противный, – продолжала она. – Типа его жена святая, а мы не смеем о ней говорить. Может, нам тоже досталось в жизни.

– Молчи ты, – толкнула ее Маша.

– Почему я должна молчать?

Зудину хотелось швырнуть в нее бутылкой. Он не знал, что его бесит сильней, эта дура или его собственное безволие.

– Хватит уж болтать, – сказала Маша и взглянула на него, – Будем иметься-то?

Они перешли в комнату, где стояла большая постель. Белье было чистым, но застиранным, с дырками. Зудин сбросил с себя простыню и сел. Его желание словно мешками с песком было завалено плотным слоем тяжелых эмоций. Маша опустилась на колени и приступила к делу, привычно, механически, как работница на станке. Зудину показалось странным, что его организм реагирует на нее так же, как на Ромашку. Даже стыдно стало, от того что он довольствуется сексом со шлюхой после того волшебного счастья, в котором они купались с Ромашкой. Рука у Маши была холодной, как у покойницы, а голова двигалась так, как будто сосала заведенная кукла, а не живая женщина. Зудину хотелось ударить ее по шее, вырубить, чтоб она повалилась на пол, обливаясь кровью.

Оксана сняла с себя простыню, высыпала на кровать из сумочки тюбик со смазкой, презервативы, и села на пятки, выставив бритый лобок. Тела девушек казались Зудину безжизненными и кривыми как на полотнах Модильяни. Оксана гладила его по плечу и руке.

– Дай презерватив, – сказала ей Маша. – Ложись.

Она зубами вскрыла пачку, надела резинку на член, двумя пальчиками поправила кончик для отстойника. Оксана легла и развела ноги. Бритый лобок покрывали красные точки раздражения. Зудин снова вспомнил Ромашку, ее бархатную кожу, роскошные бедра, и как она красиво раздвигала их, сначала прижимая к груди и только после этого распахивая во всю ширь. Он вставил член в горячее, словно воспаленное влагалище Оксаны. Сучка даже не считала нужным подмахивать, просто лежала раздвинув худые ляжки, и получала удовольствие, а он работал, чесал ее тощую спину о раздолбанную кровать. Она закрыла глаза и стала постанывать. Это взбесило его. Маша гладила его по спине, сдержанно, как сестра.

Хотелось поступить с ними как с Ромашкой. Эта мысль обрадовала и наконец-то по-настоящему возбудила. Когда Оксана зажмурилась и заскулила, предчувствуя скорый оргазм, он выпрыгнул из нее, повернулся к Маше и молча, повелительными движениями рук поставил ее по-собачьи и, надавив на поясницу, вправил член ей в жопу и всунул до основания.

– А! – крикнула она, – Ты же знаешь, я так не люблю!

– Я плачу тебе, – сказал он и не узнал своего охрипшего голоса.

– Хоть бы презерватив поменял, – она попыталась вырваться, но он держал ее как клещами, насаживая на себя.

Маша застонала, уткнувшись в простыню. Он старался как можно быстрее довести себя до оргазма. Она закричала. Чувствуя, что вот-вот кончит, он вытащил из нее член, как из раны, и испытал удовлетворение, увидев дыру с красными неровными краями. Он сорвал презерватив и, схватив Оксану за шею, пригнул вниз и заткнул ей рот. Она пыталась вывернуться, но он держал ее, вколачивая ей в горло член.

– Что с тобой?! – закричала Маша.

Он отпустил Оксану, она давилась, скорчившись как зародыш на простыне. Маша лежала рядом с перекошенным от боли лицом. Оксана вытянула шею и шумно дышала, на ее разинутых губах дрожали тягучие капли мутной слизи. Она сделала судорожное движение, давящееся, отвратительное. Зудин вспомнил Ромашку.

Наконец-то они были похожи. Оксана приподнялась на локте, вытянув шею и открыв рот, как отравившаяся собака. Потом села и сидела какое-то время, странно двигая туловищем, как будто внутри у нее что-то ворочалось, выправлялось после болезненного вторжения.