Текст книги "Мир наизнанку"

Автор книги: Александр Соболь

Соавторы: Валерий Шпаков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

Когда начинало темнеть, Рангар выбирал место для ночлега (обычно удаленную от дороги шагов на двести – триста рощицу), фургон загоняли меж деревьев и кустов и тщательно маскировали, Лада готовила холодный ужин (горячую пищу они ели только в обед), и после вечерней трапезы, не забыв позаботиться о тархах, укладывались спать. Точнее, укладывались двое, а один оставался на вахте. Теперь дежурить приходилось и Ладе, хотя Рангар и Фишур ухитрялись под разными поводами укорачивать время ее смены, чтобы дать возможность девушке выспаться.

А на четвертый день пути обостренное чувство опасности позволило Рангару первому почувствовать тень надвигающейся беды.

Колокольчик тревоги вначале звякнул едва слышно, да и тень скорее угадывалась, чем ощущалась, и выглядела далеко не так зловеще, как перед Холодным ущельем. Но имело место нечто, насторожившее Рангара, интуитивное надвидение _громадности_ тени и олицетворенной ею угрозы. Если ощущение зла перед последней битвой носило направленный характер и легко угадывалось, что зло это локализованно, сконцентрированно в одном определенном месте, то далеко не так обстояло дело сейчас. Пытаясь конкретизировать разницу, Рангар подумал, что подобным образом может отличаться черная, устрашающе искрящаяся молниями грозовая тучка от сплошного фронта многоярусной, неотвратимо надвигающейся облачности...

На следующий день, когда до Шумхара оставалось не более ста лиг, неладное почуяли Лада и Фишур. К этому времени уже не колокольчики тревоги – колокола смертельной опасности набатом гремели в душе Рангара, заставляя болезненно сжиматься сердце. Тень уже закрыла горизонт и продолжала наползать на мир.

Лада ни с того ни с сего начала испуганно озираться, вздрагивать, и наконец не выдержала:

– Рангар, тебе не кажется, что за нами словно кто-то наблюдает... ужасный, безликий... И еще: солнце ярко светит, на небе ни облачка, а будто бы темнее стало... Аль мне чудится?

– Не чудится. Ладушка. К величайшему огорчению.

– Но что это, Рангар? – озабоченно задал вопрос Фишур. – Засада, как тогда, в ущелье?

– Нет, пожалуй... Сдается мне, _это_ похлеще той засады, и только теперь за нас взялись по-настоящему.

И словно вторя сумрачным словам Рангара, странным, неровным светом замерцало кольцо на его руке. Но сейчас в нем совсем не ощущалось той всесокрушающей мощи, уже приходившей на помощь Рангару и не раз спасавшей его от гибели. Оно даже не потеплело, пугая Рангара несовместимым со светом холодом. Неужели сейчас они столкнулись с такой СИЛОЙ, перед которой может спасовать и его неведомый заступник и защитник? В памяти почему-то всплыл рассказ Тангора о виденной им в детстве охоте черного удава килькорбуа на ушастика. Тогда Тангор вспомнил об этом накануне битвы в Холодном ущелье, ставшей последней битвой в его жизни. Почему он сейчас подумал об этом? Образ дрожащего от ужаса пушистого зверька, идущего в пасть громадной змее, представился вдруг так явно, что Рангар даже зажмурился. Неужели он идет к _своей_ последней битве? Впрочем, как бы там ни было, он не станет, как какой-то там зверек, дрожать от ужаса. Вот только Лада... и Фишур... Им-то зачем гибнуть? И он вновь окажется виноват в смерти двух людей, и не просто людей... любимой и единственного друга.

Рангар решительно остановил тарха.

– Дальше я поеду один, – произнес он, придав голосу максимальную твердость.

Но, как оказалось, от него ожидали чего-то подобного. Лада спрыгнула с козел, подошла к Рангару и снизу вверх пристально посмотрела ему в глаза.

– Моя жизнь оборвется в тот же миг, когда ты покинешь меня, – сказала она, и такая спокойная решимость прозвучала в ее тоне, что Рангар понял: Лада не шутит.

– Что касается меня, Рангар, то весь смысл моей жизни заключается сейчас в возможности сопровождать тебя к той цели, к которой ведут тебя высшие силы, – сказал Фишур. – Я верю в пророчество Калевана Дора и знаю, что только на этом пути, где-то впереди, единственная возможность спасти Ульму... и если ты лишишь меня этой возможности, то я, не задумываясь, лишу себя жизни.

– Пойми, Рангар, – Лада положила руку на колено Рангару, – нам сейчас нельзя расставаться. Судьбу не обманешь, а она недаром сплела линии наших жизней в одну. Так что либо мы прорвемся и на этот раз, либо наши души вместе улетят на небесный остров.

Если бы так, с тоской подумал Рангар, если бы так... А ведь может быть, что он уцелеет _один_. И что тогда он скажет своей совести, чем оправдается перед самим собой?.. Ведь он уже однажды остался один – в той, прошлой жизни. Неужели он проклят некими высшими силами и у него такая судьба _в любом из миров_?

Он спрыгнул с тарха и обнял Ладу. Девушка спрятала лицо у него на груди и тихонько заплакала.

– Ну что ж... – сердце Рангара рвалось на части, когда он произносил эти слова, – вместе так вместе. До конца.

И вновь зацокали копыта по каменным плитам, но теперь слышалось ему: "Ги-бель, ги-бель..." Но тут же холодная ярость поднялась в нем из глубины души, начисто сметая упаднические, погребальные мысли и чувства, с которыми немудрено проиграть схватку, даже не вступив в нее. Нет, он будет драться, мобилизовав все силы, все свое мастерство, за живых Ладу и Фишура, за мертвого Тангора. За себя, демон побери. И как ни противна стала ему насильственная смерть, как ни претит убийство, он будет убивать – если не найдет другого выхода. Иногда зло можно победить, только уничтожив его. А если он проиграет (в сознании метеором промелькнула фразочка "Против лома нет приема")... Что ж, в этом случае он скажет, умирая: "Я сделал все, что мог".

...Ну и занесло тебя, сказал чей-то голос из-за завесы, ты бы еще вспомнил о "последней гордости солдата" или другом каком пафосном дерьме, а что остается делать, возразил Рангар, настоящие воспоминания-то вы украли у меня, они остались там, откуда ты говоришь сейчас, там, может, и я бы думал по-другому, но я здесь, на Коарме, и мне надо выполнить ваше дерьмовое задание, о котором я так толком и не знаю ничего, и постараться, чтобы остались в живых Лада и Фишур, до и самому уцелеть не помешало бы, хотя я и подозреваю, что вы выкинули какую-то гнусную шутку со мной и с моей жизнью, а для этого скорее всего снова придется драться и убивать, а ты хоть знаешь, хрен берхов, что такое _убить живого человека_, пусть даже последнего негодяя, и кок это отвратительно и омерзительно, и страшно, да-да, страшно, а если этот человек не негодяй, а просто выполняет приказ, а так вполне нормальный, хороший человек, и у него есть семья, и он кого-то любит и кто-то любит его, а ты его должен убить, чтобы спасти свою шкуру или того, кого любишь сам.

Цокали копыта, светило солнце, но незримая тень уже закрыла полнеба.

Сумерки спустились, когда до города оставалось не более тридцати лиг.

– Будем располагаться на ночлег, – коротко произнес Рангар. Последние несколько тэнов его не покидало предельное напряжение всех органов чувств, восприятие обострилось настолько, что он слышал шорох насекомых в траве, видел в вечернем небе за четверть лиги темные зигзаги крылатых ящериц морайа, улавливал влажный, прелый запах от лежащего в двух лигах к западу лесного болотца. И чувством, которому нет названия, он ощущал зловещую Тень. Сейчас она уже закрывала все небо.

Исключительно тщательно выбирал на сей раз Рангар пристанище для ночлега; остановился он на маленькой рощице слева от дороги всего в семидесяти шагах от нее. Он сам замаскировал фургон, разыскал родничок и сводил тархов на водопой; затем привязал их и положил перед каждым охапку свежей душистой травы, будто что-то подсказывало ему, что этот раз последний, когда он может позаботиться об этих добрых и преданных животных.

За ужином он попросил Фишура:

– Не пей сегодня, ладно? Завтра нам всем нужна будет ясная голова.

Фишур послушно спрятал флягу. Он тоже чувствовал, что завтрашний день будет совсем особым, и пережить его будет очень трудно. Если вообще возможно.

– Этой ночью будем дежурить только мы с Фишуром, – тоном, не допускающим возражений, сказал Рангар. – Вначале я, затем Фишур, потом снова я Ты будешь спать и постараешься как можно лучше отдохнуть Завтра тебе понадобятся все твои силы.

– Да, Рангар, – едва слышно откликнулась девушка. Вот уже вторые сутки, как будто бы чья-то беспощадная рука сдавила ей сердце, да так и не отпускала. Такого она не испытывала даже перед Холодным ущельем.

...Уже засыпая, она отдернула полог фургона, словно повинуясь какому-то внутреннему толчку.

Облитый призрачным изумрудным светом взошедшего Гор-Туарма, Рангар сидел в странной позе с поджатыми и скрещенными ногами и вертикально соединенными перед грудью ладонями. Глаза его были устремлены вверх, такие же темные и бездонные, как и небо, которое в них отражалось.

Утром она застала его в том же положении, похожего на каменное изваяние в сером мареве рассвета, и рука, не отпускавшая ее сердце, сдавила его еще сильнее.

Но тут Рангар взглянул на нее, улыбнулся, и глаза его вспыхнули нежностью:

– Проснулась, Ладушка? Ну и славно.

И страшная чужая рука отпустила сердце, и оно забилось вольно и ровно, разве что чуть учащенно, разгоняя застывшую кровь по жилам; и впервые после смерти Тангора настоящая, а не наигранная улыбка осветила ее лицо, и она потянулась к Рангару, как цветок к солнцу.

...В это утро Рангар любил ее с такой доселе невиданной страстью, с таким самозабвением, что потом, когда они лежали в объятиях, обессиленные, ей даже стало страшно.

Потому что это было словно в последний раз.

В эту ночь Рангар почти не спал. А когда все же прикорнул на тэн-другой, сон словно был не сон, потому что спало тело, а дух бодрствовал, и в распахнутые шлюзы сознания вольно проникали странные мыслеобразы, но все-таки законы сна диктовали свое, и эти образы не могли восприниматься и трактоваться адекватно, и поэтому когда он проснулся, то вертящиеся в голове знакомо-незнакомые слова "монохроматическое излучение", "колебание в противофазе", "интерференционное затухание" воспринял как приблудные, случайно забредшие из-за завесы, из той части сознания, где таилась его прежняя память. И конечно, он не мог и предположить, что в этих словах хранится разгадка всей той жути, что ожидала его. Ладу и Фишура днем, утро которого уже наступило.

Установившийся распорядок был строго выдержан и на этот раз: подъем, тренировка, умывание, завтрак. Вот только тренировались усерднее, умывались тщательнее да завтракали калорийнее. И когда выехали на тракт, усыпанный розовыми блестками восходящего солнца, по-прежнему на козлах фургона восседала Лада, а рядом неторопливо рысили верхом Рангар и Фишур, но теперь запряжен был только один тарх, а другой, оседланный, бежал рядом с фургоном, так что Лада могла в любой момент превратиться из кучера во всадника.

Тэна через три они, не останавливаясь, проехали какую-то деревушку, где даже зоркий глаз Рангара не смог приметить ни одного человека. Лишь занавеска слабо шевельнулась в окне одного из придорожных домов – и все.

Еще через тэн небо как-то необычно изменило цвет, слово в густую голубизну подмешали охры. В ушах возник едва слышный, точно комариный, звон. Вновь замигало синими сполохами кольцо Рангара, и вновь как-то неуверенно, словно в растерянности. На горизонте, где ровный как стрела тракт превращался в точку, встали к небу исполинские туманные столбы. Небесный свод продолжал менять цвет, и теперь по нему поползли разноцветные полосы.

"Ого! – подумал Рангар, сжав зубы. – Да тут, кажется, задействованы такие силы, что не только нас могут стереть с лица планеты, как букашек, но и саму планету отправить в тартарары".

Он посмотрел на Ладу. Девушка ехала бледная, с плотно сжатыми губами, а в широко открытых глазах, устремленных вперед, плескались страх и ненависть. Впрочем, ненависть преобладала, и Рангар подумал, что когда дойдет до схватки (если дойдет!), то выпущенные стрелы точно лягут в цель.

Фишур тоже был бледнее обычного, но выражение его лица поразило Рангара: в жестком прищуре глаз полыхала ненависть гораздо более жгучая, а губы были сложены в улыбку презрительную и вызывающую, будто предназначенную адресату вполне конкретному и хорошо ему, Фишуру, известному. Рангар даже рот открыл, чтобы спросить об этом, но не успел.

Впереди, у туманных столбов, возникло черное вихревое облако и начало стремительно приближаться. В полулиге оно разделилось на три бешено вращающихся смерча; средний двигался по тракту, что называется в лоб; два других начали обходить оцепеневших друзей слева и справа. Забились, замычали в панике тархи, вставая на дыбы; небо заволокло бурым дымом; кольцо на мгновение вспыхнуло прежней неистовой синевой, и живительный огонь волной прокатился от него по телу, но тут же замигал судорожно и беспомощно, и Рангар физически ощутил, как стремящаяся прорваться к нему из Запределья на помощь Сила натолкнулась на другую Силу; и хотя та, другая, Сила не могла прямо противостоять первой, но оказалась хитрее. Обе Силы передавались посредством колебаний особой субстанции, и вторая Сила, не имеющая возможности прямо противостоять первой, блокировать мощный энерголуч, своими колебаниями гасила мощь первичного луча, не препятствуя его прохождению.

Так вот что означали "колебания в противофазе" и "интерференционное затухание", мелькнула запоздалая, отчаянная мысль. И в этот момент смерчи с трех сторон обрушились на Рангара, Ладу и Фишура.

Рангар почувствовал, что его выворачивает наизнанку, огненный шар взорвался внутри него, в мгновение ока испепелил все внутренности и жидкое пламя подобно магме полезло из него через глаза, уши, рот, ноздри... Громовой хохот потряс искореженное пространство, на багровом с алыми прожилками фоне мелькнула исполинская морда ржущего демона, но тут кольцо словно взорвалось пронзительной синей вспышкой, отдавая последний, аварийный, неприкосновенный запас энергии – и все исчезло.

...Рангар полулежал, опираясь на руку, почти оглохший и ослепший, шагах в сорока от тракта на дымящейся траве. Одежда его сгорела, оставив обширные ожоги, доспехи расплавились. Уцелела только кольчуга из черного нифриллита. Похоже, именно она вкупе с выплеснувшим остатки Силы кольцом спасли ему жизнь.

Преодолевая нестерпимую боль от ожогов, Рангар сел. Остов фургона догорал на тракте. Вокруг валялись обугленные трупы тархов: один, два, три, четыре... Все тархи погибли. А... люди? Рангар поискал глазами. Человеческих трупов нигде не было видно. С одной стороны, это, конечно, удивляло, ибо ни Лада, ни Фишур не имели ни кольца, ни кольчуги, но с другой... Безумная, неистовая надежда вспыхнула в его сердце. Возможно, основной удар был направлен на него, Рангара, и он принял его, а им удалось спастись...

– Гадаешь, где твои дружки? – раздался вдруг трубный насмешливый голос, и перед Рангаром материализовался не кто иной, как сам Алькондар Тиртаид ин-Хорум, Верховный Маг Змеи. Только в отличие от их предыдущей встречи маг был втрое выше ростом, да глаза светились торжеством и презрением.

– Что, роли поменялись, а? Теперь ты повержен, букашка! И это сделал я, призвав на помощь могущество Змеи и благословение Сверкающих. Все силы иных миров оказались бессильны помочь тебе!

– Сними интерференционный купол и тогда поглядим, мразь! – прохрипел Рангар, пытаясь встать на ноги.

– Не ведаю, что ты там лепечешь, иномирянин. Если это заклинания, то они тебе не помогут.

Не знает, подумал Рангар. Значит, это Сверкающие. Да и кто другой смог бы додуматься...

– Где Лада и Фишур?

– Девка твоя в моей власти и в надежном месте. – Маг скорчил грубую похотливую гримасу. – А дружок... не знаю. Наверное, превратился в пепел. А тебе конец, иномирянин. Смерть твоя будет ужасна, но перед тем, как ты умрешь, я вдоволь потешусь... кое-чем.

– Не увлекайся, – вдруг послышался негромкий, словно отовсюду идущий голос. – И сними с него кольцо. Ты что, забыл?.. – Лицо мага мгновенно превратилось в маску угодливости и подобострастия.

– О, Лучезарный!.. Я все сделаю.

Исполинская темная длань протянулась к Рангару. Сжав зубы и превозмогая боль, Рангар нанес страшный удар ногой в центр громадного запястья, но нога лишь со свистом прорезала воздух, едва не выскочив из суставов. Рангар зарычал от слепящей боли и рухнул на обугленную траву.

– Проклятый фантом! – сквозь зубы процедил он.

– Я не настолько глуп, чтобы сунуться к тебе в своей истинной телесной оболочке, – захохотал Алькондар. – А теперь – замри!

Маг взмахнул руками, и Рангар почувствовал, как какие-то неодолимые путы сковывают его тело, зажимая будто в тиски. Он попробовал было сопротивляться, но очень скоро убедился, что это бесполезно, и расслабился. Затем, точно холодный мокрый язык, коснулся его руки, и кольцо с пальца исчезло.

Застонав, Рангар уткнулся лицом в горелую траву, и удушливые слезы безнадежного отчаяния хлынули из глаз. Тангор погиб, Фишур скорее всего тоже. Лада в плену, кольцо похищено, связь с его могучим защитником прервалась, и он сам, обгоревший и беспомощный, находится в полной власти этого монстра и его хозяев. Он проиграл, проиграл полностью и окончательно, и лишь собственная смерть сможет поставить точку в этом позорном кошмаре...

"Что же ты теперь не вспоминаешь о своей готовности сражаться до конца и во что бы то ни стало спасти любимую девушку и друга, – насмешливо спросил голос из-за завесы. – Когда все хорошо, то языком легко трепать и изображать из себя героя, а ты сейчас вот смоги и сделай то, что кажется невозможным..."

Рангар потряс головой, чтобы заставить умолкнуть голос, потому что тот был прав, а это ведь так трудно – слушать обидную и неприятную правду. Голос и в самом деле умолк, но он уже сделал свое дело, и Рангар, игнорируя боль, встал. И сказал, глядя прямо в черноту зрачков Алькондара:

– Ты победил, маг. Проигрывать всегда тяжело, еще тяжелее признавать это. Но и то, и другое надо делать достойно. Как и побеждать, впрочем.

– Наконец я услышал хоть что-то разумное, иномирянин.

– Могу ли я узнать, когда ты собираешься убить меня?

– Я так понимаю твой вопрос, что ты совсем не хочешь умирать, а?

– Желание смерти противоестественно человеческой природе. Но человек только тогда достоин называться человеком, когда неприятие чужой смерти будет столь же сильно в нем, как и собственной.

– Что ты хочешь сказать этим, иномирянин?

– Да так... размышляю вслух. Ты не ответил на мой вопрос, маг.

– Прежде всего запомни, иномирянин: если ты хочешь хоть на какое-то время продлить срок своей никчемной жизни, обращайся ко мне с должным почтением и называй не иначе, как "ваше высокомогущество".

– Да, ваше высокомогущество.

– Хорошо. – Алькондар довольно усмехнулся. – Если бы не Слово, то, возможно, я бы даже оставил тебя в живых... приняв необходимые меры предосторожности, конечно. Как боец ты уникален, а я коллекционирую все уникальное. Но... Слово сказано, и ты должен умереть. Зато от меня зависит, _как_ ты умрешь. И если ты согласишься провести один-единственный бой на столичной Арене под моим флагом и победить – твоя смерть будет быстрой, легкой и безболезненной.

– Я не желаю больше драться, ваше высокомогущество.

Алькондар нахмурился и долго молчал, буравя Рангара взглядом.

Порыв горячего ветра с востока окатил обожженное тело болью. Небо уже приняло свой естественный цвет, перестала дымиться почерневшая трава, обгорелые остатки фургона и трупы тархов куда-то исчезли. Вдалеке виднелся обоз, движущийся из Шумхара.

– Я бы мог убить тебя прямо сейчас, – медленно проговорил Алькондар. В моей власти заставить тебя делать все, что я возжелаю, за одним исключением: я не имею права применять магию, чтобы заставить тебя драться на Арене. Магия и Арена несовместимы – это закон. Любой, вышедший на Арену сражаться, должен делать это добровольно. Но есть множество способов, иномирянин, заставить человека _добровольно_ делать то, что он не желает... И ты послушаешь меня и будешь драться, поскольку в этом – и только в этом! – случае я отпущу твою возлюбленную в целости и сохранности. Ну, так как?

Острое чувство собственного бессилия пронзило Рангара, кровь бросилась в голову, и он едва удержался, чтобы не плюнуть в лицо магу. Но затем овладел собой и, сам поражаясь тому, как спокойно звучит его голос, произнес:

– Я выйду на Арену, ваше высокомогущество, но лишь после того, как вы дадите кровную клятву, что отпустите Ладу, не причинив ей вреда.

– Ах ты ничтожный!.. – начал было Алькондар, но осекся, тяжело дыша. Какие-то противоречивые чувства боролись в нем, и одно из них победило. Притушив взгляд, маг мрачно воззрился на Рангара.

– Ладно, я дам клятву, – прорычал он голосом, похожим на рык фархара.

Рангар ощутил вдруг не менее острое, чем недавнее чувство бессилия, торжество. Малый, ничтожно малый плацдарм отвоевал он, но – отвоевал! И это в ситуации, безнадежной до абсурда!

– А теперь закрой глаза, иномирянин, а то ненароком наложишь в штаны от страха. – Алькондар хохотнул. – Сейчас я тебя перенесу в Венду.

Лишь едва дрогнули уголки губ Рангара, когда он поклонился магу и послушно закрыл глаза.

Ибо вспомнил он великую мудрость, преподанную ему Учителем в родном мире: "Если ты можешь что-нибудь, показывай, что не можешь; если он силен, уклоняйся от него; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; нападай на него, когда он не готов, выступай, когда он не ожидает".

На этот раз память сделала ему поистине царский подарок. Рангар поблагодарил ее и мысленно низко поклонился Учителю. Он не смог победить, выиграв схватку. Теперь он попробует сделать это, проиграв ее.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЕРДЦЕ ТАЙНЫ

И продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути...

Борис Пастернак

1

В комнату вела единственная дверь – крепкая, обитая металлическими полосами, к тому же с мощным запирающим заклятием, которое Рангар ощущал при приближении как нарастающее муторное давление на внутренности. Под самым потолком имело место узкое, забранное толстыми железными прутьями окошко. В комнате стоял деревянный топчан с набитым высушенной травой матрасом и куском грубого полотна вместо простыни. За перегородкой находился закуток с отхожим местом и двумя чанами с водой; в большем вода предназначалась для омовений, в меньшем – для питья. Так что вряд ли это помещение можно было назвать "комнатой", несмотря на потертый ковер на полу; скорее – тюремной камерой, хоть и не из худших.

У Рангара, естественно, отобрали оружие и доспехи, в том числе и нифриллитовую кольчугу; однако, как ни странно, оставили черное облегающее трико из Валкара; впрочем, он не стал носить его, а соорудил, сложив особым образом, нечто вроде набедренной повязки, оставив подавляющее большинство кожного покрова свободно соприкасаться с воздухом.

Трижды в день над маленьким столиком, стоявшим у стены под окошком, возникало голубоватое туманное свечение, которое, рассеявшись, являло взору дымящиеся горшки и миски с пищей. Рангар не мог не признать, что кормили здесь вкусно и достаточно разнообразно; однако он ел мало, ровно столько, сколько необходимо было для поддержания организма в требуемой форме А потребовал Рангар сам от себя исключительно высоких физических кондиций, поскольку теперь, после утраты кольца, это осталось единственным, на что он мог полагаться. Практически все время, кроме сна и коротких пауз для приема пищи и отдыха, он посвящал медитации, закаляя дух, и тренировкам, оттачивая и отшлифовывая технику боевого искусства, постигнутого им еще в родном мире. Правда, иногда обостренные чувства Рангара реагировали на чье-то невидимое глазу присутствие, и тогда он прекращал физические упражнения, погружаясь в мир высокой духовной гармонии, отрешаясь от всего окружающего и тем более – от незримого соглядатая.

Дней через десять уровень его физической подготовки и технического мастерства превысил тот, который ему удавалось достичь на Коарме до этого, а степень духовной самоконцентрации едва ли не достигла высот, знакомых лишь по родному миру. Он уже мог, преодолевая колдовское давление, приближаться к двери и легко взбегал по вертикальной стенке до окошка; одним из его развлечений стало, уцепившись за прутья, любоваться красивым незнакомым городом, тремя громадными террасами спускавшимся к голубой воде обширного залива. Из окна виднелась лишь часть залива, однако длинные пологие волны, качавшие многочисленные корабли и кораблики, кораблики, отсюда казавшиеся совсем крошечными, указывали на близость океана. Не раз и не два у Рангара возникало желание сломать прутья решетки и бежать; это было вполне по силам ему, но каждый раз мысль о кровном договоре, подписанном им с Алькондаром, останавливала его, так как в этом случае гибель Лады оказывалась неизбежной.

Одиночество не тяготило Рангара – напротив, так даже легче сохранялось достигнутое равновесие внутреннего царства эмоций, и лишь изредка воспоминания будоражили его и вызывали приливы глухой, безнадежной тоски. Зато в снах его память о минувших событиях торжествовала безраздельно, и он видел себя то на острове Курку, то в казарме гладиаторов маркиза ла Дуг-Хорнара, то рубил жутких оборотней Сумрачного леса, то шагал по сияющим, воздушным улицам Валкара, а рядом молчаливо вышагивал Тангор, улыбаясь в бороду и посверкивая своими удивительными золотистыми глазами, и шел хмельной и веселый Фишур, о чем-то увлеченно разглагольствуя и размахивая руками, и даже Лада была рядом, в белом воздушном платьице, с тяжелой волной распущенных черных волос на плечах, что могло бы вызвать удивление, ибо в Валкаре она еще скрывалась под личиной рыцаря Тазора, но почему-то совсем не вызывало, а, наоборот, казалось естественным и само собой разумеющимся... Странно, но чем ближе оказывались события к роковой битве на Северном тракте, тем реже они снились Рангару; сам же бой в Холодном ущелье приснился ему только один раз, да и то как-то очень уж необычно, будто он наблюдал его со стороны, а точнее, с большой высоты; мертвого Тангора Рангар в своих снах не видел ни разу.

Снились Рангару и совсем другие сны, не имеющие ничего общего с тем, что случилось с ним на Коарме, да и с самой этой планетой. Картины Мироздания, потрясающие своей грандиозностью, мириады красных, белых, желтых и синих солнц, причудливые, ни на что не похожие миры, и среди них один, повторяющийся особенно часто, мир ласкового солнца и удивительно чистого синего неба, мир цветов и деревьев, мир теплого зеленовато-голубого океана, из вод которого вырастал зеленый остров с фантастически прекрасным дворцом на возвышении, подобный волне вспененного хрусталя... И тогда даже во сне болезненно сжималось сердце, потому что он должен был что-то сделать и куда-то успеть, но не успевал, а когда в одном из таких видений пригрезилась ему девушка с неправдоподобно огромными черными глазами, словно вобравшими в себя всю астральную бесконечность космоса, он проснулся будто от толчка с бешено колотящимся сердцем и долго лежал, пытаясь унять рой невесть откуда взявшихся, остро жалящих запретных чувств; все было так, как если бы вдруг шевельнулась давно и прочно засевшая в самом основании сердца заноза с бритвенно острыми гранями...

И только один-единственный раз увиденное им во сне, несмотря на всю фантасмагоричность, влило в него мощный заряд восторга и оптимизма.

...Средь звезд и туманностей, средь галактик и их скоплений парил он, с телом, сотканным из праатомного огня и колебаний первоосновы всего сущего, и рядом парила она, возродившаяся из пепла, и кто-то мудрый и могучий, но спасовавший и отступивший, с надеждой наблюдал за ними из своего вневременья, и та Дверь казалась запечатанной наглухо и навечно, но чудо свершилось, она приотворилась... и свет Великого Прозрения хлынул из-за нее могучим потоком единого Метабытия...

Верховный Маг Змеи Алькондар Тиртаид ин-Хорум появился перед Рангаром на двадцатый день. Возник он внезапно в ореоле голубоватого свечения и выглядел очень натурально, почти как тогда, в Храме Змеи, но что-то подсказало Рангару, что это не живой человек, а фантом, и Рангар втайне порадовался тому, что его восприятие шагнуло на новый рубеж.

Рангар встал с топчана, сидя на котором он предавался медитации, и вежливо произнес:

– Приветствую вас, ваше всемогущество!

– _Высокомогущество_, – поправил Алькондар, но самодовольная улыбка проскользнула по его лицу.

– Быть может, такое обращение уместно к Сверкающим?

– Замолчи! – немедленно взъярился маг. – Тебе так же не суждено соприкоснуться с недоступным, как букашке – взлететь на солнце!

– Извините, ваше высокомогущество. Просто я подумал...

– А тебе никто не позволял думать, тем более вслух. Впрочем, это уже не важно. Завтра ты выйдешь на Арену Будешь драться против бойца, которого выставит Император. Я побился с ним об заклад на десять тысяч гранд-литаров... как раз столько стоит твоя кольчуга, и если ты проиграешь, я отдам ее Императору. Но в этом случае я жестоко накажу твою девку, причем так, что не нарушу ни единого пункта нашего договора.

– Согласно договору вы обязаны отпустить Ладу целой и невредимой при любом исходе поединка, – глухо произнес Рангар, опуская голову, чтобы блеском глаз не выдать охвативших его чувств.

– Но все так и будет! – Глаза Алькондара блеснули жестоким триумфом. Я действительно в целости и сохранности доставлю ее на остров Курку, а вот там... там у нее на глазах подвергну мучительным пыткам и в конце концов казню ее отца! Ну, как я придумал?

Рангар едва не застонал от острого приступа ненависти и бессильной ярости, но лишь еще ниже опустил голову, до хруста в скулах сжав зубы. Да, горазд на черные придумки змеиный маг...

– Поэтому ты победишь и завоюешь для меня десять тысяч гранд-литаров! заявил Алькондар. – Хотя, по слухам. Император готовит какого-то совсем уж необычного бойца...

– Я выиграю, ваше высокомогущество, – бесцветным голосом произнес Рангар.

– Не сомневаюсь в этом... почти, – сказал маг, слегка нахмурясь. Казалось, какая-то мысль не дает ему покоя, но он упрямо отгоняет ее прочь. – В этом случае с головы Лады и ее отца не упадет ни единого волоска... более того, я щедро награжу ее. Даже с ничтожной частью моего выигрыша она станет самой богатой дамой острова. Ты же, как я и обещал, умрешь мгновенно и безболезненно.

– Я выиграю, – повторил Рангар.

– Хорошо, – сказал Алькондар. – Сегодня к тебе придут девы, дабы усладить твое тело...

– Простите, ваше высокомогущество, но эта милость излишня. Она может только расстроить меня... вы понимаете? Вот если бы вы разрешили мне свидание с Ладой...