Текст книги "Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы"

Автор книги: Александр Шубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)

Глава VIII
Европейская война

Странные войны

Со времен Реформации как минимум раз в несколько десятилетий в Европе происходили большие коалиционные войны. Механика вызревания европейской войны была связана с высокой концентрацией межгосударственных противоречий в этой части света. Много государств – высокая плотность конфликтов. Чтобы добиться своих целей, государства вступают в союзы. Возникновение одного союза влечет появление множества других. Противники союзников создают свою коалицию, чтобы противостоять угрозе. Противники противников примыкают к первой коалиции. В конце концов, пометавшись между сторонами, большинство стран Европы примыкают к той или иной коалиции. После этого достаточно обострения одного из бесчисленных конфликтов, чтобы вступила в действие цепная реакция европейской войны. Вслед за конфликтом двух стран приходят в движение армии двух коалиций.

Война на некоторое время разряжает ситуацию. Побежденные уступают победителям. Но среди победителей существуют свои противоречия, и всегда находятся силы, склонные заступиться за побежденных, чтобы сохранить противовес сопернику. К тому же побежденный народ тем сильнее жаждет реванша, чем сильнее его унизили. Со временем социально-политические и военно-экономические перемены приводят к изменению соотношения сил, обострению старых и возникновению новых конфликтов. И все начинается сначала.

Мы видели, что европейские политики не сидели сложа руки в ожидании нового военного взрыва и пытались остановить пагубный механизм вызревания новой европейской войны – и путем переговоров о разоружении, и путем посылки наиболее агрессивной силы в бескрайние просторы «варварского мира». Но со времен колониального раздела мира и планета стала ограниченным сосудом. Интересы европейских великих держав, к которым присоединились США и Япония, сталкивались повсеместно. Европейские противоречия становились мировыми. И европейская война могла превратиться в мировую.

1 сентября Гитлер решил, что дальнейшее промедление с решением «польского вопроса» позволит Западу переиграть Германию. В пограничном немецком городе Глейвице нацисты организовали инсценировку польского нападения на местную радиостанцию. Фюрер заявил, что не намерен более терпеть польских провокаций, и германские армии вторглись в Польшу с запада, севера (из Восточной Пруссии) и юга (с территории бывшей Чехословакии). Началась германо-польская война, известная также как польская кампания вермахта.

1 сентября считается началом Второй мировой войны. И к тому есть важные основания. 3 сентября Великобритания и Франция все же решились заступиться за Польшу и объявили войну Германии. Правда, до реальной войны европейских великих держав было еще далеко, но в конце концов она разразилась (уже после гибели польского государства). Так что польская кампания в той же степени является частью европейской войны, в какой бикфордов шнур является частью взрывчатки, к которой присоединен. Догорит – получится один большой взрыв. Но можно и потушить.

1 сентября начало европейской войны (о мировой пока речи не идет) было под вопросом. 2 сентября Муссолини выступил с инициативой: немедленно объявить перемирие, созвать конференцию великих держав и решить все территориальные споры с учетом сложившегося соотношения сил. К этому времени немцы захватили искомый Данциг, но не установили даже контроля над балтийским побережьем.

Британская элита не была склонна уступать. Во-первых, общественное мнение уже было взбудоражено. Даже связанные с Чемберленом средства массовой информации, поддерживая его нынешние воинственные заявления (как мы видели, прикрывавшие тайные переговоры с немцами), создавали общественное мнение, неблагоприятное для уступок Гитлеру. Что уж говорить о лейбористах, либералах и сторонниках Черчилля. Во-вторых, после Пакта восстановление позиций Великобритании было возможно лишь в случае ослабления Германии или твердых заверений Гитлера, что его экспансия будет направлена только в направлении СССР. Теперь Великобритания могла согласиться только на мир, основанный на восстановлении существовавшего мирового порядка. Чемберлен ответил Муссолини, что готов на мирные переговоры, но только в случае отвода немецких войск на исходные позиции.

Но Гитлер понимал, что, остановив войска, он теряет и престиж (а это грозило военным переворотом), и эффект внезапности. А конференция может и не согласиться с территориальными изменениями, полученными таким бандитским путем. Стоит остановить войска, и нападение будет сорвано. Гитлер рассчитывал на молниеносную войну – «блицкриг». Фюрер отказался отвести войска. 3 сентября Великобритания и Франция объявили войну Германии. Европейская война стала юридическим фактом.

Считается, что с этого началась мировая война. А вот в Китае считают, что мировая война началась в 1937 г., когда Япония напала на Китай. Ведь японо-китайская война стала потом составной частью Второй мировой войны.

Китайцам возражают, что в 1937–1938 гг. мировой войны не было как случившегося факта. Приток не является частью реки. Но в этом смысле во время польской кампании мировой войны тоже еще не было. Была европейская война.

Как же так, европейская? Ведь вскоре война охватила часть Северной Африки. Но войны в Средиземноморском бассейне со времен Рима и Карфагена частенько охватывали североафриканское побережье, и никому не приходит в голову называть такие войны мировыми.

Американский историк и журналист У. Ширер считает, что мировая война началась, когда немецкая подводная лодка утопила британский лайнер «Атения». Погибло 112 человек из 1400, причем среди них 28 американцев. Вот оно, истинное начало мировой войны [663]663
  Ширер У. Указ. соч. С.651.


[Закрыть]. Чисто американский подход. Погибли американцы – мировая война началась.

Европейскую войну вроде бы можно сразу же считать мировой потому, что Европа в то время была «столицей мира». Отсюда управлялись колонии, охватывающие почти всю планету. Но колонии существовали и раньше, в ходе большинства европейских войн боевые столкновения происходили также и в колониях. Во время Семилетней войны, например, сражения шли и в Америке, и в Индии. Но Семилетнюю войну не принято называть мировой. Судьбы войны решались все равно в Европе, и стычки в колониях не отвлекали стратегов от главного театра военных действий.

Так что Вы как хотите, а я подожду называть европейскую войну мировой. По крайней мере до тех пор, пока не соединятся два ее очага – европейских и тихоокеанский. Когда американцы, азиаты и европейцы будут умирать за свою родину не просто одновременно, но и во имя взаимосвязанных целей.

Европейская война начиналась странно. Прежде всего потому, что она состояла из трех разных по своему удивительных войн. Первая – германо-польская – была необычной в силу своей скоротечности. Вторая – англо-франко-германская – так и называлась «странной». А третья – советско-польская – вообще считалась «мирной».

Начнем с германо-польской. Она считается классическим вариантом «блицкрига», в котором германские танковые клещи, вонзившись в оборону противника с трех сторон, замкнули кольца окружения у столицы Варшавы и к востоку от нее – в глубоком тылу, решив дело за две недели. Такая интерпретация выгодна всем, кроме поляков, ибо подчеркивает немецкую военную славу, право СССР «взять под защиту» остатки разгромленного государства и нежелание союзников оказывать помощь стране, которой еще недавно клялись: в беде не оставим. Так что к нашему времени устоялся такой взгляд на эту войну: «Германские бронетанковые войска, формирующие острие армии, прошли сквозь эшелон 6 польских армий (ок. 800 тыс. человек) под командованием маршала Эдварда Смиглы-Рыдза, как нож сквозь масло» [664]664
  История войн. Т.3. М., Ростов-на-Дону, 1997. С.70.


[Закрыть].

Однако сначала масло было сильно подмороженным, и у ножа были проблемы. А это важно, если учесть, что Франция обещала нанести удар по линии Зигфрида на 15-й день войны.

Соотношение сил по численности было небезнадежным для поляков – 1800 тыс. солдат вермахта на миллион войска польского. Зато по танкам и самолетам немцы имели пятикратное превосходство. Если бы польская армия встретила противника на заранее подготовленных оборонительных рубежах, у нее был бы шанс продержаться подольше. Но Рыдз-Смиглы расположил свои войска равномерно по периметру границы, не особенно заботясь об оборонительных сооружениях. Между тем героическая оборона крепостей и городов станет яркой страницей этой войны. Так, 182 польских солдата в крепости Вестерплятте в устье Вислы держались неделю против нескольких тысяч немцев. Гдыня сопротивлялась до 19 сентября. До конца сентября держались Модлин и Варшава. Но серьезных оборонительных сооружений, которые могли бы помочь развернутым вдоль границы армиям, у Польши не было. В этом заключалось разительное отличие поляков от чехов. Одни, имея великолепные укрепления в горах, не решились их защищать, другие ринулись в бой, не позаботившись об обороне заранее.

Создав подавляющее превосходство на направлениях главных ударов, командование вермахта рассчитывало быстро расчленить оборону поляков, замкнуть клещи вокруг Варшавы и к западу от нее.

Но наступавшая из Восточной Пруссии 3 армия была остановлена у Млавы польской армией «Модлин», и не могла прорваться дальше. Поляки успешно отбивались и у Грудзенза. Немцы, не имея опыта применения танковых масс, бросали их в лоб на польские позиции и несли большие потери.

Первые бои шли с переменным успехом. «На одном участке, – рассказывает американский журналист У. Ширер, – когда танки неслись на восток через Польский коридор, они были контратакованы Поморской кавалерийской бригадой, и взору автора этих строк, посетившего несколько дней спустя участок, где разворачивалась контратака, предстала отвратительная картина кровавой мясорубки.

Для скоротечной польской кампании это было символично. Лошади против танков! Длинные пики кавалеристов против длинных стволов танковых пушек» [665]665
  Ширер У. Указ. соч. Т.2. С.3.


[Закрыть]. Но кроме событий-символов были и менее приятные для немцев эпизоды. В районе Мокра уланский полк Волынской кавалерийской бригады отразил удар 4 танковой дивизии вермахта. Артиллерией полка было подбито 12 танков. Дальнейшие попытки немцев прорваться на этом участке кончились для них еще большими потерями. Во время контратаки кавалеристов в танковых порядках произошло замешательство, и дошло до перестрелки между своими.

2-3 сентября, когда Муссолини еще предпринимал попытки добиться прекращения огня и нового Мюнхена, немцы не смогли завоевать даже балтийский коридор (он был захвачен 4 сентября). Надежда немцев прорвать польских фронт и окружить основные силы противника западнее Варшавы, пока оставалась мечтой.

Хотя стратегические намерения германского командования определились, Рыдз-Смиглы колебался – то ли сражаться за каждую пядь польской земли, то ли отходить к Варшаве и держаться за Вислу и Нарев. Все зависело от того, когда ударят французы. Союзники передавали одно сообщение оптимистичнее другого, и Рыдз-Смиглы мог надеяться, что вот-вот немецкий натиск ослабнет, когда союзники ударят в Рур – экономическое сердце Германии.

4 сентября танки 10 армии вермахта прорвались за реку Варту и устремились на Варшаву. По словам М. И. Мельтюхова, «произошел первый в истории Второй мировой войны танковый прорыв, ставший в дальнейшем основой военного искусства германских сухопутных войск» [666]666
  Мельтюхов М. Советско-польские войны. С.226.


[Закрыть]. Однако, когда немецкие танки подошли 8 сентября к Варшаве, они уже настолько оторвались от тылов, что взять столицу не смогли. Дошло до того, что двигавшиеся в авангарде танки уничтожались жителями варшавских пригородов.

Несмотря на прорыв немецких танков, польская армия «Лодзь» продолжала держаться на Варте. Благодаря упорному сопротивлению, поляки получили возможность отводить свои основные силы на более удобные рубежи обороны. Но во время этого стратегического отступления обнаружилось главное уязвимое звено польской армии – управление.

Польская армия все еще оставалась организацией времен Первой мировой войны. Мало того, что польские танки и авиация не представляли силы, с которой немцам приходилось считаться. В польской армии почти не было радиосвязи. Приказы передавались с нарочными, что в условиях маневренной войны было смерти подобно. Каждое изменение обстановки требовало новых решений, и приказы доходили до адресата как раз тогда, когда командование предпринимало противоположное решение. Фронт стал расползаться, армии передвигались зигзагами и сами попадали под удары быстро продвигавшихся немецких клиньев. У поляков (как в свое время у эфиопов, гораздо дольше оборонявших свои позиции) были бы дополнительные возможности для обороны, если бы они сразу же заняли ее вдоль рек и более компактно. Но теперь до этих рубежей нужно было еще дойти.

Отступая, поляки ускользали из приготовленного им котла. Германские генералы, «столкнувшись с более сильным, чем ожидалось, сопротивлением поляков, были вынуждены внести коррективы в первоначальные планы войны, увеличив глубину операции» [667]667
  Там же. С.236.


[Закрыть]. Теперь клещи должны были сомкнуться восточнее – одни у Варшавы, а другие – к востоку от нее. Рыдз-Смиглы и президент Мостицкий решили организовать фронт на юго-западе страны, у границ с Румынией. В Варшаве и Модлине оставались сильные гарнизоны.

После того, как Рыдз-Смиглы покинул Варшаву 7 сентября и начал перемещаться с места на место в направлении румынской границы, единое управление армией разрушилось. «Польский фронт постепенно распадался на отдельные очаги» [668]668
  Там же, С.254.


[Закрыть].

Однако это был не моментальный коллапс, а процесс. Немцам рано еще было праздновать победу, а следовательно перебрасывать войска на Западный фронт. Наступление французов еще могло все изменить. К тому же, создав фронт на юго-западе страны, поляки могли закрепиться, а командование – восстановить управление войсками. 10 сентября Рыдз-Смиглы приказал войскам стягиваться к юго-западу. Это был важный стратегический шанс. Конечно при условии, что французы ударили бы по линии Зигфрида в ближайшее время.

В это время поляки не только отступали. 9 сентября армия «Познань», без боев отходившая от границы вместе с остатками армии «Поможе», нанесла сильный удар по флангу 8 немецкой армии. Это было первое и последнее польское наступление – сражение над Бзурой. Оно разгорелось 9-18 сентября, как раз тогда, когда французы обещали нанести свой удар. Скованные боями, немцы не смогли бы перебросить войска на запад. Это значит, что французы могли бы прорвать второпях построенную линию Зигфрида, пользуясь тройным превосходством в силах.

Получив мощный удар войск генерала Кутшебы, немцы сначала были обескуражены, но затем решили воспользоваться шансом окружить сильную польскую группировку западнее Варшавы. 14 сентября группировка Кутшебы была окружена, но разгромлена только 19 сентября. Остатки армии «Познань» сумели прорваться к Варшаве.

Глубокие клещи, охватывавшие Польшу за Варшавой, также буксовали. 12–14 сентября поляки отбили штурм Львова. Однако 16 сентября стратегическое окружение Польши завершилось – клещи сомкнулись близ Бреста. Это имело решающее значение для позиции советского руководства.

Поляки надеялись на помощь союзников и отчаянно сопротивлялись в городах, где немецкие танки не могли действовать. Но разрозненные очаги сопротивления были обречены. 28 сентября капитулировала Варшава, 29 сентября – Модлин. 6 октября немцы заставили сдаться остатки группы «Полесье», прорвавшиеся с востока страны ближе к Варшаве. Блицкриг увенчался успехом. Французы, не говоря уж об англичанах, так и не выступили. И это было настолько странно, что действия союзников Польши получили название «странная война».

3 сентября главнокомандующий французской армией М. Гамелен известил Рыдз-Смиглы, что завтра начнет наступление. Это была дезинформация стратегического значения. Гамелен планировал оказать помощь полякам в 1940 г. и в 1941–1942 гг. перейти в наступление. Прибыв 3 сентября в Лондон с просьбой о поставках оружия, польская военная миссия до 9 сентября ждала встречи с начальником британского генштаба Айронсайдом, который посоветовал союзникам закупить вооружение в нейтральных странах. Тем временем английские ВВС разбрасывали листовки над Германией. Когда британскому министру авиации К. Вуду предложили поджечь с воздуха германский строевой лес, он воскликнул: «Что вы, это невозможно. Это же частная собственность. Вы еще попросите меня бомбить Рур» [669]669
  Цит. по: Мельтюхов М. И. Указ. соч. С.243.


[Закрыть]. Пока лилась кровь славян, «цивилизованные народы» не должны были не только убивать друг друга, но и наносить вреда частной собственности формального противника. Даладье, согласившийся на объявление войны Германии, теперь считал свою страну чуть ли не агрессором и не желал усугублять ее агрессивность: «Геройство наших солдат может быть только подвигом защитника, а не завоевателя…» [670]670
  Проэктор Д. М. Указ. соч. С.215.


[Закрыть]

Они сделали все ради мира. На Западе. Отсутствие мира на востоке Европы их печалило, но не более. 8 сентября Даладье решил, что не следует оказывать воздушную поддержку Польше.

В сентябре 1939 г. Франция и Великобритания развернули 78 дивизий, в которых находилось 3253 тыс. солдат и 2850 танков. На линии Зигфрида стояло меньше 44 дивизии – миллион солдат без танков. Союзники имели почти двойное превосходство в воздухе.

И вот, наконец, «наступление» началось. 7 сентября французские разведчики храбро пересекли границу западнее Саарбрюккена. Немцы вежливо уступили им пограничную полоску земли. Тогда девять французских дивизий прошли на 8 километров вглубь немецкой территории, и, не встречая противника, остановились перед линией Зигфрида. 10 сентября Гамелен информировал польское руководство: «больше половины наших активных дивизий Севро-Восточного фронта ведут бои. После перехода нами границы немцы противопоставили нам сильное сопротивление. Тем не менее мы продвинулись вперед» [671]671
  Цит. по: Мельтюхов М. И. Указ. соч. С.247.


[Закрыть]. Если битву над Бзурой генерал Кутшеба начал вопреки приказу Рыдз-Смиглы об отступлении к Варшаве, то, получив сообщение о мощном французском наступлении «из первых рук», польский командующий приказал армии «Познань» развивать успех и прорываться к Радому. Это решение, действовавшее до 11 сентября, способствовало окружению армии «Познань», которая не успела вырваться из клещей. Поляки не знали, что немцы не ослабят натиск. Зато это знал Гамелен.

12 сентября высший военный совет союзников решил остановить «наступление». Это был момент разгара битвы над Бзурой. Пока французская пресса писала о грандиозном сражении вокруг Саарбрюккена, французы начали отходить назад во Францию, спасая драгоценную кровь «цивилизованных народов». К 4 октября территория Германии была очищена союзниками. «Битва при Саарбрюккене» завершилась практически без потерь с обеих сторон.

Молотов с иронией комментировал вклад Запада в гибель Польши и, заодно, всю политику «гарантий»: «Польше, как известно, не помогли ни английские, ни французские гарантии. До сих пор, собственно, так и неизвестно, что это были за „гарантии“. (Общий смех в зале)» [672]672
  «Правда», 1 ноября 1939.


[Закрыть]. Для советских лидеров в «странной войне» не было странности.

Французы и англичане слишком ценили жизни своих соотечественников, чтобы подвергать их опасности, даже если на карту была поставлена свобода, сама судьба европейской культуры. Это касалось не только пацифистской интеллигенции, но и военного руководства. «Франция не может позволить себе роскошь каждые 20–25 лет вновь переживать войну и терять миллионы людей. Это было бы физическим истреблением французского народа» [673]673
  Цит. по: Малафеев К. А. Указ. соч. С.108.


[Закрыть], – утверждал еще до войны генерал М. Вейган, второе лицо в армии. Соответствующим образом Вейган поведет себя и во время войны. Чтобы не истреблять французский народ, можно было бы допустить истребление других народов. Политики с более крепкими нервами думали подобным образом. Черчилль вспоминает о своих ощущениях кануна войны, которые разделяла большая часть как английской, так и французской политической элиты: «Перед французами была укрепленная линия Зигфрида со всей возросшей огневой мощью современного оружия. В глубине души я также испытывал ужас при воспоминаниях о наступлении на Сомме… Мы позволили себе дойти до такого физического и психологического состояния, что ни одно ответственное лицо…. не могло предполагать истинного положения вещей, а именно – что только сорок две наполовину вооруженные и наполовину обученные дивизии охраняли весь длинный фронт от Северного моря до Швейцарии. Во время Мюнхена их было тринадцать» [674]674
  Черчилль У. Указ. соч. С.175.


[Закрыть].

Черчилль остро критикует политику умиротворения до начала европейской войны, но во время войны, когда он уже был военно-морским министром, действия союзников кажутся ему вполне оправданными. На этот счет он выдвигает следующие стратегические соображения: «В случае наступления французов с их восточной границы они обнажили бы гораздо более важный для себя Северный фронт. Даже если бы французским армиям и удалось добиться успеха в начале, уже через месяц им стало бы чрезвычайно трудно сохранить свои завоевания на востоке, вследствие чего они оказались бы беззащитными в случае мощного немецкого контрудара на севере.

Таков ответ на вопрос: „Почему союзники оставались пассивными, пока не была уничтожена Польша?“» [675]675
  Там же, С. 218–219.


[Закрыть]. Если отвлечься от моральной несостоятельности этих рассуждений, аргументы Черчилля выдают в нем военного деятеля, воспитанного Первой мировой войной. Таковым было все командование союзников. Война виделась им как неторопливое передвижение военных масс, когда подготовка к удару может вестись годами, успехи одного месяца могут сводиться на нет маневрами следующего. Черчиллю не приходит в голову, что прорыв линии Зигфрида в первые недели войны означал бы блицкриг, разрушающий всю оборону Германии. Если бы союзники вошли в Рур, то треть немецкой армии, к тому же лишенная танков, не только не смогла бы организовать контрудар, но была бы разгромлена, а военная экономика Германии – парализована. Перебрасывая войска из Польши, Гитлер в общем-то не спасал положения, потому что новую линию обороны пришлось бы создавать уже у Берлина. Зато поляки получали возможность оправиться от удара. СССР в этих условиях также вел бы себя более осторожно (не случайно Сталин выжидал почти три недели, прежде чем вмешаться в польские дела).

Страх перед «бойней», оставшийся в наследие от Первой мировой войны, устаревшее военное искусство, органически выраставшее из этой войны, надежда, что Германия не выдержит затяжную войну в стиле Первой мировой, презрение к судьбам народов «второго сорта» – фигурам на стратегической доске игры, в которую играют великие державы – вот ответ на вопрос: «Почему союзники оставались пассивными, пока не была уничтожена Польша?»

Германское руководство не знало наверняка, что союзники опять упустят свой шанс. На это надеялись, на этом строили авантюрный план «блицкрига». Но хотелось бы подстраховаться. Хотелось бы дополнить «странную войну» на Западе еще одной «странной войной» – нанесением удара по Польше с востока.

«Миротворческая» операция

3 сентября Риббентроп приказал Шуленбургу обсудить с Молотовым следующую проблему: «понятно, что по военным соображениям нам придется затем действовать против тех польских военных сил, которые к тому времени будут находиться на польских территориях, входящих в русскую сферу влияния». Было важно выяснить, «не посчитает ли Советский Союз желательным, чтобы русская армия выступила в настоящий момент против польских сил в русской сфере влияния и, со своей стороны, оккупировала эту территорию» [676]676
  СССР-Германия 1939. Документы и материалы о советско-германских отношениях с апреля по октябрь 1939 г. Вильнюс, 1989.


[Закрыть]. Этот запрос немцев показывает, что Пакт сам по себе еще не предопределял именно военного раздела Польши. Для Германии удар СССР по Польше в первую неделю войны был крайне важен. Это могло втянуть СССР в войну против Великобритании и Франции, а одновременно лишить Польшу надежд на длительное сопротивление. В условиях советского вторжения союзники не станут атаковать линию Зигфрида, и в крайнем случае можно будет быстро перебросить части вермахта из Польши на запад, уступив русским честь штурмовать Варшаву. Риббентроп не знал, что союзники Польши и так не предпримут попыток помочь ей, и Германии нечего бояться.

Сталина меньше всего волновали опасения немцев по поводу действий «Антанты». Он признавал существование «намеченного плана» раздела Польши, но не хотел, чтобы Запад расценил действия СССР также, как и действия Германии.

И. Фляйшхауэр считает, что Сталин был растерян немецкими успехами: «Никогда прежде Сталина и его ближайших советников не видели в состоянии такой подавленности и беспомощности, как в этот момент» [677]677
  Фляйшхауэр И. Указ. соч. С.311.


[Закрыть]. Кто же видел их в таком печальном состоянии в эти дни? Уважаемый историк не сообщает нам сенсационных подробностей. Похоже, это – художественный образ, навеянный уклончивыми ответами Молотова на энергичные запросы Берлина: ну когда же вы ударите? Торопиться не надо.

7 сентября в беседе с деятелями Коминтерна Сталин охарактеризовал начавшееся столкновение как войну двух групп империалистических держав. Лозунг Народного фронта снимался окончательно. Ситуация, казалось бы, возвращалась ко временам «третьего периода». Но такова была идеологическая сторона дела. Коминтерновцы не должны были знать о секретном протоколе и связанных с ним надеждах. Им предстояло активизировать борьбу против Западных правительств, но быть готовыми в свое время усилить борьбу и с нацистами. «Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Гитлер, сам того не подозревая, расстраивает и подрывает капиталистическую систему» [678]678
  1941 год. Документы. Кн. 2. С.584.


[Закрыть]. Но СССР не должен участвовать в войне двух блоков. Сталин решил пока выжидать, ссылаясь на неготовность советской армии: «Красная армия рассчитывала на несколько недель, которые теперь сократились до нескольких дней» [679]679
  Документы и материалы о советско-германских отношениях с апреля по октябрь 1939 г. С.87.


[Закрыть], – объяснял Молотов Шуленбургу «советские трудности». В действительности с введением 1 сентября закона о всеобщей воинской повинности СССР мог проводить неограниченную мобилизацию. 6 сентября в западных военных округах было призвано 2,6 миллиона человек. Сосредоточение советских войск было назначено на 11 сентября.

Пока не было ясности с позицией СССР, германское командование рассматривало вариант создания в советской сфере влияния марионеточного украинского государства с помощью ОУН.

В СССР тоже собирались разыграть украинскую карту (вместе с белорусской), причем в обидном для Германии ключе. Молотов говорил Шуленбургу: советское правительство намеревается заявить, «что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым „угрожает“ Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст возможность Советскому Союзу не выглядеть агрессором» [680]680
  Там же.


[Закрыть]. Под давлением Германии утверждение об угрозе со стороны немцев пришлось заменить пацифистским тезисом об угрозе войны для мирного населения Украины и Белоруссии.

Когда все было готово для удара с востока, 14 сентября «Правда» выступила с программной статьей о причинах поражения Польши, где разоблачала угнетательскую политику польского руководства в отношении национальных меньшинств. И вывод: «Многонациональное государство, не скрепленное узами дружбы и равенства населяющих ее народов, а наоборот, основанное на угнетении и неравноправии национальных меньшинств, не может представлять крепкой военной силы» [681]681
  «Правда». 14 сентября 1939.


[Закрыть].

Впоследствии официальная пропаганда объявит последнюю советско-польскую войну «мирным освободительным походом». Но в войсках, которые готовились к «мирному походу» никаких иллюзий не было – предстояла «революционная, справедливая война» [682]682
  Невежин В. А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939–1941 гг. М., 1997. С.80.


[Закрыть].

16 сентября немецкие клещи замкнулись у Бреста. В это же время было заключено советско-японское соглашение об урегулировании пограничного спора на Халхин-Голе. В этот момент Сталин решил, что настал час получить «свою часть» Польши. 17 сентября армия СССР перешла границу. Польскому послу в Москве была вручена нота с официальным объяснением советских действий: «Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать». В действительности правительство продолжало жить и работать в Коломые близ румынской границы. Использовались аргументы, введенные в дипломатический оборот Чемберленом после распада Чехословакии. Если государство распалось, то и договоры с ним не действуют: «Тем самым прекратили свое действие договора, заключенные между СССР и Польшей». Это был главный тезис, ради которого нужно было сообщать об «исчезновении» польского правительства. Далее вступали в силу ключевые для советской внешнеполитической пропаганды мотивы безопасности: «Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам». Это означало, что СССР выходил из режима нейтралитета, то есть, по сути, вступал в войну. «Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными». Это был важный поворот в советской идеологии, который стал новым этапом в длительной эволюции от интернациональных к национальным приоритетам. Если раньше СССР планировал «освобождать» и «защищать» все народы, то теперь – только те, которые уже имели свои территориальные образования в составе СССР. Объединение «единокровных» – важнейший мотив гитлеровской идеологии – теперь принимался и Советским Союзом. «В виду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии». Идеологический переход происходил постепенно, тем более, что часть территорий, населенных преимущественно поляками, оставалась в советской сфере влияния: «Одновременно советское правительство намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью» [683]683
  «Правда», 18 сентября 1939.


[Закрыть].

Выступая по радио, Молотов рассуждал еще резче: «Польские правящие круги обанкротились… население Польши брошено его незадачливыми руководителями на произвол судьбы» [684]684
  Там же.


[Закрыть].

В Польшу входила группировка в 617 тыс. солдат и 4736 танков. Затем она была увеличена до 2,4 миллиона человек при 6096 танках. Такая армия могла противостоять не только полякам, но, в случае чего – и немцам.