Текст книги "Поднебесный гром"

Автор книги: Александр Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

9

На летно-испытательную станцию зачастили незнакомые люди, подолгу собирались в кабинете у Вострикова, о чем-то совещались и спорили: тут же нашел постоянную прописку и главный инженер завода Владимир Николаевич Каштан, высокий, сутулый человек с бритой головой и вечно усталыми глазами, с угрюмо свисавшими вниз черными усами.

Нередким гостем на испытательной станции стал и директор завода Георгий Афанасьевич Копытин.

Готовились к запуску в серию самолета новой модификации, с новым двигателем.

Зачастил на ЛИС и Гокадзе, осунувшийся от забот.

В это утро он появился в летном зале со свернутым в рулон ватманом и, увидев Аргунова, одиноко стоявшего у окна, обрадованно бросился к нему:

– Привет, Андрюха! Твои скоро подойдут?

– Чего ради они тебе понадобились?

– Занятия с вами проведу. Или вас не интересует новинка?

– Почему не интересует? Летать нам на ней, пора и за учебу браться. Правда, сегодня Востриков обещал парочку самолетиков подкинуть.

– С ним уже согласовано, он-то и послал меня к тебе. Если не возражаешь – сейчас и начнем.

– Ради бога! Какие могут быть возражения? – Андрей помог ему повесить на стене длинную, как простыня, схему, долго разглядывал ее и наконец обернулся к Гокадзе: – Добрый, видать, истребитель будет?

– Еще какой! Сказка – не самолет! А вот и твои соколы! Проходите, товарищи, не будем терять времени. – Гокадзе уверенно начал: – Двигатель, понимаете, и по мощности, и по экономичности превосходит своего предшественника. Это показали стендовые испытания на земле, а также воздушные испытания на летающей лаборатории. Габариты его меньше, а раз так, то освободившаяся полезная площадь на самолете будет использована для дополнительного топлива и для различной радиоэлектронной аппаратуры. Улавливаете?

После занятий Волчок, потирая от нетерпения руки, сказал:

– Эх, скорее бы!

– Тебе повезло, – улыбнулся ему Андрей. – На твоих глазах рождается новая техника.

В голосе старшего испытателя Волчок уловил грусть.

– Уж не думаете ли вы, Андрей Николаевич, уходить с летной работы? – спросил он.

– Я-то не думаю, а врачи за меня уже подумывают. На медкомиссии вопросик подкидывали: «не пора ли?..»

– Да вашему здоровью любой космонавт позавидует!

– Но не возрасту. Как-никак пятый десяток разменял.

– Зато у вас опыт! А такими людьми не разбрасываются. Вон Коккинаки до шестидесяти летал!

– Коккинаки – явление. Если хочешь – уникальный пример летного долголетия. И притом полеты полетам рознь – не хочется с истребителей уходить. Я ведь, Валера, один из первых сверхзвуковой барьер осваивал. Отними у меня гермошлем – все, кончилась жизнь. – Он помолчал. – Знаешь, о чем я думаю иной раз? О пенсии. Вот уйду с работы – чем заниматься буду? Отец, тесть то есть, к себе на пасеку зовет. Для здоровья занятие, дескать, очень пользительное. Теперь сравни! Раньше под тобой вся вселенная лежала, и ты над миром парил как бог. И вдруг с кряхтеньицем возле улья копаешься… Встречаешь иной раз списанных летчиков – какими жалкими они кажутся на земле! Потухшими. Иной бодрится: нашел-де занятие себе по духу! А вглядишься – бодрячество-то надуманное.

Они возвращались с работы через пустынный парк. Деревья стояли голые, как скелеты, на которых лишь кое-где стойко держались желтые, но тоже мертвые листья. Не верилось, что еще совсем недавно здесь шептались зеленые листья и пели птицы и что не было в парке местечка, где бы не целовались влюбленные. Время, время… Минует осень, за нею – зима, весна, и зазвенят ручьи, хмельным паром окутается земля, в стволах деревьев забродят соки, и все оживет, зазеленеет, зашумит! И жизнь как ни в чем не бывало продолжится.

Уйдет из авиации Аргунов, остается Волчок, и полеты останутся. Все останется…

Дома не успел он даже раздеться, как раздался телефонный звонок. Это была Лариса.

– Знаете, я сегодня бродила одна по берегу. Пустынно так, грустно. Вдруг самолет, да низко так! Ух, здорово! Я сразу поняла: это вы!

Андрею не хотелось ее разочаровывать, но врать он не стал:

– Нет, я сегодня не летал.

– Не летали? Обидно.

– Приезжай ко мне, – тихо произнес Аргунов.

– К ва-ам? Но ведь я еще никогда…

– Вот и хорошо. А я тебя встречу. Где тебя встретить?

Лариса немного помолчала, раздумывая.

– Не надо встречать. Я приду сама.

Явилась она минут через пятнадцать. У него заколотилось сердце, как только она ступила через порог.

– Не ждали, что так скоро? А я прямо с работы.

– Молодец. А то мне тут одному хоть вой с тоски.

Лариса легко прошлась по ковру, остановилась у пианино:

– Играете?

– Только «Чижик-пыжик».

– Кто же в таком случае у вас играет?

– Ольга… дочка. И жена когда-то играла.

– А давно она… Давно ее нет?

– Уже два года.

– И вы все это время один?

– Почему один? С дочкой… Она у меня знаешь какая?.. Все приготовит, все постирает. И учится на «отлично»! Вы с нею подружитесь.

Лариса как-то странно посмотрела на него, но ничего не сказала.

Аргунов принес из кухни бутылку с нарядной наклейкой, конфеты, два бокала, придвинул столик к низкому креслу, в котором сидела Лариса.

– Умеете принимать гостей, – улыбнулась она.

– Значит, мне нечего бояться будущего. Спишут с летной работы – в официанты подамся. Говорят, их заработок не ниже, чем у летчиков, вместе с чаевыми разумеется.

– Да ну? А я-то, глупая, все на машинке стучу. Возьмите и меня с собой.

– А что, и возьму! Будем вместе работать в каком-нибудь фешенебельном ресторане.

– А по вечерам подсчитывать чаевые, – рассмеялась Лариса.

– И складывать их в чулок…

Аргунов поднял бокал:

– За?

Лариса подняла свой бокал:

– За!

Они чокнулись бокалами, но звон не понравился ей.

– Не так, давайте снова.

Бокалы медленно сошлись, и по комнате разнесся протяжный, хрустальный звон. Склонив голову, Лариса с улыбкой слушала замирающие звуки.

– Еще, – попросила она.

И снова: «дзинь».

Андрей смотрел на нее: какая пугающая молодость! Странно, молодость – и вдруг пугающая.

Он украдкой покосился на себя в зеркало: да, разница есть, и немалая.

«Интересно, сумел бы я объясниться? Пожалуй, нет, не хватило бы духу. А ей, наверное, говорили много нежных слов, клялись. И цену, наверное, она себе знает».

– Что вы на меня так смотрите?

– Хочу понять, кто ты?

Лариса прищурилась, вызывающе гордо вскинув голову:

– Обыкновенная девушка.

Он улыбнулся:

– А этой обыкновенной девушке не скучно со мной?

– Ах, вы намекаете на возраст?.. Теперь я, кажется, начинаю соображать. – Она отодвинула бокал. – Можно сигаретку? Хочу курить.

Андрей не удивился просьбе Ларисы – ведь сейчас это модно, когда девушки курят. Сам курить он не стал и, забавляясь, наблюдал, как неумело прикуривала она от спички. Лариса заметила это, но не смутилась, а даже с каким-то вызовом затянулась, выпустив изо рта струйку дыма.

– Это жена? – кивнула на фотографию.

– Дочь.

– Такая большая?

– Она рослая девочка.

– И красивая, – заметила Лариса.

В голосе почудилось нечто вроде ревности.

– На мать похожа, – сказал Андрей, – как две капли воды.

– А мне кажется – на вас. – Немного погодя, спросила: – А где сейчас дочь?

– Оставил в Ташкенте у деда с бабушкой.

– Сколько же ей лет?

– Скоро тринадцать будет.

– Тринадцать, – раздумчиво протянула Лариса и исподволь, изучающе поглядела на него.

«Посмотри, посмотри на меня», – с усмешкой думал он, делая вид, что любуется этикеткой на бутылке. Неожиданно спросил:

– Что, стар?

Лариса покраснела, и он понял, что попал в цель.

– И вовсе не стар! Можно быть старым и в двадцать лет. А Мария в старика Мазепу влюбилась.

– То был Мазепа…

Девушка притушила сигарету.

– По-моему, любовь не объяснишь, – произнесла она, – а может, и объяснять не стоит. Или она есть, или ее нет…

Андрей взял ее руку, горячую, нервную. В сердце будто ударил ток. Он разжал пальцы.

«Она может обидеться», – толкнулось внутри.

А Лариса, казалось, чего-то ждала. Маленькая трепетная ладошка ее покинуто лежала на столе. Андрей снова взял ее руку и до боли сжал. Девушка покорно терпела. Ее глаза, такие нежные, ласковые, смотрели, казалось, в самую душу, а черная родинка около уха была такой трогательной…

«Вхожу в штопор», – подумал он, но сдержал себя, поднялся, отошел к окну.

10

Андрей водил по заросшим щекам бритвой, выкашивая колючую щетину, и запоздало жалел, что так все случилось. Часы показывали пять минут девятого. Надо было поторапливаться.

Уходя, он мельком увидел портрет Светланы. Ему даже показалось, что она улыбнулась, как и раньше, провожая его в полет, но он быстро захлопнул дверь. Не стал ждать служебного автобуса, который обычно по утрам собирал испытателей и наземную службу ЛИС. У него был свой излюбленный маршрут: пешочком через парк – и на завод. Это занимало не более получаса, зато придавало бодрости и настраивало на рабочий лад.

Ноги размашисто отмеривали шаги, пальцы неутомимо сжимали и разжимали эспандер – своеобразная гимнастика для рук.

– Здорово, Андрей! О чем задумался?

Аргунов поднял глаза, увидел Волобуева.

– А, Жора, привет!

– Ты чуть не сбил меня. Или рассеянность – высшая стадия сосредоточенности?

– Вот именно.

– Над чем ломаешь голову, если не секрет?

Андрей бросил скороговоркой:

– «Как гибельны страсти! Это ветры, надувающие паруса корабля; они его иногда топят, но без них он не может плавать».

– Что-что? – Волобуев заморгал своими воловьими глазами. – Ты, кажется, заговорил стихами?

– Нет, это не я – Вольтер. И над его предупреждением стоит задуматься.

– Ты о Волчке? Да, бесшабашно летает.

Аргунов рассмеялся.

– Ты чего? – Волобуев недоуменно посмотрел на него. – Человека заносить стало, за Струевым тянется, а ты как бы в стороне!

– Да нет. Я о другом думал, а что касается Валеры, тут ты действительно прав: его нужно держать в узде.

Они заглянули в диспетчерскую. Там, как всегда с утра, было многолюдно: механики, испытатели, контрольные мастера. Белокурая диспетчерша Наташа что-то писала в своем рабочем журнале.

– Эх, Валера, такую девушку упустил! – скосив взгляд на диспетчера, с сожалением покачал головой Денисюк, любитель побалагурить.

– Везет откуда-то с Черниговщины, – поддержал его Суматохин. – Что, здесь своих не хватает? Правда, Наташа?

Лицо у Наташи медленно наливалось краской, хотя она делала вид, что усердно занята журналом.

– Теперь близок локоток, да не укусишь, – шумно вздохнул один из механиков.

И раздался общий сокрушенный вздох:

– Да-а!

– А ну, перестаньте, – прикрикнула девушка, – а то всех выгоню! А ты, Валера, не расстраивайся, еще не все потеряно.

Грянул оглушительный хохот.

– Да я не в том смысле, – смущенно оправдывалась Наташа. – Валера, не слушай их…

– В самом деле, – не унимался Федя Суматохин, – сам приехал, а жену не везет. Так нечестно, Валера. Какая она у тебя?

– Красивая, – признался Волчок.

– Потому и не везешь?

– Конечно, боюсь, что отобьете!

– Мы такие, мы могем! – прогудел Жора Волобуев и снова обернулся к девушке: – Как ты, Наташа, думаешь?..

– Ну хватит! – перебил его Аргунов. – Пошутили – и баста! А то с утра раскачка, к вечеру горячка. – Он подошел к диспетчерскому столу: – Наташенька, много сегодня машин?

Девушка благодарно взглянула на него.

– Под завязку, Андрей Николаевич.

– Готовые есть?

– Две.

– Где Востриков?

– Семен Иванович сейчас в ангаре. Что-то с «десяткой» не ладится.

– Тогда начнем полеты, – распорядился Аргунов.

– Еще синоптик не приходил, – возразила Наташа.

– Видимость миллион на миллион, а ты – синоптик. – Андрей присел рядом с девушкой, посмотрел в рабочий журнал. – Валера, – он повернулся к Волчку, – полетишь на «ноль восьмой», а ты, Жора, на «ноль девятой». Вопросы есть? Нет? Всем на старт!

Вскоре в небо ушла первая машина, за ней – вторая. Аргунов решил взять себе «десятку» – очень уж капризная машина попалась. Несколько дефектов обнаружили на земле, а какой она окажется в воздухе? Аргунов направился в ангар. Самолет стоял, весь разлюченный, и наземники работали кто где – в кабине, в носовом отсеке, в куполе шасси.

– Э-э, так и к вечеру не успеете, – сказал Аргунов механику.

Механик, богатырь, под стать ему самому, заверил:

– Не пройдет и часа – машина выйдет на линейку.

Подбежал запыхавшийся моторист:

– Андрей Николаевич, звонили, у Волчка что-то…

Сердце упало.

– Что именно?

– Не знаю.

Аргунов вскочил и понесся саженными прыжками в диспетчерскую. В воображении уже вставали картины, одна страшней другой. Рванув дверь диспетчерской, он увидел прильнувших к динамику людей.

– Что у него?

– Не вырабатывается топливо из левого крыльевого отсека, – поспешно ответила Наташа.

– Фу! – облегченно выдохнул Аргунов, и с плеч будто сто тонн свалилось. – Где он?

– Возвращается на точку.

Прибежал Востриков, взъерошенный и напуганный.

– Что с Волчком? – растерянно мигая, спросил он.

– Ничего особенного, – успокоил его Аргунов. – Левый отсек не вырабатывается.

– Передайте Денисюку – пусть сажает! – приказал он и выскочил из диспетчерской.

Аргунов понимал его состояние: самолетов на ЛИС скопилось немало, месяц на исходе, а тут опять загвоздка.

Причина неисправности выяснилась сразу, как только Волчок зарулил на стоянку. Оказалась незакрытой горловина бака – отсюда невыработка топлива.

Востриков напустился на наземный экипаж:

– Куда вы смотрели, черт бы вас побрал? Или у вас глаз нет? Мало думаете о летчиках! – гремел его сорванный, рассерженный голос.

– Не доглядели, – жалко оправдывались механик и контрольный мастер.

Аргунов, не дослушав, ушел. Волчка он увидел в диспетчерской. Тот с невозмутимым видом заполнил в полетном листе: «Задание не выполнил». Аргунов выждал, пока он распишется, негромко позвал:

– Валера, пойдем со мной.

Они вышли в коридор.

– Иди раздевайся, сегодня больше не полетишь.

– Не полечу? – заволновался Волчок. – Но ведь у меня еще одна машина!

– На сегодня тебе отбой.

– Как отбой?

– Тогда расшифрую! – повысил голос Аргунов. – Я отстраняю тебя от полетов. В конце рабочего дня поговорим подробнее.

– Объясните, за что отстраняете?

– За халатное отношение к своим служебным обязанностям. Ясно? И приготовься сам объяснить: почему так случилось у тебя?

Через пять минут Аргунова разыскал обеспокоенный Востриков.

– Ты Волчка отстранил? – спросил он недовольно. – Но ведь техслужба виновата.

– С летчика тоже вина не снимается. Он должен осматривать машину перед вылетом, а если не осмотрел – грош цена такому летчику! – жестко отрезал Аргунов.

– Резонно, но пойми, Андрей Николаевич, план поджимает. Отмени свое наказание.

– Нет!

– Тогда отменю я.

– Пойду к директору.

Востриков нервно махнул рукой:

– Вечно ты мне подножку ставишь. А ведь повозку легче везти вместе.

Целый день гремел аэродром. Испытатели улетали, прилетали, записывали выявленные дефекты, вновь отправлялись в полет, а Волчок как потерянный слонялся по залам летно-испытательной станции.

Ровно в шесть вечера, одеваясь после душа, Аргунов сказал Суматохину:

– Покличь-ка всех пилотов в штурманскую.

Штурманская – это небольшая комнатка, облепленная картами, схемами и всевозможными графиками. Здесь обычно собирались для получения задачи на очередной летный день. Если в летном зале можно было поиграть в бильярд, отдохнуть, расслабиться после полета, то здесь все – и большой стол с крупномасштабной картой под плексигласом, и книжный шкаф со справочниками и летными документами, и массивный железный сейф – все располагало к рабочей деловитости, дисциплинировало, подчеркивало главное, чем живут испытатели.

Волчок раньше всех пришел в штурманскую. Он сидел и наблюдал, как один за другим входили его товарищи-испытатели, немного усталые, молчаливые.

Аргунов оглядел товарищей, сидящих перед ним, по их лицам понял: ждут разговора.

А сам виновник чрезвычайного происшествия Волчок делал вид, что рассматривает на стене схему пробивания облаков, и ничто иное, казалось, не интересовало его в эти минуты.

Что это, выдержка или бравада?

– Валера, проанализируй свой полет, – предложил Аргунов.

– Полет – как песня, на одном дыхании! – воскликнул Волчок.

– Не юродствуй! – одернул его Суматохин.

– И встать бы надо, – напомнил Волобуев.

Волчок поднялся, поняв, что шуточками не отделаешься.

– Я бы попросил вести себя серьезней, – сказал Аргунов. – Вопрос не праздный. Сегодня ты допустил непростительную ошибку.

Волчок вспыхнул, точно кто отхлестал его по щекам.

– Что ж… я готов понести наказание! Наказывайте! Только в инструкцию летчику надо внести добавление: перед полетом закрыть горловины топливных баков…

– Лепет! – оборвал его Аргунов. – В инструкции черным по белому написано: осмотреть самолет! Ты осматривал его? Нет! Срыв задания произошел по твоей вине.

– Что вы на меня все шишки валите за какую-то несчастную пробку! – не выдержал Волчок. – Если на то пошло, есть техническая служба! Она не закрыла пробку!

– Ты что… серьезно?

– Какие тут могут быть шутки?! – возразил Волчок.

– Так… Тогда переходи на прием! – Аргунов круто повернул разговор. – Самолет тебе не конь. Это на коня можно вскочить на ходу. С механиков, разумеется, спросится, но главная ответственность – на тебе! Ты задумывался над тем, сколько стоит твой «конь»? Про жизнь испытателя я уж и не говорю.

Волчок подавленно молчал.

– Я сегодня лишь отстранил тебя от полетов, но если подобное повторится еще раз, придется принимать меры покруче. И позволь, Валера, тебе заметить: мы все-таки выполняем испытательные полеты. Заруби себе на носу: ис-пы-тательные! А с небом не шутят. В небе либо летают, либо… Дошло?

– Дошло, – чуть слышно отозвался Волчок.

– Все! – тяжелая ладонь Аргунова легла на стол. – С понедельника приступаем к изучению конструкции нового самолета. А теперь – по домам.

Волчок жил неподалеку от Аргунова.

– Ты не торопишься? – окликнул его Аргунов, когда они вышли из автобуса.

– А что такое? – В голосе Волчка послышалось отчуждение.

– Не сердись, оставим обиды на работе.

– Я не сержусь.

– Вот и отлично. Зайдем ко мне?

– Нравоучения будете читать?

Аргунов рассмеялся:

– Ох и ершист же ты!

– Приходится быть ершистым, – сказал Волчок, и лицо его посветлело и оживилось. – Да вы не думайте, Андрей Николаевич, я ведь ершист не от злобы, просто у меня характер такой. Знаю, за дело строгают, а все равно упрямлюсь, в бутылку лезу. Ну ничего, исправлюсь. Да?

– Это от тебя зависит.

Аргунов открыл дверь и легонько подтолкнул вперед оробевшего Валерия:

– Заходи и найди себе какое-нибудь занятие, а я сейчас…

Пока Аргунов возился на кухне, готовя кофе, Волчок, осмелев, заинтересовался книгами, что стояли на полках.

– Богатая у вас библиотека, – заметил он, когда появился Аргунов с двумя дымящимися чашками кофе.

– Это все от жены осталось. Запоем читала. Я только про авиацию собираю. – Андрей взял с полки книгу: – «Голубая моя планета» Титова. Читал?

– Не успел.

– Ну, братец, за такими вещами надо следить, – мягко пожурил он Волчка. – Да, вот еще: «Один в бескрайнем небе» Бриджмена. Стоящая вещь! Жаль, что у нас мало об испытателях пишут.

– Да, – мечтательно вздохнул Волчок, – написал бы кто-нибудь про нас – заводских испытателей.

– В герои захотелось? – насмешливо спросил Аргунов.

– А что? Другим можно, а нам нельзя? – разгорячился Волчок, но, уловив едкую усмешку Аргунова, тут же поправился: – Не обязательно ж про меня. Вон Струев! Летает как черт!

– Летать-то летает, но иногда зарывается. Бесшабашничает.

– Андрей Николаевич, вы меня поражаете, честное слово. Смелость – это разве бесшабашность?

– Бывает смелость во имя чего-то и бывает – просто так.. Но тогда она уже не называется смелостью.

– А как?

Аргунов пожал плечами.

– Что-то вроде озорства. А мы ведь взрослые люди. – Он оглядел Волчка и рассмеялся: – Хотя о тебе этого, конечно, не скажешь…

– Скажите, Андрей Николаевич, а как вы испытателем стали? – спросил Волчок.

– Совершенно случайно. Не веришь? Дотащил однажды до аэродрома машину неисправную, а ко мне с предложеньицем: не хотите ли стать испытателем?

– Шутите вы все, Андрей Николаевич, – обиженно сказал Волчок.

Лицо Аргунова сделалось задумчивым.

– И все-таки это правда: мне помог случай. Там и начальник ЛИС сидел, не Востриков, другой. Он-то и предложил мне стать у них испытателем. Так что, Валера, никакая машина панибратства не любит. Особенно новая. С ней всегда держи ушки топориком.

– Да какая же она новая?! – возразил Волчок. – Вот на фирме – там действительно новая! Опытный образец! А здесь, – он махнул рукой, – серийная. – Андрей напряженно, точно впервые увидев, смотрел на него, а Валерий, войдя в раж, не замечал его взгляда, горячился еще больше: – Какие мы испытатели? Облетчики! Черновая работа! Прямо смех разбирает. Я-то думал: попаду в испытатели, а тут… Да мне и вас жалко, Андрей Николаевич!

– Все? – тихо спросил Аргунов. – Тогда слушай меня внимательно. На собрании я тебе не сказал, щадя твое самолюбие, а теперь скажу. Зазнайка ты! Легкодум. А еще хочет, чтоб про него книги писали…

Волчок пытался возразить, но Аргунов повысил голос:

– Слушай!.. Да, у нас черновая работа, а задумывался ли ты когда-нибудь над тем, что от этой работы зависит жизнь войсковых летчиков? Сотен. Тысяч. Ты лишь мелочь не доглядел, что-то упустил – и это может обернуться трагедией. «Облетчики»… Да, облетчики. Я бы даже не так сказал – мусорщики! Мусор выгребаем. Ну и что? Разве от этого меньше ответственность? Конечно, на фирме работа чище. Так сказать, в белых перчатках. Но кто-то должен выполнять работу и в рукавицах!

Андрей резко отодвинул от себя чашку с кофе, встал.

– Надеюсь, Валера, что это в тебе по молодости лет. А чуть повзрослеешь да осмотришься… – Он прошел к книжной полке, достал тонкую синюю книжечку с золотым тиснением: – Ты сказку Экзюпери читал?

– Сказку? – удивился Волчок.

– Да, именно сказку. Про маленького принца. А ты что, не знаешь, что известный летчик писал сказки?

– В первый раз слышу.

– Тогда тебе будет очень полезно почитать эту сказку. Особенно то место, когда маленький принц рассказывает летчику о своей крохотной планете. Понимаешь, каждое утро он начинает с того, что выпалывает баобабы. И если бы он не выполол хотя бы несколько баобабов, они бы разорвали его планету. Вот и нам надо выпалывать свои «баобабы».