Текст книги "Знакомство (СИ)"

Автор книги: Александр Раевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– В определённом смысле нет. Я знаю о главных религиях на планете достаточно много, но я также знаю, что все они – придуманные для простого люда сказки. В этом смысле я атеист. Но атеизм отвергает также любую мысль о том, что Вселенная создана чьей-то волей, а не возникла сама по себе под действием физических процессов. Вот в этом смысле я не атеист, потому что знаю, кто создал эту Вселенную и даже лично знаком с ним.

Я взглянул в его глаза и кивнул:

– Вот видите? Вы уже не верите мне. И не поверите моим доказательствам, потому что в том, как я их получил, нет ничего рационального. Но, даже если вы поверите, то как вы это предъявите суду? Вас же засмеют. В средние века это может быть и сработало бы, но не сейчас…

Он хмыкнул и покрутил шеей, как будто воротник ему давил. Так и оказалось. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Чаю хотите? – спросил я его.

– Да, было бы неплохо.

Я поднялся со стула, на котором сидел во время разговора, и отправился на кухню ставить чайник. Дядя Виталик пошёл следом за мной и устроился на табуретке возле кухонного стола. Я протянул ему два листа, исписанных с обеих сторон мелким почерком. Он кивнул и углубился в чтение.

Читал он быстро. Почерк у меня хоть и корявый, как выражалась моя мама, но разборчивый. Можно подумать у неё почерк не корявый… Уже через десять минут, я как раз наливал ему чай в отцовский стакан с подстаканником, он спросил,

– Ну и что ты сам по этому поводу думаешь? Если в суде твои доказательства не пройдут…

Я сел на вторую табуретку и потянулся за сахарницей.

– Не знаю… Вы могли бы их всех арестовать и допросить, но даст ли это что-нибудь? Пытки в нашем законодательстве не разрешены. Да и эффективность их очень сомнительна. Каждая из 57 тысяч казнённых Святой Инквизицией в Средневековье женщин, созналась под пытками о связях с дьяволом. Сами понимаете, сколько в этом правды…

Он хмыкнул и качнул головой.

– Я вижу только один путь, и я вам о нём уже рассказывал. Для меня главное при этом было бы точно определить меру вины каждого. Например, этот ленинградский посредник в обоих случаях нанимал исполнителей, которые действовали вслепую. Они не знали, для чего похищают девочек. У нас в законодательстве отсутствует статья за похищение человека, которая уже появилась в законодательствах некоторых стран на западе. Что им можно предъявить и как наказать? Статья за хулиганство?

Я передохнул и продолжил:

– И потом, что делать с трупами? Например, родственники некоторых пропавших десять лет назад девочек, до сих пор верят в то, что они живы и просто выбрали для себя самостоятельную дорогу. Другие уже смирились и успокоились. Сказать им сейчас, что их дети погибли страшной смертью? Это убьёт некоторых. Надежда, на мой взгляд, лучше, чем точное знание. Так стоит ли открывать им глаза?

Он покачал головой:

– Нет, Саша… Правда, какая бы горькая она ни была, лучше неопределённости! Дети должны быть найдены и перезахоронены. Родители будут знать – вот кладбище и здесь лежит мой ребёнок.

Я перебил его:

– А что вы будете отвечать тем, кто спросит, откуда у вас эти сведения?

Он пожал своими широкими плечами:

– Я уже думал об этом… Не такая уж это и проблема. Имена всех посредников он нам назовёт. Даже не сомневайся. Кроме того, если география его преступлений расширилась до Ленинградской, Курской и Донецкой областей, мы быстро припрём его, когда поднимем архивы Аэрофлота. Не пешком же он туда ходил. А вычислив имена посредников, которых ты нам уже здесь дал, – он потряс листами бумаги, – мы возьмёмся за них. Они у нас пойдут за соучастие. Высшую меру я им гарантирую!

Он поднялся с табуретки, снял с себя пиджак и осмотрелся, не зная куда его повесить. Я забрал его у него и пригласил пройти в комнату. Там, удобно расположившись со стаканом чая на диване, он осторожно спросил меня:

– Слушай, Саша, я ещё раз хочу спросить тебя о той фантазии…

Увидев мой удивлённый взгляд он пояснил:

– Про китайских палачей… Ты это серьёзно говорил, или просто в сердцах бросил?

Я поморщился:

– Говорил-то я серьёзно, но, если честно, не по душе мне это. Да и волокита с этими китайцами изрядная будет. Не знаю, может ещё и не решусь… Хотя сердце моё горит. Я ведь своими глазами видел, что этот зверь с девочками делал…

– Своими глазами? – выпучился на меня этот вальяжный дядька.

– А что вас удивляет? Вы уже привыкли к мысли, что ваш брат, который непременно должен был умереть, вдруг выздоровел. Вас уже перестало удивлять то, что я приручил на ваших глазах дикого медведя. Почему же вас удивляет то, о чём мы сегодня говорим, дядя Виталя?

Он саркастически усмехнулся:

– Действительно! Чему тут удивляться? – и вдруг почему-то рассердился,

– Да ты хоть представляешь, каким бредом всё это звучит для постороннего уха? Мы с женой уже который день по полночи не спим! Всё обсуждаем увиденное и услышанное! Бред какой-то! – он сердито фыркнул.

Я понимал этого дядьку. Даже Марине, самому близкому мне человеку, которая знала обо мне абсолютно всё, с трудом давались эти новые знания.

– Не обижайтесь, дядя Виталя! Это действительно сложно принять. Понять вообще невозможно. Я сам ещё очень многое не понимаю. Откуда это взялось во мне? Почему именно я? И, главное, для чего всё это мне? Что я должен со всем этим делать? Никто же не сказал!

Он хмыкнул и сердитость ушла из его глаз:

– Послушай, Саша, я уже знаю, что ты в ольском детдоме провёл какую-то акцию. Мне даже известно, почему погибли эти шестеро мальчишек. Ты их прилюдно наказал. Непонятным осталось то, что же с ними со всеми произошло. Может расскажешь чуточку поподробнее? Всё, что я знаю, отдаёт откровенной чертовщиной.

– А зачем вам? – спросил я, внезапно насторожившись, – Чтобы посадить меня? Или к трудным подросткам?

Он снова рассердился:

– Не мели чепуху! Я же сказал тебе в самом начале – хочу поговорить с тобой один на один! Это нужно мне самому, чтобы понимать, что же там в конце концов произошло. Кроме того, это дело ведёт не городская, а районная прокуратура.

– А что вы уже знаете? – осторожно спросил я.

– Многое! Я читал протоколы опросов ребятишек из того детдома. Почти все утверждают на полном серьёзе, что ты, якобы, забрал у тех ребятишек души! – он сердито фыркнул.

– Напрасно сомневаетесь, дядя Виталя! Я и в самом деле это сделал. Но вы же атеист и не верите в существование души, поэтому вам так трудно принять это объяснение. И потом, не ребятишки были там. Это волчья стая. Вы, если хотите правильно выражаться, называйте их по-другому. Ну, хоть волчатами что ли… Они все шестеро переступили черту, отделяющую людей от животных. Им нельзя было дальше существовать!..

Он хмыкнул:

– А что это за история с алиби?

Я сделал удивлённое лицо. Он нетерпеливо повторил:

– Тебя видели одновременно и в детдоме, и сидящим в школе на уроках…

Я пожал плечами:

– А откуда я знаю, что вы не используете против меня то, что я вам расскажу? Это сегодня вы добрый, потому что я веду себя правильно. С вашей точки зрения правильно. А что будет, если я поведу себя неправильно? Не, дядя Виталик… Оставьте вы эти попытки, узнать обо мне всё. Я даже своим друзьям не всё рассказываю. Всё обо мне знает всего один человек в целом свете. И это не мама…

– Понятно… – протянул прокурор, оглядываясь по сторонам, – Говоришь, мама в командировку уехала?

Я кивнул, глядя на него.

– Может у нас с женой поживёшь это время? Она тебя хоть кормить будет по-человечески?

Я помотал головой:

– Нет, спасибо! Вы что? Мама впервые оставила меня одного на хозяйстве, а вы хотите, чтобы я добровольно от свободы отказался?

– А в семье у брата моего пожил бы? – тоже усмехнулся он.

– Тоже нет! Вы же видели, что Настюха в меня втюрилась?

Теперь он рассмеялся. Хорошая у него улыбка…

– Трудно было не заметить!..

– Вот! А зачем это мне, если у меня уже девочка есть, с которой мы дружим? Ревновать будут друг друга, ссориться…

– Это Надюшка? – спросил он.

Я кивнул:

– Конечно, кто же ещё? Только вы не думайте, дядя Виталик, что её можно обо мне расспрашивать. Я сердиться начинаю, когда из-за меня моих друзей дёргают. Тут ко мне тут из центрального аппарата КГБ двоих оперативников присылали. Второго я просто отпугнул, потому что он не успел никакого вреда нанести, а первого я отправил на необитаемый остров в одних трусах.

– Кстати, – я шлёпнул себя ладошкой по лбу, – совсем про него забыл!… Надо бы его вернуть. Он же там уже два с половиной месяца прохлаждается. Сегодня же займусь! Хватит ему отдыхать!

– КГБ? – прокурор нахмурился, – Что этим-то от тебя нужно?

– А вы не догадываетесь, дядя Виталя?

Он помотал головой, не сводя с меня угрюмого взгляда.

– Я точно не знаю, но мне кажется они кое-что о моих способностях узнали. Меня же никакой сейф не удержит. И расстояния для меня нипочём. Понимаете, какие возможности для той же разведки?

– Понимаю… Ну и как ты выкрутился? Может тебе помощь какая нужна?

Я помотал головой:

– Не, дядя Виталя, спасибо! Чем вы мне против КГБ помочь сможете? Они сильнее вас… Нет, я сам. Я там двух генералов так придавил, что они теперь до самого выхода в отставку обо мне и думать забудут.

– А чем же первый провинился, что ты его на необитаемый остров отправил? И как это, отправил?

– В прямом смысле отправил. Там он сейчас. Бегает в юбочке из пальмовых листьев с самодельным копьём и ломает голову над тем, как каменный топор смастерить. А провинился он тем, что хотел в меня дротиком метнуть, в который вмонтирован миниатюрный шприц с какой-то дрянью. Он от своего начальника задание получил – доставить меня хитростью или силой. Хитрость у него в дефиците оказалась, вот он и попытался силой меня одолеть… – я вздохнул, – Думал, они отстанут, когда узнают, что посланный оперативник внезапно исчез, но ошибся. Они вскоре другого подослали. Но, видимо, почувствовали, что с первым дело нечисто было. На этот раз издалека заехали. Начали к моим друзьям с расспросами приставать: что я люблю, и что не люблю, какие фильмы смотрю, и какие книжки читаю… Я потом оперативное дело на себя посмотрел. Они даже в детской поликлинике побывали, к которой я прикреплён. Выписали все болезни, которыми я когда-либо болел…

Прокурор бросил взгляд на свои наручные часы и нахмурился. Он поднялся с дивана и протянул мне руку:

– Мне пора, Саша. Совещание запланировано. Надеюсь, мы будем видеться?

Я встрепенулся:

– Подождите, дядя Виталя! Вы же обещали в школу позвонить и отпросить меня. На целый день! – я тоже бросил взгляд на будильник. Идти в школу на последние два урока не хотелось.

Он хлопнул себя по лбу:

– Точно! Хорошо, что вспомнил! Где у тебя телефон?

Возвращение Коломийцева

Его возвращение я приурочил к тому моменту, когда Марина вернётся домой, поужинает и немного отдохнёт. Специально для неё и для Надюшки я открыл огромное окно в кабинет генерала, который послал своего незадачливого сотрудника к нам с мамой. Сам же я быстро разыскал Робинзона, который отдыхал от дневной жары на пляже, прихлёбывая из здоровенного ореха кокосовое молочко.

Я возник в трёх метрах от него. Пётр ловко, одним движением вскочил на ноги и насторожился. Его копьё осталось лежать на песке. Я усмехнулся:

– Привет! А ты в отличной физической форме! Похоже, трёхмесячный отпуск пошёл тебе на пользу…

Дядька тоже усмехнулся:

– Привет, привет… Издеваться пришёл или нож, как обещал, принёс?

Я помотал головой:

– Ни то, ни другое. Я подумал, что ты уже достаточно наказан. Хочешь вернуться домой?

Рожа старшего лейтенанта Коломийцева расплылась в улыбке:

– Спрашиваешь! Конечно, хочу!

– Я твоего начальника уже предупредил, где ты, так что, может быть, они тебя ещё к себе назад возьмут. У меня только одно условие будет…

Он насторожился:

– Какое?

– Я отправлю тебя прямо в кабинет начальника управления, и ты при этом должен держать в руках своё копьё.

Видя недоумение, написанное на его загорелой до черноты роже, я пояснил:

– Я рассказал ему, что ты сумел самостоятельно соорудить копьё, но он мне почему-то не поверил. Говорил, что это невозможно, потому что у тебя, мол, руки из жопы растут. Это его слова! Я хочу доказать ему, что он в отношении тебя сильно ошибается.

Дядька пожал своими широкими плечами:

– С копьём, так с копьём… Давай, возвращай, если уж обещал!

Он поднял с песка своё копьё и выжидательно уставился на меня. Я открыл под его ногами проход в кабинет его шефа на высоте метра от пола и резко поднял проход вверх, прежде чем закрыть, чтобы не отрезать ему что-нибудь нужное вроде головы. Тут же я вернулся домой и встал рядом с диваном, на котором расположились Марина с Надюшкой, с интересом наблюдающими за развитием событий в кабинете у генерала.

Генерал был не один. В трёх метрах от его стола вытянулся по стойке смирно высокий майор в ловко сидящей на нём форме, который как раз чётким, хорошо поставленным голосом докладывал ему что-то. Когда Коломийцев, одетый в юбочку из пальмовых листьев, гремя копьём и ожерельем из ракушек, свалился на паркет пола, начальник от неожиданности вывалился из своего кресла и упал на пол. Присел от испуга и стоявший рядом со столом майор.

Коломийцев отлично сыграл свою роль. Был бы я Станиславским, я сказал бы: «Вот теперь верю!» и лениво поаплодировал. Он мгновенно сориентировался, вскочил на ноги, подобрал упавшее копьё, вытянулся по стойке смирно, пристукнул древком копья по паркету и проорал в сторону осторожно поднявшего голову над крышкой стола начальника:

– Здравия желаю, товарищ генерал! Старший лейтенант Коломийцев прибыл из служебной командировки! Готов приступить к исполнению своих обязанностей!

Марина лопнула от смеха. Генерал поднялся на ноги, всмотрелся в дочерна загорелого, обросшего густой бородой и усами оперативника и осторожно спросил:

– Коломийцев…. это ты что ли?…

– Так точно, товарищ генерал! – гаркнул наш герой.

Начальник вышел из-за своего стола, заложил руки за спину и обошёл замершего по стойке смирно Коломийцева кругом, внимательно разглядывая его экипировку.

– А почему так одет? И что ты хотел сказать этим копьём? – спросил он, остановившись перед оперативником и подняв на него глаза.

– Как что? Этот пацан сказал, что предупредил вас обо мне… – удивился тот, – Говорит, вы не поверили, что я в состоянии самостоятельно изготовить копьё. Вы, мол, считаете, что у меня руки из жопы растут. Обидно немного, товарищ генерал…

Начальник расхохотался. Он понял мою шутку. Похлопав Коломийцева по голому плечу, он сказал:

– Разыграл тебя этот мальчишка, как ребёнка!… Развлекается, сукин сын!.. Поставь копьё там. – он мотнул головой в угол, – Мы его в музей сдадим. Вместе с бусами… На кой чёрт ты их вообще нацепил?

– Скучно там было, товарищ генерал… Вот, от нечего делать и сверлил дырки в раковинах, которые съел. Они мне календарём служили. Чтобы совсем счёт дням не потерять. Четыре раковины – один день, понимаете?

Начальник задумчиво кивнул. Он пожевал губами, качаясь с пятки на носок, не отводя взгляда от висящих на широкой груди Коломийцева бус. Вдруг он встрепенулся. Он явно о чём-то вспомнил.

– А, кстати…. где твоё служебное оружие? И где удостоверение? Потерял?

Коломийцев развёл руками и собрался уже было ответить, когда на приставной стол звучно шмякнулось удостоверение, а следом за ним с грохотом упал и пистолет, сделав глубокую вмятину в полированной столешнице. Генерал подошёл, взял в руки удостоверение, раскрыл его, мазнул взглядом по вклеенной в него фотографии с подрисованными мною усами и бородой, ухмыльнулся и небрежно бросил его обратно на стол.

Обидно! Я, между прочим, старался! Целых полчаса, высунув от усердия язык, рисовал эти усы и бороду фиолетовыми чернилами, время от времени сверяясь с оригиналом. Мой натурщик сидел на песке пляжа и задумчиво ковырялся в носу. Я хотел добиться того, чтобы фотография в удостоверении хоть немного, но напоминала оригинал. Это было то малое, что я мог сделать для человека, пострадавшего от моей нечуткости и забывчивости.

Затем пришла очередь пистолета. Генерал ловко выщелкнул обойму, патрон за патроном опорожнил её и пересчитал. Кивнув Коломийцеву, – Забирай! – генерал прошёл к своему креслу и уселся. Он поднял голову вверх, барабаня пальцами обеих рук по столу, внимательно осмотрел потолок, ничего на нём не нашёл и откашлялся. Пока Коломийцев снаряжал обойму, генерал вызвал по селектору своего адъютанта.

Вспомнив о майоре, которого переклинило от всего увиденного, генерал махнул ему рукой:

– Зайди завтра, майор. Не до тебя сейчас…. – и добавил ему в спину, – И помалкивай о том, что здесь увидел, если не хочешь продолжать службу где-нибудь за Полярным кругом. На Новой Земле как раз вакансия особиста открылась. Прежнего белый медведь сожрал. Голодные они там… Всё, ступай!

Прицелившись указательным пальцем в Колмийцева он добавил:

– Тебя это тоже касается! Даже в большей степени! Понял?

– Так точно, товарищ генерал! – гаркнул тот и добавил, – Мне, после того, что случилось, даже вспоминать об этом чертёнке не хочется!

– Вот она – людская благодарность! – горько вздохнул я, обращаясь к Марине, – Стараешься для такого, стараешься, бесплатный трёхмесячный отпуск на море ему организуешь, а в ответ такое выслушивать приходится! Вспоминать ему обо мне не хочется! А с виду вроде приличный человек…

Марина замахала на меня руками. Говорить она не могла.

Стало понятно, что ни о чём серьёзном генерал говорить не будет. Он догадался, что я за ним наблюдаю. Марина тоже поняла это. Она без сил откинулась на спинку дивана, достала из кармана халата платок и вытерла мокрые от слёз глаза и щёки.

Надюшку тоже развеселила сцена, разыгравшаяся перед нами, но она не знала подоплёку, поэтому ей было не так смешно, как её матери.

Марина устала к концу представления. Отсмеявшись, она посидела откинувшись на спинку дивана с закрытыми глазами. Моё предложение помассировать ей ноги она отвергла, сказав, что ей нужно сначала принять душ.

Марина панически боится, что я почувствую запах её пота! Она как-то раз говорила мне об этом. Потянувшись, она дотянулась до меня, обняла за плечи, прижала к себе и прижалась виском к моему виску.

– Ничего, Малыш, завтра суббота. Никуда не пойду. Буду целый день лениться. Скажу Наташке, чтобы завтракала без меня. Буду спать до десяти, а потом позавтракаю, возьму какую-нибудь книжку, завалюсь на кушетку, укроюсь пледом и буду читать… Хорошо!…

Она поднялась с дивана, потянулась, и велела мне отправлять её домой. Мы с Надюшкой остались одни.

Когда Марина ушла, Надюшка пристала ко мне с расспросами, кто такой этот Коломийцев и почему он оказался на каком-то необитаемом острове. Пришлось рассказывать всё с самого начала. С 7-го января, когда он появился в нашем доме и, после неудачной попытки уговорить меня добровольно уехать с ним в Москву, попытался метнуть в меня шприц, выполненный в виде миниатюрного дротика.

Надюшке я показал всё – от начала и до конца. Она тоже не оценила мои старания сделать фотографию в его удостоверении более похожей на оригинал, заявив, что усы получились совершенно непохожими. Так, мол, их носит легендарный командарм Будённый, а у этого дядьки они висят книзу.

Я возразил, заявив, что способ носить усы – дело сугубо индивидуальное. Будённый носит их врастопырочку, потому что ему так больше нравится. Мне, кстати, тоже так нравится, поэтому, когда у меня появятся собственные усы, я буду расчёсывать их именно так. И Коломийцеву тоже так больше идёт. Это же очевидно! Ему нужно будет только правильно их расчёсывать, тогда и у вахтёров, которым он удостоверение предъявлять будет, никаких претензий к нему не возникнет.

Надюшка сказала, что насчёт усов это абсолютная чепуха и усы врастопырочку мне совершенно не подойдут. Мы заспорили и кинулись искать в Европе магазины театральных принадлежностей, чтобы взять там взаймы накладные усы. Через пятнадцать минут поисков усы нашлись. Правда не в магазине, а в костюмерной театра им. Гоголя в Москве.

Я их наклеил и расчесал так, как их носит легендарный командарм. Мы с Надюшкой постояли возле зеркала в коридоре, посмотрели на меня со всех сторон, потом я расчесал усы книзу, и мы снова посмотрели. В итоге я вздохнул и согласился с Надюшкой, что висячие усы мне действительно больше к лицу.

Потом Надюшка отобрала у меня усы и наклеила их себе. Когда я закончил смеяться, то предложил ей в дополнение к усам примерить и красивую бороду. Вот с бородой получилась полная чепуха. После трёх неудачных попыток наклеить ей окладистую, чёрную бороду, как у Карабаса – Барабаса, мы устали.

Я посоветовал ей прямо с завтрашнего дня приступить к упражнениям, делающим лицо шире. Тогда, мол, ей можно будет наклеивать взрослую бороду, потому что детских бород не бывает. Ни в театральных костюмерных их не найти, ни в магазинах театральных принадлежностей.