Текст книги "Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Алиса нахмурилась, Славя опустила голову, печально вздохнув. Бенни разочарованно фыркнул, Рок чуть сжал губы. По лицу Датча по-прежнему нельзя было прочитать ничего.

– Есть и второе известие?

– Призовой бонус для тех, кто слушал внимательно, – подтвердил я догадку капитана. В комнате стало так тихо, что летай здесь муха – порезалась бы о неподвижный воздух. – Второе: корабль раза в полтора больше, чем предполагалось ранее – полновесная тысяча тонн, как минимум – и он перевозил золото.

Секунду на меня смотрело пять пар непонимающих глаз. Нет, вру, четыре – Датч так и не снял очков – а потом тишина взорвалась какофонией звуков, криков и возгласов.

– Что ж ты душу тянул, изверг! – это Алиса.

– Ура-а-а-а! – это Славя.

– Мы все-таки сделали это! Йей! – это Бенни.

– Жаль, Реви не слышит… – это Рок.

– Ты уверен, что это именно золото, и что его там… товарное количество? – Датч все еще не поддавался эмоциям. Не человек – кремень.

Я сунул руку в карман.

– Соблаговолите удостовериться.

Найденное в трюме – какие-то штыри, наподобие расплющенных железнодорожных костылей, щербатые серо-черные диски, не слишком похожие на монеты, что-то вроде скомканной фольги – меня поначалу не убедило. Ленке пришлось как следует потереть находку, чтобы в мутной воде проявился безошибочный золотой блеск, да и характерная тяжесть тоже впечатляла. Быстрый осмотр показал – как минимум десяток ящиков содержат точно такой же груз, что за несколько минут собрала на полу Лена.

Это был успех.

Датч задумчиво поковырял пальцем лежащую на столе «фольгу» – а на самом деле листок сусального золота – но она не поддалась, и капитан оставил попытки.

– Что ж, – кашлянул он. – Полагаю, несмотря на… некоторые эксцессы, экспедицию можно в целом признать удачной. Многое в этот раз оказалось против нас, многие негодяи пытались помешать нам, сбить нас с правильного пути, но в конце концов мы справились со всеми трудностями, ребята – отличная работа! Думаю, у нас есть веская причина для того, чтобы возвращаться в Роанапур и нести хорошие новости Владилене.

Датч ухмыльнулся – редчайший случай.

– Да и идти мы сейчас можем на максимальной скорости, поскольку, как мне подсказывает Бенни, каким-то чудом наши топливные баки оказались опять полны…

Я сделал вид, что не расслышал.

-…И, как мне кажется, мы – все восемь человек – вполне можем рассчитывать на более, чем щедрое…

– Эй! Постойте! Какие еще восемь человек, а как же я? – раздался от двери звонкий голос.

Мику?!

***

– А я ничего после этого не помню, правда-правда! – как же приятно было слышать эту сбивчивую скороговорку после – ладно, всего лишь двенадцати часов вынужденно спрятанных в глубину души чувств. – Ну, то есть… я помню остров, конечно, и как вызывала Сашу и Славю, и засаду с Реем и этим, вторым… Помню, как Саша засмеялся и сказал насчет взяться за руки, и я поняла, что сейчас что-то будет, и выстрел тоже помню, кажется… Не помню даже – помню или нет! И все, кажется…

– Ничего не было? – Саша, похоже, был разочарован. – Никакого света в конце тоннеля, или чего-нибудь такого? Ангельские голоса, апостол Петр у врат рая, жужжание смышленых нанотермитов? Нет?

Мику задумалась. Датч сотоварищи, выразив поздравления неожиданно воскресшей девушке, деликатно покинули кают-компанию, и углубились в процесс управления судном. Катер, шедший на полной скорости, слегка зарывался в волны носом, и от этого колебания привычно затянутые в длинные хвосты волосы Мику смешно качались, будто кивали ее мыслям.

– По-моему… а, нет, конечно! То есть, да! То есть… – она увидела бессмысленные лица друзей. – Было что-то еще! Я слышала голос.

– Голос? – повторил Ружичка.

– Точно, – теперь Мику вспомнила, – что-то такое было, но я не знала, это на самом деле происходит, или просто кажется… вокруг было темно и тихо, и кто-то спросил у меня, где я хочу оказаться. Что-то вроде «представь то место, где ты хочешь сейчас быть», и я подумала «Черная лагуна», вместе со всеми нашими, и тогда кто-то сказал «локализация достаточна, цель захвачена», и потом… все. Я открыла глаза от того, что рядом кто-то кричал насчет золота, и какие все молодцы.

Ружичка встал.

– Мику… я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы безумно по тебе соскучились. Предлагаю зафиксировать этот славный момент общими обнимашками и дружеским поцелуем в щечку.

И первым шагнул к слегка смутившейся девушке.

– Гм, – сказала Алиса.

– А я что, я ничего, – Ружичка неловко отступил и сделал приглашающий жест. – Все остальные желающие тоже могут присоединяться, в этом самая суть обнимашек!

Все присоединились.

– Итак, – сказал парень, сидя на матрасе через некоторое время и по своему обыкновению ухмыляясь во все тридцать шесть зубов, включая коренные. – Наряду с успешным завершением квеста и получением тонны экспы – не обращайте внимания, это я о своем, о женском – и чудодейственным возвращением Мику в наши стройные ряды… да, они определенно весьма стройны… так вот, имеется и еще один вопрос, который стоит рассмотреть.

– Неужто? – удивилась Алиса.

– Да! И это как раз тот вопрос, который задала мне Ленка, как только мы остались с ней наедине… Нет, что-то это плохо прозвучало. Как только мы оказались вдвоем во влажной темноте там, внизу… хм, это ничем не лучше. Что-то не найду нужных слов. Короче – мне было указано, что среди личного состава отсутствует понимание того, что мы вообще делаем тут, на другом конце мира, и зачем. Есть такое?

– Ну… да, немного, – призадумавшись, решила Славя.

– Сто пудов, – согласилась Алиса и улеглась на матрас, закинув на стену длинные ноги.

– Ну есть такое немножечко, но я, если честно, думала, что там у тебя какой-то тайный план, и мы поэтому не должны ничего знать, хотя вообще-то…

– Очень правильно мыслишь, – похвалил Мику Ружичка. – План действительно имелся, и секретность его не могла быть описана никакими словами. Однако, дорогие друзья, пришел сегодняшний день, и я не могу это больше держать в себе – пора вам открыться.

Он сделал драматическую паузу.

– Мы с вами – тайные агенты влияния виртуального Советского Союза.

***

Глава 23, где уходят и снова возвращаются чувства

– Чего? – Алиса скептически смотрела на меня, лежа вниз головой. – Ты сам-то как, хорошо себя чувствуешь? Головушка не болит? Тянущих ощущений в области неокортекса не испытываешь?

– Тихонечко, – навел я порядок. – Есть предложение не спешить пока с выводами, возможно, товарищ представит веские доказательства, и все это перестанет выглядеть как бред сумасшедшего.

– А они есть? – удивилась Славя. – Доказательства, то есть?

– Мои слова, само собой. Итак, вернемся на несколько месяцев назад, друзья – в тот прекрасный летний день, когда красивая и слегка пугающая женщина по имени Виола выдала нам официальный пропуск за пределы лагеря и отпустила, образно говоря, в свободное плавание.

Девчонки почти синхронно кивнули. Хороший день был, что ни говори.

– До того, как она это сделала, мы имели долгий и предельно конкретный разговор о том, чем мы, среди прочего, будем заниматься на воле. Мне был, скажем так, выдан список целей и локаций, которые нужно посетить – Москва, Амстердам, Лондон, Барселона, Брюссель, и так далее, сами помните.

– Просто посетить? – удивилась Алиса.

– В общем-то, да. Видимо, Виола, или кто там стоял за ее спиной, совершенно верно предположила, что само наше появление в той или иной точке земного шара спровоцирует определенные события. И так все и вышло, если помните – хоть площадь Дам вспомните, хоть наши приключения на острове…

– А я думала, там все случайно вышло, – протянула Лена.

– Случайности не случайны, – оборвал я эти оппортунистские речи. – Судя по всему, целью наших посещений была. как это… «реморализация криминогенных точек, форсированная культивация ключевых моральных ценностей»… ну, вы знаете, что после приснопамятного мега-концерта в «Совенке» тамошний излучатель полностью зарядился и накрыл полем то ли весь мир, то ли около того, а наше пребывание в той или иной части света резко снижает там уровень насилия и преступности… Ну вот, последним пунктом этих непростых гастролей оказался Роанапур. И, что самое характерное, это уже произошло по личной просьбе Виолы.

– Почему?

– Именно это я и сказал, – энергично кивнул я. – Что за использование служебного положения и пятерых толковых подростков в корыстных целях? В ответ она рассказала мне длинную, но поучительную притчу. Жили когда-то два старика – ну, то есть, на тот момент просто крепких пожилых человека. Одного звали Зигфрид Гюнтнер, а другого – ну, скажем, Корней Марининский. Они не то чтобы дружили, но часто общались, а учитывая, что работали в одном и том же ведомстве под названием Группа Ребят-Умельцев, и крепко ненавидели другую контору, которую мы искусно зашифруем, как Команда Горячих Бунтарей, то общие темы для разговора находились сами собой.

– Это шпионский роман, я поняла, – зевнула Алиса.

– Тишина в библиотеке, – снова очертил я границы дозволенного. – У герра Зигфрида, простого немца, оставшегося после войны в стране, была внучка Виолетта. У товарища Марининского тоже имелась внучка, по имени София. Через какое-то время София выросла в комсомолку, спортсменку и просто красавицу, поучаствовала в афганской кампании СССР, дослужилась до капитана, получила сильные ожоги и комиссовалась по ранению.

В глазах девчонок забрезжило понимание.

– Насколько я понимаю, Виола с Балалайкой дружили, и когда последняя отправилась в Юго-Восточную Азию, наша славная «медсестра» решила по-свойски приглядывать за ней. И помогать, при необходимости. Сама она так решила, или ее кто-то попросил, я не знаю, и это уже неважно. Мы и есть эта помощь. Общее снижение криминогенной обстановки в славном граде Роанапуре должно ей помочь – правда, Балалайка, в смысле, Владилена, то есть, я хотел сказать, София, ничего об этом не знает. Я ответил на ваши потаенные мысли и незаданные вопросы?

– Наверное, да, – сказала Алиска и потянулась. – Правда, я думала, тут будут зловещие тайны и секретные шпионы, а оказалась всего-навсего помощь друзьям… неинтересно.

– Это да, – согласился я, помолчав. – Неинтересно и скучно. Кроме тех случаев, когда без нее – никуда.

***

За общей суматохой с нашим с Ленкой погружением и находкой золота – на подъемные работы нужно будет целый флот высылать, не иначе – равно как и с чудесным возвращением Мику, как-то совершенно забылся тот факт, что у нас на борту имелись пленные. Толстый парень Рейхардт, обретший после нашего краткого общения спокойствие и улыбку Будды, и мрачный хмырь в неизменной панаме, которого, как выяснилось, звали Билл Хойт. Что с ними делать, собрались решать коллективно, но без экипажа – пленные были нашими.

– Я их, честно говоря, сначала планировал допрашивать, – выдал я секретные намерения. – Если потребовалось бы, то достаточно жестко. На предмет личности заказчика, в первую очередь, а также зачем он сделал с Мику то, что сделал, ну и дальше по обстоятельствам. Даже на детекторе лжи собирался проверять – надежнейший способ, между прочим.

– И откуда бы ты его тут взял, детектор-то? – лениво поинтересовалась Алиса.

– Да он у меня с собой! – я достал из кармана хитрое устройство.

– И что? – Алиска прищурилась, рассматривая детектор. – Это же просто стальная пластинка.

– Конечно, – подтвердил я. – Работает так – прижимаем к ней палец проверяемого, и говорим, что отрежем его, если он, зараза такая, не расскажет правду. В любом случае, сейчас необходимость мстить за нашу зеленоволосую красавицу отпала сама собой… так что не вижу причин прибегать к излишней жестокости. Детектор, Алиска, кстати, отдай – я тебя знаю, ты его для чего-нибудь не того приспособишь, есть у тебя такой талант… Итак, друзья, какие будут мнения на этот счет – что делать с нашими почетными пленниками?

– Поинтересоваться именем заказчика, довести его до сведения Датча, дальше пусть сами разбираются, – пожала плечами Алиса. – А этих – отпустить.

– Я бы тоже отпустила, – согласилась Славя. – Или просто передала в чьи угодно компетентные руки – я даже не знаю, в Роанапуре полиция есть или нет? – и там уже не наше дело.

– Они неприятные, – согласилась Лена и поежилась, будто вспоминая что-то плохое. – Лучше бы избавиться, и побыстрее… то есть, в хорошем смысле избавиться, конечно!

Я уставился суровым немигающим взглядом на Мику.

– Твой голос решающий, о прекрасная гетера с Востока. Ты, в общем-то, пострадавшая сторона, так что, как скажешь – так и будет.

Алиса закатила глаза. Что-то я и правда ошибся – на востоке же гейши, а не гетеры. Молодчина, что заметила.

Мику чуть нахмурилась.

– Ну, с одной стороны, он меня все-таки, конечно, убил… но с другой – я же вернулась! Так что тут выходит пятьдесят на пятьдесят, хотя они же за нами гонялись еще долго и задержали на день, и кто знает, как бы все пошло, не будь их здесь… Но ведь это несчастные, запутавшиеся люди, которым не нравится то, что они делают, и они занимаются этим только из-за денег – какая это ужасная судьба… Мне кажется, нужно их просто отпустить с предупреждением, чтобы больше так не делали.

Наивная, милая Мику. Или проницательная и мудрая – как посмотреть.

***

– Плохи ваши дела, граждане, – оставшись в одиночестве, сообщил я Биллу и Рейхардту, которые сидели, прикованные наручниками, на корточках в дальнем углу. Билл зыркнул на меня мрачно, но ничего не сказал, а толстый кок, принявший буддизм, воззрился с незамутненным радостным ожиданием. Что-то с ним все же крепенько стало не то. – Мы тут посовещались с товарищами относительно дальнейших действий с вами. Мнения разнятся, большая часть предлагает привязать к ногам чугунную гирю и утопить в бурных водах. Но вот беда – на борту нет ни грамма чугуна, что, по совести говоря, серьезно осложняет вашу участь, потому что на втором месте стоит предложение…

– Говори, что нужно, парень, – разлепил сухие, потрескавшиеся губы Билл Хойт. Попить им дать забыли, это да, это моя вина, пожалуй. – Раз мы еще дышим, значит, зачем-то вам еще нужны. Точнее, я нужен, Рей теперь уже, думаю, мало ценности представляет.

– Ну, заказчик, конечно, – пояснил я. – Кто нанял, с какими целями, в какой формулировке. Вы же наемники, никакими эмоциональными узами к нему не прикреплены, а заказ честно провалили. Так что можете смело колоться, потому что девчонки мои, разозленные отсутствием чугуна, придумали несколько довольно экзотичных вариантов – ты их не оценишь, есть у меня такое подозрение.

Бородач в панаме фыркнул.

– В этом ты прав, парень, положение на этот раз, похоже, и впрямь безвыходное – но, справедливости ради, мы никак не рассчитывали на такой поворот событий. На такую… сверхъестественную реакцию со стороны простых контрабандистов. Словом… нас наняло ЦРУ.

– Ух ты, – восхитился я. – А чего не Моссад сразу, не зловещие хасиды с длинными носами и пейсами, облаченные в шерстяные пальто и курчавые шапки? Зашел бы уже с козырей.

– Я говорю то, что знаю, – пожал плечами Хойт. – Нет, она, конечно не представлялась и вообще языком не болтала на этот счет, только мы ведь тоже не сопляки, так что навели справки, пообщались со знающими людьми – у половины Роанапура есть такой «парень, который знает одного парня, который знает еще одного парня» – осведомители, короче. И вот несколько таких осведомителей, независимо друг от друга, сообщили, что как минимум она, а то и все ее заведение – Церковь Насилия – занимается, среди прочего, работой на «спуков», ЦРУшников, в смысле. Так что я, можно сказать, после всех этих лет снова послужил своей прекрасной родине за неплохие деньги в твердой валюте.

Неведомый резидент ЦРУ в Роанапуре еще, оказывается, и женщина. Вот всегда так – все зло от них.

– Боевая задача была похитить девчонок? – на самом деле, именно этот вопрос интересовал меня больше всего. ЦРУшники или нет, к заказчику подступиться все равно пока невозможно. А вот откуда у него оказались сведения про нас – это отдельный вопрос. Неужто Балалайка сдала?

Билл Хойт отвел взгляд. Впечатлительный наблюдатель мог бы сказать, что он чуть смущен.

– Не совсем. Приказ был недостаточно конкретно сформулирован – по нему за вами нужно было проследить и, в случае получения или передачи любого ценного груза, перехватить его и доставить заказчику.

– Ага, – глубокомысленно сказал я. – А чего ж вы тогда напали, черти? Не было ведь передачи. И получения – тоже не было.

– Мы пришли к выводу, что ты с помощью «Черной лагуны» перевозишь ценных пленников – было решено их перехватить, – сообщил Билл Хойт бесстрастно.

Эвон как, «было решено». Сам, небось, и решил. А что это означает? Что дело не в Балалайке, утечка была не от нее – иначе у этой гоп-компании было бы куда больше информации. А так ЦРУ просто пронюхало, что русская мафия затевает что-то масштабное и потенциально выгодное, и решило вмешаться. Хм, а может, это вообще частная инициатива конкретного резидента – сейчас уже не выяснишь, а с коррупцией в этом агентстве всегда был полный порядок.

И тогда что получается? ЦРУ получает информацию о готовящейся операции «Отеля Москва» то ли от «крота», то ли с помощью технических средств, но в сильно урезанном виде, американцы не знают, ни целей операции, ни исполнителей. После этого за штаб-квартирой «Отеля» устанавливается наблюдение – кому будет поручено исполнение. Приезжаем мы. Компания «Лагуна», главой которой является Датч, достаточно известна в городе, кроме того все знают, что с ней часто сотрудничает Балалайка, так что жучок на катере, вполне возможно, был вообще поставлен заранее, впрок. Мы отплываем, в это время наемникам ставится задание проследить, выйти на перехват и присвоить любые находки или товары, которые окажутся на борту. Они проявляют нездоровое рвение и атакуют раньше, чем и запускают весь этот каскад безумных забегов, похищений, стрельбы и искусственных штормов в отдельно взятых координатах.

Нормально это выглядит? Вполне нормально – реалистично. Это только в кино ясные взором оперативники за пять секунд получают абсолютно всю информацию и никогда не совершают ошибок. В реальной жизни всегда царит хаос, неразбериха и принимаются дурацкие инициативные решения. Плохо ли это? Упаси боже – если бы Реви с Роком успели как следует разведать испанский фрегат и поднялись на борт с золотом до прибытия орлов Хойта, трупов могло быть гораздо больше. Так что – пускай это и цинично – нам в целом скорее повезло. Несмотря даже на произошедшее с Мику.

Наверное, здесь мне полагалось снова почувствовать какие-то эмоции – сожаление, остатки того горя и отчаяния, которые затопили нас всех тогда на палубе, стоящих рядом с безвольным, бездыханным телом с разметавшимися зелеными косами. Хотя бы намек на них. Но я не чувствовал ничего.

Ритм двигателей катера изменился – судно перешло на низкие обороты. Тормозим, что ли? А как же залитые под пробку баки и полный ход до самого Роанапура?

– Ладно, – объявил я. – Насчет экзотических предложений по вашей дальнейшей судьбе, это я пошутил. На самом деле, при условии что ты все расскажешь, было решено вас отпустить с миром. Мы ж не злодеи какие, в конце-то концов.

На палубе нас встретил усилившийся ветер и качка – погода портилась, отсюда и снижение скорости. Билл Хойт ступал осторожно, он все-таки не до конца верил, что мы отпустим их просто так. Зато Рейхардт все так же радостно молчал и с широкой улыбкой смотрел на проглядывающее из-под быстрых белых облаков яркое солнце.

– Итак, – громко сказал я. Болтающая ногами на торпедном аппарате Алиска даже головы не повернула, зато из рубки вынырнула Мику, а на носу мелькнули белокурые косы Слави. – Граждане пираты, наемники, тунеядцы и хулиганы совершили проступок, и были задержаны. Но в ходе предварительного следствия осознали свою вину, раскаялись в содеянном и пошли на сотрудничество с органами дознания. В силу этого, им был вынесен максимально мягкий приговор – изгнание с прогрессивного парохода «Черная лагуна» за несоответствие высоким требованиям к моральному облику экипажа. Приговор вступает в действие немедленно.

Билл Хойт напрягся. Он явно решил, что изгнание будет истолковано буквально – за борт, головой вниз. Но мы, как уже было сказано, не душегубы. Поэтому я продолжил.

– По причине отсутствия личного транспорта, гражданам Хойту Бэ и Вольфу Рэ – китайцам, судя по именам – будет оказана единовременная помощь в виде телепортации, а также бесплатного дельного совета.

Я встал между ними, приобнял за плечи и шепнул Биллу Хойту на ухо то, что планировал. После чего исчез вместе с ними.

– Что ты им сказал? – поинтересовалась Славя через несколько секунд, когда я уже снова стоял на палубе, один-одинешенек.

– Так, выдал полезную рекомендацию насчет смены поля деятельности, – образно ответил я, неопределенно помахав в воздухе ладошками. – Сдается мне, они прислушаются.

***

– Женщина, связанная с ЦРУ и Церковью Насилия? – без особого удивления переспросил Датч. – Это Эда, ее все знают, обаятельная такая девушка. Реви с ней частенько общалась в прошлом, да и на катере они, кажется, тоже вместе бывали – тогда, видимо, мы жучка и подхватили, Бенни его как раз нашел и уничтожил. Эда, значит… Бодро она нас обставила, выходит – я как-то не рассматривал ее как угрозу, и получается, зря. Ладно, с этим мы разберемся. Спасибо за информацию, кстати.

– А что, мы теперь из-за погоды до Роанапура когда доплывем? – поинтересовался я. – То есть, я хотел сказать «дойдем», конечно.

– Чуть припозднимся – отмахнулся Датч. – Будем там не в семь, а в восемь часов вечера, скажем. А насчет «дойдем» и «доплывем» – не заморачивайся. Ничто так не выдает сухопутную крысу или салагу, как стремление к дешевым «военно-морским» понтам. Если слышишь где-нибудь, что «говно плавает, а корабли – ходят», сразу шли его в мрачные темные глубины, нормальный человек на такое никогда не обращает внимания.

– Понял, дорогой товарищ, сэр капитан Датч, – отрапортовал я, потому что и вправду понял. – Разрешите идти?

– Иди… «товарищ» матрос.

Несмотря на ветер и шустрые облака в небе, солнце, уже немного свернувшее к горизонту, по-прежнему палило. Жаркий день был все-таки, жаркий. Если бы не прохлада от буянящего по соседству моря, могли бы по-настоящему сильно запариться.

Алиска все еще сидела на стальном торпедном бидоне и задумчиво смотрела вдаль, а вокруг не было никого. Я подошел, немного подумал, и без затей устроился рядом. Аппарат протестующе скрипнул креплениями, но выдержал.

А вам приходилось когда-нибудь начинать сложный разговор о случае, в котором вы были стопроцентно неправы? Довольно гадостное ощущение, скажу я вам. С другой стороны, как говорят рассудительные американцы, «начинай говорить, ситуация сама себя не разрешит», а каждая секунда молчания только поможет выстроить стену отчуждения. Поэтому я выдохнул – да и бросился на эту стену.

– Аля, я хотел тебе…

– Славя мне все рассказала, – уронила Алиса спокойно. Слова заготовленной неловкой речи застряли в горле.

– А? – умно среагировал я.

– Она. Рассказала. Мне. Про. Вас. – пояснила Алиса сквозь сжатые зубы, и я сообразил, что ее наносное спокойствие – это маска, а внутри, как внутри вулкана, зреет сносящий все на своем пути взрыв. И остановить или предотвратить его у меня нет никакой возможности.

– Послушай, это все равно ничего…

– Ничего? – она повернула ко мне лицо, в котором было солнце и лед, и черные грозовые тучи, все одновременно. – Ничего?! Ты – ты сделал это! Ты все-таки сделал это! Ты обещал! Ты обещал мне!

Слова хлынули из нее, перехлестывая через край, как перехлестывает вода в половодье через край плотины, и лавиной понеслись на меня.

– Как ты…? Как ты мог! Ты… с ней – почему? Ведь все было хорошо, все же было замечательно… и как – и почему?! Ведь ты – ты же обещал! Обещал, что все будет хорошо, всегда! Ты обещал, что вокруг будет бесконечное лето, и счастье, и прекрасные цветы, таких цветов и оттенков, которых я никогда не видела! Ты… ты врал мне!

Я молчал. Нужно было, конечно, что-то сказать, хотя бы попытаться объясниться. Но говорить не хотелось.

Погода испортилась окончательно – налетал ветер, он ерошил алискины волосы, бросал их из стороны в сторону, и казалось, что вокруг ее головы мечется разъяренное рыжее облачко.

– Тебе что, нечего сказать?! Я же тебе верила! Впервые после того, как тогда, в лагере… Сто раз зарекалась – никому, никогда! А тебе поверила… Зря? Получается – зря! Ты… ты сделал мне больнее, чем все они! Чем все, вместе взятые – ты один!

Последние слова она кричала уже мне в лицо – зло и отчаянно.

А Славя-то, видимо, поменяла свое решение насчет «повторить приятный опыт в кармане реальности, о котором никто не узнает». Это после моей авантюры с таблетками, так думаю.

Девушка замерла. Ветер шипел вокруг нее мелкими колючими брызгами, свиваясь в прозрачные хлысты вихрей. Щеки у меня были мокрыми, но то была, скорее всего, просто водяная пыль. Алиса неверящим, раскаленным взглядом уставилась мне в глаза.

– Или… все мимо? Ты… ты ничего не чувствуешь? Совсем ничего?

Я молчал. Она была, конечно, права, это началось уже давно, почти сразу после того, как мы покинули лагерь, усилилось после приезда в Роанапур, а окончательную форму приняло после смерти Мику. Мне было все равно, все чувства выгорели и превратились в хрупкий белый пепел, не дающий огня. Я еще помнил все, что ощущал тогда – искренние радость, счастье, готовность совершать добро – но воспроизвести их уже не мог.

Я перестал чувствовать, перестал отделять плохое от хорошего. И даже сейчас – даже сейчас! – с холодным любопытством исследователя анализировал собственные ощущения. Не пугался происшедшего, не ужасался тому, в кого превратился, а трезво вычислял потенциальную выгоду, которую можно извлечь из нынешней ситуации.

Я медленно кивнул. Слишком много факторов, все подсчитать не получалось.

И все-таки я плохо понимал женщин. Алиса как-то жалобно шмыгнула носом и быстрым жестом вытерла глаза. Ветер мгновенно стих, море успокоилось. Солнце, ощутимо продвинувшись по небу вниз, уже окуналось в море краешком острого пылающего диска.

– Бедный… – прошептала она. – Что ж у тебя за привычка такая – постоянно попадать во всякую гадость? А кто вытаскивать будет, опять я? Всегда я, получается – повезло мне с тобой, страшное дело…

Облака проносились по небу, как линкоры, заходящие в бухту. Солнце рухнуло в море, как идущий ко дну броненосец. Катер снова набрал ход и с мерным рокотом быстро разрезал успокоившиеся волны. Восприятие замедлялось – я внезапно понял, что лежу на палубе, а голова моя – на коленях у Алисы. Я хотел было прикинуть, какую стратегию здесь будет использовать выигрышней всего, но не смог. Сквозь прикрытые веки проникал красный закатный свет. Мне было хорошо, впервые за последние несколько дней.

– Лежи, – шепнул на ухо знакомый голос. Прохладная ладонь опустилась на лоб. – Дорога впереди недолгая, но тебе все равно лучше пока полежать.

В далеком гаснущем небе, медленно, по одной, зажигались звезды.

– На Млечный Путь сворачивай, ездок, других по округу дорог нет, – ответил я. Слова звучали странно, но были верными – я это чувствовал. Как и непонятную тягучую боль и обиду внутри, но и это было нормально – это были человеческие эмоции, и они возвращались. Чувства – именно они, а не чудовищные сверхспособности делают нас людьми.

– Саш? – по-прежнему Алиса была рядом. Лежать у нее на коленях было одно удовольствие. Я наслаждался этими новообретенными ощущениями – а ведь последнее время как-то без них обходился, даже удивительно. – Прочитай мне что-нибудь.

– Стихи? – удивился я. – Да я ведь больше по песням специализируюсь.

– Песни – это те же стихи, только закутанные в мелодию, – туманно пояснила Алиса. – А мне сейчас нужен человек внутри.

Я чуточку повернул голову и взглянул на ее лицо, раскрашенное последними отблесками заката. Обычная девчонка, где-то добрая и нежная, где-то грубая и дерзкая, красивая – но ведь таких миллионы. Почему же именно от нее – заполошно, неровно – бьется мое сердце? Почему рядом с ней, а не с другими я становлюсь таким, которого не нужно стыдиться? Почему ее огненная ярость и мое равнодушное, ледяное безумие так хорошо уравновешивались, оставляя после себя лишь чистое безмятежное небо?

Мы подходили друг другу, сочетались, как два соседних кусочка огромной мозаики. Такое случалось в этом мире редко, очень редко. Но все же случалось.

Я закрыл глаза, еще не зная, что скажу, но с уверенностью, что нужные слова придут – они всегда приходили. Не подвели и на этот раз: как волны, как дрожь железнодорожного локомотива на скоростном перегоне, пришли неровные, рваные строки – они погружали меня в свой ритм, давали новую жизнь старым, стершимся словам.

Я слышу твой голос —

голос ветров,

высокий и горловой,

Дребезг манерок,

клёкот штыков,

ливни над головой.

Именем песни,

предсмертным стихом,

которого не обойти,

Я заклинаю тебя стоять

всегда на моём пути.

Много я лгал, мало любил,

сердце не уберёг,

Легкое счастье пленяло меня

и лёгкая пыль дорог.

Но холод руки твоей не оторву

и слову не изменю.

Неси мою жизнь,

, а когда умру —

тело предай огню.

Куда-то пропал ровный шум двигателей, хотя «Черная лагуна» неслась по волнам, кажется, едва их касаясь, исчез плеск волн и крики чаек. Вселенная опустела, в нем остались только мы, и огромное небо, и еще четкий речитатив мыслей и чувств человека, умершего задолго до нашего рождения – его надежд, его разочарований, его веры и боли. Алиса не шевелилась, ее лицо, обращенное вверх, было бесстрастно.

Словно в полёте,

резок и твёрд

воздух моей страны.

Ночью,

покоя не принося,

дымные снятся сны.

Ты приходила меня ласкать,

сумрак входил с тобой,

Шорох и шум приносила ты,

листьев ночной прибой.

Видишь – опять мои дни коротки,

ночи идут без сна,

Медные бронхи гудят в груди

под рёбрами бегуна.

Смуглые груди твои,

как холмы

над обнажённой рекой.

Юность моя – ярость моя —

ты ведь была такой!

Нет, не любил я цветов,

нет, – я не любил цветов,

Знаю на картах, среди широт

лёгкую розу ветров.

Листик кленовый – ладонь твоя.

Влажен и ал и чист

Этот осенний, немолодой,

сорванный ветром лист.

– Красиво, – тихо сказала Алиса. Ее глаза, карие, огромные, были совсем не похожи на звезды – но они тихо мерцали сейчас, и они были близко от меня, куда ближе, чем огромные шары радиоактивной плазмы, рассеивающие вокруг себя ослепительный смертельный свет. Ее слова растопили еще что-то внутри меня, и в сердце тоненькой талой струйкой закапало то, о чем я давно забыл и думать. Понимание того, что потерял, и раскаяние, и бессильная злость на себя – глупого, самодовольного болвана. И еще пришли слова. Это не было религиозным откровением, слова не предлагали решений и не открывали выхода, но они давали надежду на то, что еще не слишком поздно. Иногда все, что нам требуется – это надежда.