Текст книги "Знакомство (СИ)"

Автор книги: Александр Раевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Достав из конверта всё его содержимое, и разместив тощую пачечку фотографий вместе с сопроводительным листком на столе, она коротко оглянулась в мою сторону и ловко заправила сам конверт в каретку машинки. Ага, – понял я, – она не хочет подписывать конверт своей рукой. Разумно! Говорят, по почерку довольно легко найти его владельца. Я в фильмах такое видел. Там это вообще на раз делалось!

Снова коротко простучала машинка, и снова вжикнула каретка, когда Марина вытаскивала уже подписанный конверт. Затолкав всё содержимое в конверт, Марина поднялась со стула и на ходу облизывая краешек конверта, распорядилась,

– Сейчас домой!

Второй экземпляр она тоже сложила и скомкав почти новый лист копирки тоже забрала его с собой. Коротко оглядевшись в приёмной, она решительно выключила свет и шагнула в квартиру. Я прошёл следом и закрыл проход…

Городская прокуратура

– Ещё не всё, Малыш! – негромко сказала Марина, – Потерпи немного. Нам осталось сделать последний шаг. Я вижу, что ты уже устал… Нам нужно попасть в приёмную городского прокурора. Сейчас я скажу тебе их адрес.

Марина тяжело опустилась на кушетку, полистала телефонный справочник, который так и остался валяться на кушетке и назвала мне адрес. Мы вместе нашли здание прокуратуры, не обращая внимания на листающего старый «Крокодил» дежурного, сидящего в вестибюле за стеклянной перегородкой с окошечком, быстро нашли номер кабинета прокурора.

Удобно! На колонне, поддерживающей потолок вестибюля, были развешаны красивые таблички с указанием номеров телефонов и кабинетов всех служб прокуратуры.

В приёмной горел свет и стрекотала пишущая машинка за приставным столом секретарши. Сама она сидела к нам боком и быстро печатала. Она делала это наверно раза в два быстрее, чем давеча Марина. Чувствуется профессионал высокого класса! Марина быстро осмотрела стол и тыкнула пальцем в большую кожаную папку красного цвета, на которой золотом были вытеснены слова «На подпись».

– Будем ждать, когда она закончит и выйдет из приёмной. Нужно подложить письмо в эту папку.

Марина устало откинулась на спину. Я упал с нею рядом и рукой нашёл её руку.

– Давай ты поспишь, а я покараулю? Говорят, даже десять минут глубокого сна приносят хороший отдых.

Марина легонько кивнула, и я произнёс ту фразу, которая так хорошо действовала на неё и девочек:

– Усни крепко и спи без сновидений! Я тебя разбужу.

Марина сильно вздрогнула всем телом и снова расслабилась. Она спала. Я подошёл к выключателю и погасил свет в спальне. Достаточно было того света, который проникал вместе с треском пишущей машинки из приёмной прокурора.

Я лёг рядом с Мариной и снова взял её за руку. Лежал, пялился в потолок, постоянно напоминая себе, что уснуть ни в коем случае нельзя, но треск машинки был настолько монотонным, что я всё-таки задремал!

Разбудила меня тишина! Машинка молчала! Я рывком сел на тахте и успел услышать удаляющийся стук женских каблуков. Стул секретарши был пуст! Я потряс Марину и она, так же, как только что я, рывком уселась.

– Она ушла! Быстрее!

Пустив окошко вокруг, мы быстро убедились, что приёмная опустела. Марина приказала:

– Стол! Папка! Открывай! Быстро!

Окно я сделал пошире, чтобы Марине было удобно действовать обеими руками. Она откинула верхнюю крышку папки, в которой уже лежала стопочка машинописных листов разного качества, украшенных фиолетовыми и синими печатями и штампами, и быстро подсунула конверт под самый нижний документ.

Закрыв папку, она поправила её положение на столе, чтобы выглядело точно так же, как было до этого. Убрав руки, Марина взглянула на меня и тихо сказала:

– Закрывай проход. Кажется всё! Нет, подожди! Проход закрой, а окошко оставь. Давай ещё немного понаблюдаем…

Я закрыл проход, сменил ракурс окошка, чтобы было видно почти всю приёмную, и мы снова замерли в ожидании. Марина потянулась, посмотрела на меня и улыбнулась:

– Ты, Малыш, кудесник! Я так хорошо отдохнула… м-м-м… Сколько я проспала?

– Не знаю… Я и сам задремал. Проснулся только тогда, когда секретарша перестала печатать. Этот стук, оказывается, так убаюкивает…

Марина поднялась, вышла из спальни, сходила в туалет и на обратном пути заглянула в комнату к девочкам. Она велела им укладываться и вернулась ко мне. Это было проделано как раз вовремя. Из коридора раздался приглушённый ковром стук каблуков. Секретарша возвращалась.

Женщина вошла, уселась было вновь за машинку, потом как будто что-то вспомнила, снова встала, взяла красную папку, подошла к двери, обитой толстым дермантином и без стука отворила её. Марина показала мне, что хочет слышать, о чём там внутри будут говорить, и я моментально переправил смотровое окошко в новый кабинет.

Кабинет прокурора города был гигантским! Огромный, полированного тёмного дерева, составленый в виде большой буквы Т, стол просто терялся на этих просторах. В дальнем углу кабинета возле одного из двух широченных окон рядом с ухоженным лимонным деревом стоял высокий, в рост взрослого человека, массивный сейф. В другом углу – низкий столик, вокруг которого расставлены три низких широких кресла, крытых мягкой на вид чёрной кожей.

Сам хозяин кабинета, не старый ещё, симпатичный дядька лет сорока, устало развалился в большом, удобном кресле во главе стола. Одет он был в просторный тёмно-синий костюм с двубортным пиджаком, все пуговицы которого в настоящий момент были расстёгнуты. Узел тёмно-синего галстука, отчётливо выделяющегося на фоне ослепительно белой рубашки, был максимально расслаблен. Верхняя пуговица рубашки расстёгнута.

Несмотря на усталое выражение лица, дядька этот смотрелся так элегантно, что я даже немного позавидовал.

Секретарша подошла к столу с правой стороны, положила красную папку на стопку других папок и извинилась:

– Простите, Виталий Сергеевич. Совершенно закрутилась из-за этой истории со складами. Сегодня все бегали, как ошпаренные! У меня ни одной минуты спокойной не было. Когда вы, наконец, подыщите мне помощницу? Я вам уже десять раз говорила, что в таком темпе долго не протяну!

– Ладно, Людочка… Найду я вам машинистку. Я уже разговаривал в кадрах. Завтра ещё раз напомню. Что там? – прокурор безразлично кивнул подбородком на красную папку.

– Ничего срочного. Просто подумала, что завтра утром будет свежая почта… Может всё-таки взглянете перед уходом?

Прокурор кивнул, кладя папку перед собой. Секретарша не уходила:

– Виталий Сергеевич, мне осталось напечатать последнее постановление. Я после этого пойду домой. Вам что-нибудь нужно?

Прокурор покачал головой, открывая папку. Мы с Мариной затаили дыхание. Секретарша развернулась и вышла из кабинета. Прокурор провожал её взглядом, пока за ней не закрылась дверь. Взгляд его был направлен явно ниже пояса женщины. Вздохнув, он опустил взгляд вниз и положил обе ладони на верхний документ. Наш конверт был толстым, не то что одиночные листы бумаги, лежавшие там до того. Наверно поэтому взгляд прокурора изменился. Он поднял всю пачку бумаг и тут же обнаружил наш конверт. Недоумённо посмотрев на него, он отклонился влево и нажал кнопку селектора. В кабинете раздался треск пишущей машинки.

– Людочка, зайдите, пожалуйста…

Секретарша вернулась в кабинет и вновь подошла к столу прокурора:

– Да, Виталий Сергеевич?…

– Что это? Откуда?

Секретарша приняла запечатанный конверт из его рук и покрутила, разглядывая со всех сторон. Она недоумённо пожала плечами:

– Понятия не имею… Я в обед просмотрела все документы на подпись. Его в папке не было… Он что, действительно там лежал?

Прокурор кивнул, нетерпеливо протягивая руку за конвертом. Секретарша вернула его, добавив негромко:

– Похоже, опять анонимка…

Прокурор снова кивнул, а секретарша наклонилась над его столом, выудила из-под кипы документов, лежащих на столе, нож для разрезания бумаг с изящной костяной рукояткой и протянула его прокурору.

Когда на стол выпали фотографии, секретарша побледнела, вскрикнула и тут же, зажав рот рукой, бросилась вон из кабинета. Марина тихо сказала мне:

– Не смотри на фотографии… Иначе не уснёшь…

Я упрямо помотал головой. Прокурор тем временем внимательно вглядывался в первую фотографию, удерживая её ногтями обеих рук. Отложив первую обратной стороной вверх, он так же внимательно рассмотрел и вторую. Цвет лица его менялся. Дядька этот багровел прямо на глазах.

Когда все три фотографии переместились в аккуратную стопочку слева от него, он так же аккуратно взял в руки машинописный листок, который полчаса назад напечатала Марина. Текст он прочитал дважды. Я следил за его зрачками. Первый раз быстро – по диагонали, второй раз медленно, внимательно. Он сделал для себя выписку в своём блокноте.

Отложив письмо в сторону, он закрыл на пару секунд глаза, а потом со всего маху ударил кулаком по столу, прорычав при этом:

– Блядь!!!..

Лицо у прокурора было злое-презлое. Я поёжился от такого потока негативных эмоций. Впрочем, он быстро, практически мгновенно, взял себя в руки. Наклонившись над селектором он нажал одну из кнопок и дождавшись бодрого: "Дежурный слушает!" – скомандовал:

– Начальника городской милиции ко мне! Пусть захватит своего зама по оперативной работе и пару оперативников! Чтобы через полчаса все сидели в моём кабинете! Кто у нас сегодня дежурит от криминалистов?

– Фёдор Игнатьевич…

– Отлично! Пусть пулей летит ко мне! Да! Скажи ему, чтобы захватил перчатки. Всё! Выполнять!

Прокурор встал и в нетерпении забегал по кабинету. Вспомнив о чём-то, он открыл дверь приёмной и крикнул туда:

– Зайдите ко мне!

Когда секретарша вошла, испуганными глазами глядя ему в лицо, он коротко приказал:

– Бросайте все дела. Я сейчас набросаю постановление о проведении обыска и задержании. Нужно срочно отпечатать. Я вам потом отгул дам! Наконец-то первые следы этого изверга появились! Да ещё какие следы!

Прокурор пробежал к своему столу, схватил блокнот и сверяясь с информацией из письма Марины, быстро набросал текст. От усталости на его лице не осталось и следа. Дядька этот снова был полон сил и энергии. Вырвав листок из блокнота, он протянул его подбежавшей следом секретарше, и та мигом исчезла.

Затем, не вставая с места, он схватил трубку красного телефона и нетерпеливо набрал короткий номер. Секунд через пятнадцать он улыбнулся невидимому собеседнику и вальяжно спросил:

– Не спишь ещё?… Послушай, не подскажешь, кто из твоих архаровцев ведёт дело с изнасилованием и убийством несовершеннолетней?… Да, то самое, двухгодичной давности… Угу… А кто занимается попыткой похищения девочки?… Да, декабрьское… Он же? Прекрасно!.. Да, новые факты по обоим делам появились. Хочу сегодня уже группу послать к подозреваемому… Да, вот так! Не было, не было, а тут вдруг раз – и появился… Ладно, извини, что побеспокоил. Спокойной ночи. Жене привет…

Он положил трубку на аппарат и тут же, как по мановению волшебной палочки, выражение лица его изменилось со спокойного и вальяжного на хищное. Он нажал на кнопку селектора и, после того как дежурный ответил, резко бросил:

– Поднимай следователя Самойлова! Через полчаса он должен сидеть у меня в кабинете. Бодрый и весёлый!

– Он за полчаса не успеет добраться, Виталий Сергеевич! – раздался искажённый селектором голос, – Он же рядом с портом живёт…

– Высылай за ним машину! Всё! Выполнять!

Марина облегчённо вздохнула и откинулась на спину. Я лёг с ней рядом, и она повернула ко мне лицо и подмигнула.

– Давай-ка я чайник поставлю. Пока они все соберутся, мы хоть чаю попьём. У меня что-то в горле пересохло.

Она рывком поднялась с кушетки, но тут дверь кабинета прокурора бесшумно открылась и вошёл пожилой мужчина в мятом-премятом сером костюме. Голову мужчины украшала лысина в венчике седых волос. Лицо его, казалось, состояло из одних морщин. Кроме носа, разумеется.

– Вызывали, Виталий Сергеевич?

– Да, Фёдор Игнатьевич, проходите! Смотрите, что я с сегодняшней почтой получил. – он пальцем указал на стопочку фотографий, лежащих на столе. – Наденьте перчатки.

Последнее было лишним, потому что Фёдор Игнатьевич уже натягивал на свои руки с узловатыми пальцами тонкие, резиновые перчатки, которые он выудил из бокового кармана своего пиджака. Прокурор поднялся со своего места и отошёл к торцу стола, а Фёдор Игнатьевич обошёл его кресло и, не касаясь стола, склонился над фотографиями.

– Тот самый насильник и живорез, которого мы уже два года ищем. – Пояснил прокурор. – Фотографии и анонимку, которая пришла вместе с ними, я вам сейчас отдать не смогу, а вот конверт можете прямо сейчас забирать. Я понимаю, фотографии не на глянцевой бумаге, но всё же, может, сможете мне хоть один пальчик найти, а?

В голосе всесильного прокурора слышались просительные нотки. Фёдор Игнатьевич осторожно держал в руках верхнюю из фотографий, и рассматривал её через сильные очки, которые он достал из нагрудного кармана и ловко водрузил на нос. Он покачал головой:

– Я, конечно, посмотрю, но шансов мало. Я бы вообще запретил выпускать у нас в стране матовую фотобумагу!

Он аккуратно уложил фотографию на место и выпрямился:

– Поздравляю, Виталий Сергеевич! Нашли его всё-таки! Кто он таков?

– Судя по письму, учитель физкультуры в школе… – пожал широкими плечами прокурор, – Проверим… Очень хочется прямо сегодня с ним потолковать…

– Вы собираетесь давать эти фотографии кому-нибудь в руки? – Озабоченно спросил старик криминалист.

– Да, придётся… Сейчас сюда явятся начальник городской милиции со своими оперативниками. Мне нужно будет показать им его лицо…

– Тогда я сейчас принесу целлофановые конверты, чтобы они мне последнее не испортили. Я мигом! Не давайте их никому в руки, пока я не вернусь!

Старик крутнулся на одном каблуке и почти бегом выбежал из кабинета.

Совещание у прокурора

Марина всё-таки успела приготовить чай, до того момента, когда за полированным столом в кабинете городского прокурора собрались все приглашённые. Я сбегал на кухню и принёс табуретку, на которую Марина поставила наши кружки. Если бы дело не касалось непосредственно нас, то было бы полное ощущение, что мы с нею смотрим фильм по телевизору.

Заседание было кратким. Прокурор перебросил пачку фотографий, уже лежащих в прозрачных целлофановых конвертах, толстому полковнику в милицейским синем кителе и кратко сказал:

– Поступила информация и даже некоторые вещественные доказательства по делу, которое висит на нас уже два года. Дело ведёт следователь прокуратуры Самойлов. Судя по полученной информации, разыскиваемый нами преступник замешан, прямо или косвенно, ещё в нескольких преступлениях подобного рода. На тех фотографиях, товарищи, которые вы сейчас увидите, он снят на фоне трупов трёх жертв. Экспертиза покажет, имеем ли мы дело с несовершеннолетними девочками, но как минимум одно преступление было совершено у нас и убитая была именно несовершеннолетней. Раздайте фотографии, полковник! Товарищи, прошу вас обращаться с ними предельно осторожно! Они ещё не прошли дактилоскопию. Я показываю их вам для того, чтобы вы рассмотрели лицо подозреваемого.

Он проследил взглядом, как фотографии разошлись по рукам. В кабинете повисло тяжёлое молчание. Лица присутствующих мужчин окаменели.

– Согласно полученной информации подозреваемым является некий гражданин Чумак Николай Степанович. Проживает на улице Профсоюзной, дом 14, квартира 25, – все присутствующие склонились над своими блокнотами, записывая полученную информацию.

– Время позднее, поэтому буду краток. Необходимо произвести задержание и обыск в квартире подозреваемого. Согласно полученной информации, он хранит дома несколько фотоальбомов с фотографиями своих жертв. Естественно, они нам необходимы, как вещественные доказательства преступлений, но обыск следует провести предельно тщательно! Всё подозрительное немедленно приобщать к делу! Я надеюсь на вашу въедливость Самойлов!

– Фёдор Игнатьевич, вас я попрошу заняться этим анонимным письмом и фотографиями! Не сегодня, но завтра постарайтесь выжать из них всё! Очень меня интересует этот анонимщик. Не подельник ли он? Уж больно хорошо информирован…

Я посмотрел на Марину, напряжённо слушающую речь прокурора, но она, заметив мой взгляд, лишь нетерпеливо отмахнулась.

– Я заканчиваю, товарищи. В этом деле всё должно быть очень тщательно. Особенно это касается работы с понятыми. Они должны видеть всё! Чтобы потом комар носу не подточил! И ещё, товарищи, я понимаю ваши чувства, но прошу вас быть сдержанными. Мне этот упырь нужен здесь живым, здоровым и, желательно, с целой шкурой! На этом всё. Приступайте, товарищи!

Прокурор поднялся, а за ним поднялись и все остальные. Сдержанно переговариваясь, мужчины потянулись на выход.

***

Задержали Николая Степановича через час с четвертью. Оперативники управились бы и быстрее, но заминка вышла с понятыми. На часах уже было без пятнадцати двенадцать, когда две машины припарковались за три дома от того места, где жил физрук. Участковый и трое оперативников городского отдела милиции разбежались в разные стороны, выглядывая окна, которые ещё светились и, следовательно, люди там не ещё спали.

В итоге только через полчаса были найдены двое, согласившихся присутствовать при обыске. Само задержание произошло достаточно буднично. Соседка из квартиры, расположенной этажом ниже, позвонила в дверь 25-й квартиры и дождавшись вопроса, – Кто там? – заголосила в закрытую дверь,

– Николай Степанович, это Зина! Ваша соседка снизу! Вы нас заливаете! У меня уже вода по стенам бежит! Откройте, пожалуйста!

Когда в замке загремел ключ, Зину аккуратно под локотки подняли в воздух и переставили подальше. Николай Степанович получил ослепляющий удар в лицо, от которого он опрокинулся на спину. Через десять секунд он уже сидел на стуле посередине своей комнаты. Руки его были скованы за спиной наручниками.

Он ещё не отошёл от удара, когда в квартиру вошёл следователь Самойлов с кожаной папочкой в руках, тот самый, которому я в своё время передал приметы Волги, подобравшей с места преступления Фиксатого… Следом за ним участковый привёл двух понятых, которые тут же прислонились к стенке возле двери прихожей. Это были мужчина и женщина. Оба возрастом примерно лет сорок. И тот и другой из рабочих. Женщина со страхом уставилась на кровоточащий нос нашего физрука.

Самойлов, убедившись, что все кто нужно, находятся на местах, встал напротив сидящего на стуле физрука и весело начал:

– Николай Степанович Чумак?

Тот кивнул и выпрямился на стуле.

– По какому праву… – начал было он, но Самойлов его перебил.

– Вы подозреваетесь в совершении преступлений, ответственность за которые предусмотренна следующими статьями уголовного кодекса РСФСР… – он протараторил номера чуть ли не десятка статей.

Видимо, чтобы понятым было понятно, о чем идёт речь, он повернул голову в их сторону и пояснил:

– В переводе на русский язык – совращение несовершеннолетних, изнасилование и убийство…

Женщину передёрнуло. На лицо физрука медленно наползала бледность, лоб его покрылся мелкими капельками пота.

– Вот постановление о проведении обыска в вашей квартире, – следователь достал из папочки и подержал перед лицом физрука лист бумаги, потом отвернулся от него и скомандовал:

– Фёдор Игнатьевич, приступайте! Сделайте мне, пожалуйста общий вид комнаты, ну и, как обычно, состояние мебели и других предметов. – он глянул на свои наручные часы и сделал запись в блокноте.

Пожилой криминалист приступил к фотографированию. Некоторое время в комнате царила тишина, прерываемая только щелчками затвора громоздкого фотоаппарата и скрипом сапог переминающегося с ноги на ногу участкового. Он стоял рядом с понятыми. После каждой вспышки у меня в глазах долго плавали зайчики, поэтому я зажмурился и не открывал глаз до тех пор, пока не услышал голос криминалиста,

– Я закончил.

Новое распоряжение Самойлова:

– Приступаем к обыску, товарищи! Прошу все непонятные или подозрительные предметы, показывать понятым и ко мне на стол. Начинаем вдвоём одновременно обе стены от окна.

Первым отозвался оперативник, который как раз сейчас осматривал этажерку. Он выпрямился и в руках его оказался тот самый альбом с жёлтой, бархатной крышкой. Едва открыв, он его тут же захлопнул и повернулся к понятым.

– Подойдите, товарищи…

Поднялся из-за стола и Самойлов. Он не стал подходить близко, но вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что привлекло внимание оперативника.

– Вот, товарищи, фотоальбом с обложкой жёлтого цвета. Я сейчас покажу вам, какие фотографии содержит его первая страница, – с этими словами он откинул крышку, и головы понятых склонились над альбомом.

Голова тётки дёрнулась, как от удара, и она на ватных ногах, пошатываясь, отошла к стене. Второй понятой тоже поднял глаза от альбома и с ненавистью уставился на сидящего на стуле физрука. Тот глядел в пол. Самойлов пощёлкал пальцами, требуя отдать альбом ему.

– Приобщается к делу. Фотоальбом номер один. В обложке жёлтого цвета. Альбом содержит… – Самойлов быстро пролистал альбом, про себя считая фотографии, – Альбом содержит тридцать две чёрно-белых фотографии формата 9 х 12. На фотографиях изображена незнакомая обнажённая девушка, по виду несовершеннолетняя. На некоторых фотографиях изображён мужчина, внешним видом напоминающий подозреваемого гражданина Чумака. На последней фотографии альбома мужчина, внешним видом напоминающий гражданина Чумака, сидит на корточках над трупом той же самой девушки, которая лежит на правом боку, лицом к нам. Судя по фотографии горло девушки перерезано.

Раздался глухой звук падения. Тётка понятая не выдержала этих подробностей и упала в обморок. К ней кинулся участковый, лицо которого тоже было бледным. Раздался голос Марины,

– Всё, Малыш, ты видел достаточно! Поставь этому ублюдку свою метку и закрывай окно. Это не для детской психики.

***

Перед тем, как отправить меня умываться перед сном, Марина сказала:

– Знаешь, Малыш, ты не рассказывай пока никому об этом изверге. Ни Надюшке, ни Натке. Что-то побаиваюсь я за их психику… Потом сами узнают. – и добавила. – Я им запретила часики дарёные в школу носить. Как они объяснят, если кто-нибудь спросит, откуда у них дорогие дамские часы да ещё французские? Я посмотрела на циферблат – какая-то «Сейко». Даже не слышала о такой марке… Ты, Малыш, если подарки какие-нибудь делаешь, не забывай, что у нас в стране не всё купить можно, ладно?

Геннадий Васильевич

Сегодня суббота. Проснулся я от звяканья тарелок и звука льющейся в раковину воды. Дверь в спальню Марина намеренно оставила открытой, чтобы мы, я и Надюшка, от этих бытовых звуков постепенно просыпались. По субботам она всегда так делала. Я потянулся под одеялом, скосился одним глазом на окно спальни, понял, что ещё темно, как ночью, и, удостоверившись в этом, бодро вскочил с кровати, проделал в хорошем темпе пару махов руками и ногами и рысью кинулся в ванную.

Когда я, уже умытый и одетый к завтраку зашёл на кухню, Марина сидела на своём месте за кухонным столом и курила. Рядом с хрустальной пепельницей стоял её любимый подстаканник, с тонкостенным стаканом, сквозь стенки которого рубиново светился крепко заваренный свежий чай.

Марина курит редко. Обычно только тогда, когда настроение у неё неважное или когда сильно устаёт. Но улыбка, с которой она встретила моё появление на кухне сегодня, говорила скорее о другом. Она выглядела отдохнувшей и настроение у неё было прекрасным. Даже подмигнула мне:

– Проголодался? – я кивнул, улыбнувшись в ответ.

– Садись, сейчас кормить тебя буду!

– А как же Надюшка? Может разбудить её?

– Не нужно. Пусть ещё поспит. Вам обоим сегодня всё равно только к третьему уроку.

И тут я вспомнил весь вчерашний день и, особенно, ночь. Действительно, физрука мы, скорее всего, больше не увидим. В школе никто не знает об его аресте, а значит вовремя найти ему замену вряд ли получится.

Завтракал я сидя на тёплом валуне и глядя на спокойное море. В двух метрах от меня устроилась Марина. Я рассказал ей, как Надюшка недавно использовала Тигру в качестве диванной подушки и она, посмеявшись, тоже захотела попробовать так же.

Марина привалилась боком к мохнатому животу тигрицы и, закинув правую руку ей на спину, ласково перебирала пальчиками густую шерсть на её шее. Тигра жмурилась от удовольствия. Марине тоже было хорошо. Уголки губ её были приподняты в лёгкой полуулыбке, тонкие ноздри подрагивали. Она вдыхала напитанный ароматами моря и леса на горе влажный воздух. Марина смотрела на море, изредка благосклонно поглядывая то на меня, то на Тигру.

***

Дожидаться пробуждения Надюшки я не стал. Уже несколько дней не давала мне покоя мысль о доме на острове. Нам с МАриной и девочками нужно надёжное укрытие на случай опасности! Я уже давно понял, с кем мог бы об этом поговорить. Геннадий Васильевич – наш трудовик! Прошлым летом, когда я остался в городе на попечении Марго, мы как-то сошлись с ним. Он вступился за меня, когда я случайно ввязался в одну драку на площадке позади школы. Точнее, не вступился, а увёл меня оттуда, потому что мне его помощь не очень-то была и нужна.

В тот день мы с ним довольно долго разговаривали в пустой школьной мастерской на разные серьёзные темы, и я проникся к нему уважением и доверием. Серьёзный и умный дядька. С тех пор я довольно часто захожу в мастерскую, просто побыть с ним рядом или поболтать. Моя компания его, похоже, тоже устраивает.

Мне повезло. Геннадий Васильевич оказался на месте и был не занят. Он сидел у себя в маленьком кабинетике при мастерской, пил чай и читал свежую «Правду». Меня удивило то, как он обрадовался моему приходу. Он дядька вообще-то сдержанный и даже немного угрюмый. Кроме меня у нас в школе его улыбку не видел, пожалуй, никто.

– А, Саша! Ну заходи, дорогой, заходи!

Он даже выбрался из своего самодельного кресла, обогнул письменный стол, за которым читал газету, подошёл и положил руку мне на плечо. Мне кажется, что такого проявления чувств не знала даже его жена, если таковая у него вообще имеется. Как-то так получилось, что о его семье мы с ним ни разу не говорили.

– Снимай шубу, садись! Рад тебя видеть в добром здравии! Очень переживал за тебя.

Я тут же вспомнил, что мы с ним действительно не виделись уже больше месяца. Меньше, чем через неделю после последнего урока труда в начале декабря случилась та история с Наташей, после которой я попал в больницу. Потом пришлось долго отлёживаться дома, а затем наступили зимние каникулы.

Не спрашивая моего согласия, Геннадий Васильевич выудил из тумбочки, на которой стояла плитка с чайником, чистый гранённый стакан и налил мне полстакана густого, непрозрачного чаю. Я ему уже говорил как-то, что такой крепкий чай, да ещё без сахара, я пить просто не в состоянии, но он, видимо, забыл об этом. Пришлось принять стакан из его рук, поблагодарить и чуть-чуть пригубить, чтобы не показаться невежливым.

Заметив, как я поморщился, Геннадий Васильевич усмехнулся:

– Пей, пей… Это непростой чаёк. Я в него кое-какие травки добавляю, которые здесь не растут. От них в голове просветление наступает. Ты ведь не просто так пришёл? О чём-то поговорить хотел?

Я кивнул:

– Ну да… У вас время есть?

– Есть, Саша. Для тебя у меня всегда время есть! Только, прежде чем ты начал… Запомни, если бы я был твоим отцом, то гордился бы тобой! А так, я просто рад, что жизнь вновь свела меня с человеком, сила духа которого изменила жизнь на этой планете чуть-чуть к лучшему. Это дорогого стоит. Не красней, это не похвала. Поверь, я знаю о чём говорю…

Он действительно смутил меня. Что это с ним? Вот уж от кого не ожидал пафосных слов, так это от него!

– Да ладно, Геннадий Васильевич… – заныл я, – Чего вы начинаете?… Думаете, я не трусил? Ещё как!

– Это неважно, Саша! – перебил он меня, – Страх боли и смерти заложен настолько глубоко в природе человека, что окончательно победить его без применения вспомогательных средств просто невозможно. Важно другое. Важно, что тысячи людей в этом городке – мужчин, женщин и детей – узнали, что невозможное всё-таки возможно! Что маленький и тощенький мальчишка может одолеть двух взрослых, сильных бандитов! Важно, что добро победило зло! Важно, что люди узнали, что большое и сильное добро может умещаться в маленьком и слабом теле, делая его стократно сильнее!

Он покачал головой, задумчиво глядя на свою кружку, стоящую на столе.

– Нет, Саша… Ты ещё маленький, поэтому просто не в состоянии понять всю значимость своего поступка. Просто поверь, этим ты нанёс злу такой удар, который по значимости может сравниться с поступком Саши Матросова, твоего тёзки…

Он поднял взгляд на меня:

– Ну, да ладно… Ты ведь не об этом хотел со мной поговорить?

Я облегчённо выдохнул, радуясь смене темы. От смущения у меня даже вспотела спина.

– Конечно, не об этом! Геннадий Васильевич, скажите, вы когда-нибудь строили дома?

– Доводилось… – солидно кивнул он, протягивая руку за своей кружкой.

– Не можете немного рассказать? Например, какой строительный материал лучше всего подходит?

Он ответил не задумываясь:

– Мрамор…

– Мрамор? – удивился я. – Почему мрамор?

– В жарком климате, лучше всего строить дома из камня, а мрамор наиболее красивый из них. И легко обрабатывается. Ты ведь о доме для Марины Михайловны говоришь?

Я машинально кивнул, всё ещё не понимая, как можно использовать мрамор при строительстве дома. Мне доводилось бывать в музеях Москвы, где полы выстланы мраморными плитами, но это ведь только полы. А из чего делать стены? А потолки? Тоже из мрамора? Он ведь тяжёлый. Камень всё-таки…

– А почему именно мрамор?

И тут до меня дошло, как он сформулировал свой вопрос! Я растерялся.

– Постойте, а откуда вы знаете о Марине Михайловне? Вы разве знакомы?

Геннадий Васильевич серьёзно смотрел на меня. Потом кивнул какой-то своей мысли и произнёс:

– Нам с тобой обо многом нужно поговорить, Саша. Разговор может занять достаточно много времени, поэтому давай-ка устроимся поудобнее. Пошли со мной…

Он встал, выбрался из-за своего стола, протиснулся мимо меня к двери и вышел в мастерскую. Я, как заколдованный, двинулся вслед за ним. Геннадий Васильевич огляделся по сторонам и, убедившись, что мы в мастерской по-прежнему одни, открыл… проход! В том что это был точно такой же проход, какие научился открывать я сам, не было ни малейшего сомнения!

Геннадий Васильевич оглянулся на меня и приглашающе мотнул головой:

– Заходи! Здесь я живу…

Дворец

Я стоял с открытым ртом, озираясь в огромном круглом зале с полом, составленным из полированных мраморных плит различного оттенка, образующими сложный геометрический узор. Высокий куполообразный потолок поддерживали изящные колонны розового мрамора, расставленные вдоль стен и отстоящие от них на расстоянии примерно трёх метров. В просветах между некоторыми виднелись украшенные резьбой высокие двустворчатые двери тёмного дерева.