Текст книги "Иной жизни для себя не представляю! (СИ)"

Автор книги: Александр Воронецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

1

ИНОЙ ЖИЗНИ ДЛЯ СЕБЯ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ!

КНИГА ПЕРВАЯ.

СЛОЖНОСТИ ПЕРЕЛОМНОГО ПЕРИОДА.

Глава первая.

ЛЮБОВЬ-МОРКОВЬ.

Часть первая.

Отмучились наконец – позади экзамены! А впереди свобода,

отдых души и тела – практика! Последняя, преддипломная! На которой

не посачкуешь и незнайкой не прикинешься – там тебя ждут как

специалиста, и материалами к диплому обеспечат соответственно

работе. В геологию придется вникать и ею заниматься! Глядишь, и на

рудишку наткнешься! Это уже из области фантастики. Ну а вдруг?

Тогда полный успех!

А кто о нем не думает? Не хочет, что бы на тебя смотрели с

уважением и считали настоящим геологом? Кто не мечтает о главном –

стать первооткрывателем?

И я на все это рассчитываю, как на что-то в далеком далеке -

пятый год забиваю голову книжными премудростями! А вместо летнего

отдыха пытаюсь понять, как эти премудрости применяют на деле

опытные геологи, обычно в местах отдаленных, где человек весьма

редкий гость. Побывал на Полярном Урале, на Алдане, в Саянах – везде

хорошо, если в душе романтик, фанат будущей профессии, плюс рыбак

и охотник. Незнакомым для меня оставался юг страны, и все уверенней

утверждалось желание побывать и там, сравнить тундру и тайгу с

пустыней и полупустыней, где все по другому, только месторождений

спрятано не меньше. Преддипломная практика, до которой наша группа

наконец добралась с потерями за годы учебы на треть, была последним

шансом. Я и друг Лешка неожиданно для многих распределились на

юг Казахстана.

Поехали мы туда равноправными студентами, а на месте работы

оказались в разном качестве, из-за моего принципа: не лезь, куда не

просят. В Москве, получив направления, свое положил в карман и

занялся сборами. Лешка же, после категорического отказа заглянуть с

ним в деканат, пошел туда один, и напросился передать от декана

весточку его большому другу, главному геологу объединения, в которое

нас направили. Декан не отказался, и написал записку. Снедаемый

любопытством, Лешка в нее на досуге заглянул, и кроме обычных

приветственных фраз, прочитал интересную приписку:

2

«Посылаю пять хороших студентов (далее шли фамилии, и две из

них подчеркнуты). Проследи, что бы хорошо ребят устроили, все они

дипломники».

Лешка почесал затылок: почему выделены фамилии только

двоих, причем не наши? Их что, в лучшие места направят? А он что?

Лысый? Нашел подходящую по цвету ручку, подчеркнул свою

фамилию двумя чертами. И не ошибся: из объединения в южном городе

направили нас в одну партию, только меня – младшим техником, а этого

прохиндея – техником старшим. Вот что значит двойная линия! Плюс

наглость – второе счастье!

Ну да ладно. Теперь куда нас судьба забросила на лето. Для

начала в ГРП-21 – геологическую партию номер 21. Маленький

поселок, сборные домики из бруса, есть и саманные. Смотреть не на

что. Зато в пяти километрах чистенький поселок горняков Мирный, с

магазинами, пивбаром, еще какими-то заведениями в процессе

достройки заключенными, базировавшимися на отшибе в небольшой

зоне. В ГРП-21 мы пробыли день – получили по сумке, компасу,

молотку, полевой робе. И по маленькому авансику, потому что еще в

Москве пропи…истратили выданные командировочные и проездные в

оба конца и за все время. А на следующий были в отряде, в безлюдной

пустыне. Отрядик так себе, с десяток фанерных домиков, на четыре

человека каждый, столько же палаток аналогичной вместимости. Ну и

как положено, две большие палатки: столовой, и камералки,

совмещенной с клубом – стоял теннисный стол. Ближайшие живые

души – две семьи на маленьком железнодорожном разъезде в

двенадцати километрах, ближайшие поселки – горняков и партии – в

пятидесяти километрах. Воду и продукты привозили из них, кое-что

добывали сами, но об этом попозже. Кормились в столовой под

крестик, купить жидкость с градусами было сложно, только если

упросить шофера, изредка ездившего за продуктами.

Начальник отряда, Николай Федорович, по профессии геолог -

чудаковатый мужик среднего возраста. Наголо стриженый, с

постоянной недельной щетиной на лице, запечатлевшем сложности

прошлой жизни, с красноватым носом, наводящим на размышления об

определенном пристрастии. Которое впоследствии подтвердилось. И

единственный всегда в черной робе, в каких показывают в кино зеков.

Обалдеть можно, в местной жаре! Поэтому не удивился, что лагерь он

поставил на абсолютно ровном, без единого кустика месте в

широченной долине, уже через неделю все вокруг было истоптано и

разбито машинами, а жуткая пыль превратилась в ежедневное явление.

Преддипломная практика – момент переломный: начало работы

по специальности. Как и другим геологам, вручили пикетажку и

аэрофотоснимки местности, на которых первый раз в жизни буду

разбираться с геологическим строением самостоятельно, и помощника,

таскать радиометр и рюкзак, что я делал на прошлых практиках. С ума

3

сойти! Все новое, все неизвестное, каждый день куча камней, которым

не могу дать названия! Неудивительно, что поначалу запаниковал,

камни таскал в камералку полными рюкзаками и надоедал опытным

коллегам с просьбой помочь в них разобраться. Было не до сантимов -

пасть в глазах настоящих специалистов, и подобного мне салаги,

товарища по институту Лешки, очень не хотелось.

У него-то заморочки не возникали. Парень продвинутый, в

смысле общения, и когда разговор касался геологии, суждения свои

предлагал как истину, а идеи, нужные и не нужные, плодил в изобилии.

Только, на мой взгляд …слабоватые, такие, что я за него непроизвольно

краснел, и пожимал плечами, ежели в обсуждении вопроса предлагали

поучаствовать и мне. Проще говоря, следовал принципу: не уверен – не

лезь. А уверенным я пока не был точно.

Впрочем, Лешка не расстраивался, если ляпал сущую ерунду, ему

это ничем не грозило. Потому что составлять геологическую карту, по

непонятным причинам определили меня, младшего техника, а его,

техника старшего, – кататься с буровиками по долине, и смотреть, что

они поднимают в керне из под наносов. Хотя логичнее и справедливее –

если уж его заранее посчитали более головастым – было бы поменять

нас местами. За день тройка-четверка скважин, на документацию

каждой полчаса, не больше – это для старшего техника маловато, это и

для младшего техника лафа!

К удивлению для себя, через пару недель с работой освоился, к

камням присмотрелся, и таскать их в камералку перестал – убедился,

что различаю их не хуже других, то-есть опытных геологов.

Адаптировался к жаре, раннему утреннему подъему, определился в

симпатиях к окружающим. В камеральные дни подрисовывал общую

геологическую карту, но в споры с коллегами не вступал – считал, что

пока не достоин такой чести, не дай бог ляпнуть что-то заумное и

непотребное. Коллеги втихаря улыбались – слишком я скромный, а

начальник отряда каждый раз хмурился, хмурился, пока не выдал:

«Что ты все молчишь и молчишь! Вон на друга посмотри!» -

кивнул на Лешку, всегда демонстрировавшего на подобных сборищах

красноречие, – «У него идеи в голове не вмещаются, а у тебя она

пустая! Так всю жизнь и будешь техником, никто серьезного дела не

поручит!»

Лешка, который непонятно для чего в камералке присутствовал -

никаких геологических карт не составлял, а всего лишь примитивно

документировал керн картировочных скважин, – удостоил меня

взглядом победителя, я же по привычке пожал плечами. Принцип не

уверен – не лезь, пока для себя не отменял. Хотя понял, что еще

немного – и говорить придется. Слишком красивой и логичной

получалась геологическая карта на вверенном мне участке, и два

геолога – помоложе Слава , постарше – Антон Степанович, бегавшие на

смежных площадях, с настороженностью, может и с завистью, на нее

4

посматривали. И на меня тоже, и даже иногда обращались с просьбами

посмотреть у них отдельные места со сложным геологическим

строением.

После работы, с двух до четырех дня, когда мозги от жары

плавились, лагерь затихал, наподобие сиесты в Испании, потом оживал

вновь. Товарищи постарше в большой палатке с поднятыми для

вентиляции пологами сражались в настольный теннис, молодежь за

крайними домиками ногами пинала мяч в ворота, или перекидывала его

руками через сетку. Почти до темноты, в которую начинала парочками

расползаться молодежь. Представителей мужского пола было

побольше, и оставшиеся не у дел собирались в одной из палаток или

возле нее, травили анекдоты, гоняли чаи, иногда и бутылочку

оприходовали. В общем, скучно не было, но без близких подружек,

которых мне и Лешке не досталось – в отряде мы появились позднее

других, раньше на практику нужно приезжать – в организме

ощущались определенные неудобства. Особенно Лешкой, тот без

подружки не мог существовать в прямом смысле этого слова. Снять

стресс и напряжение нам помог бы алкоголь, но найти его…

Как-то я поинтересовался у ребят: где можно достать, кроме

Мирного и поселка партии? Коля, студент из техникума и будущий

геофизик, подмигнул:

«Деньги найдешь – бутылка будет!»

Денег у меня нашлось, из остатков авансика, и убедившись, что

на товар хватит, Коля кивнул головой:

«Завтра суббота, после работы местные умотают отдыхать в

партийский поселок, у них там есть, где ночевать. Ну а нам деваться

некуда, вот вечерком и прошвырнемся в одно местечко. Покажу, где

можно не только выпивку, а все, что угодно достать!» – и еще раз мне

подмигнул.

На следующий день еле вечера дождался – так меня Коля

заинтриговал. А он будто и забыл о вчерашнем разговоре. Уже и лагерь

стих – местные из него умотали, уже повариха позвала оставшихся на

ужин и с нашим аппетитом мы смели все наготовленное, уже и

стемнело так, что дежурный шофер запустил движок освещения.

Наконец поступила команда:

«Пора, пошли ребята!» – это Коля всей компании, в которой в

данный момент было пять ребят и две девушки-студентки из

техникума. Все бодро вскочили на ноги – сидели в палатке – и веселой

гурьбой, с шутками и прибаутками двинулись за командиром. По

направлению к далекому от нас железнодорожному разъезду.

Скажите честно, вы бы пошли на ночь глядя за двенадцать

километров покупать бутылку неясно чего? Я бы в другой ситуации –

никогда! Сейчас же, в компании с двумя девушками, с нескончаемыми

анекдотами, прикольными историями, мы до этого разъезда можно

сказать добежали меньше чем за два часа. По времени уже ночью.

5

«Теперь тихо!» – предупредил командир расшалившуюся

публику, не доходя до темных и без единого огонька в окнах двух

домиков разъезда за невысокой насыпью с рельсами, – «Дальше втроем

пойдем», – показал пальцем на меня и моего товарища Лешку, -

«остальные здесь ждут. И ни звука!»

Подобно разведчикам, медленно и бесшумно, след в след за

Колей, перебрались через насыпь, подальше обошли крайний правый

домик, и оказались метрах в двадцати от его крыльца, за которым

начиналась открытая прохладному ночному ветерку веранда. Здесь

командир диверсантов остановил, и приложил палец к губам: ни звука!

Я сознательно поменял наш статус с разведчиков на диверсантов,

из-за появившейся крамольной мысли: уж не знает ли Коля, где у

хозяина дома хранится спиртное, и привел нас сюда часть его

экспроприировать? Иначе почему пришли ночью, когда все спят, зачем

все эта осторожность?

Командир же, после понятного жеста «молчать!» улыбнулся, и

наклонил свою голову к моей и Лешкиной поближе:

«Дальше один иду», – прошептал еле слышно, – «а вы смотрите,

как дела делаются!» – точно совсем спятил, собирается в дом залезть и

нас вместе с собой подставить! Я подумывал зашуметь, что бы вовремя

разбудить хозяев, но командир успел к веранде подкрасться, просунул в

щель ее низкого ограждения, за которым нам ничего не было видно,

длинный прутик, и начал им шевелить. Черт те что! Сейчас бутылками

загремит!

Я рот открыл, в ожидании, и взял за руку Лешку, что бы

потащить за собой, когда хозяева проснутся и появятся из входной

двери в комнату за верандой. Но дверь не распахнулась, зато выше

ограждения веранды возникла лохматая голова, посмотрела в нашу

сторону, кивнула, и скрылась внизу, после чего до нас донесся

недовольный женский голос. Оказывается, хозяева спали не в доме,

муж и жена точно, а может и еще кто, пока неизвестный. Командир

опустился на корточки, в нашу сторону показал кулак, что означало

сидеть тихо и не дышать. Минут на пять все замерли. Потом из

веранды на крыльцо на четвереньках медленно и бесшумно начал

выползать мужик в трусах. Спустился во двор, поднялся на ноги, и

вместе с Колей, махнувшим нам рукой, они отошли за небольшой

сарайчик. Мы с Лешкой прокрались туда же.

Вот так то. Коля знал, кто на разъезде главный, и страхи мои, что

вляпываемся в преступное деяние, оказались напрасными. А муж этого

главного держал лавку, товары в которую привозились поездом-

хозяйкой раз в неделю, вместе с питьевой водой в цистерне. Теперь этот

лучший Колин друг специально для него кое-что заказывал, и сейчас

заказ из сарайчика достал: Молдавский портвейн, за совсем смешную

цену восемьдесят две копейки бутылка! Если отбросить стоимость

тары двенадцать копеек – семьдесят копеек за пол литра абалденного

6

по качеству напитка! Вы в городе что-нибудь подобное покупали?

Лично я никогда.

Не отходя, как говорится, от «кассы», две бутылки из десяти

вчетвером мы тут же выдули – так Коля отблагодарил своего друга, и

тот так же осторожно покрался занимать свое место на супружеском

ложе. Ну а наша троица с уже меньшей осторожностью перемахнула

через насыпь железки и была встречена истомленными ожиданием

собратьями. Дальше сами понимаете что было.

Часть вторая.

Аэрофотоснимки на доставшуюся мне площадь я быстро

зарисовал, увиденным под ногами, и в субботу утром подошел к

старшему геологу, отвечавшему за геологические работы. Предупредил

что все, делать мне в поле больше нечего. Виктор Александрович

удивился, покачал в сомнении головой – показал, что не мог я в столь

короткий срок с заданием справиться:

«Ребят в поле отправлю, и материалы покажешь. Сдается мне,

что ты поторопился», – я по привычке пожал плечами, и пошел

необходимые бумаги отбирать.

Показывать и объяснять пришлось троим. Кроме старшего

геолога, в палатку-камералку пришли начальник отряда Николай

Федорович, и геофизик Виталий, отчество которого, из-за присущей

тому легкости общения со всеми, не употреблялось.

«Ну и что намудрил?» – Николай Федорович по праву начальника

пододвинул мои бумаги к себе поближе. Два других экзаменатора

подвинулись поближе к нему. Минут пять молча рассматривали

картинки, с видом серьезным, что меня радовало. Не хмыкают, не

улыбаются, головой не качают – значит, картинки нормальные. Даже

для Николая Федоровича, уверенного, что в моей голове места для

умных мыслей нет.

«Ну что», – это уже старший геолог, – «нарисовано логично,

можно сказать на четверку». А начальник отряда от карты оторвался,

посмотрел на меня с удивлением. Неужто и он на четверку согласен?

«Теперь давай на словах: может быть здесь хотя бы

рудопроявление, а если может – то покажи где», – продолжил старший

геолог.

Будь на моем месте Лешка, он о перспективах участка

разглагольствовал бы до обеда, я же для себя такого позволить не мог,

из-за очередного принципа: говорить то, в чем уверен. А уверен я пока

был не во всем:

«Измененные породы, в которых рудопроявление возможно, есть,

вы это видите», – кивнул на карту, – «но несут ли они ореолы нужных

элементов – станет ясно после анализа проб. Их я отобрал, где смог, из

коренных пород, выходящих на поверхность. Но в самых интересных

7

местах это не удалось: разломы прослеживаются по долинам и

лощинам, а там наносы – суглинок, песок и галька, мощностью до

нескольких метров».

«Значит, не все сделано», – Николай Федорович за столом

выпрямился и откинулся назад, – «до ума нужно карту доводить!» – и

взгляд свой трансформировал в снисходительный, каким удостаивают

проштрафившегося. То-есть, показал, что четверка мне не светит.

«Карта нормальная», – не согласился Виктор Александрович, и

геофизик Виталий тут же меня поддержал, подмигнув с улыбкой, -

«осталось канавы пройти, да кое-где с БКМом пробежаться. Но у нас

канавщиков нет!» – обернулся к начальнику отряда, – «Надо о них в

партии вопрос ребром ставить, иначе до снега здесь куковать будем!»

«Я каждую субботу ставлю!» – оправдался Николай Федорович, -

«А с БКМом – завтра к нему, и до конца недели!» – и теперь смотрел на

меня как на солдата, получающего приказ идти в атаку. Потом

смягчился: «С картой справился. Глядишь, и умные мысли в голове

появятся!» – поднялся, выбрался из-за стола, и пошагал из палатки по

начальственным делам. Слава тебе господи!

Дальше разговор пошел о делах конкретных: где использовать

БКМ, где пройти канавы после решения вопроса с канавщиками. И как

быть с самым мощным у меня разломом в узкой долине с наносами

запредельными – до десятка метров. По предложению Виталия, решили

провести электроразведку, с последующей заверкой ее картировочным

бурением. Вот Лешка «обрадуется», когда в моем подчинении

окажется! Он же у Николая Федоровича умница, а тут такое! На этом

разговор мы закончили, тем более время подошло к обеду.

«Молодец!» – напоследок расщедрился старший геолог, -

«Отлично с геологией разобрался! И непонятно из-за чего не в фаворе

у начальника! Тот все Алексея нахваливает – а зря, болтает твой друг

много, но мысли поверхностные, так себе!» А Виталий молча пожал

мне руку, что похвалой было не меньшей.

Окрыленный оценкой, я за неделю и дудки БКМовские пробурил,

и канавы не только на карте наметил, а и колышки на местности забил

где положено. Электроразведка же начнется с понедельника, – бригада в

полном составе будет приезжать из парии, и возвращаться туда по

окончанию рабочего дня – ночью они подзаряжают аккумуляторы, а в

отряде, сами понимаете, для этого электричества нет. То-есть, опять

придется надоедать Виктору Александровичу, насчет работы.

Но это завтра, а сейчас вечер, и в отряде подозрительное

оживлении не среди временной публики, вроде студентов и рабочих-

радиометристов из бывших десятиклассников, а постоянных кадров.

Причем в суматохе участвует геофизик Виталий. Я к нему и подошел:

«Вы бегаете, шофер машину заправляет. Куда собрались?»

«Мясо в столовой кончилось, думаем прокатиться, может, кого и

подстрелим».

8

Я ружье с собой не привез, посчитал, что не на кого в пустыне

охотиться. Голые сопки, трава в мае выгорает, на кустах ни плодов, ни

листьев нормальных – чем дикой животине кормиться?

«А кто здесь водится?» – тут же выскочил из меня вопрос, -

«Кроме лошадей и баранов?»

«Да много чего!» – Виталий улыбнулся, – «Сайга, джейраны,

зайцы, дрофы. Животины хватает, до нее, кроме нас мало кто и

добирается».

«Тогда я с вами!» – и так на геофизика посмотрел, что он сразу

разглядел перед собой заядлого охотника.

«Быстро собирайся», – осмотрел меня с ног до головы, – «Робу

полевую одень, сапоги обязательно, курточку прихвати».

Я как угорелый кинулся к палатке переодеваться, и через пять

минут бежал от нее к стоянке машин, возле одной из которых толкалось

четыре человека. Причем двое, старшие техники, близнецы-братья

Паша и Саша, были с ружьями.

Дождавшись меня, Виталий скомандовал:

«Поехали!» – и вслед за шофером полез в кабину бортового Газа-

вездехода. Я и близнецы забрались в кузов и устроились (стоя) за

кабиной. По времени – темнело на глазах.

Подальше от лагеря местность я не знал совершенно, и куда

ехали ночью с пол часа по времени, не имел понятия. Зато успел

расспросить, как будем охотиться.

«Впереди такыр, большой и ровный. На нем можно разогнаться»,

– сейчас мы пилили по бездорожью километров двадцать в час, -

«Подъедем – я свет включу», – один из близнецов продемонстрировал

мне отражатель с лампочкой от обычной автомобильной фары, провод

от которого протянут в кабину. «Сайгу будем искать», – протянул мне

свое ружье, – «Держи, сразу и фарить, и стрелять у меня не получится».

Где то я читал о подобной охоте, знал, что браконьерство чистой

воды. Как, успев побывать на практиках в Сибирской тайге, знал, что и

там, в местном безлюдье, где медведей на человеческую душу

приходится явно больше одного, а другой живности и того больше,

никого по закону стрелять не положено. Пусть живут до смерти по

старости, даже если тебе есть нечего. А потому редкий местный люд

считает законы писаными не для них, и с легким сердцем их при

необходимости нарушает. Оказывается, и в пустыне такие же порядки.

Наконец машина остановилась, Виталий выскочил из кабины.

«Отсюда начнем», – это он братьям-близнецам, – «поедем по

кругу, по часовой, что б в сторону поселков светить поменьше», – и

заскочил в кабину. Тронулись, один из близнецов – их, по-моему, и мать

родная не различает – включил фару. Зато шофер выключил две на

машине, оставив одни габаритные огни. Черт те что, как он в темноте

рулить собирается?

9

Узкий луч света побежал из кузова машины к горизонту, освещая

полосу ровного такыра, затем заскользил вдоль горизонта, на

мгновения выхватывая отдельные кусты, небольшие рощицы саксаула,

покрытые сухой травой понижения в рельефе. Никакой сайги видно не

было. Несколько раз в луче света загорались маленькие огоньки,

срывались с места и летели в окружающую темноту, что бы в ней

исчезнуть. Потом недалеко от машины вспыхнули два красных огня, из

куста выскочил заяц метрах в ста, и заметался в луче света, боясь из

него выпрыгнуть.

«Сегодня зайцев не стреляем, возиться с ними некогда!» -

прокричал мне на ухо фарщик.

По такыру мотались больше часа, выгнали несколько зайцев,

много птиц и даже одну дрофу, но сайга не попадалась. Я и вперед

смотрел с уже меньшим вниманием, когда луч света вдруг заметался

взад-вперед от машины в одном направлении, а шофер прибавил газ. Я

уставился в освещенное пространство впереди метров на триста –

дальше сайгу различить посчитал невозможным. Но здесь ее не было,

зато далеко-далеко на горизонте возникла цепочка зеленых огней, штук

тридцать. Поначалу я подумал, что прикатили мы к какому-то поселку,

огни были слишком большими, почему то зелеными. Но фарщик свет с

них не снимал, а его брат весь подался вперед, ружье с плеча снял, взял

в руки и мне прокричал:

«Чего столбом стоишь! Ружье готовь, видишь, глаза сайги горят!»

Ружье я на всякий случай приготовил, и только теперь заметил,

что зеленые огни не стоят на месте, а быстро перемещаются. Неужели

действительно сайга? Саму ее пока не видел.

Завывая на третьей скорости, машина полетела по такыру

наперерез огням, подпрыгивая на бугорках и небольших камнях. Как

бы из кузова не вылететь! Я вцепился руками за борт, к счастью перед

кабиной надшитым дополнительной доской до уровня груди, пошире

расставил ноги для лучшей устойчивости. И прикинул, как в случае

чего, если удержаться в кузове уже не смогу, из него выпрыгнуть, не

попав под колеса.

Животные уже видны, бегут организованно цепочкой друг за

другом, и мы их нагоняет, хотя место для погони не очень удобное –

много невысоких кустов, и машину на них подбрасывает так, что дай

бог удержаться на ногах. Наконец кусты кончаются, впереди чистая

ровнятина. Шофер надавил газ до упора, сайга уже рядом, паникует и

разбегается в стороны, исчезая в темноте. Машина летит за рогачом,

он все ближе и ближе. Фарщик что то кричит для меня, его брат из

ружья бахает дуплетом – рогач кувыркается через голову, и исчезает в

темноте ночи позади машины. Я за ответственное время и охнуть не

успел. Тем более выстрелить.

А машина неслась дальше, и фаршик искал светом

разбежавшихся животных. Одного осветил, машина полетела за ним.

10

Но… через пару минут такыр кончился, начались заросли саксаула, за

ними вздымались сопки. Сайга заскочила в саксаул, исчезла из вида.

Машина остановилась, выскочил из кабины Виталий.

«Ушла!» – возбужденно крикнул в нашу сторону, будто мы этого

не видели,– «Едем рогача искать! Вдруг подранок!» – не дожидаясь

ответа, в кабину запрыгнул.

С полчаса выписывали круги, а фарщик крутил фарой. Наконец

впереди неяркий зеленый огонек, причем один. Глаза сайги, когда за

ней гнались, горели более впечатляюще. А здесь даже не огонь, а

проблеск. На всякий случай проверить подъехали: наш рогач, лежит

так, что один глаз прижат к земле, другой почти закрыт. Но роль маяка

сыграл.

Из машины все выпрыгнули на землю, с минуту разминались –

кто руками махал, кто приседал. Потом Виталий повернулся ко мне:

«Ну, студент, давай поработай, освежевать надо!» – кивнул на

поверженного рогача.

«Учись, пока есть возможность», – поддержал его один из

близнецов. Другой снисходительно похлопал меня по плечу:

«Это будет твой вклад в общее дело», – напомнил, что проку от

меня, как от стрелка, не было.

Свежевать так свежевать, кто б спорил. Я подошел к рогачу,

достал из кармана складной ножик, которым на работе затачивал

карандаши, и этим жалким и явно не для охоты предметом попытался

сделать первый разрез шкуры. С трудом что то там резал, минут пять.

Дальше не выдержал близнец. Подошел ко мне со вздохом, молча

отстранил в сторону, достал большущий нож, чуть ли не меч.

«Смотри, как надо!» – и полоснул им по туше.

Через десять минут все было закончено: чистое мясо лежало в

мешке в кузове, свежевателю из канистры на руки лили воду смыть с

них лишнее. В лагере подкатили к столовой, отнесли в нее ценный

продукт. И разбежались по палаткам и домикам – до общего подъема

оставалось всего три часа.

Часть третья.

Железяка в столовой с трудом, но все же разбудила. Пару минут

мог и подремать, но Лешка не дал: грубо начал тащить меня из

спальника, предъявляя претензии:

«Друг называется! Смылся на охоту, а мне ни слова! Да еще и

буди его, что б на работу не опоздал!»

Выбираясь из спальника с закрывающимися глазами, я уже

оправдывался:

«Случайно на нее попал. А больше и мест не было. Да и без

ружья – что бы ты делал?»

«То же, что и ты! У тебя тоже ружья не было!» – нашелся Лешка.

11

«Мне свое брат-близнец отдал», – ответил я полуправдой. Отдал,

только не сразу, не в лагере. А мог и не отдать.

«Ладно, потом расскажешь», – Лешка немного остыл, – «Пошли в

столовую!» Пошли. И там я тихонечко рассказал этому типу о ночных

приключениях. И не очень его огорчил, что меня удивило: Лешка был

охотником заядлым.

Из столовой я побежал в камералку. Николая Федоровича, на мое

счастье, в ней не оказалось, а Виктор Александрович понял меня в

момент:

«Бумаги неси. Посмотрим, и решу, чем займешься дальше», – я

тут же карту на столе разложил. Он ее быстро просмотрел, кивнул

головой, и повернулся ко мне, разводя руки, как на известной картине

«Не ждали»:

«Отлично! Будем считать, что с заданием справился. Не до конца,

конечно – канавы пока не пройдены, и электроразведка с понедельника

только начнется. Так что придется вернуться, попозже. А пока, как

опытный съемщик», – с хитринкой так, понизив голос, – «будешь

составлять схему по картировочному бурению».

Ничего себе! Это ж громадная долина, коренные под наносами

больше десяти метров мощностью, это ж точечные уколы скважинами

и никаких вблизи обнажений! У меня лицо непроизвольно вытянулось:

«Картировочные скважины документирует Алексей (Лешка) -

пусть и схему по ним нарисует. Керн из каждой видел, породы, что в

него попали, определил. Мне что, второй раз с ними разбираться?»

«И разберешься», – старший геолог погрозил пальцем, – «Твой

друг только керн и видел, всего камней сто-двести, и явно не всех

известных у нас пород. А ты их уже насмотрелся и лучше других

различаешь, как ни удивительно», – это он мне польстил, – «И участок

твой прямо к долине примыкает, из него твои породы под наносы

ныряют – можно предположить, где они и там развиты. Так что тебе и

карты в руки», – теперь улыбнулся, – «Геофизическими картами

научишься пользоваться. Есть гравика, магнитка, попозже и

электроразведку сделают. Без них по картировочным скважинам

хорошей карты не составишь». И повернулся к геофизику: «А Виталий

тебе поможет!»

На что тот улыбнулся и головой кивнул:

«Учись, Юра, из тебя хороший специалист намечается!» – вторая

приятная лесть. Я же только вздохнул. И до конца дня готовился к

новой работе: приклеивал на картонку миллиметровку – на ней удобно

разносить картировочные скважины; скопировал на кальку магнитку,

что бы ее можно было на миллиметровку наложить; посмотрел гравику

– ту копировать не имел права из-за соображений государственной

безопасности. И мучил Виталия вопросами, как из геофизических карт

выжимать все возможное. Оставалось пообщаться с Лешкой – у него

был журнал документации картировочных скважин, а потом

12

посмотреть образцы поднятых в керне пород, которые Лешка привозил

в отряд каждый день после работы. Что я и сделал, когда после обеда

он в лагере объявился.

«Нашел блатную работенку!» – это он мне, и было б чему

завидовать! – «Девяносто процентов я сделал – тебе осталось мою

документацию скважин почитать, да на миллиметровке их разнести!»

Только что же он сам всю эту «ерунду» не закончил? Спит же возле

буровой, часа по четыре каждый день! Зато старшим техником.

И уже для себя, что бы найти дело на воскресенье, внимательно

изучил на топографической карте окрестности лагеря, нашел родник в

пятнадцати километрах, втихаря из этой карты сделал выкопировку, что

бы к роднику добраться, не заблудившись. Завтра не рабочий день, и

провести его лежа на раскладушке, совсем не улыбалось. С учетом, что

у всех из нашей установившейся компании денежные средства для

очередного похода на железнодорожный полустанок отсутствовали. И

рассказал Лешке, где меня искать, если завтра к вечеру в лагерь не

вернусь, заодно позаимствовал у него охотничий нож, свой-то вместе с

ружьем я на практику не привез. Компанию мне составить он

категорически отказался – как втихаря сегодня нашептали, одна из

постоянных работниц, молодая женщина, уже второй день на него

поглядывала с легко расшифруемой улыбкой, и как сообщила подругам,

из лагеря на отдых в поселок партии завтра не собиралась. Зато имела в

распоряжении отдельный домик, где в сейфе хранились секретные

материалы, личное оружие Николая Федоровича как начальника, и

самой хозяйки, для защиты сейфа.

Утром я потихоньку поднялся пораньше, и прихватив с собой

фляжку с водой, приготовленный вечером толстый бутерброд из хлеба с

мясом, никого не потревожив лагерь покинул. Солнце только– только

выглянуло из-за горизонта, растворяя остатки уже и не ночной

темноты, а сумерек в укромных местах, и как это бывает только в

пустыне, стояла звенящая, ничем не объяснимая, но именно звенящая

тишина.

По прохладе я бодро пробежал первые пять километров по

давним следам какой-то техники, сверяясь с незаконной выкопировкой