Текст книги "Поднебесный гром"

Автор книги: Александр Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– А вы к нам в гости приезжайте! – сказала Ольга и улыбнулась отцу. – К тому же я не сейчас уезжаю, а когда школу закончу.

– Значит, ты все уже решила?

– Решила, папа. И не сердись на меня, пожалуйста. Тебе же будет спокойнее. – Она прямо посмотрела отцу в глаза: – Согласись, три женщины в доме на одного мужчину – это уже слишком, не правда ли?

– Почему на одного? – хотел свести все в шутку Андрей. – А Виталька на что?

Но Ольга не приняла шутки.

– Мне жалко тебя, папа, – сказала она, – поэтому я и уезжаю.

30

Аргунов тихонько, чтобы не разбудить Волчка, вылез из моторной лодки, помахал руками, затем сделал несколько энергичных приседаний, чтобы разогреться.

Предутренняя свежесть и комары заставляли постоянно двигаться.

Чуть светлела крутая излучина протоки. Течения здесь почти не было, и оттого глухая тишина была разлита во влажном воздухе, лишь летающие кровососы назойливо и заунывно тянули свою песню.

Обозначился было ранний восток и снова затянулся плотным пологом тумана. Стало прохладно и неуютно. Купы ив сливались с темным небом, только редкие звезды тускло подмигивали сквозь них, потом и они попрятались. Даже матово-серая, почти стальная гладь воды и та скрылась из виду.

Рассвет точно раздумал наступать.

В полумраке Андрей отыскал удочку и банку с червями. С вечера рыба не ловилась – было ветрено, а может, менялось атмосферное давление, а рыба, известно, к перемене погоды весьма чувствительна. Сегодня же, судя по всему, рыбалка должна быть: утро тихое, росистое – к хорошему дню!

Андрей размотал леску, достал из банки червя и долго нанизывал его на крючок. Червяк извивался, сопротивляясь с упорством обреченного. Когда наконец с ним было покончено, Аргунов услышал какой-то непонятный звук и поднял голову.

Густой туман окружал его со всех сторон настолько плотно, что ни звезд, ни деревьев, ни воды не было видно, хотя ночная темень уже рассеивалась. Воздух, казалось, состоял из сплошных водяных капель – их холодное прикосновение остро ощущалось на лице и руках.

Странный звук повторился. Он был чистый и отчетливо слышался в этой чуткой тишине прохладного утра, когда всякая лесная живность затаилась в ожидании солнца. Даже синички-жуланчики, эти крохотные лесные мухоловки, и те отсиживались где-то в кустарниках.

Андрей пошел по пружинившему травянистому берегу, выбирая удобное для ужения место. С потревоженных ивовых сучьев на плечи и на спину дождем осыпалась густая роса.

Выбрав место, Аргунов закинул удочку. Поплавок едва различимо маячил на воде.

Непонятные звуки повторялись все чаще, рождая недоуменные догадки.

Что это? Андрей пристально поглядел в безмятежную гладь воды, и вдруг его осенило. Да это же рыба! На воде, под самым берегом, всплывали и лопались пузыри. Играет рыба!

Стало светлее. По воде словно пробежал легкий озноб – и десятки, сотни пузырей покрыли ее. И сразу все стало ясно, исчезла прелесть таинства: роса скатывалась с набрякших веток и цвенькала в воду.

Хрустальная капель словно будила припоздавшее утро.

На воде лежал неподвижный поплавок: ни всплеска рыбы, ни птичьего свиста. Только звон капели: «цвень, цвень».

Снова потянул ветерок – и, точно горохом, сыпануло по воде крупными каплями росы.

В минутном расплыве тумана обозначился белый круг, он быстро менял окраску, как бы накаляясь, – оранжевый, гранатово-красный, – и вдруг, точно лучом лазера, его окончательно рассекло надвое, раздвинуло, и все заалело, засверкало вокруг.

Пронзительно горящий восток, слепящая синева неба, прибрежные зеленеющие заросли кустарников старательно повторились в синей глади воды – утро проснулось.

Тенькнул в кустах жуланчик, отозвался другой, третий. По-старчески хрипло прокричал на лету древний ворон.

Всплеснулась крупная рыба. Видимо, стрельнула по малькам щука. Качнулся и поплыл поплавок.

Аргунов был уже наготове и слегка дернул удочку.

«Началось!» – подумал он, видя, как натянутой струной зазвенела леска.

На траве лениво выгибался карась, жирный, мясистый, медной чеканки.

«Вот это лапоть!» Однако любоваться было некогда. Андрей торопливо насадил на крючок свежего червя. Едва очутившись в воде, поплавок тут же поскользил от берега.

Снова подсечка – и снова приятное волнующее сопротивление…

В лодке заворочалось, зашебаршило. Показалась всклокоченная голова Волчка. Он лениво потянулся, смачно зевнул и, выбравшись из моторки, потрусил к Аргунову.

– Бр-р… ав-в… – знобко поежился он и хрипло, спросонья, спросил: – Который час?

– Тс-с… – Андрей обернулся к нему, держа в вытянутой руке удилище.

В эту секунду поплавок снова качнулся и томительно-медленно стал уходить в сторону.

– Клюет! – сдавленным голосом крикнул Волчок, и вмиг от его ленивого благодушия не осталось и следа: он весь загорелся рыбацким азартом.

– Ку-у-да? – засмеялся Андрей и слегка, как бы осаживая назад, сделал подсечку.

Звенящей струной натянулась леска, тонкий конец удилища изогнулся, и на поверхности воды, взбурунив ее, сверкнула широкая рыбина.

– Ух ты-и! – восхитился Волчок и набросился на Аргунова с упреками: – Не мог разбудить? Такую рыбалку проспал!

– Не переживай, и на твою долю хватит.

– Я побежал за удочкой!

Когда Волчок вернулся, Андрей снова с невозмутимым видом вытаскивал крупного карася.

У Волчка дело не шло. Удочку он забрасывал неумело, бил по воде, поднимая брызги.

Аргунов морщился, с неудовольствием поглядывал на суетящегося Волчка, но стойко терпел ненужное соседство.

Вдруг Волчок вскрикнул.

Аргунов живо обернулся. Валерий тянул удилище, согнутое в дугу. Лицо его выражало отчаяние. Первым желанием Андрея было кинуться на выручку, но он удержал себя: пускай привыкает к самостоятельности, прочувствует… Он только помогал советами:

– Не торопись, помучай ее, помучай…

Раздался хруст – кончик удилища, упав в воду, скрылся из глаз. Рыба, видать, ушла на глубину.

– Сазан, – догадался Андрей, запоздало жалея, что не вмешался.

Волчок растерянно смотрел на Аргунова: в глазах недоумение и обида. Светлые ресницы задергались часто-часто, как у мальца, который вот-вот заплачет.

– Упустил? – сочувствующе спросил Андрей.

– Упустил.

– Ладно, не горюй. Бери в лодке мою пластиковую удочку, уж она-то не сломается.

– Можно, да? – обрадованный Волчок направился к лодке.

Но клев уже кончился: как говорится, лови, пока ловится.

Волчок чуть не плакал: в кои-то веки повезло, и тут сорвалось. Когда такое повторится?..

– Рыбу, брат, ловить тоже надо умеючи, – утешал его Андрей, – а ты сразу и… в штопор.

– Андрей Николаевич!..

– Ну ладно, прости. Принеси-ка лучше хворосту. На уху у нас с тобой хватит.

Костер никак не хотел разгораться: сучья были сырые. Валера долго дул на угли, и хворост наконец занялся слабеньким огоньком.

Андрей зачерпнул из речки воды и пристроил котелок над костром.

– Варить уху буду сам, – предупредил он.

– Вари, – согласился Волчок.

Уха получилась славная – душистая, наваристая, с дымком. Дружно хлебали из алюминиевых мисок, нахваливали, обжигались.

– Что, Валера, на природе-то вкуснее? – глядя на бледное лицо Волчка, спросил Андрей.

– Угу, – промычал тот с набитым ртом.

– Я тебя теперь каждый раз буду с собой на рыбалку брать. Не возражаешь?

– О чем разговор!

Волчок как-то странно посмотрел на Аргунова.

– Слушай, Андрей, а скажи по правде, ты счастлив?

– Счастлив? – переспросил Андрей. – С чего это тебе в голову взбрело?

– Просто так. Только откровенно…

Андрей смотрел в огонь и долго молчал.

– По-моему, счастье – это безошибочно выбрать в жизни свою дорогу. Мне кажется, я ее выбрал. Что ж мне еще надо? А что касается всяких житейских неурядиц… Всяко бывает. Не в них суть. Главное, чтоб духом не падать и не печься только о своих болячках…

– Это верно, – подумав, сказал Волчок. – А вот раньше я не так думал. Чтоб только мне хорошо было. И когда произошла авария, когда меня лишили, кажется, самого прекрасного, я возненавидел весь белый свет. Я задыхался от злости. И даже иногда… Да чего тут греха таить! Иногда просто жалел, что одним махом не свел счеты с жизнью.

Андрей обнял Валерия за плечи:

– Ну, ты скажешь… Жизнь, ведь она… Нет, все-таки хорошо жить!

31

Как на праздник шел Аргунов на работу. Да это и был праздник – ленинский субботник. Стояло теплое, чистое апрельское утро, подсвеченное встающим солнцем, и лишь на западе еще густела темнота, но с каждой минутой, с каждой секундой светлело и там, открывался необъятный простор неба с редкими, потухающими на свету звездами.

Дойдя до поворота улицы, Андрей оглянулся. Его провожали жена и сын. Правда, Виталька спал безмятежным сном в своей коляске, сладко посапывая носом, а Лариса все еще махала рукой: «Мы ждем тебя, ждем». Не было только Ольги: она чуть свет убежала в школу – тоже на субботник.

Рядом с Андреем шли, торопились люди, радостные, оживленные, и все направлялись туда, к заводу, от проходной которого разливалась окрест маршевая веселая музыка. Ее не мог заглушить даже турбинный гул, доносившийся с аэродрома. Гул этот был привычным для всех, и поэтому на него не обращали внимания, и лишь Андрей знал, что это готовят к полету новый самолет. Сначала гул был слабым, на высоких нотах – турбина только начала раскручиваться, – затем стал переходить на все более низкие и мощные тона, и вот уже басовитый грохот заглушил все и вся. Через несколько минут грохот немного спал, перелился в мирное гудение, и наконец все смолкло.

Андрей шел и вспоминал вчерашний разговор с директором завода Копытиным…

– Как самочувствие, Андрей Николаевич? – спросил Копытин, хитро и задорно глядя на вошедшего в кабинет испытателя.

– Спасибо. Пока не жалуюсь.

– Вот и отлично. А у меня к вам просьба…

Они сидели друг против друга через массивный, обитый зеленым сукном стол. На столе – красные, черные, белые телефоны, среди которых один был похож на маленький рояль – с клавишами и кнопками.

Георгий Афанасьевич отодвинул от себя телефоны, облокотился на стол и пытливо заглянул Аргунову в глаза:

– Нужно поднимать новую машину, Андрей Николаевич.

Аргунов удивился:

– А что, разве с фирмы вызывать испытателей не собираетесь?

– Зачем?

– Всегда так делали…

Копытин недовольно забарабанил пальцами по столу.

– А знаете такую пословицу: за морем телушка – полушка, да рубль перевоз?

– Стало быть, экономический эффект?..

– А что? – Копытин слегка улыбнулся, морщинки оживленно задвигались на лице. – И об экономии думать надо. Знаешь, как заказчик за горло взял? Мертвой хваткой. Из-за этого самого экономического фактора. Вот и вертись как белка в колесе. Чтобы и производительность труда повысить и рабочих не обидеть. Как говорится, чтоб и волки были сыты и овцы целы. Но не только поэтому… – Лицо его снова сделалось жестким и строгим: – Хватит нам бедными родственничками прикидываться! А то моду взяли: чуть что, в Москву за песнями… Что у нас, своих песняров не хватает?

Андрей молчал.

– Я так и заявил на фирме, – продолжал Копытин, – а они свое. Машина, дескать, принципиально новая. После аварии мы учли все недостатки. Утяжелили нос за счет электронного оборудования. Доработали управление. Летчики строевых частей за эту машину теперь спасибо скажут. Насчет «спасибо», говорю, еще неизвестно, пусть сначала наш испытатель с ней познакомится, а потом уж начнем в колокола бить. Так что, Андрей Николаевич, завтра за тобой слово.

– Завтра коммунистический субботник, – напомнил Аргунов.

– Вот и прекрасно! – К глазам директора снова сбежались веселые лучики. – Рабочие будут трудиться в цехах, а для вас, так сказать, небесный субботник. Что, не справишься?

Аргунов пожал плечами:

– Не боги горшки обжигают…

– Вот и я так думаю… Значит, по коням?

Андрей уже дошел до двери, обернулся:

– А почему вы мне доверяете, а не Струеву? Он ведь теперь шеф-пилот…

Копытин встал из-за стола, подошел к Аргунову:

– Значит, еще сидит в тебе обида? А я-то думал, что ты выше этого…

Он снова усадил Аргунова на стул.

– Давай поговорим начистоту. Стало быть, ты считаешь, что тебя неправильно отставили?

– Нет, все правильно. Но зачем – Струева? Есть более достойные.

– Например!

– Суматохин, Волобуев.

– А почему не Струев? Что он, плохой летчик?

– Он плохой человек.

– А значит, и летчик?

Аргунов молчал.

– Ну что ж ты? Договаривай. Выходит, плохой человек не может быть хорошим летчиком, так, что ли?

– Не может.

Копытин задумался.

– Максималист, – наконец произнес он.

– А как иначе?

– Ну что ж! Над этим стоит подумать. Но… не сейчас. Как считаешь?

– Просто к слову пришлось…

– Ладно! – Копытин поднялся. – На сегодня ты свободен, Андрей Николаевич. А завтра тебе предстоит трудный день.

– Все дни у нас не легкие…

– Вот это как раз и здорово! – воскликнул директор. – Каждый день тем и хорош, что труден! Не так ли?

…На бетонированной площадке перед зданием ЛИС Аргунов заметил директорскую «Волгу», рядом с ней стояла «Чайка». Никак, большое начальство пожаловало!..

Аргунов, не медля, отправился к врачу. Тамара Ивановна (Струев оказался прав – она вернулась на ЛИС) с готовностью поднялась ему навстречу:

– Как спали, Андрей Николаевич?

– Отлично.

Она измерила давление, посчитала пульс и с удовольствием подняла на испытателя темные ласковые глаза:

– Вас хоть в космос запускай! Неужели вы ничуть не волнуетесь?

– Привычка. А чему волноваться?

– Ну как же? Востриков даже домой не ходил.

– Вострикову это по штату положено, – пошутил Андрей.

– Ночевать в цехе? Ну, знаете…

В диспетчерской, как обычно, шумно и оживленно. Андрей поздоровался, но на него не обратили внимания. Все взоры были обращены на Суматохина: он, как всегда, травил:

– Я как раз был дежурным на СКП. В воздухе шум, гвалт, идут самостоятельные полеты курсантов. И вдруг слышим тихий, слабенький голосок: «Я – 701-й, мотор дает перебои…» Ну, все всполошились, конечно, забегали, а руководитель полетов запрашивает: «Какие обороты?» – «Восемьдесят процентов». – «Температура?» – «Нормальная…» – «Не теряй самообладания». – «Не теряю…» – «Молодец, поставь сектор газа на малый…» – «Поставил». – «Где находишься?» – «На выруливании…» – «Что?! Ну, тогда заруливай!»

Андрей посмеялся вместе со всеми, спросил у Наташи:

– Как дела?

– Самолет готов, полетный лист выписан. Прогноз и фактическая погода вполне соответствуют.

– Ну и отлично. Пошел одеваться.

На выходе Аргунов встретил Вострикова. Вид у Семена Ивановича такой, что краше в гроб кладут: бледный, осунувшийся, с воспаленными глазами. Поднял на Андрея встревоженный взгляд:

– Как здоровье?

– Вы б лучше о своем здоровье побеспокоились, Семен Иванович. Разве так можно, не спавши всю ночь?

– Ладно, – отмахнулся Востриков, – потом отосплюсь.

Андрею стало нестерпимо жаль его: ведь сколько он помнил – Семен Иванович был в вечных заботах. И ему так захотелось сказать этому маленькому озабоченному человеку что-нибудь доброе, утешительное.

– Семен Иванович, не волнуйтесь. Я уверен, на этот раз машина не подведет.

Востриков моргнул и неожиданно улыбнулся. А в глазах, увеличенных стеклами очков, забилась такая радость и ожидание, что и Андрей тоже невольно улыбнулся.

– Ну, я пошел?

– Иди, Андрей Николаевич, машина тебя ждет.

Самолет стоял на самом видном месте, в стороне от всех. Блестящим глянцем отливали на солнце короткие белые крылышки. Пронзительные лучи, струившиеся с высоты чистого неба, косо ударялись о гаргрот – верхнюю часть фюзеляжа и, отражаясь от него, слепили глаза. Прозрачный плексигласовый фонарь был сдвинут назад – кабина открыта и ждет летчика. Прислонясь к стремянке, приставленной к борту кабины, ждал летчика и механик.

– Счастливого полета, Андрей Николаевич.

– Спасибо.

От спецмашины с аккумуляторами – «пускача» – тянулся к истребителю толстый электрический жгут.

Андрей перевел взгляд дальше, увидел, как к полосатому домику стартового командного пункта подкатили санитарная машина и аварийный тягач.

Дрогнула и стала медленно вращаться антенна обзорного радиолокатора.

Все готово к началу полета.

Усаживаясь в кабине, Андрей невольно подумал о том, сколько самых различных служб задействовано для обеспечения одного-единственного полета: руководители на СКП и на станции слепой посадки, операторы на локаторах, механики, мотористы, электрики, радисты, кислородчики, медики, синоптики.

Андрей увидел на крышах приземистых аэродромных каптерок, заводских цехов, на деревьях людей. Их было много, очень много, и все они ждали. Вырулив на линию старта, он представил себе, как на балконе востриковского кабинета собралось все руководство завода, там же и первый секретарь обкома, ведь это его «Чайка» стоит рядом с директорской «Волгой», там же, наверное, сгорает от нетерпения Сандро Гокадзе, там Востриков и, безусловно, Копытин. А друзья-испытатели, конечно, смотрят сейчас из окна летного зала, и каждый завидует ему, Аргунову, как завидовал бы и он, Андрей, другому счастливцу, тому, кто улетает…

Дали разрешение на взлет.

Андрей вывел полные обороты, нажал на гашетку форсажа и, кинув быстрый взгляд по сторонам, мельком увидел приветственно машущие руки.

ОБ АВТОРЕ

Смоленский писатель Александр Демченко – в прошлом летчик-испытатель. Его повести «Голубая симфония», «Серебряные крылья», «Стрелы разламывают небо», «Прерванный взлет», «Буреломный ключ», «Судьбы крутые виражи» и роман «Поднебесный гром» посвящены военным летчикам и летчикам-испытателям.

За яркое художественное отображение героико-патриотической темы в романе «Поднебесный гром» Александр Демченко был удостоен диплома Министерства обороны СССР.