Текст книги "Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Очень вкусно, – вынесла она вердикт через несколько минут, с сожалением глядя на ополовиненную порцию. – И вот эти стружечки коричневенькие, ммм… Но не будем отвлекаться. Насчет того, что случилось там, в каюте… – она помолчала, подбирая слова. – Все… было на самом деле, тебе ничего не приснилось. Или – не было, это уж как ты сам решишь.

– Стало намного понятнее, – с готовностью подтвердил я, – спасибо большое за разъяснение.

Девушка беспомощно улыбнулась.

– Ну… не очень-то легко объяснить вещи, которые никогда раньше не случались. То, что произошло там… между нами, называется «карман реальности». Небольшое ответвление, заключающее в себе несколько действующих лиц, которое никак не влияет на основную реальность. То есть, по большому счету, не имеет никакого значение, было оно или нет, про его существование знает всего пара человек – мы с тобой – и никакого воздействия на всех остальных, на весь мир, этот «карман» не окажет. Мы, сидя прямо здесь, можем при желании сохранить его в прошлом, или же стереть навсегда, по желанию. Поэтому…

– Секундочку, – мозг, казалось, съежился, как перепуганный еж, от неожиданного обилия информации. – Какой еще карман? Кто его так назвал? Откуда тебе все это вообще известно?

Славя смутилась.

– Мне было интересно, куда и насколько простираются наши возможности, хотелось провести эксперимент, подтвердить или опровергнуть свою теорию… просто вы с Алисой все больше скакали и прыгали, а нам заняться было особенно нечем… Я имею в виду, скакали – в смысле решали разные вопросы, а не… – она нахмурилась и замолчала.

Вот это да. И самое обидное, что мощная доля правды в этом есть – ну, не теоретик я, меня больше практическое применение интересует, без всех этих малопонятных построений и долгих заумствований. А про Алиску и говорить нечего – ей главное показать, где кнопка включения, а с остальным она сама разберется, образно, конечно, выражаясь. А Славя, выходит, подвела под все это дело теоретическую базу.

– Так, – сказал я рассудительно. – Ну, пускай будет «карман». Откуда он получился и зачем?

– А я его создала, – улыбнулась девушка. – Да еще ты потом помог, и получилась вполне настоящая реальность, не отличишь. А что касается «зачем»… Я же не слепая, Саш. И никто не слепой, все видят, что тебя разрывает на части это твое желание кругом успеть и всем помочь. Нет, я не против, я и сама такая, но только нужно же знать меру… А ты в последние дни совсем истончился.

– Что?

– Это тоже мое личное слово, – пояснила Славя. – Оказался на грани очень тяжелого нервного стресса с возможностью ухода в депрессию. Так я это увидела, по крайней мере.

А ведь и верно увидела, между прочим. Алиска только на днях начала смутно подозревать что-то подобное, а Славя уже рассмотрела, проанализировала и поставила диагноз. И выписала лечение, судя по всему.

– А то, что произошло, как я понимаю…

– Любовь – хорошее расслабляющее и тонизирующее средство, – очень серьезно сказала Славя. Слишком уж серьезно, так и представлялось, как она репетировала именно эту фразу, оставшись где-нибудь в одиночестве. – Тебе оно было необходимо. И мне, честно говоря, тоже.

Тут ей, наверное, тоже следовало бы зардеться. Хотя бы чуточку. Но Славя – девушка серьезная и ответственная, она не может себе позволить краснеть в неподходящей ситуации. А вообще, конечно, новость потрясающая. Вот так сюрприз, дамы и господа! Парень с девушкой занялись любовью, а после выяснили, что оба до одури хотели этого уже несколько месяцев, но боялись признаться друг другу. Эвон как бывает, никогда бы не поверил.

Улица, на которой стоял ресторанчик, жила своей жизнью. Осторожно порыкивая, стараясь ничего не зацепить и не сломать, пробирались мимо автомобили, брели, взявшись за руки, улыбающиеся парочки, почти у самого нашего столика остановился болезненного вида уличный музыкант с гитарой за спиной.

– Мадам и месье! – звучным, хотя и немного севшим голосом сказал он. Парню вряд ли было больше двадцати с небольшим, но нездоровый образ жизни сказывался на нем отрицательно – впалые щеки, нестриженая шевелюра, слезящиеся красные глаза. – Желаю вам доброго вечера в самом прекрасном районе лучшего города на земле и предлагаю на ваш суд замечательные песни в собственном, сказать по правде, довольно паршивом, исполнении. Вполне вероятно, что после первой же песни вас жестоко стошнит, но убедительно прошу не отчаиваться – это постепенно проходит.

А пауза-то затягивается тем временем – после того, как Славя выдала свое откровение, я что-то ни слова не сказал. А все потому, что никогда раньше с такой ситуацией не сталкивался. Чтобы две прекрасные девушки боролись за меня, буквально выхватывая друг у друга из рук – это из области ненаучной фантастики что-то. Неожиданная проблема. Черт! А я же их и вправду люблю, и Алису, и Славю, обеих. Только по-разному.

– Я рад, что мы сейчас оказались с тобой именно здесь, и можем сказать друг другу все то, что должны, – честно признался я и, поколебавшись, протянул через стол раскрытую руку. А Славя, улыбнувшись, вложила в нее свою изящную ладонь. Мир, дружба, любовь – все в одном флаконе.

Уличный музыкант быстро настроил гитару, залихватски шаркнул по струнам и запел, а нам с некоторым опозданием, но все-таки принесли заказанное вино, и мы его даже пригубили, легонько чокнувшись тонким красивым звоном. Вино оказалось очень даже ничего себе, совсем не похожим на желтоватую водичку с тяжелым спиртовым запахом, которую у нас обычно выдают за «изысканный купаж лучших французских виноградников».

Мы вели легкую беседу ни о чем, впервые, наверно, открыто наслаждаясь обществом друг друга, а вокруг нас все так же звучала, отражаясь от домов и обвивая нас колючими острыми щупальцами гитарная музыка неизвестного французского певца. Первую песню, правда, я не запомнил, хотя вроде бы что-то такое знакомое и известное звучало, а вторым номером парень зарядил вполне правильную композицию – Johnny B от Hooters.

Itʼs a sleepless night, sheʼs callin' your name

Itʼs a lonely ride, I know how you want her

Again and again, youʼre chasin' a dream, yeah

But Johnny my friend, 'cause sheʼs not what she seems

Johnny B, how much there is to see

Just open your eyes and listen to me

Straight ahead, a green light turns to red

Oh why canʼt you see? Oh Johnny B

Суровая песня-предупреждение от неизвестного доброжелателя. Бойся, говорит, этой очаровательной женщины – она не та, за кого себя выдает. Или это коллективное бессознательное наводит тень на плетень? Так, а мысли-то путаются, что-то расслабляющее средство от Слави не слишком помогло. Может, повторить? Э, нет, гусары, молчать – наверняка, все дело в вине, оно было крепче, чем мне сперва показалось. Или нет?

– Ладно, – сказал я со значением. – Что произошло, мы в самых общих чертах разобрались. Не скажу, что все понял, но так даже лучше – крепче буду спать по ночам. Теперь второй вопрос: как нам поступить со всей сложившейся ситуацией?

– Даже и не знаю, – Славя опустила глаза, но в их глубокой синеве мне почудился озорной блеск. – А как ты хочешь с ней поступать?

«Поступить, а потом догнать – и еще раз. И еще потом, для верности».

– Я имею в виду, – чего-то у меня сегодня день сбивчивых мыслей, – вот эта вся непростая коллизия. Алиса, ты… – я опять сбился и осип, – и я. Треугольник.

– Никакого треугольника здесь нет, – сказала Славя и бросила на меня загадочный взгляд. – Есть только три точки: ты, я и она – и никаких соединительных линий. Но если тебе вдруг захочется повторить наш приятный опыт, только скажи, мы организуем «карман», и никто ничего не узнает. Ну, а если нет… – она чуть погрустнела, – тогда все пойдет, как шло раньше. Ты останешься с Алисой, а мне и девочкам придется барахтаться самостоятельно, как и с кем выйдет. На меня ты видел, как Датч глаз положил?

– Я думал, ты хорошая, – сказал я железным голосом. – А ты вот какая оказалась коварная.

– Я? – Славю, похоже, эта мысль шокировала. – Нет! Я просто делаю так, чтобы другим было хорошо – в первую очередь. Тебе вот разве было плохо?

Пришлось признать, что нет, очень даже хорошо. А потом второй раз – даже еще лучше получилось.

– Я же не глупая и понимаю, что без тебя вся наша компания никуда не годится, она развалится на части на следующий же день, – деловито продолжала Славя. – Ты – наше связующее и объединяющее звено. И еще ты мне нравишься, правда, по-настоящему. Поэтому…

– Меня нужно холить и лелеять, – догадался я. – Ура, наконец-то!

Девушка на секунду запнулась, но потом все-таки улыбнулась.

– Вот таким ты мне нравишься куда больше.

Это было приятно. Внутри, казалось, рос и выбрасывал протуберанцы ласковый теплый шар. Жесткий стержень, вросший в позвоночник, плавился и больше совсем не мешал, все душевные мышцы, какие ни есть, расслаблялись и блаженствовали. Может, и правда, стоило как-нибудь это повторить?

Музыкант заканчивал очередную песню – что-то такое неторопливое и блюзовое, название чего буквально червячком вертелось на языке, но дальше не продвигалось. Конечно, и танцевать под такую музыку было бы одно удовольствие, и Славя, может, как раз этого и ждала, но только это означало бы уже окончательную уступку ее чарам, а я этого пока не хотел.

– Ты ее правда так любишь? – поинтересовалась она, внимательно наблюдая за мной. Все мои решения и колебания, наверно, безошибочно отражались на лице.

Я вздохнул.

– Здесь все сложно, Славя, ладно?

– А когда в таких вопросах бывает просто? – очень по-взрослому подняла она бровь. Тут я как-то некстати вспомнил, что облик шестнадцатилетней девушки – совсем необязательно настоящий, и хотя друг друга мы об этом никогда не спрашивали, возникло чувство, что на самом деле она куда старше.

– Послушай, – медленно сказал я. – Я не могу выбирать… и не могу не выбирать. Алиска… она яркая и горячая, как пламя лесного костра, безрассудная, нахальная… и одновременно такая светлая и ласковая, как летнее солнце. Она практик, не задумывающаяся о тяжелых и страшных вещах – и потому, как ребенок, живет только сегодняшним днем. Мне это очень близко, и мне это очень дорого. Я не могу ее бросить.

– А что насчет меня? – Славя смотрела прямо и строго. – Глаза ее, еще секунду назад бывшие теплым синим морем, сейчас застыли и напоминали глубокий озерный лед. Я провел по губам ладонью.

– Ты – как бездонное небо, – честно сказал я. – Загадочное и бесконечное, нежное и удивительное, пахнущее дикими ягодами, медом и вином, высокими соснами и глубоким космосом. Чем больше я тебя узнаю, тем больше хочу знать еще. С тобой мне кажется, что с плеч свалился тяжелый груз, и впервые чувствую себя по-настоящему уверенным во всем, что делаю. Тебя я оставить тоже никогда не смогу.

Славя по-прежнему молчала, но с ее лица пропало серьезное выражение.

– Что ж, – она беззаботно потянулась. – Это мне подходит. Знаешь ведь, как сделать девушке приятное, коварный обманщик.

Музыкант, закончив свое представление на этой улице, обходил столики со шляпой в руках. Славя, не глядя, положила в головной убор увесистую горсть неизвестно откуда взявшейся мелочи. «Благодарю, мадам, и храни вас господь», – с жутким акцентом сказал парень. – «Покровительство искусству, помощь слабым и убогим – благородное дело».

– Еще какое, – согласилась Славя, но музыкант не понял. Он вообще не говорил по-русски.

– Думаю, нам пора возвращаться, – с сожалением решил я. Наклонился и легко провел под столом по гладкому шелковистому бедру. Давно хотел это сделать. – Какова процедура? Трижды хлопнуть в ладоши, попрыгать на одной ноге, вызвать ТАРДИС?

Славя покачала головой.

– Нет, ничего такого. Нужно только…

– О, смотри! – я уже подскочил со своего места и с удовольствием потянулся. – Наконец-то солнце!

Над домами и правда висел золотой, клонящийся медленно к закату диск. Стайка птиц с холма на мгновение пересекла его темной зернистой тучкой.

– Жаль, – тихо сказала Славя.

– Почему? – я удивился. – Не любишь солнышко?

– Люблю, – согласилась девушка. – Просто… если где-то есть солнце, то в другом месте его наверняка не окажется. А мы отсюда уже уходим.

Я недоуменно моргнул. И оказался обратно в каюте «Черной Лагуны». Поначалу мне показалось, что наша «самоволка» затянулась сверх меры, и здесь уже наступили темные неуютные сумерки, но секунду спустя понял, что ошибался.

Широкое тропическое небо от горизонта до горизонта затягивали плотные серые тучи, здоровенные, покрытые частой пенной сеткой волны были темно-свинцового оттенка, а в окно-иллюминатор резкими припадками бросался в атаку частый, прерывистый дождь.

Наше солнце осталось во Франции.

***

Глава 17, где несчастные пленницы оказываются не так уж и несчастны

– Какого еще дьявола! – Билл Хойт был разъярен. – Эти драные бездельники из метеоцентра зря жрут свой драный вонючий хлеб, купленный на мои драные доллары! Они клялись и божились, что в ближайшие недели не намечается ничего – ничего, мать их! – и близко похожего на дождь! А вместо этого мы, черт возьми, бултыхаемся сейчас в самом центре драного Всемирного потопа!

Катер ощутимо кренило. Безумные, направленные, кажется, во все возможные стороны, порывы ветра не могли, конечно, ему повредить, но вот на волнах он чувствовал себя далеко не так уверенно. Торпедные катера вообще не предназначены для выхода в море во время шторма, а уж катера, которым вот-вот исполнится семьдесят лет…

– Билл, – к командиру подошел Эрни, – мы расходуем слишком много топлива, чтобы оставаться на курсе, но ветер неблагоприятный, нас сносит. Можем не дотянуть до Роанапура.

– Драный сапог! – среагировал Билл Хойт и от злости хотел шваркнуть что-нибудь о пол, но ничего подходящего под рукой не нашлось. За стеклами рубки шипел наполненный холодной водяной пылью ветер, палуба ходила ходуном, содержимое желудка скакало мячиком к горлу и обратно. – Только повезло, и сразу же снова в заднице!

– Надо поворачивать к острову, Билли, – мрачно сказал Эрни. – До базы не особенно далеко, а так рискуем и грузом, и жизнями.

– Чтоб им, мерзавцам… – адресовал Билл Хойт очередное пожелание непонятно кому и с размаху рухнул в капитанское кресло. – Хорошо, черт бы вас побрал! Курс на остров! Переждем шторм там, а утром сразу же рванем в Роанапур самым полным ходом! Нет, ну что же такое творится с погодой, а? Чертова магия какая-то, не иначе!

Кажется, он что-то подозревал.

Алиса улыбнулась. Так было даже интереснее.

***

На «Черной лагуне» проблемы решались по мере поступления – последовательно и неумолимо. Славя первая догадалась, и подсказала Ружичке, что непогода – явно дело рук кого-то из похищенных «высочеств», и создана для того, чтобы преследователи смогли догнать катера, поэтому ход можно сбросить, негодяи вполне возможно, где-то неподалеку. Немногословный, вымотанный Датч безмолвно выслушал ее соображения, кивнул и передал управление Бенни, отправившись спать – за прошедшие часы он глаз не сомкнул.

Ружичка сидел и молча смотрел в мутные, как на картинах Клода Моне, залитые дождем окна. В общем-то, Славю он сейчас беспокоил больше всего, ее план «излечения любовью», либо не сработал, либо сработал как-то не так, парень просто замкнулся в себе, потеряв интерес к окружающему миру.

В результате никакой стратегии дальнейших действий на «Черной лагуне» просто не существовало, катер с трудом разрезал упрямые волны, но двигался вперед – или назад, если считать, что они возвращались в Роанапур. В таком случае, похоже было, что все возможные задания они провалили – с затонувшим кораблем не разобрались, девочек потеряли, пиратов упустили, да еще и везли на борту тяжело раненого члена экипажа.

Это, конечно, если не считать тяжело раненым самого Ружичку.

Парень, словно услышав ее мысли, повернул в ее сторону голову, и Славя едва не отшатнулась – взгляд у него был совершенно пустой, погруженный глубоко в себя, и девушке не хотелось даже думать, зачем он вообще нырнул в эти глубины, и что надеется там раскопать.

– А знаешь, что будет если кто-нибудь на тех катерах, что мы преследуем, спустится через часок-другой вниз, в салон, и откроет широкий такой люк в полу? – спросил Ружичка, глядя внутрь себя. – У нас он тоже есть, кстати, катера однотипные, это очень удобно. Знаешь, что там будет?

Славя заворожено помотала головой. В стекле иллюминатора что-то легонько звякнуло.

– Ничего! – воскликнул парень, напугав ее. – Там не будет ровным счетом ничего – но об этом пока что никто, кроме нас с тобой, не догадывается. А на борту «Черной лагуны», тем временем, совершенно безвозмездно появилась гитара – только я пока не знаю, где. И это я уже не поднимаю тему неровностей дна на этом участке – а рельеф здесь, между тем, ровный как стол. Очень, очень много работы. Как все это удержать в голове – просто ума не приложу.

– Саш… ты… ты странно говоришь, – пролепетала Славя. Ей становилось страшновато. Остановившийся взгляд Ружички и бессмысленные фразы, которые он изрекал с совершенно серьезным видом, полуосвещенная рубка, дождь и волны, стучащие в окно – все это навевало тревогу.

Ружичка хмыкнул.

– Всякая достаточно развитая технология выглядит неотличимо от магии, – зачем-то сообщил он. – А это означает, что я просто проговариваю вслух заклинания. Готовлюсь, понимаешь?

– Нет, – честно прошептала Славя.

– Значит, я все делаю правильно, – удовлетворенно сказал парень. – Кстати! Совсем забыл поблагодарить тебя за шикарную идею насчет телепортации и прочего. Так и должно быть, в общем-то, гениальный ум выдвигает теорию, а другой гениальный ум развивает ее и воплощает на практике. Все как в лучших домах, «Бостон Динамикс», и все такое. Но в любом случае, нельзя забывать о благодарности – без тебя я бы не справился, правда.

Он слегка наклонился и нежно поцеловал Славю в самый уголок губ. После чего снова осветился жизнерадостной ухмылкой и метнулся на верхнюю палубу, в грохот и дождь.

Славя тоже попыталась улыбнуться, но получилось не очень. Это был не тот поцелуй, которого она хотела, в котором нуждалась. Это был благодарный поцелуй гонцу, который принес хорошую новость, коллеге, которая подсказала правильный путь. Славя не хотела быть коллегой.

Для него – не хотела.

***

По чертовому закону подлости, как только катер вошел в незаметную в моря бухту, ведущую к их перевалочной базе, ветер стих, и дождь тоже унялся. Чертовы тропики, никогда не угадаешь с погодой. Ну, хотя бы пришвартовались нормально, не шатаясь по палубе, как ирландские пропойцы – уже хлеб. И пленных девчонок тоже получилось перегрузить быстро и аккуратно, без слез и криков – еще один безусловный плюс. Девчонки вообще вели себя образцово.

На секунду Биллу Хойту пришла в голову ужасная, невозможная мысль, но тут к нему и остальным налетчикам подошел, колыхаясь в дружелюбной улыбке, толстый и радостный Рейхардт, и все мысли, включая ужасную, бесследно улетучились.

– Билли, ради бога! – с жутким акцентом закричал Рейхардт, распахнув и приветствии пухлые руки. – Мы, по совести сказать, уже решили, что вы все потонули в этом адском шторме, ну, или по крайней мере сбились с курса, что ненамного лучше. Я предложил заказать заупокойную, ребята с готовностью поддержали. – Он указал назад, в собирающуюся на берегу небольшую толпу. – Вот тот, тот и еще рыжий – я всех запомнил! Поверить не могу, как я рад, что с вами все благополучно.

– Не шебурши, Рейхардт, – сказал ему на это Билл Хойт. – Не родилась на морском дне еще та волна, которая собьет меня с пути.

Впрочем, он чувствовал себя куда лучше, чем минуту назад. Восторженный оптимизм их повара (а также квартирмейстера и оружейника – в неудачные дни) был заразителен.

– Боже мой! – в каком-то священном ужасе произнес Рейхардт оглушительным театральным шепотом. – Ребята, вы не иначе как сплавали в легендарную Амазонию и привезли тамошних королев сюда, на потеху черни. Глазам своим не верю, какие невероятные красавицы ступили на нашу горячую песчаную землю! Билли, я не совсем уверен – можно сказать «песчаную землю» или нет? Этот ваш английский язык слишком богат для бедняка-эмигранта вроде меня.

Он кошмарно лгал и преувеличивал. Рейхардт Вольф происходил из зажиточной немецкой семьи виноделов и мог бы при желании продолжить семейное занятие. Вот только желания у него не было, его целиком заменял живой, общительный характер, склонность к авантюрам и недюжинный ум. Поэтому вхождение толстяка в пеструю команду Билла Хойта было лишь вопросом времени, и это время настало несколько лет назад. Следует заметить, что о своем решении Биллу с тех пор жалеть не пришлось.

– Можно сказать и так, – после некоторого колебания согласился он. Рейхардт в совершенстве знал четыре языка и сейчас просто развлекался. Остальные члены экипажа уже выгрузили кофры с оружием и ящики с боеприпасами и теперь наслаждались ощущением твердой почвы под ногами и запахом готовящейся пищи поблизости. Это не говоря уже о горячем душе.

Рейхардт резво подскочил к одной из девушек, стройной рыжей красавице в туго обтягивающих все необходимые места синих бриджах и склонился перед ней в шутовском поклоне.

– Очарован, мадам, но тем не менее не забываю о манерах, – пробасил он галантно. – Рей Вольф, здешний кок – простите, повар. Полагаю, следует проводить вас в наши импровизированные душевые – смыть соль и пот. Или, быть может, предпочтете хороший плотный ужин? Понимаю, еще рановато, но темнеет здесь быстро, а мыть посуду, одновременно отбиваясь от роя проклятых летающих кровососов размером с вашу голову – удовольствие маленькое. Ох, прошу прощения, я не в том смысле, что ваша очаровательная головка маленькая, я совсем другое имел в виду…

Рыжая благосклонно рассмеялась и подала ему маленькую ладошку.

***

Дальше все складывалось еще более благополучно. Девушки приняли душ, поужинали, завершив прием пищи бокалом вина, рекомендованным лично Рейхардтом («это беерен-ауслезе, из винограда, собираемого в конце ноября и бродящего в холодных подвалах, номинальная стоимость порядка сорока евро за бутылку, но вам, по знакомству, практически даром, за единственный поцелуй в щечку… нет-нет, от каждой, разумеется!») и остались сидеть у вечернего костра, чуть в стороне от бойцов, но не чураясь и не косясь презрительно. Хлопот от них не было пока что никаких, и даже непредвиденная задержка на острове оборачивалась, как будто, удачно.

Билл Хойт был очень доволен своими новыми пленницами. Он сидел в темноте, в одной из фанерных кабинок-хижин в лагере, и прислушивался к происходящему снаружи. Все-таки Рейхардт был прав со своей затеей насчет вина. Девчонки еще больше расслабились и принялись болтать.

– А вы на самом деле пираты? Настоящие? – это, похоже, зеленоволосая полукровка, голосок ее звучал в подступающих сумерках, как серебряный колокольчик.

– А то как же, – без малейших колебаний отвечал Рейхардт. – Кровожадные и кровавые. И еще немного жадные. Прошу прощения, я обычно довольно хорошо говорю на вашем языке, но только после третьей бутылки. В этом случае я даже с китайцами могу в шахматы играть – и выигрывать! хотя не знаю ни китайского, ни правил игры – так что если не возражаете…

Бульканье.

– Перебор – это не страшно, – заметил он через минуту, отдуваясь. – Важно знать свою норму, иначе можно выпить меньше! Так о чем я? Ах да! Словом, мы настоящие взаправдашние пираты, которые захватили вас, красавицы, в почетный плен. Все точно как в старых романах про капитана Блада герра Сабатини.

– И что, будете нас поутру пытать? – насмешливый тон, наверняка рыжая с хвостиками. Чем-то она Хойту не нравилась.

– Обязательно! – с энтузиазмом согласился Рейхардт. – Пытать, и пытать, потом перерыв на обед, купание там, личное время, а потом снова пытки, до самого ужина… стойте! Наверное, я снова стал неправильно понимать ваши слова. Мне необходим еще этот волшебный эликсир для правильного перевода.

Бульканье.

– Теперь мне все ясно, – доверительно признался голос Рейхардта. – Нет, никто вас, конечно, пытать не будет – зачем? Скорее всего, за вас будут просить выкуп, так всегда поступают. Вы не были в Германии? Там, в долине Рейна, на каждом холмике, на каждой… как это? на каждой круче стоит прекрасный замок. В Средние века любой уважающий себя рыцарь ходил штурмом на другой замок, другой ходил на третий, а все вместе они устраивали засады на островах посреди реки и нападали на беззащитных путников. Сами путники им не нужны были, конечно, а вот деньги, которые за них можно получить от безутешных родственников, многих интересовали. Так и зародилось большинство немецких рыцарских династий.

– А вы сами из Германии, Рей? – раскрыла рот самая тихая девчушка, зеленоглазка с темно-фиолетовыми волосами.

– Я так хорошо говорю на английском, что вы поначалу приняли меня за уроженца Гибралтара, понимаю, – сообщил Рейхардт. Язык у него уже слегка заплетался. – Отвечая на ваш вопрос, прекрасная дама – да! Я происхожу из небольшого, но прекрасного города Рюдесхайм-ам-Райн, это в федеральной земле Гессен. Маленький, уютный городок разложился… нет, постойте – разлегся на крутом речном берегу, засаженному бесконечными рядами зеленых виноградников, а мимо них в это самое время катит свои неторопливые серые волны могучий Рейн.

Наступила короткая пауза, Билл Хойт практически увидел, как застыли, представляя себе эту сказочную картину, все три девушки. Потрескивал костер, где-то в глубине острова весело перекликались бойцы его отряда, упорно билась о металлическую сетку фонаря какая-то летающая ночная дрянь.

– По правде сказать, – добавил извиняющимся тоном Рейхардт, – в последнем я немного соврал, течение у Рейна быстрое, с разнообразными бурунами и коварными водоворотами, купаться не советую, на то есть озера. Но в остальном все верно! Узкие улочки карабкаются вверх по холмам, уставленными белыми двухэтажными домиками, многие из которых стоят еще с шестнадцатого века. Лично я родился на Дроссельгассе – о, что за чудо эта улица! Сплошь ресторанчики, гостиницы, да винные подвалы – мечта любого нормального человека. Окна увиты виноградом, висят яркие цветочные горшки и вывески, в дверях стоят хозяева и кельнеры, ласково улыбаясь проходящим мимо туристам…

Он глотнул из бутылки еще и осторожно, с опаской, выдохнул.

– Конечно, улыбаются они преимущественно потому, что видят возможность впарить этим доверчивым олухам вино втридорога, но это не столь важно. Полное ощущение, будто живешь в ожившей сказке братьев Гримм, а не современном городе. Кстати, именно за несогласие с хищ-ниче-ской – так правильно? – политикой местных виноделов я когда-то, еще зеленым юнцом, и сбежал в море.

– Правда? – почти восторженно выдохнула кто-то из девушек. Билл Хойт, вспомнив бородатого тридцатипятилетнего «юнца» верхом на квадроцикле с прицепом, с помощью которого он вывез из родного города двенадцать ящиков первоклассного пойла, чуть не покатился от приступа беззвучного хохота.

 – Чистейшая, – торжественно сказал Рейхардт. – Там была целая история, хотите?

– Конечно! – еще более восторженно ответила вроде бы зеленоглазая тихоня.

– Тогда докажите, глотнув еще немного из этой славной бутылочки… Гевюрцтраминер шестилетней давности, штука недорогая, но ароматная… Вот так.

– Сколько тут градусов? – подозрительно, но уже тоже не слишком разборчиво поинтересовалась рыжая.

– В том углу, где вы сидите, мадам, ровно девяносто! – мгновенно среагировал Рейхардт. – Что же до обещанной истории, то… в одной порядочной немецкой семье родился однажды хороший, хотя и довольно пухлый, немецкий ребенок. Так уж сложилось, что семья оказалась не простая, а винодельческая и с самых малых лет нашего пупса вместо молока и воды из-под крана тоже потчевали этим божественным напитком… Тут я отвлекусь, дамы, и замечу в скобках, что вода вообще крайне опасное питье – я знал одного старика, он дожил до девяносто восьми лет, признавая из всех напитков одно только вино. Но однажды – увы, он изменил своей привычке, и выпил стакан воды – и все, скончался буквально через полгода. Будьте очень осторожны! Так вот, продолжая нашу историю…

Здесь Билл Хойт несколько отключился от внешнего мира и задремал – напряжение последнего дня наконец-то накатило на него как следует – но вряд ли больше, чем на пять-семь минут, а когда очнулся, история уже подходила к концу.

-…А правильный ответ был – не пить ничего как минимум два дня! – ликующим голосом сообщил Рейхардт. Первой прыснула рыжая, к ней присоединилась та азиатка с приятным голоском, а под конец, очень неуверенно, захихикала и тихоня. Билл Хойт ухмыльнулся. История насколько ему помнилось, и впрямь была забавной, хоть с истиной не имела ничего общего.

– Ох, извините, милые дамы, – прервался Рейхардт. – Имею необходимость отлучиться на десять секунд, проверить мощность заряда рубильников резервной батареи дебаркадера. Не допивайте все вино, имейте немножко здравого смысла, не то, когда я вернусь, уже будете водить здесь хороводы! Голыми!

Через минуту он заглянул в комнатушку к Биллу. Блики переменчивого ночного света плясали на непривычно серьезном лице.

– Резервные батареи дебаркадера? – понятливо кивнул Хойт.

– Да ведь им никакой разницы нет, дружище, – Рейхардт был абсолютно, стеклянно трезв. – Давай-ка быстренько пройдемся по пунктам – каковы наши действия этой ночью. Потому что я всерьез опасаюсь, что мы можем с этим обсуждением прискорбно опоздать.

В те дни, когда Рейхардт не работал толстым пьяницей-сказочником, поваром или квартирмейстером, он подрабатывал мозгом всего их маленького отряда. Поэтому Билл Хойт не стал протестовать, а только сложил руки на груди и сказал ровным тоном:

– Слушаю тебя, Рей.

– В общем, никакими принцессами тут, конечно, не пахнет, – сообщил толстяк, задумчиво почесывая бороду. Весь его смешной акцент куда-то делся, смылся как ненужный грим под струей холодной воды. – Образования у них нет, манер никаких, в вине не разбираются. Обыкновенные девочки, из простых, не англичанки, но точно из Европы. Испуга я в них не заметил, и скрытности тоже – честно говоря, сомневаюсь, что у них есть за душой какие-то секреты страшнее того, что Ганс на перемене поцеловал тощую Грету, а у фрау Вайсмюллер в учительской под столом лежит порножурнал. Ты точно ничего не напутал?

Билл Хойт почувствовал смущение.

– На их катере случилась поломка, они стояли без движения, подавали сигнал… А из всего груза на борту были только эти.

– «Эти?», – буркнул недовольно Рейхардт. – Сколько людей было на борту, кроме наших маленьких лже-принцесс?