Текст книги "Сон войны (сборник)"

Автор книги: Александр Рубан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Вот именно…

А в каких выражениях чижик-пыжик присоветовал мне зайти ТУДА? Не помню: был взбешен. «Раздражителен до агрессивности и тем самым опасен для общества». Фигу вам, господа ОТТУДА, – я вижу сны! Сегодня я видел аж две трансляции. И еще кусочек личного сна. Вчера я тоже видел сон. Нет, «изложить верно» я его не смогу – но это был очень здоровый, бодрящий эротический сон. Не ваше дело, с кем. Ее уже нет в живых, если хотите знать, она жила в прошлом веке. Да, в двадцатом… Какая разница, как ее звали? Ну, допустим, Софи. Не София, а Софи. Она итальянка.

Так. Три минуты, кажется, прошли.

Главное – спокойно. Деловой рысью. Не бегом.

Тот «бодрящий» сон, разумеется, снился не мне, а одному моему знакомому. И не про Софи, а про Бриджит. Но кому какое дело, и кто сумеет доказать? Я вижу сны. Мой альфа-ритм нормален.

Кажется, я не туда дергаю ручку. Надо вверх, а я вниз.

На самом деле мне снилась никакая не Софи, а снился мне мой белый слон с электрической лампочкой вместо пениса – она из него росла и светилась. Вы видели когда-нибудь что-нибудь подобное, господа ОТТУДА? Изложено верно.

А дверь, между прочим, не открывалась, сколько я ни дергал ручку – то вверх, то вниз, то на себя. В конце концов я ее толкнул. Рукой, потом коленом. Плечом не стал.

Дверь была заперта – я защелкнул замок и сам себя запер в предбаннике.

Таки придется побеспокоить хозяев кабинета № 18 – объяснить, что не туда попал, и попросить, чтобы меня отсюда выпустили. В полной темноте я нашарил вторую дверь и взялся за ручку, суеверно и подробно представляя самый худший вариант: эта дверь тоже заперта, а в кабинете ни души – и торчать мне тут до вечера или производить взлом в штабе резерва.

Суеверие сработало: дверь оказалась не заперта, а кабинет обитаем.

В следующий миг меня ослепил яркий солнечный свет (окна кабинета выходили на юго-восток) и оглушил двухголосый пронзительный визг. Женский.

Прямо против солнца, почему-то – на канцелярском столе, возвышалось что-то длинноногое в чем-то кружевном. В чем-то абсолютно не военном и для такого сквозного света решительно несерьезном. Визжали, однако, не сверху: фигура на столе была молчалива, почти неподвижна и до очевидности наслаждалась моментом. Двухголосый визг доносился откуда-то слева, где до самого конца длинного кабинета громоздились рыхлые стеллажи.

Я решил вести себя благопристойно – тактично зажмурился и не менее тактично отвернулся, пережидая панику. Прежде чем (и для того, чтобы) проявить еще больший такт, покинув помещение, мне сначала нужно было объясниться.

Глава 3. Девичьи секреты

У нее были зеленые глаза.

Она была ведьма.

То есть, не ведьма, а колдунья – но это я узнал потом и разницу уяснил не сразу.

Она была немножко не от мира сего. Она умела удивлять и удивляться вот что в ней было самое существенное. Это было не простодушие. Это была власть. Власть над миром, которая простиралась до удивления – и ограничивалась им.

Ее звали Хельга.

(Ольга. Но ей больше нравилось – Хельга).

Мы с нею сразу перешли на «ты». (Вы пробовали на «вы» с колдуньей? Попробуйте. Это невозможно. И бессмысленно.)

Хельга не имела почти никакого отношения к штабу резерва. В штабе резерва, в кабинете № 18, работали ее подружки. Хельга была здесь посторонней. Она зашла похвастаться обновкой и заодно примерить, а тут вломился я…

Две девицы в униформе прекратили визги и спешно убирали в сейф воздушные лоскутки, прячась от меня за спиной Хельги. А сама она делала вид, что прячется за своим платьем.

– Понравилась тебе моя обновка? – спросила Хельга. – Меня зовут Хельга. Мои подружки. – Она кивнула на девиц.

Это были ее первые слова, обращенные ко мне. Все разговоры Хельга начинала с середины, а предисловия считала неинтересной игрой – чем-то вроде покера с открытыми картами.

Я в ответ сообщил, что меня зовут Виктор и что я ничего не успел разглядеть.

«К сожалению?» – спросила Хельга глазами.

У нее были зеленые глаза. Чуть в синеву.

«Гм…» – ответил я, глазами же.

«Это поправимо», – сказала она (глазами) и почти уронила платье, которое держала перед собой.

У нее были длинные золотые волосы – темно-золотые, чуть в медь. Они горели на ее обнаженных плечах, спадая еще ниже, но закрывали не все.

«Я должен покраснеть?» – спросил я глазами.

«Если умеешь». – Она снова подняла платье.

Подружки наконец упрятали все, что мне не следовало видеть, и Хельга, пятясь, ушла за стеллажи. В тень.

Как погасла.

– Уфф!.. – дурашливо надула щеки некрасивая подружка в очках и в униформе из магазина готового платья, с единственной нашивкой на рукаве. И вечно у нас что-нибудь с замком – то не открывается, то не закрывается, и не угадаешь!

– У тебя, – поправила красивая подружка в униформе, шитой на заказ, укороченной до верхнего и нижнего пределов, с тремя сержантскими нашивками. – Бумаги спрятала?

– Ой, нет! – подружка в очках испуганно блеснула на меня своими диоптриями, метнулась к сейфу и, опять распахнув, начала как попало запихивать пухлые папки прямо поверх лоскутков. Папки грудой лежали на шатком столе без тумб и, по моему разумению, могли бы заполнить собой два таких сейфа.

Красивая уже сидела за канцелярским столом – тем самым, который только что был постаментом для Хельги, – и возвращала на свои законные места канцелярские принадлежности, небрежно отодвинутые на край.

Хельга шелестела одеждой за стеллажами.

– Вы подсмотрели не самый большой секрет, – пошутила красивая. В шутке прозвучало, как минимум, два намека – и ни один из них мне не понравился. Я вас слушаю. Вы не ОТТУДА?

– Извините, сержант, нет. – Я усмехнулся. – Капитан резерва Тихомиров. Я тут совершенно случайно: ошибся дверью, сам себя запер. Если кабинет секретный, прошу прощения. Я ничего не видел и мечтаю выбраться. Вы меня отпустите?

– Попытаемся, – красивая вздохнула с облегчением. – Это, увы, не так просто, как вам хотелось бы… Зина, мы отпустим капитана Тихомирова?

– А он замки умеет чинить? – спросила подружка в очках. – Понимаете, господин капитан, у нас такой чокнутый замок, что если сам закрылся, то не откроешь. И наоборот. Ффу-у… – последний возглас относился к сейфу, дверцу которого она-таки сумела захлопнуть. Вся груда папок уместилась в его утробе, и только чуть выгнулась наружу боковая стенка из четырехмиллиметровой стали. У этой очкастой Зины просто исключительные способности… – Будете пробовать? – спросила очкастая Зина.

– Часа два провозитесь, – пообещала красивая. – Или три.

– И вы всегда так? – посочувствовал я. – По два-три часа?

– А у нас удобства за стеллажами, – сообщила непосредственная Зина в очках.

– Болтушка, – укоризненно произнесла красивая. – Еще один секрет выдала! Теперь вся надежда на то, что господин капитан куда-нибудь спешит… Вы спешите куда-нибудь, господин капитан? – Она сделала мне красивые глаза.

– Не так, чтобы очень, – вежливо соврал я.

У нее действительно были красивые глаза. Но не зеленые чуть в синеву, а просто голубые. У моей Ники такие же, даже лучше… Я вдруг почувствовал угрызения совести – совершенно неосновательные. Ведь я не согрешил и не намеревался.

Логика. Она слишком часто бывает бессильной, особенно в отношениях с любимой женщиной.

– А замки умеете чинить? – опять настойчиво поинтересовалась Зина.

– Тоже не очень, – опять соврал я и огляделся, ища, куда бы сесть. Сесть было некуда. Разве что на подоконник.

– Тогда вам лучше подождать, пока сам откроется, – деловито посоветовала Зина. – Возьмите стул за стеллажами… Ой, нет, я сама принесу! – и убежала за стулом.

– Вы умеете ждать, капитан? – спросила красивая.

– Да, – решительно сказал я. И опять соврал.

Мне почему-то стало наплевать на все.

Хельга за стеллажами перестала шелестеть и чем-то зазвенела – в Ашгабате так звенели монетки на столах у менял. Но это было давно, десять лет тому назад. Теперь и туда, говорят, добралась российская кредитная система…

Появилась Зина со стулом.

– Думаю, что скучать не придется, – заявил я. – У вас тут полно секретов…

– Уже почти не осталось: все тут! – Зина пнула сейф.

– Зи-на! – раздельно проговорила красивая. – Забыла?

– Это она мне позавчерашнего проснутика поминает, – объяснила Зина. Садитесь, господин капитан. Вот сюда, у стеночки, а то развалится. Это же был проснутик! – сказала она красивой. – Да еще и парамуширец. Они же все чокнутые.

– Парамуширцы? – спросил я, садясь у стеночки.

– Да нет, проснутики!

– Зи-на!

– Представляете, господин капитан, приходим с обеда – а он уже три стеллажа перерыл и в четвертом роется! Мы ему еще утром сказали, что почти все их личные дела уже ТАМ, но ведь он же чокнутый!

– Личные дела проснутиков? – удивился я. – Разве они военнообязанные?

– Да нет, парамуширцев! Он совсем недавно заболел…

– Зина, прекрати!

– Ага, – сказал я. Становилось интересно.

– Ой, а вы не парамуширец? – спохватилась Зина.

– Парамуширец, – сознался я.

– Тогда ваше личное дело ТАМ. Или тут, – она снова пнула сейф. – Но вечером ТАМ будет. Это последние, начиная с «Т».

– Зина, я тебя уволю, – пообещала красивая.

– Ой, а вы не проснутик? – опять спохватилась Зина.

– Обижаете, Зина, – сказал я. – Разве похож?

Зина серьезно оглядела меня; сначала сквозь очки, потом поверх стекол.

– Вообще-то, нет, – резюмировала она. – Не похожи.

– Проснутики редко бывают похожими на проснутиков, – назидательно сказала красивая.

Назидание было адресовано Зине, но и я почувствовал себя как на иголках. Впрочем, я умею владеть лицом. У меня была неплохая школа.

– Значит, начиная с «Т», и далее – до конца алфавита? – спросил я.

– Последний был поручик Титов, – сказала Зина. – А вы Тихомиров? Значит, вы тут.

– Последним был полковник Тишина, – уточнила красивая. – Капитан, вы говорили, что попали сюда случайно?

– Почему Тишина? – возмутилась Зина. – Титов! Я же помню, что сверху лежал Титов!

– Сверху, – согласилась красивая. – В последней папке. А снизу в последней папке лежал Тишина. Ты уже все забыла, мы их перекладывали, когда сверяли список.

– Жалко, – сказала Зина. – Значит, вы уже ТАМ. А то бы мы поискали, время есть.

Меня научили не только владеть своим лицом, но и немного читать в чужих. Красивая лгала. И боялась. Ей не хотелось открывать сейф и рыться в папках, объявленных секретными… А может быть, ей просто не хотелось рыться и боялась она не секретности, а лишней работы.

(Тишину я в очереди не видел).

– Не бойтесь, – сказал я красивой. – Зачем мне мое личное дело? Я его и так знаю.

(А вот был ли там Титов?..)

– К тому же, вы тут совершенно случайно, – добавила она, с едва заметной вопросительной интонацией.

– Абсолютно, – согласился я.

(Не было там Титова).

– А куда направлялись? В шестнадцатый или в двадцатый?

– В шестнадцатый, – соврал я. (Двадцатым был ТОТ).

– Так вы сами по себе? – спросила Зина. – Не по вызову?

– Зи-на!..

– Ох, уволят вас, Зина, – усмехнулся я. – Опять вы что-то разгласили.

– Извините, капитан, – сказала красивая. – Такая работа.

– Была работа как работа… – Зина вздохнула, снова пнув многострадальный сейф. – И вечно ОНИ ТАМ что-нибудь выдумают!

«ТАМ… – подумал я, почему-то вспомнив Парамушир. – ОНИ. А также ОНО: «кащеевы авоськи», «бармалеевы торбы» и прочая нежить… И везде-то для нее хватает биомассы!»

– А что вам нужно в шестнадцатом? – спросила красивая.

– У меня тоже своя работа, сержант.

– В шестнадцатом побелку затевают, – сообщила Зина. – Вы, наверное, подрядиться хотели?

– Вроде того, – кивнул я, благодарно глянув на Зину.

Мы помолчали. За стеллажами тоже было тихо.

– Что-то Хельга долго возится, – сказала красивая.

– Чай заваривает, – объяснила мне Зина.

– Арестантский? – пошутил я.

– Почему? – не поняла Зина.

– Ну, мы же тут заперты. Как под арестом.

– Да нет, что вы, мы в любую…

– Зи-на!

– Послушайте, сержант! – сказал я. (Обилие секретов стало меня уже раздражать). – Замок действительно сломан? Или его, все-таки, можно открыть?

– Попробуйте, капитан. – Красивая демонстративно посмотрела на часы. Ведь, все-таки, вы, кажется, спешите?

Я встал, вышел в предбанник и попробовал.

Замок был не биотический, не магнитный и даже не электронный. Он был даже не кодовый. Он был черт-те какой давности, с подпружиненной задвижкой и барабанчиком. Он открывался ключом, но только снаружи. Изнутри надо было крутить барабанчик, который уже не просто проворачивался, а вращался наподобие щедро смазанного подшипника.

– У вас есть отвертка, сержант? – спросил я.

– Не держим, – ответила красивая.

– Колесико ногтем снимается, – подсказала Зина, – а чтобы дальше разобрать, надо дверь открыть.

– Каким же образом он открывается сам?

– Ну, не то, чтобы совсем сам. Просто: покрутишь, покрутишь подергаешь, покрутишь, покрутишь…

– Ясно, – сказал я. – И так – два-три часа… Это хорошо, что удобства есть.

– Отчаялись? – спросила красивая. – Или вам действительно не к спеху?

– Действительно, – буркнул я, осторожно садясь на стул у стеночки (который был не иначе как ровесником замк`а). А едва усевшись и выпрямившись, я увидел Хельгу.

Она вышла из-за стеллажей, уже одетая для улицы – в голубовато-пепельный плащ с широкой черной оторочкой и с таким же пояском. Волосы она убрала под черную шаль с единственной вышитой на ней алой розой. Она смотрела на меня с ожиданием, о чем-то явно спрашивая глазами, но я был раздражен и не понимал вопроса.

– Виктор, ты идешь? – спросила она словами.

– А чай? – вскинулась Зина.

– Извините, девочки. Я заварила, но попейте сами. А нам пора. Идешь, Виктор?

– Я бы с удовольствием, – проговорил я. – Но…

– Тогда пошли!

Хельга повернулась и шагнула обратно за стеллажи.

А я стоял и довольно глупо вертел головой, оглядываясь то на запертую дверь, то на стеллажи, то на обеих Хельгиных подружек. Они улыбались. Разными улыбками.

– Вы знаете, – сказала Зина, – у Хельги получается просто волшебный чай. А я бублики купила…

– Идите, капитан, идите, – сказала красивая. – Вы – Хельгина добыча, а не наша.

– Добыча? – переспросил я. – Там что – зал для трофеев?

– Там налево удобства, а направо – запасной выход. Есть и еще одна дверь, но туда не надо.

– Последний секрет? – усмехнулся я.

– Вы нас недооцениваете, капитан… Идите – Хельга ждет и проводит вас. А то вы снова ошибетесь дверью и попадете не туда.

– ТУДА, – поправила Зина.

– Да, – согласилась красивая. – Первый раз вы очень удачно ошиблись дверью. Не всем так везет.

Они уже не улыбались.

– Спасибо, девочки, – сказал я.

Мне было немножко стыдно.

Глава 4. На тропе дезертиров

Дверь ТУДА была обита листовым железом и совсем недавно окрашена суриком, в пыльной полутьме на ней флуоресцировали два могучих биотических запора, врезанных тоже недавно. А за фанерной, обшарпанной дверью направо обнаружилась захламленная винтовая лестница. В юго-западной, наружной стене лестничного колодца было два обычных окна, расположенных по вертикали. Стекла в них были частью замазаны мелом, а частью выбиты и заменены разбухшим от дождя картоном. С этого края рифленые железные ступени были насквозь изъедены ржавчиной и являли собой решетку в мелкую косую клеточку. Некоторые прогнулись, одна была порвана у самой стены.

Хельга предупредила, чтобы я наступал на них осторожно, поближе к центральной опоре.

– А то как бы не загреметь, – сказала она.

– В каком смысле? – уточнил я.

– Во всех трех.

Я не тугодум, но сразу уловил только два смысла. Третий дошел до меня спустя добрых полминуты, когда я вспомнил моего денщика – сержанта Помазанника, недавно «загремевшего» в «Ключи». А сегодня почему-то оказавшегося тут. ТАМ.

Повестка… Запертый кабинет № 14… Очередь ТУДА…

Неужели все это настолько серьезно?

Папки с «парамуширцами»…

– Нет-нет! – сказала Хельга. – Положи так, как было.

С похвальным послушанием я переставил обратно к центральной опоре пустой, рассыпающийся от ветхости ящик, который только что убрал с дороги.

– Видимо, я не первый, уходящий по этой лестнице в день призыва? спросил я.

– Потом, – сказала Хельга. – Смотри под ноги.

Очередное препятствие я не стал убирать. Вместо этого я ухватился за центральную опору и перенес тело через пять или шесть ступенек сразу. Утвердился на новом плацдарме и посмотрел вниз – осталось всего ничего. Посмотрел наверх и заявил непререкаемым тоном:

– А вот здесь я тебя перенесу.

– Конечно, – согласилась Хельга. – Я так не смогу.

Она присела и положила руки мне на плечи.

Святые сновидцы! – я так давно не носил на руках женщин! Ника не в счет, я имею ввиду незнакомых женщин. Оказалось, что это занятие требует постоянного навыка… Я, конечно же, справился – и с лестницей, и с Хельгой, и с самим собой, – но при этом я сам себе напомнил моего же бедного белого слона с электрической лампочкой кое-где. Слава Богу, я, кажется, не засветился. Во втором смысле…

Теперь нам осталось преодолеть последние пять ступенек. Три из них отсутствовали: похоже, они были давным-давно срезаны автогеном. Верхняя, разорванная посередине, скалила из-под ржавчины точки свежих разломов. А на нижней громоздилась пузатая металлическая фляга, заляпанная давно высохшей краской. Пол под лестницей был тоже захламлен – лишь в полуметре от последней ступеньки, за флягой, я углядел свободный пятачок пыльного кафеля.

Кажется, на нем были следы…

До фляги вполне можно было дотянуться ногой и встать на нее, а потом уже спрыгнуть на пятачок, но Хельга сказала:

– Нет. Давай так же.

Я сделал так же – снова ухватился за центральную опору, пронес тело над флягой, стараясь не задеть ее ногами, и опустился. Точнехонько на пятачок. Ну, разумеется, я не первый! Маршрут был явно кем-то подготовлен и отработан: под носом у НИХ, и такой, чтобы с первого взгляда казался неодолимым без шума. Сунешься – загремишь. Во всех смыслах.

Ай да девочки с секретами.

«Господин капитан, как вам нравится роль дезертира? Вживаетесь, ваше благородие?»

«Стараюсь, Витенька. Приходится…»

Я проследил взглядом остаток маршрута до фанерной двери сбоку от окна (точно такой же, как наверху, но чуть поновее) и повернулся к Хельге. Она снова присела и положила руки мне на плечи, а я покрепче ухватил ее за бедра, готовясь поднять и перенести.

«Нет!» – крикнула она глазами, до боли сжав пальцы у меня на ключицах.

«А как?» – спросил я глазами.

– Надо подождать, – шепнула она. – Замки боятся…

И в ту же секунду наверху, в тупичке за тонкой фанерной дверью, один за другим протяжно всхлипнули два биотических запора. Мы окаменели, став похожими на необдуманно усложненную скульптурную группу. Коварная фляга, почти касаясь мятым боком моего колена, искушала опереться на нее. Но я уже видел, что этого делать нельзя, и терпел.

Нервная профессия – дезертир. На Парамушире было проще.

– Эй! Ареста-анты-ы! – донесся сверху довольно приятный, низкий баритон. – Тащите ключ – вызволю!

Это был обычный голос обычного человека: весьма занятого, предельно уставшего и даже слегка одуревшего от скучной, однообразной писанины, но неизменно доброжелательного и умеющего радоваться жизни. И не было в этом голосе ну ничегошеньки от парамуширской нежити, а очень много было от сержанта Помазанника – Леонтия моего Николаича, шутками да прибаутками отвечавшего на мое уставное хамство, а после той страшной ночи, когда выжгли мы весь наш второй взвод – все то, во что он превратился, хлеставшего меня наотмашь по щекам и вливавшего в меня, через сжатые мои зубы, неразбавленный спирт…

Между тем наверху пробухали в тупичок до самой фанерной двери Зинины башмаки, а следом простучали каблучки красивой, и приятный баритон проговорил с чуть насмешливой укоризной:

– Вам бы его, девочки, снять вовсе и обычный крючок навесить, из гвоздя. Или хотя бы второй ключ заказать, пусть у нас висит.

Красивая неразборчиво пошутила, а Зина добавила что-то про чай с вопросительной интонацией.

– Запах аж к нам шибает, – одобрительно сказал баритон, – и сил нет, как хочется, но не могу. Зашиваемся. А вы как – хотя бы до «фэ» дошли? Сегодня к нам и на «у» и на «фэ» подвалить могут, не подведете?

– До «я» дошли! – отчетливо сказала красивая. – Мичман Ящиц из Отдельного Парусного – он сейчас мастер на «Кибероптике». Это последний, больше нет.

– Ну? – обрадовался баритон. – Вот молодчики! Так я минут через пять подошлю, ладно? Вызволю вас – и подошлю…

Один за другим чмокнули, врастая в косяк, запоры.

Простучали обратно Зинины башмаки и каблучки красивой.

И только теперь я обнаружил, что мое колено возле фляги перестало предательски подрагивать – Хельга, сидя на корточках и наклонившись вперед, упиралась мне руками в плечи, и мы стояли, образуя что-то вроде арки.

– Давай, – шепнула она. – У меня руки устали.

– Секунду.

Я снял левую руку с ее бедра и посмотрел на часы. Было тринадцать двадцать пять – без пяти минут время явки. Еще не поздно сдаться: плюс-минус пятнадцать минут…

– Теперь давай.

Спустя две минуты мы преодолели оставшиеся полтора метра до фанерной двери. За нею оказался такой же тупичок, но с единственной дверью напротив – пластиковой… Слева и справа тоже угадывались дверные проемы увы, заложенные кирпичом и заштукатуренные.

Мы протиснулись в тупичок (тоже захламленный, хотя и не так сильно), притворили фанерную дверь и полезли дальше. Неплотно прилегающая пластиковая пропускала свет, шумы и специфические запахи с преобладанием хлорки. Я выругался. Про себя, конечно, не вслух. Последней преградой оказались два помойных ведра и швабра, прислоненная к косяку. Ведра были влажные, тряпка на швабре тоже.

– Что там? – спросил я, бесшумно убирая швабру. Я уже знал, что там.

– Сортир, потом умывальник, потом коридор.

– Сортир, насколько я помню, мужской.

– Конечно.

– Значит, я первый: посмотрю, нет ли кого.

– Есть. И не скоро выйдет… – Хельга улыбнулась и стала развязывать шаль.

– И кабинки открытые… – сказал я.

– В умывальнике тоже, – сообщила Хельга. – Много. Человек десять-двадцать.

– Да, конечно. В штабе уже полно резервистов, почти все курящие… Глупо. Я-то думал: действительно черный ход. Куда ты меня завела?

Хельга наконец развязала шаль и, тряхнув головой, рассыпала волосы по плечам, а шаль, скомкав, протянула мне:

– Держи. Или сунь в карман.

– Может быть, не стоит? – спросил я, начиная понимать ее замысел. Зачем тебе?

– Без меня ты не пройдешь мимо вахты.

– Мимо вахты я уже и с тобой не пройду. Поздно.

– Посмотрим! – И она нетерпеливо затолкала шаль в нагрудный карман моей безворотки (пуховик я отдал в гардероб).

В кармане уместилась только половина шали. Другая половина – с единственной вышитой розой – торчала наружу. Потом Хельга деловито взлохматила на темени свое червонное золото, распустила поясок и расстегнула пуговицы плаща – все, кроме верхней.

– Вперед, капитан! – приказала она, беря меня под руку и подставляя губы для поцелуя.

Я толкнул дверь левой рукой – и мы, продолжая целоваться, синхронно шагнули через ведра, уронив одно. Слева громко икнули и сказали: «О-го!» Мы тотчас отпрянули друг от дружки и ускорили шаг.

Прокуренный умывальник встретил нас одобрительным гоготом и следом за нами высыпал в коридор. Мы быстро шли, почти бежали по длинному коридору к выходу, держась за руки. Сзади неслись восторженные комментарии (кажется, я покраснел). Хельга на бегу выдернула из моего кармана шаль и сунула ее мне в руку, а метров за семь до вахты споткнулась и чуть не упала. Я успел ее подхватить.

Она висела на мне, поджав ноги и обняв меня за шею. Так и я понес ее дальше, снова целуя (не без удовольствия, почти всерьез и даже увлекаясь), но перед вахтой непроизвольно замедлил шаги. Дежурный офицер с любопытством наблюдал за нами из своего окошечка, а потом встал и распахнул дверь дежурки. Просто для того, чтобы лучше видеть? Тогда зачем у него расстегнута кобура с «першем»? Ну вот, уже взялся за рукоятку и кашляет.

Да. С ним этот фокус не пройдет. Вот если бы я был один…

Я остановился. Я же не знал, что у Хельги был не единственный фокус в запасе! О таких вещах надо предупреждать.

Она вдруг оторвалась от меня, забилась, выгнулась, локтем уперлась мне в грудь, закатила пощечину и крикнула:

– Пусти!

Я подчинился. Мне стало ясно, что она передумала, и что ей стыдно.

Хельга стояла передо мной, торопливо завязывая поясок, лицо ее пылало ненавистью и презрением.

– Дурак! – сказала она громко. – И целоваться не умеешь!

Повернулась и побежала прочь, к выходу.

Дежурный офицер захохотал.

Я слепо оглянулся на него, пытаясь запомнить лицо. Сейчас-то он на службе, и кобура расстегнута, но если его скоро сменят, а я еще буду здесь…

Из дальнего конца коридора уже подвалили недокурившие и накурившиеся зрители первого акта: перебивая друг друга, они взахлеб излагали его содержание дежурному офицеру… Я молча мял в руке Хельгину шаль, выслушивал различные версии происшедшего и медленно свирепел.

– Ну чего стал-мандал? – крикнули сзади. – Она же там без платочка! Замерзнет!

Сжав кулаки, я стал поворачиваться. Этот-то не на службе…

– Лоп-пух… – выговорил дежурный офицер (он уже заикался от хохота). – Дыг… Догоняй!

Я снова слепо глянул на него – понял – благодарно ухмыльнулся деревянным лицом и бросился догонять.

– Десять минут! – крикнул мне вдогонку дежурный офицер. – На подписание мирного договора!

– И на миротворчество! – добавили сзади. (Кажется, я узнал голос чижика-пыжика…).