Текст книги "Найти и вспомнить"
Автор книги: Александр Уралов
Соавторы: Светлана Рыжкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Я его о нем не спрашивал, – сказал Охотник. – Просьба духа показалась мне вполне справедливой и наш обмен – честным. Он показал мне тайную дверцу, которую сам я вряд ли бы отыскал…
…Дверца открывается неожиданно легко. Охотник видит несколько полок в неглубокой гранитной нише. Среди аккуратно разложенных непонятных деталей поблескивает плоская бутылочка. Видно, как в ней спокойно переливается всеми оттенками серебра жидкость. Только это не ртуть и не какой-либо другой металл. Это магическое серебро – цель поиска Охотника.
Он достает сосуд, похожий на стеклянную фляжку и вынимает притертую пробку. Поставив сосуд на краешек ближайшего стола, он достает давно приготовленные стальные дротики и обматывает один из них тряпицей, чтобы не дотрагиваться до стали. Осторожно касается острием поверхности серебра… и оно поднимается по дротику, обволакивая его тончайшей серебряной пленкой. Теперь дротик готов к бою. Да, это очень удачная находка! Теперь серебра Охотнику хватит на долгие годы.
– А ты не пробовал сделать свою руку серебряной? – спрашивает дух. – Это было бы разумно.
Охотник молчит какое-то время, а потом неохотно отвечает:
– Эта рука не покрывается серебром.
– Проклятие, – говорит дух, не то утвердительно, не то с сомнением.
– Да. – Охотник не хочет разъяснять.
Они выходят из дома, по-прежнему хранящего непонятные чары, отпугивающие от него людей и животных, но оказавшиеся бессильными перед вампирами. С собой Охотник берет, кроме сосуда с драгоценным магическим серебром, несколько книг. Книгу "Город Напрасно Умерших" он прихватывает, сам не зная зачем. Наверное, в толщах иного времени и пространства, в далях, недоступных никакому путешествию, в запредельной реальности Игорь сейчас борется с вплотную подступившей смертью. В его палате стоит кислородная установка, из правого бока выходит тонкая пластиковая трубка, отводящая мокроты из легкого, над изголовьем нависает унылая капельница. Его обведенные синевой глаза закрыты. Мама тихо выходит из палаты – на посту медсестры ей надо напомнить дежурной, что физраствор в капельнице заканчивается. Маме разрешили круглосуточно находиться при сыне. В соседней палате старушка, соболезнуя, вздыхает: "Помрет мальчонка. Не жилец… вот горе-то матери!" Равнодушная смерть стоит совсем близко.
Ничего этого Охотник не знает. Он сует книгу в вещмешок и все последующие годы так и не открывает ее, сам не зная, почему. И даже построив хижину, он принимает в подарок от старинного друга Кота книжный шкаф и ставит книгу на одну из полок, так и не попробовав прочитать. "Как-нибудь выберу время и спокойно почитаю", – рассеяно думает он.
– Ты готов? – спрашивает его дух.
– Не передумал?
– Нет. Ничего нового – пора выйти на свободу и набираться впечатлений. Сколько я пробыл под землей, как ты думаешь?
– Никак не думаю. Старика убили лет десять назад.
Дух молчит. Для него эти десять лет в неизменной тишине и темноте пролетели мгновенно… а может, тянулись столетиями. Кто знает?
– Тогда мы с ним встретимся, – наконец говорит он. – Ну, давай, не тяни!
Охотник снимает с плеча винчестер и стреляет в серебристую голову богомола. Выстрел разносит ее на части. Один фацетный глаз превращается в пыль, второй почти цел. Туловище падает на землю, острые конечности мгновенно обвисают. И только жужжит по инерции какое-то колесико внутри, но и оно скоро затихает.
Обретший свободу дух взмывает в запределье. Где он теперь, в каких мирах и пространствах? Охотник не знает этого. Быть может, дух сказал что-то на прощанье… но у мрачного мужчины с железной хваткой изувеченной руки нет дара видеть и слышать души умерших. Он просто закидывает винчестер за спину и уходит к темнеющему неподалеку лесу. Скоро зайдет солнце, пора найти место для ночлега.
– Почему дух так стремился покинуть это… э-э-э… тело, что ли? – спросила Марина.
– Полнота ощущений – только в живом теле. Тем более – в теле человека, – ответил Кот. – Во всяком случае, в этом мире. Но большинство душ живет в других мирах, иначе нам бы здесь не протолкнуться было. Точно так же обстоит дело и там, где ты называешь мир "реальным"… как будто наш мир – призрачный!
Кот явно стремился отвлечь Марину от грустных мыслей. Марина же думала о том, каким образом Грызмаг смог заполучить душу Ирины, лишив ее свободы. И все же, что было тогда, когда две храбрые девочки пошли выручать совершенно нелепо погибшую малышку? Как смогли они это сделать? "И на каких условиях?" – тихо спросила ее та, взрослая Марина. Да… условия… ничего ни в одном из миров не делается просто так… и что-то каждой сестре пришлось отдать взамен. Но что?! Условие не иметь брата? Родители хотели третьего… и одно время маленькие сестры только и говорили об этом. Или же Иринка обещала что-то Грызмагу, когда лежала в больнице с острым серозным гнойным менингитом? Она похолодела – а вдруг в полубреду Ирина пообещала Грызмагу жизнь будущей Алинки?! Или ее, Марины, память о Королевстве? Ведь не вспоминала же она о нем долгие годы!
Марина стукнула кулаком по колену – черт возьми, нельзя теперь все на свете приписывать проклятому чудовищу! Этак можно до чего угодно противного додуматься и ни к чему хорошему это не приведет!
– Всякая чушь в голову лезет, – сердито сказала она. – Ничего путного.
– Я говорил, что скорее всего мой рассказ не пригодится, – спокойно сказал Охотник.
– Как это не пригодится? Пригодится! – вскинулся Кот… и сразу же поник. В рассказе, если и было что-то, то оно для всех троих ускользало от понимания. Это уж точно. Марине, например, ожидалось, что Охотник покроет всего духа (механизм, конечно) магическим серебром и тот будет помогать ему охотиться на вампиров. Она вздохнула – так, наверное, было бы в сказке… или в приключенческой книге. А в жизни – увы. А было бы здорово, если бы у Охотника был такой друг…
– Главное, что мы теперь эту историю знаем, – примирительно сказала она. – А пригодится или нет – время покажет. Но мне до сих пор удивительно, как по-разному течет время в двух доступных мне мирах. И то, что взрослый мужчина – плод воображения мальчика со сломанной рукой.
Кот толкнул Охотника в бок:
– Слышишь? Ты – плод. Я, кстати, тоже… хотя и помню себя еще с младенческого возраста.
– А может, это мальчик – плод моего воображения? – спокойно ответил Охотник, не улыбаясь. – Кто знает?
– Королевы знают! – немедленно ответил Кот и Марина улыбнулась. Ага, знают… просто академики по путешествиям из мира в мир! Сидит теперь академик Марина и голову ломает, как такое возможно, что детские мысли превращаются в живых людей? И котов. И так ли это?
– Ну вас обоих, – хихикнула она не удержавшись. – Королевы тоже девочки и всего-всего знать не могут! Пойдемте лучше в библиотеку. Я там распорядилась, чтобы вкусненького принесли. Буду через силу читать дальше и, чтобы не разреветься, грызть яблоки. А вы себе сами выберете – повара ваши вкусы знают, поэтому я попросила их самих придумать.
– Рябчики, – немедленно заявил Кот. – Рябчики со сметанным нежным соусом!
Но вместо рябчиков его ждали тонкие аппетитные ломтики говядины. Марина не удержалась и стянула себе пару кусочков.
Глава 23. О том, как приезжает и уезжает муж, и о гордости, разъединившей двух сестер
На свете тьма-тьмущая анекдотов, начинающихся словами: "Приезжает муж…". Не то, чтобы нынешнюю Марину смущал или забавлял визит собственного супруга, но вспоминая о том, с какой торжественностью он объявил ей об этом по телефону, становилось смешно. И даже любопытно, что же такого расскажет ей вконец изолгавшийся мужчина, с которым она, как-никак, прожила четверть века.
В последние несколько лет относительно благополучного брака все начало расползаться, напоминая Марине ветхие старушкины простыни и пододеяльники. Вот просто приходит такое время, когда ни зашивание, ни штопка, ни попытка разрезать простыню по прохудившейся середине и сшить относительно уцелевшими краями, словом всяческие ухищрения уже не могут ничего поправить. Ткань ползет, становится редкой, как видавшая виды марля… и вам ничего не остается, как пустить остатки постельного белья на тряпочки.
Когда все это началось? Да кто его знает… возможно в те славные годы, когда они с мужем поняли, что относительно благополучно пережили лихорадочные годы "смены общественных формаций", не потеряв ни жилье, ни друг друга. Ирина как-то в разговоре применила насмешливый термин "Великая Августовская Капиталистическая революция 1991 года". Как ни странно, Марине эти слова понравились. Понравились хотя бы тем, что вялое "смена формаций" не могло передать все те тяготы, страхи и волнения, которые выпали на долю их маленькой семьи. Да и не только их.
Казалось бы, после перенесенных испытаний семья должна была стать лишь крепче. Во всяком случае, в сериалах и романах муж и жена проникались друг к другу неземной любовью и рука об руку шли навстречу восходящему солнцу, решив никогда не расставаться. Но в жизни все, черт возьми, не так, как в кино и литературе! Даже обидно. Человек, когда-то растерянно сообщавший Марине, что их предприятие, задерживающее зарплату уже восемь месяцев, окончательно закрывается, теперь снисходительно смотрит на свою жену. Именно снисходительно, поскольку в простоте своей, иногда напоминающей Марине простоту соснового бревна, уверил сам себя, что именно он и вынес всех и вся на своих могучих плечах. Трубите фанфары, бейте литавры! Вот он – истинный герой и скромный титан, выведший из социальных бурь целый выводок чад и домочадцев… "хотя мог бы и бросить!" – так он сказал недавно. Мол, вон, Вовка и Мишка – развелись со своими старухами и теперь пребывают в наполовину холостяцком положении, зарабатывая деньги и срывая цветы удовольствия с пышного древа наслаждений.
Марина хмыкнула, снимая с плиты панически заверещавший чайник. Кризис среднего возраста – как сказала ей одна подруга. Надо принимать, принимать и еще раз принимать во внимание извилины мужской психологии. Такова уж наша женская долюшка. Аминь!
– Примем, примем, – пообещала Марина, готовя немудреный завтрак. – Все примем. Раз уж "долюшка" такая.
В офисе сегодня командовал Игорь. Накануне торжественного мероприятия – отмечания даты основания комбината, помимо обычных дел навалилась и какая-то почти предпраздничная суматоха. Приглашения на бал, который должен был состояться после скучного торжественного собрания, получили все сотрудники "Гаммы". Это Калиф с Игорем постарались.
Вообще-то, странно как-то все это. Неужели Генеральный директор комбината Железный Федор, герой Социалистического труда и прочих орденов кавалер, отродясь не терпевший избытка веселья, вдруг утвердил такую программу? Стареет, что ли? Ржавеет. Покрывается благодушием и впадает в маразм. Ну, вряд ли… не такой это человек. Наверное, и на него подействовало нечто неуловимое, что разлилось по городу, как струи свежего пьянящего воздуха. Что-то скрытое, но мощное, заставляя людей быть чуточку странными. На улицах чаще улыбались. По вечерам в дебрях "хрущоб" было намного меньше пьяных воплей и драк. Продавщица в продуктовом магазинчике, куда Марина с Андреем заехали вчера по пути, вдруг восхитилась Марининым деловым костюмом, наговорив комплиментов.
По главной улице Металлургов вчера промаршировал целый полк алмасты в боевых доспехах… а впереди ехала дорожная полиция и что-то невнятно квакала в громкоговорители. "Спецназовцы! – гордо сказал остановившимся Андрею и Марине молодой парень. – С учений идут!". Мохнатые физиономии алмасты довольно скалились. Могучий командир шагал вразвалочку, помахивая огромным мечом. Люди приветственно махали руками. Замыкал шествие огромный Сирин, передвигающийся смешными птичьими поскоками. Развернуть крылья и полететь ему мешали трамвайные провода. Обычно невозмутимое его лицо улыбалось.
– Все немного чокнулись, – подмигнула Марина своему отражению. – Одни только мы с домашним котом понимаем, в чем дело. И Андрей с Игорем… и наверняка старый Карла тоже смекнул, что к чему.
Карла, накануне звонивший Марине совсем уж убитым голосом, долго мямлил о том, что и понятия не имеет, с чего бы это Фанфарону понадобилось "пугать" Марину. Чувствовалось, что он и сам сбит с толку, напуган и растерян. Марина, сдерживая усмешку, заверила его в том, что никакой Фанфарон, Фредди Крюгер и иже с ними не могут ни испугать ее, ни навредить ей. А в конце разговора, повинуясь какому-то неясному чувству, передала привет Елизавете – жене Рудольфа Карловича.
– Да, да… конечно… спасибо… – Карла был сегодня не так красноречив, как во время своего неожиданного визита. Похоже, что он даже немного испугался.
– Вы придете на бал вместе с ней? – прожурчала Марина, буквально-таки источая благодушие и приветливость.
Карла сбивчиво ответил, что все зависит от самочувствия жены, и поспешил заверить Марину в совершеннейшем своем почтении. На том и попрощались.
Эх, Карла, Карла… неплохой ты, в сущности, человек. И маг хороший. Да только, вот, так и не смог ты найти прямую дорогу в жизни – ни здесь, ни в Королевстве. И не держит на тебя, Марина, никакого зла – зря ты так волнуешься. Если разобраться, то ничего плохого Карла не сделал ни ей, ни Ирине.
Несколько часов спустя Виктор ходил по квартире, по-хозяйски заглядывая во все уголки и скептически усмехаясь: "Небогато, однако, жила твоя бизнес-сестрица! Так и не поменяла мебель, как я советовал!" Марине это стало невыносимо неприятно и она ушла на кухню. Гремя кастрюльками, разогревала обед – кормить с дороги мужа. Обязанности жены, как повара, еще никто не отменял! Представила себе, как готовит для Охотника… для Игоря. На душе стало теплее.
Андрей привез Виктора с вокзала. Похоже, мужчины друг другу не понравились. Мрачный Рыцарь Маренго буркнул: "Груз сдал!" – и был одарен понимающей улыбкой Марины. "Груз", кажется, даже не заметил колкости, демонстративно отхлебывая из фляжки неизменный коньячок. "Поправлял голову", не иначе. Марина предупредила Андрея о том, что груз-муж долго не задержится, и его надо будет транспортировать обратно. Андрей кивнул головой, а уходя, помедлив, вдруг проворчал: "Чем быстрее, тем лучше". Что при этом подумал Виктор, узнать было нельзя – физиономия его ничего не отразила. Возможно, он и не слышал сказанного, очень уж увлекся осматриванием "квадратных метров". На фирму Марина везти его не собиралась, сказав, что дел там до чертиков, и стоит только ей появиться, так сразу эти дела задержат ее до вечера. Так что, дорогой, незачем будоражить попусту людей и отвлекать их от работы.
"И что такого особенного в нем было в молодости, из-за чего можно было голову потерять?", – думала Марина, по-бабьи подперев щеку ладонью и глядя на обедающего мужа. А ведь когда-то ей нравилось смотреть на все, что он делает: как он рубанком строгает бруски для облицовки балкона в их новой квартире, как с аппетитом ест наваристые щи, приготовленные Мариной по ее особому рецепту, как он сосредоточенно завязывает перед зеркалом галстук, как хохочет у экрана телевизора над нелепыми шутками очередных "сатириков", как увлеченно показывает сыну миниатюрные автомобильчики из своей коллекции. Просто нравилось смотреть на мужа, которого любила. Ей нравились их дни, их ночи…
Любила?..
Сейчас напротив нее сидел как будто незнакомый мужчина, который не волновал ее совершенно. Вот ни чуточки не волновал! Даже то, что он мимоходом отвесил ей неуклюжий комплимент, заметив, что она похудела и… "новая косметика, да? Нормально!"
– Ну, старушка, и чего же ты удумала? – Виктор, отобедав, небрежно откинулся на спинку стула и прихлебывал крепкий свежезаваренный чай. – Уехала на неделю, а задержалась на две с лишком. Никаких телодвижений, ни новостей, ни наследства.
– Витя, я же просила не называть меня так, – Марина со вздохом собрала со стола тарелки и аккуратно поставила их в раковину. Включила горячую воду, взялась завязывать фартук.
– А как тебя называть? "Дорогая, милая, любимая"? Да брось ты посуду, потом помоешь!
Марина машинально закрыла кран с водой, повесила фартук обратно на крючок, села напротив мужа.
– Когда-то называл. И цветы дарил. И ухаживал красиво, – задумчиво сказала она и сама себе удивилась – зачем? Зачем она сейчас говорит это? Из чисто жениного упрямства? Фу, глупость какая…
– А как иначе? – Виктор довольно хохотнул. – Ты ж у нас была принцесса-недотрога на факультете. Лакомый кусочек, вся из себя. Никто и подступиться не решался. А тут – простой парень из рабоче-крестьянской семьи. И ведь запала? Признайся, запала?
– А у тебя, значит, это вроде амбициозного проекта было – закадрить лакомый кусочек и под себя прогнуть? – привычно ответила Марина, думая о том, что разговор скатывается на тысячу раз накатанные и до блеска отполированные ссорами рельсы.
– Ладно, ты не передергивай. Лучше давай рассказывай, что с наследством удумала. Не пойму я тебя, Маринка, темнишь ты чего-то.
А вот тут надо быть аккуратной. Устраивать сцены и выслушивать ответные вопли совсем ни к чему.
– Я же тебе прямо говорила, что продавать бизнес Ирины не буду, и квартиру не буду продавать. Переоформляю все на себя и задержусь на весь отпуск. А там видно будет. Дел много.
– А какого лешего тебе тут делать? – Виктор повысил голос. – Продавать ты ничего не собираешься, а что собираешься – сидеть на всем этом добре как курица на яйцах?! А о семье ты подумала? У нас дыра на дыре и заткнуть нечем. Планов – громадье.
– Витя, не хами! – спокойно ответила упрямая жена. – Какие дыры, какие планы? Машину твою ремонтировать или новую купить? Причем тут семья? Я изо рта ни у кого кусок не вынимаю? Сын вообще самостоятельный парень. Я вчера с ним по телефону разговаривала.
– Ну да, самостоятельный. Он тебе говорил, что в Англию сваливает? Решился все-таки.
– Да, это мы обсуждали. Правильно делает – мастер-класс известного на весь мир фотографа, договор на целый год. К нему в ученики откуда только не пробиваются, годами в очередь стоят. Раз мальчика пригласили, значит портфолио впечатляет, – Не удержавшись, она снова съехала на привычную колею. – Это же перспективы какие, Виктор! Он там и заработает, и язык освоит, и опыт приобретет. Он же ни рубля у нас не просит. И на визу, и на билет – все сам заработал, все оформил…
"Зачем я так многословна? – подумала она. – Мы уже в который раз все это пережевываем!" Но все-таки сказала вслух, – да, можете назвать это женской шпилькой – ха-ха! – что поделаешь, принцессы и королевы тоже люди:
– Ты просто ревнуешь к успехам мальчика.
– Ну да, "мальчик"… Этот мальчик девок трахает только так…
– А ты?.. – Марина взглянула прямо в лицо мужу.
– А что я? – Виктор возмущенно задрал подбородок. – Нечего мужика одного оставлять. Жена называется.
Где-то в уголке души всполошилась прежняя Марина – порядочная скромная домохозяйка, супруга с внушительным стажем, вышедшая замуж, когда ей едва-едва исполнилось восемнадцать пылких и романтических лет. Эта, прежняя, Марина, завела длинную, полную скрытых испуганных стонов и явных упреков, бабскую "песню слез".
"Виктор, перестань! Не строй из себя оскорбленную невинность, – заныл внутренний голосок и Марина удивилась тому, как жалко он, оказывается, слушался со стороны. – Мы с тобой когда близки были последний раз, когда сексом занимались, помнишь?! Я – не помню! Когда ты интересовался моими проблемами? На первом месте всегда только ты, твои дела, твои планы. И – работай, Марина, деньги в дом таскай, поесть вовремя сготовь, подай, убери… – голосок умудрялся ныть не переставая, журча плаксиво, но странным образом где-то даже успокаивающе. Наверное, надо быть мужем, чтобы не заснуть под эти причитания, а, наоборот, закипеть и разораться. А голосок гнул свое. – Какой муж, какая жена? Нашей семьи давно нет. Мы чужие друг другу, Витя! Нас сын связывал, а теперь и он вылетел из гнезда. И все. Все кончилось…"
– Ты же хотел подавать на развод, – вслух сказала она. – Вот и не телись, как беременная корова. Подай и дело в шляпе… – она чуть было не добавила "как поговаривает господин Кот". Она невольно улыбнулась – мужу о Коте говорить было совсем ни к чему. А вот мужа ее улыбка вывела из себя.
– Развод, говоришь? – Виктор раздраженно вскочил из-за стола, будто в пятую точку его кольнули шпагой. – А может ты, Мариночка, просто взлетела высоко и резко? Захотела, как сестренка, королевой стать? А Витю побоку пустить, как отработанный материал? Твоя Ирина всегда между нами стояла клином. Еще на свадьбе – думаешь, не помню? – как она нос воротила! Родители твои еще терпели зятя, а Ирка – нет. Мы для нее плебейского роду-племени…
"Спокойно, Марина, спокойно. Не устраивай семейных сцен. Держи спину, как говорила Дуэнья-Мигренья".
– Что ты хочешь, Витя? Зачем ты приехал? И не переходи на крик.
– Хочу знать, куда ты потратишь наследство сестры.
– Никуда не потрачу. Я занимаю ее место в фирме. Увольняюсь с работы и остаюсь здесь, в родительском доме, – Марина со странным облегчением сформулировала, наконец, свое окончательное решение. – Я все-таки ухожу от тебя, Виктор. Сын, кстати, не возражает.
Муж растерянно смотрел на нее. "Откуда вдруг у этой, всегда послушной женщины такая твердость в голосе, во взгляде?" – вот что означала его растерянность. Он никогда не верил, что его Маринка способна на самостоятельные решительные действия, не посоветовавшись с ним. С ним! С таким умным и замечательным человеком-титаном, выведшим выводок чад и домочадцев из бурных вод… в общем, смотри вышесказанное. Обида и уязвленное мужское самолюбие явно ударили ему в голову.
– Значит, решила все-таки прокатить Витю? Месть такая да? Благодарность за долгие годы совместного семейного счастья, да? – задохнулся он
Марина вздохнула и терпеливо сказала:
– Виктор, я не собираюсь тебя ни обманывать, ни обирать. То, что осталось после Ирины и моих родителей – к тебе все равно никакого отношения не имеет. Больше нет любви? Значит, надо расходиться в разные стороны и каждому самостоятельно устраивать свою жизнь. Разве это нечестно?
Виктор зашипел:
– Ты предлагаешь расходиться? Уйти просто так, на богатенькое наследство, и бросить меня в нищете? Не боишься на судебных исках разориться? Я же с тебя стрясу все, что мне причитается.
– Ничего особого тебе не причитается, Виктор. Я не буду делить с тобой нажитое совместно имущество. Все оставляю тебе. На свою долю квартиры оформлю дарственную – пополам тебе и сыну. Это справедливо. Если с тобой в будущем что-то случится, не дай Бог, помогу и поддержу. Так что спокойно устраивай свою личную жизнь и не волнуйся ни о чем. Развестись через ЗАГС нынче просто – и в суд обращаться не надо. Заявление на развод оформлю через своего юриста и пришлю по почте вместе с дарственной и отказом от претензий.
– А ты уверена, что у меня не будет к тебе претензий, дорогая женушка? Какая грамотная стала, посмотрите-ка!.. Юристом своим обзавелась. Это не новый ли твой кавалер? Подтяжку лица сделала, худеть вздумала… на собачьи свадебки потянуло, на старости лет?!
Марине стало так противно, что даже затошнило. Неужели это тот самый обаятельный, сильный, всегда уверенный в себе Виктор, который очаровал девчонку-первокурсницу чудесными ухаживаниями? Очаровал за пару месяцев… и на долгие годы? Можно успокаивать себя банальным "любимые люди меняются со временем", можно сваливать все на какого-нибудь Грызмага… но в глубине души мы с горечью признаем – даже алмазные горы стираются со временем. И то, что освещало твою жизнь четверть века тому назад, сейчас превратилось в чадящие вонючим дымом угли.
– Знаешь, что… уезжай-ка прямо сейчас, муженек. Я позвоню водителю – он тебя заберет. Мне добавить больше нечего.
– Водитель у нее личный, б… – муж выругался, глядя на нее дикими глазами.
– И вот что, – твердо сказала Марина. – У меня есть водитель и телохранитель. Есть профессиональный военный в роли юриста, который с удовольствием сделает из тебя отбивную. Да и я тебя могу приструнить, не сомневайся.
– Вида-а-али мы таких военных! Видали мы таких ба-а-аб, которые… – с угрозой начал муж, делая шаг вперед, и вдруг осекся.
Из прихожей бесшумно выдвинулись две мохнатые фигуры. Алмасты в легком боевом снаряжении, еще более походящие на медведей, чем обычно, заполнили собою, казалось, всю комнату. Марине они радостно улыбнулись… то есть радостно оскалили свои устрашающие, блестящие от слюны клыки. На Виктора поглядели с плотоядным интересом – все-таки их дикие предки питались в том числе и человечиной.
– Спокойнее, ребята, спокойнее, – сказала Марина. – Не надо его обижать. Просто проводите во двор, к Рыцарю Маренго.
Алмасты разочарованно рыкнули. Пыхтящий в коридоре барон уже держал в руках дорожную сумку Виктора.
– Вот ты, значит, как… – протянул Виктор, затравленно оглядываясь. – Телохранителей развела целую толпу… – он явно хотел ввернуть какое-нибудь похабное словечко, но не решился. Все его негодование ушло во взгляд, которым он одарил жену, гордо шествуя к выходу. У подъезда коротко прогудела машина.
Барон всучил Виктору сумку и довольно невежливо вытолкал на лестницу. Алмасты топали следом.
– Ментов-то… то есть полицейских-то зачем позвала? – трагически воскликнул муж и насмешливое эхо загуляло между этажами. – Вот ты теперь какая, да? Крутую "крышу" завела, да?
Последние слова он произнес уже на улице. Стоящий у машины Кот лично распахнул перед ним дверцу. Последними словами Виктора, которые услышала Марина, были:
– Ну, ладно-ладно… мы еще разберемся с твоей "крышей"!
– Полу у плаща подберите, мужчина! – казенным голосом сказал Кот. – Дверцей защемлю, запачкается. – И хлопнув дверцей, уселся на переднее сиденье, аккуратно звякнув шпорами. Барон и сопровождающие алмасты уже сидели на конях, готовые сопровождать гостя до вокзала. Наверное, для окружающих, да и для Виктора, они выглядели, как наряд конной полиции. Начали собираться зеваки. Кто-то уже называл барона "полковником" и уверял, что знает его лично.
Несколько совсем юных саламандр, брызгаясь искрами и радостно шипя, выписывали круги на уровне второго этажа. Явно кокетничали перед королевой. Барон оглушительно свистнул в два пальца и вся кавалькада сорвалась с места. Машина Андрея плавно перелетела через "Газель", заворачивающую во двор и нырнула в подворотню. Кони дробно простучали копытами по капоту грузовичка, но аккуратно – не оставляя вмятин. Саламандры наискосок рванулись вверх, догонять. Зеваки восхищенно ахнули: "Класс!"
Так, с почетным караулом и неслыханной помпой, муж Марины Петровны стремительно отбыл навстречу новой, самостоятельной судьбе.
Марина опять включила воду и начала тщательно мыть посуду. В кухню зашел кот, который где-то прятался все это время. Он вспрыгнул на подоконник и задумчиво смотрел в окно. В комнате бубнил забытый телевизор и пахло табаком – Виктор накурил в квартире, чего никогда раньше не делал в присутствии жены. Теперь уже бывшей жены.
Марина терла тарелки губкой до скрипа. Из глаз зачем-то капали слезы. Ёлки-палки, почему слезы так легко текут в таком количестве именно тогда, когда моешь посуду? Может быть потому что их можно быстро и незаметно смыть бегущей из крана водой? И никто при этом не станет заглядывать в лицо? Кому интересно лицо женщины, моющей посуду?
В ее семейной жизни это были последние слезы. Ей казалось, что вместе с ними из нее уходит прежняя, совершенно далекая теперь жизнь.
Позвонил Андрей и кратко доложил – гость посажен на поезд и отбыл. "Завтра в восемь, Марина Петровна?". "Нет, давай попозже, к девяти".
Она вернулась в комнату, открыла балкон – в комнату ворвался холодный воздух. Запах крепких сигарет начал потихоньку выветриваться. Марина забралась на диван с ногами, укрылась пледом. Кот прибрел неизвестно откуда, вскочил на диван. Марина попыталась взять его на руки, но кот недовольно заворчал и уселся рядом с независимым выражением на мордочке.
– Почему ты никогда не идешь на руки? – спросила Марина. – Упрямец, не любишь сюсюканий, да? Гордый…
Да, гордый… уж кто-кто, а Марина знала, что это такое. Именно гордость встала тогда стеной между сестрами. Гордость, дурацкое стремление к независимости и упрямство. Глупое девичье упрямство. И обида.
Накануне Нового года Марина и Ирина случайно увидели Леньку и Наташку – первую красавицу в школе. Парочка целовалась за углом школы, прямо на морозе! Ирина тогда возмущенно фыркнула: "Вот видишь, какие они, эти парни?!" А Марина грустно подумала, что если бы не Ирина тогда, в пионерлагере, то Ленька был бы с Мариной сейчас. А не с этой белобрысой задавакой и воображалой Наташкой, которая и целоваться-то, наверное, так и не научилась по-настоящему. Смешно, но и Маринка не была уверена в том, что умеет, но она упрямо думала о том, что Настоящая Любовь сама подскажет, что и как. Вот только эта любовь торчала теперь на морозе совсем не с ней.
А в июне сестры собирались на выпускной вечер. Приходили в том числе и бывшие одноклассники Ирины, обогнавшие ее на год. Это был последний шанс! Ирина еще дома начала уговаривать Марину: "Не надейся, на черта он тебе сдался? Там парней будет полно, мы с тобой всех десятиклассниц затмим. Маринка, я тебе такого принца найду! Что ты сохнешь по этому Леньке? Пусть они с Наташей ходят – подумаешь, дел-то!"
На вечере Ленька познакомил сестер со своим приятелем. То ли какой-то студент на каникулах, то ли курсант в увольнительной. Он был на пару лет старше выпускников и, наверное, "запал" на Маринку – приглашал ее танцевать, что-то такое говорил, помнится, без умолку. Но Маринке было не до него (даже лица не запомнила!), потому что Ленька весь вечер танцевал с ее старшей сестрой. А Ирина… неузнаваемая Ирина улыбалась ему, и кокетничала изо всех сил, и не отказалась танцевать ни разу. И это несмотря на отчаянные взгляды, которые Маринка бросала в сторону парочки. Ленька рассыпался перед Ириной бисером, а сердце Марины разрывалось от горя и унижения. Какое предательство! Как Ирина могла?!..
Марина ушла с праздника одна. Резко оборвала своего "кавалера" на полуслове и убежала, как Золушка с бала, оставив парня в обидах и недоумении. Вот только туфельку не потеряла… но чувствовала, как ее платье превращается в ветошь, а карета в гнилую тыкву. В темном окне второго этажа, там, где кабинет английского языка и литературы, виднелась целующаяся парочка, освещенная фонарем во дворе. Видно было, как на девичьей руке, обнимавшей парня за шею, блестит браслет-змейка. Украшение, отданное матерью Ирине, как старшей сестре…
Дома Маринка ничего не объяснила удивленным отцу и маме – сразу же легла спать. Марина не слышала, как под утро пришла Ирина, как сестра смеялась, – "немножко пьяно ты смеешься!" – мстительно думала сквозь сон Маринка, для которой в этом сне белая рука вновь и вновь обнимала Ленку за шею, – как возмущенно выговаривал принцессе Король-Отец и каменно молчала Богиня-Королева-Мать.
