Текст книги "Поднебесный гром"
Автор книги: Александр Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
5
Перед Струевым сидел маленький – лицо детское, в веснушках – человек по фамилии Волк. По всему видать – непоседа. Это было заметно по той нетерпеливости, с какой он выслушивал Струева, по его быстрым, острым глазам, которые перебегали с одного предмета на другой, ни на чем, казалось, не задерживаясь.
Струев вводил его в суть дела.
– Лев Сергеевич, а как же с полетами? – не выдержав, перебил его Волк.
– Дойдем и до полетов. Вначале о житье-бытье. На первых порах тебе придется остановиться в гостинице, но это временно: пока новый дом не сдадут…
– Да я, собственно…
– Тормози! – недовольно остановил его Струев. – Тебе дело говорят. Летчику-испытателю положена отдельная квартира. Ты холостяк?
– Женат. Но жену я пока оставил в Чернигове.
– Тогда тем более! – Струев с любопытством оглядел Волка. – Когда ж ты успел? А? Тебе сколько?
– Двадцать восемь.
– А выглядишь как зеленый огурец.
– Так ведь маленькая собачка до старости щенок! – Волк развел руками.
Струев снисходительно улыбнулся.
– Теперь о полетах, – сказал он. – Две недели на подготовку и сдачу зачетов достаточно?
– И одной хватит! – Волк рубанул рукой. – Технику эту я знаю назубок, до винтика. Три года на такой летал!
– Тормози! – Струев снова поморщился. – У нас, запомни, не обыкновенные полеты, а испытательные. Понял? Профили заданий и методику их выполнения надо как отче наш знать. А летные ограничения – назубок!
– Да меня хоть ночью разбуди…
– Увидим… – Струев немного помолчал и добавил: – А вообще-то радуйся, что наш старшой в отпуске. Ох и погонял бы он тебя!
– Я костистый. Выдюжил бы.
– Как сказать… Въедливый мужик. Так что, как подготовишься, сразу зачеты – и за работу! – подытожил Струев.
– А что мне готовиться, я и сейчас готов к любой экзекуции.
Струев смерил его насмешливым взглядом, чуть скривил губы:
– Ишь какой прыткий! Запомни: пересдавать зачеты мне – все равно что уходить на второй круг с остановленным двигателем.
– Органически не перевариваю ухода на второй круг! – Волк смотрел весело, с нахалинкой.
– Хорошо, – насупившись, сказал Струев.
На зачетах Волк действительно показал, что технику знает отменно.
«Посмотрим, каков ты в воздухе», – подумал Струев.
К учебно-боевому самолету их подвез юркий «рафик».
– В кабину! – кинул, не оглядываясь, Струев.
Волк чуть замешкался («А самолет осматривать?»), но решительность тона, краткого, как приказ, заставила повиноваться, и он быстро, с кошачьей ловкостью вскарабкался в кабину. Оттуда торчала только его голова в белом колпаке защитного шлема.
– Дожили, дети летать стали! – Струев подмигнул механику и начал медленно, с достоинством подниматься вверх по стремянке.
– Взлет и посадку выполню я, – сказал он по СПУ [4]4
СПУ – самолетное переговорное устройство.
[Закрыть]. – Первый полет – ознакомительный.
Самолет быстро набрал на разбеге скорость и, отойдя от земли, летел, прижимаясь к ней, точно не решаясь распрощаться, и вдруг круто рванулся вверх с одновременным разворотом.
– Боевой разворот! – с нескрываемым восхищением воскликнул механик, крутоплечий детина с широким лицом и толстой неповоротливой шеей.
– Струевский почерк!
– Этот покажет, где раки зимуют!
Авиаспециалисты, проводив в полет машину, не расходились, смотрели в небо. А самолет, точно почувствовав прикованные к нему взгляды, снова вернулся из голубой выси и стал носиться над аэродромом на больших скоростях; он ввинчивался в самый зенит, затем падал отвесно на корпуса завода, на приаэродромные сооружения, на людей с запрокинутыми вверх головами, покоряя их чистотой и отточенностью фигур высшего пилотажа, изяществом формы и своей мощью. Самолет неистовствовал, снова и снова с завидной неутомимостью крутил петли, перевороты, восходящие и нисходящие бочки и наконец плавно лег на горизонт, стал заходить на посадку.
Струев вылез из кабины, отойдя в сторону, стал поджидать молодого летчика. Его лицо было невозмутимым, точно он не имел никакого отношения к этой длинной поджарой машине с короткими крылышками, которая только что как дьявол носилась над землей, будоража воздух. Лишь красные пятна, выступившие на шее Струева, красноречиво говорили о перенесенных перегрузках.
Волк долго копался в кабине, освобождаясь от привязных ремней, а специалисты наземной службы посмеивались:
– Должно, умотало паренька.
– Еще бы, такую баньку получить!
– Как черти носились!
– А может, ему плохо?
– Вряд ли. Он, говорят, сам инструктором был. Других летать учил.
– Такой клопыш? – недоверчиво покачал головой грузный водитель топливозаправщика.
– А толку – что ты с каланчу вымахал! Только и умеешь заливать керосин.
– Посмотреть бы, как он без моего керосину полетит, – добродушно парировал великан в замасленном комбинезоне и отошел к своему топливозаправщику.
Волк предстал перед Струевым, немного смущенный за свою задержку.
– Как самочувствие? – поинтересовался тот с едва уловимой усмешкой.
– После перерывчика чувствительно, – признался Волк и как бы в знак доказательства стащил кожаный шлемофон – с головы валил пар.
– Ничего, постепенно втянешься.
Струев покровительственно похлопал его по плечу, и они укатили на «рафике» к ЛИС.
У входа их встретил Востриков. Придержав Струева, спросил:
– Как?
– Будущее покажет, – неопределенно произнес Струев.
– С земли смотрел – здорово!
– Пилотировал-то я.
У Вострикова за стеклышками очков часто-часто заморгали глаза.
– Надо было ему дать…
– Успеется, Семен Иванович. Я показал, как у нас летают! А летчика я из него сделаю. Железно! – пообещал Струев.
– Но он, кажется, был инструктором?
– Инструктор – одно, испытатель – другое.
– Смотри, тебе виднее. Да, зайди ко мне, когда передохнешь, разговор есть.
В кабинет Струев вошел уже иной. Серый, в искорку, костюм, голубая рубашка, манжеты с золотыми запонками и блестящие лакированные туфли, в которые хоть смотрись, преобразили человека, еще недавно затянутого в высотный костюм, в гермошлем, в черные шевретовые перчатки.
Даже не верилось, что это он только что носился в небе, выполняя фигуры высшего пилотажа. А какая красивая посадка! Еще самолет не коснулся колесами бетонки, а за хвостом уже расцвели тормозные парашюты – прямо в воздухе. И как следствие – очень короткий пробег. Ничего не скажешь – здорово!
Востриков с восхищением глядел на Струева.
– Садись, Лев Сергеевич.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил его Струев, однако, прежде чем воспользоваться приглашением, оглядел длинный ряд стульев вдоль стен и остановил взгляд на высоком кресле, примыкавшем подлокотником к письменному столу.
– Во-во, давай поближе! – подхватил Востриков.
Струев сел и выжидающе вскинул на него черные внимательные глаза.
Семен Иванович закурил и протянул испытателю распечатанную пачку сигарет:
– Угощайся.
– Вы же знаете, я табаком не балуюсь.
– Ах да, запамятовал! Пожалуй, и мне бросать надо, балдеешь от этого курева, – посетовал Востриков и вдруг без всякого перехода мягко пожурил испытателя: – Что же ты не дал Волку самому поуправлять? Чего улыбаешься? Я не прав?
– Первый-то полет ознакомительный, Семен Иванович.
– Ну и что? А впрочем, тебе видней. Я вот о чем хочу с тобой потолковать. – Он положил перед испытателем отпечатанный лист бумаги: – Нельзя ли чуток поджать программу ввода в строй Волка?
– А какая в этом необходимость?
– Производственная, Лев Сергеевич, чисто производственная. Та программа, что составил Аргунов перед отъездом, мне кажется, слишком растянута. А у нас на ЛИС уже начинают скапливаться машины, не сегодня-завтра выйдут на линейку. А летать кому? Сам посуди: Аргунов – в отпуске, у Волобуева – грипп. Остаетесь пока вы с Суматохиным. – Заметив нетерпеливое движение Струева, Востриков предостерегающе поднял руку: – Знаю, вы и вдвоем сумеете справиться. А вдруг погодка подведет, как в прошлом месяце? Тогда ведь чудом выкрутились.
– Это верно, – согласился Струев и задумался, насупив густые черные брови.
Востриков смотрел на его тонкий, с чуть приметной горбинкой нос, на иссиня-черные волосы, жесткой щетиной топорщившиеся на высоком лбу, на его шею, медленно покрывавшуюся красными пятнами, и молча ждал.
Начальник летно-испытательной станции на всякий случай приготовил еще один аргумент, и он, этот аргумент, казался ему довольно веским: Волк все-таки бывший инструктор летного училища и к тому же на машинах такого типа, которые выпускались здесь, на авиационном заводе, летал раньше. Но Востриков знал и другое; в чисто летных вопросах, конечно, виднее всего Струеву, а не ему, инженеру, хоть и администратору. Хватит, обжегся уже раз, когда послал в полет того же Струева. Если бы не запасной аэродром, еще неизвестно, чем дело бы кончилось…
– В принципе не возражаю, – сказал наконец Струев. – У Волка имеется определенный опыт…
– Ну и хорошо! – обрадовался Востриков. – Подкорректируй программу – и ко мне на подпись.
Струев хотел было встать, но Востриков жестом остановил его.
– Посиди чуток, время терпит, – сказал он. – Может, есть какие планы?
– Да надо бы оформлением летной комнаты подзаняться, – нерешительно произнес испытатель. – Я уже продумал схемы, плакаты…
– Это правильно, – начальник ЛИС одобрительно кивнул, – вдруг какая комиссия… А тебе в помощники подключу цехового художника.
– Отлично.
– И вообще, если что надо – не стесняйся, сразу ко мне. Всегда помогу.
– Спасибо, Семен Иванович.
Струев дошел до двери, но обернулся, словно почувствовав, что Вострикова еще что-то тревожит. И не ошибся.
– А как на твои нововведения Аргунов посмотрит? – спросил Востриков.
– Но вы же «за».
– Тогда иди, твори и дерзай! – воскликнул Востриков и поднялся, давая понять, что разговор окончен.
«Вот бы мне такого зама! – подумал он, устало закрывая глаза. – Струев – не то что Аргунов, быстро бы навел порядок».
6
Аргунов возвратился из отпуска посвежевший, помолодевший. Чистый горный воздух пасеки, исцеляющая тишина, а главное, перемена впечатлений придали новых сил. Но едва он переступил порог квартиры, как тут же затосковал по аэродрому. Это было его обычное состояние, как, впрочем, у многих летчиков: за время отпуска так изголодаешься по полетам, что даже секунды перед стартом кажутся вечностью. Ночью в поезде ему даже сон приснился, страшный правда. Будто он заходил на посадку и остановился двигатель. Самолет стал падать на город, а прыгать нельзя: внизу люди. Он сумел все же отвернуть в сторону и уже несся в какую-то черную яму. Ему стало страшно, и он закричал, но не услышал собственного голоса. А потом его, живого, невредимого, поздравляли, и диктор объявил: «Мы показывали демонстрационный полет». Проснулся оттого, что его тряс за плечо сосед по купе. «Что с вами? Плохо?» – «Извините, ерунда какая-то приснилась». Аргунову больше уснуть не удалось, и он с нетерпением ждал наступления рассвета.
Утром поезд прибыл в родной город. Андрей взял такси и скоро был дома. Принять ванну да залечь спать? Но спать не хотелось.
Андрей перелистал газеты и журналы, скопившиеся за месяц, – нет, скучно.
«Зря я оставил Ольгу в Ташкенте, – думал он. – Вот и майся теперь один в четырех стенах…»
Он вскочил и стал ходить по квартире, как по пустыне. Один, один. И зачем он согласился на уговоры стариков? Хотя при чем здесь старики? Дочь сама захотела остаться. Правда, это был первый ее порыв. В следующее же мгновение Ольга подумала о нем и с тревогой спросила:
– А как же ты?
– Ничего, справлюсь. Я ведь большой.
– Никакой не большой, а маленький, – возразила Ольга, – куртку куда попало кидаешь.
– Сдаюсь, сдаюсь. Теперь она будет аккуратно висеть на вешалке.
– Смотри, а то приеду, такой скандал устрою…
«Конечно, у дедушки с бабушкой ей будет лучше. И волноваться за меня не будет. Сама ведь призналась… Волноваться, конечно, будет, но не так. Когда же все на глазах…»
Он подумал о Светлане. Какое мужество нужно иметь женам испытателей, каждый день отправляя их на работу! Светлана и виду не подавала, что ей страшно. Всегда веселая, добрая. А что творилось в душе?.. Вот и сгорела раньше времени, потому что пожар этот внутри хранила, не давала вырваться наружу. Даже в самые последние минуты она думала не о себе, а о нем и услала его за березовым соком, чтобы он не видел, как она умирает…
У Ольги тоже материнская душа – тихая, сдержанная. Но сколько сил нужно, чтобы вот так сдерживаться! На прощание не кинулась к нему, не заплакала – про куртку напомнила.
Андрей скосил глаза в сторону и увидел свою кожанку, впопыхах при сборах в отпуск брошенную у дверей на ящик с обувью.
«Как в воду смотрела», – нежно подумал он о дочери. Встал и поднял куртку. Наверное, с минуту держал ее в руках, не зная, что делать: повесить в шкаф или надеть? Надел. И удивительное дело, моментально потянуло на аэродром.
Дочь бы сказала на это: «Можно подумать, что без тебя земной шар остановится». А что? Может, и остановится…
Аргунову вдруг стало весело и легко на сердце. Сейчас он придет на аэродром, увидит друзей, почувствует их крепкие, душевные рукопожатия, сядет в самолет. Ох как хочется в небо!
Словно встречая Андрея, над головой с оглушительным ревом пронесся истребитель. Аргунов замедлил шаг, наблюдая за ним.
– Прости, дарагой, – услышал он, столкнувшись внезапно с человеком, внимание которого тоже, очевидно, отвлек самолет.
– Сандро! Гокадзе! Ты ли это?
– Андрюха! Узнал?
– Тебя, чертяку, за тыщу верст узнаешь!
Они долго топтались и тискали друг друга в объятиях, словно выверяя на прочность – оба могучие здоровяки.
– Какими судьбами здесь? – спросил наконец Аргунов.
– Как какими судьбами? Нет, вы только посмотрите! – взревел от негодования Гокадзе. – Я работаю здесь!
– Где – здесь?
– На заводе, в СКО [5]5
СКО – серийно-конструкторский отдел.
[Закрыть]. Уже два года. А ты где?
– На летно-испытательной.
Сандро всплеснул руками:
– Это же надо! Работать вместе – и до сих пор не встретиться. Ну как ты? Женат? Сын есть? Квартира? Машина?
– Погоди, погоди, не все сразу…
Гокадзе вдруг помрачнел, черные шмелиные глаза его потускнели.
– Скажи, Андрей, почему все так несправедливо в жизни устроено?
– Ты о чем?
– Над схемами корплю, самолет, можно сказать, своими руками делаю, а летает дядя. А может, мне до смерти хочется летать!
– А жизнь тут при чем? – мягко укорил его Андрей. – Сам виноват. Характерец тебя подвел. Горячий слишком.
– Характер – кипяток, – согласился Сандро, – но не в этом дело.
– А в чем? В чем?
Сандро, словно железными обручами, сдавил Аргунову плечи.
– Пусти, медведь, я ведь тебе не штанга.
– Не отпущу, пока не скажешь. Я ведь летчиком хотел стать! Летчиком, понимаешь?!
– Эх, Сандро, Сандро, – вздохнул Андрей, освобождаясь из его крепких объятий, – вот руки тебя и подвели.
– Руки?
– Конечно. Летчику чуткость в руках нужна, а ты зажимал штурвал так, будто это штанга.
Андрей вспомнил, что в училище никто из курсантов эскадрильи не мог так легко, как Сандро, играть двухпудовой гирей, точно мячиком. Перворазрядник, кандидат в мастера спорта, чемпион округа! Его частенько освобождали от внутренних нарядов, в подразделении он фактически только числился, а больше по соревнованиям разъезжал. Но когда вплотную приступили к полетам, то оказалось, что штанга более податлива ему, чем самолет. После длинной вывозной программы его все же были вынуждены отчислить из училища из-за летной неуспеваемости. Уезжая, Сандро чуть не плакал.
– И куда же ты? – спросил его тогда Аргунов.
– В самолетостроительный подамся. Все-таки ближе к авиации. – И сам же над собой подшутил: – Лучше быть хорошим инженером, чем плохим летчиком. Правильно я говорю?
Их жизненные пути разошлись. Одно время имя Гокадзе еще мелькало на страницах спортивной печати, потом исчезло. Видать, и со штангой ничего не получилось. С тех пор Андрей ничего не знал о судьбе Сандро Гокадзе. И вдруг эта встреча.
– Слушай дарагой, ты куда направляешься? – спросил Гокадзе.
– Да я, собственно, еще в отпуске.
– Тогда пойдем, покажу свой курятник.
– Что ты имеешь в виду?
– Конструкторский отдел! Женщины, я тебе скажу!.. Цветник, а не отдел.
Они миновали проходную, направляясь к трехэтажному, из белого кирпича, зданию – дому заводского управления.
– Ну а сын хоть у тебя есть?
– Дочь.
– Бракодел! А у меня два сына! – гордо заявил Сандро и вздохнул. – С возрастом, говорят, круг интересов у человека сужается, это верно. Работа – семья, семья – работа. А в молодости бывало…
Ноздри его длинного, крючковатого носа затрепетали, в глазах вспыхнул огонь.
– Да, в молодости на все азарту хватало: стадион, театры, рестораны. Теперь все это в прошлом. Зато собрания, совещания, заседания. Живешь, как заведенный механизм, забывая, что ты все-таки человек, черт возьми!
Сандро завел Андрея в огромный светлый зал, сплошь уставленный кульманами, за которыми сидели и стояли работники конструкторского отдела – почти все женщины.
– Пасматри, пасматри! – хвастался Сандро. – Все, как одна, красавицы. Не то что на твоем ЛИС. Наверное, всего одна женщина, да и та доктор…
Аргунов переступал с ноги на ногу, сконфуженно оглядывался: действительно цветник. А некоторые даже очень хорошенькие….
– Ну чего растерялся? А еще летчик-испытатель… Да выбирай любую!
– Сандро Вартанович! – позвали Гокадзе, и, оглянувшись на этот зов, Андрей увидел ту девушку, которая удивила его своим сходством со Светланой. Она подошла к Гокадзе и протянула ему ворох бумаг: – Подпишите!
И пока тот подписывал, молча и с какой-то ласковой снисходительностью посматривала на него. Приняв бумаги, улыбнулась:
– Спасибо. Однако так делать не полагается.
– Что именно?
– Вы не глядя подписали несколько бланков.
Сандро великодушно рассмеялся:
– Лариса, не пугайте меня, я вам полностью и безоговорочно доверяю.
Аргунова девушка не заметила. Когда она скрылась за дверью, Гокадзе поднял вверх три пальца и поцеловал их.
– Не девушка – персик! Хочешь познакомлю?
– Да куда уж мне, старику… Она скорее в дочери годится…
– А ты что, не женат? – обрадовался Сандро. – Тогда мы тебя мигом женим! Да за тебя, летчика-испытателя, какая хочешь пойдет!
И он дурашливо закричал на весь зал:
– Товарищи женщины, слушайте мою команду! Появился завидный жених, всех незамужних прошу ко мне!
Женщины заулыбались, но выполнить команду своего начальника вовсе не торопились.
– Что? Вы все замужем? Вай-вай, что же нам делать?
– Перестань! – попросил Аргунов. – Что ты их смущаешь?
– Да, их смутишь! Просто они знают, что я очень строгий и не позволю без особого разрешения покидать рабочие места. Зато после работы… Ну ничего, – успокоил он Аргунова, – займемся ими в индивидуальном порядке. Главное, держись меня. Я… как это по-русски? Густой сват. Такую за тебя сосватаю – пальчики оближешь!
Да, Сандро Гокадзе ничуть не изменился: каким был в молодости – весельчак-балагур, – таким и остался.
Андрей был рад, что встретил Сандро, однако он безотчетно все время оглядывался на дверь, за которой скрылась знакомая незнакомка. Теперь, правда, он знал, что ее зовут Лариса и что она работает в серийно-конструкторском отделе.
– А где Русаков? – прервал его мысли Гокадзе. – Помнится, вы с ним были неразлучны.
– Русаков на фирме у генерального конструктора работает. Героя присвоили.
– Нет, вы пасматрите! – опять вскричал Сандро. – Люди живут, героями становятся, а тут…
– Но по твоей физиономии не видно, чтобы ты был недоволен жизнью, – возразил Аргунов.
– Я доволен, очень доволен, однако ж обидно!
– А кто говорил: «Лучше быть хорошим инженером, чем плохим летчиком»?
– Эх, Андрюха! – Гокадзе сощурил свои шмелиные глаза. – Говорил ведь себе в утешение. А летать хочется! Я до сих пор во сне летаю.
Расстались добрыми друзьями. На прощание Сандро обещал вскоре наведаться на ЛИС.
– Хоть посмотрю, как другие взлетают.
Первым на ЛИС Аргунова встретил механик. Полное добродушное лицо его расплылось в улыбке.
– С приездом, Андрей Николаевич. Как отдохнули? Как дочка?
– Все в норме! – Андрей кивнул, показывая в небо: – Кто там, Струев?
– Волк.
– Какой еще Волк?
– Нового летчика прислали.. Фамилия такая.
– Понятно. С места да в карьер?
– Что вы сказали?
– Для пилотажа зона, говорю, имеется, а он над аэродромом резвится.
Аргунов поднялся в летный зал. В глаза бросились разные новшества: новый бильярдный стол, новая мебель, цветной телевизор. Против входа во всю стену красовались вырезанные из пенопласта буквы: «Испытательная работа является наиболее сложным, напряженным и ответственным видом летной работы». А кто этого не знает?.. Вокруг – схемы, схемы, куда ни повернись. От них тесно и неуютно.
В зал с шумом ввалились летчики.
– Андрюха, наконец-то!
Аргунова обступили, тормошили, пожимали руки, засыпали вопросами:
– Пресс-конференцию устраивать будешь?
– Поди, наелся шашлыков?
– А как насчет рыбалки, хоть одну форельку поймал?
– Смотри-ка, а загорел как!
Андрей, по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу, подошел к дивану и грузно опустился, раскинув в стороны руки. Он хотел бы их обнять всех сразу, таких близких и родных. Вот Федя Суматохин – моторный парень, со взрывным, неуживчивым характером. Этот не станет разводить дипломатию, вспылит, рубанет с плеча, если что не по нему, а потом одумается: извини, был не прав. Зато верный товарищ.
Вот флегматик и молчун Волобуев – из него слова хоть штопором вытаскивай. Основательный человек.
Вот руководитель полетов Володя Денисюк. Общий любимец испытателей.
Андрей повел вокруг рукой:
– Ну и понавешали вы тут всего!
Толстяк Волобуев, в синем свитере, плотно обтягивающем его могучие плечи, шумно засопел, как всегда, когда был чем-то недоволен:
– Показуха.
– Был дом как дом, а сейчас… – широкоскулый Суматохин в сердцах швырнул на диван кожанку. – Задержись ты, Андрей, еще на полмесяца, Струев, уверяю, сюда и осциллографов понатащил бы. Не летный зал, а учебный центр.
– Ну-ну, вечно ты на него бочку катишь, – вступился за Струева Аргунов. – Кстати, где он сейчас?
– Струев отсутствует по причине присутствия в другом месте.
– В кабинете у Вострикова, где же! Правая рука…
– Он сюда заявляется только ЦУ спущать.
– Я смотрю, без меня вы тут все перессорились.
– Струев – еще не все. А он и вправду без тебя развернулся. Начальника из себя строит.
– Спокойнее, спокойнее, Федя, сбавь оборотики. А как тут новый?
– Вон он – на посадку заходит.
Аргунов подошел к окну.
К началу полосы осторожно подкрадывался неуклюжий в предпосадочном режиме истребитель. Вот он начал плавно выходить из угла снижения и с задранным носом сыпаться к земле. Из хвостового контейнера вывалились и сразу наполнились два тормозных парашюта, заметно погасив скорость. Самолет просел, слегка плюхнулся на бетон, из-под колес пыхнули два дымка.
– Пары калот как не бывало, – обронил Суматохин.
– Неплохая посадка, – одобрительно произнес Аргунов, стараясь представить себе, каков он, этот Волк.
Минут через десять вошел Струев, как всегда одетый подчеркнуто аккуратно.
– С приездом, Андрей Николаевич, – сказал он и обернулся: – Вот наш новый летчик.
Только теперь Аргунов обратил внимание на человека небольшого росточка, худенького, остролицего, невзрачного.
Тот стоял немного смущенный, и на его втянутых щеках гулял румянец. Чувствовалось, робеет.
«Замухрышку какого-то прислали». Андрей протянул ему руку:
– Здравствуйте. Аргунов.
– Волк, – назвался новенький.
– Волк? – переспросил Аргунов.
– Так точно! – по-военному отчеканил тот.
– Какой же вы Волк? Скорее Волчок.
Все засмеялись, кто-то сказал:
– И верно, Волчок больше подходит – вид совсем не хищный.
Так, с легкой руки Аргунова, все стали величать молодого летчика Волчком.
Аргунов вдруг перешел с ним на «ты»:
– Это ты сейчас над точкой резвился?
– Я.
– А что, разве зона была занята?
– Свободна, – ответил удивленный Волчок и покосился, как бы ища поддержки, на Струева.
– Ну хорошо. – Голос у Аргунова был мягкий. – Как ругать-то тебя?
– Валерий Александрович.
– Надеюсь, Валерий свет Александрович, в будущем такого не повторится?
– Не повторится.
– Расскажи о себе.
– Окончил школу летчиков-испытателей. До этого три года в Чернигове был инструктором. Сейчас к вам направили. Вот и все.
– Негусто, – думая о чем-то своем, тихо сказал Андрей.
– Что – негусто? – спросил Волчок.
– Наверное, и в переделках успел побывать, а?
– Один раз садился на вынужденную.
– Вот это уже биография! А помалкиваешь.
– Так не те условия! – оживился Волчок, озорно поведя глазами.
– Ну ладно, вместе пуд соли съедим – тогда получше друг друга узнаем. – Андрей поднялся и обернулся к Струеву: – Зайдем к Вострикову, Лев Сергеевич, надо представиться. – И они направились к выходу.
Целый день Аргунов ворошил накопившиеся за полтора месяца документы, знакомился с конструкторскими изменениями на самолете, ходил по ангару, по стоянке, провел тренаж в кабине. На следующее утро он подозвал к себе Струева.
– На каком основании ты сократил программу ввода в строй нового летчика? – жестко спросил он.
Струев выдержал его строгий взгляд.
– Мне Востриков предложил.
– Предложил?
– Когда начальник предлагает – считай, что приказывает.
– Где – так ты слушаешься, а где… Не отвык еще от своей привычки в воздухе нарушать дисциплину и других за собой тянешь?!
– Кого – других?
– Волчка. Человек у нас без году неделя, а вон уже что вытворяет.
– Это у него в задании было – проверка прицела над точкой.
– Я его сегодня проверю! – повысил голос Аргунов. – Передай ему, пусть готовится.
Он спустился в диспетчерскую.
– Наташа, спарка готова? – спросил он у белокурой девушки, что-то писавшей за столом.
– Ага, и полетный лист я уже выписала.
– Отлично.
Аргунов разыскал Волчка в комнате отдыха. Тот лежал на диване, рассматривая журнал.
– Извини, Валера, что я отрываю тебя от приятного занятия, но наш корабль к полету готов.
Волчок вскочил:
– Я тоже готов!
– Задание уточнил?
– Конечно!
Аргунов насмешливо оглядел тщедушную фигурку Волчка, спросил:
– А именно?
– Полет в зону на малой высоте. В зоне выполнить два виража, две петли и так далее.
Аргунов нахмурился:
– Что «так далее»?
С лица Волчка медленно сходило дурашливое выражение, он понял, что переиграл.
– Виноват, – поправился он и повторил задание.
– Теперь другое дело, – терпеливо выслушав его, сказал Аргунов. – Пошли одеваться.
Облачаясь в гардеробной комнате в высотный костюм, Аргунов украдкой поглядывал на Волчка – что-то нравилось в нем и что-то не нравилось одновременно. В этом человеке уживались какая-то неистощимая веселость, жизнерадостность и в то же время птичья бездумность, легковесность, что ли.
«За Волчком глаз да глаз нужен», – думал Андрей.
– А что, ты разве без перчаток полетишь? – спросил он, когда стали выходить.
– Не люблю в перчатках.
– Напрасно. В перчатках гораздо удобнее.
Волчок, недовольно поморщившись, взял перчатки.
Автобус отвез их к самолету.
Едва приняв от механика доклад, Волчок, не осматривая самолет, хотел было уже юркнуть в кабину, но Аргунов укоризненно покачал головой.
Волчок кинул на него недовольный взгляд и осмотрел машину.
– Покатай-ка меня! – точно не заметив перемену в настроении Волчка, сказал Аргунов, усаживаясь в кресло с ярко пламенеющими по бокам рычагами.
– Со всем нашим удовольствием.
Самолет взревел и рванулся вперед. Секунда, вторая… пятая… одиннадцатая… Плавный отход от земли – и бешеный боевой разворот через плечо.
«Ого!» – удивился Аргунов, но не проронил ни слова: зачем сдерживать инициативу летчика, пусть покажет, на что он способен.
– Вам третья зона, – передал в эфир руководитель полетов Володя Денисюк.
– Вас понял: третья зона.
Самолет упрямо лез вверх.
– По заданию – полет на малой высоте, – напомнил Аргунов.
Волчок снизился, но недостаточно, и Аргунов взял управление на себя.
Они шли над волнистой поверхностью водохранилища так низко, что у Валерия захватило дух.
Перемахнули водохранилище, и Аргунов передал управление. Волчок облегченно вздохнул и поднабрал высоты.
Внизу раскинулась слегка всхолмленная равнинная местность, кое-где покрытая барашковыми островками леса и перевитая голубыми прожилками безымянных речушек. Небо было исполосовано перистыми облаками, хмарился задымленный горизонт – близился теплый фронт, и оттого погода явно портилась.
– Третью занял, разрешите работать? – доложил Волчок.
– Разрешаю.
Пилотаж начался с традиционных виражей, затем обрел вертикальный характер.
Волчок старался вовсю, кидал машину из одной фигуры в другую, сотворял немыслимое количество восходящих и нисходящих бочек, точно нанизывая вращающуюся вокруг своей оси машину на невидимую нить, а Аргунов молчал, как будто его не было в самолете. Он только раз урезонил:
– Не раздражай машину, помягче с ней, помягче.
Когда весь арсенал фигур иссяк, машина вымученно легла на горизонт и поплыла как бы в невесомости. Стало легко после жестоких перегрузок, терзающих металл и человека. Отдыхали. Но этот блаженный отдых длился недолго.
– Андрей Николаевич, покажите что-нибудь, – попросил Волчок.
– Что тебе показать? Тебя, вижу, ничем не удивишь.
Это прозвучало похвалой.
– Ну что-нибудь, на ваше усмотрение.
– Ладно, беру управление! – Аргунову и самому хотелось после отпуска отвести душу.
Он подвигал ручкой, пошевелил педалью – машина отзывалась на каждое движение.
«Полный контакт», – удовлетворенно отметил Аргунов и перевернул машину через крыло. На пикировании, когда скорость наросла, он крикнул:
– Терпи, казак, атаманом будешь!
Включился форсаж и словно подстегнул машину; легкой птицей взвилась она вверх, оставив под собой и землю, и размытый горизонт, и накатившаяся чугунная тяжесть перегрузки вдавила летчиков в сиденья, уродовала, корежила лица, оттягивала вниз щеки и как бы в злобной ярости пыталась сорвать с них кислородные маски. Лишь только сквозь темную наволочь в глазах начинал прорываться неясный желанный горизонт, машина снова устремлялась ввысь.
Двойная полупетля – вершина летного мастерства. Кто из молодых пилотажников не мечтал выполнить ее! Но по силам она только самым опытным. Не ищите описания этой фигуры в наставлениях по производству полетов. Она не относится к обязательным. Не каждому истребителю подвластна эта сложнейшая фигура. При ее выполнении незначительный просчет грозит потерей скорости, срывом в штопор.
Волчок задохнулся от восторга:
– Еще! Повторим еще?!
– Повторим! – весело отозвался Аргунов.
Машина опять взвилась в зенит, но тут словно кто-то придержал ручку. Вмешался Волчок?
– Отпусти! – прикрикнул Аргунов.
В ответ – молчание. Ручка не поддавалась усилию. «Да он что, сдурел?»
– Отпусти ручку! – загремел Аргунов.
Теряя скорость, машина продолжала лететь вертикально вверх.
– Ручку, ручку! – кричал взбешенный Аргунов, продолжая изо всех сил тянуть ее на себя. Холодный пот катился по его лицу.
