Текст книги "Мгла (СИ)"

Автор книги: Александр Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Мгла

Часть I

Роман Зудин приехал в Новогиреево, чтобы передать прорабу Гамову зарплату для монтажников. Они договорились встретиться у выхода из метро. Он не хотел пачкать туфли и колеса машины, поэтому не стал заезжать на стройку. Рейндж Ровер Вог уткнулся в забор сверкающей решеткой радиатора. Зудин заглушил двигатель, проверил во внутреннем кармане конверт с деньгами и вышел из машины.

Апрельское солнце брызнуло из окон трамвая, с грохотом прокатившегося на повороте. Люди выходили из подземки и растекались во все стороны. Он шел навстречу толпе, засунув руки в карманы куртки, останавливаясь или поворачиваясь, чтобы уступить дорогу. Он не любил толпу, она его раздражала.

Скучающий взгляд его голубых глаз скользил поверх пестрой людской массы. Женщины задерживали взгляд на его красивом, немного вытянутом лице, но оно казалось им слишком холодным. Высокий рост, черные волосы и брови, голубые глаза и правильные черты лица были прекрасной визитной карточкой.

Что-то привлекло его внимание, – сработал рефлекс, – волнующий изгиб синей джинсы, мелькнувшей в толпе, как синий проблесковый маячок. На долю секунды, и тут же пропал. Мелькнул каштановый хвостик. Зудин остановился и стал шарить глазами в толпе. Каштановый хвостик показался из-за голов – позвал за собой. Зудин взглянул на часы и пошел за девушкой. Он сделал несколько шагов и оглянулся. Гамова не было.

Забор стройки перегородил тротуар, оставив узкую полосу для прохода. Зудин решил, что если девушка сядет в автобус, то он не поедет за ней. Знакомиться в тесной толпе было неудобно, а кататься на автобусе – не было времени. Девушка миновала остановку и пошла по дощатому проходу, поставленному вдоль забора. Подойти мешали люди, которые шли перед ним. Проход был узким и он не мог их обойти.

Он еще не убедился, насколько она хороша, не разглядел ее, не увидел лицо, и мысль, что он как мальчишка бежит за девчонкой, которая этого не стоит, доставляла ему некоторое беспокойство. Когда забор остался позади, он приблизился. «Выше, чем метр семьдесят и ниже, чем метр семьдесят пять» – прикинул он. Его искушенный взгляд не находил ничего, к чему бы можно было придраться.

Они шли по Зеленому проспекту. Дома, стряхнувшие десятилетнюю пыль, грелись, подставляя солнцу сырые бока. Мокрая земля пестрела мусором. Кучи черного снега тонули в лужах. Но деревья уже трепетали, по ветвям уже бежал сок.

На девушке была короткая черная куртка, джинсы и кроссовки. Собранные в хвостик волосы открывали стройную шею. За маленькими ушами поблескивали дужки очков. Зудин почувствовал мандраж охоты. Его воображение сорвалось с привязи и уже стягивало с нее джинсы, мяло ее липкими пальцами.

Хотелось поскорее увидеть, какая она спереди и не разочароваться. Он расстегнул куртку и ускорил шаг. От энергичной ходьбы его лицо порозовело. Поравнявшись, он увидел выпуклую линию ее груди, и профиль лица, который показался ему совсем юным, обыкновенным и одновременно прекрасным. Главное, не было ничего, что могло ему не понравиться.

Его приятно волновало некоторое несоответствие небольшой, изящно посаженной головы, правильных и потому не бросающихся в глаза пропорций верхней части ее тела и широкого, выходящего из узкой талии, как тяжелая капля, стана с приподнятыми и мясистыми ягодицами, обтянутыми синей джинсой. А далее, полные у основания, бедра постепенно сужались и переходили в длинные и стройные голени. Шаг ее мог показаться несколько широким, но это не портило ее. Все в ее фигуре, в движениях, в облике было просто, естественно, не на показ, и от этого казалось еще краше.

Он представил ее голой, как она наклоняется и выгибает спину; как раздвигаются ягодицы, наподобие прекрасной мясистой раковины и открывают свое самое сокровенное. Интересно, какой у нее оргазм, подумал он, а вдруг она еще не узнала, что это такое?

– Девушка, добрый день! – сказал он приветливым обволакивающим голосом. – Давайте познакомимся?

– Я не знакомлюсь на улице, – ответила она после короткой паузы, не взглянув на него.

Ее высокий голос был нежным и чистым как у девочки-подростка.

– Понимаю. Банально и уже поэтому скучно. Давайте зайдем в магазин. Я угощу вас пирожным, заодно познакомимся.

Она не ответила.

– Да какая разница, где знакомиться!

– Действительно, никакой. Просто, я не знакомлюсь.

– Весомый аргумент.

– Да. Не судьба.

– Вот именно! Как раз судьба помогла мне увидеть вас в толпе.

– Молодой человек, вы зря теряете время.

– Время? У меня его мало. Всегда. Но сейчас мне его не жалко.

Она мельком взглянула на него.

– Девушка, я не разочарую вас. Давайте познакомимся.

– Нет, – протянула она с ноткой вредности.

– Вы замужем? У вас есть молодой человек?

Она повела плечами, как будто ей стало зябко.

– Причем тут это?

– Притом.

– Я не знакомлюсь и все.

– Вы не верите, что хорошего человека можно встретить где угодно?

Она стала задумываться над ответами. В этом было что-то детское.

– Предлагаете поверить вам на слово?

– Наоборот. Проверить на деле. Я предлагаю вам общение, а чтобы общаться, надо познакомиться. Меня зовут Роман.

Она поджала губы.

– Молодой человек, – она повернулась к нему, блеснув стеклышками очков, – я не знакомлюсь, потому что сейчас мне это не нужно. Я очень занята, у меня нет времени.

– У меня тоже. Но для вас я бы выкроил. – Он улыбнулся. – Вы же тратите время на обед, на дорогу. Можно было бы вместе перекусить или я бы мог подвезти вас домой. Вы работаете? Учитесь?

– Учусь. Поймите, мне сейчас не нужны отношения. Красивых девушек много, попытайте счастье с другой, – сказала она по-доброму и совсем по-детски.

– Красивых много, только вы одна.

Легкий румянец покрыл ее щеки.

– Не могу, – пробормотала она с досадой. – Я спешу.

– Какое неотложное дело ждет вас, если не секрет?

– Собака.

– Ее некому накормить?

– Выгулять.

– С собакой гуляют утром и вечером.

– А мы и днем гуляем!

Они свернули и пошли вдоль двенадцатиэтажного дома. Он подумал, что орешек оказался крепче, чем он рассчитывал. Идти оставалось недолго, а знакомство еще не состоялось. Надо было что-то придумать, найти нужные слова.

– Ты, конечно, имеешь право сказать «нет». Раз не хочешь знакомиться, ничего не поделаешь. Но я хочу тебе кое-что сказать. Не буду говорить про любовь с первого взгляда, я не знаю, что это такое. Просто ты мне понравилась… Понимаешь, понравилась – и все. Поэтому я не хочу сказать сейчас «прощай» и больше никогда не увидеться. – Он перешел на «ты», в его густом мужском голосе появились нотки волнения.

Она взглянула на него, в ее черных глазах мелькнуло сомнение. Она была немного растеряна. У второго подъезда она замедлилась.

– Я пришла. Всего доброго… – сказала она тихо, одними губами, бросила на него недоуменный взгляд, и повернула к подъезду.

Она пошла быстро, как будто боялась, что он рванется за ней, набрала код и скрылась за дверью. А он стоял и смотрел, как медленно со скрипом закрывается дверь. Стройные черно-синие очертания растаяли в серой глубине подъезда. Он был смущен. Откуда, в общем-то, в обычной молоденькой девчонке с хорошей фигурой, столько красоты.

Перед подъездом все было заставлено машинами. Дальше до следующего дома был сквер с детской площадкой и лавочками. Он достал телефон и направился к лавочкам.

– Ало, Гамов, это я. Не жди меня, встретимся на стройке… Попозже… Не знаю, через полчаса, может, через час… задерживаюсь, дельце одно. Давай, пока.

На площадке два укутанные по-зимнему малыша копались в сыром песке, на скамейке щебетали их матери, одна курила, отворачиваясь в сторону, чтобы не дымить на детей. Порывы колючего ветра гонялись друг за другом, словно пара молодых псов.

Зудин подошел к выкрашенной зеленой краской скамейке и, сев на спинку, поддернул на коленях брюки. Она сказала, что должна выгулять собаку. Почему-то он был уверен, что это правда.

Дверь скрипнула. Он повернул голову, но это была не она. Пожилая женщина выкатила за собой сумку-тележку. Через пять минут два школьника с рюкзаками забежали в подъезд.

Прошло еще минут пять, когда из подъезда вышел грузный мужчина, и, Зудин хотел уже было отвернуться, как из-за спины мужчины показалась она. На ней были те же синие джинсы, но другая куртка, темно-красная. Она что-то держала на руках. Она подошла к газону и выпустила на землю маленькую лохматую собачку. Шустрый бивер с хохолком на голове бросился к дереву, натянув поводок.

– Не лезь в грязь! – она дернула поводок.

Как-то не вязался ее юный как у девочки-подростка голос с округлыми бедрами взрослой женщины, затянутыми в джинсу, и в этом несоответствии было что-то особенно притягательное.

Зудин поднялся и пошел к ней навстречу. Она несколько секунд смотрела на него, словно не была уверена, что это ее навязчивый попутчик. Пес подбежал к дереву и поднял лапу.

– Какое чудо! – Зудин шагнул на газон и опустился на корточки. – Можно погладить?

– Лучше не надо. Он не любит незнакомцев.

Песик опустил лапу и звонко залаял.

– Прямо лев, – сказал Зудин, обращаясь к собаке. – А как зовут этого льва?

– Чарли.

– Грозный зверюга!

– Зря смеетесь. Характер у него и впрямь грозный.

Он взглянул на нее. Она застыла, только правая рука ее то опускалась, то поднималась от натягиваемого поводка. Изогнув стан, словно рожденная из пены Венера, стояла она и смотрела на него, сдвинув брови, чистыми черными глазами. Ее скромные очки в металлической оправе и роскошные бедра напомнили ему учительниц и библиотекарш из порнофильмов, только взор ее был чист как у ангела. Он тряхнул головой, и прядь черных волос упала на бровь – отработанный прием.

– Не надо делать вид, словно Чарли вам очень понравился, – сказала она и отвела глаза.

– Просто я люблю собак. В детстве у меня тоже была собака, немецкая овчарка.

Чарли сделал к нему несколько шагов и вдруг побежал в сторону, дернув поводок. Она едва успела переступить через лужу. Чарли рвался все дальше. Зудин пошел за ними.

– Здесь сыро, ты запачкаешь кроссовки.

– Мы уже на «ты»?

– В «ты» нет ничего неуважительного.

– А я считаю неприличным говорить «ты» человеку, с которым только что познакомился… – она осеклась.

– Наоборот. Неуместны церемонии, мы ведь не на балу. Кстати, меня зовут Роман.

– Ольга, – сказала она, выдержав паузу.

Чарли прогуливал их по скверу, бегая от дерева к дереву. Они шли то по дорожкам, то по газону, перешагивая лужи и кучи тающего снега. Голые ветви тянулись над их головами, стучали друг о друга, тоскуя по юной листве.

– Оль, в вашей семье выгуливать собаку твоя обязанность? – спросил он.

– Когда как, родители тоже гуляют.

– Почему бивер?

– Родители подарили.

– Понятно. Баловень семьи.

– Не баловень, а член семьи. А ваша немецкая овчарка еще живет с вами?

– Не «ваша», а «твоя», мы же договорились. Рекса давно нет. Мне его подарила мать, когда от нас ушел отец. Он стал моим другом. Настоящим. Когда я был подростком, матери со мной было непросто. Где я только не пропадал, шарился по подвалам. А Рекс помогал матери искать меня. И всегда находил.

– Почему вы… Почему ты не заведешь другую собаку? Рекса никто не заменит?

– Не в том дело. Просто у меня нет времени, – и добавил с улыбкой, – как у некоторых. Домашнее животное – это ответственность, тем более собака.

– Просто ты не хочешь брать на себя эту ответственность.

– У меня и так ее хватает. Серьезная работа, коллектив сорок человек.

– А кем ты работаешь?

– У меня свой бизнес.

Она скользнула взглядом по его куртке, обуви.

– Не похоже? – он с улыбкой распахнул полы куртки.

– Почему же, только замша сейчас не в моде.

– Плевать на моду. А замша мне нравится, она мягкая и не блестит как обычная кожа. Бриони, хорошая вещь за хорошие деньги.

– Можно нескромный вопрос?

– Можно.

– Какой у тебя бизнес?

В ее глазах сверкнули искорки любопытства. Он улыбнулся.

– Если наше знакомство продлится, ты узнаешь.

– Извини, – на ее щеках проступил румянец.

– Извиняться не стоит. Мой бизнес – не секрет. Просто не хочется говорить о работе в первый день знакомства. Есть более приятные вещи.

– Покатать девушку на спортивной машине и пригласить в гости?

Он засмеялся.

– Я бы не назвал свою машину спортивной.

– Мерседес представительского класса, – язвила она.

– Увидишь, придет время.

Она взглядывала на него, но украдкой, чтобы не выдать интерес.

– Какие это – более интересные вещи?

– Можно сходить в Центр фотографии, там часто бывают интересные выставки. Или на концерт. Каждый вечер в каком-нибудь клубе кто-нибудь выступает. На самом деле много интересной музыки, которой не услышишь ни по радио, ни по телевизору. Вообще, в Москве не уметь интересно провести время – да это просто невозможно!

– Все это хорошо, но у меня нет свободного времени.

– Работаешь и учишься?

– Учусь в двух институтах.

– Зачем тебе столько?

– Я люблю учиться. Мне это интересно.

– И кем ты будешь?

– Еще не знаю. Первый иняз, второй – менеджмент и маркетинг.

– Скучища!

– А мне так не кажется. – Она дернула за поводок. – Чарли, домой!

Он не заметил, как они сделали круг и вернулись к подъезду. Они остановились, повернувшись друг к другу. Она стояла, согнув ногу в колене, и следила глазами за Чарли, который что-то вынюхивал на земле. Ее профиль был прекрасен: красивый изгиб шеи, темные брови, словно крылья приготовившейся взлететь птицы, застыли над опущенными ресницами. Она подняла красивую немного смуглую руку и поправила упавший на лоб локон. Она почувствовала его взгляд и ее щека зарделась.

– Оль, дай мне свой телефон, – попросил он.

– Зачем? Все равно я не готова встречаться, – сказала она, не поворачивая головы.

– Когда-нибудь у тебя появится свободное время.

– Не знаю. Скоро сессия, у меня их будет две.

– А потом будет лето.

Она вздохнула. Движение молодой груди выдало ее. Хотелось не только учиться, хотелось и лета.

– Я не буду навязчивым.

Она подняла на него глаза, и он утонул в их матовой глубине, внутри у него ёкнуло. Она не сразу отвела глаза, еще раз вздохнула и тихо продиктовала номер. Она сделала это, как будто стыдясь, словно показала кусочек своего тела.

– Ну, я пошла, – сказала она.

– Спасибо за номер, – он убрал телефон, – знакомство оказалось очень приятным.

– Чарли, идем. – И, уже уходя, попрощалась, – до свидания.

– До встречи, Ольга, – улыбнулся он.

Часть II

2

Вечером того же дня он поехал к матери. Впереди были выходные. Она уже переехала на летний сезон на дачу. У них был небольшой дом в коттеджном поселке Загорские Дали.

Застоявшийся в пробке Рейндж Ровер летел над сырым полотном шоссе, поблескивая вороной металлической шкурой.

Зудин смотрел на дорогу и думал об Ольге. У него было много женщин, самых разных, но похожей на нее не было. Он даже не мог решить, был ли у нее мужчина. Вот в такой бы разбудить страсть, влюбить в себя, томить желанием.

Он проехал Дмитров и свернул на бетонку. Тьма уже легла на холмы. Редкие машины пробивали ее длинными огнями, но тьма тут же затягивала бреши.

Запиликал телефон.

– Привет! – сказал в трубке знакомый голос.

– Привет, привет, Ирина Александровна!

– Когда ты, наконец, перестанешь называть меня по отчеству!

– Сама знаешь, когда.

– Что я знаю?

– Когда мы будем под одеялкой, – сказал он игриво.

Ирина Александровна засмеялась.

– Занят?

– Еду к маме.

– Понятно. Выходные будешь у мамы.

– Есть предложения?

– Мои уехали. Вернутся в воскресенье. – Ирина Александровна томно вздохнула.

– Как заманчиво…

– Да, я желаю заманить тебя, – она снова засмеялась. – Сможешь?

– Дай подумать. Так, так, так… Давай, я позвоню тебе завтра до обеда. Скорей всего, мы увидимся.

– Я буду ждать, – она снова вздохнула.

– Я тоже, – он отключил телефон.

Пошел мелкий дождь. Дворники, словно ладонью, смахивали со стекла сетку капель. Рейндж Ровер бесшумно и стремительно глотал подъем за подъемом. В салоне плескалась ритмичная музыка. Положив руку на руль, Зудин смотрел на дорогу. Ему было покойно и хорошо. Преодолев очередной подъем, машина понеслась вниз. Впереди тускло горели фонари придорожного кафе.

Когда кафе осталось позади, в свете фар мелькнул человек. Зудин успел лишь заметить его силуэт и отчаянный жест рукой, в которой он держал канистру. Он нажал на тормоз, прежде чем понял, зачем это делает. Он никогда не останавливался. Его раздражали люди, неспособные самостоятельно решить такие ничтожные проблемы как мелкий ремонт в дороге или вызов эвакуатора. А в этот раз он почему-то остановился.

Он сдал назад и опустил стекло. Из темноты проступили очертания съехавших на обочину Жигулей. Тусклый свет фонаря обрисовал мокрое лицо и взъерошенные волосы.

– Помоги, земляк. Бензин кончился.

Голос у мужика дрожал, то ли от отчаяния, то ли от того, что он изрядно продрог. Зудин поморщился.

– Два часа здесь торчу. Выручи, брат, – звучало даже не просьбой, а мольбой.

– Шланг есть? – спросил Зудин.

– Нет.

– А как бензин слить? У меня тоже нет.

– Может, до заправки докинешь?

– Это почти до Посада ехать, – Зудин пожалел, что остановился. – Потом обратно. Тебе вообще далеко ехать-то?

– Я местный, из Хомяково.

– А почему такси не вызовешь?

Мужик пожал плечами.

– Номеров не знаю, – помолчал виновато. – Да и денег нет.

Зудин выругался. Мужик устал стоять возле двери, согнувшись, и, чтобы немного опереться, нерешительно положил руку на стекло. Зудину страшно не хотелось катать этого незнакомого мужика до заправки, слушать заискивающую болтовню.

– Не знаю я, что с тобой делать, – сказал он.

Мужик засопел.

– Тебе ствол не нужен, а? – сказал он тихо.

– Чего?

– Ствол. Настоящий.

Первой мыслью было послать его и нажать на газ. Но Зудин не сделал этого.

– По дешевке.

Зудин заглушил двигатель и вылез из машины. Почему-то он был уверен, что ему ничего не угрожает. Выпал случай завладеть оружием – вещью опасной и незаконной, но которая возможно очень пригодится. Может она всю жизнь не понадобится, а может, понадобится один раз, но так, что без нее никуда.

Было тихо. Слабый шум дождя убаюкивал слух. Тьма покрыла все кисейной пеленой. Вдали тускло светили фонари кафе. Послышался гул приближающейся машины. Из-за бугра появились два столба света, полоснули по черноте, опустились к земле и выхватили из темноты съехавшие на обочину Жигули и мокрое, выскобленное заботой лицо мужика.

Когда машина проехала, Зудин приблизился к нему.

– Что за ствол?

– ПМ и обойма к нему.

– У тебя он откуда?

– Брат мент из Чечни привез. Брат помер, а мне такая штука без надобности. Погоди-ка.

Мужик открыл багажник Жигулей, порылся в нем и достал сверток.

– Вот, – развернул тряпку и сунул Зудину.

В темноте проступали лишь очертания. Зудин вернулся в машину и включил свет.

– Давай сюда.

Мужик ловко достал из пистолета обойму и оттянул затвор. Пистолет клацнул, вспоров их заговорщическую тишину. У Зудина морозец пробежал по спине. Небольшой кусок стали, ладно умещавшийся в грубой руке мужика, таил в себе страшную власть.

– Держи.

Зудин взял пистолет в неумелую руку, повертел, почувствовав приятную тяжесть.

– А от чего брат умер? – спросил он, словно боялся, что между лежащим у него на ладони предметом и смертью брата может быть какая-то связь.

– Спился. Ты не думай, ствол чистый, с войны. Кто там учитывает… За пять штук возьмешь?

Зудин посмотрел на него.

– С обоймой. Восемь патронов… Ну, за четыре?

Никогда прежде Зудин с оружием дела не имел. Когда мужик предложил пистолет, единственным мотивом приобрести его было – на всякий случай. Но увидев его, а тем паче подержав в руке, он почувствовал, что пистолет ему нравится.

– Брат помер, а мне он на что? Вожу в машине, не знаю, как избавиться.

Зудин положил пистолет на соседнее сиденье, достал портмоне и отсчитал четыре тысячи. Мужик, явно обрадованный, положил обойму рядом с пистолетом.

– Восемь патронов, – повторил он, скомкав деньги в кулаке. – Спасибо брат!

Зудин завел двигатель и нажал на газ. Он понесся вперед, словно за ним гнались. Скрывшись за поворотом, он остановился, вышел из машины, взял тряпку, которой протирал стекла, завернул в нее пистолет и обойму и убрал в багажник.

Мать любила постельные тона, камин, нарисованные на стенах цветы, мебель под старину, кучу горшков с цветами, которые привозили на лето и увозили на зиму. Матери нравилось, а Зудину – нет, ему все казалось фальшивым, как цветы из папье-маше.

Они сидели за столом в просторной столовой, и пили чай. Яркий свет ламп, стилизованных под свечи, желтыми бликами мерцал в чайном сервизе. Кремовые с маленькими амурчиками шторы укрыли за окном апрельскую ночь.

Лариса Федоровна подлила себе из чайника и широко зевнула, запоздало прикрыв рот большой ухоженной рукой. Ей было пятьдесят пять, но лицо еще сохраняло отблеск былой красоты. Ярко-рыжие волосы были уложены, вырез малиновой кофты открывал покрытую сетью морщин, словно старую картину, грудь, на которой поблескивал маленький ромбик с изображением тельца. Она сделала глоток и посмотрела на свои ногти, тоже малиновые.

Он положил на стол конверт.

– Вот. Как ты просила.

Лариса Федоровна заглянула в конверт.

– Угу, – кивнула она и сделала глоток.

Он откусил кусок бутерброда с колбасой.

– Мам, я не понимаю, зачем тебе столько денег? У тебя пенсия и каждый месяц я даю тебе тридцать тысяч. Я не прошу отчета, просто я не понимаю, зачем тебе столько?

– Ромаша, – Лариса Федоровна напряженно заморгала. – Ты меня ставишь в неудобное положение! Ты же знаешь, какие сейчас цены. Маникюр, прическа, это же все не копейки стоит. Надя с Наташкой в мае приедут, я же не могу им на день рождения подарить какую-нибудь фигню за триста рублей.

Он смотрел в чашку и жевал.

– Подари тете Наде какое-нибудь из своих старых платьев, а Наташке я куплю цветы.

– Ты что! Старое платье – это хамство! – она развернула шоколадную конфету и отправила ее в рот целиком, за щекой образовалась выпуклость. – Скажешь, тоже. Тебе на тетку две тысячи жалко?

– Ладно. Оставим этот разговор.

– Вот именно – оставим, – она размолола конфету крепкими челюстями. – Давай лучше поговорим о тебе.

– Обо мне? У меня все в порядке.

Он откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.

– Ромаш, ты знаешь, я стараюсь не вмешиваться в твою жизнь и никогда на тебя не давила.

– Спасибо, мама, – он скрестил на груди руки.

– И все-таки, я хочу сказать. Может, уже хватит прожигать жизнь? Голова у тебя на плечах, деньги есть, молодой, красивый, здоровый – пора б уж присмотреть кого-нибудь.

– Мама!

– Молодой, да не совсем молодой. Тридцать два – прекрасный возраст, чтобы завести семью. Девки у тебя есть, это понятно. Погулял и хватит. Чего на них деньги спускать. Это все равно, что в трубу. Вот влюбишься в какую-нибудь по уши, и будет из тебя высасывать…

Он улыбнулся и покрутил головой. На нем были джинсы и синий с серо-коричневым узором свитер, который она ему подарила. Она посмотрела на него продолжительным взглядом, окинув всю его большую ладно скроенную фигуру, словно оценивала.

– У нас с тобой всю жизнь была семья ты да я, – голос ее изменился. – Я бы внуков понянчила, пока не старая.

Он молчал, разглядывая шторы. Лариса Федоровна взяла чайник и подлила ему и себе.

– Остыл уже, – сказала она, сделав глоток.

– Я больше не хочу, – пробормотал он. – Спать пора.

Она поставила чашку и вновь стала рассматривать ногти, сначала положив руку перед собой, потом согнув пальцы и поднеся к глазам. Он взглянул на нее. Порыв сентиментальности сменился привычной чванливой важностью. Увядающее породистое лицо вновь стало удовлетворенным и безмятежным.

– Мам, – сказал он.

Она продолжала заниматься ногтями, выгнув от усердия брови.

– Мам!

Она не подняла глаз, лишь кивком показала, что слушает его.

– У тебя кто-то есть?

Не сразу оторвавшись от своего занятия, медленно, словно вытаскивая ногу из глины, она перетащила на него взгляд.

– А ты считаешь, что я уже стара для этого? Только я не буду докладывать, как у меня обстоят дела в этом отношении.

Она смотрела на него какими-то чужими глазами, совсем не глазами его матери. Этот взгляд подтолкнул его сделать еще один вопрос.

– А если со мной что-нибудь случится, ты будешь очень переживать?

– Что? – Лариса Федоровна рассердилась. – Что может с тобой случиться? Прекрати эти дурацкие вопросы!

Лариса Федоровна курила на крыльце, накинув на плечи пальто с пушистым воротником. В ярко освещенном окне второго этажа можно было увидеть Зудина, который ходил по комнате. Свитера на нем не было, он был в одной футболке. Он водил глазами по желтым в цветочках обоям, утомленный скукой, останавливался, крутил головой и снова ходил.

На следующий день в субботу он поехал к Ирине Александровне.