Текст книги "Поднебесный гром"
Автор книги: Александр Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
13
Аргунов проснулся и, еще не открывая глаз, по какому-то внутреннему беспокойству вдруг понял, что проспал.
По комнате вовсю гуляло солнце, пробиваясь сквозь тонкие шторы, чертило на полу квадраты окон, резко ломалось в дверцах буфета. Раньше, когда он просыпался, солнце в комнату еще не заглядывало. Скорее, скорее! Где носки, где куртка? Никогда еще Андрей не опаздывал на работу и вот сегодня… Как же это могло случиться? Забыл завести будильник? Но и без будильника он всегда просыпался вовремя. «Ах, Лариса…» Она ушла уже в полночь. И сколько Андрей ни упрашивал ее остаться, все равно настояла на своем. «Мама будет волноваться. И не провожай меня. Не надо».
Но сколько же так может продолжаться?
Он не успел ни побриться, ни позавтракать – летел на аэродром, как на пожар. Еще издали услышал: ревели реактивные двигатели, их обвальный грохот разносился далеко окрест. Привязанные к бетону стальными тросами, как нетерпеливые чудовища, дрожали блестяще-белые сверхзвуковые истребители, изрытая из сопел раскаленное пламя. В звукозащитных наушниках деловито сновали по стоянке техники.
Привычная, знакомая картина. Но почему сегодня готовят так много самолетов одновременно?
И тут Андрей вспомнил: предстоит перегон.
Завод сделал свое дело, и летчики-перегонщики из строевого полка не сегодня-завтра должны были прибыть за своими самолетами. Значит, уже прибыли.
Востриков встретил Андрея в коридоре.
– Сегодня отправка, – сообщил он.
– Вижу.
– А вы опаздываете. Ай, ай, ай, как нехорошо получается. Вы готовы?
– Для чего готовы? – переспросил Андрей.
– Перегонять.
– Но почему мы? Есть же летчики-перегонщики.
Востриков почесал в затылке.
– Понимаешь, их прибыло четверо, а самолетов-то больше.
– Ну если надо, поможем, конечно.
– Да уж не посчитайте за труд, Андрей Николаевич. А я со своей стороны…
– Что вы меня агитируете? – Андрей уже прикидывал в мыслях: кого из испытателей взять на перегон? Струева? Волчка? Суматохина? Волобуева? Но кого-то же и здесь оставить надо. Кого?
Востриков точно прочитал его мысли.
– На ЛИС сегодня работы для вас не предвидится. Отгоните самолеты – и сразу домой. С вами пойдет лидер с соседнего аэродрома. С ним мы уже договорились.
– Тогда летим все, – решил Андрей.
Летели парами, на десятиминутном интервале, как и полагалось, чтобы не было опасного сближения в воздухе.
Вначале, пара за парой, ушла четверка военных летчиков. Затем – Волобуев с Суматохиным. После них – Струев с Волчком. Андрей пристроился к последней паре замыкающим.
Во время постановки задачи на предполетной подготовке не обошлось без споров.
Струева возмутило, что первыми вылетают не они, испытатели, а эти лейтенантики, которые и неба-то как следует не нюхали. Суматохин помалкивал, хотя, видно по всему, он тоже был не прочь быть в числе первых, а Волчок так и распетушился:
– В самом деле, почему не мы, а они? Кто из них испытатели?
Строевые же «лейтенантики» (старшим среди них был капитан) скромно сидели в уголке штурманского класса. На груди у них, у всех до единого, внушительно голубели значки с цифрой «1» – военный летчик первого класса!
– Пускай они нам дорогу показывают! – свел все к шутке Аргунов и скомандовал: – По самолетам!
Давно уже небо не казалось Андрею таким необыкновенным. То чистое, бездонное, то затянутое неподвижно окаменелыми, как глыбы-айсберги, белыми кучевыми облаками, в оцепенении нависшими над землей, то подернутое мглистой хмурью серых туч, медленно приближавшихся навстречу, оно, казалось, хотело удивить летчиков сюрпризами. Только разве их чем удивишь?!
Легко, будто играючи, истребители пробивались через циклоны и антициклоны, приближаясь к пункту посадки.
Где-то далеко позади тащился лидер – транспортный самолет Ан-8, груженный чехлами, заглушками и прочим имуществом, предназначенным для истребителей. Он же должен был доставить испытателей обратно домой.
Аргунов шел последним, зорко следя за предыдущей парой.
Струев выдерживал курс уверенно, радиообмен вел правильно, без лишних слов, кратко, не засоряя эфир. Он вовремя становился на новый курс, справлялся, как и положено ведущему, об остатке горючего у самого крайнего самолета, то есть у Аргунова.
Молодцом был и Волчок. Только очень уж старался – держался в строю крыло к крылу.
«На длительном маршруте это не обязательно, – думал Андрей, – не на параде ведь. Достаточно лететь на зрительной связи. И устаешь меньше, и самостоятельную ориентировку производить легче. Надо будет потом сказать ему об этом, чтоб знал на следующий раз».
А вот и рубеж снижения.
Ослепительно белая, слегка всхолмленная равнина облаков приветливо сияла внизу, напоминая пустынную заснеженную тундру, облитую нестерпимо ярким солнцем, и в эту кажущуюся твердь нацеливалась тройка маленьких, будто игрушечных, самолетиков.
Первая пара истребителей уже давно сидела на земле. Кто-то, наверное, только заруливал, кто-то ходил по кругу, а замыкающей тройке еще предстояло пробивать толщу облаков, прежде чем приземлиться.
Сподручнее было бы снижаться поодиночке, разомкнувшись и перейдя на индивидуальное пилотирование машиной, но так поступать сейчас не позволяло самолюбие, да и, чего греха таить, хотелось посмотреть Аргунову, на что способны были его ребята. И себя проверить не мешает: не разучился ли летать строем в облаках?
Аргунов и Волчок вплотную пристроились к самолету Струева и в боевом порядке «клин» погрузились в облака.
В кабине сразу наступил полумрак. Нос самолета Струева скрылся из виду, и только половина его крыла, точно обрубленная лиловой темнотой, просматривалась из густого тумана. Начало потряхивать – усилилась болтанка. Шумел на сбавленных оборотах двигатель, напряженно молчал эфир, и казалось, не будет конца этому дурацкому состоянию, когда летишь не летишь, а лишь пялишь глаза на дюралевую, в заклепках, плоскость самолета ведущего, стараясь не выпустить ее из поля зрения. И малейшая твоя промашка – облака проглотят это спасительное крыло. Тогда мгновенно переключайся на пилотирование по приборам, иначе – потеря пространственной ориентировки, беспорядочное падение, гибель.
– На месте? – вполголоса, не называя позывного, спросил Андрей у Волчка.
– На месте.
И опять тишина в эфире.
– Удаление шестьдесят, – подсказали с земли.
– Высота семь, – коротко отозвался Струев.
– Увеличьте глиссаду снижения.
– Понял.
«Ведущему все же легче, – подумал Андрей, – у того – приборы. А тут, черт побери, даже представления не имеешь, в каком положении твой самолет».
Но даже на секунду нельзя отвести взгляда от крыла ведущего, чтобы посмотреть на приборную доску: недолго и столкнуться с ним.
Пот нависал на бровях и уксусом въедался в глаза, но Андрею некогда было даже утереться. Физически он уже давно потерял ощущение пространства: ему казалось, что он то лежит на спине, то летит вниз головой. Время точно остановилось.
– На месте?
Это уже запросил Струев.
– А куда ж мы денемся? – бодро воскликнул Волчок.
– Давай тащи нас, – подал голос и Аргунов.
– Да уж недолго осталось.
Андрей увидел самолет ведущего весь целиком: рядом – еще один.
«Уф, наконец-то».
Темнота исчезла. Земля, ржано-зеленая, мокрая и уютная, размахнулась внизу во всю ширь. А впереди блестела бетонка.
Андрей опять перестроился вправо, и теперь тройка истребителей стлалась в плотном строю «пеленг».
Андрей отер тыльной стороной ладони вспотевший лоб, и ему вдруг захотелось сейчас сотворить пару горизонтальных бочек, но он тут же решительно осадил себя. Кого сейчас удивишь в авиации? Что они, бочки не видели, эти первоклассные строевые летчики? Еще и посмеются снисходительно: нашел-де чем удивлять!
На стоянке, куда зарулили, было полно народу – летчики, техники, механики.
Молодой подтянутый полковник с небесно-голубыми глазами, приветливо улыбаясь, шел к вылезшему из кабины Струеву, очевидно приняв его за старшего из группы испытателей.
– Спасибо за помощь, – донеслось до Андрея.
– Стоит ли благодарности? – отмахнулся Струев. – Это для нас как семечки.
Андрей подошел к полковнику, представился:
– Старший группы Аргунов.
– Командир полка Клевцов, – назвался полковник и вежливо поинтересовался: – Как летели?
– Нормально.
– Рад. А теперь – в столовую.
– Не успели проголодаться.
– Не знаю, не знаю! Какие бы мы были хозяева, если бы с дороги не накормили гостей! Тем более такой сюрприз сегодня мне преподнесли.
– Какой сюрприз? – спросил Аргунов.
– Да с инструктором я встретился! – по-мальчишески вскричал полковник. – С первым своим инструктором! С Георгием Марковичем!
– И впрямь тесен мир!
Только теперь увидел Андрей, как расцветало лицо у Волобуева.
– Тесен, тесен. А поэтому после обеда отдохнете чуток – и ко мне.
Андрей вздохнул:
– Не получится. За нами лидер идет – домой надо.
– Бесполезно, товарищи. Я кто здесь? Командир. И начальник гарнизона. – Полковник повел рукой на широкие степи, окружавшие аэродром, и видневшиеся невдалеке каменные дома. – Только шепну на метео – сразу штормоповещение выпишут. Так что со мной не спорьте. Лучше вы мне вот что скажите, если это, разумеется, не тайна. Скоро вы нам новую технику поставите?
Испытатели переглянулись.
Полковник зорко перехватил их взгляд.
– Мы в курсе немного, не смотрите, что вокруг нас степь беспредельная…
– Еще курочка в гнезде… – хотел было отшутиться Андрей.
– А мы подождем, – перебил его полковник. – Только не очень затягивайте: мои пилоты в восторге – наслышаны, черти, о данных нового самолета.
Андрей пожал плечами:
– Пока ничего определенного сказать не могу. Самолета в металле нет – только в чертежах.
– Но ведь в КБ есть?
– Есть, – ответил Андрей, – но ведь это в КБ.
– Ну хорошо, – сказал полковник, – об этом после поговорим, а сейчас марш на заправку!
Накормили их вкусно, будто готовились к встрече: домашнее жаркое, блинчики с вареньем.
Волобуев, по своему обыкновению, молчал, уминал одно блюдо за другим и только к концу обеда просительно взглянул на Аргунова.
– Андрей, может, погостим денек, а?
– Нельзя, Жора, нельзя. Ты, если хочешь, останься.
– Еще как хочу! – обрадовался Волобуев. – А тебе за это не влетит?
– Влетит, конечно. Но ты не волнуйся: не так уж часто может встретиться инструктор с бывшим своим курсантом, ставшим командиром полка. За такое и пострадать не грех.
– Ну спасибо. Век не забуду…
Андрей был бы не прочь и сам остаться здесь до завтра, в этом отдаленном гостеприимном гарнизоне, не прочь бы поговорить с летчиками и техниками, вспомнить свою боевую молодость, но ведь Востриков строго-настрого приказал сегодня же возвратиться домой: нельзя оголять ЛИС.
После обеда, несмотря на долгие уговоры полковника, испытатели вылетели домой, оставив на пару дней погостить лишь Волобуева.
Домой прилетели вечером.
Из Ан-8 вышли четверо испытателей с защитными шлемами в руках, а транспортный самолет, не выключая двигателей, взревел и пошел на взлет.
К испытателям подбежал Востриков, довольный, что все получилось как по нотам.
– Ну и быстро же вы обернулись, а я уж беспокоился: завтра работенка есть. – Вдруг он осекся. – А где Волобуев?
Андрей хотел было объяснить, но Суматохин опередил его. Он как-то странно всплеснул руками и вскрикнул:
– Батюшки-светы, забыли!
– Что – забыли?
– Не что, а кого. Волобуева. Зарылся в чехлах, как сурок, и уснул, а мы разбудить его забыли! – Суматохин набросился на Волчка: – А ты где был? Вместе ведь с ним дрых!
Волчок моментально сообразил, что к чему, и глуповато раскрыл рот:
– Да я ведь тоже спросонья…
Востриков метнул взгляд вверх – самолет уже заканчивал первый разворот – и, крикнув: «Тюхи вы!», побежал на СКП, вырвал из рук обескураженного Денисюка микрофон, крикнул:
– Борт, борт, у вас в чехлах посторонний предмет!..
Ан-8 сделал круг над аэродромом, – видно, искали «посторонний» предмет.
– Ничего не обнаружили! – доложили оттуда.
– Да Волобуев же! – вырвалось в сердцах у начальника ЛИС.
– Что вы нам головы морочите! – сердито ответили с Ан-8. – Он остался на пункте посадки.
Востриков выскочил из СКП и, увидев хохочущих испытателей, сразу понял, что его разыграли.
– Дети малые!
Андрей подошел к нему.
– Не сердись, Семен Иванович, ну пошутили малость. Понимаешь, Волобуев своего бывшего курсанта встретил, теперешнего командира полка. Ну я и разрешил…
– А разве я против? – смягчился Востриков. – Правда, работы много…
– Ничего, справимся.
Краем глаза Аргунов отметил, как передернулся Струев: дескать, за других я вкалывать не собираюсь. Зато Волчок откликнулся с готовностью:
– Семен Иванович, я облетаю машину Волобуева!
– Молодец! – похвалил его Востриков. – Дружба – в любом деле подмога. А в нашем – тем более.
Из СКП выскочил Володя Денисюк.
– Ребята! Прилетели?! А я уж, признаться, затосковал…
– А ты чего домой не ушел? – спросил его Аргунов. – Знал ведь, что полетов не будет.
– Так ведь вас дожидался!
– Зачем?
– Просто так… – замялся Денисюк и, обиженный, отвернулся. – Тогда я пойду?..
– Подожди, пойдем вместе.
Аргунов уважал Володю Денисюка за его преданность летному делу. Бывший летчик гражданской авиации, Денисюк был списан с летной работы по состоянию здоровья. Налет его исчислялся довольно внушительной цифрой – шесть с половиной тысяч часов, правда не на истребителе, а на тихоходном Ан-2.
«Надо иметь чертовскую выдержку, – думал Аргунов, – чтобы по шесть-семь часов в день не выпускать из рук штурвал. Недаром летчики, прошедшие школу полетов на Ан-2, становятся впоследствии пилотами первоклассных межконтинентальных лайнеров».
Володе же Денисюку не повезло – заболел радикулитом…
Они возвращались с аэродрома, и, хотя Аргунов видел, что Денисюку не терпелось расспросить о перегоне, он молчал, ждал, что Андрей сам расскажет.
– Долетели нормально, никаких ЧП, – не выдержал Аргунов.
– У вас всегда все нормально, Андрей Николаевич. Даже скучно, ей-богу! Мне бы на ваше место!
– Ну и что бы ты сделал на моем месте?
– Да нет, просто так… интересно. За один день побывать чуть ли не на другом конце страны и вернуться обратно. А вы – нормально… Как она с воздуха, наша земля-то?
– Земля? – переспросил Аргунов и задумался. – Большая, – наконец произнес он.
– Да ну вас! – обиделся Денисюк. – Я лучше Суматохина расспрошу.
– Вот-вот, а еще лучше – Струева. Он тебе наговорит, что было и даже чего не было. Ну, бывай! – Андрей пожал руку Денисюку и заторопился домой – ведь дома его ждала Лариса.
14
– Знаешь, Андрюша, я какая-то странная стала. Раньше встаю – солнышко. Радуюсь, как маленькая…
– А то ты большая…
– А теперь уже солнышку не радуюсь. Встаю – дождь. Вот, думаю, хорошо, значит, ты не полетишь.
– Глупенькая, если надо, мы в любую погоду летаем.
– Поэтому ты вчера и не позвонил?
– Некогда было.
– А я уж не знала, что и думать…
– Не надо, не думай ни о чем плохом, главное, мы вместе. Разве этого мало?
– Мало! Мало! Мало!
Лариса один только раз сказала ему «люблю», зато от него каждый день требовала таких признаний. Но что там признания, когда глаза, руки тянулись к ней, не могли оторваться!..
Аргунова не узнавали на ЛИС. Весть о его романе с молоденькой девушкой из СКО облетела всех, и над ним подтрунивали. Но он не обижался.
На днях, выходя из дому, Аргунов нос к носу столкнулся с Гокадзе. Оба торопились: один – домой, другой – на свидание.
От зорких глаз Сандро не укрылось ничего: и темный костюм, и белая рубашка, и модный галстук на Аргунове, и вообще весь вид его – чисто выбрит, начищен, наглажен – говорил о том, что он спешит уж конечно не в магазин за хлебом.
– К ней? – спросил Сандро.
– А куда же еще?
– М-м, – простонал Сандро, – не девушка – персик! Сам бы приударил, да нельзя: подчиненная.
– Ты поосторожнее, – предупредил Андрей.
Гокадзе рассмеялся:
– Ох уж эти влюбленные! Ревнивые, как дети! Да я ж по-хорошему. – И он обнял Аргунова за плечи: – Завидую тебе, Андрей.
– Завидуешь?
– Ну конечно, вторая молодость у тебя. Как у нас на Кавказе: иногда яблони цветут и осенью!
«Цветут и осенью, – думал Андрей, – но как бы морозцем их не прихватило».
В последнее время он замечал за Ларисой какие-то перемены: она стала нервной и раздражительной. Вдруг ни с того ни с сего вспылит, наговорит бог знает что и замкнется в себе. Но он терпеливо выдерживал ее капризы. Боялся одного – равнодушия. Не раз он уже предлагал ей:
– Давай поженимся.
Она смеялась:
– Зачем? Заштампованная любовь? Это не для нас! Мы – выше. – И грустнела: – Когда я тебе надоем – скажешь. И будешь свободен.
– Но я не хочу такой свободы!
– А ты, оказывается, собственник.
Так смешками да шутками и отделывалась.
А сегодня Лариса пришла и заявила:
– Знаешь, кажется, у меня будет ребенок.
– Это правда? – обрадовался Андрей. – Но почему у тебя? У нас! – поправил он ее.
– Нет, у меня…
– Хватит… Сейчас же пойдем в загс!
– Подожди! – Лариса остановила его. – А может, не надо ребенка?
– Ты с ума сошла! Что ты говоришь? – Он отошел к окну, закурил.
Лариса подскочила к окну и распахнула его.
– Пора бы тебе уже заметить, что я не выношу дыма!
– Прости, – смутился Андрей. – Но с каких это пор ты не выносишь дыма?
– С тех самых… Не понимаешь? Конечно, тебе все равно, как я себя чувствую… – И Лариса заплакала.
Андрей виновато глядел на ее вздрагивающие плечи и не знал, что сказать, чем утешить, и только бережно гладил ее руки.
Всхлипнув напоследок, она уткнулась лицом ему в грудь:
– Прости, Андрюша, я плохая, наверное…
– Это ты меня прости. Недогадливый я пень!
– Ладно, прощаю. А теперь давай помечтаем. Как ты думаешь, кто у нас будет? Я хочу, чтоб сын.
– Конечно сын! На рыбалку будем ходить вместе!
– А если дочка? – Будто только сейчас вспомнив, Лариса встревоженно взглянула на него: – А как же Ольга?
– Я думаю, она нам не помешает.
– Нет, я не про то. Что она скажет?
– Она девочка добрая. Мне кажется, она поймет… – Так он сказал, чтоб успокоить Ларису, а у самого невольно заныло сердце: поймет ли? Он прилег на диван.
– Устал? – ласково склонилась к нему Лариса. – Отдохни, пока я что-нибудь приготовлю поесть.
Аргунов закрыл глаза.
День был напряженный, шумный, нервотрепный. Изучали конструкцию нового самолета, спорили с макетной комиссией, уточняли профили испытаний, делали последние приготовления к лидерным испытаниям.
Хотелось заснуть, забыться… Но не тут-то было. Подумал о дочери. Как он любил, придя с работы, вот так же прилечь на диван! И тотчас же рядом с ним оказывалась Ольга. Она прижималась к нему своим худеньким тельцем и лепетала, лепетала.
Как-то будет теперь? Уживутся ли они с Ларисой?
Раньше Андрей никогда не говорил с дочерью о женитьбе, да и не думал он об этом. Но как-то однажды зашел к ним Суматохин и вроде бы в шутку сказал:
– А давай, Ольга, женим твоего отца!
Ольга вспыхнула, как от пощечины, и убежала в другую комнату. Правда, вечером она подошла к отцу и с удивившей его серьезностью сказала:
– Папа, ты не думай, я не запрещаю тебе жениться. Я ведь все понимаю. Что с тобой поделаешь, женись, пожалуйста. Только прошу тебя: никогда не уговаривай меня называть ее мамой. Слышишь, никогда!
…Через приоткрытую дверь кухни Андрей видел, как хозяйничала там Лариса, хрупкая, тоненькая, как девчонка.
«Какая мама? – уже почти засыпая, подумал он. – Они как подружки будут. Вот только подружатся ли?..»
– Му-уж, – кокетливо окликнула его Лариса, – омлет готов, вставай! Ах ты, засоня! Сейчас я тебя расшевелю! – Она подскочила к нему, затормошила и стала щекотать его своими проворными пальцами: – Проснулся, соня? Вот, запомни: связался со мной – никогда не дам тебе спать! А то ишь, чуть что, сразу на бок!
Андрей поймал ее за руку, прижался шершавой щекой к ее мягкой ладошке:
– Повтори, а? Ты так хорошо сказала: «Муж». Слушай, – он рывком привстал с дивана, – а как твоя мама? Она ничего не знает?
Лариса беззаботно рассмеялась:
– Не-е.
– Непорядок это, непорядок. Тут где-то наша недоработочка. Я сегодня же пойду просить у нее твоей руки.
– Нет-нет! – Лариса отшатнулась в испуге. – Я сама… Так будет лучше. Ты не знаешь моей матери!..
– Ну как хочешь, – согласился Андрей.
В тот же вечер, собравшись с духом, Лариса объявила дома:
– Я выхожу замуж.
Надежда Павловна медленно повернула от телевизора голову с пышной копной волос и, растягивая слова, с иронией в голосе спросила:
– Н-да? И кто же этот молодой человек?
– А он не молодой.
– Ах, не молодой? Это еще приятней. Кто же он? Престарелый вдовец? Или женатый холостяк, безумно влюбленный в глупую девчонку. Интересно, сколько у него детей?
– Одна девочка.
– Вот как?
– Ей тринадцать лет.
– А ему?
– Сорок. Или тридцать девять. Точно не знаю, не спрашивала.
– А ты хоть имя-то его знаешь?
– Андрей.
– Да ты серьезно? – вскричала Надежда Павловна, поняв, что дочь не шутит. – Сколько вы хоть встречались с ним? День? Два?
«Мама, мама… Знала бы ты, что у меня скоро будет от него ребенок, – улыбалась в полумраке Лариса, – ты бы не так всполошилась! Но ничего я тебе сейчас больше не скажу, на первый раз с тебя и этого довольно, а то ты спать не будешь…»
Но Надежда Павловна не унималась:
– А Вадим такой хороший: скромный, вежливый… И в тебе души не чает…
– Мам, ты опять за свое? Да нисколечко он не нравится мне, твой Вадим! Будь он хоть распрекрасный!
Надежда Павловна обиженно поджала губы:
– Ну а кто он… этот твой?
– Мужчина…
– Ах, ты еще издеваешься надо мной? Телефон у него есть?
– Все у него есть! – засмеялась Лариса. – И телефон, и квартира, и дочь, и я!
– Эх, девчонка, – вздохнула Надежда Павловна, – сейчас смешки, зато потом наплачешься… Ну, не нравится тебе Вадим, у меня другой жених есть на примете. Нашей парикмахерши сын: не пьет, не курит…
– Мама, как ты можешь? – Лариса с укором посмотрела на мать. – Замужество по протекции… Да в каком веке ты живешь?
– Век тут ни при чем! – обиделась Надежда Павловна. – Или ты считаешь меня такой древней, что я и понять ничего не могу? Я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь… И не мешай, пожалуйста, мне! Я сама знаю, что делаю! – Лариса нервно заходила по комнате.
– Глупая ты, вот что я тебе скажу, – продолжала Надежда Павловна. – Тебе девятнадцать всего, и в людях ты еще не разбираешься. А я, слава богу, уже пожила. Кто хоть он по профессии?
– Летчик.
– Летчик? Да ты соображаешь, что делаешь?
– Соображаю, – ответила Лариса, – он же не простой летчик, а испытатель.
– Испытатель! Час от часу не легче. Да ты понимаешь, какой это риск? Молодой вдовой хочешь остаться?
– Мама, замолчи! – закричала Лариса. – Сейчас же замолчи! С ним никогда ничего не случится! Слышишь, никогда!
Надежда Павловна ушла в другую комнату и долго оттуда не появлялась. Лариса уже засыпала, когда почувствовала, что мать подошла и бережно укрыла ее одеялом.
– Глупая, глупая, – шептала она, – ох какая же ты у меня еще глупенькая!..
Лариса рывком села в кровати:
– Почему это я глупая?
– А потому, что он тебе в отцы годится. Ну, сейчас это незаметно, а пройдет пять – десять лет… Что ты со стариком будешь делать?
– Мама! Если ты сейчас же не замолчишь, я встану и уйду. Навсегда уйду! Так и знай!
– Уйти – дело нехитрое. Горячность свою показать? А подумала ли ты о том, что значит воспитывать чужого ребенка? Взвалить на себя такую обузу! Что, у тебя своих не будет? Добро, была б какая-нибудь уродина… которой деваться некуда. А ты! Ну посмотри на себя – молодая, красивая. Да такую любой возьмет!
– А мне не нужен любой! Я его люблю!
Надежда Павловна сидела рядом с дочерью, гладила ее по голове, ворковала нежно и просительно:
– Это пройдет, поверь мне, пройдет. Ну, увлеклась, ну, замутился разум, с кем не бывает. Все мы в девках такие. А когда одумаешься… Да ведь девчонке-то целых тринадцать лет! Невеста! Она тебе такую жизнь устроит! И про любовь забудешь! Нет, дочка, что ни говори, а нет тебе моего благословения!
– Ну что ж! В таком случае обойдусь и без благословения!
Лариса понимала, что прежде всего надо будет подружиться с Ольгой. Девочка она, как сказал Андрей, добрая, не в пример другим, скромная. Когда она вернется из Ташкента? А может, насовсем останется у бабушки с дедушкой?
Волновало Ларису и другое – Андрей мало уделял ей внимания: работа, работа. Только и видишь его по вечерам, уставшего, замотанного. Придет и завалится спать. А она-то думала, что они будут ходить в кино, в театры, в рестораны. Оказывается, и у летчиков такая же скучная жизнь, как и у других смертных. Правда, сам Андрей этого не чувствовал. Лариса уже не раз спрашивала у него:
– Тебе не скучно?
– Что ты! Когда ты рядом…
– А когда не рядом? С некоторых пор я замечаю: ты не торопишься с аэродрома. Тебе там интересно?
– Еще как!
– А ты расскажи как.
Андрей задумывался.
– Об этом не расскажешь. Это надо чувствовать, – наконец проговорил он.
…Нет, Лариса не могла проникнуть в его мир, как ни старалась. И тогда она нервничала, злилась, упрекала Андрея:
– Ты меня не любишь! – и уходила домой.
Хорошо, что матери не было дома – она уехала на курорт лечиться, – а то бы не миновать скандала. Лариса ложилась в кровать и подолгу глядела в потолок. Свет она не выключала: в темноте одной было почему-то страшно, хотя раньше она никогда ничего не боялась. Она старалась ни о чем не думать, просто лежала, и все, но мысли, одна страшнее другой, теснились в голове.
Как-то Лариса не приходила к нему несколько дней.
«Как он там один? А может, уже не один?» Лариса не выдержала и побежала к Андрею. Подойдя к двери, она вдруг услышала голоса – мужской и женский. Сердце обмерло. «Все правильно, не напрасно я боялась». Причем, отметила Лариса, голоса были очень веселые. «Может, повернуться и уйти? Должна же быть у человека гордость! Но нет, – тут же решила она, – будь что будет!» И с шумом распахнула дверь.
С первого взгляда ей показалось, что Андрей испугался, как-то нелепо задергал руками и заморгал, но уже в следующее мгновение лицо его расплылось в улыбке.
– Вот хорошо, что пришла. Знакомьтесь.
Только теперь Лариса заметила в глубине комнаты рослую худенькую девочку в брюках и белой кофточке. Широко открытыми глазами она со страхом и удивлением смотрела на нее.
– Папа, кто это?
– Видишь ли, Оля, это твоя… Это моя жена. Понимаешь?..
– Жена? – недоверчиво прищурилась Ольга. – Почему же ты ничего мне не сообщил?
– Я не думал, что ты так внезапно приедешь. Даже не дала телеграмму.
– Значит, ты не хотел, чтобы я приезжала? Написал бы: не приезжай, – и я бы не приехала… – Ольга говорила тихо, еле сдерживая слезы, и глядела то на отца, то на Ларису. – А теперь что же? Я вам… Я тебе не нужна? Тогда я пойду…
– Ольга! – Андрей оставил Ларису и подошел к дочери, положил свои большие руки на ее худенькие плечи. – Как тебе не стыдно? Что значит – не нужна? Мне ты всегда нужна – самая близкая, самая родная. Олюшка!
– Прости меня, папа… Я ведь не знала. И вдруг врывается… Я даже перепугалась. Мало ли что можно подумать… – Она сняла с плеч отцовские руки, вытерла слезы и приблизилась к Ларисе: – Простите меня, если что не так…
Лариса протянула руку:
– Думаю, мы с тобой подружимся. Во всяком случае, я хочу этого.
Ольга ничего не ответила, молча пожала протянутую руку и виновато оглянулась на отца:
– А я тебе меду привезла.
– Вот и отлично. Сейчас все вместе будем пить чай. С медом. Горный медок. Вкусный.
«Поздно уже», – хотела было возразить Лариса, но Андрей заспешил на кухню. Следом за ним выскользнула из комнаты и Ольга.
«А как же портрет?» – Лариса вдруг вспомнила, что два дня назад сняла со стены портрет матери Ольги. Сняла и положила в шкаф. Хорошо еще, что Ольга не заметила. Нужно сейчас же повесить его обратно. Но где же портрет? Где он? Лариса судорожно шарила на полках шкафа, выбрасывая вещи, но портрета не находила. «Куда я его положила, куда?» Она все время оглядывалась на кухонную дверь, боясь, что Ольга сейчас войдет и спросит: «Что это вы здесь делаете? Почему роетесь в чужих вещах?» Или еще хуже: увидит портрет матери в чужих руках. Что же делать? Что делать? Позвать Андрея?
Лариса в растерянности оглянулась и увидела… портрет на стене, на том самом месте, где он висел раньше. Но ведь она точно помнит, что спрятала его в шкаф. Значит, Андрей успел-таки вернуть его на место!
– Уф! – будто сто пудов тяжести свалилось с ее плеч. Лариса в изнеможении опустилась на стул и закрыла лицо руками. Ей вдруг стало стыдно, так стыдно перед Андреем! Разыскал спрятанный ею тайком портрет, возвратил на место – и ни слова упрека. «Прости меня, Андрюша…»
Из кухни показался Андрей:
– Ну что же ты? Идем пить чай.
– Сейчас, сейчас… – А сама не могла подняться с места, ноги ослабли, и закружилась, затуманилась голова.
Андрей подошел и помог ей встать.
– Не волнуйся, все будет хорошо. Ты видишь, какая она добрая!
Потом они все вместе пили на кухне чай, заваренный необыкновенно пахучими травами, и раскрасневшаяся Ольга возбужденно рассказывала, как она собирала эти травы и один раз чуть не сорвалась со скалы в ущелье.
– Хорошо, что на мне был плащ. Зацепилась полой за корягу и повисла. А внизу река бурлит, так страшно сделалось. Спасибо, дедушка близко оказался. Снял меня со скалы и отшлепал.
– И правильно сделал!
Андрей, распаренный, размякший от третьей чашки горячего, обжигающего чая, счастливо улыбался, глядя то на дочь, то на Ларису. Ему было хорошо. Так хорошо, что слезы навертывались на глаза. Он даже не слушал, о чем они говорили потом, ему было достаточно слышать их голоса. А что будет дальше – стоит ли об этом загадывать? Вот они сидят, пьют чай, смеются, печалятся, самые родные, самые близкие на земле люди, и от этого, кажется, молодеет душа.
Андрей уже не помнил, когда ему было вот так же радостно, как сегодня, как сейчас. Может быть, поэтому и не хотелось говорить. И все же, допив чай, он произнес:
– Теперь уж, Олюшка, я никуда тебя не отпущу. Будешь жить дома.
