Текст книги "Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Точно, – согласился Датч. – И, как уже догадались наиболее умные, теперь у нас эта информация есть. У нас есть – да, да, Алекс, можешь теперь порадоваться – есть карта.

Ружичка показал жестами, как на него сходит небесное сияние.

– Насколько она достоверна? – Реви решила не терять напрасно время. Датч пожал плечами.

– Лично у покойного капитана я за спиной не стоял, секстан в руках не держал. Но наши общие знакомые уверяют, что координаты точны, и полагают, что мы достаточно квалифицированы и оснащены технически, чтобы осуществить хотя бы разведку и первичные работы по подъему груза.

Он многозначительно замолчал. Реви фыркнула.

– Ну мы уже все поняли про корабль, давай про условия оплаты!

– Небольшой аванс, – скромно сказал Датч. – И, при успехе, доля от добычи.

Команда замолчала, в полном составе уставившись в потолок, хмуря брови и шевеля губами в безуспешных подсчетах будущего богатства. Девушки и Ружичка ничего такого делать не стали, им было, по большому счету, все равно, их зарплата пока вообще не оговаривалась.

– Доля… – пробормотал Бенни.

– Есть небольшой риск, да, – признал Датч. – Но мы всегда работаем с риском. И если он оправдается – то даже два процента от, скажем, десяти тонн золота…

– Два процента? – снова вскинулась Реви. От возмущения она привстала, потеряла равновесие и снова плюхнулась на продавленный диван, задрав длинные стройные ноги. – Датч, ты на старости лет совсем одурел. Мы берем на себя охрененную работу, подставляемся как малолетки, рыская по морю с дурацкой картой и ныряя в каком-то случайном месте – за два процента от выдуманной прибыли? При том, что могли бы взять любой другой заказ и получить небольшие, зато реальные деньги? Серьезно? – Она снова вскочила.

– В общем-то, нет, – спокойно сказал Датч. – Сядь.

– А я думал, она приседания делает, – с каменным лицом сообщил Ружичка. – Встала-села, встала-села. Очень полезное упражнение, особенно когда со штангой.

– Во-первых, я сказал не «два процента», а «даже два процента», – пояснил негр. – На самом деле, оговоренную часть я сейчас оглашать не буду, но она была вполне приличной. Но поскольку Реви права, и процент от ноля все равно составляет ноль, то не будем затрагивать эту тему до получения хоть какого-то результата. Как ваш работодатель, я счел предлагаемые условия приемлемыми.

– Между «приемлемыми» и «приличными» есть большая разница, – пробурчала Реви, уставившись в иллюминатор.

– Здесь мы подходим ко второму пункту, – продолжил Датч. – Этот наш заказ – не простой. Скорее, это что-то вроде вступительного взноса в организацию нашей всеобщей знакомой – уважаемой Балалайки.

– О чем речь? – заинтересовался Бенни. – Одно дело – отстегивать процент за защиту и покровительство, а совсем другое…

– Кажется, я слышал от нее словосочетание «полноправное партнерство», – задумчиво сказал Датч. – Эксклюзивное право на подходящие по габаритам транспортные перевозки «Отеля Москва», в первую очередь. Приоритетное право на любые другие заказы, в случае нашего согласия. За фиксированную плату, об отсутствии которой нам так отчаянно плакалась только что Реви. Не так уж похоже на упомянутый тобой «процент за защиту», а, Бенни?

Он обвел глазами притихшую команду.

– Я могу и ошибаться, но по-моему, мы заполучили себе отличный контракт.

***

По деньгам, конечно, мы с Датчем договорились. Нам, по большому счету, вообще зарплата не нужна была – до сих пор дома лежали и пылились деньги Балалайки, да еще то, что по пути в Роанапур прихватили, по дороге. Ну, не успеваем мы тратить, не успеваем, слишком много вокруг интересного, и везде надо успеть сказать свое веское слово.

Так вот, с деньгами вопросов у меня не было, но для порядка, мы с Датчем слегка поторговались, чтобы не выступать вызывающими подозрения беззвездными альтруистами и филантропами. Торговаться я люблю – в прежней жизни все продавцы на базаре начинали рыдать в голос, когда я входил – поэтому занимался этим с видимым удовольствием. Именно это, по всей вероятности, и усыпило бдительность черного здоровяка. Расстались довольными друг другом.

Датч, правда, настаивал на как можно более скором отправлении – дескать, у стен есть уши, поэтому тормозить не следует, отчего мы, посовещавшись, решили домой не возвращаться всей оравой, а отправить одного меня. На вашего непокорного слугу возлагалась почетная обязанность забрать всякое необходимое снаряжение, потому что поиски клада – это дело серьезное. Это вам не жук начихал!

– Это тебе не жук начихал, – наставительно сказала Алиса, закончив перечислять все ее вещи, которые мне следовало захватить из гостеприимного дома бабушки Бутракхам, включая красный пионерский галстук. – Это море. Или даже океан, я точно не помню. С таким не шутят.

– Отличное дело, – вкрадчиво сообщил я рыжей нахалюге. – Я, значит, буду там распинаться, нести на себе, сгибаясь под грузом тяжести, огромный груз, а вы тут будете отдыхать и роскошествовать, попивая ледяной дайкири в шезлонгах и постепенно утрачивая свою прекрасную физическую форму, в которую я когда-то влюбился без памяти. Нет в мире справедливости.

– Ничего, – жестоко отказалась Алиска, – помни, что любая тяжесть, которую ты будешь тащить – ничто, по сравнению, с гравитационным полем самой завалящей черной дыры в галактике. Вот где тяжесть, вот где силища! А у тебя – так, недоразумение какое-то.

Образованная она у меня.

– Так что, – торжественно заключила Алиса, – работай, товарищ! А мы тут, кстати, с девчонками пока порядок наведем, на катере, а никак не в шезлонгах будем прохлаждаться. Потому что сам видишь – грязища кругом, и запустение, ходить противно – а лежать тем более. Наведем тут порядок, да такой, что когда ты вернешься, то просто не узнаешь катер.

– Я возвращаюсь максимум через два часа, – вкрадчиво напомнил я.

– О, – Алиса выглядела смущенной. – Тогда, наверное, ты узнаешь катер. Но тут все равно будет гораздо лучше, чем сейчас. А чтобы не нести, сгибаясь под грузом – возьми, да и купи сразу велосипед, как собирался. И польза, и удовольствие. Заодно и собственную физическую форму восстановишь.

А еще она очень ироническая и злопамятная. Ну, вы заметили, наверное.

***

Датч никакого удивления от моей просьбы не выразил, только позвонил кому-то быстренько, и буквально через пятнадцать минут меня подвезли к престарелому тайцу, который свое имя называть мне не стал, но, позвякивая ключами, отпер не слишком большой ангар, буквально набитый велосипедами.

Машинки были неновыми, их происхождение и судьба никаких сомнений не вызывали – сначала произведены на безвестном заводе в Китае, а затем украдены ловкими и беспринципными тайцами у евро-американских раззяв. Как там в нетленке: «Сработано руками итальянских мастеров, украдено руками английских воров», точно по тексту.

Самым сложным было не растеряться и продолжать мыслить трезво, изо всех сил удерживаясь от желания с диким воем вцепиться сразу в два… нет, три… нет, как минимум пять отличных агрегатов. Увы, человеческая природа жестока, и одновременно можно ехать только на одном, в чем я вижу явную несправедливость. Вторым по сложности делом было определиться – придется ли ездить по хоть и кривым, но довольно ровным улицам Роанапура, или судьба закинет отважного наездника на суровое грунтовое бездорожье. Ценой ошибки могло стать испорченное удовольствие от езды и потеря авторитета в собственных глазах, что недопустимо.

Решил компромиссно, взял то, что традиционно называется гибридом: двадцативосьмидюймовые колеса, простые и надежные ви-брейки с новыми колодками, хорошая алюминиевая рама. Из навесного выбрал только широкие и длинные крылья, да массивный багажник. Мне же, в конце концов, еще грузы на нем возить!

– Десять тысяч бат, – сказал с непроницаемым лицом старик без имени, молча смотря на выбранный мной велосипед. Ну вот, все удовольствие от покупки испортил, да еще и цену завысил от души – за такой даже новый меньше трехсот долларов просят. Надо его проучить.

– Да он больше пяти тысяч не стоит, дедушка, – сказал я, упершись предельно честным взглядом в полусомкнутые глаза продавца, почти невидимые за морщинистыми веками. – Сбавить бы надо.

– Нельзя сбавить, – заупрямился старик, вытирая слезящиеся глаза. И, противореча сам себе, сообщил: – Девять тысяч тогда.

– Да он же ворованный, не иначе! – с явным ужасом открыл я Америку. – А ну как на нем убили кого? Зачем мне такие проблемы? Шесть тысяч, больше не дам.

«Отдай мне его подешевле, упрямый дед! Что ты споришь, когда тут, в ангаре такая духотища, и вообще я тороплюсь».

– Восемь, – закряхтел старикашка, утирая пот со лба. – Очень хороший, хотел себе оставить.

«Куда тебе еще этот пепелац, ты ж развалишься на запчасти послезавтра!»

– Семь тысяч, – решительно сказал я. – Все, что с собой есть, а нет, значит, нет – пойду дальше искать.

Продавец сплюнул в горячую пыль.

– Семь, – согласился он нехотя. – Забирай.

***

Дорога к дому, вопреки опасениям, оказалась не такой уж долгой – велосипед развивал на шоссе вполне приличную скорость, машин было немного, а в черте города я успешно рулил по тротуару, повергая в смятение редких прохожих. Погоды стояли жаркие, и народу на улицах, можно сказать, и не было.

Собраться дома тоже получилось довольно быстро – дольше всего заняло собирание раскиданных по всей комнате алискиных вещей, остальные девчонки держали свое снаряжение в порядке, что называется, одним куском. Бабушки Бутракхам в окрестностях не наблюдалось, так что я просто оставил ей короткое сообщение, что все в порядке, отлучаемся на пару дней, любим и целуем.

Я как раз кантовал, стоя у калитки, две объемные сумки на багажнике (хорошо, большой взял), как сзади раздались шаги.

– Может, помочь? – по-английски произнес голос с легким акцентом. Я обернулся.

Дядька средних лет, европеец. Высокий, крепкий, седоватые кудри трепал ветер. Глядел он, правда, вполне доброжелательно.

– Спасибо, – я завязал последний узел, подергал его на прочность и остался доволен. – Но вроде бы уже все, упаковал нормально. Не буду вас затруднять, тем более, вам и неудобно было бы – вон, рука перевязана.

Незнакомец кивнул.

– В путешествие отправляетесь? – вежливо поинтересовался он.

– Ага, – я улыбнулся. – На рыбалку с девчонками с ночевкой. Ну, вы понимаете.

Я забрался в седло и проверил равновесие. Неплохо, в общем-то, тяжесть чувствуется, но вести, по большому счету, не мешает. Особенно если нормальную скорость набрать.

– Конечно, – подтвердил высокий человек. Улыбаться в ответ он, правда, по какой-то причине не стал. – Конечно, понимаю.

***

Глава 10, где высокий человек демонстрирует, что его еще рано списывать со счетов

– Ну как? – Алиса забавно скользила по палубе «Черной лагуны», размашисто орудуя корабельной шваброй, похожей на увешанную макаронинами палку. – Успешно смотался-то, ничего не забыл? И как ощущения от катания?

Ружичка притормозил у пирса и жизнерадостно поморщился.

– Практики нет, – пожаловался он. – И тут седло непривычное, и люди на малоопытных велосипедистов почему-то не очень правильно реагируют. Разбегаются, орут чего-то, руками машут… Но главное – слишком долго пришлось катать для первого раза, из-за чего адски натрудил разные места, о существовании которых в моем организме ты, наверное, даже и не подозревала. Но в целом – отлично.

Он похлопал по двум тюкам на багажнике.

– Полтора из них – твои вещи. Ты с собой решила сразу все взять? Вот прямо все, включая любимого плюшевого тигренка?

– Утихни, – отказалась Алиса. Было жарко, и с девушки пот тек ручьем, а это только в кино выглядит привлекательно. – В кои веки представилась возможность бесплатной, экологически чистой доставки, что же, упускать ее? Зато посмотри, как мы здорово разобрались с нашей шхуной!

Отмытая десятком старательных рук, шлангами и шваброй, «Черная лагуна» и правда выглядела неплохо, блестя чистыми леерами и прозрачными стеклами. Хотя, конечно, внеочередная покраска ей бы явно не помешала.

– Технически, шхуна – это обычно парусное судно, имеющее не менее двух мачт… – занудил было Ружичка, но Алиса решительно прихлопнула поток бессвязных речей ударом швабры о палубу.

– Велосипед заводи на борт, – скомандовала она. – Нечего ему на берегу оставаться. А Датч приказал сниматься с якоря и выходить в открытое море сразу, как ты приедешь. Во избежание.

***

Порт, с его ржавыми металлическими конструкциями и тухлой, воняющей гнилью водой, остался позади. Море, еще недавно жизнерадостного аквамаринового цвета, быстро темнело и приобретало даже какой-то суровый, холодный окрас. И только солнце, светившее в выгоревшем, без единого облачка, небе, оставалось прежним.

Катер шел быстро, почти перпендикулярно береговой линии, и набегающая волна каждые несколько секунд белой пеной разбивалась о форштевень. Было интересно, хотя и не слишком комфортно – катер ходил вверх-вниз, как самолет под управлением не особенно умелого пилота. Как объяснила Алисе более опытная в данном вопросе Реви, пока что на эти движения не следовало даже внимания обращать – самое веселье начнется при бортовой качке, если идти параллельно линии волн. Тогда, как изящно выразилась Реви, живые могли позавидовать мертвым, а сытые – голодным.

– Метание харчей на дальность – профессиональный вид спорта для таких как мы, – подмигнула девушка, а Алиса настороженно сглотнула неприятные ощущения.

К ним прогулочным шагом, одновременно подпрыгивая и приплясывая, приблизился неугомонный Ружичка, напевая под нос очередные куплеты собственного сочинения:

Вы узнаете правду, она будет жестока,

Я простой террорист с юго-востока…

– Это еще что такое? – нахмурилась слегка Алиса. Дело, конечно, делом, но чувство юмора парня все еще приводило ее порой в некоторый ступор.

– Да вот… придумалось… витает что-то такое в ноосфере, – туманно объяснил тот. Слово «террорист» Алисе не понравилось – советская закалка! – но неприятные мысли она отбросила. Сумасшедший или нет, Ружичка просто не мог быть плохим человеком.

– Интересует вопрос: куда вы подевали остальной экипаж? – подозрительно поинтересовался тем временем парень. – А то я весь день, считай, только вас двоих и вижу. Не поймите неправильно, зрелище, конечно, завлекательное, но я просто имею необходимость сверить каждого по боевым постам и провести инструктаж на предмет техники безопасности. Забортную воду не пить, пираний не кормить, в случае пожара звонить ноль-один – в таком вот аксепте.

– Что бы ты в этой технике понимал? Ты же на корабле второй раз в жизни, причем первый был ровно два дня назад здесь же, – хмыкнула Реви, прикуривая. Ружичка фыркнул, то ли от дыма, то ли от негодования, но спорить благоразумно не стал, взглянув на кобуру с пистолетами. – В рубке они, где же еще – катер-то маленький. Анекдоты про нас, небось, сейчас травят.

– Ага, – исчерпывающе поблагодарил парень и, осторожно переставляя ноги по ходящей ходуном палубе, отправился на поиски.

***

Рокуро, которого, к его немалому удовольствию, все называли просто Рок, затруднялся пока сказать, нравится ему тот изгиб, который выдала судьба на этот раз, или не особенно. Речь, конечно не шла о его новой жизни в качестве члена экипажа «Черной лагуны», здесь все, раз и навсегда изменившись когда-то давно, шло по накатанной, и свою не-слишком-много-обещающую карьеру в «Ахиро Индастриз» он теперь почти не вспоминал.

А вот внезапное, похожее на бездумный, катящий валом ураган, сотрудничество с Руджи-саном и его девушками все еще навевало тревогу. Слишком неожиданно все, слишком… хаотично. Бывший бухгалтер, он всегда недолюбливал непорядок.

Продолжая раздумывать, Рок, чья официальная должность в составе экипажа звучала как «артельщик-камбузник», закрыл дверцу трюмного холодильника, за которой внезапно обнаружился ухмыляющийся Ружичка.

– А вот и Джонни! – жизнерадостно сообщил парень. – Чего, за колбасой тайком явился, Реви ограничивает, небось, в потреблении органической пищи, все пиццей да колой закидывается?

– В общем-то, нет, – пришел в себя от неожиданности Рок. – Просто проверяю запасы, чтобы хватило на достаточно долгий срок. Никто же не знает, на сколько времени затянется плавание – поэтому, пока есть возможность, продукты я закупил по максимуму.

– Ответственный подход, одобряю, – кивнул Ружичка, но когда Рок сделал движение, чтобы пройти к выходу, неожиданно ухватил его за руку.

– Я слышал, – парень растянул губы в привычной ухмылке, – ты там с Ленкой вроде как хорошо сошелся. Не разлей вода вы теперь, а?

Рок кашлянул, открыл рот, закрыл его, покраснел и неожиданно для себя ответил:

– Ну, в общем… да.

Парень продолжал, прищурившись, смотреть на него, и Рок благоразумно уточнил:

– Но если вы… ты… ты и она…

– Нет, – хмыкнул Ружичка, – ничего такого. Просто… – он задумался. Если бы он курил, то наверняка бы выдохнул сейчас клуб толстого дыма. Для обозначения важности момента. – Так сложилось, что я чувствую и несу за нее большую ответственность. И настойчиво хочу, чтобы у Ленки все было хорошо. Чтобы никто ее не расстраивал. Хватит. Наплакалась.

Он уперся взглядом в лицо снова побледневшему Року.

– Я парень веселый, – сообщил он внезапно. – Велосипед вот приобрел, гитару тоже думаю купить… А еще у меня имеется пистолет. Хороший, американский. Так вот, если ты Ленку расстраивать не станешь, то твое знакомство со мной ограничится гитарой и велосипедом. Понял, чего говорю?

Лицо у Рока сделалось упрямым.

– Если Лена-сан будет чем-то недовольна, она скажет об этом мне, я думаю. Не втягивая в это больше никого. Без обид, Арек-сандру.

Ружичка удивленно моргнул.

– Хорошо ответил, красавец! Ну что, совет да любовь тогда, хы-хы. А на колбасу все равно не налегай особенно, скоро пойдем галфвиндом, левым галсом, приводясь к ветру, так что ставь фордак на оверштаг, набивай шкоты бизань-мачты и свистать всех наверх!

Выдав эту ахинею на одном дыхании, парень сильно хлопнул Рока по плечу и скрылся в темноте трюма.

***

Ветерок с моря посвежел, регулярно принося с собой водяную пыль с острым соленым запахом, так что Реви с Алисой переместились в рубку, где, против ожиданий, оказалось пусто. Последняя, правда, Алису слегка разочаровала – по ее мнению, внутри обязательно должен был присутствовать огромный, мигающий таинственными лампочками пульт, деревянный штурвал в два человеческих роста, а также механический телеграф для передачи команд в машинное отделение, как на «Титанике». «Полный вперед! Полный назад! Стоп-машина!».

Реальность оказалась скучнее – катер, хотя и был построен еще во время Второй Мировой, в последующие годы подвергся немалой модернизации, поэтому все управление теперь осуществлялось штурвалом, выглядящим как обыкновенный автомобильный руль, да еще дроссельным рычагом, а для капитана (он же рулевой) на мостике было поставлено мягкое вращающееся кресло, сейчас пустующее.

Из спрятанных сбоку колонок играла Bittersweet Symphony, катер пробирался сквозь водные массы, покачиваясь на волнах в такт музыке, рубка на ходу слегка поскрипывала – на Алису напало какое-то мирное, сонное настроение.

К Реви с загадочным видом приблизился Ружичка.

– Мадемуазель, прошу вас, не издавайте ни звука, – тихо сказал он. – У меня для вас сообщение от зеленой женщины.

– Что? – ошеломилась Реви.

– Восемьдесят семь, – прошептал парень.

– Что?!

– Ладно, ладно, все, – поднял он руки. – Это шутка была такая. Чтобы смеяться, а то вы все тут какие-то мрачные, будто над вами опыты ставят в подземных лабораториях. На самом деле, у меня к тебе вопрос. Хм…

Реви терпеливо подождала. Секунды две.

– А где вопрос-то? Заснул?

– Сложно формулировать, когда сам не знаешь, что хочешь спросить, – пробормотал парень. – В общем, ты в последнее время… дня два-три, скажем… не ощущала ничего такого… необычного?

– В смысле? – нахмурилась девушка.

– Если бы я знал! – в сердцах хмыкнул Ружичка. – Ну… нежданные приступы доброты и филантропии, спонтанное желание покормить собачек или завести котенка, скажем? Ничего такого, а?

– Разве что отсутствие желания пришибить тебя на месте, – припомнила с трудом Реви. – Или, скажем, прострелить руки-ноги, чтобы полежал себе в одном месте спокойно, а не носился по судну и не надоедал всем. Сначала оно было, это желание, а потом – нет, делось куда-то. Загадка. Подходит такое?

– Недобрая ты, – опечалился Ружичка и, поникнув плечами, отошел. Девушка пожала плечами и мгновенно выбросила поведение парня из головы.

***

Когда Реви не к месту ляпнула про отстрел рук и ног, меня словно бы кольнуло откуда-то изнутри. Очень странное ощущение – холодок по коже… и такая пустота в груди, и вроде как понимаешь, что у тебя за спиной стоит кто-то, и смотрит, не отрываясь, смотрит своими черными глазами. У американцев есть для этого случая выражение «будто кто-то прошел по твоей могиле». Не знаю, что оно точно означает, но звучит слегка пугающе.

У меня что-то подобное было всего несколько раз, сильнее всего, когда мы с отцом приехали в маленькую деревушку далеко на западе, откуда он родом. За околицей деревни была дорога, и небольшая рощица с родником. А на краю рощицы стоял скромный обелиск, я его никогда раньше не замечал.

– Подойди-ка, – позвал меня отец. Я подошел.

На обелиске было несколько десятков фамилий – тех из деревни, кто погиб во время войны, защищая ее. Я медленно читал имена, водя рукой по щербатому камню, засыпанному иголками и сухой прошлогодней листвой.

Ружичка А.А.

Ружичка В.А.

Ружичка С.А.

Ружичка В.С.

– Родственники? – спросил я тихо. Голос почему-то сел. Отец пожал плечами.

– Деревня маленькая. Тут все друг другу родственники. Но вот этот – он показал на одну фамилию, – он был мой дядя. А вот этот, – показал на другую, – двоюродный дед. Остальных я не знал даже, правда, давно это было.

Он коротко, странно вздохнул.

– Жить бы им всем, и жить…

Вот тогда на меня и накатило. Я смотрел на свою фамилию на могильном камне, я знал, что под ним лежали люди одной со мной крови, и понимал, что они умерли ради того, чтобы я сейчас мог не пригибаясь стоять под неярким северным солнцем, и ветерок тихо качал кронами грабов и елей, и в вышине парили маленькие степные чайки.

Мне кажется, именно тогда во мне что-то изменилось. Наверное, пришло осознание того, что если нужно, я должен буду точно так же взять в руки оружие. И лечь в землю, сделав все, что мог, в случае необходимости. Хотя лучше всего, конечно, без последнего. Ну, собственно, я именно так и делал – пока была возможность, то есть.

Полуденное солнце отражалось от моря тысячами ярких белых брызг. Катер, отталкиваясь винтами от неподатливой соленой воды, продвигался вперед.

***

Жаркий полдень. Улицы города практически вымерли, без особой необходимости даже продавцы и таксисты стараются не высовываться из спасительной тени деревьев и гаражей. Карманники безнадежно вздыхают – погода нерабочая, можно отдохнуть. И отдыхают, сидя небольшими группками под самодельными навесами, цедя через трубочки ледяную минералку с соком.

В итальянском ресторанчике «Ла Стацьоне», единственном на весь Роанапур, тоже тишина и безлюдность. Длинный и широкий зал с десятками столов под темно-малиновыми скатертями, тяжелые парчовые портьеры, везде темное дерево и немного золота – итальянцы любят шикануть – сейчас был совершенно пуст, ни единой живой души. По вечерам здесь веселилась диаспора, скучая по родным Неаполю и Палермо, а также отдыхал душой дон Ронни по кличке «Челюсти», смотря за происходящим от лица соотечественников из «каморры». Словом, заведение это было уважаемое, не из простых. И охранялось, конечно, тоже тщательно, по высшему разряду.

Впрочем, высокий седоватый человек с перевязанной рукой оценил подготовку четырех мрачных парней с револьверами под мышкой, лежащих сейчас неподвижными мешками под барной стойкой, как недостаточную.

– Я хочу рассказать тебе одну историю, – сказал он задумчиво. Дон Ронни, накрепко привязанный с стулу, с кляпом в разинутом рту, бешено вращал глазами, но сделать ничего не мог. Личная охрана дона, два по-собачьи преданных ему головореза, Гвидо и Пепе, валялись в коридоре, ведущем в маленькую кухоньку как раз за главным залом.

– Давно это было, – продолжил высокий человек Хайнрих Вайтхенер, медленно ступая по комнате и слегка прихрамывая. – Я тогда еще служил в бундесвере, в экспедиционном корпусе, направленном в Афганистан, и не ждал от судьбы никаких поганых сюрпризов. Так вот, отправили нас однажды в одну деревню на зачистку… то есть, это мы думали, что там уже никаких талибов и прочего отребья давно нет, а есть только разрозненное сопротивление, которое нужно подавить. Это оказалось не так, мерзавцев в чалмах и с «калашниковыми» оказалось более, чем достаточно. Отсюда, кстати, мораль – никогда не верь американцам, они не врут только самим себе. Да и то не уверен.

Дон Ронни протяжно застонал. Мимо по улице со звоном прокатил велосипед.

– Словом, мы уперлись в классический позиционный тупик, – пояснил высокий человек. – Они не могли выбить нас из деревушки, потому что мы уже зашли и закрепились, а мы не могли продвинуться вперед без поддержки артиллерии или авиации. Но только у бундесвера нет авиации, таково было условие нашей работы в Афганистане. Всем, что летает, распоряжались всегда только янки. Вот еще один урок – какими бы теплыми друзьями вы ни были с американцами, все самое лучшее они оставляют для себя.

Высокий человек несколько секунд помолчал. На кухне зашкворчала сгорающим маслом плита, запахло паленым.

– И вот как раз в тот момент, когда наш командир начал соображать, что делать дальше – запрашивать артиллерийский удар или тихо отходить, эти дикари пошли в атаку. Открыто, не таясь, потрясая своими автоматами, в развевающихся накидках… Что с них взять, впрочем. Это было абсолютно неожиданно, и в какой-то момент мы почти дрогнули. А ответа из объединенного штаба все не было. Американцы очень не любят помогать тем, кто не сможет потом оплатить их помощь.

Человек почесал кончик носа стволом пистолета.

– Мы отбились, конечно, – сообщил он очевидное. – Экспедиционный корпус, самые подготовленные солдаты… Естественно, отбились. Самое интересное было дальше, после прибытия на базу. Штабные подсуетились, и пригласили журналистов, одного или двух, кто нашелся поблизости – для оперативного интервью у героических солдат, защищающих интересы Германии в этой богом забытой дыре. И вот тут-то и произошел… инцидент.

Дон Ронни что-то неразборчиво провыл в мокрый кляп. Высокий человек отмахнулся от него, как от мухи.

– Мы идем по «коридору безопасности», от транспорта, до ворот базы, там никому не разрешается быть из гражданских… – никому! – рявкнул внезапно человек. – Двадцать минут назад закончился бой, мы все еще… не совсем адекватны. Блещут вспышки фотоаппарата, мы едва переставляем ноги. И вдруг, откуда не возьмись, в «коридор» прорывается какой-то афганец, из «дружественных», и несется к нам, вопя что-то о дочери, погибшей сегодня от американского авианалета в своей деревне. Какое отношение мы имеем к американским операциям? Ни малейшего, конечно, но этому идиоту не объяснишь. Его пытаются задержать, но куда там. Он подбегает к нам… и тогда Ади, мой сержант, не сдерживается, и четко влепляет ему прикладом в лоб. И все это на глазах у журналистов, под камеры и фотографии.

Человек взмахнул руками, как бы в удивлении, и покачал головой.

– Журналист оказался упертым, и отказался удалить запись. Более того, он сказал, что обязательно сообщит об этом ужасающем, с его точки зрения, нарушении закона и прав человека наверх. Армейскому командованию и властям, вплоть до канцлера и президента, если понадобится. Афганец-то потом умер, так и не придя в сознание – удар у сержанта был поставлен как следует. Это был очень известный журналист, вхожий в высокие кабинеты, и он выполнил свое обещание. Скандал разразился нешуточный. Наш взвод расформировали, Ади вышвырнули из армии, нашего лейтенанта понизили в звании. А я ушел сам. Знаешь, почему?

Ронни уронил голову на грудь и ничего не ответил.

– В тот день я понял, что служил не тем, – задумчиво сообщил высокий человек, рассматривая отблески на стволе. – Закона – нет. Никакой закон не оправдает того, что отличные бойцы оказались на улице по вине глупого идеалиста. Права – нет, кроме того, что ты выгрызаешь себе сам. Есть только солдатская честь, да еще, пожалуй, достойная плата. И именно сейчас и первое, и второе в унисон говорят мне, что ты должен умереть, дон Ронни. Будь ты человеком чести, ты принял бы ее достойно, стоя в полный рост, с свободными руками и равнодушием в сердце. Но увы – вас, итальянцев, бесполезно чему-то учить.

Он взвел курок, плавным движением направил пистолет прямо в макушку сидящему на стуле человеку и потянул спусковой крючок.

А через минуту вышел из задней двери ресторана «Ла Стацьоне», и куда направился дальше – совершенно неизвестно.

Жара. На пустынных улицах Роанапура царствовала жара.

***

Глава 11, где изумленной публике открывается печальная истина о всезнающем ЦРУ

Где-то на окраине Роанапура, на небольшом холме, окруженная пальмами, стоит скромная католическая церковь. Нет в ней пышности и роскоши золотых православных храмов, но нет и показного протестантского аскетизма. Прямые, строгие линии, из материалов – только дерево и камень. В этом есть какая-то невозмутимая правильность, как безупречно правильны стены пещер и утесы посреди моря.

А еще камень хорошо удерживает ночную прохладу, что имеет особенное значение для постоянно купающегося в жаре Роанапура. Именно этим обстоятельством было обусловлено то, что Эда сидела сейчас внутри, в одной из маленьких темных исповедален, забранной со всех сторон частой решеткой. Правда, она не молилась и не исповедалась.

Оперативники ЦРУ не могут позволить себе религиозных убеждений.

На коленях у Эды был раскрыт небольшой ноутбук, и девушка напряженно вглядывалась в экран, по которому мельтешили непонятные зеленые линии. Если проявить немного фантазии, то в пересечениях линий можно было уловить нечто вроде карты, а веселые перемещающиеся желтые и красные точки тоже, наверное, что-то обозначали.

– А вы быстрые ублюдки, ребята, – прокомментировала Эда очередное движение точек, взмахнув зажженной сигаретой. В обычной церкви такое поведение – курение, использование исповедальни не по назначению, и вдобавок злословие – было, конечно, абсолютно недопустимо, и любую монашку, позволившую себе подобное, давно бы отправили на покаяние и длительную епитимью.