Текст книги "Найти и вспомнить"
Автор книги: Александр Уралов
Соавторы: Светлана Рыжкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Маринка сглотнула пересохшим ртом и попыталась отцепить рукав.
– Так-так-так! – противно пропел за спиной знакомый голос. – Шастаем где не положено?
– Мы не шастаем, – огрызнулась Маринка, дергая рукав. Проклятая ваза прокатилась еще немного. Впрочем, ее звук теперь уже никого не мог выдать. Нелепое украшение уже сыграло свою зловещую роль. Маринка решительно рванула рукав, оставив на колючках обрывок ткани, и обернулась.
Иринка стояла в "боевой позе", как шутил отец – руки в боки, нос задран кверху, на лице написано ледяное презрение и воистину королевское высокомерие.
– А что здесь такого? – вызывающе спросила она. – Мы у себя дома, в конце концов.
– Ага… имеем полное право, – робко пискнула Маринка.
Карла почему-то погрустнел и скорбно закивал лохматой головой.
– Я так и думал, что противное животное будет на вашей стороне.
– Он не противное и не животное, – вспыхнула Иринка. – Он… он – рыцарь!
– Да-да… болтливый рыцарь.
– Мы сами нечаянно эту книгу взяли, – храбро сказала Маринка. – Мы же не знали…
– Для тех, кто не знает об этой двери, книга является самой обычной! – перебил ее Карла. – Можете ее спокойно брать, читать и перелистывать! Придется мне этот проход ликвидировать.
– Не надо ничего ликвидировать, – против своей воли жалобно прошептала Маринка. – Мы уже совсем взрослые. Что нам теперь, и книжки читать нельзя?
Карла строго смотрел на них. Ирина, похоже, боролась с собственным задиристым характером. Она сопела, в нетерпении притоптывала носком сапога, переминалась с ноги на ногу, и вдруг нормальным, почти нежным голоском попросила:
– Ну, Карла, милый… зачем ты нас мучаешь? Мы же не для баловства!
Карла вдруг покраснел и стушевался. Он покашлял, глядя в сторону, хмыкнул, развел руками, возвел глаза в потолок. Маринка уже собралась пустить притворную слезу, чтобы окончательно смутить рыжего волшебника, когда Карла, наконец, нехотя сказал:
– Ладно… но только будьте осторожны. Еще лучше, если вы будете приходить сюда только вместе со мной.
Собственно говоря, все обошлось довольно мирно. Маринка опасалась, что Карла переменит свое решение и все-таки свистнет охране. Тогда-то непреклонные алмасты вежливо, но настойчиво рыча, наверняка выволокут сестер из зала, где им быть не положено по юности лет. Однако неузнаваемый Карла только ежился и вздыхал, показывая принцессам сокровища зала. Наверное, он знал здесь каждый закоулок и целыми днями рылся в волшебных книгах, пополняя свои и без того немыслимые знания. Что ж, на то он и главный маг и хранитель королевской сокровищницы, чтобы непрестанно учиться. Кстати, вон она, дверь в главную сокровищницу – тускло мерцает в самом конце зала. Точнее, мерцает не сама кованая дверь, а воздух вокруг. То, наверное, Карлы волшебство свою скрытую мощь показывает.
– Не советую вам пока подходить без меня к двери, – сказал Карла. – Запросто можете на пару часов одеревенеть, если чего похуже не случится. Со мной – можно.
Соблазн побродить по сокровищнице был очень велик. Подобно гигантской винтовой лестнице она уходила глубоко в недра скалы, на которой построен весь замок. В самом низу снуют огненные саламандры, карауля озеро расплавленного золота, и легко скользят по раскаленной поверхности, озаряемые пылающими фонтанами ослепительных подземных огней. Надо быть очень знающим магом, чтобы зачерпнуть золото из озера… бр-р-р! – голыми руками. Иначе ничего не получится, только угоришь, потеряешь сознание и сгинешь на обжигающих берегах.
Да и на верхних ярусах спирального спуска просто так не разгуляешься. Сердитые духи-скряги исщиплют, искусают, задергают тебя в разные стороны, а потом, вдоволь наигравшись, столкнут прямо вниз, в кипящий расплав.
"Наверное, даже сам Карла до конца не уверен в своих силах, коль уж так неохотно в сокровищницу ходит, – подумала Маринка. – А мы еще с него кольца требовали!" Однако выяснилось, что магические кольца, браслеты и другие любопытные штуки Карла хранит в одной из малых сокровищниц. Вроде шкафа-серванта, где в самой красивой из салатниц мама хранит повседневную бижутерию. Вон она, дверь в это хранилище – за портьерой прячется. И дверь-то из чистого горного хрусталя, так вся и переливается и искрится в отблесках света от камина! Не простой хрусталь, естественно, а заколдованный. В общем, Маринка обо всем забыла у этой двери, любуясь.
– Что ты там? Приклеилась? – сердито позвала ее сестра. Оказывается, они с Карлой уже раскладывали на одном из столов толстые рукописные книги.
– Красиво очень, – искренне сказала Маринка.
Глава 11. О том, как Карла давал уроки магии, а хижина Охотника опустела
В одном Карла был непреклонен: некоторые книги упорно не желали сниматься с полок. Правда, были они совсем старые, какие-то неприятные на вид, а иногда и попахивали чем-то тухлым и старым. Совсем, как потрепанная, но еще годная обувь, лежащая в сарае во дворе. От каждой квартиры дома в сарае была выделена своя клетушка с занозистыми деревянными стенами в щелях. Играть в таких клетушках, именуемых сарайками, было безумно интересно и зимой, и летом. Жаль, взрослые не часто позволяли детишкам брать ключи от навесных замков и вдоволь наиграться. Хранились в сарайках разные интересные вещи – от старых велосипедов, потрепанных детских колясок и колченогих стульев, до пустых бутылок и банок. А также и несметного количества разномастной растоптанной обуви.
Ограничения по возрасту… ха-ха, это точь-в-точь, как в сокровищнице Королевства! В некоторые сарайки попасть можно было только в присутствии взрослого хозяина. Сосед дядя Гриша, например, хранил там канистры с бензином и запчасти к своему дряхлому "Москвичу-412", удочки, брезентовые дождевики, блесны, крючки и прочие умопомрачительно заманчивые богатства. У родителей Маринки с Иринкой в сарайке на самой верхней полке можно было увидеть картонный ящик с елочными игрушками. Они, наверное, жили в нем какой-то обособленной, таинственной жизнью, выбираясь на свет только в новогодние праздники. Во всяком случае, когда прошлым летом сестры упросили отца достать ящик с полки, шары, "сосульки" и звездочки показались им совсем не такими красивыми, как зимой. На ярком солнце они как будто спрятали свою загадочную новогоднюю красоту…
Вот и здесь, сейчас, в настоящем взрослом зале дворцовой библиотеки далеко не все готово было открыться двум упрямым девочкам. Собственно, Маринка так и не поняла – Карла тому виной или действуют старинные, куда более мощные запреты. Впрочем, было безумно интересно и без мрачных неприятно попахивающих книг.
Почти каждый раз, когда девчонки бегали в библиотеку, с ними приходил и Кот. Карла так и не дал разрешения заколдованным латам пропускать принцесс, но так было даже интереснее – прошмыгнуть мимо, сделать вид, что устраиваешься в малом зале, и тайком проникнуть в главный зал. Кот, как правило, устраивался у камина и потягивал свою замысловатую трубку. Карла с Котом были в натянутых отношениях. Обычно Кот сухо здоровался и сразу же уходил к своему любимому креслу, а Карла немного подобострастно кланялся и удалялся на ступени одной из лестниц-стремянок, усаживаясь там, как нахохленный старый воробей. Девчонки устраивались за столом и учеба начиналась. Наверное, это трудно было назвать учебой в общепринятом смысле этого слова: принцессы читали, обсуждали вслух прочитанное, теребили Карлу, прося объяснить им непонятные места в старинных текстах, иногда, расшалившись, галдели. Карла страдальчески морщился и шипел, а округлый мраморный барельеф Минервы в одном из простенков морщился и прикладывал палец к губам: "Тс-с-с!"
– Магия – не фокусничество, не ловкость рук, не очарование иллюзии, – говорил иногда Кот. – Магия – это особый и чаще всего опасный дар. Карла может лишь помочь вам его разбудить, а дальше вы сами должны будете его совершенствовать, сообразуясь со своим жизненным опытом и возрастом.
Конечно, пресловутый дар не очень-то и хотел просыпаться и уж тем более совершенствоваться. Всякие магические заклинания всего лишь должны были так сказать настроить его в соответствие с моментом. К примеру, собрались вы в лес поздним вечером, когда по тайным тропам крадутся несчастные вампиры в поисках жертвы. А вы в свою очередь самонадеянно твердите длинное шумерское заклинание и, посвистывая, топаете по дорожке, считая, что если вы произнесли заветную фразу не сломав язык, то благополучно защищены. А в итоге вампиры пьют вашу кровь, ибо, поленившись настроиться на нужный лад, вы всего лишь смогли приобрести защитные чары от ласторуких кузнецов тельхинов, когда-то выковавших трезубец могучему Посейдону. Как вы понимаете, в лесу это вам было ни к чему. Хе-хе-хе, как говорит Карла. Привет богине Гекате и проклятому Грызмагу.
А поход в лес, кстати, закончился ничем. Охотника не было, его убежище стояло пустым, и парочка молодых дриад уже заплела его ползучими плетьми дикого винограда на свой вкус. Вампиры тоже исчезли, – во всяком случае, жители окрестных деревень уже несколько дней не видели ни одного. Сердце сжималось глядеть, как молоденькая девушка ставит на кладбище символический крест.
– Раньше сестрица ко мне по ночам приходила. Она и при жизни-то тихая и ласковая была, а как покусал ее вампир, так и вовсе тень тенью. Я ей говорю, мол, пей кровь, ты же немного берешь, а лишь бы с голоду не умереть, а она только стонет и лицо руками закрывает. Не умеют они плакать, мертвые-то… ох, хоть бы уж Охотник ее не тронул, а то где мне ее косточки искать?
Так ничего и не узнали принцессы. Деревенские считали, что Охотник угнал всех вампиров к Грызмагу. Бабки шептались, что поубивал он их всех, кости в лесу зарыл, а сам за реку ушел. Мол, проклятие на нем лежит: пока бродит по земле хоть один вампир, не будет ему ни смерти, ни покоя.
А уроки – остались. Учились принцессы глаза отводить, от порчи отгораживаться, тайные следы видеть. Между прочим, даже в обычном, реальном своем мире стали они более зоркими и приметливыми. Помнится, Иринке как-то раз удалось уйти в Королевство прямо сквозь стену. Точнее, через незримую дверь, конечно. Сквозь стены и маг не каждый может проходить, а юной девчонке и вовсе невозможно. Ну, а Маринка наловчилась тайные секретики видеть…
Как бы это объяснить? Ну, скажем, заговаривает с тобой человек. Вежливо вроде бы говорит, по-доброму… а в глазах черные недобрые секретики тускло отблескивают. А в лесу видишь такой секретик и понимаешь, что под спутанной травой ржавая железяка, острая, как бритва, торчит, или ямка. Ступишь и ногу себе на ходу вывернешь, а то и сломаешь. Совсем, как человек-оборотень, с которым ухо надо держать востро. Может, потому и протекала Маринкина взрослая жизнь более или менее гладко, что умение невидимое видеть всегда ей помогало. Как сказала ей одна подруга: "в педагоги тебе податься надо было после школы или в следователи". Но – жизнь, как и водится, все по-своему повернула…
Больше всего сестрам нравилось заставлять предметы вести себя на грани возможного. Дело это сложное, но безумно интересное. Например, кидаете вы у себя на кухне вилку через плечо. В миллионе случаев вилка упадет куда попало. А с уроками можно было заставить руки выбрать единственно верное миллион первое движение, чтобы вилка о стену ударилась и плавно в открытый ящик стола улеглась… точно в отделение для вилок. Или бросаете вы камушек с таким расчетом, чтобы он от веток срикошетировал и точнехонько в карман стоящего за деревом человека опустился. В реальной жизни таких случаев – один на миллиард, сами понимаете.
Как сказал однажды Кот, овладев навыками приведения предметов магическим образом в состояние маловероятной случайности, можно стать наипервейшим в мире фехтовальщиком, стрелком и борцом. Иринку тогда эта идея здорово увлекла. Помнится, тренировалась она до полного изнеможения – истово и всерьез. Во дворе как-то пацан из соседнего двора к ней приставать начал. На шнурок собственного ботинка наступил, упал, рукой в стекло заехал, застежкой-молнией чуть угол рта себе не разорвал, да еще и на заду джинсы лопнули. А всего-то Иринка его ладонью толкнула! Совпадение, подумали все присутствующие, ха-ха!
Правда, у Маринки все же лучше получалось. Видимо, именно к этому у нее врожденные способности. Не то, что к магии излечения, скажем, или отстранения от страха. Зато уж чего-чего, а навык магии невероятных совпадений у Маринки на всю жизнь неосознанно остался. В тире она всегда медвежат, да зайцев выигрывала; могла через весь офис карандаш в стаканчик не глядя закинуть… просто ниндзя какой-то! Это, да еще умение предвидеть неприятности. Свернуть на другую тропинку, выйти из-за угла на пять минут раньше, чем у него пьяные гопники торчать станут; от поездки отказаться, если чувствуешь, что добром она не кончится… да мало ли что.
Выходит, не пропала все-таки магия уроков рыжего Карлы. И кровь, конечно же кровь королевская сказывалась! Вот и подумаешь – и как же Марина могла на всю жизнь забыть такое? И почему Ирина ей не напоминала, королевишна наша железная и твердокаменная?
Видно были на то причины. Недаром Карла как-то странно на них посматривал. Так и не поняла тогда юная Маринка – добрый или недобрый был этот рыжий, неопределенного возраста человек. Может, Кот чего о Карле и рассказывал, да что-то сейчас не вспомнить, нет. Не то испокон веку Карла в замке жил, не то пришел откуда-то из дальних краев и быстро в казначеи выбился… ни черта не вспоминается! Иногда он напоминал сестрам того самого волшебника из пушкинских "Руслана и Людмилы", которому Руслан бороду обкорнал. И тоже, кстати говоря, Карла. Только у Пушкина это слово не имя означало, а карлика. Лилипута. А наш рыжий Карла вполне нормального роста был. И без бороды… даже без намека на бороду.
Глава 12. О том, как Фредди напугал секретаря Ванечку, и о том, как хорошо было в пионерском лагере… и о несчастье с Алиной
– Ну, Игорь, вы просто волшебник! – смеясь воскликнула Марина, первой выходя из лифта на этаже ставшей уже почти родной "Гаммы". – За один день мы провернули столько дел, на которые, я думала, весь мой отпуск уйдет.
– Ничего особенного. Просто немного опыта и кое-какие связи. Не первый год работаем, – юрист взял Марину под руку и они не спеша пошли вдоль по коридору.
– Не скромничайте, не скромничайте, – Марина озорно покосилась на мужчину. Тот спокойно улыбался, но по всему было видно, что он тоже доволен проделанной за день работой.
"Что это, Марина Петровна? Похоже, вы кокетничаете, как молоденькая девушка?" Марина одернула себя. Да, теперь уже генеральный директор фирмы "Гамма". Должность обязывает…
К чему это она обязывает, интересно? Держать дистанцию, выглядеть солидной бизнес-леди, соответствовать имиджу старшей сестры?.. А какая она была в делах и на работе – Ирина-королевишна? Марина и не знала вовсе. Да и не хотела расспрашивать никого.
Сегодня утром, ожидая, пока Игорь заедет за ней и они вдвоем отправятся по инстанциям оформлять все документы, у Марины внезапно созрело решение – никаких "временных" мер. Она берет на себя все обязанности Ирины и остается здесь. В городе их детства, в квартире родителей, в этом королевстве двух сестер. Как это объяснить дома – мужу и сыну, на работе – по окончании отпуска, Марина еще не думала. Времени впереди достаточно. Найдет объяснения, способы убедить близких. Вот только не подумайте, что Марина стала искать доводы, чтобы оправдать свое решение! В конце концов, она давно уже взрослый и самостоятельный человек. Марина даже невольно дернула плечом, как будто споря с кем-то незримым – да, я решила именно так! Кому не нравится – терпите и подчиняйтесь.
Когда Марина объявила о своем решении, юрист совершенно не удивился. Он как будто ожидал чего-то подобного и даже изменения в устав фирмы были заранее распечатаны так, как нужно. И даже карточка с образцами подписей для банковского счета была заполнена на Маринино имя.
А теперь она входила в приемную полноправной хозяйкой фирмы, в сумочке у нее – банковская кредитная карта с приличной суммой на личные расходы. А впереди – много-много работы, но Марина знала, что справится, что Ирина поможет ей откуда-то "оттуда", что рядом – надежный друг, что…
… картина в приемной выглядела поистине достойной сцены какого-нибудь трагикомического спектакля. Секретарь Ванечка, бледный, как покойник, сидел за своим столом в полной прострации, взгляд его, устремленный в пространство, выражал недоумение и ужас. Ксерокс возле окна недовольно жужжал и то и дело сигналил, прося добавить бумаги в лоток. Трубка радиотелефона, не отключенная от вызова, непрерывно гудела, тревожно мигая зеленоватым монитором.
– Что произошло, Ванечка? – воскликнула Марина.
Игорь быстро подошел к столу и в первую очередь отключил телефон. Затем остановил ксерокс и после решительно встряхнул секретаря за плечо. Ванечка вздрогнул, судорожно сглотнул, взгляд постепенно начла приобретать осмысленность.
– Ох-х-х, Марина Петровна! И вы, Игорь Сергеевич… он был здесь, – трагически пробормотал секретарь охрипшим голоском.
– Кто?! – хором воскликнули Марина и Игорь.
– Фредди… Крюгер. Он был здесь и… домогался…
– Кого он, злодей, домогался? – с трудом сдерживая смех, спросил юрист.
– Марину Петровну он домогался! – и Ванечка, судорожно вздохнув – почти всхлипнув – сбивчиво начал рассказывать.
Озабоченный секретарь как раз занимался копированием для производственников большой пачки документов по комбинату и, повернувшись спиной к входу, следил за ксероксом, который в последнее время упрямо "жевал" бумагу. Одновременно Ванечка раздумывал, как бы похитрее заставить ремонтников посмотреть капризный аппарат прямо в приемной, не отдавая этот "гроб" в мастерскую, где он наверняка опять зависнет на несколько дней. А еще юноша переживал, все ли получится сегодня у Игоря Сергеевича и Марины Петровны с документами, и кто же будет все-таки постоянным директором "Гаммы", и как все эти перемены отразятся на его, Ванечки, персональной судьбе. В общем, голова была занята самыми разными мыслями, и Ванечка не сразу услышал шорох бумаг у себя за спиной. Обернувшись, он увидел небрежно развалившегося в кресле у стола Эдуарда Крюкова, разглядывающего пачку листов, бесцеремонно взятых прямо со стола секретаря. Задохнувшись от возмущения, Ванечка кинулся к столу и потянулся через него к посетителю.
– Кто? Кто вам позволил брать конфиденциальные бумаги без разрешения? – тонким голосом почти прокричал он.
– А что же ты, мальчик, оставляешь конфиденциальные бумаги без присмотра? – язвительно переспросил мужчина, небрежно подняв бумаги над головой и помахивая ими.
Ванечка, безуспешно пытаясь поймать руку наглеца с зажатыми в ней листочками, ловил воздух, почти лежа животом на столешнице. – Отдайте, нахал! – бормотал он, то бледнея, то краснея от обиды и волнения.
– Ладно, ладно. Я здесь не для того, чтобы дразнить субтильных типчиков. – Крюков небрежно бросил бумаги на стол.
Ванечка плюхнулся на стул и начал поспешно собирать все документы в кучу. Фредди тем временем наклонился над дрожащим молодым человеком.
– Скажи-ка, мальчик, она уже была здесь, да?
– Кто, она? – Ванечка затравленно взглянул в глаза гостю.
– Да эта… сестрица вашей Ирины. И что же она решила? Поиграть в директоршу, посидеть в кресле родственницы, пощупать чужие капиталы? Говори, малыш, не бойся, не обижу.
– Какое ваше дело?! – голос Ванечки постепенно становился все тверже, и при этом тоньше. – Кто дал вам право врываться в приемную и задавать такие вопросы, и хулиганить при этом?
– Ой, ой, ой, как страшно! – Крюгер рассмеялся. – Какой верный Цербер тут у нас! А хочешь подружиться с Эдуардом Крюковым? Я тебя сладкими косточками буду угощать. Ваня, я вполне серьезно. Со мной надо мирно жить. Ваша Марина тут долго не продержится. Поиграется и слиняет, как только мы ее прижмем. А ты останешься, а тебе кушать надо и за университет платить, правда? И маму старенькую содержать, а? Ванюша, – голос посетителя стал почти серьезным, – расскажи, что Марина с этим вашим Игорьком затевают, а?
– Да вы… да вы… – секретарь покраснел от злости, – если вы хотите узнать о планах фирмы, то запишитесь на прием к Марине Петровне. А если надумали меня вербовать тут… то… будьте любезны выйти вон! – почти пропищал Ванечка.
– О-о-о… вот, значит, как мы заговорили. – Фредди Крюгер наклонился ближе к лицу Ванечки, заглядывая в глаза. – Смотри, не пожалей, дитя мое.
Секретарю показалось, что в глазах Крюкова зажглись красные огоньки. Темная прядь волос, упавшая на лоб посетителя, и его исказившийся в ухмылке чувственный рот придавали лицу Фредди какое-то дьявольское выражение. Ванечка почувствовал, что цепенеет и из последних сил просипел упавшим голосом:
– Вон!
– Ну что ж, – мужчина отпрянул назад, – как знаешь. Мое дело – предложить, твое право – отказаться. Крюков направился к двери. – Передавай привет Марине Петровне, чудо чудное.
Он вышел из приемной и как будто растворился. Будто и не было. Ванечка в состоянии, близком к обмороку, остался сидеть за столом.
– …он так себя вел, так нагло, Марина Петровна, я ничего не мог с ним поделать, – Ванечка постепенно розовел и голосок его крепчал.
– Ну, Ванечка, ты держался молодцом, – одобряюще сказала Марина, стараясь улыбаться самой приветливой из своих улыбок.
– Да, Иван. На тебя можно положиться, – Игорь серьезно похлопал секретаря по плечу. – Ну вот, Марина Петровна, первая атака противника отражена доблестными представителями наших коллег. Сейчас Ваня сварит нам кофе, а мы еще пошепчемся немного, и – по домам. День был хлопотливый… и успешный, – добавил Игорь в ответ на вопросительный взгляд Ванечки.
Тот весело захлопотал над чашками. Марина переглянулась с Игорем и улыбнулась. На сердце было тревожно и… радостно.
Отказавшись от предложения Игоря подвезти ее до дому, Марина решила прогуляться по улицам родного города. День тонул в сиреневом цвете заходящего солнца и последнее октябрьское тепло быстро уступало место прохладному воздуху, чуть пахнущему ночными заморозками. Небо было ясное, безоблачное.
Не доходя одного квартала до дома, Марина решила посидеть на скамейке небольшого сквера: в центре ее было сооружено нечто вроде детской площадки с парой деревянных горок, ограда из тщательно подстриженных кустов – уже без листьев, но все же геометрически аккуратных.
Подняв глаза к небу, Марина увидела бледный месяц восходящей луны. Они с Ириной всегда удивлялись – как это на небе одновременно могут быть и луна, и солнце. Летом в пионерском лагере сестры любили наблюдать, как постепенно ночная чернота заливает небо, звезды и луна становятся ярче, а розово-золотистый свет уползает вслед за солнцем за горизонт. В пионерском лагере, да… Он назывался "Радуга". И там впервые Марина почувствовала, что близость любимой сестры может быть тягостной…
Это была неразлучная троица: сестренки из второго отряда и Ленька из первого. Он учился в том же классе, что и королевишна Ирина до болезни. А жил на соседней улице. Тогда, летом в пионерском лагере, Маринка первый раз влюбилась. В него – в Леньку. В высокого, угловатого, загорелого Леньку с выгоревшими на солнце добела волосами и диковатыми глазами непонятного серого цвета, которые становились темными, когда он злился, и почти прозрачными, когда задумывался. Увы и ах! – Ленька не сводил глаз с Иринки. А Иринка… это была все та же принцесса-королевишна – с поднятым кверху носом, насмешливым взглядом и упрямым характером.
Вообще-то в лагере было весело. Марине нравились утренние линейки с поднятием флага и отрядные речевки, суматошная Спартакиада и веселое купание в речке по свистку тренера. Нравились страшные истории девчонок перед сном ("…однажды ночью в тумбочке девочка нашла ожерелье из ногтей умершей мачехи…"); подглядывание за вожатыми и воспитателями по ночам, когда те собирались в корпусе младшего отряда, тайком пили водку, слушали магнитофон с записями "Пинк Флойд" и целовались. А как вам, друзья, конкурс инсценированной песни? Конечно же нравился, еще бы!
Первый отряд исполнял "Алешу", и в центре сцены стоял Ленька в солдатской пилотке и плащ-палатке, с деревянным автоматом в руках. С суровым лицом он был такой, такой… мужественный. Девчонки из первого отряда пели: "Стоит над горою Але-е-е-еша, в Болгарии русский солдат…". И Маринке хотелось плакать, а Ирина говорила: "Смешной какой!" Второй отряд показывал "Бухенвальдский звон" и надо было обнимать на сцене мальчишек, якобы измученных узников, а Маринке это было даже неприятно. Зато Ирина доказывала, что их песня – серьезнее. И на самом деле, второй отряд победил и получил приз – большой торт со взбитым белковым кремом, который дружно слопали в столовой на полдник. Но Маринке было обидно. Ей так хотелось, чтобы победа досталась Леньке – Алеше… русскому солдату, павшему в Болгарии.
А по вечерам в клубе на медленный танец Ленька приглашал Иру. Или вообще ни с кем не танцевал, если она отказывалась или танцевала с другим мальчиком. Но Марина ни разу не решилась пригласить Леньку на белый танец, хотя Ира каждый раз пихала ее в бок: "Иди, пригласи его, чего ты боишься, принцесса-трусиха!" – и хихикала.
Конечно, сестры по-прежнему любили мечтать и фантазировать, глядя на вечернее небо или прячась в зарослях дикой малины, густо разросшейся вдоль забора, ограждающего пионерский лагерь от остального мира. Там, между кустов, они соорудили шалаш, в который забирались и придумывали свои игры. Девочки почти позабыли о своем Королевстве в то лето.
Однажды в шалаш Ирина привела Леньку, а тот сказал, что это – штаб, а шалаш – для малышей и девчонок. С тех пор они втроем удирали туда во время тихого часа и Ленька рассказывал им разные интересные мальчишечьи истории. Марина слушала, затаив дыхание и больше всего ей хотелось, чтобы они были сейчас вдвоем – она и Ленька. И чтобы он рассказывал все только для нее, а не для смешливой Ирки, которая слишком гордилась тем, что она девчонка и снисходительно строила Леньке глазки. Самое главное во всех этих посиделках было – не опоздать к полднику.
– Ты где такие хлебцы купила? На Луне? Ой, а я мимо шла, да не заглянула. И за телефон забыла заплатить.
– Терминал на Луне не работает. Я на почте платила вчера. А тут сунулась, а хлебцы как раз такие, как мама просила – пятизлаковые. Там еще четырехзлаковые были, без гречихи, но мама говорит, что те для ее кишечника лучше. А в Грызмаге только четырехзлаковые – вот она и говорит мне, сходи на Луну, может там есть?..
Остановившиеся рядом с сидящей Мариной две женщины поставили набитые сумки на скамейку и, что называется, "зацепились языками". Обычная городская сценка. Тра-ля-ля: о ранней весне, о прошлогодних лесных пожарах, а том, что на Луне опять какая-то сумасшедшая "мазда", прыгая по трамвайным путям, старушку сбила. "Со стороны послушать – бред!" – улыбнулась Маринка. "На Луне". Она уже подзабыла это непривычное иногороднему уху название.
О, Луна! Площадь имени Луначарского… таинственная территория – целая страна, всегда живущая своей сложной, не всегда понятной жизнью. На Луну в начале семидесятых бегали в самый первый в городе универсам, удивляясь тому, что в торговом зале можно ходить с корзинкой и самим выбирать товары. Щупать морковь и картошку, придирчиво разглядывать этикетки на бутылках с вином, чувствуя на себе подозрительный взгляд девушек, "дежурных по залу". Со всего города приезжали поначалу, чтобы лично поглядеть на такое, почти заморское чудо. Работать в универсаме на Луне мечтали все девчонки, которые учились в торговом училище.
Нет, все-таки какое емкое понятие "на Луне"! На Луне назначали свидания взрослые девушки, – непременно у цветочного киоска, чтобы проверить "на жадность" своих ухажеров. На Луне в праздники собирались колонны, дружно топающие потом по проспекту Ленина к горкому КПСС, предварительно в веселой суматохе разобрав с грузовиков транспаранты и флаги. На Луне топтались ожидающие вечернего сеанса парочки, нырявшие потом в стеклянные хоромы кинотеатра "Космос". На Луне фланировали лучшие модницы района.
Именно на Луне впервые явил себя миру легендарный стильный Баран, гордо облаченный в Настоящие Американские Джинсы "Врангель" (аплодисменты!) – Лешка Баранов, доводящий до безумия дирекцию родного ПТУ-12. Познавая тайны сварочных работ, Баран одновременно выделялся среди мешковатой массы одинаково синих форменных кителей элегантностью стиля и аристократическим презрением, вызывающе застывшем на горбоносом лице. У Барана почтительно спрашивали совета, как правильно сделать тефлоновые подкладки под комсомольские значки, как вставить половинки застежки "молния" в раструб клешей, дабы не обтирались края, – как (и главное – где?!) можно купить заветный батник… словом, Баран был на Луне кем-то намного более значительным, чем более поздние Армани, Гуччо и Кельвин Кляйн в тамошних парижах и нью-йорках. Первым хиппи в городе, конечно же, был Баран… и его стиль а-ля Джон Леннон сводил с ума всех девиц на выданье, и, как естественную оборотную сторону медали, вызывал "гнев и презрение советского народа". Именно так сильно сказано в словах воинской присяги. Баран честно отслужил свои два года в стройбате, откуда привез корочки электрика пятого разряда и привычку сыпать цитатами из Устава и иных воинских документов.
Жизнь кипела и била через край, выплескиваясь из Луны щедрыми потоками, растекавшимися по городу животворящими струями.
На Луну традиционно прибыли и автобусы, на которых прикатила домой передружившаяся буйная третья смена пионерского лагеря "Радуга".
После пионерлагеря родной двор показался до неприличия маленьким и состарившимся. Дворовые коты лениво возлежали на прогретом солнцем асфальте, презрительно щурясь на загорелых принцесс с исцарапанными коленками. Старушки – сомнений не было, они вечны! – все также просиживали скамейки у подъезда и осуждающе поглядывали на "бузотерок из второго подъезда". Все вокруг было давным-давно и прочно забытым еще во времена седой древности: три недели назад, когда сестры вместе с разношерстными сверстниками высыпали из автобусов и потащили свои чемоданы по отрядным корпусам. Комбинат был достаточно богат, чтобы построить в свое время в сосновом лесу у озера деревянные дачи, в каждую из которых помещалась как раз по два отряда, плюс две игровые комнаты и помещение для пионервожатых и воспитателей.
Теперь, после огромной спальни с ее вечно звенящими комарами и пауками-косиножками под потолком, после огромной общей столовой, где стоял гул сотен звонких голосов, после утренней и вечерней общелагерных "линеек" с их подъемами и спусками флага, после беготни по усыпанными хвоей и сосновыми шишками узким дорожкам, – словом, после эпохи вольностей и раздолья, даже собственная комната казалась территорией совершенно другой, тесной и забытой планеты! Однако ступить на эту планету тоже было счастьем.
